На мосту (джен)

— Но когда-нибудь всё равно придется выйти… — молодой человек говорил это скорее самому себе, чем стоящему напротив Уолтеру.

— Мама, неужели ты всё ещё злишься на меня? Хочешь оставить вновь? — говоривший не сводил безумно блаженного взгляда с предмета своего обожания. Генри не узнавал убийцу, казалось, перед ним предстал ребёнок, а не взрослый парень. Глаза метались в сомнении, речь несвязно слетала с губ, а сам он изображал нечто неустойчивое и потерянное. В сердце Салливана рождалось недоверие, которое и являлось причиной таких резких перемен.

— Нет, вовсе нет… За что мне на тебя злиться? — выставив руки вперёд перед напиравшим с вопросами Уолтером, успокаивал Таунсенд. Хотя самого перекосило внутри от собственных слов.

«Ты серийный убийца, забравший у меня Айлин! Слова «злюсь» здесь недостаточно! Я презираю тебя! Ненавижу! И лишь заставляю себя терпеть!»

— Тогда почему ты так смотришь на меня? В твоих глазах холод и презрение ко мне… — голос звучал потерянно, предвещая срыв.

— А как по-твоему мне на тебя смотреть? — настороженно поинтересовался Генри.

— Но… я убивал, чтобы ты проснулась, мама… Я же уже говорил… — обида исказила обезумевшее лицо.

Он уже не мог держать себя в руках.

— Мама! За что ты мучаешь меня?! Мамочка! — голос сорвался хриплым криком, а сам Салливан повалился на пол. Подобный поворот был для Таунсенда неожиданностью.

— Всё ради тебя! Ради тебя… Не бросай меня! Я исправлюсь! Пожалуйста!

«Это мой шанс! Главное не совершить ошибку!»

— Тише, тише… Посмотри на меня, слышишь? Посмотри… — Генри, опустившись на колени рядом с убийцей, положил свои ладони на его плечи, — Ты говоришь глупости, у меня и в мыслях не было бросать тебя.

— Тогда зачем уходишь?!

— Я хочу осмотреть город, понимаешь? Что-то уже стучится в дверь, а снаружи творится необъяснимая чертовщина, похожая на кошмар. Твою «маму» это сильно беспокоит, — молодой человек старался говорить твёрдо, ведь раньше это срабатывало, подобный тон хорошо действовал на Салливана. Не повышая голоса, уверенно объяснять свои действия.

— Снаружи кошмар, а здесь грёзы… — незамысловато ответил Уолтер, прижимаясь щекой к чужой руке.

Генри, после услышанного, некоторое время сидел неподвижно, не зная, как реагировать. Скажи он что угодно, всё могло вывести из себя обманчиво затихшего убийцу. Его непредсказуемое поведение заставляло попотеть молодого человека, пытающегося сообразить свои дальнейшие доводы в пользу короткой вылазки из квартиры. Он и сам понимал, что долго там пробыть самостоятельно не сможет, но вместе с Салливаном его шансы увеличивались. При условии, конечно, что оный будет на его стороне.

— Я перестану держать на тебя обиду, если будешь слушаться, понимаешь? — он взял в свои ладони лицо сидевшего напротив убийцы. — Если любишь «маму», докажи ей это своей преданностью и покорностью…

В комнате повисла тишина. Он уже корил себя за только что сказанные слова, которые, по его мнению, были довольно наглые и самонадеянные. Но, как ни странно, это сработало.

— Я всегда был и буду предан тебе и лишь тебе одной! Мамочка! — Уолтер на радостях заслужить прощение захлёбывался в собственных словах, — Мамочка… — только и было понятно из его несвязной речи.

«Поздравляю тебя, Генри, с материнством!» — самоиронично выдохнул молодой человек.

Дабы закрепить за собой успех, он даже решился прижать убийцу к своей груди и обнять. Отчего внутренне, правда, испытывал двоякое чувство победы и несуразности происходящего.

Прошло несколько минут, прежде чем парень решился нарушить «счастливую идиллию». Он сам еще полностью не мог понять, как ему удалось «приручить» Уолтера, но сердце скребли сомнения. Один неверный шаг, одно лишнее слово, сказанное невпопад и дружелюбие, установившееся между ними каким-то чудом, исчезнет.

— Я хочу выйти на улицу осмотреться и мне бы не помешала твоя поддержка, — произнес он таким же степенным, но не требующим отказа, голосом, попутно помогая Салливану подняться с пола.

— Конечно, мама.

На лице парня изобразилась непомерная радость, ведь теперь у него был шанс получить прощение и признание матери. Поначалу Уолтеру было странно слышать укоры в свою сторону из-за убийств, но теперь пришло понимание — его мать, это светлый во всех смыслах человек, даже нет, это божество. А если так, то и он сам должен соответствовать ее требованиям. Иначе она не подпустит к себе, не позволив раствориться ему в своих ласках.

— Тогда идем, медлить незачем, — поторопил молодой человек.

Захлопнув за собой дверь, они направились к лестнице. К удивлению парня, комнаты 301 в коридоре не оказалось, но он всеми силами старался не подавать вида. Ведь все это время Уолтер не сводил с него своего восторженного взгляда.

Дух перехватило, когда перед Таунсендом возникла дверь на улицу. Это волнение, от которого было не по себе, настораживало. В памяти воскресли и пронеслись перед глазами жуткие воспоминания о чудовище, что преследовало Генри по туманным улочкам. О потерянном городе, молчание которого сводило с ума и о Салливане…

«Ну, хотя бы последний теперь относительно не опасен. Что не может не радовать…», — на лице появилась едва заметная улыбка, которой молодой человек пытался себя успокоить. А посмотрев на спутника, стоявшего рядом, и вовсе замирился со своим спонтанным страхом недавно пережитого кошмара.

— Будь рядом со мной, иначе потеряем друг друга в таком тумане, — а после, немного поразмыслив, добавил, — И не кричи, мало ли кто тут ещё бродит, привлекать к себе внимание нам не стоит.

— Хорошо, мама! — оживлённый и бойкий ответ Уолтера даже немного рассмешил Таунсенда.

Улица встретила их своим мнимым спокойствием, вводящим поначалу в заблуждение напущенной безобидности. Тишина, холод и безмятежность сквозили сквозь белое марево. Но именно эта двойственность порождала настороженность в Генри, ведь он уже один раз видел, какое чудовище скрывает за своей бесстрастной маской этот город.

А если копнуть ещё глубже, то и он сам ощущал здесь некое двуличие. Одна сторона — замкнутая и задумчивая, хорошо ему известна, другая — неконтролируемая и неизвестная совершенно. Какой-то всплеск, буря эмоций, ничего другого на ум не приходило, чтобы объяснить своё поведение в этой грани. Он не хотел знать себя такого.

Некоторое время блуждания по забытым улицам сопровождалось молчанием. Молодому человеку казалось, скажи хоть слово, и оно разлетится по воздуху, став слышным для всех.

— Здесь открытая дверь, мама, — тихо позвал Уолтер, поманив рукой. Таунсенд последовал за ним следом, стараясь не отставать.

Это был когда-то давно обжитый дом, но теперь заброшенный и всеми забытый. Зайдя внутрь, молодой человек ощутил толику защищённости в закрытом пространстве. Можно было немного перевести дух от своего назойливого воображения, что обрисовывало в свои краски всё, что плохо лежало.

Старая мебель источала пыльный запах, выцветшие обои местами облезли, оголяя серые стены, а пол прогнил, скрипя под каждым шагом.

— Ты знаешь, где мы? Что это за место? — решился, наконец, поинтересоваться Генри о наболевшем. У него были сомнения насчёт телевизионной рекламы, что довелось сегодня услышать. Далёкие воспоминания слишком разнились с увиденным сейчас.

— Это городок Тихий Холм, — отозвался Салливан, разглядывая старый проигрыватель, — Какой патефон, я такие видел только на картинках, — добавил он, ни к кому не обращаясь.

— Ты уверен, что это именно тот город? — с боязнью на сердце, спросил молодой человек.

— Да, мамочка, тем более так вещал телевизор, а он ничего просто так говорить не станет, — при этих словах Уолтер многозначительно поднял указательный палец вверх.