На мосту (джен)

Этот сон мне приснился довольно давно, но, как ни странно, запечатлелся в моей памяти отчётливо на многие годы вперёд. Начинался он, как и любые другие сны, неприметным маревом из забытых воспоминаний — лёгкостью, будто из сказочных грёз, глупыми страхами да непомерным любопытством. Я бродил по знакомой улице среди домов, возле которых прошло моё детство, и без какой-либо задней мысли радовался солнечному дню.

По правую сторону дорожки были разбиты ларьки-палатки, где торговали всякими пустыми безделицами, а вокруг, по обыкновению, толпились зеваки и прочий люд.

Меня никогда подобное не интересовало в реальной жизни, я всегда проходил мимо, не удостаивая даже взглядом мелочные лавки дешёвого мусора. Но сон на то и сон, чтобы быть неожиданным для своего хозяина. Ноги привели меня в неведомую лавочку, что наподобие шатра, была разбита вдоль дороги. Внутри неё отсутствовали посетители, и это не могло меня не порадовать. Мне никогда не нравилась толкотня и сутолока. В глаза тут же бросились цветные обложки, глянцевые блики и зайчики от всевозможных оберегов да брелоков. А на заднем плане маячил сам продавец, заискивающе заглядывая мне в глаза.

— Что-то интересует? — спросил он, как спросил бы любой другой торговец на его месте.

Я хотел уже было буркнуть себе под нос первую, пришедшую мне в голову отговорку, но замер. Книги, разложенные на столах да брошюры, безделицы, и собственно говоря, вся атмосфера внутри, были какими-то чуждыми.

На обложках красовались непонятные символики с раздутыми от пафоса заголовками, люди в потерянных позах и с блаженными лицами, картины неизвестных мне событий. Ото всего увиденного меня слегка передёрнуло; ещё не понимая, куда попал, я наитием чувствовал подвох.

— Так что? — вновь раздался голос продавца.

Я удивлённо поднял глаза в его сторону. На меня в ответ колким стеклянным взглядом смотрело одурманенное лицо.

«Фанатик!» — вспыхнула мысль, а на душе заскребли кошки.

— У нас большой выбор познавательной литературы и все по приемлемой цене, — не отводя глаз, елейно произнёс он, разливаясь в блаженной улыбке.

— Познавательной для кого? Зачем вы это продаёте? — с тихим и вкрадчивым возмущением вопрошаю я во сне.

— Какое тебе дело? Не нравится, не держу, мне нужно деньги зарабатывать, — так же тихо и мягко отбрехался продавец, не желая, видимо, ссоры со мной.

«Интересно, а что он собирается делать на вырученные деньги?» — едкой змеёй проползло в моей голове. И будто читая мои мысли, фанатик растянул свои губы ещё слаще. От подобного, меня всего передернуло, и я поспешил покинуть злополучную лавку, но замер перед самым её выходом, удивлённо уставившись в потолок. Там, на жердях, ютились сизые голуби.

Их появление во сне меня успокоило поначалу, пока я не пригляделся получше.

Это были живые кости с перьями, с которых, когда они чесались клювами, сыпался пух.

Более я уже не решился оставаться под этой крышей и выбежал оттуда, не оглядываясь. Мне хотелось покинуть это место, мерещилось, будто кто-то гонится за мной. Подобные мысли ускоряли и без того быстрый шаг.

Выйдя к реке, я остановился, дабы отдышаться и продумать свой дальнейший маршрут. До дрожи хотелось на тот берег, будто там было для меня спасение. Но бурные волны, крутящие водовороты, видимо, были против этого. В голову пришла спасительная мысль — пойти бродом. Так было быстрее, ведь чем скорее я избавлюсь от навязчивого страха преследования, тем лучше.

Непомерная радость окутала меня, когда я нашёл то, что искал. Брод, узкий и незатейливый, ровной дорожкой, слегка омываемый волнами, уходил вдаль, к желанной цели. Не думая ни секунды, я направился напрямик. Но пройдя едва с четверть по узкой полоске, остановился. Тропа уходила под воду, исчезая из виду в нескольких шагах далее. Честно, меня это обеспокоило. Среди бурлящих вихров, я стоял в одиночестве, не зная, как поступить. Поворачивать ли назад или же самозабвенно ринуться вперёд?

Эти мысли прервали чьи-то шаги, что раздались позади. Обернувшись, всё ещё напуганный манией преследования, я увидел девушку, стоявшую за моей спиной. На высоких каблуках и в коротком белом платьице, она являла собой что-то потерянное и заблудшее, как и я сам.

Не замечая меня, она направилась по броду, решившись на то, чего я не смог. Медленной поступью, опускаясь всё ниже и ниже в бурлящие потоки, девушка погружалась под воду. Пока и вовсе полностью не ушла туда с головой. А я лишь завороженно смотрел ей вслед, ничего не предприняв, дабы спасти. Некоторое время мои глаза не могли оторваться от мутных пузырей, которые плясали на волнах, где только что исчезла незнакомка. Грезилось, будто она сейчас вынырнет и закричит о помощи, однако ничего подобного не произошло.

К моему удивлению, что пришло после сна, мне не было тогда стыдно и больно от душевных треволнений, из-за того, что я не бросился ей помогать. Ничего подобного не вертелось тогда на уме, но вместо этого на сердце ютились тоска и какое-то жуткое понимание, что девушку уже не спасти.

«Она сама выбрала эту дорогу», — такая мысль возникла в моей голове, когда стал окончательно ясен исход.

Значит, бродом не пройти? Но назад возвращаться было страшно. Пока я стоял и прозябал время от безысходности, взирая на далёкий берег, рядом послышался всплеск. Обернувшись вновь, мною был замечен молодой человек, прытко гребущий руками. Он также стремился пересечь реку, только своим способом. Упрямо, напролом, сопротивлялся пловец пенящимся волнам. Бился с течением, что сносило его прочь, пока наконец силы не покинули, и тот не захлебнулся в накрывшем его потоке.

Происходящее сна становилось всё нелепее и нелепее. Уже два человека погибло на моих глазах, а я безучастно на это смотрел, даже не думая что-либо предпринять. Мне так же, как и им, хотелось на тот берег, но преждевременно погибать желания не было.

Краем глаза уловил какое-то движение. Снова кто-то штурмует реку? Однако, картина, представшая предо мной, удивила меня даже во сне. Человек шёл по воде. По воде!!! Плавно скользя по течению, незнакомый мне юноша, воистину творил чудо. И, что греха таить, я позавидовал ему! Мне бы так уметь, то и духу моего уже бы здесь не было! Взглянув на противоположный берег с восторгом, переполняющим меня изнутри, я повернулся в сторону юноши, дабы задать несколько волновавших меня вопросов. Но того нигде не оказалось, исчез, будто и не было никогда.

Вот она, потерянность. Я стоял посреди двух берегов, от одного отплывший, а к другому не приплывший. Разбитый и сломленный, окружённый бурлящей пеной на маленькой полоске брода. Ветер бил мне в лицо, желая опрокинуть в воду, но я продолжал стоять, отчаянно вглядываясь в горизонт, пока мои глаза не набрели в расплывчатой синеве на знакомый образ. Это был мост.

Свет падал из окна, возвещая о новом дне. Голова гудела, перед глазами всё ещё мелькали остатки кошмара, что посетил этой ночью. Или это был не кошмар?

«Айлин!» — первое, что пришло на мысль, это имя девушки соседки.

«Что с ней? Я не успел…», — сердце ёкнуло в ответ, и молодой человек поднялся с кровати, полный решимости узнать правду, какой бы она не была. Грудь жгло и кололо, но не хотелось сейчас обращать на такие мелочи внимания.

Из передней комнаты доносились помехи ненастроенного радио, сквозь которые пыталась пробиться человеческая речь. Пелена плясала, застилая взгляд, но Генри заставил себя подойти к дребезжащему ящику, держась руками о стены.

«В больнице Святого Джерома скончалась д… — помехи, — …Айлин Гэлвин… обнаружен изуродованный труп…».

Вещание на том прекратилось, уступая место непонятному разноголосому мычанию и шёпоту. Не выдержав этих заигрывающих с воображением звуков, молодой человек поспешил выключить радио.

«Скончалась», — звучало эхом в голове, а ноги, подкосившись, уронили Генри на пол.

«Не успел! Не успел!» — барабанила кровь в висках. Непроизвольно, уже чисто на рефлексах, что появились за долгое время заключения, молодой человек оглянулся на входную дверь. Цепей не было. А с их исчезновением будто и всё пережитое никогда не случалось. Ни кошмаров, ни западни, ни путешествий по закоулкам чьего-то больного сознания. Ничего. Не сошёл ли он с ума? Не его ли это больной сон, из которого ему наконец посчастливилось выбраться? Если это так, то Айлин жива, а парня по фамилии Салливан никогда не существовало.

Над комнатой повис тихий смех, принадлежащий Генри. Тот же всеми силами пытался прикрыть себе рот руками, чтобы не разрыдаться. Его всего трясло, хотелось плакать и кричать, но на лице застыла лишь улыбка, преграждающая путь подобно плотине, всему буйству чувств.

«Это всё было моим сном! Кошмаром!» — возникло желание вдоволь посмеяться над собой. Как его мозг мог породить такое?! Ведь это полный бред!

От подобных выводов на душе стало легче, и он нашёл в себе силы подняться на ноги.

Глупая усмешка, подобная той, что не сходила с лица человека, мерещившегося недавно во сне, поселилась теперь на лице Таунсенда. Правда, ненадолго.

«Но… как же тогда… радио?», — будто током прошибло всё тело. И страх, что преследовал лишь в кошмарах, явился явью, разбивая недавние надежды.

Опять рука потянулась к кнопке и включила аппарат. До слуха донеслись помехи и больше ничего. Молодой человек, тяжело выдохнув, выключил радио. По старой привычке подошёл к окну и, приподняв шторы, приготовился увидеть знакомую улицу и второе крыло дома. Но не увидел. Всю округу заполонило туманом, да так, что казалось, высуни туда руку — потеряешь.

Оставалась лишь одна дорога — дверь, то, что находится за ней и есть правда.

Сам не зная почему, Таунсенд на цыпочках стал красться к выходу, будто боясь спугнуть реальность и пробудить ещё крепко спящий кошмар. Но дойти ему не дали звуки, исходящие из ванны.

«Да что ещё там?!» — передёрнуло Генри от услышанного и заставило остановиться. Это были всплески воды, и кто бы мог подумать, что подобные незатейливости когда-нибудь будут вводить его в дрожь. Срочно захотелось залезть на потолок и там искать пятый угол. Но подобные желания тяготили Генри недолго, силой воли ему удалось справиться со страхом, появившимся на пустом месте.

«Это просто кран течёт… — успокаивал себя Таунсенд, — …или какое-нибудь ещё недоразумение. Мало ли может быть объяснений этому шуму?»

И любопытство привело его совсем к другой двери. Более не стесняясь своих страхов, уставший бояться всякого шороха, молодой человек дернул дверную ручку на себя.

«Там нет ничего страшного! Иди и убедись в этом!», — толкала его совесть вперёд.

В самом деле, чего-то запредельно страшного и всепожирающего разум, там не оказалось. Просто обнажённый убийца сидел в его ванне, наполненной пенящимся кипятком и дул самозабвенно на свои мыльные руки, пропуская сквозь пальцы пузыри.

Генри как открыл, так и закрыл дверь. Пары секунд ему было вполне достаточно, даже сполна. «Посмотрел?» — опять всё тело затрясло от истерического смеха, которому хотелось вырваться наружу. А может ему просто всё это показалось? Не открыть ли ещё раз и не посмотреть? Это же бред!

«Кому надо, тот пусть и смотрит, а у меня тут дверь без цепей, надеюсь, хоть она реальна и не мерещится мне!» — с такими мыслями Таунсенд направился к своей изначальной цели быстрыми шагами, прочь от всего непонятного и неразрешённого. Но воздух комнаты разрезал знакомый голос, заставивший вздрогнуть.

— Мама! Мамочка! — послышался ещё больший шум из ванной и звук распахивающейся двери. Ужас окатил Генри с ног до головы. Рванув к спасительному выходу, молодой человек уже было хотел дёрнуть ручку на себя, но сзади что-то остановило, откинув за шиворот к стене. В лицо ударило горячим паром, отчего Таунсенд непроизвольно закрыл глаза. Он чувствовал чьи-то прикосновения, мокрые и горячие, а затем и вовсе очутился в объятьях, из-за чего по пояс стал сырым.

— Ты наконец проснулась! — это первое, что дошло до слуха молодого человека после минутного шока. — Я так рад, мама! Так рад! — голос был полон непрошеных слёз.

Генри нехотя открыл глаза с надеждой, что всё происходящее с ним сон, а после увиденного, глубоко, с чувством горечи и тоски, вдохнул горячий воздух, что паром поднимался над обнажённым телом убийцы.

«А я-то как рад…», — мысль, полная иронии к самому себе, промелькнула в голове и тут же потухла, оставляя после себя лишь пустоту и безысходность. Хотелось взвыть, подобно собаке, от собственного одурения.

На него смотрели знакомые зелёные глаза, а лицо встречало блаженной улыбкой. Сам же Генри не находил в себе сил ни на то, чтобы что-то сказать, ни на то, чтобы что-то подумать. Во рту всё пересохло, а мысли были подобны пустыне с блуждающим по ней перекати-полем.

— Уол…тер… — смог лишь выдавить из себя Таунсенд, не узнавая свой собственный голос.

— Мама… — к ещё большему ужасу, убийца опустился на колени, обвивая своими мокрыми руками ноги стоявшего напротив него в пришибленном состоянии парня.

— Я так ждал, так ждал…

Паника обуяла молодого человека с головой. Он уже не знал, что делать, на что решиться, как поступить. Перед ним на полу сидел психопат, от которого можно ожидать всего, что угодно и даже не угодно! В прямом и переносном смысле…

Это нагнетание не могло продолжаться вечно.

— Больной полоумный ублюдок! — с силой оттолкнув от себя убийцу, Генри повалил его на пол и, дёрнув ручку входной двери, выскочил в коридор.

Как бежал по лестнице, перепрыгивая ступени, он не помнил. Единственное, что сейчас было для него важно, это оказаться на свободе, а после где-нибудь спрятаться и отдышаться. Всё происходящее было слишком резким, бурным, неожиданным. Теперь даже в собственной квартире не было относительного покоя. С ней можно было попрощаться.

«Как будто кто-то решил пошутить! Очень остро пошутить…», — металась запутавшаяся в вопросах мысль.

Выбежав на улицу, молодой человек замер, не зная, в какую сторону держать путь дальше. Всё было поглощено туманом, и лишь призрачные углы рядом стоявших домов, очерчивали некоторые рамки окружения. А обернувшись назад, Генри даже не узнал здание, в котором прожил два года. Как будто это было и не оно вовсе — чужое и заброшенное, без второго крыла.

Но рассуждать и осматриваться было пока рано, надо бежать без оглядки. Бежать! Бежать! Что, собственно, Таунсенд и сделал, оставив на потом все свои сомнения.

В пустом магазинчике никого не было. Там и решил немного перевести дух Таунсенд. Вообще, к удивлению, на пути ему не встретилось ни души, что отчасти даже успокаивало. Ведь если здесь Салливан, то значит всё происходящее — очередной кошмар, и на улице вряд ли можно встретить доброго прохожего.

Во время своего бегства Генри так и не смог понять, где он. Этот городок, казалось, он видел впервые, его туманные закоулки неприметно скользили перед глазами, едва напоминая собой что-то знакомое, уже виденное, но очень давно.

Некоторое время он сидел на полу, забившись в угол. Заброшенное здание охотно приютило напуганного парня. Дрожь пробирала тело, мокрая одежда на холодном воздухе давала о себе знать. Что-то вновь защипало болью в груди. Немного придя в себя, молодой человек решил отправиться дальше бесцельно бродить по незнакомым улицам чужого сна. Вокруг висела звенящая тишина, и мерещилось, словно всё погрузилось в дрёму.

«Я же убил его… — потеряно рассуждал Таунсенд — …да, помню, так всё и было. Или же… — мозг жутко тормозил, пытаясь разрешить каскад нависших вопросов, — Его нельзя убить? Так? Что же тогда с Айлин? Почему Уолтер в его квартире? Зачем называет своей матерью? И как, чёрт возьми, отсюда выбраться?!»

Загадок так много, что разрешить их пока было невозможно — всё слишком запуталось, закрутилось. А разгадку, хоть бы и одну, мог поведать лишь сам Салливан. Наверняка он знал этот город, раз оный появился в его кошмаре, возможно, даже гулял по тем же улицам, по которым теперь бродит Генри. Но возвращаться к убийце не было никакого желания, да и вряд ли тот станет что-то рассказывать и объяснять. Судя по последней их встрече, Уолтера переклинило ещё сильнее, чем прежде. А после глубоких раздумий и переосмыслений только что пережитого, Таунсенд ещё больше почувствовал себя не в своей тарелке.

«Значит, пока я спал в своей комнате, этот психопат был в квартире, но почему-то меня не тронул. Хотя, казалось бы, проще некуда…»

В белом мареве был слышен лишь звук собственных шагов и мерного дыхания, настолько всё пропиталось покоем. Ни ветерка, ни городского шума, только пугающая пустота. До этого времени он хотел её, искал умиротворения, но сейчас она пугала его. В каждом углу что-то мерещилось, каждая тень наводила панику, а забытый город будто издевался над гостем своим молчанием.

Улицы уводили всё дальше и дальше, путаясь, подобно паутине, между собой. И в какой-то момент он понял, что заблудился. Белое марево ещё больше усложняло продвижение, а тишина резала слух, выводила из себя. Таунсенд уже не шёл, он бежал, задыхаясь, по заброшенным переулкам, позабыв всё и вся, лишь бы уйти от пустоты.

В этом поселении чувство безысходности было куда сильнее, чем рядом с Салливаном. С ним, по крайней мере, он знал, как поступить и чего ждать. Несмотря на то, что последний был весьма непредсказуем.

Здесь же неизвестность была олицетворением беспросветной пелены, что безжалостно давила любое здравомыслие, оказавшееся в её цепких лапах.

Пробегая мимо очередного перекрёстка, Генри осёкся, заметив краем глаза в пелене пёстрые огни. Издалека это было чем-то странным, но в свою очередь и привлекательным для любопытства. Наконец в этом заброшенном городе появились хоть какие-то признаки жизни!

Уже не торопясь, медленным шагом, Таунсенд направился в сторону чего-то нового и необычного. Нечто овальной формы светилось издали цветными точками, окрашивая нависший туман вокруг себя радужными оттенками. Подойдя ещё ближе, он оцепенел, поняв, что возникло перед ним.

Это была гигантских размеров голова Айлин, волосы которой были украшены гирляндами из разноцветных фонарей. Лицо изображало напряжённое выражение. Веки глаз её были опущены, а рот был распахнут в немом крике, являя собой подобие двери.

«Уолтер, ты поехавший с ужасным чувством юмора! Неужели тебе доставляет удовольствие издеваться надо мной?! И что же ты приготовил для меня на этот раз? Как бы странно не звучало, но я хочу на это посмотреть…»

Желание вырваться из тягучей тишины возобладало над всеми остальными предрассудками. И вот, он уже стоит около входной двери, очерченной каёмкой белых зубов.

«Супермаркет?! Серьёзно?!», — смех вырвался из лёгких Генри, звучными раскатами разливаясь в пустоте. «Салливан, ты меня напугать хочешь или что?»

Но спустя мгновение молодой человек замолк, чувствуя, что теряет контроль над самим собой. Тревожные нотки звучали в его собственном поведении, а ведь он знал самого себя лишь с тихой и сдержанной стороны. И что же теперь твориться с ним? Казалось, рамки, что сковывали прежде, расшатались, выпуская наружу кого-то доселе незнакомого. И этот кто-то всё чаще и чаще напоминал о себе.

Внутри оказалось вполне обыденно. Освещённое помещение с высокими потолками, обставленное морозильными витринами да камерами, полками и стеллажами. Всё вышеперечисленное было заполнено различным товаром.

На долю секунды ему показалось, что кошмара за пределами супермаркета не существует. Но стоило обернуться в сторону выхода и увидеть за его пределами беспросветный туман, как это наивное чувство само собой исчезало.

После обхода никого обнаружить внутри так и не удалось, что даже несколько расстроило Генри. Ведь в кошмарах ему всегда везло на встречи, ну хотя бы с будущими жертвами убийцы. А теперь и их не было. Видимо, потому что он остался последним. Двадцать первым, других уже просто нет.

«Выходит, я здесь один», — заключил он, сделав неутешительный вывод. И прислонившись к стене, обессиленно сполз по ней на пол, правой рукой держась за грудь, дабы хоть так утихомирить новый прилив боли.

Но полностью выйти из колеи ему не дал шум, донёсшийся с улицы. Он напрягся всем телом, приготовившись ко всему, что могло быть за гранью понимания. Одна голова-супермаркет чего стоила. Но нужно отдать ей должное, она, по крайней мере, не пыталась убить его.

Разрезая тишину, эхо несло звуки чего-то металлического, скребущегося об асфальт. Свет замерцал, посыпались искры с потолка.

«Неужели Уолтер? Кто ещё это может быть?», — молнией пронеслось в голове Таунсенда. От этих мыслей, как ни странно, ему даже стало спокойней. Ну, хоть одна живая душа в этом беспросветном тумане! Да, он убийца. Но всё же…

Теперь опасность имеет лицо, в которое можно будет посмотреть…

На горизонте возник человеческий образ, медленной поступью приближающийся к входному проёму. Двери отворились, впуская внутрь посетителя.

Генри спрятался за холодильником, пристально всматриваясь в фигуру, что замерла у входа. К собственному возмущению молодой человек обнаружил, что гостя встречать ему нечем. При нём не имелось никакого оружия! Он так увлёкся бегством, что позабыл всё остальное на свете.

«Хм, мне даётся уникальная возможность закидать до смерти Салливана коробками с молоком! Дожили!», — перед глазами мерещилась перспектива вдоволь посмеяться, хотя парня и без того трясло в приступе беззвучного хохота от собственных мыслей. Но длилось это недолго.

Вошедший продолжил свой путь, и Таунсенд с разочарованием убедился, что это вовсе не Уолтер. Это было нечто другое, высокое, жуткое, обряженное в чёрный балахон и рваные тряпки. Светлые перепутанные пряди волос ниспадали по пояс, закрывая лицо. А вслед за незнакомцем по полу тащилось множество ржавых длинных цепей, что и издавали характерный звук при ходьбе. Брали оные начало своё из спины, а что они там делали, было даже боязно себе представить.

«Нужно ли мне вообще с ним связываться?», — спрашивал себя Генри, попутно наблюдая приближающееся нечто, черты которого ему были знакомы, но едва заметны.

«Судя по виду, этот тип явно не дружить идёт…», — ход мыслей прервался, а их владелец оцепенел, обливаясь холодным потом. Послышался нестерпимый лязг и грохот бряцающих друг о друга звеньев. Цепи, будто змеи, поднявшись над незнакомцем, образовали крылья.

— Ангел… — ошеломленно пробормотали его губы.

Свет погас.

Его словно пригвоздили к стене, он не в силах был пошевелиться, не мог оторвать свой взгляд от этого чудовища напротив. Оглушительный, парализующий крик издало нечто, заметив молодого человека и недолго думая, направилось в его сторону. А он лишь потерянно смотрел в потёмках на эту тварь, уже ничего толком не осознавая. Цепи в виде расправленных крыльев, уже готовились скрутить тело жертвы, нетерпеливо звеня и извиваясь.

«Бежать! Бежать! Да что же я не сдвинусь с места! — тряслось от шока и переизбытка чувств всё тело, — Это Уолтер?! Или кто?! Что?!»

И тут чудовище будто услышало его мысли, заклокотало визжащими голосами и звуками. Цепи сорвались с места. Огромная зияющая пасть, это всё, что было на лице монстра, возвещала свою скорую победу. Стена обвалилась под натиском ржавых цепей, поднимая облако белой пыли.

Генри успел отскочить в сторону, но несколько кирпичей всё-таки пересчитало ему рёбра. В панике метался его взгляд в поисках выхода, но белое марево не давало сосредоточиться. В нос, глаза, да рот попал песок и мел, забив дыхание. Кашель, слёзы, нехватка воздуха, всё это повалило его на колени, но тот упорно продолжал двигаться на четвереньках, лишь бы не быть рядом с этой неведомой тварью.

Таунсенд, обезумевший от происходящего, хватал всё, что под руку попадётся, и бросал в сторону чудовища. Но «ангел» ничего не чувствовал, разевая свою безмерную пасть в улыбке.

«Эти цепи, он ведь может просто насадить меня на них и разорвать! Ему ничего не стоит! Далеко я не убегу, пока эти змеи следят за мной! Будь что будет…»

Пыль осела, возникли знакомые очертания.

Решившись, молодой человек поднялся на трясущиеся под ним ноги, и, схватив первое, за что уцепился взгляд, а это была тележка, швырнул её со всей силы в монстра, а сам бросился в сторону выхода.

За спиной гремели цепи, да доносился звук ломающихся металлических прутьев.

А перед Таунсендом, наконец, возникла заветная дверь. Закрытая, ведь она автоматическая.

«Чёрт! Электричество! Да как оно всё, да в один день!», — от паники уже хотелось колотить кулаками по стеклу, но понимание, что это ни к чему хорошему не приведёт, остановило. Молодой человек заметался в поисках обычной двери, и, найдя её, дёрнул со всей мочи, а, после, не помня себя, выскочил на улицу.

Сзади грохотал визг и крик «ангела», но Генри уже не оборачивался, а только бежал вперёд. Плутал по туманным тёмным улицам и не мог остановиться. Везде ему мерещился этот монстр, лязг его цепей и вой, от которого стыла кровь в жилах.

Он не помнил, сколько бежал, лишь иногда делал остановки, дабы обернуться и прислушаться. А затем вновь срывался с места, оправдывая это тем, что по его пятам крадётся сама смерть.

Забегая в очередную подворотню, в которой ни зги не было видно, Таунсенд со всей своей скоростью налетел на что-то и повалился вместе с этим на землю. Послышался стон, шипение от боли.

— Мама… — от знакомого голоса его всего передёрнуло в припадке нервного срыва. Найдя в себе остатки сил после головокружительного бега, молодой человек отполз от убийцы на безопасное расстояние.

«Час от часу не легче, теперь и он здесь. Что же теперь делать? Я едва на ногах стою…»

— Мамочка… это ты… — в темноте ничего не было видно, лишь смутный образ грезился в полумраке. И он приблизился, не предвещая ничего хорошего.

Таунсенд почувствовал свои руки в чужих ладонях. Не понимая, что происходит, задыхаясь от недавнего марафона, молодой человек ощутил лишь что-то горячее на своих пальцах.

«Вода? Этот полоумный что, плачет?», — неприязнь, и отвращение вновь вспыхнули в душе, а руки с силой были отдёрнуты. Повисло молчание.

Генри поднялся, облокотившись от усталости о стену, и теперь вновь взирал сверху вниз на убийцу.

— Ты злишься на меня? — голос Уолтера был прерывист от рыданий, он действительно плакал.

— Злюсь, — был ответ.

— За… что? — чужие руки вновь потянулись к Таунсенду, но на этот раз были остановлены на полпути.

— Ты убийца, разве этого мало?

— Я делал это ради тебя, мама! — раздался вопль, полный тоски.

«Он полностью поехал или издевается надо мной?», — но и без того рваные и сбивчивые мысли были нарушены лязгом цепей. От этих звуков душа ушла в пятки, а пальцы вонзились в плечи недруга, что сидел перед ним на коленях.

«Уж не пойти ли и не проверить? Мы же так любим подвергать всё сомнению!», — истерическая улыбка исказила лицо молодого человека.

— Нет, не в этот раз, — зашептали дрожащие губы. Подняв за шиворот Салливана, чтоб не мешался, Генри бросился прочь, лишь бы не слышать бряцанья звеньев.

«Куда?! Куда бежать?!», — к горлу подступил ком, ноги заплетались, а за спиной были слышны оклики догоняющего Уолтера.

— Мама, прошу, идём домой! Ты не в себе! Не в себе!

От таких слов у Таунсенда зачесались кулаки, не сдержавшись, он остановился, дабы сбросить опостылевший балласт.

— Это я не в себе?! Я?! На себя посмотри! — кто бы мог подумать, что теперь его так легко вывести из себя. Он хотел, уже было замахнуться, но его руку перехватили.

— Идём, перестань, успокойся… — зачем-то пытался усмирить его убийца, понижая свой голос до шёпота.

— Отвали! — брыкался из последних сил молодой человек.

Но вся эта толкотня и суетность прекратилась, стоило оглушительному многоголосому вою, обрамлённому звоном цепей, разверзнуть небо над городом.

— Что это, мама? — удивлённо спросил Уолтер, не выпуская из своих цепких объятий измождённую жертву под номером двадцать один. — Будто… ты… не знаешь? — задыхаясь, выдавил из себя Генри, уже совершенно не пытаясь сопротивляться, повиснув на чужих руках.

— Не знаю, я первый раз слышу подобное, — наивный и незатейливый ответ.

«Пусть лучше Салливан, чем та тварь, — потерянно рассуждал Таунсенд. — Он забрал на тот свет Айлин, пусть и меня теперь… Я не боюсь… Я даже рад…»

— Убей меня, ты ведь за этим здесь? Тогда не тяни! — прохрипел измученный голос.

— Мы пойдём домой, тебе плохо, — с этими словами, убийца, перекинув его руку через плечо, стал помогать идти вперёд.

— Делай что хочешь…

— Я так рад, ты, наконец, успокоилась, — лица говорившего не было видно в темноте, но молодой человек мог поклясться, что на нём появилась улыбка.

Звон и шум за спиной исчез, будто и не было его. Вновь над улицами забытого всеми города нависла удушливая тишина. Зажглись фонари.

— Ты знаешь куда идти? — безучастно поинтересовался Генри, уже готовый ко всему, — Хотя это твой кошмар, естественно, ты знаешь…

Тот лишь удивлённо смерил молодого человека глазами, но ничего не ответил.

Комната 302 встретила его с распростёртыми объятьями. Здесь было то, чего так не хватало ему всё это время — защищённости. Войдя внутрь, Генри ощутил разницу чувств и, от столь резких перепадов, первое время неподвижно сидел на диване, уронив голову на спинку. Глаза непроизвольно закрылись, усталость одолевала сном.

— Мама, могу я спросить? — от этих слов Таунсенд вздрогнул. В его мыслях на мгновение всё замерло в дрёме, и вдруг чужой голос вырвал из забытья.

— Что? — нехотя пробубнил себе под нос молодой человек, не испытывая никакого желания о чём-либо говорить сейчас. Он же дома, а значит, все дела внешней жизни могут подождать, а лучше остановиться и никогда не напоминать о себе.

— Сегодня утром, ты была… — замялся Уолтер, подбирая слова, — Ты не признала меня?

Поэтому так поступила? Правда? Да я и сам виноват перед тобой, прости, больше такого не повториться… Никогда… Никогда! — сидевший на коленях перед диваном Салливан, взял в свои ладони руки «мамы», застенчиво прижимая их к губам.

«Что он делает? Зачем вся эта комедия? Почему просто не убить меня, без всей этой прелюдии или что это…»

— Не узнала? Ведь так? — взгляд сидевшего напротив умолял об ответе.

— Так… — не совсем понимая, что от него хотят, согласился Таунсенд. Лучше не перечить и со всем соглашаться, такие действия выглядели более безопасными.

— Мама, ты вся в пыли и меле, у меня даже песок на губах, — вытирая рукавом свой рот и не сводя при этом восторженного взгляда, пробормотал Уолтер.

— Да, перепачкался случайно… — не зная, что ещё ответить и как себя вести, потерянно отозвался Генри, рассматривая убийцу.

«На нём что, моя одежда? Ну, надо же… Раскопал в шкафу мои старые футболку и джинсы. Ну, это лучше того, в чём он появился передо мной этим утром. Не всё так плохо…»

— Я отведу тебя в ванну, идём, — сказав это, Салливан поднялся, за руки пытаясь повлечь «маму» за собой. Но «мама» на все эти попытки лишь отстранённо смотрела, никак не реагируя.

— Мамочка, вставай, — молодой человек и предположить не мог, что его всё-таки поднимут и доведут до ванной комнаты. Но у двери они почему-то остановились.

«Зачем всё это? — удивлённо сокрушался в уме Генри, — Руки пачкать не хочет? Какая оригинальная игра слов»

— Мне можно… Это, как бы… — запинаясь, бормотал Уолтер себе под нос, сбиваясь, что едва была понятна его речь. Уже давно Таунсенд заметил во взгляде убийцы что-то, что по отношению к нему, жертве, было раньше не присуще. И само поведение было иным. Весь облик убийцы был пропитан какой-то богобоязненностью и ребячеством. Других слов, которыми можно было бы описать его внезапный новоявленный нрав, в голове не находилось.

И было ещё кое-что, но сейчас Генри не хотел об этом думать. Подобные мысли всегда смущали его, и были связаны скорее с ним самим, чем с человеком напротив. Этот облик он уже видел раньше…

— Мамочка, — позвал голос стоявшего рядом Салливана.

— Что? — неловко отозвался парень, представляя, как глупо это выглядит со стороны.

— Мне… помочь тебе? Или… ты сама? — взгляд говорившего был отведён в сторону, дыхание сбивчивое, а вся фигура как-то ссутулилась и будто стала ниже. Пальцы вцепились в полы футболки.

— Я… сам… сама… — несуразность происходящего загорелась в зените. Для Генри было открытием, что не он один так немногословен и неумело подбирает слова. Оказывается, Салливан в этом плане идёт рядом с ним рука об руку, а полноценно разговаривать может лишь с самим собой. Но когда дело доходит до других людей, всё обращается в какой-то детский лепет. Однако, с другой стороны, его нехватка слов хотя бы пытается возместиться с помощью жестикуляции.

Не решаясь более затягивать неудобно нависшую между ними тишину, Таунсенд поспешил удалиться в ванну. Здесь, в одиночестве, можно было вести себя так, как обычно, не задумываясь, как подстроиться под окружающих, как вести себя. В том-то и видел он всю прелесть затворничества, а все перемены, стоявшие сейчас за дверью, лишь тяготили, не было желания их знать и видеть. Но произошедшее всё же оставило след, и несмотря на перегородку, мысли крутились в его голове, скорее о внешней бурной жизни, чем о спокойной внутренней. Эта странная двойственность, она никогда не была к нему так близко, как сейчас.

«Если хотел убить, давно бы уже это сделал. Возможно, его болезнь, одержимость, или что там ещё, прогрессирует? А значит, пока я играю с ним в эту игру, не выхожу за рамки и сопутствую во всём, он меня не тронет? Тогда всё останется как есть, а это уже неплохо. По крайней мере, за моей спиной всё будет не так удручающе, как могло было быть. Однако с тем, что творилось снаружи, предстоит ещё разобраться»

Эти выводы немного успокоили молодого человека. Квартира будет к нему дружелюбной вместе с новым соседом, осталось только ответить взаимностью, не натворив при этом глупостей. А ведь он это умел. Например, потерял Айлин, когда та была почти в его руках.

Раздевшись, он уже направился было к ванне, но замер возле разбитого зеркала, увидев себя в отражении. Его грудь ныла всё это время не зря. Затягивающийся шрам в виде цифр 21121 появился под ключицами, казалось, из ниоткуда.

«Что за чёрт?! Эти цифры! Откуда? Я ведь… Как это… — ужас и паника изобразились на лице Таунсенда, — Быть не может! Всё это… как объяснить всё это?!»

Хотелось позвать Уолтера и заставить внести ясность в увиденное. Но Генри поначалу просто не решился сразу его крикнуть, ведь он тут стоял без одежды. А после, немного придя в себя и взвесив все «за» и «против», понял, что это была глупая затея. Если Салливан заметит это «клеймо», то может что-то и проясниться в его затуманенном разуме. Подобное не входило в планы Генри, который и без того боялся потерять равновесие в общении с этим человеком. Пришлось оставить пока всё как есть. Голова уже не соображала и не успевала следить за быстро меняющимся калейдоскопом событий. Было лишь желание забыться и ни о чём не думать.

Разбудил его требовательный стук в дверь и чей-то зовущий голос, доносившийся сквозь однотонный шум воды. Он нехотя открыл глаза, вяло пытаясь пошевелиться.

— Мама! — это слово, как ни странно, сразу привело Таунсенда в чувства. Опомнившись, он узрел себя в ванной, полной воды, что готова была уже выплеснуться через край. Трясущимися руками был скорее перекрыт кран, а после и выткнута пробка.

«Я заснул в ванне? Такое со мной впервые…», — растерянный взгляд скользил по двери, в которую упорно продолжали стучаться.

— Всё, всё! Выхожу! — пытался утихомирить молодой человек своего неспокойного соседа. И это сработало, воцарилась тишина.

Другой одежды он не взял, посему пришлось наспех накинуть на себя имевшуюся. В нос ударил запах извести и пота.

«Не на свидание идти…»

Дверь открылась, а на пороге уже стоял Уолтер, зачем-то протягивающий руки вперёд. Что он этим хотел сказать, для Генри было загадкой, но и пропускать мимо себя этот жест было бы непростительно.

— Со мной всё в порядке, а ты думал, я утонул? — импровизация, на ночь глядя, началась. Осторожно взяв в свои ладони руки Салливана, он принялся их пожимать в виде приветствия, толком не зная, что из этого выйдет. Реакция последовала вполне удовлетворительная, ему улыбнулись и стали повторять то же самое в ответ.

«Кажется над моим домом пролетела кукушка…»

Стук в дверь прервал приятное беспамятство. Генри, поднявшись с дивана, на котором заснул, сперва не решился подойти на нетерпеливо барабанившие удары. На полу от шума проснулся Уолтер, всю ночь стороживший покой своей «мамы».

— Мне открыть? — спросил он заспанным голосом, потирая глаза.

— Нет, — останавливая жестом руки, прошептал молодой человек, — Я сам.

Подойдя к двери, Таунсенд не торопился её распахнуть, сначала посмотрев в глазок. К его удивлению, по ту сторону стоял управляющий апартаментами.

— Мистер Томас?! — доносился голос с той стороны, — С вами всё в порядке? Вы слышите? Я сейчас открою дверь, подождите! — пожилой мужчина принялся перебирать ключи, — Жаловались соседи, вы затопили их. Я вызвал скорую помощь, — не совсем ясно было, с кем он разговаривал, ведь ответа не последовало.

— Мистер Сандерленд!

Не веря в происходящее, Генри отпер дверь, но к его изумлению за ней никого не оказалось, — Какого чёрта?

Пустой коридор был заполнен лишь звенящей тишиной.

«Что за шутки? Квартира играет со мной? Так же, как и раньше… Но… Выходит, происходящее вовсе не сон, правдоподобный до безобразия… Это не кошмар Салливана, раз в дверь стучится реальная жизнь. Или она нереальна?»

Ясно было только одно, помещение, как и тогда, находиться на некой меже… Но между чем и чем?

— Кто там, мама? — поинтересовался из зала Уолтер, в голосе которого проскальзывали неспокойные нотки, не прошедшие мимо ушей молодого человека.

— Никого… — отозвалась «мама», пытаясь сообразить, что теперь делать.

— Это хорошо, я не люблю чужих людей, я люблю только тебя, — на лице убийцы изобразились нежность и восторженность, а глаза выражали набожную смиренность.

— Взаимно… — процедил сквозь зубы его сосед.

Заперев дверь, Таунсенд направился в сторону радио, ведь то иногда радовало связью с внешним миром. Но включение аппарата лишь огласило комнату шумом и помехами из динамиков. Выключив его, молодой человек не решился сразу впадать в уныние. Нужно проверить все средства связи.

«Телефон, телевизор, что там ещё? Хм… дыры! Их тоже нужно обследовать!», — наличие плана подбодрило Генри и, не теряя времени, он отправился выполнять задуманное.

— Мама, что ты делаешь? — заволновался Уолтер, увидев сорвавшегося в беспокойном порыве соседа, — Что-то случилось?

— «Маме» надо кое-что выяснить, если хочешь помочь, включи телевизор, посмотри, что там. А я пока проверю телефон, — как можно мягче и спокойнее пытался говорить Таунсенд.

— Хорошо, я буду помогать.

На такое согласие Генри улыбнулся и одобрительно кивнул. Настроение его приободрилось, и появились новые силы.

«Хоть здесь пока всё спокойно… Будто тихая гавань. И я должен всеми правдами и неправдами сохранить её в целости, иначе земля вовсе уйдёт у меня из-под ног. Уолтер славный парень, когда послушен и прилежен, кто бы мог подумать, главное, не разочаровать его детские грёзы, тем самым настроив против себя…»

Телефон с оборванным шнуром не проявлял никаких признаков жизни. Дыра в ванной оставалась заваленной. В кладовке также ничего воодушевляющего — отверстие было в том же состоянии, что и предыдущее.

После осмотра всё выглядело уже не в таких радужных красках. Генри, прислонившись спиной к стиральной машине, задумчиво рассуждал.

«И что мы имеем? — подытожил молодой человек, чувствуя нависшую безысходность, нагло смотревшую в лицо, — Выход только через дверь, связи нет, дороги в кошмары Салливана перекрыты, а снаружи чужой город без каких-либо доброжелательных наклонностей, своим видом напоминающий преддверие в ад. Бонусом идут цифры на его груди и убийца, живущий в квартире 302»

Из всего вышеперечисленного нужно было сделать вывод, но Таунсенд не решался, ибо тот не укладывался в его голове. Воссоединение убийцы с матерью означало, что он, Генри, мёртв. И не он один, его соседка Айлин также скончалась, о чём вещало радио вчера утром. Подобные заключения разум всячески пытался отвергать. Ведь если он мёртв, то почему всё ещё жив?

«Что за колдовское место сочетания несочетаемого приютило их? Что это, чёрт возьми, за туманный город?!» — но взбудораженные мысли прервал какой-то шум из зала.

— Уолтер?! — вырвалось из груди в предчувствии чего-то нехорошего.

Но к счастью для молодого человека, ничего запредельно невообразимого не произошло. Салливан просто, сидя на полу, смотрел телевизор, который и поднял шум в комнате.

«Добро пожаловать в Тихий Холм!

Тихий Холм — это маленький курортный городок возле озера. Мы рады видеть вас! Потратьте немного вашего времени, дабы насладиться приятным и успокаивающим отдыхом. Вас ждут изящные дома, великолепный горный пейзаж и озеро со своей многоликой красотой, что меняется в течение дня — от восхода солнца к его закату.

Тихий Холм поразит вас и наполнит чувством глубокого покоя.

Я надеюсь, что отдых, проведенный здесь, будет приятным и оставит крепкие

воспоминания»

Далее связь оборвалась, и на экране вспыхнули серые помехи, сопровождаемые характерным звуком. Уолтер продолжал сидеть перед телевизором, своим безумным взглядом рассматривая причудливый фон, играющий светом.

— Выключи, — не выдержав, нажал на кнопку пульта Таунсенд, — Телевизор вреден для здоровья… — он пытался говорить спокойно, держать себя в руках, но его всё равно трясло от только что услышанного.

«Тихий Холм, я бывал там раньше, у меня даже есть фотографии… Чертовщина, кругом одна проклятая необъяснимая чертовщина!»

— Уолтер, я собираюсь прогуляться. Как ты на это смотришь? — пытаясь придать своему голосу степенность, спросил молодой человек.

— Мама, ты хочешь уйти? — слова источали испуг, — Зачем? Тебе не нравится здесь?

— Нравится, очень нравится. Но разве тебе не интересно, что там, за дверью? Что по ту её сторону?

— Я знаю, что там. Возвращаться желания нет, — глаза говорившего наполнились какой-то недосказанной злобой, — Мне многого стоило вырваться оттуда, сюда, к тебе… Я не хочу никуда уходить, пожалуйста…

Убийца поднялся с пола и приблизился к Генри, вновь протягивая свои руки вперёд. Этим жестом пытаясь пробудить в стоящем напротив понимание и снисхождение.

— Я так жаждал тебя, мечтал и грезил… А ты до сих пор так холодна ко мне, после всего, что я для тебя сделал… Я… Я хочу лишь твоей ласки, мама…

По щекам Уолтера потекли слёзы обиды. Увидев их, Таунсенд не на шутку перепугался. Портить отношения с этим человеком, было бы для него самым последним делом, посему Генри принял протянутые к нему руки в свои ладони и, как прежде, стал пожимать их в виде приветствия.

— Послушай… — замялся парень, пытаясь подобрать слова, — Ведь… я не заставляю идти со мной, — решил он подойти с другой стороны, — Ты можешь остаться дома и ждать меня.

— Я тебя не отпущу, — чужие пальцы больно вонзились в кожу, — Зачем тебе туда нужно? Что там есть, кроме отчаяния и безнадёжности?! Один лишь бесконечный бег до самой смерти среди разочарований! И больше ничего! — казалось, Салливан сейчас впадёт в истерику. — Пусть всё останется за дверью… Мне так хочется, чтобы она вовсе исчезла… Это словно напоминание, оно мучает меня…

Последние слова больно кольнули Генри. Было чувство, будто перед ним сейчас стоит не Уолтер, убийца и психопат, а зеркало, в котором молодой человек видел своё собственное отражение.

— Но когда-нибудь всё равно придется выйти… — молодой человек говорил это скорее самому себе, чем стоящему напротив Уолтеру.

— Мама, неужели ты всё ещё злишься на меня? Хочешь оставить вновь? — говоривший не сводил безумно блаженного взгляда с предмета своего обожания. Генри не узнавал убийцу, казалось, перед ним предстал ребёнок, а не взрослый парень. Глаза метались в сомнении, речь несвязно слетала с губ, а сам он изображал нечто неустойчивое и потерянное. В сердце Салливана рождалось недоверие, которое и являлось причиной таких резких перемен.

— Нет, вовсе нет… За что мне на тебя злиться? — выставив руки вперёд перед напиравшим с вопросами Уолтером, успокаивал Таунсенд. Хотя самого перекосило внутри от собственных слов.

«Ты серийный убийца, забравший у меня Айлин! Слова «злюсь» здесь недостаточно! Я презираю тебя! Ненавижу! И лишь заставляю себя терпеть!»

— Тогда почему ты так смотришь на меня? В твоих глазах холод и презрение ко мне… — голос звучал потерянно, предвещая срыв.

— А как по-твоему мне на тебя смотреть? — настороженно поинтересовался Генри.

— Но… я убивал, чтобы ты проснулась, мама… Я же уже говорил… — обида исказила обезумевшее лицо.

Он уже не мог держать себя в руках.

— Мама! За что ты мучаешь меня?! Мамочка! — голос сорвался хриплым криком, а сам Салливан повалился на пол. Подобный поворот был для Таунсенда неожиданностью.

— Всё ради тебя! Ради тебя… Не бросай меня! Я исправлюсь! Пожалуйста!

«Это мой шанс! Главное не совершить ошибку!»

— Тише, тише… Посмотри на меня, слышишь? Посмотри… — Генри, опустившись на колени рядом с убийцей, положил свои ладони на его плечи, — Ты говоришь глупости, у меня и в мыслях не было бросать тебя.

— Тогда зачем уходишь?!

— Я хочу осмотреть город, понимаешь? Что-то уже стучится в дверь, а снаружи творится необъяснимая чертовщина, похожая на кошмар. Твою «маму» это сильно беспокоит, — молодой человек старался говорить твёрдо, ведь раньше это срабатывало, подобный тон хорошо действовал на Салливана. Не повышая голоса, уверенно объяснять свои действия.

— Снаружи кошмар, а здесь грёзы… — незамысловато ответил Уолтер, прижимаясь щекой к чужой руке.

Генри, после услышанного, некоторое время сидел неподвижно, не зная, как реагировать. Скажи он что угодно, всё могло вывести из себя обманчиво затихшего убийцу. Его непредсказуемое поведение заставляло попотеть молодого человека, пытающегося сообразить свои дальнейшие доводы в пользу короткой вылазки из квартиры. Он и сам понимал, что долго там пробыть самостоятельно не сможет, но вместе с Салливаном его шансы увеличивались. При условии, конечно, что оный будет на его стороне.

— Я перестану держать на тебя обиду, если будешь слушаться, понимаешь? — он взял в свои ладони лицо сидевшего напротив убийцы. — Если любишь «маму», докажи ей это своей преданностью и покорностью…

В комнате повисла тишина. Он уже корил себя за только что сказанные слова, которые, по его мнению, были довольно наглые и самонадеянные. Но, как ни странно, это сработало.

— Я всегда был и буду предан тебе и лишь тебе одной! Мамочка! — Уолтер на радостях заслужить прощение захлёбывался в собственных словах, — Мамочка… — только и было понятно из его несвязной речи.

«Поздравляю тебя, Генри, с материнством!» — самоиронично выдохнул молодой человек.

Дабы закрепить за собой успех, он даже решился прижать убийцу к своей груди и обнять. Отчего внутренне, правда, испытывал двоякое чувство победы и несуразности происходящего.

Прошло несколько минут, прежде чем парень решился нарушить «счастливую идиллию». Он сам еще полностью не мог понять, как ему удалось «приручить» Уолтера, но сердце скребли сомнения. Один неверный шаг, одно лишнее слово, сказанное невпопад и дружелюбие, установившееся между ними каким-то чудом, исчезнет.

— Я хочу выйти на улицу осмотреться и мне бы не помешала твоя поддержка, — произнес он таким же степенным, но не требующим отказа, голосом, попутно помогая Салливану подняться с пола.

— Конечно, мама.

На лице парня изобразилась непомерная радость, ведь теперь у него был шанс получить прощение и признание матери. Поначалу Уолтеру было странно слышать укоры в свою сторону из-за убийств, но теперь пришло понимание — его мать, это светлый во всех смыслах человек, даже нет, это божество. А если так, то и он сам должен соответствовать ее требованиям. Иначе она не подпустит к себе, не позволив раствориться ему в своих ласках.

— Тогда идем, медлить незачем, — поторопил молодой человек.

Захлопнув за собой дверь, они направились к лестнице. К удивлению парня, комнаты 301 в коридоре не оказалось, но он всеми силами старался не подавать вида. Ведь все это время Уолтер не сводил с него своего восторженного взгляда.

Дух перехватило, когда перед Таунсендом возникла дверь на улицу. Это волнение, от которого было не по себе, настораживало. В памяти воскресли и пронеслись перед глазами жуткие воспоминания о чудовище, что преследовало Генри по туманным улочкам. О потерянном городе, молчание которого сводило с ума и о Салливане…

«Ну, хотя бы последний теперь относительно не опасен. Что не может не радовать…», — на лице появилась едва заметная улыбка, которой молодой человек пытался себя успокоить. А посмотрев на спутника, стоявшего рядом, и вовсе замирился со своим спонтанным страхом недавно пережитого кошмара.

— Будь рядом со мной, иначе потеряем друг друга в таком тумане, — а после, немного поразмыслив, добавил, — И не кричи, мало ли кто тут ещё бродит, привлекать к себе внимание нам не стоит.

— Хорошо, мама! — оживлённый и бойкий ответ Уолтера даже немного рассмешил Таунсенда.

Улица встретила их своим мнимым спокойствием, вводящим поначалу в заблуждение напущенной безобидности. Тишина, холод и безмятежность сквозили сквозь белое марево. Но именно эта двойственность порождала настороженность в Генри, ведь он уже один раз видел, какое чудовище скрывает за своей бесстрастной маской этот город.

А если копнуть ещё глубже, то и он сам ощущал здесь некое двуличие. Одна сторона — замкнутая и задумчивая, хорошо ему известна, другая — неконтролируемая и неизвестная совершенно. Какой-то всплеск, буря эмоций, ничего другого на ум не приходило, чтобы объяснить своё поведение в этой грани. Он не хотел знать себя такого.

Некоторое время блуждания по забытым улицам сопровождалось молчанием. Молодому человеку казалось, скажи хоть слово, и оно разлетится по воздуху, став слышным для всех.

— Здесь открытая дверь, мама, — тихо позвал Уолтер, поманив рукой. Таунсенд последовал за ним следом, стараясь не отставать.

Это был когда-то давно обжитый дом, но теперь заброшенный и всеми забытый. Зайдя внутрь, молодой человек ощутил толику защищённости в закрытом пространстве. Можно было немного перевести дух от своего назойливого воображения, что обрисовывало в свои краски всё, что плохо лежало.

Старая мебель источала пыльный запах, выцветшие обои местами облезли, оголяя серые стены, а пол прогнил, скрипя под каждым шагом.

— Ты знаешь, где мы? Что это за место? — решился, наконец, поинтересоваться Генри о наболевшем. У него были сомнения насчёт телевизионной рекламы, что довелось сегодня услышать. Далёкие воспоминания слишком разнились с увиденным сейчас.

— Это городок Тихий Холм, — отозвался Салливан, разглядывая старый проигрыватель, — Какой патефон, я такие видел только на картинках, — добавил он, ни к кому не обращаясь.

— Ты уверен, что это именно тот город? — с боязнью на сердце, спросил молодой человек.

— Да, мамочка, тем более так вещал телевизор, а он ничего просто так говорить не станет, — при этих словах Уолтер многозначительно поднял указательный палец вверх.

«Для Уолтера нормально оказаться в странном мире и принять в нём своё появление как должное. А у меня же в голове одни вопросы»

— Ты раньше был здесь? — поинтересовался Генри, разглядывая полку с книгами.

— Да, несколько раз приходилось бывать, — последовал ответ.

— Неужели? И тут всегда было так мрачно? — удивлённо отозвался молодой человек.

— Нет, раньше всё было хуже, сейчас мне нравится здесь куда больше.

— Ещё хуже? — недоумённо повторил Таунсенд, не веря собственным ушам.

— Это туристический городок, мама, поэтому я старался держаться от него подальше. Здесь всегда было так шумно, людно. И дети, много детей с родителями. Это место терзало меня, было больно даже физически находиться рядом…

Генри всё это время не сводил глаз с убийцы, прислушиваясь к дрожащему голосу.

«Кто бы мог подумать, что он так разоткровенничается… Значит, действительно верит мне? Или просто заплутал в собственных грёзах и видит то, чего нет вовсе? Но с другой стороны, всё, что он сказал — правда. В своё время я приезжал сюда с родителями, будучи ребёнком. Выходит, Уолтер, в каком-то смысле, ещё при здравом уме; вот только почему я мерещусь ему в качестве матери?»

— А что ты чувствуешь теперь? — решился поддержать разговор молодой человек.

Но Салливан почему-то смутился вопроса, замялся и ничего не ответил. Лишь по его лицу, на котором появилась мечтательная улыбка, и по отведённому в сторону задумчивому взгляду, можно было понять, что он ощущает то, чего раньше не испытывал.

«Ну, надо же…», — изумлению от увиденного не было предела, посему, Таунсенд отвернулся, чтобы хоть так скрыть его.

Ничего интересного на полках не оказалось, никаких документов или бумаг не встретилось, книги были пусты, на белых листах не нашлось ни строчки. Сейчас, как никогда, Генри ощутил отсутствие времени. Потерянный город будто застыл в своём однообразии, не желая даже сдвинуть стрелки часов, висевших на стене. Жизнь замерла, и было в этом что-то до боли знакомое.

Но тут звенящую тишину прервал захлёбывающийся голос в проигрывателе, рвущийся сквозь помехи из-за старой иглы, скребущей по пластинке.

— Это ты сделал? — вздрогнув, обратился Таунсенд к своему спутнику.

— Нет, я не трогал, мама. Оно само…

— Как само? Так не бывает… — хотел было возразить молодой человек, но увидев, где патефон, а где Уолтер, замолк.

Исходящий шум резал уши, хотелось поскорее выключить этот невыносимый дрязг, дабы насилие над слухом прекратилось. Но подойдя к проигрывателю, Генри замер — речь стала разборчивей.

" — Как вам поездка? Понравилась?

— Очень!

— А что больше всего запомнилось?

— Сам путь…

— То есть вы говорите, что вам очень нравится дорога? Я всё правильно понял, мистер Таунсенд?

— Верно, она меня манит. Я люблю наблюдать из окна автобуса её стремительный бег, и то, как белые полосы извиваются на чёрном полотне.

— И что же здесь такого завораживающего?

— Ничего… Хм… То есть, как бы это сказать… Если честно, при виде этого я всегда испытываю двоякие чувства…

— Какие именно?

— Не знаю, как объяснить. Но так обидно, что чёрного куда больше, а белое постоянно рвётся и исчезает куда-то…

— Хм… И в чём же тут двойственность?

— Не могу передать словами… Пожалуйста, перестаньте задавать вопросы… Мне не нравится, когда кто-то копается в моей голове…»

Запись оборвалась, а вскоре и в самом проигрывателе угасла жизнь. Генри некоторое время стоял возле патефона, не находя в себе силы сдвинуться с места. Он никак не мог объяснить себе только что услышанное. На пластинке звучал его голос, и было произнесено его имя! Как оно там оказалось? С кем он разговаривал?!

«Нет, это какая-то ошибка. Совпадение или что-то ещё… Я не припоминаю подобного разговора, да и человека, задававшего вопросы, слышу впервые…»

— Мамочка, всё в порядке? Ты напугана? — Уолтер уже оказался рядом, участливо заглядывая в глаза.

— Да… — смог лишь выдавить из себя молодой человек, опасливо озираясь на проигрыватель, — Чертовщина, какая-то чертовщина, бред, — бессвязно бормотали его губы.

— Вовсе нет, мама, просто тень из прошлого, но она уже не страшна. Таунсенда больше нет, он безобиден… Он не тронет тебя, я не позволю! — уверительно успокаивал Салливан, в попытке обнять, протягивая руки, но не решаясь сделать этого без разрешения.

— Больше нет? — опешив, повторил Генри, неуклюже пятясь, пытаясь освободиться от неотступного внимания убийцы.

— Конечно, нет, успокойся… — звучал в звенящей тишине его шепот.

— Где же он тогда? — с замиранием в сердце, спросил молодой человек.

— Я убил его, мамочка, — блаженная улыбка исказила лицо парня, а глаза при этих словах закатились вверх, — Так и млею от воспоминаний… Этот восторг… Никогда не забуду… — его голос приобрёл какой-то странный, томный оттенок.

— Отойди от меня… — холодно произнёс Таунсенд, еле стоя на ногах.

— Мамочка… — придя в себя, позвал Уолтер, в словах которого звучало раскаяние от сказанного, — Я… я больше не буду такое говорить… только не обижайся на меня, пожалуйста… Забылся, просто… потерялся…

Запинаясь, убийца просил прощения, уже не позволяя себе не то, чтобы попытаться обнять, но и посмотреть в глаза собственной «матери».

— Какой ещё к чёрту восторг?! Ты полоу… — всё в груди вскипело от злости, хотелось сказать этому больному всё, что он, Генри, о нём думает. Но это было слишком необдуманно и опрометчиво. Так что молодому человеку от переполняемого внутри гнева пришлось попросту прикусить собственную губу, дабы буря эмоций, что окатила его вновь, прошла.

— Мамочка! Тебе опять плохо! Перестань! — не находил себе места Уолтер, но что-либо предпринять побоялся. Ведь своими действиями он мог вызвать новое раздражение к себе.

Нутро всё горело, дыхание сбилось, а глаза метались под опущенными веками. Это двойственность, она снова дала о себе знать. К собственному сожалению, Таунсенд признал свою несдержанность полной глупостью, которую нужно как можно лучше держать при себе.

«Чуть всё не испортил! Проклятая вспыльчивость! Безумие Уолтера выводит меня из себя, но оно и сдерживает…»

Отдышавшись, Генри немного усмирил свой порыв, вернувшись в прежнюю тихую колею.

— Идем отсюда, здесь… спертый и пыльный воздух, мне и вправду вступило в голову. Извини, что повышаю без причины голос.

И, взяв Уолтера под руку, дабы восстановить недавно потерянное, по его мнению, лицо «матери», Генри направился к выходу. На улице их снова встретил туман, и не было видно, день сейчас или еще утро. Лучи солнца не пробивались в этот, всеми забытый, город, навивая тяжелую скуку и хмурые мысли.

«Если это действительно Тихий Холм, то я не припоминаю эту его часть. Хотя, если быть честным с самим собой, то я вообще не нахожу знакомых черт»

Как и говорилось в телевизоре: «Ряд за рядом, тянулись причудливые дома…». Потерянные и заблудшие в тумане, они застыли вне времени, а вокруг была только пустота, в которой и ютились, будто в клетке, двое молодых людей. Генри уже не помнил, сколько они идут, однако, никаких признаков жизни в округе не наблюдалось. Лишь заколоченные окна и забитые двери, холод, да безграничная белая пелена, напоминающая занавес, неизвестно что за собою скрывающий.

— Может, это очередной кошмар? — спрашивал сам себя Таунсенд, в попытке найти объяснение происходящему, — Реальность такой не бывает. Где мы, чёрт возьми? — грудь ныла, не давая покоя, и было невыносимо притворяться, будто всё хорошо. Руки так и тянулись в попытке согреть шрам, утихомирить это щемящее чувство.

Эти жесты и содрогания не прошли мимо глаз Уолтера, что чутко следил за своей «мамой».

— Что с тобой? Я… могу помочь? — с беспокойством вопрошал убийца, но боялся как-либо подступиться к молодому человеку. От Таунсенда не ускользнул тот факт, что его спутник стал куда сдержаннее и больше не тянул к нему руки по любому поводу. Между ними возникло некое равновесие, хотя взгляд напротив всё так же был переполнен чем-то пугающим и непонятным, некой недосказанностью. Казалось, когда-нибудь всё, что накопилось в Салливане за долгие годы, вырвется наружу, а что будет после…

Не хотелось даже думать об этом, такие мысли он старался гнать от себя подальше, и действовать по мере поступления проблем. А пустые переживания до добра не доведут.

— Со мной всё в порядке, просто замёрз немного, — не найдя другого предлога, оправдывался Генри.

— Идём домой, мамочка… Там тебе станет лучше… — уговаривал Уолтер, крутясь вокруг, будто пес. Тревога так и сквозила во всём его виде. Ведь он только недавно обрёл то, что так самозабвенно искал.

Таунсенд уже хотел было каким-нибудь словом приободрить своего соседа, дабы последний не изводил себя излишними переживаниями, но тут невдалеке послышался знакомый звон.

Всё тело содрогнулось в холодном поту, а сердце ушло в пятки. Остановив Уолтера движением руки, парень замер, прислушиваясь к окружению в нервном порыве. Лязг не заставил себя долго ждать и повторился снова. Перепугавшись не на шутку, молодой человек обернулся в сторону звука.

К счастью, ожидания не оправдались. За невысоким забором просто качались из стороны в сторону сломанные качели, подвешанные на ветку старого дерева. Сиденье в виде доски прогнило и одним боком своим повалилось на землю, освободившаяся же цепь свободно болталась, издавая при этом характерный скрип.

— Тебе страшно? — голос Салливана вернул из замешательства. Генри почувствовал, что его гладят по голове, видимо, в желании успокоить. Взглянув на убийцу, он полностью пришёл в себя, отшатнувшись от подобной заботы.

— Мне просто показалось… ничего особенного… — бормотал молодой человек, ограждая себя руками от дальнейших посягательств. — Не переживай… — глаза напряжённо метались в поиске переменить тему разговора, — Смотри, там открытая калитка. Зайдём?

Натянуто улыбаясь, он старался изобразить непринуждённость, но напротив себя видел лишь проницательный взгляд.

Не дожидаясь у моря погоды, Таунсенд поплёлся во двор заброшенного дома. В этот момент, внутри него все клокотало, давящая своим молчанием обстановка рождала беспокойство. Нельзя было понять, кого он так боится, ведь никого нет в этом городе, кроме них самих. У этого страха не имелось лица, он был эфемерен и призрачен, возможно, из-за этого Генри так и переживал.

«Кажется, я немного расслабился… Совсем забылся в этой тягучей тишине… Чувство, будто сам не свой. Это место сводит меня с ума…»

Маленький садик предстал перед ними. Песочница, несколько качелей, да скамейка под разбитыми окнами дома. Парень заметил рядом с собой какой-то грязный листок, который решил пнуть от досады ногой. Страница развернулась, являя взгляду расплывчатые строки и набухшие чернильные пятна от сырости. Недолго думая, он подобрал с земли бумагу, что теперь показалась ему немного интересной. Ведь это могло стать для него хоть каким-то доказательством или зацепкой в дальнейших умозаключениях.

Так как Генри не мог пока понять, где они находятся: в кошмаре, сне, бреду или ещё где, он жадно стал читать содержание найденного им листка:

«…история показалась мне очень интересной. Она не выходила у меня из головы, я бредил ей, постоянно оглядываясь вокруг себя и заглядывая в тёмные углы. Мне хотелось найти кроличью нору, как в той сказке и убежать от бед в волшебную страну. Не знаю толком, чем являлось то чудное место в книге, потому что не читал её, но в моих мечтах этим местом был дом. А королевой там была моя Мама. Она была бы прекрасна, словно утренние лучи солнца, согревающие в пустоте, — далее неразборчиво, — Во снах я часто видел, как ползу по бесконечному туннелю, дабы попасть в свои грёзы, но конца его увидеть мне так и не довелось. Помню лишь свет, манящий меня двигаться всё дальше и больше ничего, — буквы расплылись в большую кляксу, -…просыпался в слезах, будучи ребёнком. Почему я никак не могу попасть туда? Каждую ночь я жду, словно праздник… дабы попытаться снова. Мама, неужели ты не ждёшь меня? Встреть меня с той стороны! Хоть один раз! Пожалуйста… много ли я прошу… — в этом месте бумага была сильно потрёпана и разорвана, -…не в силах совладать со сном, я просто закрываю глаза. Нет больше ни рассвета, ни дня или заката, ведь мыслями я всегда там — у ног моей королевы»

Засим текст оборвался, оставляя после прочтения вязкое послевкусие. Некоторое время Генри просто стоял, в попытке сообразить и склеить полученную информацию с уже имеющейся. Письмо явно принадлежало Уолтеру и, судя по почерку, повзрослевшему.

Молодой человек, недолго думая, спрятал листок в карман, дабы его сосед ничего лишнего не заподозрил. Происходящее вокруг становилось всё чуднее.

«Кошмар? Сон? Явь? Чем больше узнаю, тем меньше понимаю… Что, чёрт возьми, твориться здесь?» — вопросы не давали покоя, от тяжести которых гудела голова. Взгляд медленно и отрешённо скользил по туманному покрывалу, пока не зацепился за размытый облик Салливана, который сидел в песочнице. Таунсенд направился к нему.

— Я не умею рисовать, — послышался знакомый голос, как только молодой человек приблизился к нему, — Стемнело так скоро, и всё стало таким расплывчатым. А мне так хотелось тебя порадовать…

Уолтер медленно проводил пальцами по песку, любовно что-то вырисовывая на его поверхности. Присмотревшись, Генри увидел едва различимые черты женского лица. Это был портрет.

— Кто это? — в нависшем полумраке он никак не мог разобрать увиденного.

— Это ты… Я, старался, честно… — оправдывался убийца, видимо, желая получить взамен одобрение.

«Он нарисовал меня? Мило, конечно, но есть один недостаток. Я не женщина.

Не понимаю, что он хочет этим сказать. Издевается надо мной? Смеётся? И почему это лицо на песке напоминает мне лицо Айлин? Или во всём виновата нависшая темнота, вот и мерещится мне всякое?»

— Тебе нравится? — непривычно нежный шёпот Салливана резал уши.

— Очень… — невнятно пробормотал Таунсенд в ответ.

Кромешную тишину прервало бряцание цепей. Скрип оторвал Генри от разглядывания рисунка Уолтера на песке. Мимолётно в уме пронеслась нервная мысль:

«Но ведь ветра нет… А той сломанной качели всё нет покоя…»

Подняв свой растерянный взгляд на источник звука, молодой человек оцепенел. Слова застряли в пересохшем от паники горле. Из-под полы тумана возник образ «ангела».

— Уолтер, пожалуйста, идем отсюда… — не узнавая своего испуганного голоса, молил Генри, — Вставай, пора домой. Погуляли и будет… — наклонившись к убийце, шептал он, дабы не привлекать лишнего внимания.

Парень, ничего не ответив, вылез из песочницы, после чего принялся отряхиваться, но сосед как можно скорее остановил его.

— Потом, все потом. Идем скорее, — схватив Салливана за руку, молодой человек поспешил покинуть злосчастный садик, в белой пелене которого, среди деревьев, бродило нечто.

— Мамочка… — позвал Уолтер, и в этом одном слове было столько радости.

— Тсс, — все нежности пришлось охладить колким и строгим взглядом.

Но уйти далеко им так и не удалось, «ангел» заметил движение и огласил округу воплем своей бездонной глотки. Звон цепей сорвался с места.

— Не отставай! Идем отсюда, скорее! — в груди не хватало воздуха, перед глазами все померкло. Генри от подобной неожиданности совсем заплутал, не понимая в какой стороне их дом. Он бежал прочь, не помня себя, а позади были слышны приближающиеся стоны чудовища.

— Уолтер! — вскрикнул молодой человек, заметив, что тот отстал. Когда рука Салливана выскользнула из его ладони, он даже не заметил. Просто в одно мгновение рядом никого не оказалось. Метнувшись назад, Таунсенд попытался найти пропажу, но звон цепей пресёк все его намерения.

Голова перестала соображать, а под ногами зазвенела решётка, оглашая каждый его шаг металлическим отголоском. Сквозь белый туман в глаза бросились ржавые стены, а в нос ударила вонь разложения и гнили. Трубы, словно змеи, скользили меж домов, то и дело орошая землю горячей изморосью. Иногда пар вырывался из уставшего металла, опаляя руки жаром, коими Генри пытался прикрыть лицо. Всё тело зудело от этой влаги, а ладони щипало от боли, несколько брызг угодило ему в глаза и рот. На вкус вода оказалась солёной.

Всё вокруг стало неузнаваемым, иным. Однообразный звук наполнил округу, давя любое сопротивление. Доносился он снизу, и вибрации его, ударяясь о решётку, передавались по всему телу низкой частотой, рождая лишь желание спрятаться, перестать чувствовать эту назойливую дрожь. Словно что-то колотилось под ногами.

Сквозь это монотонное брюзжание звенели цепи, будто колокольчики на фоне нудной рутины. Таунсенд метался в этом кошмаре, по переулкам «другого города», не зная куда деться. Хотелось провалиться под землю, лишь бы не быть здесь. Забившись под широкую бетонную лестницу, он напряженно прислушивался к любому шороху. Хотелось сжаться в комок.

«И почему я не послушался Уолтера?! — сокрушался в мыслях Генри, — Он же предлагал такие мудрые вещи… Сидели бы сейчас дома и ничего подобного бы не случилось! Какой черт меня дернул выйти за дверь?!»

Он совершенно ничего не понимал, но одно знал точно, кошмары Салливана — это сказка на ночь по сравнению с происходящим сейчас. Путешествие по длинным туннелям между сном и явью не вызывало страха, наоборот, даже пробуждало любопытство. А что здесь? Это место просто уничтожало волю. Словно над головой висел камень, в каждое мгновение грозящийся упасть.

«Кто мог создать такое? Уолтер? Нет, на него совсем не похоже. Он, конечно, неуравновешенный, но не настолько. Я не в состоянии сообразить, кому может быть подобное подвластно… И вообще, человек ли это?»

Ход тревожных мыслей прервали настойчивые удары в бетон, посыпалась известь. Это «ангел», наконец, нашел то, что искал, и от воссоединения их разделяла лишь громоздкая широкая лестница.

Генри успел увернуться в сторону, когда, под напором цепей, обвалилась толстая перегородка. Он еле смог найти в себе силы, чтобы выползти из-под завала, а после снова броситься прочь без оглядки.

Ужас, беспомощность и адреналин, колотящий все тело в лихорадке — это вся палитра чувств, наполнившая его, словно чашу, до краев. План нападения он даже не рассматривал, крылья «ангела» никого не подпустят близко к своему хозяину. При любом варианте его ждала лишь смерть, кроме одного — бегства. Блуждания по туманным улицам продолжились.

Новым его пристанищем стал двухэтажный дом, на чердаке которого он и решил спрятаться. Подняв лестницу и заперев люк, Таунсенд некоторое время сидел неподвижно, пытаясь прийти в себя, иногда вздрагивая от невнятных звуков. Молодой человек старался усмирить свой страх, всячески заговаривая себя:

«Даже если оно и ворвется в дом, то, чтобы достать меня, придется порушить потолок. Естественно, тот обвалиться, придавив назойливую тварь, и она перестанет быть такой всесильной! Но что случиться тогда со мной, тоже очень интересно… Нужно постараться предвидеть все»

Генри принялся осматривать чердак в поисках надежного укрытия, попутно приглядываясь к окнам и стенам, которым теперь предстояло защищать его жизнь. Внимания удостоился угол, вполне просторный и темный. Свет фонаря, падающий из окна, бил в лицо, не позволяя толком приглядеться к его содержимому. Подойдя ближе, молодой человек увидел деревянный стол и стул, все вышеперечисленное было накрыто старой пыльной тряпкой, из-под которой торчали только ножки и чья-то обувь. Приглядевшись, Таунсенд заметил очертания фигуры, сидевшей за столом под грязной тканью. Мороз прошелся по коже.

— Кто здесь?! — в панике вырвалось из груди, а дрожащие руки, от переизбытка гнева, вцепились в полотно. Силой дернув его на себя, Генри сорвал вуаль загадки с сидевшего на стуле человека. Когда-то давно улегшаяся пыль поднялась клубами, причиняя глазам едкую боль и мешая дышать. Отшатнувшись, молодой человек некоторое время откашливался, не в состоянии увидеть незнакомца напротив. Когда же столб осел, перед Таунсендом вновь возникла неясная фигура. Резко сорвавшись с места, он подошел к ней, дабы узреть перед собой обычную куклу.

— Что… Манекен? Это издевательство или… — в этот момент он был растерян и озадачен, не ожидая подобного поворота событий.

Кукла, одетая словно живой человек, собирающийся отправиться на прогулку, безмолвно сидела на стуле, облокотившись рукой о стол, на котором стоял старенький магнитофон. Пальцы манекена легко касались его затертых клавиш.

— Какие нелепые шутки…

Послышалось шипение из динамиков. Генри вздрогнул, поняв, что тот в рабочем состоянии. Рука манекена соскользнула с аппарата, пустым звуком ударившись о поверхность стола.

Сначала доносился только шёпот и скрежет, но спустя мгновение человеческая речь вышла на передний план.

" — Чего вы боитесь, мистер Таунсенд?

— Честно… Я никогда об этом не думал.

— Неужели вы совсем никогда не испытывали страх?

— Не припомню, разве что…

— Мм?

— Ну, как и все люди, я испытываю страх перед смертью, ее неизвестностью и загадочностью. Никто не знает, что там, на той стороне.

— Вы боитесь умереть? Но, как мне известно, чужая смерть вас не сильно-то и заботит.

— Я… старался помочь… сделать все, что в моих силах…

— Не юлите, вы делали это лишь потому, что любой другой, будучи на вашем месте, поступил бы точно также. Все исходило из того, что вы просто были рядом, и несмотря на это, никого спасти не удалось.

— Мне жаль…

— Жалость не возвращает с того света, мистер Таунсенд. Но все же, неужели вы боитесь смерти только из-за ее неизвестности? Это все?

— Ну… Если я умру, то ничего не изменится… Не знаю, как выразить словами.

— Хм, кажется, я понял, чего вы боитесь.

— Чего же?

— На самом деле вы не боитесь смерти. Для вас, умереть, ничего не значит. Ваша однообразная рутина от этого никак не пострадает — что она есть, что её нет. Вы — никто.

А вот это уже страшно, не правда ли?»

Из динамиков послышался шумный смех, сменяемый однотонными помехами. А спустя несколько секунд запись оборвалась.

Ошеломлённый, он стоял возле стола, впиваясь растерянным взглядом в магнитофон. Безмолвие повисло на чердаке, словно пыль в лучах света из окна. И лишь шум в ушах служил напоминанием, что происходящее реально.

«Кто копается в моей голове?! Возможно ли такое и кому это нужно?!», — его всего трясло, непонимание разжигало ужас. Молчание было подобно клетке, которую хотелось сломать шумом, криком и бешенством от собственной беспомощности.

— Прекрати выворачивать меня наизнанку!!! — хриплый голос разорвал тишину, а кукла, от удара кулаком, повалилась на пол, с грохотом разлетаясь на запчасти.

Генри задыхался, жадно глотая затхлый чердачный воздух. А после, обессиленный, свалился на колени, пытаясь прийти в себя, обливаясь холодным потом. Никакие ответы на ум не приходили. Вместо них была лишь зияющая пустота, подобная насмешке наглой пасти «ангела».

— Мама… — в это мгновение было лишь одно желание — спрятаться. Почувствовать защищённость и успокоиться. Таунсенд никогда не сталкивался с подобным. Чтобы то одиночество, которое он ценил и лелеял, обернулось против него самого. Это было неожиданно…

Да, Уолтер запирал его, но кто такой Уолтер, по сравнению с этим безликим чудовищем?

И что такое его маленькая комната, супротив целого города? Мотивы Салливана прозрачны и наивны, а здесь лишь немое безразличие, вряд ли за собой имеющее какую-то цель.

Дрожащими пальцами он нажал на клавишу, кассетник открылся, но внутри ничего не оказалось.

«Я сплю? Как это понять?!», — в голове творился сумбур. Он чувствовал, как медленно сходит с ума, а ведь в кошмарах Уолтера такого за собой наблюдать не приходилось, там не ощущалось такого бремени как здесь.

Мысли оборвались от внезапно погасшего света, глаза, на время, ослепли в темноте. Тяжелые удары, дрожью раздаваясь под ногами, вывели молодого человека из забытия. Металлический грохот заполнил собой до этого тихий дом, отскакивая эхом от стен в полупустых комнатах. Люк слетел с петель под напором цепей, чей звон тут же ворвался на чердак. И в этой кромешной тьме не было видно ничего, только слышны приближающиеся шаги чудовища. Генри ощутил ужас перед чем-то потусторонним и неизвестным. Зажав рот руками, он спрятался под стол, не в силах сопротивляться собственному страху.

Еще мгновение и вот уже стол отлетел в сторону, а боль, разливаясь по животу, обездвижила тело. Последнее, что увидел перед собой Таунсенд — это пасть чудовища. Безмерная улыбка которого исказила все лицо, медленно тая перед глазами, а вопль и визг с каждым мгновением становился тише, пока не угас вовсе.

* * *

Крик и шумное дыхание разбудили Уолтера. Вскочив с пола, он увидел свою мать, содрогающуюся от боли, пальцы ее впились в постельное белье, а хриплые стоны захлебывались в тревоге. Он легко коснулся её плеча, дабы разбудить, но на его нерешительный шаг, она вздрогнула всем телом, длинные волосы разметались по подушке.

— Мама, — тихо позвал парень, боясь дотронуться вновь.

— Не подходи! — истерический вопль раздался по комнате, а девушка в испуге метнулась от него, повалившись с кровати. Вжавшись спиной в стену, она кидала перепуганный взгляд то на Салливана, то себе под ноги, закрывая лицо руками.

— Не надо! Оставь меня! Пожалуйста, прошу! — рыдания донеслись до слуха парня. Но он продолжал стоять как вкопанный, не зная, на что решиться. В голове шумело от её слёз, и сердце, в ответ, разрывалось на части, будто это его вина — из-за него она плачет. Но почему? Что он сделал такого? Всё вышеперечисленное оставалось загадкой.

— Чудовище! — дрожала девушка в углу, словно осиновый лист.

— Мама, это я… Уолтер… — вновь позвал молодой человек. — Открой глаза! Мамочка!

— Ты… — еле слышно прошептали её губы, а во взгляде появилось что-то осознанное.

— Я… Это всего лишь я… — медленно подходя к матери, бормотал парень, а после, опустившись на колени подле неё, протянул руку в ожидании ответа.

— Уолтер… Уолтер… — на лице появилась улыбка, а по щекам продолжали бежать мокрые дорожки. Тело девушки стало вялым, напряжение исчезло, а голова опрокинулась назад. Глаза отрешённо уставились в потолок.

— Это ты… Я рада тебя видеть… — она приняла его ладонь, прижав к своей груди.

* * *

— Это ты… Я рад тебя видеть… — всё было как в дурмане, и, чтобы не заблудиться в нём, Генри взял протянутую ему руку. Непонимание кружилось вокруг него, подобно туману, сковавшему сонный город. И что есть в этой белой пелене правда, а что вымысел — секрет. Возможно, неизвестный даже своему собственному создателю.

— В самом деле ты? — устало окинул взглядом Таунсенд своего соседа. А после дотронулся указательным пальцем до его плеча.

— Всё ещё не верится… Неужели все это было кошмаром? — он оглядывался по сторонам, дабы убедиться в собственном пробуждении.

— О чём ты? — участливо заглядывал в глаза Уолтер, в желании предугадать чужие мысли.

Генри молчал, не находя в себе сил объяснить случившееся.

— Тебе приснился плохой сон, мамочка? — заключил Салливан, после недолгих размышлений.

— Не знаю…

Его слова прервали знакомые помехи, доносящиеся из зала. Дверь в коридор была открыта, и шум радио настойчиво врывался в комнату. Не дожидаясь более, Таунсенд поднялся с места, дабы вдохнуть глоток внешней жизни, той, что теперь была недоступна для него. Вслед за ним поспешил и Уолтер, стараясь не отставать.

Сквозь шипение и несвязное бормотание был слышен женский голос. Холодный и сдержанный, он был пропитан некой силой внушения, строго наставляя:

«Место где не будет боли. Ни голода, ни болезней, ни старости… Не будет ни жадности, ни войн, и все будут жить по милости Божьей…»

Речь захлебнулась в чужеродных стонах и всхлипах, продолжавшихся до тех пор, пока Генри не выключил магнитофон. Внезапная радость в нем улетучилась, оставляя лишь оторопь после услышанного.

— Как я оказался здесь… Что произошло? — парень не чувствовал под собой ног, находясь еще в плену недавнего кошмара.

— Тебе стало плохо и, обессилев, ты потеряла сознание. Я принёс тебя домой, — глаза напротив, полные детской наивности и трепета, казалось, не лгали.

— Принес домой?! Я потерял сознание?! — засыпал вопросами молодой человек своего соседа, выпучив от удивления глаза.

«Так ничего не было?! Всё это привиделось мне?! — изумленно спрашивал сам себя Таунсенд, — Но всё было таким реальным! Нет! Не может же быть это просто моей фантазией! Не может… Или…»

— Но ведь тебя не было рядом, откуда ты знаешь, что произошло?

— Я был рядом с тобой, мама. С чего мне врать тебе? — обиженно буркнул парень, недовольно смотря исподлобья, будто ребенок.

— Рядом?! — смерил оценивающим взглядом Таунсенд своего спутника.

— А где еще мне быть?

— И это все? Больше ты ничего не заметил?

— Я слышал чей-то стон и вопли, но ты для меня важнее…

Генри тяжело выдохнул, не в состоянии разрешить головоломку. Нужно было успокоиться, остыть и здравым умом снова попытать удачу.

— Не обижайся на меня, видимо, я в самом деле плохо себя чувствую, — он улыбнулся Уолтеру, потрепав того по длинным светлым волосам. Последний же готов был растаять от подобного внимания.

— А я предупреждал тебя, мамочка… — тихий и мирный голос передавал спокойствие своего хозяина, — Не нужно никуда уходить. Давай останемся здесь. Только ты и я.

После этих слов, Уолтер даже позволил себе поластиться головой о плечо «матери», иногда радушно заглядывая в глаза, словно спрашивая разрешения. Но никакого ответа от «мамы» не последовало. Генри замер, задумчиво вперив взгляд в одну точку.

— Что же, ты хочешь запереть меня здесь? — полушутя поинтересовался Таунсенд.

— Но снаружи тебе снова станет дурно, мама, — в словах Уолтера звучало переживание,

— Посмотри на себя, ты порвала свою одежду в приступе бреда, вырываясь из моих рук, словно я тебе чужой! — он указал на низ рубашки, там и в самом деле зияла дыра.

— Это я сделал? — потерянно спросил Таунсенд, вертя в пальцах еле держащуюся пуговицу.

— Ты была не в себе, милая… Лучше останемся здесь, — сказав это, он приобнял свою «мать». У последнего же от услышанного вступило в голову.

«Приехали… Мы что с ним, видим всё по-разному? Или… как это вообще понять?»

— Не мешай, — высвободившись из неуклюжих объятий, молодой человек направился к входной двери, надеясь найти за ней разгадку.

Его встретил тусклый свет мигающих лампочек коридора. Казалось, ничего не изменилось, всё было на своих местах, не поменяло внешнего вида. Он направился вниз по лестнице, слыша, как по его пятам в спешке пытается догнать Салливан. Иногда парень звал, просил остановиться, но Таунсенд не слушал, упорно продолжая спускаться.

— Мама, остановись! Зачем ты рвёшься туда?! Мамочка! — за спиной раздавалось сбивчивое дыхание, а впереди маячила дверь, таящая за собой забытый город. Генри медленно приоткрыл её, настороженно осматриваясь. Однако, перед глазами предстал лишь опостылевший туман, за которым ничего не было видно. Белая пелена уходила в неизвестность, закутав собой даже ночной небосвод.

— Пожалуйста, останься! Не уходи, сейчас так темно… Мама… — схватив молодого человека за руки, Уолтер пытался затащить его обратно в подъезд.

— Да никуда я не собирался идти на ночь глядя, не трогай меня! — пытаясь высвободиться, шипел парень.

— Не отпущу! Не отпущу! Ты будешь со мной! — в истерике Уолтер дёрнул на себя одежду «матери», и та, не выдержав, затрещала под напором силы. Пуговицы от рубашки полетели в разные стороны. Таунсенд в ужасе замер, не сводя взгляда со своего соседа, что так же застыл в немом вопросе. Свет замерцал, погружая помещение на несколько секунд в кромешную тьму.

Генри вздрогнул, когда ощутил чужие прикосновения на своей груди. Пальцы легко скользили по ключицам, очерчивая шрам.

— Что это? Это… — нижняя челюсть Салливана заходила ходуном, а лицо исказила знакомая усмешка, брови приподнялись от удивления.

— Уолтер… — безнадёжно позвал молодой человек, в надежде, что последний очнётся и забудет всё только что увиденное. Отстранив от себя тянущиеся руки, парень попятился назад, не зная, чего ожидать теперь от своего бывшего спутника.

— Генри… Таунсенд? — тихий оклик застыл эхом в воздухе. А владельца этого имени окатило холодным потом с ног до головы.

Свет окинул подъезд яркой вспышкой и погас. Прошло ещё мгновение вязкой тишины в полной темноте, иногда опаляемой искрами от проводки. Будто молния, освещая всё вокруг на короткий срок, она делала размытые очертания ясными, как день. В этой игре света и тени, Салливан приближался к своей жертве. Его лицо переменилось, став непроницаемым для посторонних эмоций. Всё ребячество куда-то испарилось, наивность в зелёных глазах застыла подобно стеклу, переливаясь в ледяном блеске. А рот исказила блаженная улыбка.

— Что ты намерен делать? — прижавшись спиной к стене, Генри приготовился к худшему. Вопрос же задал скорее самому себе, дабы успокоиться, не надеясь, что убийца его услышит.

— Где мама? — последовал тихий шепот в ответ. Молодой человек ощутил, как чужие руки сковали его плечи, не давая пошевелиться, — Где мамочка?! — крик оглушил на некоторое время.

— Уолтер, прекрати, пожалуйста… Ты мне нравился больше, когда был послушен, — за такое короткое время он так свыкся, что Салливан смирен, и вдруг все пошло наперекор. Мольбы не возымели действия.

— Отвечай! — зарычал убийца, пропуская мимо ушей чужие упреки.

— Если ты меня отпустишь, отвечу! — огрызнулся Таунсенд, дернувшись всем телом в сторону.

Парень медленно отпрянул, все также, не сводя с жертвы под номером двадцать один своего отрешенного взгляда.

— Говори…

— Никакой… мамы не было… — сказав это, Генри замолк, не в силах предугадать поведения убийцы.

Однако, ответной реакции не последовало, Салливан замер в темноте, разгоняемой лишь мимолетными искрами. И во время этих внезапных вспышек, тени на его лице ничуть не дрогнули.

Яркий свет ударил в глаза, отчего те непроизвольно закрылись. Когда же зрение восстановилось, Таунсенд увидел, что они в помещении отнюдь не вдвоем. Очертания людей вокруг заставило его сердце екнуть от неожиданности. Но присутствие рядом Уолтера почему-то придало решимости. Казалось, что тому ещё пока подвластен этот безумный мир, вывернутый наизнанку.

— Куклы…

Свет, воцарившийся в подъезде, открыл взгляду всё то, что было до этого скрыто во тьме. Образы людей, недвижно замерших в немом молчании, наполнили сердце Таунсенда тревогой. До слуха донесся мерный, уже знакомый звук. Его низкочастотное однообразие сводило с ума, выворачивая желудок. А всё помещение наполнилось отвратительными грязными красками коричнево-красных оттенков, от которых всё блекло перед глазами, усиливая головокружение. Стены перестали быть стенами, словно живые, содрогаясь кровавыми слезами. Внутренние перегородки обратились в ржавые решётки, сквозь которые не пробивался даже свет.

Уолтер обернулся, увидев растерянного и напуганного Генри, не сводящего взгляда с чего-то, что было за его спиной. Манекены безучастно стояли и валялись на полу, безликие, одинаковые, все как на подбор. Отсутствие лица сразу напомнило молодому человеку «ангела», однако, у последнего был хотя бы рот. Все куклы, подняв руку, показывали в сторону лестницы, их указательные пальцы явно намекали вернуться в комнату.

— Мама… это ты? Ты зовёшь меня? — забыв о своей жертве, убийца под натиском своих желаний и несбыточных грёз, послушно направился наверх, восторженно упиваясь моментом долгожданной встречи.

Таунсенд же некоторое время не мог отойти от шока, до его слуха лишь мельком доносились шаги Салливана, поднимающегося по лестнице. Ледяной ветер, ударивший в спину сквозь решётку, привёл его в сознание. Но Генри всё ещё толком не понимал, на что решиться. Взглянув по сторонам, он увидел только два пути, и ни один его не радовал: либо вернуться в квартиру, либо покинуть дом.

«Куда бы я не пошёл, везде меня ожидают незабываемые встречи. А где находится выход из этого бредового кошмара, выяснить так и не удалось, — послышался сломленный крик с третьего этажа, принадлежащий убийце. Таунсенд вздрогнул и, недолго думая, медленно попятился к выходу, — Прости Уолтер, я больше не смогу играть роль твоей мамы. Но здравый смысл говорит мне, что в городе прятаться куда проще, чем в закрытой комнате. Поэтому… прощай…»

Больше его ничего не держало, и Генри вылетел из подъезда, словно пуля, погружаясь в толщи беспросветного тумана.

* * *

Комната оказалась пуста и темна. Как не старался он, не звал, мама не откликалась на его уговоры. В полумраке, где свет пробивался внутрь лишь из коридора, очерчивая неясные черты, Уолтер замер посреди зала. Его маленький мир больше ему не принадлежал, что сразу ощутилось на входе.

Тело содрогалось от непонимания, давящая духота сковала прерывистое дыхание. Он хотел было включить свет, дабы отогнать от себя беспокойные чувства, но тот, как назло, отказывался загораться. Не выдержав подобного поворота, Салливан взвыл от собственной беспомощности.

Но тут что-то с силой толкнуло парня и тот вылетел из комнаты. Пошатнувшись на пороге, он споткнулся и ударился затылком о стену. Дверь захлопнулась с гулким грохотом. Ошарашенный произошедшим, убийца вскочил на ноги и стал колотить кулаком, отчаянно взывая открыть. Так прошло несколько минут в неистовом беспамятстве, пока Салливан не повалился на пол от усталости. Разочарование и страх незаметно подползали к нему, окутывая, связывая по рукам и ногам.

Вдобавок ко всему случившемуся, будто издеваясь, за дверью зашумел телевизор. Сквозь помехи до слуха донеслась человеческая речь, видимо, в эфире что-то показывали.

" — Дорогая, почему ты так говоришь со мной, словно я ребенок.

— Для меня ты всегда останешься мальчишкой, — послышался вздох.

— Неужели за эти годы я нисколько не вырос в твоих глазах?!

— Да даже сейчас ты обижаешься как малое дитя…»

Сквозь белый шум заиграла приятная семейная музыка, а за дверью послышались живые голоса. Один принадлежал ребенку, другой молодой женщине. Они смеялись, чему-то радуясь и веселясь. Песня умиротворенно мурлыкала на заднем плане, навевая сон.

Уолтер хотел было вновь ударить об опостылевшую перегородку кулаком, но его рука замерла в немом оцепенении, задрожала и, обессиленная, повалилась на колени. Происходящее было для него подобно пытке, и не выдержав ее более, он поднялся на ходящие ходуном ноги, дабы как можно скорее сбежать из пугающей западни.

Но обернувшись в сторону выхода, Салливан замер. Куклы исчезли, вместо них коридор заполнился человеческими трупами, что красным полотном устилали путь к квартире 302.

Стены без меры пестрили отпечатками рук, и белый цвет померк, снедаемый палитрами алых оттенков.

— Мама… — отрешённо позвал парень, стоя посреди лужи крови. Запах железа и ржавчины ворвался в коридор с потоком сильного ветра. Уолтер непроизвольно прикрыл лицо руками. Ещё одно мгновение и дверь с грохотом распахнулась, не выдержав напора. Вихрь растворился, появившись из ниоткуда и исчезнув в никуда. А на пороге злополучной квартиры возник Генри.

— Зачем ты стучишь? Что тебе нужно? — тихо произнесли его губы, словно и не открываясь вовсе. Казалось, этот знакомый голос раздавался лишь в голове.

— Впусти меня, там моя… — парень запнулся, запутавшись в происходящем. А внутри тлели искры ненависти к внезапно появившемуся молодому человеку. Ведь это его появление всё испортило! Таунсенд нарушил его единение с матерью!

— Ты… ты… — на глаза навернулись слёзы, а лицо исказила злоба.

— Что я? — парень, как ни в чём небывало, улыбнулся в ответ. Уголки губ его дрогнули, будто их обладатель был готов вот-вот рассмеяться.

— Я убью тебя, и всё вернётся на круги своя! — Уолтер уже хотел было вцепиться руками в горло своей непослушной жертвы под номером двадцать один, но его действия легко были пресечены. Спустя секунду пальцы Таунсенда уже больно вонзились в запястья убийцы, не позволяя тому шевельнуться.

— Ты очень хорошая игрушка, мне даже немного жаль тебя, — на заднем фоне вновь заиграла приветливая семейная музыка, что было прервалась, словно напуганная, внезапно ворвавшимся в комнату, ветром, — Но так и быть, я сжалюсь над тобой, — молодой человек истерически засмеялся и отпустил чужие руки.

Несмотря на это, Салливан потеряно продолжал стоять, чувствуя в происходящем какой-то подвох.

— Идём Уолтер, мама ждёт… — и, не поворачиваясь спиной, Генри попятился внутрь комнаты, постепенно уходя в тень, а затем и вовсе исчез в непроглядной тьме.

Убийца нерешительно шагнул вперёд, терзаемый внутри наивными детскими грёзами и обычным человеческим желанием покоя.

— Уолтер… — теперь уже женский голос позвал из глубины квартиры, дрожащим эхом разносясь по коридору. Но обладатель этого имени не решился сделать следующий шаг. Из темноты на него смотрели два красных огня, таинственно блестя, будто маня подойти.

— Уолтер… — вновь донёсся до слуха женский всхлип.

Перед ним возник полицейский участок, что даже немного смутило молодого человека. Раньше он не замечал ничего подобного, все дома тянулись безликими массами, утопающими в тумане, но теперь что-то изменилось. Город, вывернутый наизнанку, казалось, обнажил свое истинное лицо. Но несмотря на творящийся кругом сумбур, в нем витала толика правдоподобности и некой, бросающейся в глаза, то тут, то там, естественности. Появились названия улиц, магазинов; все здания, мелькающие перед взглядом Генри, обрели обжитый вид и, если так можно сказать — индивидуальность. А наличие полицейского участка свидетельствовало о претензиях города на порядок.

— Какого чёрта? — непроизвольно сорвалось с его губ, а глаза удивленно блуждали, не узнавая местность.

Запутанные до этого улицы, витиевато переплетавшиеся между собой, теперь исчезли из виду. Дорога была одна и вела строго прямо, сойти же с неё не позволял обрыв, который легко можно было завидеть, едва сойдя с пути. За горизонтом же, сквозь туман и бездну, лёгким маревом намечался противоположный берег. Очертания домов и призрачный силуэт церкви загадочно притягивали Таунсенда. Но как попасть в ту часть города, он не имел ни малейшего понятия.

От нависшей безысходности парень поплёлся в полицейский участок, дорогу к которому едва освещал единственный фонарь. Минуя, полуразвалившийся и съеденный ржавчиной, забор, с кирпичными колоннами, Генри направился к зданию, фасад которого удручал своим видом. Окна с разбитыми стеклами, были похожи на пустые глазницы, с крыши свисали провода, а красно-грязные оттенки искаженного города уродовали еще сильней, довершая абсурд.

Дверь легко скрипнула, и молодой человек оказался внутри. Обшарпанный пол скрипел от любого движения, под ногами валялись всевозможные доски, палки, трубы. Несколько лампочек на весь огромный зал, едва освещали пространство вокруг себя. Но были и плюсы — здесь не так сильно был слышен однообразно навязчивый шум. Можно было позволить себе немного передохнуть. Нескончаемый стук, похожий на бесконечный бег маленькой стрелки на циферблате часов, раздражал. Таунсенд ощущал это всем своим естеством, будто звук подгонял его, шепча между строк, что он еще чего-то не успел совершить. Хотелось спрятаться, не слышать дотошного эха, раздающегося под ногами, и раздирающего на две части. Вновь двойственность, теперь уже причиняющая чуть ли не физические муки. Генри чувствовал, будто стоит на месте, а вокруг него бушует нескончаемый поток, под названием жизнь. Подобные мысли донимали молодого человека, грызли и вводили в тоску. И дабы сбежать от них снова, парень решил отвлечься.

Он зашёл в первую попавшуюся дверь — сердце радовало любое действие, лишь бы не думать ни о чем. Помещение оказалось обычным полицейским изолятором. Всего было восемь камер с решётками, по четыре с каждой стороны, между которыми затесался узкий коридор. В глаза тут же бросилось содержимое камер, посему Генри не решился пройти внутрь. Раньше он посчитал бы это хламом, но теперь стал с опаской поглядывать в их сторону. Это были куклы, сломанные и потрескавшиеся, совершенно непохожие на предыдущих своих собратьев, что появились из ниоткуда в апартаментах. Парень сделал один неловкий шаг вперёд, дабы забыться в разглядывании пластмассового мусора, но в ответ одна из решёток, рядом стоящей камеры, отворилась. Её пронзительный скрип взбудоражил нервы и воображение Таунсенда, отчего тот остановился на полпути. Присмотревшись, молодой человек заметил, что замки на дверях отсутствуют. Этот факт ещё больше смутил его. Желание идти вглубь быстро было пресечено, и парень повернул назад. Будить кошмар, что недавно затих, ему не хотелось. Выйдя из изолятора, Генри решил в последний раз окинуть взглядом странное помещение, дабы убедиться, что бояться нечего, и, наконец, отправиться своей дорогой, но что-то пошло не так. Двери камер заходили ходуном, невыносимо скрипя, а манекены, до этого смирно валяющиеся на полу, начали подниматься со своих мест, медленно двигая пластмассовыми суставами. Безликие, они тянули свои руки ему вслед, двигаясь в его сторону, кто на двух ногах, а кто на четвереньках. Таунсенда окатил ужас от увиденного, он стоял, словно парализованный, не находя в себе сил сдвинуться с места. Куклы же повылезали из своих клеток, не сдерживаемые замками, и уже нагло напирали на парня, прибавляя скорости. Опомнившись, молодой человек дёрнул на себя ручку двери, но почувствовал сопротивление с другой стороны. Манекены, не ослабляя хватки, стучались в перегородку, от чего содрогались ветхие стены, а известь и пыль сыпались с потолка. Генри схватил свободной рукой первую попавшуюся на глаза трубу, и, дёрнув дверь на себя, быстро просунул железку через ручку, сделав засов. Шум продолжал доноситься из изолятора, а дверь сходить с ума под напором. Но на этом всё не закончилось.

Из противоположного помещения, эхом раздаваясь по коридору, послышались помехи и человеческая речь. Женский плач и вопли оглушили молодого человека, свет замерцал и посыпались искры, опаляя фейерверком засыпанный хламом пол. А стук под ногами стал доноситься чётче и намного быстрее, словно часы сошли с ума. Таунсенд бросился к выходу, уже абсолютно ничего не понимая. Ему хотелось лишь вырваться из этого мира, вывернутого наизнанку.

Однако голос остановил его, так как парень узнал его обладателя.

" — Кто мог сотворить подобное?! Кто?! — вопль, нет, это был вой, что донёсся до слуха Генри, принадлежал пожилой женщине.

— Мэм, нам очень жаль. Пожалуйста, успокойтесь.

— За что?! Мой сын никому ничего не сделал! Какое чудовище могло поднять руку на безобидного мальчика?!

— Дорогая, — этот голос принадлежал мужчине, спокойный и твёрдый, но насквозь пропитанный тоской.

— Кто это сделал?! Ответьте! Вы нашли убийцу? Я хочу посмотреть этому человеку в глаза… — плачь на несколько мгновений прервал диалог. А после наступило молчание.

— Мы продолжим поиски, но я ничего не обещаю. Никаких улик найти не удалось, эти серийные убийства — настоящая загадка, — послышался скрип стула, — Сэр, мэм, прошу вас, крепитесь, нужно жить дальше, как бы не было тяжело. А теперь, прошу меня простить»

Шаги на записи постепенно затихли и звук оборвался.

— Мама…

Парень прислонился к стене, потеряно и бездумно впившись взглядом в пол. Всё вокруг для него перестало существовать, слова, что недавно разносились по помещению, теперь не выходили из головы, оглушая и парализуя. Собрав остатки сил, он направился в помещение, из которого недавно доносилась запись. Это оказался кабинет шерифа, судя по надписи на двери. Здесь взгляд Генри приковало к себе большое окно, выглядевшее таким пустым и темным на фоне белых стен. Перед ним красовался широкий письменный стол с выключенным магнитофоном и несколько стульев. Поодаль стояли стеллажи, заваленные бумагами, всевозможные полки с папками, ящики и металлический сейф, что затесался в углу у окна. Осмотревшись, Таунсенд стал перебирать документы, что были разложены на столе, не решаясь опять попасться на утку с кассетником. Но опять-таки, в его руках оказались лишь пустые листы. Не выдержав подобной насмешки, парень в гневе скинул всю бумагу на пол. Как надоело это проклятое молчание! Над ним будто кто-то издевался, другого объяснения у Генри не было. Он повернулся уже было к выходу, но тут его глаза заметили что-то темное среди белых бумаг. Присев и разворошив бумагу, парень нашел фотографию. На ней была изображена Айлин.

В этот момент с улицы донёсся звон колокола.

Генри вышел из полицейского участка, спотыкаясь на лестнице и еле стоя на ногах. То, что произошло в полицейском участке, сильно подкосило парня морально, и лишь звон колокола и фото девушки в руке держали его на плаву, служа подобием маяка. Наивная надежда играла миражами перед его лицом.

«Возможно, там есть люди и я, наконец, выберусь отсюда… Или же…» — дальше думать даже не хотелось. Дабы привести себя в некоторое подобие равновесия, он несколько секунд не сводил взгляда с еле дребезжащего света фонаря. Рядом с накалённой лампой молодой человек заметил кружащегося одинокого мотылька. Но длилось это недолго. Насекомое приблизилось слишком близко к источнику света, и опалив свои крылья, рухнуло на землю. Вокруг же от этого ничего не изменилось, лишь равнодушный туман стелился по траве, да на заднем фоне сходили с ума стрелки часов.

Удары колокола продолжали манить, разливаясь эхом по округе, а Таунсенд стоял, не решаясь сдвинуться с места. Может, вовсе и не спасение его там ждёт?

Но неспокойные мысли оборвались, как затих и назойливый стук под ногами с ударами колокола.

Ещё мгновение — фонарь погас. Темнота ослепила парня, и лишь бряцанье цепей, возникшее позади, отрезвило, заставляя спрятать фотографию в карман и двигаться дальше.

Он бежал вниз по улице, а ему вслед, догоняя, доносился вопль и визг «ангела». Грохот решётки также сопутствовал в сопровождении, и не только в звуковом виде. Забор полицейского участка, в разобранном состоянии, чуть не пришиб молодого человека своим весом, пролетая над головой последнего. А кирпичи от колонн уже приземлились и катились впереди, грохоча об асфальт. Один такой попал ему в голову, а несколько других блоков опрокинули Таунсенда на землю, отчего он сильно расшиб колено. Хромая и шипя от боли, парень продолжил бегство от беснующегося чудовища, что, видимо, в отместку за коляску, теперь кидалось всем, чем придётся.

«Хитрая тварь!» — сокрушался молодой человек в мыслях на подведшее его везение.

Сейчас Генри представлял собой печальное зрелище. Волосы пропитались кровью, и грязными комьями торчали в разные стороны. Рубашка, еле висевшая на сутулых плечах, окрашена в бурые пятна, что образовались от красных ручейков, стекающих по его шее. На груди же красовался шрам, оставленный Уолтером.

Но несмотря на хромоту, он смог добежать до развилки. Перекрёсток не внушал доверия, так как Таунсенд понятия не имел, в какую сторону бежать. А чудовище уже нагоняло, и времени на размышления не оставалось. И лишь удар колокола продолжил свою заунывную песню, на фоне бряцающих сзади цепей. Молодой человек бросился за ним следом, уже совершенно не осознавая, что его ждёт. Он помнил лишь противоположный берег и расплывчатый образ церкви. Возможно, это она зовёт его? Может, там люди?

Прячась в тумане, он всё глубже продвигался по выбранному пути. Под ногами заскрипела ржавая решётка, обрамлённая сеткой рабица, за которой виднелась пустота, заполненная пеленой. Генри понял, что теперь бежит вовсе не по дороге — это был мост, что ведёт в другую часть города. Очертания берега уже виднелись сквозь белое марево, а на глаза парня попалась контрольная будка, что одиноко возвышалась на его пути.

«Это разводной мост?! — молнией пронеслось в голове, возрождая далёкие воспоминания, — Мост и церковь, Тихий Холм… Я уже это видел однажды… Я был здесь! Этот звон принадлежит Балканской церкви!»

Разбитое колено причиняло некоторые неудобства, но Таунсенд был так взбудоражен своим открытием, что не замечал боли. Забравшись по лестнице в будку, он в нерешительности замер над несколькими рычагами, рядом с которыми находилась красная кнопка. Из далека уже эхом доносился скрежет цепей, сводящий с ума и переполняющий тревогой. Монстр не мог быстро передвигаться из-за их тяжести, волоча за собой, но навести страха и ужаса у него всё равно получалось не слабо.

Генри, от нависшей угрозы, совершенно не мог сосредоточиться и просто сдвинул рычаги со своих изначальных мест, после чего нажал на кнопку (Ключ? Какой ключ?).

Машина взвизгнула и пол задрожал под ногами. Мост медленно поднимался, а вскоре, дорога в центральную часть города стала недоступной.

Таунсенд в смятении выскочил из будки, ведь главный вопрос ещё не был разрешён.

«Где эта тварь?!» — шумело в голове, а взгляд пристально блуждал по туману в поисках ответа. С той стороны моста послышался разгневанный вопль «ангела», а на лице Генри появилась довольная ухмылка. Раздался всплеск, и молодой человек увидел сквозь марево в воде чёрное пятно, что медленно, еле держась на плаву из-за тяжести цепей и течения, пытается плыть. Но силы подвели чудовище и тот, свистя и шипя, ушёл на дно.

На душе Генри стало легче, будто и с его груди упал камень.

Спускаясь, парень чуть не слетел с лестницы из-за больной ноги, но всё-таки успел зацепиться свободной рукой за перила, и благополучно спуститься вниз.

Под его ногами вместо решёток появился асфальт. Такая резкая перемена удивила Таунсенда, но не заставила остановиться. Звон продолжал манить, а парень самозабвенно двигаться вперёд, в желании отыскать источник звука.

Когда мост был пройден и остался позади, перед взглядом Генри открылись улицы Старого города, что он посещал когда-то давно. Туман стал более рассеянным и стелился лишь по земле, словно чем-то придавленный. А на небе замерцали звёзды, являя собой всю красоту ночи.

«Мне так нравилось в детстве любоваться ими. Мир казался таким большим, необъятным…

И я был частью этого…» — от подобных мыслей стало легче, а смятение стало смирением. Небесные ориентиры радовали глаз, ведь это была хоть какая-то связь с реальностью. Да, призрачная, холодная, подобная миражу, но была.

«Возможно, их свет давно погас…, но ещё долго никто не узнает об этом»

Таунсенд продолжил свой путь. Нависшая ледяная тишина иногда разбавлялась колокольным звоном, а потом снова всё замирало. Но погружаясь всё глубже в город, парень заметил, как недавние тихие нотки начинают искажаться, а хаос и беспорядок вновь входит в свою обыденную, для этого места, колею.

Иногда ему в тенях мерещились тёмные пятна, похожие на детей. Он бы и не обратил на них внимания, если бы из-за углов иногда не доносились детские всхлипы и плач.

Не выдержав этих странных игр в прятки, молодой человек подкрался к одной из таких теней, в наивном желании разглядеть поближе. Однако, кто-то, по всей видимости, хотел разглядеть поближе его самого. Ребёнок растворился, а из стены выскочило что-то, откинув довольно мощным ударом в сторону. До слуха донеслось недовольное ворчание чудовища, что своими длинными руками продолжал сотрясать воздух. Лицо и грудь горели от боли, а парень в этот момент пытался оправиться от внезапной подставы.

«Знакомые лица… А что он здесь делает? — поднимаясь на ноги, Таунсенд не сводил взгляда с человекообразной твари торчащей из стены, морда которого напоминала уродливый кожаный мешок. — Уолтер?!»

Звон вновь ворвался на улицы молчаливого города, а Генри сорвался с места. Хромая и качаясь из стороны в сторону, он держал свой путь к Балканской церкви.

Забегая в очередную подворотню, парень услышал девичий смех. Стены зашевелились в темноте, и было жутко пробираться сквозь непонятный туннель, что до этого был просто проулком. До слуха доносилось копошение и шушуканье, отчего Генри трясло в немом испуге. Увидев свет в конце туннеля, он бросился к выходу, а когда выбежал наружу, замер, не решаясь идти дальше. Всё вокруг изменилось до неузнаваемости, тёмные тона померкли и стало светло, как днём. Фонари освещали улицу, а туман исчез. Однако, за пределами света всё вокруг погружалось в кромешную тьму.

Снова раздалось девичье хихиканье. Обернувшись, Таунсенд увидел, что туннель, из которого он вышел, заполнен мотыльками. Это было бы очень прекрасным зрелищем, но в какой-нибудь другой раз. Моль была огромна, каждая размером с ребёнка.

— Трусишка! Трусишка! — захихикали опять, а Генри никак не мог понять, кто это.

Приглядевшись, он обомлел от увиденного. На крыльях белых бабочек ютились детские лица, а где-то и красивые женские. На каждом мотыле громоздились подвое, задорно переглядываясь с соседкой на противоположном крыле, и корча друг другу смешные рожицы.

Одна из таких девиц обратила внимание на молодого человека, и, недолго думая, показала ему язык, заливаясь при этом смехом. Этот восторг подхватили другие мотыльки.

«Как мило и жутко… Не наблюдал ничего подобного за Уолтером раньше. Хотя, при чём он тут?» — всё происходящее выглядело довольно странно. Но Генри продолжил продвигаться к церкви, что уже виднелась неподалёку.

Стены домов были изуродованы. Теперь они не были кирпичными или деревянными, это была человеческая плоть, что и являлась основным материалом. Пробегая мимо, парень краем глаза замечал ограды из тел, обезображенные до неузнаваемости. По сути, вокруг пестрело только мясо, из которого обильно торчало что-либо из металла. Будь это ножницы, гвозди, лезвия бритв, арматура, прутья, цепи или же гирлянды из проволоки, все вышеперечисленное пробивало плоть насквозь.

И к этому хаосу приплетались клумбы с живыми цветами, чей аромат перемешивался с вонью разложения. Рядом с неприметным домом текла речка. Довольно мирная и тихая, звонко журча, она играла бликами от фонарей на своей поверхности. На площади к церкви росли деревья, на вид, вполне обычные. Но вокруг них торчали из земли металлические шипы, создавая собой подобие ограды. На земле, под пушистыми кронами, валялись поломанные и разбитые часы. Их звук больше не разносился по округе и не выводил из себя, только удары колокола иногда разрезали тишину.

А вот у входа в церковь валялось несколько кукол, или не кукол, так как сквозь раскрошившуюся пластмассу Генри мог разглядеть кости и внутренние органы.

Не решаясь дольше оставаться на улице, посреди несуразного бреда, парень поспешил в церковь.

Внутри всё оказалось вполне спокойным — это была обычная часовня. Скамьи тянулись в несколько рядов, по обе стороны зала. На стенах красовались картины, повествующие о событиях, о которых Таунсенд не имел никакого понятия. Пол переливался разноцветными зайчиками, что получались от мозаичных сюжетов на окнах.

Снова звон колокола и человеческий вопль. Он оторвал молодого человека от секундного замешательства и, последний, сорвавшись с места, бросился на этот крик, узнав его хозяина.

— Уолтер… — слетело с его губ, когда парень ворвался в исповедальню. Но там никого не оказалось.

Уже более себя не сдерживая, он влетел в следующую дверь, но дальше двинуться не смог, оцепенев у дверного проёма. На полу валялся Салливан, что-то бессвязно бормоча себе под нос, а над ним висел тот самый колокол, что и привёл Генри сюда. Всё помещение было пробито толстыми цепями насквозь, сливаясь вместе где-то под полом, судя по их наклону.

— Замолчи! Замолчи! Мама… — кричал убийца навзрыд, вновь ударяя в колокол.

У Таунсенда зазвенело в ушах и на некоторое время он вовсе перестал слышать.

Кружилась голова, оглушённая ударной волной.

— Уолтер! — позвал парень, пытаясь пройти к нему и не увязнуть в странном вязком полу.

— Не подходи… — захрипел тот, пытаясь снова ударить в набат, но его рука слишком сильно увязла в странной липкой массе, и он не смог дотянуться.

Оглядевшись, Таунсенд только сейчас заметил, что они в колокольне отнюдь не одни. Стены были покрыты той же вязкой дрянью, алого оттенка, что и пол, поэтому не было сразу заметно, что прячется под этим «мягким покрывалом», пробитым цепями насквозь.

Образы людей, что тенью очерчивались сквозь более светлое марево, бросились Генри в глаза.

— Айлин… — уже ничего не осознавая, прошептал молодой человек, заметив лицо соседки, искажённое смертью. Тело её было пробито цепью, что уходила куда-то в подпол.

Таунсенд с ужасом понял — здесь собраны все жертвы Салливана, и он сам, также, пришёл сюда, своими ногами.

Вопль убийцы вывел парня из забытья. Цепь пробила насквозь жертву под номером одиннадцать, после чего пригвоздила ко всем остальным, ещё в судорогах трясущееся тело, к стене. Кровь потекла ручьями, орошая нежно алый пол ярко-красными брызгами. Повисла тишина, и лишь стоны Уолтера, зовущего свою маму, нарушали призрачное спокойствие. Его медленно поглощала липкая масса, затягивая вглубь.

Земля затряслась под ногами, а из пола вырвалась ещё одна цепь. Генри не нужно было огромного ума, дабы понять, что она для него. Он бросился обратно к двери, в груди лишь ныло желание поскорее покинуть это проклятое место, раскаляемое ещё сильней бешеным сердцебиением. Но никакого выхода за его спиной не оказалось. Липкая жижа уже заволокла толстым слоем проход к единственному спасению. Цепь медленно ползла по склизкой массе, будто готовясь к броску, подобно змее.

— Чёрт! Чёрт! — в истерике слетело с языка, а волосы на голове встали дыбом. Он в западне.

— Мама… — до слуха Таунсенда донёсся еле слышимый всхлип Салливана. Парень поплёлся на ходящих ходуном ногах к убийце, а точнее, к единственной живой душе, что ещё осталась в этих замкнутых четырёх стенах.

— Я здесь, — отозвался Генри, подыгрывая умирающему. Злобы на этого человека он уже не испытывал, ведь ему и так воздалось по заслугам. Теперь Уолтер здесь, вместе со всеми людьми, которым причинил страдания ради расплывчатой мечты, что так и не стала реальностью. Слизь обволакивала лицо убийцы, мешая дышать. Парень стряхнул с него опостылевшую жижу, липнувшую к пальцам, дабы Салливан смог вдохнуть хотя бы ещё несколько раз перед своей смертью.

Цепь загремела звеньями. Таунсенд повернулся к ней лицом, вжавшись спиной в тело Уолтера. Его всего трясло, но он не в силах был что-то изменить.

— Ты мне нравился больше, когда был послушным, — раздался голос из-под земли, что стала нервно дрожать под ногами. Послышался смех, эхом беснующийся в четырёх стенах.

— Беги… — опалило шею Генри чужое дыхание, а стеклянные зелёные глаза Салливана продолжали смотреть в никуда.

Пол провалился под молодым человеком, загоревшись красным огнём. Последнее, что увидел Таунсенд, летя вниз по бесконечному туннелю, это цепь, что вонзилась в убийцу. От такого, огромного количества инородных предметов, его грудь не выдержала, разорвавшись на части. Свет померк.

Вспышка и щелчок фотоаппарата разбудили молодого человека, что задремал на лавочке в парке близ Балканской церкви. Некоторое время Генри сидел неподвижно, пытаясь понять где он и что происходит. Рядом с ним лежал походных рюкзак, а на плече висела сумка с фотоаппаратом. Вокруг гуляли люди с детьми, отчего воздух был наполнен визгом ребят и гомоном родителей.

Таунсенд поднялся, ещё полностью не придя в себя. Глаза, отвыкшие от солнечного света, щурились, а по телу побежали мурашки от приятного ветерка. Деревья шептались между собой пышными зелёными кронами, радуя взгляд.

Молодой человек поплёлся к церкви, всё ещё опасливо и настороженно оглядываясь по сторонам. Проходя мимо магазинчика, Генри посмотрел на витрину, на стекле которой виднелось его собственное отражение. Он обомлел, увидев себя.

— Да как же это! — удивлению не было предела, ведь из зеркала на него смотрел восемнадцатилетний мальчишка, — Бред какой-то, бред… — бессвязно бормотали его губы.

Зазвонил колокол, отчего Таунсенд вздрогнул, всё ещё находясь в сетях недавних воспоминаний. Юноша поспешил к церкви, она будто снова звала его, или это было просто его воображение? Он не мог этого понять.

Она предстала перед ним такой, какой запомнилась на фотографии. Не удержавшись, Генри достал фотоаппарат из сумки и сделал фото. Чувство дежавю наполнило его до краёв. Всё было так, как было тогда. Ничего не изменилось, только страшный кошмар мерещился позади.

Но тут Таунсенд почувствовал, что кто-то дёргает его за штанину. Он обернулся и увидел того, кого и вовсе не ожидал увидеть.

— Ты знаешь мою маму? — застенчиво пролепетал ребёнок, смотря на подростка снизу-вверх.

— Знаю… — нерешительно ответил парень, присев на корточки рядом с малышом.

— Тогда идём к ней вместе? — спросил мальчик, не сводя при этом любопытные зелёные глазки с незнакомца.

— Идём… — не понимая происходящего, согласился Таунсенд. Ребёнок тут же повис у него на шее, а юноша, подхватив его на руки, поднялся. Сейчас происходящее ему мерещилось сном, и как ни странно, он не хотел ему сопротивляться.

— Я сплю? — спросил самого себя Генри, идя по оживлённой улице.

— Вовсе нет, хочешь, ущипну тебя, — парень ощутил боль в плече, и изумлённо посмотрел на ребёнка, отчего тот засмеялся.

— Меня Уолтер зовут, а тебя?

— Генри, — улыбнулся юноша, прижимая малыша к себе ещё крепче.

* * *

За окном автобуса тянулась бесконечная дорога. Чёрная полоса бежала, будто куда-то торопясь, вслед за тенью от машины, а поверх неё, изгибаясь стройной лентой, летела белая. Иногда прямая, иногда рваная, но она появлялась вновь, не желая исчезать насовсем.

Маленький Уолли дремал на груди у юноши, а на соседнем сиденье покоился толстый рюкзак. Генри завороженно смотрел в окно, ещё не в силах понять произошедшего, однако, с его губ не слетала усталая улыбка. Шум автобуса убаюкивал, и всё вокруг казалось какой-то сказкой.

Но всю эту идиллию нарушил голос, вещавший новости по радио:

«Сегодня утром, в лесу близ Тихого Холма, был обнаружен труп с перерезанным горлом. Тело принадлежало Уолтеру Салливану, молодому человеку без определённого места жительства. Полиция считает, что это самоубийство»