Фальшивка (гет)

— Мистер Малфой, не могли бы вы рассказать, как ваш отец принял тот факт, что за внешностью Хелен Райт скрывалась мисс Грейнджер?

В вопросе молодого аврора, который сегодня допрашивал Драко, прозвучало неприкрытое любопытство. Ожидая пикантных подробностей, он даже чуть подался вперед, чем стал неуловимо похож на гончую, взявшую свежий след. Тот же, к которому он обратился, вместо ответа внимательно осмотрел тщедушную фигуру сидящего перед ним служителя закона и усмехнулся.

"Ничего удивительного, — подумалось ему. — Бедолага. Похоже, у него в жизни больше и нет ничего, кроме своих бесконечных бумажек. А ведь он немногим старше меня. Естественно, ему интересно узнать, как живут люди, подобные нам: состоятельные, с родословной на тридцать восемь листов пергамента".

Но тут он вспомнил вопрос, и жизнерадостная улыбка на лице сменилась недовольной гримасой.

— Что ж... Сначала все шло как по маслу. Настолько хорошо, что я наивно полагал: так будет и впредь...

— Увы, этого не произошло, — закончил вместо него аврор.

— Да вы просто ясновидящий! — всплеснул руками Драко и насмешливо продолжил: — Конечно не произошло. Вы, что, газет не читали? Иначе знали бы, что все открылось незадолго до окончания каникул, сразу после Нового года.

— И как это случилось?

Драко на миг закрыл глаза, припоминая те драматические события, и размеренно проговорил:

— Все началось с того, что в тот день мы отправились за покупками. За драккловыми покупками. Отец хотел в очередной раз явить миру картину под названием "Одна большая, дружная семья". Вот поэтому все мы (я, отец и Грейнджер в облике Хелен) по каминной сети переместились в Косой переулок, чтобы присмотреться к новой метле. Надо сказать, реклама у нее была более чем многообещающей.

— Никак "Облачный шкипер"?! Великолепная вещь! — ошеломленно покачал головой аврор, и Драко не мог бы поручиться, что в его потрясенном возгласе не прозвучала некая доля зависти.

— Знаю, знаю. Просто высший класс! — махнул рукой Малфой и тут же с сожалением добавил: — Эх!.. Если б она была у меня во время последнего матча... Думаю, исход игры стал бы совсем иным, и победа досталась Слизерину, а не Гриффиндору.

Драко мечтательно вздохнул, но тут же нахмурился.

— Однако, как говорится, revenons a nos moutons*, в данном случае, к вашему вопросу. Так вот, мы просто ходили по магазинам и довольно неплохо проводили время. Грейнджер я заколдовал таким образом, чтобы она выглядела намного старше своего возраста, лет на двадцать пять, не меньше. Рядом с ней отец, спокойный и счастливый, вновь стал тем человеком, которого я всегда знал. Он как будто вернулся к самому себе, а вместе с ним вернулись его привычная ирония и врожденное остроумие. Нужно было видеть, как он осадил чересчур ретивого лавочника. Идиот стоял с таким видом, словно по нему прошлись Ступефаем. А Грейнджер... Она рассмеялась! Надо признать, хотя сам я ощущал себя немного неуютно от произошедшего, но она-то!.. Глядя на ее улыбку, я напрочь позабыл, кем она являлась на самом деле. Забыл, что это всего лишь грязнокровка Грейнджер, несносная зубрила и Поттерова подружка. Я смотрел на нее и видел лишь Хелен, чистокровную невесту Люциуса Малфоя. И это было просто замечательно! Она настолько идеально вписывалась в наш круг, что на какое-то время мне показалось: втроем мы смогли бы кого угодно заставить признать наше превосходство!

— Да уж, — скривил губы аврор.

— Именно! — воскликнул, вскакивая, Драко и, все более воодушевляясь, продолжил: — Именно! С тех пор, как отца отправили в Азкабан, семья постепенно приходила в упадок. Куда подевались прежние величие и слава? Клянусь, если б в нашу жизнь не вошла Хелен, от былого великолепия к этому дню уже ничего не осталось. А в тот момент я понял — род Малфой постепенно возвращается во всем блеске минувших лет. Можно сказать, уже вернулся; воспрял из мрачных глубин забвения к новым, светлым временам...

— Аки феникс из пепла, — ухмыльнулся аврор.

Драко упал с облаков. Фанатичный блеск в его глазах угас, и он вдруг почувствовал себя не совсем уютно. Но, тем не менее, самообладание быстро вернулось к нему: молодой Малфой пожал плечами и снова уселся на стул.

— Вроде того, — невозмутимо подытожил он. — И все было бы замечательно, если б не этот убогий параноик, "Грозный глаз" Грюм.

Аврор оторопело вытаращился на Драко.

— И что же он сделал? — ожидая дальнейших разъяснений, поинтересовался осторожно.

— Ровным счетом ничего. Он просто существовал. И этого было вполне достаточно.

---------------------------------------------------------

— Ты действительно так ничего и не поняла, дорогая?

Гермиона сделала маленький глоток восхитительного горячего чая и вопросительно взглянула на Люциуса. Пока их маленькая компания ходила по бесчисленным лавкам и магазинам, она изрядно замерзла. Не зря Косой переулок славился своими волшебными товарами. А сколько новинок появилось после Нового года! И вот сегодня, когда они купили все, что хотели купить, и увидели все, что хотели увидеть, решили согреться чашечкой крепкого ароматного напитка, благо на пути им попалось вполне достойное (по меркам Люциуса) заведение.

— Что, и в самом деле не поняла?

Гермиона-Хелен отрицательно помотала головой. Люциус же, с улыбкой глядя в ее разрумянившееся с мороза личико, отложил в сторону чайную ложку и терпеливо пояснил:

— Угрозы хороши только тогда, когда сами по себе ложны до последнего слова. Как, ты думаешь, чувствует себя человек только что узнавший, что все неприятности и ужасы обещанные ему, не более чем фикция? Так вот: он чувствует себя еще более обманутым.

— Надо же! — восхитилась Гермиона.

— Да, дорогая, — подтвердил Малфой, с удовольствием наблюдая за сменой ее мимики.

— Расскажи ей, как ты поступил с членами Попечительского совета, когда нужно было уволить Дамблдора, — смеясь, предложил Драко.

Гермиона бросила на него нечитаемый взгляд. Неужели он и вправду хотел, чтобы она узнала, как это произошло на самом деле?

Люциус усмехнулся, припоминая события тех дней, отставил пустую чашку и проговорил:

— Как ты знаешь, Драко учится в Хогвартсе. Хорошая школа, я и сам закончил ее когда-то. Но отношения с нынешним директором у меня, так скажем, не заладились. И вот, когда сын учился на втором курсе, мне выпала удача сместить этого человека с его поста. Я был председателем Совета попечителей, а чтобы исполнить задуманное, мне нужно было еще одиннадцать подписей. Кое-кто был согласен со мной, а кое-кто колебался и никак не мог принять нужное мне решение.

— И как же вы добились своего? — с совершенно искренним интересом спросила Гермиона. Она всегда хотела знать, как так получилось, что весь Совет, в полном составе, подписал документ об отставке Дамблдора. У нее были кое-какие подозрения, что тут не обошлось без участия вездесущего Малфоя, но ей и в голову не приходило, какими путями он смог этого добиться. "Скорее всего, — думалось ей тогда, — он просто угрожал людям физической расправой или какими-нибудь жуткими проклятиями. Но, как по мне, все же должен был оказаться среди них хотя бы один человек, способный дать ему достойный отпор". И вот, спустя столько времени, ей выпадал шанс узнать ответ прямиком из его уст.

В предвкушении неожиданного откровения Гермиона превратилась в слух и уселась чуть удобнее, вытянув и скрестив ноги.

Малфой загадочно улыбнулся.

— Кое-что придумал. Чтобы мои слова выглядели убедительно, я должен был пригрозить чем-то достаточно серьезным. Но при этом меня нельзя было бы привлечь к ответственности, или, еще того больше, упечь в тюрьму.

— И что вы им сказали? — замирающим голосом спросила Гермиона. Она так разволновалась, даже не заметила, как съехала почти на самый край стула.

Малфой выдержал классическую паузу и изрек:

— Пригрозил, что наложу на них Адюльтерум некео, если мы не придем к взаимопониманию.

Гермиона оторопело смотрела на Люциса. Секунду. Другую. И вдруг от всей души расхохоталась. Несколько посетителей недоуменно повернулись в ее сторону: посмотреть, кто так заразительно смеется в обычно тихом кафе. И каково же было их изумление, когда они увидели, что этот звонкий смех принадлежит красивой молодой невесте старшего Малфоя. Люциус же, видя такое повышенное внимание к их столику, только довольно ухмыльнулся: похоже, завтра в "Пророке" появится еще одна статья, посвященная их семье. А Гермиона не унималась.

— И что?.. Они купились на это? — вытирая набежавшие слезы и, все еще продолжая хихикать, спросила она. — Серьезно?

— Это довольно редкое проклятие. Я удивлен, что ты слышала о нем. Но раз ты хорошо знакома с древними магическими формулами, то мне не нужно объяснять, что, в сущности, я не мог причинить им никакого вреда, даже если бы захотел.

Гермиона кивнула:

— Я знаю. Несколько лет назад оно меня заинтересовало по одной простой причине: один из моих знакомых вздрогнул от ужаса, когда при нем кто-то упомянул об этом заклятии. Оно весьма впечатляюще, а для некоторых людей страшнее непростительных.

Люциус кивнул:

— После его применения мужчина, состоящий в браке, становится неспособным на физическую измену. Те же, кто еще не связан матримониальными узами, не смогут вступить в интимные отношения ни с одной женщиной. Действительно, это очень сильное и неприятное проклятие. Чтобы снять его действие, требуется палочка и согласие самой старой кровной родственницы волшебника...

— "...Согласие, которое невозможно получить принудительно", — процитировала Гермиона строки из гримуара. — Действительно, пугающее проклятие. И единственное к тому же, которое вы могли использовать, не подвергая себя при этом риску отправиться на неопределенный срок куда-нибудь в район Северного моря. Применяя его, вы получаете необходимые подписи и выигрываете время, чтобы уладить все свои дела. А эти несчастные ищут контрзаклятие и не позволяют арестовать вас как, якобы, единственного человека, способного его снять. Блестяще! Просто блестяще!

Люциус с каждой минутой все больше и больше таял от ее безыскусных комплиментов — ему всегда нравилось, когда его стратегические изыски оценивались по достоинству. Правда, такое происходило очень и очень редко, но тем ценнее становились эти немногие похвалы. Конечно, что греха таить, цели его порой бывали далеки от совершенства, включая альянс с пресловутым Темным Лордом. Но это никак не означало, что предприятия, которые время от времени он воплощал в жизнь, не приносили успеха. А следовательно, заслуживали хоть какой-то похвалы. Услышать же их из уст столь очаровательной девушки, как Хелен, было приятно вдвойне. Эта восхитительная авантюристка, что сидела сейчас напротив него и изящно подносила ко рту чайную чашку, и в самом деле являлась подарком небес.

— Вот такой и должна быть угроза, — менторским тоном заключил он, оправляя и без того безукоризненные манжеты.

Драко с удовлетворением отметил, что давно не видел на лице отца такого безмятежного выражения. Что же касается Грейнджер, то та лишь скромно улыбнулась и отломила кусочек имбирного печенья.

Лучше и быть не могло! Младший Малфой коротко вздохнул и, с чувством, отдаленно напоминающим зависть, отвернулся: нежные взгляды, которыми обменивалась сидящая рядом с ним парочка, были настолько откровенными, что на секунду он почувствовал себя лишним. Глаза его лениво изучали толпу, призрачными тенями проходившую за слегка запотевшими окнами. Наблюдая за волшебниками всех сортов и мастей, у него сложилось впечатление, что почему-то именно сегодня они выбрали для прогулок и экскурсий один и тот же день. И, хотя, нельзя было исключить возможность встретить в этом человеческом потоке знакомое лицо, Драко шестым чувством чуял: вот-вот кто-нибудь да объявится. Однако чего он никак не мог ожидать, так это того, что перед ним мелькнет изуродованный профиль человека, с кем у него не было абсолютно никакого желания встречаться: по улице, приволакивая изувеченную ногу, скорым шагом шел "Грозный глаз" Грюм. Несмотря на то, что быстрая ходьба не делала его фигуру грациознее, внушительности ему было явно не занимать.

При виде бывшего аврора Драко повернулся к своей компании и тут же встретился со взглядом бледной, насмерть перепуганной Гермионы. Она сидела как изваяние, и только чашка в ее побелевших и подрагивающих пальцах мелко-мелко стучала о край блюдца.

— Хелен? — медленно спросил он. — Что с тобой?

Встревоженный Люциус забрал у нее чайный прибор и, беспокойно всматриваясь в разом изменившееся лицо, участливо проговорил:

— Ты хорошо себя чувствуешь? Уж не простыла ли часом?

Гермиона с мольбой взглянула в ставшие такими родными глаза и, впадая в панику, снова повернулась к Драко за помощью:

— Я... мне... мне что-то стало нехорошо, — запинаясь, произнесла она и судорожно вцепилась в свою сумочку, чтобы хоть как-то унять дрожь.

Видя ее состояние, Драко никак не мог взять в толк, что же именно послужило причиной для столь резкой перемены. Хотя, в глубине души понимал, что раз она, надежно скрытая под чарами, испугалась чего-то, значит причина и вправду более чем веская. И, что самое неприятное — отец, глядя на нее, мог заподозрить все что угодно: богатое воображение Люциуса сын знал на своем опыте. Поэтому, с отчаянно бьющимся сердцем и внешне самым непринужденным видом, Драко, стараясь выглядеть как можно естественнее, поинтересовался:

— Может быть, воды? Или лучше пройти в дамскую комнату?

Гермиона энергично закивала в ответ и, вскочив со своего места, практически бегом ринулась вон из зала. Но, даже жутко торопясь, ни на секунду не забывала о предосторожностях: держаться поближе к стене и подальше от окон.

Один Мерлин ведает, каких усилий стоило Драко не сорваться вслед за ней! Мужественно переждав несколько минут, он под вполне благовидным предлогом тоже вышел из-за столика и, стараясь не выдать спешки ни единым шагом, едва только скрылся из поля зрения отца, как кинулся на поиски однокурсницы. Нашел ее в самом темном и грязном переулке, отделявшем кафе от соседствующей с ним посудной лавки. По-прежнему такая же бледная и напуганная, она стояла там, стараясь не только не производить никакого шума, а по возможности еще и не дышать.

— Ну, и какого черта это было? — спросил недовольно Драко и плотнее закутался в мантию: мороз на дворе стоял нешуточный.

— Ой, мамочка, — дрожа, пролепетала Гермиона, — еще немного и он раскрыл бы наш секрет, Малфой!

— Мне кажется, ты преувеличиваешь, — недоверчиво возразил тот.

— Да как ты не поймешь, хорек несчастный! "Грозный глаз"! Глаз Грюма, он волшебный и способен видеть сквозь любые наведенные чары! Если б он меня заметил, то мгновенно узнал бы под любой маскировкой.

— Мерлин всемогущий!..

— Единственное, на что я надеюсь — его торопливость. Он так спешил. Возможно, и не заметил меня.

Драко пристально посмотрел в ее глаза и, увидев в них неподдельный страх, осторожно протянул:

— Послушай, Грейнджер...

— Грейнджер?

Не успел утихнуть последний звук, как обоих заговорщиков накрыло волной животного ужаса. В воздухе повисла такая тишина, что казалось, тронь рукой — и зазвенит. Драко и Гермиона смотрели друг на друга и боялись разорвать зрительный контакт, отчетливо понимая, что шутки закончились, и из последних сил цеплялись за мысль, что знакомый до последнего оттенка тембр голоса им только почудился. Время внезапно остановило ход, и оба они замерли, две черные фигурки на искрящейся белизне зимнего дня. А потом медленно повернулись туда, откуда прозвучал этот растерянный возглас: Люциус, строгий и суровый, стоял в двух шагах от них и все арктические льды не смогли бы соперничать с холодом его пронзительных стальных глаз.

Старшему Малфою достаточно было лишь одного взгляда на Хелен, чтобы замешательство перешло в острое понимание: он уже видел когда-то это выражение лица. Несколько лет назад. Во время того злополучного рейда в Отдел тайн, после которого его упекли в Азкабан. И это означало... только одно — Хелен тоже была там. Означало, что Хелен была вовсе не Хелен. Девушка, стоящая перед ним, оказалась подлой мошенницей и лгуньей, попросту дурачившей его все эти дни. Кровь бросилась Люциусу в голову, но ценой неимоверных усилий ему удалось обуздать гнев, и он в привычно тягучей манере язвительно проговорил:

— Вот как... Гермиона Грейнджер. Хорошо известная всему магическому миру грязнокровка и, по совместительству, героиня войны, — затем разочарованно покачал головой и продолжил: — Заклинание "Не признай", не так ли? Что ж, в таланте вам действительно не откажешь...

И, не в силах сдерживать больше свои эмоции, едко прошипел:

— Но будь вы хоть самим чертом, вы пожалеете, что пересеклись со мной.

— Отец, послушай... — попытался было сгладить ситуацию Драко, но его остановил решительный жест не на шутку взбешенного родителя:

— Ни слова, Драко. С тобой я поговорю дома.

— Люциус!.. — Гермиона и сама бы не объяснила, откуда вдруг взялась решимость.

Когда Малфой вздрогнул и стиснул зубы, ее прошиб озноб. Даже тогда, в Отделе тайн, он не вызывал у нее такого ужаса, как сейчас: на лбу его залегла глубокая складка, а глаза, если бы могли, испепелили ее на месте.

— Фамильярности по отношению к себе я не позволю никому, ни магу, ни магглу, а уж вам тем более, мисс Грейнджер, — оборвал он ее на полуслове. — Никогда и ни при каких обстоятельствах я не свел бы знакомства со столь мерзкой и отвратительной особой, как вы. Поэтому, просто помолчите и подождите, пока к вам не обратятся.

Однако его оскорбительные слова возымели совсем обратный эффект: вместо того, чтобы унизить ее и вызвать еще больший страх, глаза Гермионы вспыхнули от возмущения.

— Такой "мерзкой особе", как я, ты позволил гораздо больше, чем знакомство, Люциус, — из последних сил сдерживая рвущиеся наружу слезы, возразила Гермиона. — И не нужно винить в этом только меня: именно ты привел меня к тому, что я делала. Именно ты заставил меня лгать. И если бы вовремя обратил внимание на те признаки, что прямо указывали, кто я на самом деле, все эти идиотские игры не затянулись бы на такой долгий срок.

Гермиона обогнула его неподвижную фигуру и решительно направилась обратно. Предательские слезы щипали глаза, и она почти не разбирала дороги перед собой. Хорошо, что кафе находилось совсем рядом, и очень скоро она распахнула светлые узорчатые двери. Но едва забрала пальто, как кто-то крепко схватил за руку. Люциус резко развернул ее к себе лицом и яростно процедил:

— Мы не закончили.

— А я думаю, что закончили, — с вызовом парировала Гермиона и, с трудом стянув с пальца подаренное им на обручение кольцо, бросила его на стол. Малфой попытался было помешать, но не успел и только еще крепче стиснул ее запястье.

— Не стоит устраивать сцену, Люциус, — тихо проговорила теперь уже бывшая невеста бывшего Пожирателя Смерти, — иначе ты себе этого никогда не простишь.

Малфой словно очнулся: кругом действительно были люди. И, к его вящей досаде, она снова оказалась права. Тогда он разжал пальцы, и Гермиона, машинально потирая запястье, выбежала на улицу. Люциус смотрел ей вслед. Так же, как и много раз до этого момента. Но с одной разницей — теперь он знал, что за прямыми волосами цвета воронова крыла скрываются непослушные каштановые кудри.

— Я хотел обо всем рассказать тебе, — подал голос подошедший Драко.

— Не здесь. И не сейчас, — холодно отрезал Люциус.

— Но...

— Я же сказал! Не здесь и не сейчас! Или ты до такой степени отбился от рук, что подчинение стало для тебя пустым звуком?!

Испуганное лицо сына, равно как и тишина, воцарившаяся в зале после его окрика, навели лорда на мысль, что это прозвучало, возможно, гораздо более угрожающе, чем ему показалось. Малфой высыпал на стол несколько сиклей и вышел из кафе. В сердцах вытянул из двери зацепившийся край мантии, сделал несколько шагов и замер, как вкопанный: Хелен. Именно она должна была помочь ему вернуть былое доверие общества. И именно она вызвала в нем такую ярость.

Но ее звали не Хелен. Ее звали Гермиона Грейнджер. Грязнокровка и староста девочек Гриффиндора. Это Гермиона стискивала его руки в поисках поддержки во время их первых выходов в свет. Именно она, чувствуя неуверенность, цеплялась за его одежду, заставляя ощущать себя таким значимым. Для нее. Ни кто иной, как Гермиона Грейнджер, еще полчаса назад одобрительно смеялась, слушая его объяснения, посвященные логике угроз. И, наконец, целовала его со всей свежестью юности и невинности все та же Гермиона Грейнджер. Мало того, она еще и танцевала на его дне рождения в тех откровенных нарядах, что временами напрочь отбивали сон...

Малфой до крови прикусил губу: если б сейчас спросили, в какой из моментов эта девушка стала ему такой нужной, он вряд ли смог вразумительно ответить на этот вопрос. Вот теперь, когда мозаика в мозгу сложилась в единую картину, вся тяжесть потери неудержимой лавиной обрушилась ему на плечи. Он пошатнулся и был вынужден опереться на трость. Все, чего он сейчас хотел, это вернуться домой. И, если не убить, то, по крайней мере, прибить первого подвернувшегося под руку домовика. А еще ему нужна была тишина. И алкоголь. Много алкоголя.

Через минуту, когда Драко вышел вслед за ним, он лишь успел услышать хлопок трансгрессии. На улице никого не было.

-------------------------------------------------------

— То, что наша размолвка произошла на публике, дало повод к многочисленным статьям в прессе. Через три дня после ссоры я вернулась в Хогвартс и нашла несколько любопытных опусов в "Пророке". К тому же школа, полная слухов и догадок, гудела, как потревоженный улей.

— Как вы перенесли разрыв с мистером Малфоем? — бесцеремонно прозвучал очередной вопрос.

Гермиона пожала плечами:

— Училась. Нашла утешение в уроках и ежедневных занятиях с мадам Пинс.

Аврор вздернул брови:

— Вы решили продолжить изучение этикета? Для чего?

— Чтобы доказать всему миру, а прежде всего, самому мистеру Малфою, что могу стать не менее утонченной и респектабельной, чем он. Что стою его интереса.

Госпожа Малфой замолчала. Воспоминания о тех нелегких днях снова отозвались в ней ноющей болью, и она вздохнула:

— Я была такой предсказуемой тогда.

— А ваше письмо в "Пророк"? Зачем вы его написали?

Гермиона тряхнула головой, отгоняя набежавшие тени прошлого, и, нисколько не тушуясь, легко ответила:

— Ну, хотя бы затем, чтобы опровергнуть те нелепицы, что кочевали из статьи в статью. Я отвечала за репутацию Хелен и ее отношения с обоими Малфоями. Если "Пророк" хотел очернить Люциуса, то он не должен был впутывать в это еще и меня. Поэтому я отправила в редакцию письмо с объяснениями.

---------------------------------------------

Завтрак в школе шел свои чередом, пока Рон, до этого лихорадочно листавший свежие газеты, вдруг возбужденно не прошептал:

— Вот это да! Послушайте-ка это!

Гарри и Гермиона оторвались от содержимого своих тарелок и вопросительно уставились на друга, ожидая продолжения. И оно не заставило себя ждать — Рон поднял указательный палец и таким же громким шепотом прочел:

— "Читателям "Ежедневного пророка". Я хотела бы пояснить те события, о которых прочла в данном издании в прошедший четверг. Речь идет о моей предполагаемой неверности Люциусу Малфою. Обвинения в том, что наши с ним отношения окончились исключительно из-за того, что, якобы, я была не слишком осторожна с его сыном, так же нелепы, как и оскорбительны. Я, со своей стороны, крайне возмущена даже самой идеей и прошу редакцию газеты впредь воздерживаться от подобной пошлости и грубости. Причины разрыва моих отношений с мистером Малфоем я определяю как личные и прошу относиться к ним исключительно как к таковым. Спасибо. Хелен Райт." Ничего себе!

Рон весело фыркнул. Гарри хмыкнул и снова вернулся к омлету. Что же касается Гермионы, то она молча переосмысливала услышанное и никак не могла взять в толк, почему "Пророк" вот так запросто выбросил из ее письма несколько абзацев. "Должно быть, — думала она, — редакция посчитала, что текст займет слишком много места на странице. Но почему тогда у меня такое чувство, словно меня обокрали? Хотя, впрочем, нетрудно догадаться: стоило ли несколько дней подыскивать самые хлесткие слова, чтобы поставить сотрудников газеты на место, чтобы их потом попросту выкинули?"

И тут на ум ей пришло следующее: "Вот интересно, как принял письмо он? Так же весело, что и Рон? Или улыбнулся, вспомнив все то хорошее, что было между нами? Возможно, сыплет проклятьями и призывает на мою голову казни египетские за то, что осмелилась напомнить о себе. Наверное, придумывает самую изощренную месть, как обещал: он же большой мастер по этой части... А может, уже и думать забыл обо мне, встретив женщину, которая...ох, нет!.."

Додумывать дальше у Гермионы уже не хватило ни духа, ни самообладания: слезы, стойко сдерживаемые всю прошедшую неделю, полились сами собой, несмотря на то, что она тщетно пыталась остановить их. А богатое воображение уже вовсю рисовало картины одна другой живописнее — вот она, умирающая от любви, лежит на пыльных камнях мостовой, в то время, как Люциус, счастливый и сияющий, ведет к алтарю свою невесту и не сводит с той страстного взора. И от жалости к самой себе Гермиона разрыдалась еще пуще. Но, как бы ей ни было сейчас больно, в дальних закоулках сознания теплилась сумасшедшая мысль: кто смог бы заменить ее? Будет ли хоть кто-нибудь наслаждаться его заговорами и интригами так же, как она? Кто сможет зажечь в его глазах тот свет, который зажигала она? А конфеты? Купит ли он эти маггловские молочные конфеты кому-либо еще так же, как покупал ей? И от этих раздумий стало еще горше.

— Ты что, плачешь, Гермиона?

Удивленный голос Рона донесся до нее как сквозь толщу воды. Она и рада была ответить, но страх разрыдаться в голос пересилил. Не желая дольше испытывать судьбу, Гермиона выскочила из-за стола и выбежала из Большого зала в поисках укромного местечка, где она могла бы наплакаться вволю.

— Что с ней? — недоуменно повернулся Рон к Гарри, но тот лишь растерянно пожал плечами.

— Не знаю. Должно быть, боится не сдать ЖАБА.

— Наверное, — согласился Уизли. — Похоже, мы должны пересмотреть наше отношение к занятиям.

— С одной стороны, да, — кивнул Гарри, — но с другой... Мы же спасли весь волшебный мир. Думаю, никому не интересно, какой балл мы получим на экзаменах, высокий или низкий.

— И правда, — заметил Рон. — Тогда идем на квиддич?

— А это идея! — с энтузиазмом отозвался спаситель магического мира и хлопнул друга по плечу.

И ни тот, ни другой за разговором не заметили, как Драко, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, незаметно улизнул вслед за Гермионой.

---------------------------------------

— Мистер Малфой, объясните, почему вы пошли за мисс Грейнджер?

Драко все так же невозмутимо, как и в начале допроса, рассматривал сидящего напротив него аврора.

— Знаете, — наконец начал он раздумчиво, — за все, пока еще недолгие годы, что прожил, я твердо усвоил один урок: нельзя выпускать из виду тех, кто может вам хоть чем-нибудь навредить. Исходя из этого, я давно уже ограничил насмешки над Поттером уровнем квиддича. А вот Грейнджер... Она, со своей мнимой Хелен, могла навредить так, как Поттеру и не снилось. Потому и пошел за ней — мне нужно было во что бы то ни стало сохранить с ней прежние отношения.

Малфой остановился, немного подумал и так же медленно продолжил:

— И еще. Мне нужно было узнать, смогу ли я убедить ее вернуться к отцу. Понимаете, несмотря на то, что он был страшно зол, казалось, я видел, что творилось в его душе. Из-за этой проклятой клятвы, что он дал ей, он даже не мог пнуть эльфа. И самое важное: он и вправду страдал. А мне не нравится, когда отец страдает. Причина не имеет значения. Тех дней, после их ссоры, что я провел в поместье, с лихвой хватило, чтобы понять, чего он хотел на самом деле. Если бы мне пришлось шантажировать Грейнджер, чтобы склонить ее к замужеству с Люциусом, я сделал бы и это. От нашей репутации и так остались одни лохмотья. Мне, честно говоря, было уже абсолютно все равно, что подумают окружающие, видя, как Малфои приняли в семью грязнокровку. Одно я знал точно: отец должен быть счастлив. Иначе он превратит в сплошное несчастье всю мою жизнь.