Фальшивка (гет)

Вообще, надо сказать, что Сибилла Трелони предвидела все это еще до того, как события произошли на самом деле. И, уж разумеется, никто и поверить не мог, что такое вообще возможно, пока события, подобно разноцветным кусочкам мозаики, постепенно не начали складываться в весьма удивительную картину.

Дело в том, что незадолго до окончания войны, в один из дождливых весенних дней, когда преподаватели Хогвартса собрались в полном составе, чтобы обсудить дальнейшее положение дел, она вскользь обронила, что Люциус Малфой обречен. Со всех сторон тут же посыпались предположения одно другого фантастичней, каким же образом могут окончиться дни столь заметной в нынешней расстановке сил фигуры. Кто-то пророчил ему встречу с Судьбой в одной из грядущих схваток, но Трелони придерживалась совсем другого мнения.

— Нет, нет, нет... — вещала она своим привычным потусторонним тоном, — просто мистер Малфой обречен полюбить то, что ему бы следовало ненавидеть... Он обретет спасение лишь ценой презрения, через которое ему придется пройти. Мое внутреннее око видит, как он живет тихой семейной жизнью в собственном доме.

Кто как, а Минерва МакГонагалл, услышав это заявление, рассмеялась от души. И, в конце концов, почему бы и нет? Спокойная семейная жизнь — это ли не худший из кошмаров для такого человека, как Люциус Малфой, особенно, если эту жизнь ему придется проживать с тем, кого он должен ненавидеть?

— Она станет его падением и его спасением... — так же тихо продолжила Сибилла.

— И кто же? — откровенно веселясь, спросил Дамблдор.

— Мисс... Грейнджер.

Ответом ей послужил взрыв хохота, становящийся все сильней и сильней, чем больше она пыталась уверить всех присутствующих в своей правоте. Однако усилия оказались тщетными и вызывали лишь новые приступы смеха. Бедняжке ничего не оставалось сделать, как покинуть уважаемое собрание, заявив напоследок, что негативная энергия, которая в данный момент так и пронизывает окружающее пространство, плохо отражается на ее внутреннем оке. Так, в сопровождении громкого смеха, она и ушла в свою башню.

Разойдясь поздним вечером по своим комнатам, преподаватели старого Хогвартса уже почти забыли об услышанном. Да что уж там! Мало кто вспомнил об этом нелепом пророчестве даже тогда, когда оно вдруг неожиданно начало сбываться…

-----------------------------------------------—

Восемь месяцев спустя.

— Мисс Грейнджер, если вы присядете, мы сможем начать наше заседание.

— Мое имя — госпожа Малфой, — игнорируя фальшивую учтивость аврора, возразила Гермиона и одарила его такой же неискренней улыбкой.

— Поскольку законность вашего брака вызывает больше вопросов, чем ответов, вы будете проходить по этому делу как мисс Грейнджер, — желчно возразил тот, с чем Гермионе пришлось смириться. Пока. Ибо она не была бы Гермионой Грейнджер, если бы позволила событиям управлять ею и даже не попытаться повернуть ситуацию в свою пользу.

— Прекрасно, — процедила она, — пусть будет по-вашему. Но когда в ходе следствия выяснится, что ни я, ни мой муж не совершили ничего противозаконного, вот тогда я буду готова выслушать ваши извинения.

Холодность, с которой были произнесены эти слова, заставила зрителей попросту съежиться. Разумеется, они знали, на какой тон способна героиня войны, но они и представить не могли, что когда-нибудь смогут прочувствовать его на себе. Понятно, что нынешние трудные времена и всякое такое... Все это легко объяснялось, но впечатление ее резкая отповедь произвела немалое. Дамблдор тихо вздохнул. Судя по словам мисс Грейнджер, становилось очевидным, что та действовала не по принуждению, а добровольно, и никакое колдовство тут ни при чем, как яростно утверждала Минерва МакГонагалл.

— Мисс Грейнджер, надеюсь, вы понимаете, по какой причине сегодня здесь находитесь? — продолжил аврор.

— Полагаю, это касается вчерашней статьи в "Ежедневном Пророке", которая так беспардонно обнародовала наши отношения с мужем.

— Верно. Сомнительное прошлое мистера Малфоя, его громкие и неоднократные заявления против маглорожденных, огромная разница в возрасте и, наконец, сама странность ваших отношений — вот что порождает уйму вопросов. Посему Министерство магии считает, что вы находились (а может быть, и находитесь до сих пор!) под действием каких-то чар. Мисс Грейнджер, что вы можете сказать нам по этому поводу?

— Это… смешно. Просто смешно. У вас нет никакого законного права удерживать меня здесь, и я решительно протестую против заключения Люциуса под стражу. Я знала о прошлом своего мужа задолго до того, как наши отношения с ним перешли в романтические. И я, если помните, одна из тех, кто даже способствовал обнародованию его преступлений в прошлом.

— И все же, после войны с него были сняты все обвинения, и он никогда больше не привлекался к суду по поводу его причастности к Пожирателям Смерти. Что вы почувствовали, когда узнали об этом?

— Поначалу я ощутила ужас при мысли, что Люциус Малфой гуляет на свободе. В то время мне хотелось, чтобы он сгнил в Азкабане, и я не верила, что такой человек, как он, может когда-либо стать другим.

— И что же изменило ваше мнение о нем?

— Мы много общались.

— Считаете, что этого достаточно? — казалось, изумлению аврора не будет ни конца ни края.

— Да. Более того, сейчас я признаю, сэр, насколько глупо судить о чем-то, не узнав ни истинного положения дел, ни фактов, помогающих пролить на них свет, — пояснила Гермиона.

В холодном воздухе зала, где проходило разбирательство, повисла гнетущая тишина. Казалось, что этот простой ответ понизил градус в помещении еще больше, и даже группа учителей Хогвартса, присутствующая на заседании в качестве моральной поддержки, поневоле содрогнулась.

— Хорошо, мисс Грейнджер, в таком случае предоставьте нам эти факты. Но сначала ответьте вот на какой вопрос : каким образом вы начали общаться с мистером Малфоем?

Аврор с удовольствием отметил про себя, как Гермиона беспокойно заерзала на стуле, и с изрядной долей ехидства продолжил:

— Итак, мисс Грейнджер?

Внезапно все ее напускное высокомерие растворилось без остатка, и стало видно, что вместо благородной леди, которую она разыгрывала перед ними, оказалась совсем юная девушка, почти девочка, каковой она в сущности и была.

— Пожалуй, это будет единственная часть моего рассказа, которая вызывает у меня неловкость.

В зале раздались разочарованные вздохи.

— Как так, мисс Грейнджер?

— Потому что в ней присутствует некий… шантаж.

Разочарованные вздохи сменились изумленными.

— Но, — быстро продолжила она,— во всем виноват Драко! Люциус ничего не знал! Клянусь, он оказался просто не готов к происходящему! Может быть, впервые в жизни он оказался к чему-то не готов.

— Откуда вы знаете?

— Потому что, узнав правду, он был ужасно смущен. И… я настаиваю, чтобы мне принесли магическую клятву: ни капли из того, что я сейчас расскажу, не просочится в прессу.

— Считайте, мисс Грейнджер, что получили ее.

— Все началось спустя два месяца после финальной битвы. Мне было нужно одно зелье, но так как попросить его я ни у кого не могла, то решила приготовить сама. К сожалению, в Хогсмиде не оказалось тех ингредиентов, что были мне нужны, а в Косой переулок я не могла отправиться по той простой причине, что вокруг оставалось еще много непойманных Пожирателей, и случайно натолкнуться на кого-нибудь из них мне совсем не хотелось. Даже за все зелья мира! Вот поэтому простая необходимость и заставила меня заключить сделку.

-------------------------------------------------

Вне всякого сомнения, Драко Малфой любил своего отца. Когда Люциус, после стольких лет, все-таки перестал поддерживать Темного Лорда со всеми его не менее темными делами, Драко ни секунды не колебался. Он просто и легко принял его сторону. В отличие от матери, которая очень ловко воспользовалась подходящим моментом и, ссылаясь на соображения личной безопасности, практически тут же попросила развода. Однако, насколько Драко любил отца, ровно настолько же ему не нравилось то, во что он превратился и кем стал. Времена заключения в Азкабане оставили Люциусу в наследство такие кошмары, о которых он раньше и понятия не имел. Эпизоды из прошлого раз за разом окунали его в такие воспоминания, от которых он по ночам просыпался в холодном поту, исступленно благодаря одних только ему ведомых богов за то, что это всего лишь сон. Окончательный же разрыв с Нарциссой и ее отъезд заставили его даже усомниться в собственной состоятельности и мужской привлекательности.

Одним словом, Люциус Малфой переживал кризис среднего возраста во всей его красе. И Драко это очень не нравилось. Несмотря на нынешние тяжелые времена, Малфои, по его мнению, должны были сохранить свое положение, хотя бы потому, что рано или поздно все это закончится, а их род должен был занимать свое почетное место среди благородных семей волшебного мира, за право обладания которым ушло не одно столетие. Но что делать, если в памяти у всех было еще свежо воспоминание о том, какую роль при Темном Лорде играл Люциус. Младший Малфой позволил отцу уединиться в Малфой-мэноре и нигде не показываться. Драко казалось, что это будет самым лучшим выходом из создавшейся ситуации. Но теперь, когда Волдеморт был мертв, мертвее мертвого, он все же спал и видел, как отец вновь возвращается в высшее общество. А вот Люциус упрямо отказывался делать это. Депрессия отца становилась все сильней и сильней. И вот тогда у Драко возник План. Да-да, с большой буквы и не иначе. Все дело в том, что на этой неделе у главы рода должен был состояться день рождения, и раз Люциус не хочет вернуть себе вкус к жизни, нужно будет его просто заставить. И почему бы для этой цели не позвать стриптизершу? К сожалению, сейчас это не было столь легким делом, как раньше, и найти достойную танцовщицу было очень непросто — многие из них после войны раскаялись в "ошибках молодости" и искали для себя менее сомнительное занятие. Другая же проблема заключалась в том, что его задумку трудно было воплотить в жизнь. Ведь все свое время он находился в Хогвартсе. А обустроить надо было все таким образом, чтобы никто, и, самое главное, отец, не узнал бы о готовящемся сюрпризе раньше времени.

Вот потому, когда после обеда перед ним предстала Гермиона Грейнджер с таким выражением лица, словно она собралась продать душу дьяволу, его внезапно озарило — да вот же он, этот шанс на успех задуманного! Бесстрастно выслушав в пустом классе ее невнятные пожелания, он без обиняков спросил:

— Чего ты хочешь, Грейнджер?

Несмотря на то, что топор войны между ними был давно зарыт, друзьями их все равно нельзя было назвать даже с большой натяжкой. Скорее, он был тайным поставщиком тех товаров, которые можно было добыть только на Черном рынке, и, разумеется, исключительно нелегально.

— Шкуру бумсланга и порошок рога двурога.

— Никак для оборотного, да, Грейнджер?

Гермиона нетерпеливо тряхнула копной каштановых волос:

— Можешь достать?

— А что если я скажу "нет"?

От внимательного взгляда Драко не ускользнуло то, как она вздрогнула, и он с ликованием понял, что находится на верном пути, а так как, судя по всему, ей действительно было нужно зелье, то выглядела ситуация еще более многообещающей.

— Тогда я пойду своим путем, — с видом, который присущ только выпускникам Гриффиндора, загадочно проговорила Гермиона.

— Ну да, ну да, — кивнул Драко и совершенно по-слизерински намекнул:— Ты ведь и раньше так делала, да? И если я правильно помню, то единственным местом, где можно было заполучить эти ингредиенты, были кладовые Снейпа, и ты тоже хорошо это знала, так ведь?

Гермиона вздрогнула, и он победно ухмыльнулся.

— Хорошо. Чего ты хочешь? — отрывисто произнесла она.

— Ну, скажем так, сделай мне... одолжение,— протянул он. — И я дам тебе то, что нужно. И, кроме того, ни словом никому не обмолвлюсь о твоих исключительных познаниях о содержимом кладовок Снейпа.

— И что за одолжение?

— А скажи мне, Грейнджер, что ты знаешь о стриптизе?

-------------------------------------------------

— Таким образом, вы утверждаете, что Драко Малфой, в обмен на ваше согласие выступить перед гостями на сорок четвертой годовщине Люциуса Малфоя, пообещал вам достать законным путем компоненты, необходимые для приготовления Оборотного зелья?

— Да, сэр. Если вы сомневаетесь, можете спросить у него.

— Спросим, разумеется. А пока, не могли бы вы пояснить нам, почему вы были настолько заинтересованы в создании этого зелья, что даже столь щекотливое предложение вас не остановило?

— Это был подарок. Для друга.

— Для кого? — в предвкушении ответа аврор даже чуть подался вперед, и Гермиона почувствовала непреодолимое отвращение.

— Предпочту промолчать.

— Что так? Кого вы покрываете, мисс Грейнджер?

— Не думаю, что сексуальные практики моих друзей могли бы стать предметом обсуждения на сегодняшнем заседании. Могу сказать только, что мои действия носили вполне законный характер, его действия также, и мне не хотелось бы выносить его доброе имя на потеху вашему пошлому любопытству.

— Полегче, мисс Грейнджер, иначе мы будем вынуждены применить к вам Веритасерум.

— Я не советовала бы вам так рисковать. У меня есть средства и возможности гарантировать вам, что вы никогда не сможете найти работу, если потеряете эту, аврор Блайли, — отчеканила Гермиона, и через секунду продолжила уже более миролюбиво: — Каким будет ваш следующий вопрос?

— Что произошло на вечере в честь дня рождения Люциуса Малфоя?

-------------------------------------------------

— Готова? — прошептал Драко, когда они двинулись по коридору Хогвартса в сторону подземного хода, ведущего за пределы школы, где они могли бы трансгрессировать.

— Да. Я, кстати, получила пакет, что ты послал мне. Еще в среду. Спасибо тебе за компоненты и за то, что дал мне время подготовиться.

— Тем более что оно тебе понадобится, — прозрачно намекнул Драко.

— Что это значит? — насторожилась Гермиона.

— Отец пригласил кое-каких друзей на вечер.

— Друзей? — недоверчиво фыркнула она.

— Ладно, не совсем друзей, кое-кого из старых знакомых, кто тоже был связан с Темным Лордом.

— И это означает...

— Что тебе придется раздеваться в комнате битком забитой старыми извращенцами, знающими толк в самых изощренных пытках.

— Мерлин, и это за шкуру бумсланга?! — возмущению Гермионы не было предела.

— Я, между прочим, могу намекнуть Снейпу, что...

— Хватит! Перестань! Я сделаю это, — решительно сказала она, — просто я всего лишь подумала, что все это очень и очень глупо.

Малфой остановился и взглянул на свою подельницу более внимательно. Даже в тусклом свете "Люмоса" он мог разглядеть плоды ее труда над своим обликом, и он с удивлением не мог не признать тот факт, что, несмотря на невысокий рост (сам Драко предпочитал девушек более рослых, чем она) и с макияжем, Гермиона Грейнджер стала не просто хорошенькой, она стала красивой. В ней не было шика или утонченной рафинированной красоты, но если Люциус и в самом деле посчитает ее интересной, то она будет в состоянии затмить даже саму память о Нарциссе. Нет, Грейнджер и в самом деле просто умница, продумала до мелочей, какой ее должен будет увидеть Люциус — соблазнительной и доступной.

— Это не глупо, — твердо возразил он. — Мой отец не покидал этот Мордредов Мэнор вот уже несколько лет, а если быть точным, с лета после окончания пятого курса. Ему нужен кто-то, желательно молодая девушка, кто смог бы уделить ему немного внимания. И я больше чем уверен, это придаст ему силы. Он сможет прийти, наконец, в себя, снова стать тем, кем был всегда.

— А кем он был всегда? Тем, кого я помню по его прошлому?

Как она ни старалась, но сарказм в ее голосе прозвучал более отчетливо, чем хотелось, и ответ Драко на этот выпад тут же не заставил себя ждать, потому что в следующий момент он ледяным голосом проговорил:

— Тем, кого знал я, и о ком ты не имеешь ни малейшего представления.

— Прости, — Гермиона готова была себе язык откусить, но, как известно, сказанного не воротишь, — прости, просто я жутко нервничаю и не думаю, что говорю. А вдруг меня узнают?

Драко внимательно посмотрел ей в лицо, и от него не ускользнуло то, что она и в самом деле немного на взводе. Взгляд его потеплел, и он уже более миролюбиво ответил:

— Перед тем как трансгрессировать, мы тебя хорошенько заколдуем, так, что никому и в голову не придет, что это ты. Поверь, меньше всего на свете я бы хотел, чтобы отец обнаружил, что я притащил в дом гря... Грейнджер, собственной персоной, пусть даже и танцующую приватные танцы. Тебе еще крупно повезло, что после распоряжения Министерства, он вынужден был снять в доме чары маглообнаружения.

— Здорово. Просто здорово, — невнятно пробормотала Гермиона.

— Так что все сработает как надо. А теперь поторапливайся, мы и так опаздываем.

Пара, что прибыла в Мэнор, вообще ничем не напоминала ту, что осторожно кралась коридорами Хогвартса. Драко, разряженный в пух и прах в одну из своих самых умопомрачительных мантий, сопровождал девушку, которая внутренне трепетала под своими иллюзорными чарами, хотя внешне от Гермионы Грейнджер и близко ничего не осталось — рядом с Драко шла синеглазая брюнетка с длинными прямыми волосами. Заклинание "Не признай" довершило образ, и Драко сам с трудом мог увидеть в ней черты реальной Гермионы. Хотя она, чисто по-грейнджерски, взорвалась, когда он вскользь упомянул о том, что у нее хорошая фигура и потрясающее тело, в чем он вскоре убедится, впрочем, как и любой другой обитатель гостиной.

— Отец, это...

— Хелен, — чувственно выдохнула девушка с уверенностью, какой на самом деле и в помине не было.

— Рада встретиться с вами, мистер Малфой, — продолжила она, приковывая к себе взгляд старшего из этих двух мужчин. Мимолетная многообещающая улыбка, на мгновение озарившая ее лицо, стоила нескольких часов упорных тренировок перед зеркалом и произвела тот эффект, на который она и рассчитывала — Люциус, лишенный какого бы то ни было женского внимания на протяжении довольно длительного времени, тут же почувствовал себя польщенным. Включив все свое обаяние, на которое только был способен, он поцеловал ее руку, задержал ее в своей руке чуть дольше положенного и с довольной улыбкой провел Гермиону к гостям. Драко же, наблюдая за этим действом, почувствовал себя чуть ли не королем и, удобно расположившись в кресле, стал ждать ее возвращения.

------------------------------------------------

— Таким образом, вы, неузнанная, в сопровождении мистера Драко Малфоя, пришли в его родовую резиденцию с целью быть представленной мистеру Люциусу Малфою, а также его приглашенным?

— Да.

— Кто еще присутствовал на этом вечере?

— Неужели это так необходимо?

— Мы должны собрать как можно больше сведений для того, чтобы иметь более полное представление о событиях той ночи и, соответственно, сделать правильные выводы. Ну так как, мисс Грейнджер?

— Не пострадают ли эти люди за то, что находились там? — обеспокоенно спросила Гермиона.

— О, нет, смею вас уверить, никому из них не будет причинено никакого неудобства, разве что за исключением тех, кто совершил нечто противозаконное.

— Бывший министр магии Фадж, МакАлистер Фрили, Спонтанеус Паттерсон, Гарольд МакФуллонд,.. — на секунду она остановилась и затем выдохнула:

— Северус Снейп.

Кое-какие возгласы долетали до ее слуха, пока она перечисляла гостей, но как только она назвала имя профессора Зельеварения, оно возымело эффект "Бомбардо".

— Северус! — воскликнула МакГонагал. — Вы знали!

Снейп сперва замер на миг, и затем сделал самое лучшее из того, что мог сделать, дабы избавиться от поистине материнской опеки, которая так и пронизывала возгласы заместителя директора всея Хогвартса.

— Черт возьми, Минерва! — звучно выругался он, пытаясь за смущенной усмешкой спасти остатки своей обычной невозмутимости.

Гермиона почувствовала к нему острую жалость. Ей и вправду не нравилось то, во что она впутала профессора, назвав его имя, тем более что Люциус научил ее ценить своих союзников. Но что она могла сделать — это было неизбежно.

— Профессор Снейп, поскольку ваше участие в этом таинственном деле объявлено, мы хотели бы задать вам несколько вопросов и послушать вашу версию произошедшего, причем отдельно от общего расследования, — непререкаемым тоном заявил аврор.

Зельевар внимательно посмотрел на Блайли, затем коротко кивнул. Спина его распрямилась, и он вышел из зала. Гермиона вздохнула. Не таким уж простым делом оказалось говорить правду, даже защищая то, что она хотела защитить. Было бы нечестно отрицать причастность Снейпа, но она должна была сохранить репутацию одного из тех немногих людей, которые поддержали ее брак с самым высокомерным негодяем волшебного мира.

— Мы можем продолжить? — самодовольно поинтересовался аврор у Гермионы. Она стойко выдержала его взгляд и твердо ответила:

— Разумеется.

— Профессор Снейп, как видите, ваше участие в скандале Малфой-Грейнджер фактически доказано, и, надо признать, мы очень надеемся, что вы пойдете нам навстречу и прольете свет на события той ночи.

— Конечно.

— Но прежде чем мы продолжим допрос, я хотел бы узнать, не могли бы вы поведать нам что-нибудь от себя лично?

— Не дождетесь, — холодно отрезал Снейп. — В силу вашей неполноценности вам этого не понять.

— Что вы имеете в виду? —оторопело проговорил аврор и недоуменно воззрился на хмурого зельевара.

— Вы все еще наивно полагаете, что женщина в соседней комнате — это бедная, невинная, заблудшая девочка? Надо быть очень недалеким, чтоб так думать. Кто видел ее в бою, или в тот день, когда ее награждали орденом Мерлина, тот поймет, о чем я говорю.

— Похоже, вы очень верите в мисс Грейнджер.

— Вера не имеет с этим ничего общего. Госпожа Малфой была и остается для меня все той же невыносимой всезнайкой. Знания — это власть, это сила, уж кто-кто, а Люциус понимает это очень хорошо. Вместе они смогут управлять этим чертовым миром и вместе они смогут противостоять таким, как вы. Вы уж мне поверьте, я знаю, о чем говорю.

Аврор поморщился и поправил лист пергамента, на котором он безуспешно пытался записать хоть что-то определенное — Снейп хоть и говорил, но записывать пока было нечего.

— Ну хорошо. А что вы можете сказать о характере их отношений? Это действительно те отношения, которые присущи супругам?

— Спорный вопрос.

— А если честно, профессор, сами-то вы что думаете об этом союзе?

— Честно? — в упор уставился на него Снейп.— Если честно, то я думаю, что этот брак был заключен в глубочайших пещерах Ада.

— То есть вы не верите утверждению мисс Грейнджер, что это был брак по любви? — просиял аврор.

— Это чертов брак по любви! — рыкнул Снейп. — И вместе они достигнут таких высот, что вам и не снились. Но я не могу понять и, тем более, объяснить то, что происходило на моих глазах. Оба они идеально подходят друг другу, потому что оба играют только по своим правилам и мастерски манипулируют окружающими их людьми.

— Действительно, — аврор задумчиво почесал макушку и вопросительно взглянул на Снейпа: — Мы можем продолжить допрос?

Профессор пожал плечами:

— Почему нет? Но сначала подумайте вот о чем: не пройдет и десяти лет, как эта женщина, которую вы так неосмотрительно считаете ребенком, прочно займет свое место в Министерстве, причем в качестве министра и никак не меньше.

— Да, да, конечно,— бледные губы аврора сложились в недоверчивую улыбку, — возможно, так оно и будет, однако, нам хотелось бы прояснить ситуацию сейчас. Вы так и не подтвердили факт своего присутствия в Малфой-Мэноре на вечере в честь дня рождения Люциуса Малфоя.

— Это и так очевидно.

— Что вы подумали по поводу "мероприятия", устроенного Драко Малфоем?

— Подумал, что все это выглядит весьма недурно. Девушка, исполнявшая стриптиз, была мила, уверена в себе, интересовалась только Люциусом и, кстати, показалась мне смутно знакомой. Я даже подумал, что это кто-то из бывших студенток Хогвартса, и, как выяснилось впоследствии, не так уж я и был далек от истины.

— Будьте добры, профессор, поведайте нам о своих впечатлениях по поводу той ночи.

— Попробую, — хмуро буркнул Снейп, задумался на секунду и затем заговорил.

---------------

Драко даже и предположить не мог, что из лохматой заучки, которой он когда-то, сам того не желая, совершенно случайно подправил зубки, получится такая... такая сногсшибательная стриптизерша. В принципе, этого и следовало ожидать — он дал ей одежду и одну неделю, а она использовала и то и другое по максимуму. Пару дней назад он видел, как она, совершенно измученная, выходила из "Выручай-комнаты". Вне всякого сомнения, там она практиковалась в абсолютно новой для себя области... искусства, (хотя, в какой-то мере, так оно и есть), а знаменитый перфекционизм Гермионы тут только сыграл ему на руку.

Во всяком случае, знал он только одно — та девушка, что прямо сейчас щеголяла в туфлях на тончайшей шпильке и соблазнительно медленно расстегивала пуговички на тесной блузке, ничем не напоминала ему привычную сокурсницу. Это вообще был кто-то другой, кто не имел с той Грейнджер ничего общего от слова "абсолютно".

И он был не единственным, кто, глядя на нее, ощущал себя, прямо скажем, не в своей тарелке — Снейп ошеломленно наблюдал за этим действом, и левую щеку его искажала едва заметная судорога нервного тика. Фадж, Фрили, МакФуллонд с отпавшими челюстями глядя на нее, истекали слюной, а Паттерсон выглядел так, словно готов был взять ее тут же, на полу гостиной. И только Люциус вел себя достойно, хотя его серебристые глаза неотрывно следили за каждым движением мнимой Хелен взглядом хищника, вышедшего на охоту. Самым же странным было то, что когда она неторопливо сняла с себя блузку, являя всему миру роскошное кружевное бюстье, к слову, идеальное для соблазнения, он так и продолжал неотрывно смотреть ей в глаза.

А что же Гермиона? Она еще никогда не чувствовала себя такой голой и... взбудораженной. Хоть и смогла преодолеть себя и проигнорировать плотоядные ухмылки чистокровных самцов, но ни на один миг она не забывала о Люциусе. Прикованный к ней взгляд старшего Малфоя заставил изрядно понервничать, но в то же самое время позволил испытать то, что до сей поры Гермиона ни разу не испытывала — ощущение триумфа своей женственности. И это осознание породило в ее хорошенькой головке самонадеянную мысль:

"Если я смогла привлечь к себе внимание такого мужчины, как Люциус Малфой, чего еще я не смогу достичь в этой жизни?"

Конечно, это было чистейшей воды ребячество, но почему-то ей было приятно так думать. Никогда еще ей не было настолько хорошо. Гермиона чувствовала себя сильной, почти всемогущей, и ее уверенность в себе возрастала с пугающей скоростью. То, что она не только привлекла к себе, но и поддерживала внимание такого количества мужчин одновременно, позволили ей ощутить себя, по меньшей мере, богиней, а такое в жизни Гермионы не случалось еще ни разу.

Когда она закончила выступление и подошла к Люциусу, тот лишь благосклонно улыбнулся, скрывая за светской миной внезапно вспыхнувшие радость и ликование. Замысел этой его игры состоял в том, что девушка его заинтересовала, а он всегда получал то, что желал. Глядя на что-то желанное, Люциус всегда думал о том, каким образом заполучить это. К тому же он никогда не забывал о своей репутации, тем более что в эти послевоенные дни очень многое стояло на кону, а значит, он должен быть осторожен вдвойне.

-------------

— Во время... выступления... с вами произошло что-нибудь плохое? — поинтересовался аврор, бросая на стоящую перед ним молодую женщину не то жалостливый, не то презрительный взгляд.

Гермиона пожала плечами.

— Если вы спрашиваете о том, была ли я изнасилована или была ли попытка изнасилования, то ответ — нет. Не было почти никакого физического контакта. Долгий взгляд, сексуальное нижнее белье, касание пальцем шеи, вот, пожалуй, и все, что нужно для хорошего стриптиза.

— Но вы же танцевали в одном белье, а после остались в поместье?

— Нет, сэр.

Аврор непонимающе воззрился на бесстрастное и спокойное лицо Гермионы, но, видимо, эта задача оказалась для него слишком сложной, и он задал очередной вопрос:

— Что же тогда произошло после вашего выступления?

— Остаться в доме мистера Малфоя не было проявлением моей личной инициативы — меня попросили задержаться для разговора. А это очень большая разница, если вы понимаете, о чем я.

— Значит, если верить вашим словам, после того, как вы исполнили стриптиз, вас попросили задержаться для разговора с работодателем? Вот уж, по меньшей мере, необычное заявление.

— Ну, — усмехнулась Гермиона, — я думаю, вы согласитесь со мной, что Люциус Малфой и сам очень необычный человек. Конечно, нет. Все было совсем не так, как вы могли бы представить себе. Он всего лишь предложил мне остаться на чашку чая и... беседу. А я в тот момент не могла отказать ему в этой деликатной просьбе.

--------------

Гермиона аккуратно перенесла вес с одного бока на другой. Не сказать, что ее, так называемое кресло было очень уж неудобным, но одно было несомненным — Люциус, по ее мнению, должен был питаться чуточку лучше. В конце концов, его средства позволяли ему это, и тем более она не могла понять, отчего он стал таким болезненно худым. Почему подобные мысли вдруг появились в хорошенькой головке мисс Грейнджер, спросите вы, да потому что острые коленки Малфоя, на которых она оказалась, являлись не самым уютным местом для сидения в этой комнате.

— Дорогая, перестань вертеться, — прошептал тот ей на ушко, прижимая к себе чуть крепче, чем было необходимо для того, чтобы просто поддержать ее, — иначе поплатишься за это.

Настоящую стриптизершу подобное замечание вряд ли могло застать врасплох, но в том-то и дело, что Гермиона не была настоящей стриптизершей, и, как она ни старалась, лицо залила предательская краска смущения. Серые глаза Люциуса немедленно уловили, как щеки девушки окрасил нежно-розовый румянец, и, будучи по натуре человеком весьма проницательным, он с удовлетворением истолковал его так, как должно.

"План" Драко действительно сработал, и Люциус снова обрел те черты, которые, казалось, исчезли безвозвратно, а вместе с ними вернулась и его знаменитая самоуверенность. В том, что он производит впечатление на девушку, сидящую у него на коленях, Малфой даже и не сомневался.

— Глядя на тебя, можно подумать, что раньше ты в своей жизни не делала ничего подобного.

Гермиона покраснела еще пуще, хоть это и казалось уже невозможным, и Люциус, победно ухмыльнувшись, нежно провел подушечками пальцев по ее обнаженному бедру. Танец оставил ее в слабом подобии одежды в виде откровенно сексуального нижнего белья, кстати, подбирал которое сам Драко. Помимо того, что оно было очень удобно и красиво, оно еще и не оставляло никакого простора для полета фантазии, ибо девушка, одетая таким образом, была скорей раздета, чем одета, чем и не преминул воспользоваться Малфой.

— И я нахожу это забавным, — мягко протянул он, и Гермиона вздрогнула от звуков его голоса, ощущая себя маленьким пойманным зверьком.

— Истинная правда, — стараясь, чтобы ее собственный голос звучал более нежно, отозвалась она, — это мое первое и последнее выступление.

— С чего бы это?

— Я получила то, в чем нуждалась. Вот и все.

И ведь она даже душой не покривила, говоря это.

— В чем же таком может нуждаться молодая и красивая женщина, подобная тебе, что не прибегла к помощи поклонников?

Она лукаво улыбнулась, чувствуя, как начинает расслабляться в теплых мужских руках, и снова начала играть словами:

— А вот это, мой добрый господин, вас не касается, — не переставая улыбаться, в тон ему протянула она.

—И, кроме того, у меня нет поклонников.

— Нет поклонников?! Да ты шутишь!

— Вовсе нет. Я слишком занята учебой для того, чтобы интересоваться мальчиками.

— Но я думаю, милая, ты убедишься, что я-то отнюдь не мальчик...

Пока они напропалую флиртовали, никто и не заметил, что Снейп, до которого долетали обрывки их разговора, вдруг побледнел, как мертвец. В глазах профессора промелькнуло какое-то определенное понимание, после чего он поднялся и вышел из комнаты в поисках Драко.

— Да, безусловно, вы — мужчина, — усмехнулась Гермиона.

Было что-то пугающе возбуждающее в том, что она так откровенно заигрывает с одним из самых богатых и опасных людей Волшебного мира, но, как истинную гриффиндорку, ее это только подстегивало.

— В таком случае, позвольте полюбопытствовать, почему такой мужчина, как вы, проводит свой день рождения в подобной компании? — иронично закончила она.

В ответ на эту эскападу Люциус поднял бровь и пристально посмотрел ей в глаза. Чертовка ловко сменила тему, что ж, он примет вызов, а когда придет время, разузнает о ней поподробнее. Сейчас же ему просто нравилось греться в ее комплиментах, и он неспешно продолжил:

— Милая девочка, ты, верно, наслышана о злодее по имени Люциус Малфой?

Гермиона нахмурилась. Мысли лихорадочно заметались, но она пришла к выводу, что ей предоставляется уникальная возможность вывести его на чистую воду и заставить признать приверженность Темным Искусствам. Он же, со своей стороны, расценил игру ее мимики как страх. Но оба они заблуждались на предмет друг друга.

— Меня не было в Англии. Скажите, кто-нибудь что-либо имеет против вас?

— А сама ты как думаешь, если я был последователем Темного Лорда?

— Нет!

— Да, дорогая, я был Пожирателем Смерти.

— Но почему?! — интерес в глазах девушки стал неподдельным, ибо она понимала, что ответ приблизит ее к разгадке того вопроса, который годами тщетно пыталась решить.

— Потому что он обладал силой и мощью. И потому, что мне было скучно. Знаешь, быть богатым это и в самом деле ужасно скучно. Остается только играть людьми, манипулировать ими себе на потеху. Поэтому, когда Темный Лорд пришел к власти, я примкнул к его сторонникам. Несколько пламенных речей сестры моей бывшей жены довершили начатое. И, кроме того, в то время я на дух не переносил грязнокровок.

— Действительно... — пробормотала под нос Гермиона.

— Не имеет значения, насколько интересным был Лорд — я не собирался жертвовать своим счастьем ради него, и когда мальчишка Поттер одолел его в первый раз, то без тени сожаления отказался от соратников и тем самым избежал наказания. У меня ведь была семья, а самым главным и важным для меня всегда оставалось то, чтобы у моего сына был отец.

— Понимаю.

— Годы после его первого поражения были ужасно скучны. Да и я вел себя крайне осторожно. А потом наступило время, когда Драко отправился в Хогвартс... У каждого человека есть свое хобби, которому он посвящает все свое время, мое же было — очистить мир от скверны.

В жилах Гермионы медленно закипало возмущение, и на ум ей внезапно пришла мысль, как бы он отреагировал, если бы знал, что бедро, которое ему так нравится сейчас гладить, принадлежит магглорожденной. А Малфой тем временем продолжал:

— Когда Лорд вернулся, я без малейших колебаний тотчас присоединился к нему. Да,

я открыто признаю, что действительно принимал участие в том, что он творил, но поступал так по одной простой причине — я и вправду думал, что все, что он совершает, пойдет только на пользу магическому обществу. Пока не произошло... кое-что.

— Что же?

— Меня схватили. Взяли на месте преступления. В драккловом Министерстве Магии, окруженным детьми, которые противостояли нам, взрослым волшебникам... Я был заключен в Азкабан. Как я наивно полагал, ненадолго, ведь в действительности дементоры были на стороне Темного Лорда.

— Но вы ошиблись.

— Я чудовищно ошибся, — Люциус с такой силой стиснул ножку бокала с вином, что Гермионе на миг показалось: еще немного, и она услышит хруст стекла.

— Чудовищно ошибся. Дементоры не были ни на одной стороне, кроме своей собственной, и все, чем они живут, это вечный голод, который они постоянно испытывают. Одному из них я приглянулся больше остальных, и через месяц от меня практически ничего не осталось — каждая моя счастливая мысль или воспоминание было эмоционально изнасиловано, еще немного, и я бы окончательно сошел с ума.

— Бедный, — тихо обронила Гермиона.

Несмотря на всю кажущуюся непринужденность рассказа, она чувствовала, как напряжен каждый мускул его тела. Она понимала, что картины прошлого на какое-то время вернули его в тюрьму, и он снова переживает то, что этому сопутствовало. Ей бы позлорадствовать по этому поводу, дескать, так тебе и надо, Пожиратель. Но было в ней то, над чем она была не властна — поддержка униженных и оскорбленных была частью ее натуры. И она ничего не могла с этим поделать.

— Никогда больше не говори так, — жестко произнес Люциус. — Это не про меня. Просто, когда я в очередной раз зашелся в приступе безумного смеха, то понял, что все, чем жил и что делал прежде, не имело никакого смысла, да и сам Лорд представился в совершенно другом свете.

Гермиона смотрела на него во все глаза с неприкрытым состраданием, и Малфой, видя перед собой это ангельское личико, на котором было написано все, от участия до сопереживания, причем направленное исключительно в его сторону, решил, что вот на этом можно и остановиться. Если он действительно хочет завоевать ее доверие честным путем. Сейчас это казалось ему делом более легким, нежели в самом начале вечера. Он улыбнулся ей, чуть пригубил вина и отставил многострадальный бокал на низенький столик.

— Вот так, дражайшая моя Хелен, я снова отрекся от Темного Лорда, но на сей раз уже по-настоящему. В обмен на освобождение я рассказал министерству все, что знал, и попросил не делать это достоянием гласности. Они пошли мне навстречу и объявили, что я получил по заслугам и в последующих наказаниях не нуждаюсь. Можно сказать, что за свободу я заплатил. Только уже не галлеонами. Однако, это заявление, вкупе с моим исчезновением из общества, сделали из меня в некотором роде парию, и, если бы ты знала об этом раньше, малышка, ты бы и на пушечный выстрел ко мне не подошла.

— Но это ужасно! — воскликнула Гермиона, всем своим существом ощущая внезапно свалившуюся на нее вселенскую несправедливость. Она прекрасно понимала, что Люциус о чем-то недоговаривает, но в этот момент это не казалось ей слишком уж важным. В конце концов, ведь это был всего лишь легкий флирт и ничего больше, не так ли?

— Ладно, довольно всех этих серьезных глупостей, — проговорил Малфой, пропуская сквозь пальцы одну из ее длинных темных прядей. — Сегодня у меня день рождения, и я хочу насладиться им в полной мере. Уже довольно поздно, так почему бы нам не закончить этот разговор после того, как гости разойдутся? Могла бы ты станцевать еще раз, чтобы, уходя, они унесли с собой только приятные воспоминания?

На секунду Гермиона напряглась, но тут же расслабилась в его уютных руках. Теперь, когда она всецело была уверена в себе, то не могла упустить возможность окончательно поразить искушенное воображение Люциуса Малфоя. И это должно было принести свои плоды.

— Думаю, да, — охотно отозвалась она, — но мне хотелось бы представить вам кое-что другое, и, боюсь, мне придется взять вашего сына себе в помощники.

— Конечно.

Люциус с видимым сожалением выпустил девушку из объятий, и та отправилась на поиски Драко.

Едва она исчезла из его поля зрения, как стремглав бросилась искать своего подельника. Тот как раз закрывал дверь помещения, отдаленно напоминающего библиотеку, и, как бы Гермиону ни разбирало любопытство, у нее совершенно не было времени, чтобы убедиться в этом.

— Малфой! Мы должны вернуться обратно! — горячо прошептала она ему.

— Что?! Ты не можешь уйти прямо сейчас, — недоуменно прошептал тот в ответ.

— Да нет, я не об этом, — отмахнулась Гермиона, — мне нужно кое-что забрать для моего повторного выступления.

— Повторного? Ты сказала повторного? Как можно исполнить стриптиз на бис? — ошеломленно уставился на нее Драко.

— Именно! Я так решила. Живо! В моей комнате есть кое-что, что идеально подойдет для этой цели, но мы должны поторопиться!

И, не дожидаясь ответа, она подхватила его под руку и силой потащила к выходу. А изумленный Драко едва поспевал за ней и только диву давался такой напористости. Они чуть ли не бегом добрались до двери, когда он смог остановить ее лишь для того, чтобы набросить ей на плечи один из висевших тут же плащей — не дело юным леди в неглиже по поместью бегать. Раскрасневшаяся от смущения и беготни девушка лишь благодарно улыбнулась и тут же вытолкнула его за порог. Взмах ресниц, привычные ощущения трансгресии, и вот они снова в потайном коридоре Хогвартса.

— Что именно ты решила показать? — напряженно прошептал Драко, пока они со всех ног неслись к комнате старост.

— Интересно, Драко, — жеманясь, проговорила она сладеньким голоском, в котором сквозило плохо скрытое превосходство, — интересно, слышал ли ты что-нибудь о восточных танцах?

Тот в ответ лишь нервно сглотнул. Еще бы! Нелегко оказаться между внезапно вспыхнувшим интересом отца к сокурснице, заявлением Снейпа о том, что он знает, кто эта таинственная танцовщица (ну уж Гермионе-то он точно этого не скажет, пока все не закончится), и перспективой лицезреть еще один соблазнительный танец. Драко вдруг почувствовал себя песчинкой, попавшей в мельничные жернова. Он провел рукой по вспотевшему лбу — у него уже голова шла кругом от всего этого.

— Фух, до чего же жарко сегодня, — заметил он раздраженно, понимая, что все его прошлые проблемы не идут ни в какое сравнение с грядущими. Мало того, они уже настолько близко к нему подошли, что уже и ручкой приветственно помахивают.

--------------

— Профессор Снейп, вы утверждаете, что не узнали мисс Грейнджер до тех пор, пока она не обмолвилась о том, что получение знаний ей намного интереснее, чем романтические отношения?

— Да. Насколько вы помните, заклинание "Не признай" оставляет неизменными три основные черты зачарованной личности. Госпожа Малфой взяла себе псевдоним "Хелен". Мне это что-то смутно напомнило. Поскольку я хорошо знаком с античной историей, то это имя навело меня на имя дочери Елены Троянской, которую и звали Гермионой. Во-вторых, когда она танцевала, я заметил на ее животе странный шрам. Во время схватки в министерстве, в конце пятого курса, госпожа Малфой была ранена. Я знал об этом, потому что сам готовил зелья для ее выздоровления. Мадам Помфри тогда еще спрашивала у меня, существует ли такое снадобье, которое сводит шрамы от проклятий, ибо этот мы так и не смогли убрать. Когда же я услышал, что мнимая Хелен превыше всего ценит образование, ее очарование в тот же миг для меня разрушилось. Я понял, что передо мной мисс Грейнджер. Затем я нашел Драко, и спросил у него, насколько верны мои подозрения.

— И Драко подтвердил?

— Безусловно.

Аврор в задумчивости побарабанил пальцами по столешнице, потом черкнул на бумаге пару строк и затем задал очередной вопрос:

— Что было дальше, профессор?

— Драко и "Хелен" отсутствовали около получаса. Я и остальные гости развлекали себя игрой в бильярд, кто-то отдавал должное отменному вину из малфоевских погребов, кто-то просто разговаривал друг с другом. А потом нас позвали в зал, посмотреть прощальный танец мисс Хелен.

— И как это выглядело?

— Это был какой-то восточный танец. Большего я вам не сообщу, потому что ее наряд… хм… прямо скажем, невероятно удивил меня.

Что касается этого человека, то найти его было достаточно просто: ему настолько нравился новый кабинет, что он предпочитал не покидать его без видимой на то причины. Пусть не такой большой, как прежде, но очень уютный, и наличие кабинета оставалось единственным, что напоминало о тех временах, когда он обладал неоспоримой властью. И вот теперь, терзаясь невеселыми мыслями, мужчина нервно барабанил пальцами по краям сиденья. Точнее, мысль была только одна: "Что мне за это будет?" С тех пор, как он утратил высокое положение, все меньше и меньше уважения виделось со стороны окружающих. А, судя по тому, что оказался замешанным в скандале века, "отмыться" от досужих сплетен и кривотолков ему, похоже, уже не удастся.

— Советник Фадж, мы пригласили вас для того, чтобы обсудить события, произошедшие на сорок четвертую годовщину Люциуса Малфоя. Согласны ли вы честно ответить на все наши вопросы?

— Что?.. Ах, да, конечно... конечно, — промямлил, запинаясь, Фадж, после чего допрос продолжился своим чередом.

— Что вы думаете об отношениях мисс Грейнджер и мистера Малфоя в тот вечер? — подал голос аврор из глубин лежавшего перед ним свитка, не удостоив обильного потеющего и сидящего напротив него человека даже взглядом.

— Мерлин, я... откровенно говоря, они выглядели как люди, крайне увлеченные друг другом. Правда, я полагал, что девушка лишь играет некую роль, которую ей поручили.

Аврор вопросительно уставился на Фаджа.

— И что же заставило вас переменить мнение?

— Мисс Хелен, то есть я имею в виду мисс Грейнджер, сначала исчезла на какое-то время, но потом нас снова пригласили в зал, и она начала танцевать. Какой-то необычный танец... я не помню, как он назывался, не то "танец бедра", не то "танец живота", что-то вроде того.

— И как вы его нашли?

Лицо бывшего министра залила густая краска смущения, и аврор мог только догадываться о причинах, вызвавших такую неоднозначную реакцию.

— Чем же, интересно, отличился этот пресловутый танец, что вы почувствовали некую связь между мисс Грейнджер и мистером Малфоем?

Вопрошаемый немного помолчал, собрался с духом и сделал несколько глубоких вдохов, чтобы наконец успокоиться и привести в норму кровяное давление. Как только его лицо приняло прежний цвет, он прочистил горло и совершенно спокойным, уверенным тоном проговорил:

— Надо признаться, я не считаю себя очень уж проницательным человеком...

Аврор презрительно фыркнул, но Фадж не обратил на него никакого внимания и неторопливо продолжил:

— ...но надо быть абсолютно слепым, чтобы не заметить, как во время танца между ними протянулась некая незримая нить. И это казалось неправильным. Мало того, у любого, кто был там, возникло ощущение, словно происходит нечто глубоко личное, то, чего не должны были видеть посторонние. И от этого почему-то стало неловко...

Аврор снова фыркнул.

— Они не отводили глаз друг от друга, и эти взгляды становились все более интимными, пока Снейп не опрокинул стул, а Спонтанеус не пролил содержимое бокала на пол.

На этих словах аврора пробрал смех: в свое время он сам был студентом вышеупомянутого профессора Зельеварения, и ему показалось очень смешным, что такого бесстрастного человека, как он, могло хоть что-то смутить.

— Оба были открыты в выражении эмоций по отношению друг к другу... Мисс Хелен выглядела такой... заинтересованной, такой любопытной. Любопытство может быть опасным, вы понимаете, но оно очень хорошо соответствует складу ее характера. А Люциус... Должно быть, у него давно не было возможности поупражняться в окклюменции, потому что даже я без труда сумел разглядеть и почувствовать, как тикают мысли в его голове. Он явно замышлял что-то.

____________________________________________________________________________________________________________________________

В глубине сияющих серых глаз таились искры. Но не вожделение или алчность были тому причиной — Люциус Малфой снова замышлял коварный план. Очередной в своей жизни. Похоже, способность к созданию, а также воплощению планов любого рода явно досталась семье в наследство от одного из тех Малфоев, что вместе с Вильгельмом Завоевателем в незапамятные времена пришли на английскую землю. Ибо только очень дальновидный человек, этакий "придумщик планов", мог так рискнуть и остаться в сумасшедшем выигрыше в лице всех последующих потомков, способных пережить не одну бурю, и при этом суметь не просто выжить, но и остаться на плаву, несмотря на все жизненные перипетии.

Вот и сейчас, наблюдая за девушкой, которая все кружилась перед ним в яркой полосатой юбке и смелом бюстье, мозг Люциуса рисовал картины одну другой заманчивей. Ничего эротического, просто его привлекала в ней перспектива еще одной интриги: с ее помощью подняться в глазах общественности. А то, что она никому не известна, только добавит к ней медийного интереса. Если он разложил пасьянс правильно и, насколько это было возможным, сохранил от посторонних взглядов свое прошлое, то, как он всегда знал, это подогреет догадки и сплетни до чудовищных размеров. И сыграет ему на руку: всякий знает, что хорошая пресса — любая пресса. К слову, он совершенно забыл неудачный опыт с "Ежедневным пророком", который первый же его и осудил несколько лет назад.

Теперь нужно было убедить Хелен следовать согласно задуманной схеме. В принципе, он мог бы просто заплатить ей, но во всем, что касалось денег, особенно после пережитых недавно событий, едва не разоривших его, он стал непомерно скуп. И тут его мог спасти только шантаж.

Прокручивая в голове предстоящий разговор, на ум пришло осознание — принимая участие в приватном шоу, она, похоже, не очень стремилась к широкой известности. Женщина, продающая свое тело ( ну, или хотя бы видимость этого тела) на одну ночь — вообще женщина с секретом. Это давало ему несколько вариантов: во-первых, он мог точно определить, что сумма оплаты была оценкой ее стоимости. Во-вторых, предполагалось, что ее семья пришла бы в ужас, если бы узнала о "подвигах" дочери. Помимо этого, он мог объединить первый вариант со вторым, и, в целом, перед ним открывалась весьма заманчивая перспектива, грех было не воспользоваться... Дело оставалось за малым — поговорить с ней с глазу на глаз.

"Мерлинова борода, как же это замечательно, снова чувствовать себя стратегом и выстраивать при этом очередную многоходовую интригу!"

Как только блестяще, во всех смыслах, одетая девушка подошла к нему, он взял инициативу в свои руки и тут же усадил ее к себе на колени, а затем со всей подобающей его положению учтивостью вежливо распрощался с гостями.

Почуяв нетерпение именинника, приглашенные немедленно откланялись, от души рассыпаясь в благодарностях радушному хозяину за такой чудный вечер. Как только все разговоры в прихожей затихли и последний гость покинул дом, Люциус предложил тост. Они остались втроем — оба представителя семьи Малфоев и молодая полураздетая девушка в смелом пестром одеянии.

— За лучший из подарков, который я только мог получить на день рождения, — поднял бокал Люциус и, чуть пригубив вина, добавил:

— И за новые возможности.

Драко с Гермионой вопросительно переглянулись и воззрились на говорившего, ожидая пояснений, но тот неторопливо пил янтарный напиток и явно наслаждался их неведением.

— Возможности? — не выдержал наконец сын.

— Возможности, Драко. Ситуация, в которой находится сейчас наша семья, это просто позор для предков.

— И как же вы хотите исправить ее, сэр? — поинтересовалась Гермиона, снова ощущая под собой довольно костлявые колени Люциуса.

— Разумеется с твоей помощью, дорогая.

— С моей помощью?! — сказать, что он ошеломил ее, значит не сказать ничего.

— Именно с твоей! Ты — то, что мне нужно, ты — ключ ко всему.

Гермиона скептически подняла бровь, и во взгляде появилось обычное сосредоточенное выражение.

— И каким же это образом, позвольте спросить? Почему это я — ключ? — спросила она, горделиво выпрямляя спину и, соответственно, выпячивая грудь. Это движение сразу сделало ее женские атрибуты более внушительными и чуть ли не выскакивающими из чашек бюстье. Но, уловив заинтересованный взгляд Малфоя, направленный гораздо ниже ее подбородка, тут же спохватилась и вернулась в то же положение, в котором сидела. Люциус заметил смущение гостьи и беззлобно усмехнулся.

— Я смиренно прошу тебя об одолжении — не могла бы ты сопроводить меня на пару... хм... мероприятий?

— А вы не допускаете мысль, что у меня много дел, и я не...

— Я уверен, что могу найти средство для убеждения, — мягко возразил Малфой.

— Какое же?

— Скажи, милая моя Хелен, твои родители, они в курсе, чем ты занимаешься сегодня вечером? И обо всех ли присущих тебе талантах они знают?

Лицо Гермионы пошло радужными пятнами, когда она поняла, что именно Люциус хочет сказать. Она до того смешалась, пожалуй, впервые в жизни, что не могла найти подходящих слов, чтобы ответить этому самодовольному и самоуверенному нахалу. Растерялась настолько, что даже не заметила слабую попытку Драко спасти ее от столь пугающей перспективы.

— Дорогая, предлагаю сделку: позволь мне быть твоим спутником на кое-каких приемах. Тебе всего-то и нужно будет играть на публике очаровательную куколку, этакую подружку состоятельного джентльмена, и не более. А в качестве компенсации я избавлю твою семью от публичного унижения.

Мысли Гермионы лихорадочно метались в поисках выхода из сложившегося положения, но ничего, даже отдаленно напоминающего решение проблемы и на ум не шло. Более того, она отчетливо сознавала, что, как говорят, "попала в историю", и единственное, что могла сделать, так это просто пустить ситуацию по ветру — куда вывезет. Поэтому, мысленно махнув рукой на полное неизвестности будущее, глубоко вздохнула и пожала плечами.

— Не сказала бы, что я в восторге от вашего предложения, но и отказаться от него я тоже не могу, как видите. Однако есть некие нюансы: платья, обувь... У меня ведь ничего этого нет...

Люциус поджал губы: прижимистость тоже была одной из его визитных карточек, и Гермиона, заметив взгляд, полный тоски, поспешно добавила:

— Нет ничего такого, что соответствовало бы вашему положению и что я могла бы носить, не оскорбляя достоинство такого человека, как вы.

Этот неуклюжий комплимент из ее уст, как ни странно, достиг цели: хоть Люциус терпеть не мог тратиться на кого-то еще, кроме себя и членов семьи, но понимал — чем лучше будет выглядеть она, тем лучше в глазах публики будет выглядеть он сам. А разве не этого он добивался?

— Хорошо, — произнес Малфой, как только потревоженная скупость уступила место рационализму. — Хорошо. Я предоставлю в твое распоряжение гардероб, аксессуары и прочие мелочи. Плюс, ко всему получишь кое-какие деньги на необходимые расходы и оплату услуг стилистов. Ну как? Что скажешь? — спросил он и, переполненный чувством абсолютного удовлетворения от собственной неслыханной щедрости, откинулся на спинку кресла, пытливо вглядываясь в лицо сидящей на его коленях девушки.

Мысли Гермионы тем временем сменялись подобно калейдоскопу. С одной стороны, она прекрасно понимала, что заключить сделку с Малфоем может только непроходимый идиот, совершенно его не знающий, а ситуация, в которую она угодила, не оставляла ей особого выбора. С другой стороны, из этого тоже можно было извлечь кое-какую выгоду. Во-первых, это убережет от попыток Люциуса раскопать ее несуществующее прошлое, что само по себе уже было хорошо: ни за что на свете ей не хотелось, чтобы такой опасный человек обнаружил ее истинную сущность, ибо ущерб, который он мог нанести репутации, мог оказаться катастрофическим. Рисковать же ей совсем не хотелось. Кроме того, приняв предложение, ей выпадал шанс узнать из первых рук все, что касалось знаменитой культуры чистокровных волшебников, да и самого Люциуса Малфоя в придачу.

Могла ли она, самая талантливая ведьма на курсе, упустить такую возможность? Ко всему, он еще и обещал заплатить за хлопоты. Так почему бы и нет? Чем больше думала, тем больше приходила к мысли, что было бы вопиющей глупостью не принять такое интересное предложение. Она вполне уверила себя в том, что ничего страшного не произойдет, если согласится, и, окончательно успокоившись, наконец повернула голову к своему благодетелю. Ответ на лице читался настолько отчетливо, что Люциус, глядя на нее, счастливо просиял.

Драко же, увидев эту картину и на секунду представив все возможные последствия такого поразительного единодушия, побледнел до синевы и покрылся холодным потом.

— Хотелось бы, конечно, чтобы меня ставили в известность за несколько дней до того, как я понадоблюсь, — уточнила Гермиона, перед тем как скрепить договор магической клятвой. — Я бываю свободна только по вечерам и в выходные дни. В остальное же время я очень занята, если вы понимаете, о чем я.

— Конечно, дорогая. Ведь это всего лишь... фикция.

Люциус понимал, что сказанное им слово не совсем уместно, но поделать с собой ничего не мог, хоть уже и пожалел, что произнес его вслух.

— Как будем держать связь?

— Через Драко. Необходимая информация, предметы — все должно передаваться исключительно через него.

Младший Малфой нервно сглотнул. "Они, что, и меня втянули в эту авантюру? Мерлин, как же все сложно... Ведь я только хотел помочь отцу подняться, а вместо этого вполне себе невинная шалость вылилась в нечто невообразимое. Да еще и с участием Грейнджер... От этого и впрямь можно сойти с ума."

— Что, Драко, согласен?

— Конечно, отец, — преувеличенно бодро отозвался тот и попытался улыбнуться самой жизнерадостной из своих улыбок.

— Вот и славно. А я, дражайшая моя Хелен, вскоре свяжусь с тобой, потому что есть одно дело, запланированное на эту пятницу, и без тебя вечер будет неполным. Я пришлю Драко с указаниями о времени и месте, а заодно передам с ним необходимые вещи. Если же тебе что-то понадобится, дай мне знать, и я все улажу.

— Хорошо, сэр, — деловито произнесла Гермиона, понимая, что прежней спокойной и размеренной жизни, коей она жила, пришел конец. Утешало одно: все это ненадолго. — Значит, до пятницы?

— До пятницы, милая.

Джентльмен во всем, Люциус учтиво подал гостье мантию и, помогая той облачиться, как бы невзначай наклонился, намереваясь украсть у этой странной девушки один невинный поцелуй. Но она еще раз доказала свою ценность тем, что уклонилась от его губ, и тому пришлось довольствоваться сухим поцелуем в щеку. Это его одновременно и раздосадовало и подстегнуло: ведь всем известно, что Малфои всегда получают то, что хотят. Но, единственное, чем он сейчас утешался, так это мысль о том, что все эти дни девушка будет исключительно в его власти.

________________________________________________________________________________________________________________________

— Значит, сделка именно так и состоялась?

— Именно, — кивнул Драко, — и после того вся моя жизнь превратилась в какую-то непонятную чертовщину.

Ожидая дальнейших пояснений, аврор поиграл бровями: не каждый день можно услышать такие подробности из быта чистокровных волшебников.

— О, пожалуйста! — протянул Драко. — Не надо так смотреть на меня. Вы и понятия не имеете, насколько сложно было хранить все эти секреты. Первое, и самое главное — сохранить тайну личности Грейнджер, иначе отец просто убил бы меня. Затем, я должен был скрывать сам факт сделки. Отец... он посвятил меня в планы по соблазнению Хелен, и снова я должен был молчать. Снейп. Знал, кто скрывался за личиной неизвестной никому девушки, но не имел ни малейшего представления о сделке, поэтому мне пришлось сочинить целую историю, чтобы объяснить ему причины появления "Хелен" на публике. Словом, от всех этих хитросплетений у меня голова кругом шла. И все же я продержался, да еще и так долго, ни разу не проговорился, — хвастливо добавил он, — разве я не молодец?

Аврор только фыркнул в ответ.

— А мои переживания? Кто о них вспомнит? Ведь это были не просто мой отец и какая-то незнакомая женщина, это были мой отец и моя же сокурсница. Как бы вам понравилось, если бы ваш родитель стал вдруг ухаживать за вашей ровесницей? Да еще и во время учебы?

Дознаватель побелел как полотно, отчего Драко сделал вывод, что вопрос возымел должный эффект.

— И знаете, что я подумал? — самодовольно осведомился молодой Малфой. — В конце концов, отец выглядит намного моложе, в то время как предполагаемая мачеха, наоборот, смотрится старше своих лет, и это делает их брак относительно приемлемым. Хотя бы для меня: немногие могли бы сказать, что им повезло так же, как мне.

Аврор внимательно посмотрел в такие же серые, как у отца, глаза, и, не найдя в них ни капли неискренности, едва заметно усмехнулся.

______________________________________________________________________________________________________________________________

Утром следующего дня Драко получил указания касательно первой миссии "Хелен", и когда та ознакомилась с ними, то вполне ожидаемо согласилась, правда, с оговоркой некоторых условий. К вечеру у нее на руках уже была частичная оплата, а также внушительных размеров пакет с одеждой, очень красивой, хотя и несколько старомодной на ее взгляд. Все, что тревожило и беспокоило в сделке, померкло в лучах той радости, которую может испытывать только человек, получающий подарки.

Однако, когда она занялась примеркой, случился маленький конфуз: Гермиона никогда особо не стремилась к изучению всех этих девчоночьих штук, без которых они себя не мыслят, и потому едва попыталась надеть одно из этих присланных чудесных платьев, как обнаружила, что оно сидит на ней как-то не так. Да, она была исключительной студенткой и хорошо разбиралась во многих предметах, но ей, заключающей договор с Люциусом Малфоем, и в голову не приходило, что придется более подробно изучить еще одну науку — как правильно носить красивую одежду. В этом вопросе она оказалась полным профаном.

Гермиона запаниковала. Ей требовалась помощь. Причем срочно. И это при условии того, что она понятия не имела, с какой стороны ее ожидать. Не могла же она подойти к сокурсницам, или даже к подругам, с этой, так скажем, несвойственной ей просьбой. Все они были ужасными болтушками и сплетницами, и сразу стали бы допытываться, куда это она собралась в таком роскошном платье, и кто его подарил... Такой расклад нашу отличницу совсем не устраивал, и она всерьез призадумалась, где можно почерпнуть хоть какие-то знания из этой области?

Отложив вопрос об одежде на неопределенное время, Гермиона подумала, что неплохо было бы для начала уделить внимание изучению культуры и правил поведения чистокровных волшебников. Поэтому, аккуратно сложив изысканные одеяния обратно в пакет, спрятала их в укромном месте и решительно направилась в библиотеку.

___________________________________________________________________________________________________________________________________

В этой секции она не была с памятного первого курса, и воспоминания услужливо подкинули те дни, когда она приходила сюда в поисках сведений о Николасе Фламеле. Вдруг подумалось: если бы той маленькой девчушке тогда кто-то сказал, что спустя годы она придет сюда в поисках хороших манер, "Оппуньо" было бы самым малым, чем она наказала наглеца. Гермиона усмехнулась этой мысли, но тут же нахмурилась — нужно было начинать поиски справочников по этикету. И она их нашла. Все, сколько есть. Старые, пыльные фолианты были полны неожиданных для нее правил. Какие-то заставляли улыбнуться, иные — еще больше насупить брови. Конечно, чистокровным ведьмам было намного проще, ведь они учились всем тонкостям поведения в собственных домах. Ей не хватало практики. Практическое обучение было бы более эффективным и принесло бы больше плодов, поэтому девушка отметила для себя, что надо заглянуть в Выручай-комнату и там потренироваться.

Водрузив объемную стопку книг на стол мадам Пинс, Гермиона терпеливо ожидала, пока та скрупулезно зарегистрирует каждую из них. Все было как всегда, пока библиотекарь вдруг не обратила внимания на названия томов. Медленно подняв в руке копию издания "Правила этикета от мадам Пропио", она многозначительно посмотрела на нервничающую студентку и негромко произнесла:

— Не уверена, что это стандартный материал для изучения, мисс Грейнджер.

Гермиона сделала честные глаза и принялась сочинять на ходу:

— Да, конечно, я... эм-м... я и Джинни, мы поспорили, что на выпускном у меня будут такие идеальные манеры, что никто и никогда не посмеет сказать, что я... неправильная, или хоть чем-то отличаюсь от остальных.

Искусно лгать Гермиона научилась рано: дружба с Гарри возвела эту способность в ранг необходимости, и она часто была благодарна себе за это, потому что виртуозная ложь не раз спасала их от неминуемых неприятностей, а то и от смерти.

Мадам Пинс внезапно ощутила, как в душе шевельнулась острая жалость, чего давно уже с ней не случалось. Не потому ли, что отождествляла многие вещи, происходящие с ней, исключительно с мисс Грейнджер? За столько лет она так привыкла видеть здесь ее сосредоточенное лицо, что порой казалось, что девушка и сама стала частью библиотеки.

— Книги могут вам дать лишь представление об этикете, — мягко проговорила она, — для того, чтобы понять этикет, вам нужна настоящая мадам.

— Но... где же мне ее найти? Я не знаю никого, кто мог бы просветить меня. У всех моих подруг ужасные манеры, а нанять кого-то я не могу себе позволить по вполне понятным причинам.

Гермиона думала до этого момента, что многое уже повидала в жизни, но, увидев странный блеск во взоре стареющей библиотекарши, чуть не испугалась, вовремя напомнив себе, что за последние годы лицезрела много зловеще сверкающих глаз. И одни из них были стального серого цвета...

"Тьфу ты, пропасть, и чего это мне вдруг вспомнились сейчас глаза Люциуса Малфоя?.."

— Мисс Грейнджер, если вы согласны помогать мне каждый вечер закрывать библиотеку, то я смогла бы раскрыть вам секреты поведения в светском обществе.

Гермиона сперва остолбенела от изумления, но в следующий момент лицо озарилось радостной улыбкой. О таком она и мечтать не могла! Разумеется, утвердительный ответ не заставил себя ждать, и, успокоенная такой радужной перспективой, она отправилась со связкой книг на привычное место, твердо намереваясь начать постижение столь тонкого искусства до тех пор, пока не наступит время закрытия библиотеки.

Все это было очень удивительно. Еще полторы недели назад самой главной заботой, что так ее тревожила, была закупка ингредиентов для зелий, а теперь она была по уши погружена в тайны и скандалы. И, к слову, наслаждалась каждой секундой завязавшейся интриги. Временами она и вправду думала, что после падения Волан-де-Морта жизнь стала неизмеримо скучна, а любой девушке нужно хоть какое-то хобби, пусть и не такое экстравагантное, как эскорт-сопровождение взрослого мужчины.

Разумеется, все могло вскрыться и рассыпаться в любой момент, и при этом сильно навредить репутации. Однако Гермиона никогда не уклонялась от вызова, тем более теперь. Странность заключалась в том, что притворяясь стриптизершей или девушкой из высшего общества, она почему-то чувствовала себя востребованной. Во всяком случае, от скуки и следа не осталось. К тому же пришло внутреннее решение: после всего случившегося, никому не позволит и словом обмолвиться о том, что она не ровня чистокровным.

"Чистопородным", — усмехнулась про себя Гермиона.

Гордость магглорожденной требовала доказать самой себе: нет ничего, с чем она не справилась бы. И сделка с Люциусом была тому подтверждением.

Так, по крайней мере, она себя убеждала.

— Итак, мисс Грейнджер, вот мы и вернулись к самому началу того публичного шоу, которое вы так мастерски разыгрывали перед нами в течение последних месяцев.

— Да, сэр, — абсолютно спокойно ответила Гермиона, не обращая ни малейшего внимания на осуждающий тон, явственно прозвучавший в голосе аврора, — да, сэр. В пятницу, последовавшую за днем рождения Люциуса, я уже выступила в роли новой пассии мистера Малфоя. Это был званый вечер в фешенебельном ресторане на Косой Аллее. Он принадлежит мистеру Элиасу Барнуму, бывшему бизнес-партнеру моего мужа.

— Как все прошло? Гладко?

Миссис Малфой на мгновение задумалась, и ее губы тронула едва заметная улыбка:

— Более или менее.

----------------

Когда в пятницу после окончания занятий она вошла в Выручай-комнату, то поняла, что силы уже на пределе. Сказать, что Гермиона была измотана, означало не сказать ничего: домашние задания, выполняемые, как всегда, безукоризненно, теперь стали только одной частью привычных ежедневных обязанностей. Вечера были заняты уроками этикета с мадам Пинс, поэтому вставать приходилось ни свет ни заря, задолго до пробуждения школы: отработать полученные накануне знания в другое время не получилось бы.

Размышляя над многочисленными правилами, что она почерпнула в течение последней недели, девушка пришла к выводу: принцип столь древней и патриархальной системы заключался в вопиющем угнетении женщины как таковой. Мадам Пинс постоянно напоминала ей о том, что женское мнение не играет никакой роли в светском обществе и уж тем более не представляет для мужчин ни малейшего интереса. И этот факт больно уязвлял самолюбие нашей гриффиндорки. Если до этого она, свято соблюдающая условия сделки, была полна решимости доказать всему миру на что способны магглорожденные, то теперь твердо вознамерилась показать общественности, что женщины сами по себе также заслуживают самого глубокого уважения, потому что, не в пример мужчинам, тоже на многое способны.

Для этого Гермионе нужно было стать сильной. Сильнее, чем она есть. А для этого манеры должны быть безупречными (даже если в глубине души ей глубоко плевать на них). Нет, это не было упрямством, просто она считала, что так было бы справедливо. Хотя, если бы она не чувствовала себя такой бесконечно уставшей и разбитой, все могло быть проще.

Вынув из тайника платье, предназначенное для сегодняшнего вечера, она кропотливо его изучила, чтобы не попасть впросак со всеми этими приспособлениями, крючками и застежками, и только потом начала сложный процесс облачения. Однако уже через полчаса утомительных и бессмысленных, по ее мнению, телодвижений, готова была взвыть от собственного бессилия и бесславно сдаться, послав весь бомонд вместе с его условностями и с самим Люциусом куда-нибудь подальше. Ей было больно, она устала, и, ко всем прелестям, прочно застряла в этом драккловом наряде: ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни развернуться. Ни дать ни взять — Алиса в кроличьей норе. Гермиона беспомощно барахталась в плотном бархате абсолютно ничего не видя перед собой, и именно в такой пикантной позе ее и обнаружил вошедший Драко. При других обстоятельствах он бы изрядно повеселился, глядя на то, как грязнокровка не справилась с одеждой чистокровных волшебников, но сейчас его занимало совсем другое. Поэтому, вместо того, чтобы рассмеяться от души, он довольно сердито воскликнул:

— Ты не готова?! До сих пор! Вы с отцом встречаетесь через полчаса, а ты!..

— Знаю! Знаю! Но это платье!.. Оно не отпускает меня! — придушенно отозвалась из-под тяжелой материи девушка.

Отложив принесенный с собой порт-ключ, Драко шагнул к ней, двумя четкими движениями опустил закрученный подол вниз, и из проймы ворота показалась растрепанная голова Гермионы. Она бросила взгляд на свое отражение и чуть не ахнула: удивительно, но платье тут же перестало походить на роскошно украшенную хозяйственную сумку и выглядело так, как и должно было — на элегантный вечерний туалет.

— Но... как?!

— Мать не слишком доверяла домашним эльфам свои драгоценные одеяния, — пояснил Драко, сосредоточенно расправляя на ее талии незримые складки.

— Вот теперь хорошо, — одобрительно хмыкнул он и только тут заметил изумленное лицо сокурсницы, пораженной его тайными талантами.

— Какой была твоя мать? — спросила она и тут же пожалела об этом, потому что ответ потряс не меньше.

— Стервой, — лаконично бросил Драко, окидывая ее одежду изучающим взглядом.

Гермиона от такого откровения распахнула глаза, но, не зная, как реагировать на подобное, сочла за лучшее просто промолчать.

— Ну, может, не совсем стервой, — через мгновение невозмутимо продолжил он, застегивая бесконечный ряд пуговиц на ее спине, в то время как та рассеянно теребила пуговки на запястьях, — особенно если учесть, какой она была до войны. Когда отец вернулся из Азкабана совершенно другим, не таким, как прежде, она отказалась принять наступившие в нем перемены. Стой спокойно, не вертись... Плюс их вечные разногласия по поводу денег и управления поместьем... А тут еще Темный Лорд поселился у нас, и ему срочно потребовалась финансовая поддержка. Мама никак не могла приспособиться к тому, что все вокруг нее изменяется слишком быстро, да и не хотела... Поэтому, если уж и осуждать ее, то только самую малость — кое в чем я могу ее понять.

— Ох... — сочувственно выдохнула Гермиона, но и тут не угадала.

— Перестань. Я спокоен за мать. Последнее письмо и посылка, что я получил от нее на прошлой неделе, сказали куда больше, чем все слова: она прекрасно проводит время на новой вилле в магической части Тосканы, и у нее все хорошо. К тому же у нее нет причин для возвращения, поэтому можешь быть спокойна — на вечере вы с ней точно не встретитесь.

— И на том спасибо, — справившись наконец с манжетами, пробормотала Гермиона.

Закончив одевать, Драко развернул ее к себе лицом и, превращая в Хелен, начал заклинаниями изменять облик. Но когда чары были наведены, осталось кое-что совершенно его не устраивающее:

— Ты выглядишь усталой.

— Я много занималась.

— Но ты не можешь идти с таким лицом. Ты сейчас похожа на сомнамбулу, и боюсь, отец будет разочарован.

— Знаю. Но в ресторане я постараюсь придти в себя, — попыталась пошутить мнимая Хелен.

Драко окинул ее недоверчивым взглядом и, вытащив из кармана мантии маленький флакон, насмешливо помахал им перед носом девушки. Зеленая жидкость даже сквозь стекло прямо-таки искрилась энергией.

— Животворящее зелье?! — ахнула та и облегченно вздохнула.

— Животворящее улучшенное!

— Улучшенное? Как это?

— К нему приложил руку некий мастер зелий, и теперь в нем гораздо меньше побочных эффектов, чем в традиционном.

— Это Снейп тебе дал?

— Конечно, — горделиво вскинул голову Драко и тут же не преминул хвастливо добавить: — я же его любимый ученик.

Гермиона закатила глаза.

Флакон призывно блестел, и, недовольная тем, что "любимый ученик Снейпа" не спешит его отдать, она придирчиво рассматривала сверкающее содержимое.

— Полагаю, я мог бы уступить тебе это зелье... за кое-какую плату, — протянул Малфой.

— Сколько? — нахмурилась Гермиона. Было неприятно сознавать, что оно действительно необходимо, а искушение и впрямь было велико.

— О, нет, не деньги — просто информация.

— Что ты хочешь узнать?

— Танец, что ты исполняла для отца, на бис. Скажи, Грейнджер, как получилось, что гриффиндорская заучка умеет танцевать такие... откровенные танцы?

Гермиона покраснела и попыталась выхватить у него флакон, но тот ловко увернулся и ехидно ухмыльнулся, ожидая ответа.

— Моя мать, — смущенно пробормотала девушка.

— Твоя мать?! —поразился Драко.

— Ну да. Этим летом я осознала, что выгляжу не так, как настоящие девушки. С ребятами вроде моих друзей все понятно, но бывают моменты, когда даже я хочу выглядеть женственной. Мама как раз читала какой-то дамский роман, действие которого разворачивается на востоке, и, для того, чтобы соблазнить правителя, героиня книги научилась танцу живота. Мне же было очень скучно, потому что к тому моменту я уже прочла все учебники, купленные для предстоящего года, и не оставалось ничего подходящего для чтения, кроме подобной беллетристики. Так вот, прочитав описание, я поняла, что танец совсем непрост, следовательно, я должна его освоить. Не знаю, в курсе ли ты, но трудности меня только подстегивают.

— Да кто бы сомневался! — рассмеялся Драко.

Не обращая ни малейшего внимания на смех, Гермиона невозмутимо продолжила:

— После войны я и мама захотели провести мои каникулы вместе, пока у нас была такая возможность, ведь в последний год мы были практически оторваны друг от друга. Я сказала ей, что займусь восточными танцами, и, если бы ты знал, сколько шуток было нами отпущено по этому поводу. Потом я вернулась в Хогвартс, и пару раз в неделю все равно продолжала занятия, когда же мне исполнилось восемнадцать, мама подарила полный комплект для танца, тот самый, в котором я танцевала на бис.

— Твоя... твоя... мать купила тебе этот наряд?! — казалось, изумлению Драко не будет конца.

— Да, а чему ты так удивляешься?

— Святой Мерлин! Магглы и вправду настоящие дикари!

— Послушай, ты, высокомерный сноб, это был всего лишь подарок на день рождения! — в лучших традициях их прежних отношений вскипела Грейнджер.

— Ну да, конечно, — недоверчиво протянул тот, — рассказывай.

Гермиона сердито сдвинула брови и решительно выхватила флакон из его ослабевшей руки. Прежде чем Малфой успел возразить, она деловито вынула пробку и вылила содержимое себе в рот. В ту же секунду усталость от последней недели словно рукой сняло, а энергии появилось столько, что она могла бы сказать подобно Архимеду: "Дайте мне точку опоры, и я переверну землю".

— Готова ты, наконец?

Нетерпение Драко, как и его недовольство, пришлись ей по сердцу и она победно улыбнулась.

— Готова, мистер Малфой.

С этими словами Гермиона схватила приготовленный порт-ключ, произнесла пароль (разумеется "куртизанка", как иначе?), озорно подмигнула и исчезла...

------------------

...чтобы за много миль от Хогвартса самым непостижимым образом упасть прямехонько в объятия своего работодателя. Хорошо, что реакция опытного бойца не подвела: если б он не поддержал, она неминуемо свалилась бы на пол, а так как держал он крепко, то Гермиона очутилась в довольно курьезном положении — не касаясь ногами пола, она намертво вцепилась в расшитую серебром мантию Малфоя и едва дышала, стиснутая его сильными руками. А тот, мало того, что нисколько не возмутился такому нахальству, так еще и решил воспользоваться во всех смыслах свалившейся на него возможностью получить у девушки то, в чем она накануне ему отказала. И, кроме того, он действительно соскучился. По разного рода авантюрам, интригам и... интрижкам. Неудивительно, что все происходящее не просто забавляло его, оно было вроде бальзама для его беспокойной души. Поэтому, вместо того, чтобы отпустить эту странную особу и привести в порядок слегка пострадавшую от такого тесного контакта одежду, он сжал ее еще крепче и, нимало не раздумывая, заявил:

— Вы опоздали, мисс Хелен. И, полагаю, вам следует компенсировать мое ожидание.

Лицо Гермионы вспыхнуло от возмущения. Едкий ответ уже вертелся на языке, но если бы она высказала Люциусу прямо в глаза все, что думала о его двусмысленных намеках, то вряд ли это помогло достичь поставленных целей. В конце концов, следовало действовать так, как планировала, а не поддаваться на гнусные провокации. Поэтому, сменив гнев на милость и устремляя на Малфоя совершенно невинный взгляд, она мягко проговорила:

— Примите мои самые глубочайшие извинения за причиненные неудобства, сэр. Что я могу для вас сделать, чтобы вы простили меня?

Люциус, сам будучи непревзойденным интриганом, прекрасно понимал, что она вынуждена была играть по его правилам, и потому этот ясный взор ни на единый миг не ввел его в заблуждение.

— Цена настолько невелика, что, думаю, нисколько не затруднит тебя, дорогая. Все, что мне нужно, чтобы позабыть о твоей минутной невоспитанности, так это всего лишь один поцелуй.

От подобной наглости у Гермионы даже дыхание перехватило. После всех изматывающих дней и ночей, когда она постигала тонкости этикета, изнуряла себя бесконечными реверансами и прочими премудростями, доводя их до совершенства, этот самодовольный вельможа магического мира одним словом перечеркнул все ее представления о том, как чистокровные волшебники обращаются с дамами. Уж от кого, но от Люциуса она такого не ожидала. Поначалу растерялась, а потом разозлилась. "Да что он себе позволяет? И кем возомнил?" — подумалось ей. Но в то же время прекрасно понимала, что он ни за что не выпустит ее из кольца крепких объятий, пока она не уступит его просьбе. Что могло быть ужасней, если, сопротивляясь, она потеряет равновесие и грохнется на пол? Почему-то эта нелепая мысль горела в мозгу ярче фейерверков братьев Уизли, и Гермиона решилась.

— Хорошо, — раздраженно сказала она и стремительно потянулась к бледному худому лицу. Но, к ее удивлению, Малфой тут же отстранился:

— Погоди, погоди, крошка. Не так. А то у тебя такой вид, словно ты собираешься укусить, а не поцеловать. Давай, попробуй еще раз.

Гермиона на миг закрыла глаза и, чтобы успокоиться, сделала пару глубоких вздохов. А потом мысленно принялась искать хотя бы одну причину, по которой могла бы поцеловать Люциуса Малфоя, не причинив ему при этом никаких увечий. И она нашла. И даже не одну, а целых две: во-первых, вспомнила все хорошее, что должно было произойти в результате их сделки, во-вторых, ее ноги по-прежнему не касались пола, а спорить с мужчиной, который не дает тебе упасть, она посчитала по меньшей мере нелогичным.

Разумеется, наша прилежная ученица была знакома с поцелуями не понаслышке. Но никогда еще ей не приходилось проявлять инициативу, первый шаг всегда делали мужчины, не она, поэтому на ум не пришло ничего лучше, кроме как...

Люциус ожидал, что маленькая дикарка одарит его скромным мимолетным поцелуем и инцидент будет на этом исчерпан, поэтому оказался никак не готов к тому, что вполне себе невинный и целомудренный вначале поцелуй вдруг превратится в чувственный и возбуждающий. Особенно когда Гермиона приоткрыла рот и провела языком по его губам. Малфоя бросило в жар, и он активно продолжил его, углубляя настолько, что долгое воздержание незамедлительно дало о себе знать: в паху потяжелело, и кровь по венам побежала в два раза быстрее, отдаваясь в ушах гулким набатом. И это восхитительное, почти утерянное, ощущение заставило его на какое-то время позабыть обо всем на свете, кроме влажности и сладости губ, снова воскресивших в нем мужчину.

Когда же она начала отдаляться, он нехотя разомкнул объятия, в которых все так же крепко держал ее, и напоследок быстро поцеловал еще раз, плохо сдерживая рвущийся наружу вздох сожаления, что это волшебство так скоро прекратилось. Гермиона же истолковала его как вздох возбужденного мужчины, желающего естественного продолжения, и, к слову, была недалека от истины. Это открытие сразу улучшило ее настроение и, что греха таить, значительно подняло самооценку: отрадно сознавать, что ты не оставила равнодушным такого, в общем-то незаурядного, несмотря на все его жизненные неприятности, человека, как Люциус Малфой. И было еще кое-что, чему она тоже удивилась — поцелуй оказался очень приятным, и сколько бы она не перебирала в памяти, ни один из предыдущих опытов не имел ничего общего с тем удовольствием, которое она испытала сегодня.

Все еще пребывая в легкой прострации от произошедшего, она оправила порядком измятое платье, исподтишка наблюдая, как Малфой элегантно сбивает с рукава воображаемые пылинки. Дело оставалось за малым: взяться за руки и трансгрессировать, но не успел Люциус сказать хотя бы слово, как внезапно взгляд его привлекло нечто странное, что все время ускользало от внимания — глаза Хелен.

Ее красивые голубые глаза вдруг стали чудесного шоколадного цвета.

Видимо перемена в лице сиятельного лорда оказалась настолько резкой, что Гермиона не на шутку встревожилась:

— Что? — взволнованно спросила она, чувствуя себя не очень уютно под его пристальным взором.

— Твои глаза... разве они не голубые?

Пол под ногами поплыл. Она быстро обернулась к висящему на стене прихожей зеркалу и в ужасе замерла — внешность осталась прежней, чего нельзя было сказать о цвете глаз: вместо зачарованных голубых они снова стали привычно карими.

"Конечно! Как же я могла позабыть? Животворящее зелье, едва попало в организм, как принялось "лечить" меня не только от усталости, но и от заклинания "Не признай". Мне еще крупно повезло, что "улучшенная версия" не уничтожила полностью все плоды наших совместных с Драко стараний. Проклятье, видно, я и вправду чертовски устала, раз не подумала о такой вероятности. И что я теперь скажу? Как буду выкручиваться?"

С замиранием сердца Гермиона повернулась к Малфою и, пожав плечами, непринужденно поинтересовалась:

— Вам не нравится? Хотите, чтобы я снова сделала их голубыми?

— Так это твой природный цвет? — улыбнулся Люциус, — Хотя это довольно... неожиданно, все же оставь как есть: он идет тебе. А мне и в самом деле так больше нравится.

То ли оттого, что сказал это такой честолюбивый и самовлюбленный человек, как он, то ли оттого, что сам комплимент, странный и внезапно непритворный, словно согрел ее изнутри, но факт оставался фактом: ей оказалось приятно это услышать. Однако, несмотря на сумбурные мысли и предательский румянец, она не забыла мысленно поблагодарить мадам Пинс за то, что суровые уроки не пропали даром, и она смогла воспользоваться ими, ни на миг не потеряв лицо в столь щекотливой ситуации. Гермиона довольно улыбнулась и лишь крепче ухватила Малфоя за руку.

— Спасибо, — совершенно искренне поблагодарила она, — спасибо, но нам действительно пора.

— Да, конечно, — мягко пробормотал в ответ Люциус, удивленно спрашивая себя, почему сейчас, именно в эту минуту, ему вдруг вспомнилась Гермиона Грейнджер на Кубке мира по квиддичу несколько лет назад. Да-да, знаменитая мисс Грейнджер. С ее розовыми щечками и темными выразительными глазами. Отбросив от себя подобные мысли, как совершенно неуместные, он притянул эту удивительную и таинственную девушку к себе, и в тот же миг их обоих закрутило вихрем трансгрессии.

------------------

— Насколько я понимаю, это был первый из трех признаков заклятия "Не признай", который фактически мог рассекретить облик Хелен Райт уже тогда?

— Да, — коротко отозвался Малфой, со скучающим видом изучая лепнину потолка в зале заседаний.

— Но вы не обратили на него никакого внимания?

— Конечно нет. Как можно думать о другой женщине, когда в твоих руках совершенство?

Аврор вопросительно поднял бровь. Глядя на эту смену мимики, Люциус лишь ухмыльнулся и подумал о том, что человек, сидящий напротив него, зря только потревожил мускулы лица, потому что далеко не все умеют делать это правильно.

— Ужин в ресторане "Магнифик", что находится на Косой Аллее, был устроен в честь мистера Элиаса Барнума?

— Да.

— И как мисс Грейнджер в облике мисс Райт выглядела на фоне высшего общества магического мира?

— Выше всяких похвал... пока какой-то идиот не упомянул о наказаниях для домовых эльфов.

— И это был второй признак?

Люциус отвлекся от изучения внутренней архитектуры здания Суда и в упор взглянул на вопрошающего:

— Это был больше, чем признак. Произошло то, что могло навсегда нас рассорить.

Негромко хлопнула дверь, и аврор поднял взгляд от лежавшего перед ним пергамента. Отложил перо и нахмурился. Впрочем, было от чего: женщина, пришедшая в качестве очередного свидетеля, настолько не соответствовала крошечному кабинетику, что разительный контраст сразу бросался в глаза. Еще бы! Дорогая бархатная мантия и элегантная шляпка с пером, задорно покачивающимся при каждом шаге, сделали простую полотняную обивку стульев и скучный бежевый цвет стен еще более убогими, чем были на самом деле. В помещении разлился тонкий аромат изысканных духов, и аврор с грустью подумал, что, должно быть, именно так пахнет благосостояние и обеспеченность:

"Интересно, сколько я должен работать для того, чтобы купить такие же жене?"

Он сокрушенно вздохнул и приступил к делу:

— Мадам Персиваль...

— О, прошу вас, пожалуйста, — с приторной улыбкой на тонких подкрашенных губах довольно бесцеремонно прервала его та, — называйте меня просто Питти.

Представителя закона чуть не замутило от подобного заявления, но он мужественно собрался, прочистил горло и постарался придать лицу самое что ни на есть почтительное выражение.

"Мерлин и Моргана, чем я так провинился, что министерство поручило именно мне вести допрос этой... особы, — с неудовольствием подумалось ему, — одно только утешает: все это ненадолго, а пока надо постараться быть учтивым... насколько сил хватит".

— Питти... — начал он, радуясь, что сумел справиться с голосовыми связками, и вопрос прозвучит вполне официально, — Питти, что вы думаете о скандале Малфой-Грейнджер?

— В том-то и дело, что подобная дикость мне бы и в голову не пришла. Да еще и в нашем обществе! — защебетала дама, так энергично качая головой, что даже перо на шляпке воинственно встопорщилось. — Варварство! С тех пор, как узнала о таком позоре, я сама не своя. И единственное, чем могу помочь, так это рассказать то, что видела собственными глазами, если угодно.

"Что значит аристократия! Начала с пафоса, а закончила так, словно мы с ней за чашкой вечернего чая!" — не мог не восхититься аврор, несмотря на то, что дамочка не вызывала никаких чувств, кроме раздражения.

— Очень надеюсь на это, — вежливо ответил он, прикидывая в уме, сколько времени может занять рассказ свидетельницы. Если уж взялся за такое, прямо скажем, нелегкое дело, как поиски истины в столь запутанном случае, следовало довести его до конца. А, кроме того, за дверью дожидался своей очереди представитель семьи Малфой, и до чего же было любопытно узнать подробности из первых уст!

--------

"Магнифик" чем-то напоминал Малфой-мэнор: те же восхитительные гобелены и мебель в стиле декаданса. Безусловно, это было самое фешенебельное место, в котором ей когда-либо доводилось бывать. Гермиона с присущей любознательностью обращала внимание на все, что попадало в поле зрения, и ловила себя на мысли, что ей... нравилось тут находиться. Не нравилась только реакция приглашенных на званый ужин людей: те смотрели на нее с таким высокомерием и заносчивостью, что от нахлынувшего разочарования хотелось вопить в голос. Похоже, эти эмоции отражались слишком явственно на ее хорошеньком личике, потому что до слуха вдруг донесся тихий шепот:

— Терпение, дорогая, — негромко проговорил Люциус, — терпение. Они с ума сходят, желая узнать, кто ты. Так не лишай их этого удовольствия, потому что это тоже часть нашего плана.

Тепло руки и бархатный голос Малфоя заставили тело мнимой Хелен покрыться мурашками, и на лице появилась мечтательная улыбка, что, к слову, не так уж часто и бывало.

— Конечно, — тихо пробормотала она в ответ и, подбодренная его словами, позволила себе слегка расслабиться.

Услужливый метрдотель проводил их в ту часть ресторана, где должен был состояться ужин. Свечи, вазы с цветами, благородный блеск столового серебра и белоснежные скатерти на мгновение ослепили. Роскошно сервированные столы, уставленные всевозможными яствами, издавали приятный аромат тонко приправленных блюд, и Гермиона только тогда поняла, до чего проголодалась, ведь во рту у нее с самого утра не было ни крошки: чтобы выглядеть еще более хрупкой она решительно отказалась от обеда. А вот теперь расплачивалась за это — вместо того, чтобы присмотреться к пестрой толпе приглашенных, она с ужасом думала о том, что пустой желудок может сыграть с ней злую шутку и предательски заурчать в самый неподходящий момент. Она чуть было не запаниковала, но в этот момент где-то совсем рядом до нее донесся приветственный возглас:

— Люциус! До чего же приятно снова видеть тебя!

Навстречу им спешил хозяин ресторана и давний знакомый Малфоя мистер Элиас Барнум собственной персоной. На первый взгляд он показался Гермионе достаточно веселым субъектом, но она и понятия не имела, что добродушный и улыбчивый с виду человек может быть полон неожиданностей.

— И это взаимно, Элиас, поверь, — со свойственной ему ухмылкой ответил Люциус и повернул голову к своей спутнице, — кстати, позволь представить тебе мисс Хелен Райт.

Барнум сверкнул глазами в ее сторону, но, пока поднимал для поцелуя руку столь необычной гостьи, взгляд его заметно посветлел.

"Кого он ожидал увидеть? Еще одну рафинированную блондинку?" — мысленно фыркнула Гермиона и попыталась придать лицу как можно больше любезности, внимательно вглядываясь в стоящего перед ней человека. Элиас разительно отличался от Малфоя. Всем. И, хотя это обеспокоило ее, все же натолкнуло на мысль о необходимости срочно пересмотреть свои приоритеты.

— Приятно познакомиться, — мягко поприветствовал ее Барнум, — очарован.

— Восхищена, — с улыбкой вернула комплимент девушка.

— Позвольте, я представлю вас гостям.

Спасла Гермиону природная усидчивость и настырность: стремительный калейдоскоп лиц и имен вряд ли сумел бы отложиться в этой светлой головке, не будь у нее многолетней практики схватывать на лету любую информацию. Вместе с хозяином, исполняющим сегодня для нее роль чичероне, она кружила по уютному залу, и у нее уже в глазах рябило от обилия перьев, мехов и бриллиантов. Супруга мистера Барнума оказалась на редкость бесцветной дамой с абсолютно пустым, ничего не выражающим лицом. Она двигалась и говорила так, что вызывала опасение, не умрет ли на полуслове так и не донеся бокал с вином ко рту. Мистер Фолликл был лысым и потным, доктор Персиваль — строгим и осуждающим, мадам Персиваль — покровительственной, а мсье Блану она, кажется, нравилась, потому что тот так откровенно флиртовал с ней, что даже вывел Малфоя из равновесия:

— Жак, я, пожалуй, заберу у тебя мисс Хелен, — безапелляционно заявил он и, взяв ту под руку, немедленно увел в противоположный конец зала, чему она была несказанно рада: не все ухаживания, тем более малознакомых мужчин, приятны женщине, особенно если этот мужчина начинает переступать границы приличия.

— Спасибо, — совершенно искренне прошептала она Люциусу, как только чрезмерная любезность француза осталась далеко позади, и при этом совсем случайно коснулась губами его уха. Тот вздрогнул. Не от неожиданности, а от того, насколько быстро отозвалось на это мимолетное касание тело: мелкой дрожью, которую тщетно пытался подавить, и волной удовольствия от происходящего. Действительно, он чертовски долго жил без женского внимания и почти позабыл, каково это, нравиться женщине. Опытные чистокровные самки были далеки от его помыслов, даже если и пытались проделать с ним тот же трюк: он никоим образом не реагировал на них, а эта девочка возбуждала одним невинным касанием. Похоже, сама не осознавая того, она могла соблазнить и святого.

"Благослови, Мерлин, юных ведьм!" — подумал с неожиданной для самого себя теплотой Люциус, но вслух сказал лишь то, что должен был:

— Не благодари, мне приятно оказать тебе услугу, тем более в такой щекотливой ситуации.

Гермиона пристально посмотрела ему в глаза и каким-то непонятным образом почувствовала, что он говорит правду. Внезапное открытие и удивило и обрадовало одновременно. Кроме того, после таких простых и ласковых слов стала ощущать себя гораздо увереннее. Если бы у нее спросили, в какой момент она стала доверять Люциусу Малфою, то, ни секунды не колеблясь, назвала бы именно этот. И было еще кое-что: ей нравилось, как теплая рука крепко охватывает ее талию, и даже обычная ухмылка в глазах нашей героини войны уже не портила его худое и бледное лицо.

— Не пора ли нам занять свои места, дорогая, как думаешь?

Гермиона, смотревшая на него во все глаза, чуть замешкавшись, кивнула: она словно заново открывала для себя давно знакомые черты. Люциус же, заметив этот странный взгляд, удивленно приподнял бровь:

— Что?

— Ничего, — приходя в себя, качнула головой та и прошла к отведенным для них местам.

В этот момент звук колокола возвестил о начале трапезы, и гости принялись рассаживаться за стол. Люциус подвинул ей стул, и Гермиона усмехнулась:

"Вряд ли он стал это делать, если б знал, что перед ним столь ненавидимая им грязнокровка,— грустно подумала она и, чтобы отогнать непрошенные мысли, попыталась переключить внимание на что-нибудь другое, но они по-прежнему продолжали упрямо лезть в голову: — интересно, догадывается ли он, что я не имею никакого отношения к чистокровным волшебникам? Насколько я знаю, Малфой весьма проницателен, и не так-то просто обвести его вокруг пальца. Возможно, он уже давно понял, кто я на самом деле, но тогда почему продолжает так вести себя по отношению ко мне? Хотя, скорей всего, ему и в страшном сне не могло присниться, что магглорожденная сумеет создать подобную иллюзию. Плюс ко всему, стойкое убеждение, что оценить по достоинству и проявить к нему интерес может только особа благородного происхождения... Нет, похоже, он ничего не знает, а мне это только на руку".

Гермионе забавно было думать об этом, но тут до ее уха донесся чей-то жеманный голосок:

— Люциус, дорогой, я слышала Нарцисса славно проводит время в Тоскане? — проворковала мадам Персиваль, сопровождая ядовитые слова самой невинной улыбкой.

"Ну вот, тяжелая кавалерия подоспела", — мысленно съязвил тот, усмехнулся и демонстративно накрыл ладонью лежащую на столе руку Гермионы:

— Да, Питти, я хорошо знаю что, а, точнее, кто развлекает в Тоскане мою бывшую жену. И, поверь, очень рад тому, что она, наконец, нашла то, что искала.

Несмотря на то, что ответ был вполне светским, что-то в нем было неправильным. Точнее, в самой манере, которой он был произнесен. Малфой, ответив, словно одолжение сделал, да еще эта его вечная ухмылка... Окружающие поежились от того, каким холодом повеяло от простой, на первый взгляд, фразы. Самые любопытные навострили уши в ожидании пикантных подробностей, но в неловкую ситуацию вмешался сам хозяин:

— Питти, Питти, давай не будем говорить сегодня о прошлом Люциуса, тем более, когда его будущее сидит с ним рядом, — добродушно пробасил Барнум и подмигнул в сторону Гермионы, — единственное, что я хотел бы у него спросить, где он встретил такую потрясающую женщину?

Под сверкающим взором Элиаса та заалела, как маков цвет, и Люциуса в очередной раз как молнией поразило воспоминание о Чемпионате мира по квиддичу, что проходил незадолго до возвращения Темного Лорда. Избавляясь от странных и неуместных сейчас воспоминаний, он тряхнул головой и невозмутимо ответил:

— Уверяю тебя, это было почти чудо, и я благодарен случаю, который преподнес мне столь щедрый подарок в лице мисс Райт. Я тогда был в Африке: хотел приобрести некоторые ингредиенты для зелий. Мне посоветовали посетить маленький рынок, где продавали орхидейную эссенцию. Я зашел в одну из лавок и случайно встретил там Хелен — она покупала флакон. Когда же я поинтересовался у продавца, как давно он получил свой товар, она услышала, чем я интересуюсь и прокомментировала сомнительную свежесть мистацидии. Так мы начали разговор и уже не смогли остановиться, как, впрочем, и расстаться друг с другом.

Это был тщательно продуманный и четко выстроенный ответ: достаточно подробный, чтобы никто не смог усомниться в его правдивости, но в то же время достаточно расплывчатый, чтобы подогреть интерес публики. И, что немаловажно, он ничего не говорил о самой Хелен, можно было только догадываться, кем она была и почему находилась там. Довольные тем, что их великий замысел продвигается так, как они задумывали, Люциус и Гермиона улыбались друг другу, два заговорщика, что, в общем-то, вполне соответствовало истине — заговоры были естественной средой их обитания.

Прерывая долгие взгляды этой необычной пары, Барнум хмыкнул и отложил салфетку.

— Похоже, это случилось уже после того, как ты последний раз удостаивал нас своим посещением, — предположил он.

— Ты прав, это произошло достаточно давно, — подтвердил Люциус, — моя дорогая Хелен вдохнула в меня новую жизнь, и в ней теперь появился смысл. Когда она рядом, мне кажется, я могу звезду с неба достать. Кстати, я очень рад, что вернулся, и это тоже только благодаря ей.

— Ах, как романтично! — восхищенно выдохнула мадам Персиваль и мечтательно закатила глаза.

Гермиона была поражена тем, что такое беспринципное создание и ходячее зло, как Малфой, умеет так красиво играть словами, пусть и немного банальными. Что же касается Люциуса, то он был доволен: во-первых, он ничуть не покривил душой, когда говорил это, а, во-вторых, это тоже было частью плана.

Подали ужин, и разговор на какое-то время затих, пока гости отдавали должное изысканным кушаньям, но мало-помалу беседа вскоре возобновилась. Впрочем, Гермиона к тому моменту уже порядком освоилась в новой для нее среде и теперь чувствовала себя намного спокойней. Она умело поддерживала светскую болтовню "обо всем и ни о чем", смеялась шуткам стареющих ловеласов и шутила сама. Люди, что окружали ее, казались хорошими и добрыми, но она отдавала себе отчет: если бы приглашенные знали о ее происхождении, то немедленно отвернулись от нее.

— А ты изменился, Люциус, — вяло проговорил доктор Персиваль, ожидая, пока его бокал снова наполнят.

Сложно сказать, было ли это комплиментом или же оскорблением, поэтому Малфой, не будучи уверенным ни в том ни в другом, крайне осторожно заметил:

— В тюрьме такое часто случается.

— Безусловно, — подала голос Питти, — но, думаю, муж имел в виду нечто иное: ты стал более... умиротворенным, что ли. Люциус, дорогой, полагаю, за такие явные перемены мы тоже должны благодарить эту юную леди?

Люциус усмехнулся — лучше и быть не могло! Он готовился к тому, что каждый заданный вопрос станет вынуждать его ко лживым ответам, но все обошлось как нельзя лучше, ему даже не пришлось притворяться. Он с удовлетворением взглянул на свою спутницу: та, опустив глаза, скромно улыбалась, в то время как по лицу медленно, но неотвратимо разливался яркий румянец. Идеальный ответ!

— Думаю, ты права, Питти... Хелен раздвинула границы моего восприятия окружающего мира. Показала жизнь с такой стороны, о которой я даже не подозревал. Заставила понять, насколько бессмысленно и расточительно тратить время на переживания, связанные с неизбежным. Поэтому, Питти, все, что она для меня сделала, действительно заслуживает благодарности, и немалой.

Женщины заулыбались, но доктор Персиваль откинулся на спинку сиденья и бросил на Малфоя испытующий взгляд:

— И все же, ты не так уж сильно изменился, Люциус. Надеюсь, за время, пока тебя не было с нами, у тебя не было недостойных "симпатий"?

Надо отдать должное Гермионе — она сумела подавить в себе вспышку гнева. Ни один мускул на лице не дрогнул. В конце концов, чему она удивляется: от таких "друзей" можно всего ожидать.

— Глупые предположения, Игнациус. Если бы кто-то из Малфоев стал предателем крови, это было известно, ведь слухи у нас распространяются со скоростью снитча. К чему тогда этот вопрос?

— Прости, Люциус, — доверительно начал Барнум, обращаясь скорее не к нему, а к окружающим, — просто Нарцисса... Она ведь, как говорят, живет сейчас в Тоскане, и...

— Да, мы все слышали об этом, Элиас, — довольно бесцеремонно прервала его Питти.

— А знаете ли вы, кто является ее частым гостем? — не обращая внимания на подобную бестактность, продолжил тот со странным блеском в глазах.

— Разумеется. Какой-то респектабельный чистокровный джентльмен.

— А вот и нет. Моя двоюродная сестра была в гостях у магглов, что соседствуют с ее усадьбой, и видела Нарциссу в обществе такого же простеца.

— Не может быть! — истерично взвизгнула Питти. — Ваша кузина, должно быть, ошиблась! Нарцисса никогда так не поступила бы!

— Совсем напротив, мадам. Сестра утверждает, что видела их вместе не один раз, и, к тому же, она слышала, что госпожа Малфой неоднократно посещала виллу этого господина.

— Это невозможно! — твердо заявила Питти. — Просто невероятно! Нарци всегда ненавидела магглов, и она никогда не опустилась бы до подобной мерзости.

— А что обо всем этом думаешь ты, Люциус? — с понимающей ухмылкой поинтересовался Барнум.

Малфой, с совершенно непроницаемым выражением лица, грел в руке пузатый бокал с арманьяком. Все это время, когда публика обсуждала похождения его бывшей жены, он хранил гробовое молчание. По большому счету, ему до этого давно уже не было никакого дела. Теперь его гораздо больше занимало нечто другое, точнее, другая. Вместо того чтобы поддержать или же опровергнуть те или иные утверждения, он внимательно наблюдал за Хелен. И вот что его удивило: когда речь шла о его экс-супруге, она держалась очень спокойно. Но он безошибочно определил, что ее просто коробит, когда Питти начинает нелестно отзываться о магглах. Конечно, Люциусу не нравились люди, сочувствующие грязнокровкам, но он прекрасно понимал, что дальнейшее претворение грандиозных замыслов впрямую зависит от того, насколько будет счастлива таинственная спутница. Разумеется, для того, чтобы убедить ее в правоте своих взглядов, требовалось время, и немалое, но он возлагал большие надежды на то, что его ухаживания позволят раз и навсегда покончить с заблуждениями юной особы. В особенности, если на некоторое время он изолирует ее от респектабельного общества.

Сейчас же следовало обезопасить себя от подозрений со стороны присутствующих, ибо слишком решительный ответ легко мог сделать из него еще большего изгоя, и тогда светское общество навсегда закрыло бы перед ним двери. А этого он никак не мог допустить.

— Я думаю, — осторожно отозвался он, — что Нарцисса, после того как покинула семью, автоматически перестала быть предметом моих тревог и волнений... Но позволю себе заметить, что она никогда не была особенной противницей магглов, скорее противницей тех, кто не принадлежит нашему кругу. Я больше чем уверен, что если она и связана с простецами, то это может означать только одно: они весьма состоятельны в плане материальных ценностей.

Странное дело, но ответ, казалось, удовлетворил любопытство гостей, потому что больше на эту тему никто не задал ни единого вопроса, и Люциус с довольным видом поудобнее устроился на стуле.

Во время трапезы темы разговора менялись несколько раз, и Гермиона была одновременно и потрясена и обескуражена: ничего не значащая болтовня, в которой она принимала участие, сделала ее роль невероятно простой. Что греха таить, перед началом ужина она всерьез опасалась брякнуть что-нибудь не то, но сейчас, вслушиваясь в абсолютно бессодержательные реплики, просто диву давалась, до чего же пустой оказалась беседа. Правда, она допустила несколько незначительных промахов в поведении, но Люциус не придал этому никакого значения, намекнув, что все приходит с практикой, в чем она сможет убедиться, если будет чуть чаще выходить в свет. Девушка непринужденно делилась с окружающими своим мнением, когда это было необходимо, и вот удивительное дело — ее слушали. Не бог весть что, конечно, но слова, озвученные ею, всякий раз были толковыми и сказаными к месту. Может быть, потому и внимали ее сентенциям как откровению. Несколько раз она даже сумела вставить в разговор меткие и точные реплики по поводу нынешней политики, проводимой министерством, чем вызвала несколько одобрительных замечаний, самое теплое из которых принадлежало Питти.

И, тем не менее, открытая, искренняя улыбка на лице Гермионы к десерту претерпела странные метаморфозы: наблюдая за ней, Люциус пришел к выводу, что кому-то из приглашенных сейчас не поздоровится, и он от всей души надеялся, что не ему. Внешне его очаровательная спутница витала в облаках, но, если присмотреться слегка внимательней, можно было заметить, как на гладком высоком лбу пролегла сердитая морщинка и чуть нахмуренно сдвинулись брови. О, цену таким фальшивым улыбкам он знал очень хорошо: будь ты хоть трижды мужественным и властным, но если твоя женщина разгневана, от нее лучше держаться подальше.

— ...как только закончил гладить утюгом свои уши, он, наконец, приготовил суфле с ликером. Потому оно и было подано с опозданием. Знаете, домашние эльфы — это такие хлопоты...

Лучше бы она этого не говорила: Гермиона медленно повернула голову к Питти (обрывок фразы, долетевший до слуха страстного борца за независимость тихих и незаметных обитателей волшебного мира, принадлежал именно ей) и, одарив ту тяжелым взглядом, совершенно серьезно спросила:

— Если эльфы доставляют вам столько хлопот, почему бы в таком случае не освободить их?

Та непонимающе округлила глаза и звонко рассмеялась:

— Освободить? Зачем?

— Возможно, затем, что если бы вы относились к ним чуточку лучше, то они и служили бы лучше.

— Как бы мы не относились к этим созданиям, обслуживать нас их прямая обязанность, а небольшое наказание никогда не помешает, скорее, помогает помнить свое место, — снисходительно усмехнулась Питти и отложила салфетку в сторону.

— Наказание может подтолкнуть их к предательству, — уверенно заявила Гермиона.

— Да что вы! Домовики не предают! И никогда не предавали.

— Вы уверены в этом?

— Абсолютно! Я никогда и ни от кого не слышала, чтобы эльф поступил вероломно по отношению к кому-либо по одной простой причине — этого никогда не было!

— В таком случае, смею заметить, что вы недостаточно информированы. Я знаю домовика, который изменил семье и хозяину, чтобы, рискуя жизнью, спасти того, кого он глубоко уважал. Другой же пошел против человека, которому служил, и дело закончилось смертью господина.

— Значит, это исключение. В приличных домах такое не происходит.

— Надеюсь, что это так, — иронично заметила Гермиона и в заключение добавила: — Но тогда они найдут другие способы отомстить за причиненное насилие. Уж в этом-то я не сомневаюсь. Кстати, как насчет чая, что они подают вам в последнее время? Вкус не изменился?

Над столом повисла оглушающая тишина. Гости во все глаза смотрели на пылающую холодной яростью молодую женщину и не знали, что и думать. Честно говоря, даже Люциус не мог предположить, что его спутница может быть такой пылкой. Ему было немного забавно наблюдать, как легко она взорвалась. Из этой роскошной красавицы мог бы получиться идеальный политик, столько в ней было жизни и страсти, то есть тех самых качеств, которые способны увлечь и повести за собой людские массы. Вот только если бы он смог избавить ее от глупых идеалов...

Но было еще кое-что: промелькнуло в этой маленькой тираде нечто смутно знакомое, что неотвязно пульсировало в мозгу. Ее примеры. Они были странно знакомы. Не могла же Хелен иметь в виду эту тварь Добби. Те, кто знал о нем, все поголовно являлись членами отряда Дамблдора или сторонниками Поттера и его друзей-идиотов. Воспоминания подавали ему тревожные сигналы, но он, ничуть не колеблясь, отбросил их. Рассказы Драко о грязнокровной подружке Поттера он также не брал в расчет — этого не может быть, потому что не может быть никогда, решил он и тут же позабыл о своих нелепых подозрениях.

"Все-таки я должен научить ее моему любимому трюку — как оставаться при своем мнении, но при этом заставлять людей ломать голову, серьезно я сейчас говорю или нет, — думал Малфой, неспешно потягивая из бокала крепкий янтарный напиток и оглядывая приглашенных. — Хорошо, что, обратив все в шутку, Элиас спас ситуацию, за что я крайне ему признателен".

И действительно, мистер Барнум, как умный хозяин, первый подал пример и разразился громким хохотом на последние слова "Хелен", после чего к нему присоединились и остальные. Неловкая ситуация оказалась благополучно разрешена, и напряжение, витавшее в душном воздухе ресторана, спало, уступив место всеобщему веселью. Гермиона в замешательстве встретилась глазами с Люциусом, но, увидев его теплый взгляд, также усмехнулась. Поначалу неуверенно, а потом так же весело, как и гости.

Что же касается самого Малфоя, он уже и забыл, когда так развлекался, но, в любом случае, это было все лучше, чем липкое и холодное одиночество в стенах мэнора или его былая охота на грязнокровное отребье.

---------

— Не потому ли ваш отец узнал второй признак из трех необходимых, что вы наговорили ему, будто бы мисс Грейнджер была заинтересована в домовиках исключительно сексуально? — брезгливо поинтересовался аврор у Драко.

Тот покраснел и неопределенно пожал плечами. Младшего Малфоя не так просто было смутить, но это как раз был тот самый случай.

— Возможно, я несколько преувеличил, — наконец последовал смущенный ответ.

— Понятно. Преувеличили, значит, — недоверчиво прищурился служитель закона.

Драко внимательно посмотрел на него и вдруг, ни с того ни с сего, выдал:

— Только не говорите мне, что, будучи подростком, сами не болтали подобной чепухи.

Аврор внезапно закашлялся и, уставившись на носки своих туфель, тоже почему-то покраснел.

— Если говорить о том вечере, в целом Хелен прекрасно справилась с задачей. Несмотря на эту выходку, впечатленные гости подходили и выражали согласие с ее точкой зрения, как только появлялась возможность. Исходя из этого, я сделал вывод, что все складывается именно так, как я и рассчитывал. Придуманный мной план действительно работал.

— Я так понимаю, вам понравилось дурачить общественность? — иронично уточнил аврор.

— Конечно, — не моргнув глазом заявил Люциус, — что может быть веселее, чем дурачить тех, кто и сам стремится быть одураченными? Ради этого все и затевалось. Правда, Хелен нуждалась в кое-каких уроках.

— Что вы имеете в виду? — осведомился скандализованный аврор.

Долгий непонимающий взгляд вызвал у сиятельного лорда внезапный приступ жалости, и он уставился на дознавателя как на слабоумного — у него в голове не укладывалось, что человек может быть таким недалеким.

"Как его, бедолагу, только на службу приняли, если он не понимает очевидного?" — подумал он и, словно говоря с трехлетним ребенком, терпеливо проговорил:

— Богатый потенциал Хелен был виден невооруженным глазом, но ей нужно было проявить некоторую тонкость, чтобы со своей горячностью она не наделала глупостей. Я не могу позволить кому бы то ни было опозорить меня на публике, иначе это будет крахом всего, к чему я стремлюсь. Сами понимаете, репутация дорогого стоит. Поэтому, на следующий же день я пригласил ее к себе, где и объяснил, что человеку, вращающемуся в приличном обществе, нужны кое-какие социальные навыки.

— Вы хотите сказать, что учили мисс Грейнджер правилам поведения? — недоверчиво произнес аврор. — Как же она к этому отнеслась?

"Вот уж не думал, что в Аврорате работают такие тупицы", — сказал себе Люциус и сокрушенно вздохнул.

— Хорошо отнеслась, — скорбно оглядывая сидящую напротив него нелепую фигуру в поношенной мантии, отозвался он, — Хелен оказалась способной ученицей, особенно когда уяснила себе все преимущества подобных знаний. Несколько следующих выходов в свет после таких... занятий прошли значительно лучше. Конечно, она так же азартно вступала в дискуссии, но уже не была настолько дерзкой, что переступала границы приличий. Общество принимало нас благосклонно, и поэтому мы решили перейти на следующий уровень публичных отношений.

— В чем это выражалось?

— Ну-у, — протянул Люциус, — вы должны понимать, что люди моего круга не очень-то жалуют прессу, и, чтобы привлечь к себе внимание, мы должны были распространить слухи о моей новой подруге. Соответственно, выйти за рамки поведения, принятого в высшем обществе. Так что, как бы ужасно для вашего слуха это ни звучало, нам пришлось эпатировать публику еще раз.

------------------------

Гермиона устала. Как никогда до сей поры. Все, что происходило в последнее время, выматывало настолько, что едва она добиралась по вечерам до кровати, как тут же засыпала. Словно в глубокую яму проваливалась. При этом даже во сне умудрялась чувствовать бесконечную вселенскую усталость. И все же, несмотря на нечеловеческое переутомление, приглашение Малфоя все же приняла. На днях она как раз сдала оставшиеся эссе, и собиралась хорошенько отдохнуть на Рождественских каникулах. Но договор с Люциусом одним махом перечеркивал все надежды, возводя их в ранг несбыточных. А разве не заслужила она по-настоящему королевского отдыха после всех этих сумасшедших занятий, проверок, перешептываний за спиной и уроков этикета?

Да уж, если что и присутствовало сейчас в ее жизни королевское, то только антураж: Гермиона, в вечернем, смело декольтированном платье стояла перед зеркалом и скептически наблюдала в отражении, как Люциус подходит к ней со шкатулкой из розового дерева в руках, чья принадлежность к роду Малфоев выражалась в богато инкрустированной монограмме владельца на крышке — заглавной литере "М", украшенной шипастыми драконьими хвостами.

— ... оно очень старое, и веками передается в нашей семье из поколения в поколение, — донесся до нее его звучный баритон.

Шкатулка открылась, и Гермиона забыла как дышать: Малфой вынул из бархатных глубин роскошное, сияющее алмазами и изумрудами колье и собственноручно застегнул фермуар на ее стройной шее. По телу девушки пробежала дрожь, но вряд ли она могла дать вразумительный ответ, от чего именно: то ли от прикосновения холодного металла к коже, то ли от понимания того, насколько ценна эта древняя вещь.

— Только не вздумай сказать, что оно слишком вызывающе, — улыбаясь, мягко предупредил Малфой.

Гермиона хотела ответить, что у нее и в мыслях этого не было, но не смогла: до того пересохло горло. Вместо этого она лишь отрицательно качнула головой и невольно залюбовалась игрой мерцающих искр, вспыхивающих в глубине драгоценных камней всякий раз, когда на них падал свет.

— Куда мы пойдем сегодня? — спросила чуть осипшим голосом, и Люциус негромко рассмеялся, довольный тем, что сумел-таки ошеломить эту строптивую юную особу, чья красивая головка до отказа была напичкана революционными идеями и странными суждениями на любую тему.

Его теплые пальцы, едва касаясь и посылая волну мурашек с головы до ног, аккуратно расправляли тяжелые звенья, и Гермионе это очень нравилось. Она мечтательно улыбнулась, но следующая фраза буквально уронила ее с облаков:

— Для начала в Гринготтс, а потом (через потайной проход в "Дырявом котле") в маггловскую часть Лондона.

Сперва показалось, что она ослышалась, но провокационно улыбающееся отражение хозяина дома определенно наводило на мысль, что со слухом у нее все в порядке.

— Зачем? — спросила еще более сипло, честно пытаясь закрыть распахнувшийся от удивления рот. Но, как оказалось, сделать это было очень непросто.

Малфой в мире магглов?! Большего абсурда она еще не встречала...

— Затем, дорогая, что самый лучший способ привлечь внимание, это вести себя как можно более подозрительно. Мы сделаем вид, словно желаем оставить в тайне место, куда направляемся, а сами, едва исчезнем из поля зрения публики, вернемся домой. Люди заинтересуются, куда это мы так таинственно пропали, и — вуаля! — на следующий же день об этом начнут кричать все газеты магического мира!..

Люциус веселился как ребенок замысливший шалость, а Гермиона смотрела на него во все глаза, и в голове у нее билась только одна мысль: "И это Пожиратель Смерти?! Боже..."

Разумеется, в его словах был здравый смысл. Но почему именно магглы? Или это еще одна проверка? Гермиона начала было перебирать в памяти все случаи, когда она могла бы совершить промах и выдать себя с головой, как слуха вдруг коснулся обрывок фразы:

— ... мы оставим это Мерлином забытое место, как только найдем относительно чистое и пригодное для трансгрессии. Кстати, домовики уже начали готовить восхитительный ужин.

Задетая как оскорбительными выпадами о ее мире, так и очередным упоминанием о домовых эльфах, Гермиона нахмурилась: несмотря на то, что она взяла с него магическую клятву о том, что он не нанесет им больше никакого вреда, Люциус наотрез отказывался освобождать их, что временами служило поводом для жаркой дискуссии. Хотя, надеясь в глубине души, что решение этой проблемы лишь вопрос времени, Гермиона тем не менее очень гордилась, что он хоть в чем-то пошел на уступку. Теперь же, обдумывая его предложение, в голову этой настырной умницы вдруг пришла мысль: "Было бы глупо не воспользоваться подвернувшейся возможностью и показать ему мир простецов поближе".

— Почему бы нам, будучи в немагической части города, заодно и не поужинать там же? — поправляя затейливо уложенную прическу, внешне вполне невинно осведомилась она, в то же время настороженно наблюдая в зеркале за выражением его лица.

Как бы непринужденно не прозвучала фраза, Гермиона почувствовала — руки, спокойно лежащие на ее плечах, на секунду крепко сжались.

— В этом нет необходимости, — немного помолчав, ответил Малфой.

Но она не собиралась так легко сдаваться:

— Подумайте, Люциус. Вы, меняющий галлеоны на фунты... Это способно заинтриговать любого. Люди любопытны по своей природе. Я больше чем уверена, что кто-то из них захочет последовать за нами, чтобы удовлетворить свое любопытство, и что они увидят? Предполагаемого магглоненавистника, — тут Гермиона изобразила в воздухе кавычки, — который в обществе таинственной особы ужинает в обычном ресторане. Вот это будет зрелище!

Люциус, наклонив голову набок, внимательно рассматривал ее отражение: она так вдохновенно убеждала, что щеки порозовели, глаза засияли подобно бриллиантам, мерцающим на вздымающейся от волнения груди, и, сама того не подозревая, была диво как хороша в этот момент. Малфой невольно залюбовался ею, и Гермиона, заметив его заинтересованный взгляд, просительно прошептала:

— Это будет во всех новостях.

Похоже, она выбрала правильные слова, потому что большие теплые руки ласково погладили ее хрупкие обнаженные плечики, и вслед за этим она услышала:

— Скажи, Хелен, где мы могли бы поужинать в этом грязном месте?

— Когда я впервые приехала в Англию, — без запинки принялась сочинять Гермиона, — я совершенно случайно наткнулась на очень хороший ресторан. Эквивалент "Магнифика" в каком-то роде. И все, чтобы соответствовать ему, заключается в следующем — прийти в одежде простецов.

Люциус выдержал паузу, которой позавидовал бы любой актер из "Олд Вик" и наконец вынес свой вердикт:

— Ты действительно многое знаешь о магглах, милая.

— Конечно, — легко согласилась девушка, — выбирая между знаниями и неведением я всегда предпочту первое, нежели второе.

Ответ не вызвал у нее никаких затруднений, потому что, как ни крути, а правду говорить всегда легче, чем придумывать небылицы.

— Хорошо, — кивнул Малфой, — думаю, ты права насчет газет, нам и впрямь стоит попытаться обхитрить всех.

Он снова выдержал драматическую паузу и неторопливо продолжил:

— Но если хоть кто-нибудь из этих грязных магглов начнет приставать ко мне с разговорами, мы немедленно покинем это место, договорились?

Гермиона сделала большие глаза:

— Знаете, Люциус, вы меня иногда поражаете — как такой умный человек, вроде вас, может говорить подобные глупости?

Тот сделал вид, что не заметил выпада, и это нелепое обвинение так и повисло в комнате безо всякого ответа.

И вот настал вечер. Они чинно прогуливались по Косой Аллее и время от времени накладывали на себя дезиллюминационные чары, чтобы своими внезапными исчезновениями и появлениями привлечь внимание хоть кого-нибудь из тех прохожих, что попадались им на пути. В конце концов, старания не пропали даром, и вскоре наши заговорщики обнаружили за собой самую настоящую слежку, постепенно перешедшую в преследование. Собственно то, чего они и хотели. Визит в маггловский Лондон с последующим ужином прошли гладко, и хотя Люциус впоследствии признал, что ничего ужасного не произошло, но вернулся он домой с таким ощущением, словно находился не в фешенебельном районе города, а на захудалом скотном дворе. Тем не менее, увидев утром заголовки "Ежедневного пророка", Люциус понял, что неудобства тех проведенных в ванной комнате двух часов, когда он демонстративно пытался отмыться от посещения мира магглов, однозначно стоили того.

Все началось как обычно: сидя за завтраком, прекрасно выспавшийся после вчерашних приключений лорд спокойно намазывал джем на тост и наслаждался чудесным ясным утром, как в дверях появилась сморщенная физиономия старого домового эльфа, принесшего свежую прессу. Люциус рассеянно бросил взгляд на одну из газет и уронил ложечку с джемом в масленку: на первой полосе "Пророка", прямо в центре, с огромной колдографии на него смотрела и счастливо улыбалась славная малышка Хелен. В то время как он взирал на нее с улыбкой, которую можно было назвать не иначе, как блаженная. Но лучше всего смотрелся заголовок, напечатанный таким жирным шрифтом, что не увидеть его мог разве что слепой — "Бывший Пожиратель Смерти со своей новой любовью посетил маггловский ресторан!" Малфой с прытью, коей мог позавидовать даже его сын, перепугав до полусмерти остолбеневшего домовика, соскочил со стула, сгреб газету в кулак и погрозил ею кому-то на небесах.

— Получилось! — радостно воскликнул он и, когда первые восторги поутихли, принялся за чтение статьи, что оказалось и познавательно и забавно одновременно: "Пророк" терялся в догадках насчет его спутницы и выдвигал версии порой противоречащие сами себе. Дотошные журналисты опросили кое-кого из знакомых и, основываясь на их рассказах, собрали некоторую информацию (в которой, к слову, не было ни единого слова правды). В одном только сходились авторы — новая пассия лорда Малфоя являлась чистокровной ведьмой, с которой он столкнулся на африканском кониненте. Молодая красавица. Мало что о ней известно. Частая гостья в его родовом поместье. И, самое главное, на что делался упор: серьезность их отношений, ведь роскошное фамильное ожерелье обычно украшает шею женщины в том случае, если она является членом семьи, ну, или в скором времени станет членом этой самой семьи.

Мерлин всемогущий, до чего же он любил "Пророк"! Слухи о прошлом Хелен, о ее феерическом значении в его жизни были просто потрясающими. Даже он не смог бы придумать лучше.

С довольным выражением лица Люциус призвал бумагу, скоропищущее перо и быстро черкнул пару строк, в которых весьма недвусмысленно обрисовал следующее задание. Пришло время сложить все оставшиеся кусочки мозаики вместе, чтобы картина, которую он так тщательно собирал, получилась наконец логически завершенной и заиграла всеми цветами радуги. Хотя, что греха таить, где-то на задворках сознания, он немного беспокоился о той цене, что Хелен, возможно, потребует с него за согласие на задуманное им очередное предприятие.

------------------------

Между тем, проснувшись поутру в Хогвартсе и получив во время завтрака тот же номер "Пророка", что и Малфой, Гермиона чуть не захлебнулась тыквенным соком: на первой полосе, в колонке происшествий первостепенной важности, она увидела свои фотографии. Трясущимися руками развернула газетное полотно и облегченно вздохнула — в милой улыбчивой девушке, что махала фотографу рукой, не было ничего от старосты девочек Гриффиндора. А потом, рассмотрев их более придирчиво, не могла не согласиться, что заклинание, выбранное Драко для их аферы, было едва ли не самым лучшим, потому что работало даже при магниевой вспышке. Единственное, о чем она беспокоилась — вдруг кто-нибудь, по нескольким секундам, попавшим в объектив, все-таки опознает ее личность? Три признака и все такое...

И все же, когда Гермиона ознакомилась с содержанием статьи, то не смогла сдержать довольной улыбки: им все удалось, и, похоже, Люциусу это тоже придется по душе. Отыскала взглядом Драко, сидящего за столом слизеринцев, но тот, незаметно от всех, подал знак: "потом". И красноречиво скосил глаза в сторону своего декана. Грейнджер перевела взгляд на Снейпа и обнаружила, что именно в этот момент тот смотрел на нее с таким выражением лица, что ей стало не по себе.

"С чего бы это, — пронеслось у нее в голове,— все мои эссе были сданы в срок, да и ребята в последнее время ведут себя тихо".

Она посмотрела на гриффиндорцев, увлеченно болтающих о последнем матче по квиддичу, и, не обнаружив в них ничего подозрительного, снова вернулась к трапезе.

"И все же я спрошу у Драко, с чего бы это Снейпу таращиться на меня? Уж ему-то, как "любимому ученику", это должно быть известно", — мысленно пообещала себе Гермиона и потянулась за кофейником.

К сожалению, возможность учинить Драко допрос с пристрастием ей не представилась: поскольку это был последний учебный день перед каникулами, всем было разрешено выбрать занятие себе по душе, и неудивительно, что студентка Грейнджер отправилась в библиотеку к мадам Пинс. Но не успела она пройти и половину пути, как Драко сам внезапно возник на дороге и, довольно грубо схватив за руку, втащил в пустой класс, каких сегодня было более чем достаточно.

— Эй, — возмутилась Гермиона,— если хотел поговорить, то вовсе необязательно было оставлять синяки.

Она машинально потерла запястье и ожидала хотя бы элементарных извинений, но вместо этого Драко протянул ей аккуратно сложенный листок бумаги.

— Что это?

— Твое новое задание. Только что получил от отца.

Раздосадованная Гермиона нехотя протянула руку, мимоходом отмечая для себя, что лицо Малфоя выглядит сегодня бледнее обычного. Однако не успела прочесть и пары слов, как краска сошла и с ее лица тоже. Снова и снова перечитывала она затейливо выписанные строки, но содержание оставалось неизменным.

— Этого не может быть,— наконец категорично заявила она,— это что, шутка?

— Отец не обладает таким изощренным чувством юмора, насколько мне известно, — парировал Драко, и оба они замерли, глядя друг другу в глаза, как пара дуэлянтов. Что скрывалось за этой пикировкой догадаться нетрудно: и тот и другой были попросту растеряны.

— Но... это возмутительно! Он не может ожидать этого от меня, чтобы потом с ней...

— Нет, Грейнджер, все немного не так — он надеется, что не ты, а Хелен согласится принять его предложение.

Румянец стремительно возвращался на ее лицо.

— А не слишком ли быстро твой папенька этого хочет? — негодующая Гермиона яростно потрясла перед носом Драко клочком бумаги.

— Он считает, это самый правильный выход из сложившейся ситуации.

— Доигрались, — буркнула Гермиона и, бессильно упав на ближайший стул, запустила руки в шевелюру.

— И что теперь делать?

— А что тут можно сделать? — пожал плечами Драко, подошел и сел рядом. — Он просто может сослаться на то, что был очарован. Не в смысле "околдован", а просто... "заболел любовью", — фыркнул Малфой и повторил ее жест, подперев голову рукой.

— Никто не поверит, что Люциус может оказаться "очарованным" настолько, чтобы жениться в первый же месяц знакомства, — съязвила Гермиона.

— Если вы будете действовать в соответствии с Планом, то поверят — публике просто ничего другого не останется.

— Но я не могу!..— снова взвилась Гермиона. — Мы не можем! Я не могу выйти замуж за твоего отца!

— Мерлинова борода, Грейнджер! Ты и не выйдешь за него: вы только сфальсифицируете помолвку и все! Он же не знает, что ты — это ты, то есть, что Хелен — это ты.

— И все же...

— Вы с отцом зашли слишком далеко в этой игре, чтобы бросить ее на полдороге, так стоит ли разрушать все прямо сейчас?

— Но...

— Подумай, что я скажу ему, если ты не согласишься? Как объясню, что женщина, с которой я его познакомил, исчезла туда, откуда пришла — в небытие?

— Это только твоя проблема! — вскричала Гермиона. Она вскочила со стула и теперь нервно мерила шагами классную комнату.

— Эта проблема и твоя тоже! — повысил голос Малфой. — Если ты пропадешь сейчас из его поля зрения, он станет искать тебя и, зная его характер, не остановится, пока не найдет!

— Ты не заставишь меня!

— Ради отца заставлю, клянусь!

— А не лучше рассказать ему все как есть, пока предполагаемая помолвка не состоялась? — просительно заглянула ему в глаза Гермиона.

— Пока ты не сделаешь то, о чем тебя просят, я ничего не обещаю.

— Вот, значит, как? Так я сейчас пойду и расскажу ему, что это ты все затеял и втянул меня в ваши чертовы игры!

— И кому, думаешь, он поверит больше: любящему сыну или грязнокровке, которая месяцами лгала ему в глаза? В любом случае я окажусь всего лишь еще одной пострадавшей от тебя стороной, — Драко, скрестив на груди руки, самодовольно откинулся на стуле и наблюдал, как разъяренная Гермиона мечется по классу.

А она действительно разозлилась не на шутку. Такой идеальный, в общем-то, план внезапно начал трещать по всем швам; мало того, так он еще и поставил ее в довольно затруднительное положение. Бедняжка сейчас ощущала себя птицей, что угодила в расставленные для нее сети. Выход. Ей срочно нужен был выход. Драккловы Малфои, она так рассчитывала хорошенько отдохнуть на каникулах, но все надежды рухнули в одночасье из-за предполагаемого фиктивного обручения. Сто к одному — теперь ей придется ходить на рауты не один-два раза в неделю, а чуть ли не ежедневно. Да и Люциус наверняка тоже приготовил какой-нибудь сюрприз на Рождество... Внутренности Гермионы болезненно сжались: несмотря на все неудовольствие, она не могла отрицать тот факт, что и вправду привязалась к этому взрослому, умному и такому... невозможному мужчине. На мгновение представила себе его разочарованное лицо, и по спине пробежал холодок. В одном Драко был прав, их игра действительно зашла слишком далеко, и теперь, когда Гермиона уже намеревалась отказаться от ее продолжения, для нее наступил момент истины: она была вынуждена признать, что Люциус Малфой ей далеко небезразличен. Увы, это открытие нисколько не утешало ее, поскольку слишком уж велика была разница между утонченной и воспитанной Хелен и нетерпимой подругой Гарри Поттера Гермионой Грейнджер. Она перестала ходить по классу и, усевшись за преподавательский стол, обдумывала, что она могла бы сделать для того, чтобы сохранить лицо и при этом не пойти против своих же убеждений.

— Ну что, Грейнджер, боишься не справиться с делом, да? А я думал, что на Гриффиндоре учатся — как вы там говорите — "храбрые и отважные"? — насмешливо поддел Драко.

Гермиона вскинула голову. Если до этого у нее и были какие-то сомнения, то сейчас они рассеялись, как вспугнутые на дереве лукотрусы.

Она решительно шагнула в его сторону и, цепко схватив за ухо, язвительно прошипела:

— Послушай, Малфой, все, что происходит со мной сейчас, это только из-за тебя и твоего отца. Запомни, если начну тонуть я, то утащу вместе с собой и тебя. И еще, не забывай, кто в глазах общественности имеет больший вес — довольно известная грязнокровка или семья с подпорченной репутацией. Если откроется тот факт, что тут не обошлось без шантажа, боюсь, вас не спасет ни один штраф, особенно когда я получу в министерстве должность, о которой мне недавно говорил Кингсли.

С каждым словом Драко становился все бледнее, пока не стал похож в своей бледности на призрак. Гермиона подумала, что напугала его до смерти и, кстати, была недалека от истины, иначе, чем еще можно объяснить выступившие на лбу слизеринца

крупные капли пота? Напугала или нет, но слова ее упали на благодатную почву.

— Хорошо, хорошо! Я всего лишь сказал, что отец начал бы твои поиски... Ты должна принять его предложение, иначе он обо всем догадается. Черт, Грейнджер, соглашайся, и тем самым спаси всех нас от страшной беды! — взвыл Драко, и Гермиона смирилась.

Отпустив его ухо, она проигнорировала негодующее бормотание, и снова задумалась. События, в которых она оказалась замешанной, раз за разом становились все сложнее и запутаннее.

-------------------------

— Так значит, в последний учебный день накануне каникул вы дали согласие стать невестой Люциуса Малфоя?

— Вы слишком просто себе это представляете, — коротко ответила молодая женщина и переплела пальцы, затянутые в элегантные лайковые перчатки.

— Так да или нет, мисс Грейнджер? — аврор сделал нетерпеливый жест.

Гермиона пожала плечами:

— После длительных размышлений я приняла его предложение. Как бы то ни было, но я не могла уйти в то время, как он уверенно продвигался к намеченной цели. Поэтому я решила продолжить игру в этой нелепой буффонаде и в тоже время попытаться выбрать подходящий момент, чтобы сообщить ему об истинной личности Хелен.

Аврор сверкнул глазами и довольно резко спросил:

— А вас не смутил тот факт, что своими "играми" вы дурачите общество и министерство?

— Сэр,— не менее резко отозвалась Гермиона,— сэр, если бы вы изучили наше дело более внимательно, то нашли, что ни я, ни муж не солгали ни единым словом. В распространении заведомо ложных слухов виновны прежде всего само министерство и публика, поженившая нас гораздо раньше, нежели это произошло на самом деле. Я всего лишь надела кольцо на определенный палец, и все тут же придумали себе целую историю с тайным обручением.

— Что случилось во время вашей "помолвки" накануне Рождества?

— Мы, вместе с некоторыми друзьями, собрались тесным кругом в ресторане "Магнифик", чтобы отпраздновать открытие сезона и "расцвет нашей любви", как выразился Люциус. Просмотрите статьи в "Пророке" за то время, и увидите, что ни от меня, ни от него не было ни единого заявления о браке.

Глядя на аврора можно было смело сказать, что он расстроен. Безмерно. Еще бы! Все его обвинения разбивались о гранит аргументов мадам Малфой, и как бы ни старался, он ничего не мог с этим поделать.

— Хорошо, — наконец сдался он, — получается, что вы просто проводили каникулы с мистером Малфой?

— Да. Мы очень редко покидали поместье. Выходили, обычно, только если хотели пообедать вне дома. Самый первый визит в качестве будущих супругов мы совершили на Рождественскую ярмарку в Хогсмиде и Косую Аллею. Никто не сомневался в нашем обручении, а мы просто наслаждались обществом друг друга, потому что за это время стали гораздо ближе.

— Вы сейчас пытаетесь сказать о том, что в какой-то момент стали любить Люциуса по-настоящему?

— Нет, сэр. Я хочу сказать вот что — мистер Малфой стал очень важен для меня, и чем больше времени я находилась с ним, тем больше узнавала. И этот человек, которым он оказался, с каждым днем все больше и больше мне нравился.

— Общаясь с вами, он был добрым? Или мягким? Он льстил вам, сыпал комплиментами или клялся в нежных чувствах? — с неприкрытой иронией спросил аврор.

Гермиона могла бы побиться об заклад, что он просто насмехается над ней. Над ними. Она внимательно посмотрела в лицо изрытое оспинами, и губы ее тронула ехидная улыбка:

— Вовсе нет. Чем больше я наблюдала за ним, тем больше меня пленяло то, как он изумительно труслив. Как исключительно умен. Как совершенен в своей хитрости.

— И это те качества, которые вас привлекли? — презрительный голос и брезгливая гримаса ничуть не смутили юную леди, и она так же любезно пояснила:

— Конечно. Если в вас нет хитрости, то вы никогда не одолеете Темного Лорда. Люциус же любую ситуацию может повернуть исключительно себе на пользу. В этом он просто великолепен, и я рада, что мне представилась такая уникальная возможность просто наблюдать за ним. А пока я наблюдала, я узнавала его самого. Именно муж научил меня тому, чему не учат ни Хогвартс, ни все библиотеки мира.

— Можете не утруждать себя подробностями, ваша мысль мне достаточно ясна. Значит, для вас это была еще одна школа?

— Понимаете, знания всегда значили для меня больше всего остального. И все же, это не единственная причина, почему я действительно полюбила Люциуса со всей страстью, на которую только способна.

— В таком случае, как это произошло? — строго спросил аврор.

Гермиона встретилась с тяжелым взглядом светло-голубых глаз, и в ней снова проснулась бесстрашная гриффиндорка. Она вздернула подбородок и отчеканила так, как умела только она:

— Все, что Люциус говорил или делал, он ставил выше собственных интересов. Кроме того, он приложил все усилия, чтобы я почувствовала себя действительно счастливой.

— Ну еще бы,— с сарказмом обронил аврор,— конечно он хотел, чтобы вы были счастливы, мисс Грейнджер. Иначе, вы бы просто отказались принимать участие в его сомнительных делишках.

— Похоже, вы действительно ничего не понимаете в любви, — покачала головой Гермиона, — знаете, все эти мелочи, которые он делал ради меня, не приносили ему никакой выгоды. Несмотря на открытую ненависть ко всему маггловскому, он продолжал приглашать меня в лондонские рестораны просто потому, что знал, как они мне нравятся. Когда я упомянула, что простецы умеют готовить вкуснейшие сладости, он озаботился, чтобы мой любимый сорт конфет занял свое место на новогоднем столе. Думаете, я настолько глупа, не понимала, что он использует меня в своих целях? Значит, и вы глупы тоже! Я все знала. Но я проверяла его, испытывала раз за разом, а он продолжал думать о моем счастье, нимало не заботясь о том, насколько будет счастлив в этот момент сам.

— Получается, он отвечал вам взаимностью?

— Да, сэр, так и получается.

— Тогда, мисс Грейнджер, будьте любезны, расскажите, как он принял новость о том, что вы никакая не чистокровная, а самая настоящая магглорожденная?

Гермиона вздохнула.

— Похоже, вы и впрямь газет не читали, иначе знали бы. Наши... разногласия широко освещались прессой.

— А-а, так это ваше письмо было опубликовано в "Пророке" после того, как мистеру Малфою стало известно, кто скрывается за обликом Хелен Райт?

— Именно так.

— Как же он узнал, что вы не та, за кого себя выдаете?

Гермиона вздохнула еще один раз:

— Тогда я еще не знала, что два признака из трех ему уже известны, а если и ожидала возможных неприятностей, то оказалась недостаточно готовой к тому, что произошло в тот день...

— Ближе к делу, мисс Грейнджер.

Гермиона набрала полную грудь воздуха и, словно с горы скатившись, выдохнула:

— В этом был виновен Безумный Глаз Грюм.

— Мистер Малфой, не могли бы вы рассказать, как ваш отец принял тот факт, что за внешностью Хелен Райт скрывалась мисс Грейнджер?

В вопросе молодого аврора, который сегодня допрашивал Драко, прозвучало неприкрытое любопытство. Ожидая пикантных подробностей, он даже чуть подался вперед, чем стал неуловимо похож на гончую, взявшую свежий след. Тот же, к которому он обратился, вместо ответа внимательно осмотрел тщедушную фигуру сидящего перед ним служителя закона и усмехнулся.

"Ничего удивительного, — подумалось ему. — Бедолага. Похоже, у него в жизни больше и нет ничего, кроме своих бесконечных бумажек. А ведь он немногим старше меня. Естественно, ему интересно узнать, как живут люди, подобные нам: состоятельные, с родословной на тридцать восемь листов пергамента".

Но тут он вспомнил вопрос, и жизнерадостная улыбка на лице сменилась недовольной гримасой.

— Что ж... Сначала все шло как по маслу. Настолько хорошо, что я наивно полагал: так будет и впредь...

— Увы, этого не произошло, — закончил вместо него аврор.

— Да вы просто ясновидящий! — всплеснул руками Драко и насмешливо продолжил: — Конечно не произошло. Вы, что, газет не читали? Иначе знали бы, что все открылось незадолго до окончания каникул, сразу после Нового года.

— И как это случилось?

Драко на миг закрыл глаза, припоминая те драматические события, и размеренно проговорил:

— Все началось с того, что в тот день мы отправились за покупками. За драккловыми покупками. Отец хотел в очередной раз явить миру картину под названием "Одна большая, дружная семья". Вот поэтому все мы (я, отец и Грейнджер в облике Хелен) по каминной сети переместились в Косой переулок, чтобы присмотреться к новой метле. Надо сказать, реклама у нее была более чем многообещающей.

— Никак "Облачный шкипер"?! Великолепная вещь! — ошеломленно покачал головой аврор, и Драко не мог бы поручиться, что в его потрясенном возгласе не прозвучала некая доля зависти.

— Знаю, знаю. Просто высший класс! — махнул рукой Малфой и тут же с сожалением добавил: — Эх!.. Если б она была у меня во время последнего матча... Думаю, исход игры стал бы совсем иным, и победа досталась Слизерину, а не Гриффиндору.

Драко мечтательно вздохнул, но тут же нахмурился.

— Однако, как говорится, revenons a nos moutons*, в данном случае, к вашему вопросу. Так вот, мы просто ходили по магазинам и довольно неплохо проводили время. Грейнджер я заколдовал таким образом, чтобы она выглядела намного старше своего возраста, лет на двадцать пять, не меньше. Рядом с ней отец, спокойный и счастливый, вновь стал тем человеком, которого я всегда знал. Он как будто вернулся к самому себе, а вместе с ним вернулись его привычная ирония и врожденное остроумие. Нужно было видеть, как он осадил чересчур ретивого лавочника. Идиот стоял с таким видом, словно по нему прошлись Ступефаем. А Грейнджер... Она рассмеялась! Надо признать, хотя сам я ощущал себя немного неуютно от произошедшего, но она-то!.. Глядя на ее улыбку, я напрочь позабыл, кем она являлась на самом деле. Забыл, что это всего лишь грязнокровка Грейнджер, несносная зубрила и Поттерова подружка. Я смотрел на нее и видел лишь Хелен, чистокровную невесту Люциуса Малфоя. И это было просто замечательно! Она настолько идеально вписывалась в наш круг, что на какое-то время мне показалось: втроем мы смогли бы кого угодно заставить признать наше превосходство!

— Да уж, — скривил губы аврор.

— Именно! — воскликнул, вскакивая, Драко и, все более воодушевляясь, продолжил: — Именно! С тех пор, как отца отправили в Азкабан, семья постепенно приходила в упадок. Куда подевались прежние величие и слава? Клянусь, если б в нашу жизнь не вошла Хелен, от былого великолепия к этому дню уже ничего не осталось. А в тот момент я понял — род Малфой постепенно возвращается во всем блеске минувших лет. Можно сказать, уже вернулся; воспрял из мрачных глубин забвения к новым, светлым временам...

— Аки феникс из пепла, — ухмыльнулся аврор.

Драко упал с облаков. Фанатичный блеск в его глазах угас, и он вдруг почувствовал себя не совсем уютно. Но, тем не менее, самообладание быстро вернулось к нему: молодой Малфой пожал плечами и снова уселся на стул.

— Вроде того, — невозмутимо подытожил он. — И все было бы замечательно, если б не этот убогий параноик, "Грозный глаз" Грюм.

Аврор оторопело вытаращился на Драко.

— И что же он сделал? — ожидая дальнейших разъяснений, поинтересовался осторожно.

— Ровным счетом ничего. Он просто существовал. И этого было вполне достаточно.

---------------------------------------------------------

— Ты действительно так ничего и не поняла, дорогая?

Гермиона сделала маленький глоток восхитительного горячего чая и вопросительно взглянула на Люциуса. Пока их маленькая компания ходила по бесчисленным лавкам и магазинам, она изрядно замерзла. Не зря Косой переулок славился своими волшебными товарами. А сколько новинок появилось после Нового года! И вот сегодня, когда они купили все, что хотели купить, и увидели все, что хотели увидеть, решили согреться чашечкой крепкого ароматного напитка, благо на пути им попалось вполне достойное (по меркам Люциуса) заведение.

— Что, и в самом деле не поняла?

Гермиона-Хелен отрицательно помотала головой. Люциус же, с улыбкой глядя в ее разрумянившееся с мороза личико, отложил в сторону чайную ложку и терпеливо пояснил:

— Угрозы хороши только тогда, когда сами по себе ложны до последнего слова. Как, ты думаешь, чувствует себя человек только что узнавший, что все неприятности и ужасы обещанные ему, не более чем фикция? Так вот: он чувствует себя еще более обманутым.

— Надо же! — восхитилась Гермиона.

— Да, дорогая, — подтвердил Малфой, с удовольствием наблюдая за сменой ее мимики.

— Расскажи ей, как ты поступил с членами Попечительского совета, когда нужно было уволить Дамблдора, — смеясь, предложил Драко.

Гермиона бросила на него нечитаемый взгляд. Неужели он и вправду хотел, чтобы она узнала, как это произошло на самом деле?

Люциус усмехнулся, припоминая события тех дней, отставил пустую чашку и проговорил:

— Как ты знаешь, Драко учится в Хогвартсе. Хорошая школа, я и сам закончил ее когда-то. Но отношения с нынешним директором у меня, так скажем, не заладились. И вот, когда сын учился на втором курсе, мне выпала удача сместить этого человека с его поста. Я был председателем Совета попечителей, а чтобы исполнить задуманное, мне нужно было еще одиннадцать подписей. Кое-кто был согласен со мной, а кое-кто колебался и никак не мог принять нужное мне решение.

— И как же вы добились своего? — с совершенно искренним интересом спросила Гермиона. Она всегда хотела знать, как так получилось, что весь Совет, в полном составе, подписал документ об отставке Дамблдора. У нее были кое-какие подозрения, что тут не обошлось без участия вездесущего Малфоя, но ей и в голову не приходило, какими путями он смог этого добиться. "Скорее всего, — думалось ей тогда, — он просто угрожал людям физической расправой или какими-нибудь жуткими проклятиями. Но, как по мне, все же должен был оказаться среди них хотя бы один человек, способный дать ему достойный отпор". И вот, спустя столько времени, ей выпадал шанс узнать ответ прямиком из его уст.

В предвкушении неожиданного откровения Гермиона превратилась в слух и уселась чуть удобнее, вытянув и скрестив ноги.

Малфой загадочно улыбнулся.

— Кое-что придумал. Чтобы мои слова выглядели убедительно, я должен был пригрозить чем-то достаточно серьезным. Но при этом меня нельзя было бы привлечь к ответственности, или, еще того больше, упечь в тюрьму.

— И что вы им сказали? — замирающим голосом спросила Гермиона. Она так разволновалась, даже не заметила, как съехала почти на самый край стула.

Малфой выдержал классическую паузу и изрек:

— Пригрозил, что наложу на них Адюльтерум некео, если мы не придем к взаимопониманию.

Гермиона оторопело смотрела на Люциса. Секунду. Другую. И вдруг от всей души расхохоталась. Несколько посетителей недоуменно повернулись в ее сторону: посмотреть, кто так заразительно смеется в обычно тихом кафе. И каково же было их изумление, когда они увидели, что этот звонкий смех принадлежит красивой молодой невесте старшего Малфоя. Люциус же, видя такое повышенное внимание к их столику, только довольно ухмыльнулся: похоже, завтра в "Пророке" появится еще одна статья, посвященная их семье. А Гермиона не унималась.

— И что?.. Они купились на это? — вытирая набежавшие слезы и, все еще продолжая хихикать, спросила она. — Серьезно?

— Это довольно редкое проклятие. Я удивлен, что ты слышала о нем. Но раз ты хорошо знакома с древними магическими формулами, то мне не нужно объяснять, что, в сущности, я не мог причинить им никакого вреда, даже если бы захотел.

Гермиона кивнула:

— Я знаю. Несколько лет назад оно меня заинтересовало по одной простой причине: один из моих знакомых вздрогнул от ужаса, когда при нем кто-то упомянул об этом заклятии. Оно весьма впечатляюще, а для некоторых людей страшнее непростительных.

Люциус кивнул:

— После его применения мужчина, состоящий в браке, становится неспособным на физическую измену. Те же, кто еще не связан матримониальными узами, не смогут вступить в интимные отношения ни с одной женщиной. Действительно, это очень сильное и неприятное проклятие. Чтобы снять его действие, требуется палочка и согласие самой старой кровной родственницы волшебника...

— "...Согласие, которое невозможно получить принудительно", — процитировала Гермиона строки из гримуара. — Действительно, пугающее проклятие. И единственное к тому же, которое вы могли использовать, не подвергая себя при этом риску отправиться на неопределенный срок куда-нибудь в район Северного моря. Применяя его, вы получаете необходимые подписи и выигрываете время, чтобы уладить все свои дела. А эти несчастные ищут контрзаклятие и не позволяют арестовать вас как, якобы, единственного человека, способного его снять. Блестяще! Просто блестяще!

Люциус с каждой минутой все больше и больше таял от ее безыскусных комплиментов — ему всегда нравилось, когда его стратегические изыски оценивались по достоинству. Правда, такое происходило очень и очень редко, но тем ценнее становились эти немногие похвалы. Конечно, что греха таить, цели его порой бывали далеки от совершенства, включая альянс с пресловутым Темным Лордом. Но это никак не означало, что предприятия, которые время от времени он воплощал в жизнь, не приносили успеха. А следовательно, заслуживали хоть какой-то похвалы. Услышать же их из уст столь очаровательной девушки, как Хелен, было приятно вдвойне. Эта восхитительная авантюристка, что сидела сейчас напротив него и изящно подносила ко рту чайную чашку, и в самом деле являлась подарком небес.

— Вот такой и должна быть угроза, — менторским тоном заключил он, оправляя и без того безукоризненные манжеты.

Драко с удовлетворением отметил, что давно не видел на лице отца такого безмятежного выражения. Что же касается Грейнджер, то та лишь скромно улыбнулась и отломила кусочек имбирного печенья.

Лучше и быть не могло! Младший Малфой коротко вздохнул и, с чувством, отдаленно напоминающим зависть, отвернулся: нежные взгляды, которыми обменивалась сидящая рядом с ним парочка, были настолько откровенными, что на секунду он почувствовал себя лишним. Глаза его лениво изучали толпу, призрачными тенями проходившую за слегка запотевшими окнами. Наблюдая за волшебниками всех сортов и мастей, у него сложилось впечатление, что почему-то именно сегодня они выбрали для прогулок и экскурсий один и тот же день. И, хотя, нельзя было исключить возможность встретить в этом человеческом потоке знакомое лицо, Драко шестым чувством чуял: вот-вот кто-нибудь да объявится. Однако чего он никак не мог ожидать, так это того, что перед ним мелькнет изуродованный профиль человека, с кем у него не было абсолютно никакого желания встречаться: по улице, приволакивая изувеченную ногу, скорым шагом шел "Грозный глаз" Грюм. Несмотря на то, что быстрая ходьба не делала его фигуру грациознее, внушительности ему было явно не занимать.

При виде бывшего аврора Драко повернулся к своей компании и тут же встретился со взглядом бледной, насмерть перепуганной Гермионы. Она сидела как изваяние, и только чашка в ее побелевших и подрагивающих пальцах мелко-мелко стучала о край блюдца.

— Хелен? — медленно спросил он. — Что с тобой?

Встревоженный Люциус забрал у нее чайный прибор и, беспокойно всматриваясь в разом изменившееся лицо, участливо проговорил:

— Ты хорошо себя чувствуешь? Уж не простыла ли часом?

Гермиона с мольбой взглянула в ставшие такими родными глаза и, впадая в панику, снова повернулась к Драко за помощью:

— Я... мне... мне что-то стало нехорошо, — запинаясь, произнесла она и судорожно вцепилась в свою сумочку, чтобы хоть как-то унять дрожь.

Видя ее состояние, Драко никак не мог взять в толк, что же именно послужило причиной для столь резкой перемены. Хотя, в глубине души понимал, что раз она, надежно скрытая под чарами, испугалась чего-то, значит причина и вправду более чем веская. И, что самое неприятное — отец, глядя на нее, мог заподозрить все что угодно: богатое воображение Люциуса сын знал на своем опыте. Поэтому, с отчаянно бьющимся сердцем и внешне самым непринужденным видом, Драко, стараясь выглядеть как можно естественнее, поинтересовался:

— Может быть, воды? Или лучше пройти в дамскую комнату?

Гермиона энергично закивала в ответ и, вскочив со своего места, практически бегом ринулась вон из зала. Но, даже жутко торопясь, ни на секунду не забывала о предосторожностях: держаться поближе к стене и подальше от окон.

Один Мерлин ведает, каких усилий стоило Драко не сорваться вслед за ней! Мужественно переждав несколько минут, он под вполне благовидным предлогом тоже вышел из-за столика и, стараясь не выдать спешки ни единым шагом, едва только скрылся из поля зрения отца, как кинулся на поиски однокурсницы. Нашел ее в самом темном и грязном переулке, отделявшем кафе от соседствующей с ним посудной лавки. По-прежнему такая же бледная и напуганная, она стояла там, стараясь не только не производить никакого шума, а по возможности еще и не дышать.

— Ну, и какого черта это было? — спросил недовольно Драко и плотнее закутался в мантию: мороз на дворе стоял нешуточный.

— Ой, мамочка, — дрожа, пролепетала Гермиона, — еще немного и он раскрыл бы наш секрет, Малфой!

— Мне кажется, ты преувеличиваешь, — недоверчиво возразил тот.

— Да как ты не поймешь, хорек несчастный! "Грозный глаз"! Глаз Грюма, он волшебный и способен видеть сквозь любые наведенные чары! Если б он меня заметил, то мгновенно узнал бы под любой маскировкой.

— Мерлин всемогущий!..

— Единственное, на что я надеюсь — его торопливость. Он так спешил. Возможно, и не заметил меня.

Драко пристально посмотрел в ее глаза и, увидев в них неподдельный страх, осторожно протянул:

— Послушай, Грейнджер...

— Грейнджер?

Не успел утихнуть последний звук, как обоих заговорщиков накрыло волной животного ужаса. В воздухе повисла такая тишина, что казалось, тронь рукой — и зазвенит. Драко и Гермиона смотрели друг на друга и боялись разорвать зрительный контакт, отчетливо понимая, что шутки закончились, и из последних сил цеплялись за мысль, что знакомый до последнего оттенка тембр голоса им только почудился. Время внезапно остановило ход, и оба они замерли, две черные фигурки на искрящейся белизне зимнего дня. А потом медленно повернулись туда, откуда прозвучал этот растерянный возглас: Люциус, строгий и суровый, стоял в двух шагах от них и все арктические льды не смогли бы соперничать с холодом его пронзительных стальных глаз.

Старшему Малфою достаточно было лишь одного взгляда на Хелен, чтобы замешательство перешло в острое понимание: он уже видел когда-то это выражение лица. Несколько лет назад. Во время того злополучного рейда в Отдел тайн, после которого его упекли в Азкабан. И это означало... только одно — Хелен тоже была там. Означало, что Хелен была вовсе не Хелен. Девушка, стоящая перед ним, оказалась подлой мошенницей и лгуньей, попросту дурачившей его все эти дни. Кровь бросилась Люциусу в голову, но ценой неимоверных усилий ему удалось обуздать гнев, и он в привычно тягучей манере язвительно проговорил:

— Вот как... Гермиона Грейнджер. Хорошо известная всему магическому миру грязнокровка и, по совместительству, героиня войны, — затем разочарованно покачал головой и продолжил: — Заклинание "Не признай", не так ли? Что ж, в таланте вам действительно не откажешь...

И, не в силах сдерживать больше свои эмоции, едко прошипел:

— Но будь вы хоть самим чертом, вы пожалеете, что пересеклись со мной.

— Отец, послушай... — попытался было сгладить ситуацию Драко, но его остановил решительный жест не на шутку взбешенного родителя:

— Ни слова, Драко. С тобой я поговорю дома.

— Люциус!.. — Гермиона и сама бы не объяснила, откуда вдруг взялась решимость.

Когда Малфой вздрогнул и стиснул зубы, ее прошиб озноб. Даже тогда, в Отделе тайн, он не вызывал у нее такого ужаса, как сейчас: на лбу его залегла глубокая складка, а глаза, если бы могли, испепелили ее на месте.

— Фамильярности по отношению к себе я не позволю никому, ни магу, ни магглу, а уж вам тем более, мисс Грейнджер, — оборвал он ее на полуслове. — Никогда и ни при каких обстоятельствах я не свел бы знакомства со столь мерзкой и отвратительной особой, как вы. Поэтому, просто помолчите и подождите, пока к вам не обратятся.

Однако его оскорбительные слова возымели совсем обратный эффект: вместо того, чтобы унизить ее и вызвать еще больший страх, глаза Гермионы вспыхнули от возмущения.

— Такой "мерзкой особе", как я, ты позволил гораздо больше, чем знакомство, Люциус, — из последних сил сдерживая рвущиеся наружу слезы, возразила Гермиона. — И не нужно винить в этом только меня: именно ты привел меня к тому, что я делала. Именно ты заставил меня лгать. И если бы вовремя обратил внимание на те признаки, что прямо указывали, кто я на самом деле, все эти идиотские игры не затянулись бы на такой долгий срок.

Гермиона обогнула его неподвижную фигуру и решительно направилась обратно. Предательские слезы щипали глаза, и она почти не разбирала дороги перед собой. Хорошо, что кафе находилось совсем рядом, и очень скоро она распахнула светлые узорчатые двери. Но едва забрала пальто, как кто-то крепко схватил за руку. Люциус резко развернул ее к себе лицом и яростно процедил:

— Мы не закончили.

— А я думаю, что закончили, — с вызовом парировала Гермиона и, с трудом стянув с пальца подаренное им на обручение кольцо, бросила его на стол. Малфой попытался было помешать, но не успел и только еще крепче стиснул ее запястье.

— Не стоит устраивать сцену, Люциус, — тихо проговорила теперь уже бывшая невеста бывшего Пожирателя Смерти, — иначе ты себе этого никогда не простишь.

Малфой словно очнулся: кругом действительно были люди. И, к его вящей досаде, она снова оказалась права. Тогда он разжал пальцы, и Гермиона, машинально потирая запястье, выбежала на улицу. Люциус смотрел ей вслед. Так же, как и много раз до этого момента. Но с одной разницей — теперь он знал, что за прямыми волосами цвета воронова крыла скрываются непослушные каштановые кудри.

— Я хотел обо всем рассказать тебе, — подал голос подошедший Драко.

— Не здесь. И не сейчас, — холодно отрезал Люциус.

— Но...

— Я же сказал! Не здесь и не сейчас! Или ты до такой степени отбился от рук, что подчинение стало для тебя пустым звуком?!

Испуганное лицо сына, равно как и тишина, воцарившаяся в зале после его окрика, навели лорда на мысль, что это прозвучало, возможно, гораздо более угрожающе, чем ему показалось. Малфой высыпал на стол несколько сиклей и вышел из кафе. В сердцах вытянул из двери зацепившийся край мантии, сделал несколько шагов и замер, как вкопанный: Хелен. Именно она должна была помочь ему вернуть былое доверие общества. И именно она вызвала в нем такую ярость.

Но ее звали не Хелен. Ее звали Гермиона Грейнджер. Грязнокровка и староста девочек Гриффиндора. Это Гермиона стискивала его руки в поисках поддержки во время их первых выходов в свет. Именно она, чувствуя неуверенность, цеплялась за его одежду, заставляя ощущать себя таким значимым. Для нее. Ни кто иной, как Гермиона Грейнджер, еще полчаса назад одобрительно смеялась, слушая его объяснения, посвященные логике угроз. И, наконец, целовала его со всей свежестью юности и невинности все та же Гермиона Грейнджер. Мало того, она еще и танцевала на его дне рождения в тех откровенных нарядах, что временами напрочь отбивали сон...

Малфой до крови прикусил губу: если б сейчас спросили, в какой из моментов эта девушка стала ему такой нужной, он вряд ли смог вразумительно ответить на этот вопрос. Вот теперь, когда мозаика в мозгу сложилась в единую картину, вся тяжесть потери неудержимой лавиной обрушилась ему на плечи. Он пошатнулся и был вынужден опереться на трость. Все, чего он сейчас хотел, это вернуться домой. И, если не убить, то, по крайней мере, прибить первого подвернувшегося под руку домовика. А еще ему нужна была тишина. И алкоголь. Много алкоголя.

Через минуту, когда Драко вышел вслед за ним, он лишь успел услышать хлопок трансгрессии. На улице никого не было.

-------------------------------------------------------

— То, что наша размолвка произошла на публике, дало повод к многочисленным статьям в прессе. Через три дня после ссоры я вернулась в Хогвартс и нашла несколько любопытных опусов в "Пророке". К тому же школа, полная слухов и догадок, гудела, как потревоженный улей.

— Как вы перенесли разрыв с мистером Малфоем? — бесцеремонно прозвучал очередной вопрос.

Гермиона пожала плечами:

— Училась. Нашла утешение в уроках и ежедневных занятиях с мадам Пинс.

Аврор вздернул брови:

— Вы решили продолжить изучение этикета? Для чего?

— Чтобы доказать всему миру, а прежде всего, самому мистеру Малфою, что могу стать не менее утонченной и респектабельной, чем он. Что стою его интереса.

Госпожа Малфой замолчала. Воспоминания о тех нелегких днях снова отозвались в ней ноющей болью, и она вздохнула:

— Я была такой предсказуемой тогда.

— А ваше письмо в "Пророк"? Зачем вы его написали?

Гермиона тряхнула головой, отгоняя набежавшие тени прошлого, и, нисколько не тушуясь, легко ответила:

— Ну, хотя бы затем, чтобы опровергнуть те нелепицы, что кочевали из статьи в статью. Я отвечала за репутацию Хелен и ее отношения с обоими Малфоями. Если "Пророк" хотел очернить Люциуса, то он не должен был впутывать в это еще и меня. Поэтому я отправила в редакцию письмо с объяснениями.

---------------------------------------------

Завтрак в школе шел свои чередом, пока Рон, до этого лихорадочно листавший свежие газеты, вдруг возбужденно не прошептал:

— Вот это да! Послушайте-ка это!

Гарри и Гермиона оторвались от содержимого своих тарелок и вопросительно уставились на друга, ожидая продолжения. И оно не заставило себя ждать — Рон поднял указательный палец и таким же громким шепотом прочел:

— "Читателям "Ежедневного пророка". Я хотела бы пояснить те события, о которых прочла в данном издании в прошедший четверг. Речь идет о моей предполагаемой неверности Люциусу Малфою. Обвинения в том, что наши с ним отношения окончились исключительно из-за того, что, якобы, я была не слишком осторожна с его сыном, так же нелепы, как и оскорбительны. Я, со своей стороны, крайне возмущена даже самой идеей и прошу редакцию газеты впредь воздерживаться от подобной пошлости и грубости. Причины разрыва моих отношений с мистером Малфоем я определяю как личные и прошу относиться к ним исключительно как к таковым. Спасибо. Хелен Райт." Ничего себе!

Рон весело фыркнул. Гарри хмыкнул и снова вернулся к омлету. Что же касается Гермионы, то она молча переосмысливала услышанное и никак не могла взять в толк, почему "Пророк" вот так запросто выбросил из ее письма несколько абзацев. "Должно быть, — думала она, — редакция посчитала, что текст займет слишком много места на странице. Но почему тогда у меня такое чувство, словно меня обокрали? Хотя, впрочем, нетрудно догадаться: стоило ли несколько дней подыскивать самые хлесткие слова, чтобы поставить сотрудников газеты на место, чтобы их потом попросту выкинули?"

И тут на ум ей пришло следующее: "Вот интересно, как принял письмо он? Так же весело, что и Рон? Или улыбнулся, вспомнив все то хорошее, что было между нами? Возможно, сыплет проклятьями и призывает на мою голову казни египетские за то, что осмелилась напомнить о себе. Наверное, придумывает самую изощренную месть, как обещал: он же большой мастер по этой части... А может, уже и думать забыл обо мне, встретив женщину, которая...ох, нет!.."

Додумывать дальше у Гермионы уже не хватило ни духа, ни самообладания: слезы, стойко сдерживаемые всю прошедшую неделю, полились сами собой, несмотря на то, что она тщетно пыталась остановить их. А богатое воображение уже вовсю рисовало картины одна другой живописнее — вот она, умирающая от любви, лежит на пыльных камнях мостовой, в то время, как Люциус, счастливый и сияющий, ведет к алтарю свою невесту и не сводит с той страстного взора. И от жалости к самой себе Гермиона разрыдалась еще пуще. Но, как бы ей ни было сейчас больно, в дальних закоулках сознания теплилась сумасшедшая мысль: кто смог бы заменить ее? Будет ли хоть кто-нибудь наслаждаться его заговорами и интригами так же, как она? Кто сможет зажечь в его глазах тот свет, который зажигала она? А конфеты? Купит ли он эти маггловские молочные конфеты кому-либо еще так же, как покупал ей? И от этих раздумий стало еще горше.

— Ты что, плачешь, Гермиона?

Удивленный голос Рона донесся до нее как сквозь толщу воды. Она и рада была ответить, но страх разрыдаться в голос пересилил. Не желая дольше испытывать судьбу, Гермиона выскочила из-за стола и выбежала из Большого зала в поисках укромного местечка, где она могла бы наплакаться вволю.

— Что с ней? — недоуменно повернулся Рон к Гарри, но тот лишь растерянно пожал плечами.

— Не знаю. Должно быть, боится не сдать ЖАБА.

— Наверное, — согласился Уизли. — Похоже, мы должны пересмотреть наше отношение к занятиям.

— С одной стороны, да, — кивнул Гарри, — но с другой... Мы же спасли весь волшебный мир. Думаю, никому не интересно, какой балл мы получим на экзаменах, высокий или низкий.

— И правда, — заметил Рон. — Тогда идем на квиддич?

— А это идея! — с энтузиазмом отозвался спаситель магического мира и хлопнул друга по плечу.

И ни тот, ни другой за разговором не заметили, как Драко, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, незаметно улизнул вслед за Гермионой.

---------------------------------------

— Мистер Малфой, объясните, почему вы пошли за мисс Грейнджер?

Драко все так же невозмутимо, как и в начале допроса, рассматривал сидящего напротив него аврора.

— Знаете, — наконец начал он раздумчиво, — за все, пока еще недолгие годы, что прожил, я твердо усвоил один урок: нельзя выпускать из виду тех, кто может вам хоть чем-нибудь навредить. Исходя из этого, я давно уже ограничил насмешки над Поттером уровнем квиддича. А вот Грейнджер... Она, со своей мнимой Хелен, могла навредить так, как Поттеру и не снилось. Потому и пошел за ней — мне нужно было во что бы то ни стало сохранить с ней прежние отношения.

Малфой остановился, немного подумал и так же медленно продолжил:

— И еще. Мне нужно было узнать, смогу ли я убедить ее вернуться к отцу. Понимаете, несмотря на то, что он был страшно зол, казалось, я видел, что творилось в его душе. Из-за этой проклятой клятвы, что он дал ей, он даже не мог пнуть эльфа. И самое важное: он и вправду страдал. А мне не нравится, когда отец страдает. Причина не имеет значения. Тех дней, после их ссоры, что я провел в поместье, с лихвой хватило, чтобы понять, чего он хотел на самом деле. Если бы мне пришлось шантажировать Грейнджер, чтобы склонить ее к замужеству с Люциусом, я сделал бы и это. От нашей репутации и так остались одни лохмотья. Мне, честно говоря, было уже абсолютно все равно, что подумают окружающие, видя, как Малфои приняли в семью грязнокровку. Одно я знал точно: отец должен быть счастлив. Иначе он превратит в сплошное несчастье всю мою жизнь.

— Вы как-то обмолвились, профессор, что мистер Малфой с самого начала знал, кем в действительности является мисс Райт. Поэтому нам очень хотелось бы узнать — что думаете лично вы, какова могла быть причина ссоры?

Снейп, как всегда отрешенный, бросил на аврора холодный взгляд:

— Никогда не думал об этом: не было необходимости. Особенно когда "Пророк" из номера в номер стал выдвигать версии одна хуже другой. Публике нужна была пища для размышлений — и она ее получила. Что же касается меня, то мне это, признаться, было совсем неинтересно.

— Значит, вы не считаете себя обманутым, как все мы? — не то вопросительно, не то утвердительно заметил представитель закона.

— Конечно, нет, — невозмутимо подтвердил Снейп. — Во-первых, я и подумать не мог, что у Драко есть хоть какие-то способности к Окклюменции. И, хотя временами он ведет себя, прямо скажем... странно, тем не менее, он действительно достойный представитель своего факультета. Одни его махинации с нелегальными товарами чего стоят.

— А еще что?

— А еще то, — начал раздражаться зельевар, — что вы, жалкие подобия волшебников, никак не уясните себе: несмотря на кажущееся внешнее спокойствие и уравновешенность, Люциус Малфой человек довольно взрывной. Что же касается миссис Малфой, то она напоминает собой скорее искру — так же легко вспыхивает, если ее что-то не устраивает. Их публичная ссора была лишь вопросом времени. Но ко мне она не имела никакого отношения. Разногласия между ними касались исключительно их самих и никого более. А самым невероятным стало то, что даже этот инцидент они сумели использовать себе на пользу.

— Как это? — непонимающе вздернул брови аврор.

Снейп вздохнул: он не терпел человеческой глупости или непонятливости, а характер, с юных лет склонный к мизантропии, с возрастом, похоже, только усилил эту его черту. Профессор поджал губы и размеренно пояснил:

— Мистер Малфой и мисс Грейнджер разыграли перед общественностью своего рода спектакль. А вы своим разбирательством теперь сделаете из них еще и мучеников.

— Мне кажется, вы преувеличиваете, профессор, — поправил очки аврор, — может быть, не стоит так драматизировать?

Ответом ему послужил свирепый взгляд сердитого зельевара.

__________________________________________________________________

Когда-то, в самом начале учебы, бывало Драко заставлял Гермиону плакать. И неоднократно. Но годы проходили, и со временем она все меньше обращала внимание на докучливого слизеринца и его оскорбления. А вот сегодня...

Откровенно говоря, зрелище было просто ужасным: лицо плачущей Грейнджер опухло и пошло красными пятнами. Мало того, она еще и сморкалась с таким звуком, услышав который в первый раз Драко просто поежился. Он смотрел на эту душераздирающую картину вселенского отчаяния и не переставал мысленно себя спрашивать: "Что такого нашел в ней отец?" и "Почему такой утонченный интриган и себялюбец, как Люциус, хотел связать свою жизнь именно с ней?" Хотел настолько, что Драко ради него был вынужден сейчас лицезреть эти кошмарные рыдания. Но чего не сделаешь ради того, чтобы снова вернуться к беззаботному существованию и душевному равновесию. Потому-то, вот уже битый час, он и увещевал однокурсницу, пытаясь объяснить, что все не так плохо, как могло показаться на первый взгляд. Однако упрямица и слышать ничего не хотела.

В пустом классе, где они сидели, разворачивались нешуточные страсти, но в коридор не проникало ни единого звука: как и предвидел Драко, звукоизоляционные и запирающие чары оказались нелишними. Сначала ему пришлось уворачиваться от ее проклятий, а потом стать свидетелем самой банальной дамской истерики. Время шло, а дело не продвигалось ни на йоту, и, теряя терпение, он в очередной раз затянул свою песню:

— Грейнджер...

— Уходи!

— Грейнджер!

— Я сказала, уходи! — невнятно всхлипнула Гермиона.

— Думаешь, можно хоть что-нибудь понять, когда ты так громко хлюпаешь носом? Хватит уже. Успокойся. Приведи себя в порядок и перестань выглядеть как заурядная грязнокровка...

Едва Драко успел договорить, как ему пришлось спешно отскочить в сторону: вряд ли он мог определить, каким именно заклинанием она пыталась его ударить, но одно он знал точно — сочащееся вещество, густо покрывающее стену, если бы попало по назначению, явно не привело ни к чему хорошему. Малфой чертыхнулся вполголоса и, хотя в глубине души был рад, что таким варварским способом сумел отвлечь Грейнджер от всепоглощающей скорби, во избежание последующих попыток убийства крепко схватил ее за руки.

— Отвали, Хорек! — взвилась Гермиона.

— Грейнджер, ну же! Перестань брыкаться и выслушай меня!

— Не о чем говорить! — выворачивалась та, сражаясь с ним так, словно от этого зависела ее жизнь.

— Послушай!

— Нет!

Драко еще крепче стиснул ее запястья и основательно встряхнул, так что спутанная грива каштановых волос упала ей на лицо. Гермиона качнула головой, отбрасывая тяжелые пряди, и подняла на него страдальческий взгляд.

— Отец любит тебя, — глядя прямо в покрасневшие от слез глаза, выложил Драко свой самый последний аргумент.

— Ты ошибаешься, — прерывающимся от сбитого дыхания голосом ответила Гермиона. — Ты ошибаешься, он любит Хелен!

— Да ведь Хелен это ты!

— Нет, — снова уперлась девушка. — Нет. Хелен — чистокровная ведьма. Стильная. Утонченная. Умная. И именно ее он хочет видеть возле себя. Не меня.

— Грейнджер, ты хоть слышишь то, что говоришь? Хелен — это ты! Несмотря на то, что твои родители магглы. И все, что отец любит в Хелен принадлежит тебе, а не ей.

— Ну да, как же,— съязвила Гермиона, — Люциус такой фанатичный мерзавец, что ни за что не примет меня. Тем более зная, кто я такая на самом деле. Да и я никогда не смогу быть с человеком, твердо убежденным, что я стою ниже его только потому, что мои родители не имеют ни магических способностей, ни родословной, древностью восходящей ко временам Вильгельма Завоевателя. Один эгоистичный глупец своим драккловым предубеждением разрушил все, к чему...

— Грейнджер, — предостерегающе прервал ее Драко.

— Что? — огрызнулась та.

— Мой отец не мерзавец.

— Ой, да мне уже все равно!

— Ну да, ну да, — насмешливо протянул Малфой и чуть ослабил хватку, чем его жертва и не замедлила воспользоваться: вывернулась из рук и, все еще шмыгая носом, уселась за ближайший стол. Драко же, следуя за ней по пятам, как пришитый, подошел и, не спуская с нее сочувственного взгляда, совершенно серьезно продолжил:

— Если мне врешь, так хоть себе не ври. Ты неравнодушна к нему. Я видел, какими глазами ты на него смотрела. Но, знаешь, твоя любовь не принесла ему ничего, кроме страданий...

Он был прав: как бы Гермиона ни старалась очернить Люциуса, какие эпитеты не подбирала, но факт того, что он каким-то совершенно непостижимым для нее образом стал частью ее жизни, отрицать не могла. И ей вправду было не по себе от того, что она смогла причинить ему такую боль. Но упрямо продолжала стоять на своем:

— Мне абсолютно все равно, — просипела она севшим голосом. — Не я причина его страданий, и даже не моя ложь. А его собственное предубеждение. Если бы под личиной Хелен скрывалась особа чистых кровей, этого безобразного скандала вообще не случилось.

Она остановилась, чтобы перевести дух и вытереть платком все еще мокрые глаза. Драко внимательно наблюдал за сменой ее мимики: что-то в ней показалось ему смутно знакомым, и вдруг его осенило — отец! Тот тоже любил драматизировать, и, надо отдать ему должное, у него это отменно получалось. "Что ж, значит не зря я все это затеял: они и впрямь стоят один другого", — подумалось ему, и с губ слетел удовлетворенный смешок. А потом случилось то, чего он никак не ожидал: Гермиона встала со своего места и, мгновенно сняв с двери все наложенные им чары (а заколдованы они, к слову, были очень надежно), со вздохом призналась:

— Знаешь, я действительно люблю твоего отца, — и тут же быстро добавила: — но это не имеет никакого значения. Потому что я никогда не смогу быть рядом с таким шовинистом, как Люциус, а он, как пресловутый леопард из пословицы, никогда не изменит своих убеждений.

Как бы отчаянно это ни прозвучало, на Драко ее откровенность не произвела никакого впечатления, потому что именно в этот момент его посетила очередная Идея. Из тех, что в свое время дали жизнь Плану по возвращению отца из добровольного затворничества на привычное место среди сливок общества. В конце концов, Люциус был не единственным в семье, кто имел склонность к мелодраме. Он задумчиво посмотрел вслед Гермионе, которая уже потянула на себя ручку двери, и, догнав ее в два шага, на прощание посоветовал:

— Не спеши с выводами, Грейнджер. Я кое-что придумал.

_______________________________________________________________

— И что вы придумали? — испытующе поинтересовался аврор.

Драко посмотрел на него с таким выражением лица, с каким обычно смотрят на безнадежных больных, и пожал плечами:

— Отправить матери сову, конечно.

_________________________________________________________________

Что бы там ни говорил сын, но "хандра" было не то слово, которым Люциус мог бы обозначить свое нынешнее расположение духа. Потому что он не хандрил. В том смысле, какой обычно вкладывают в это слово. Человек дела (а лорд Малфой относил себя именно к этой категории людей) просто не умеет хандрить. Нет, он всего лишь размышлял и прокручивал в голове события последних месяцев. Правда, размышлял он все то время, когда не спал или не занимался делами поместья, то есть с раннего утра и до позднего вечера. А воспоминания раз за разом возвращали к облику небезызвестной особы и печальным событиям с участием этой самой особы. И это не было хандрой, это чувство было гораздо сильнее и глубже.

Однако у его бывшей жены никаких сомнений на этот счет даже и не возникло: не успел он переступить порог номера-люкс в самом фешенебельном отеле магического Лондона, как Нарцисса (благо прожили вместе не один год) моментально определила его теперешнее состояние. На ее чуть подкрашенных губах скользнула понимающая улыбка, и в следующий момент она, чуть отступив, сделала приглашающий жест:

— Люциус, дорогой, спасибо, что пришел. Драко боялся, что ты так и останешься хандрить сидя в поместье, как отшельник.

Малфой, услышав подобное приветствие, дернул углом рта:

— Ничего подобного. Ты хотя бы раз видела меня унывающим и сетующим на судьбу?

— Ну разумеется, — понимающе улыбнулась Нарцисса. — Коньяк?

— Пожалуй, — чуть подумав, кивнул Люциус.

Малфой и глазом не успел моргнуть, как та жестом фокусника извлекла откуда-то (ему показалось, что прямо из воздуха) бутылку Jenssen Arcana, и в следующий момент под воздействием невербальной магии пробка сама вылетела из горлышка и приземлилась прямехонько в руку бывшей миссис Малфой. Люциус усмехнулся:

— Как всегда безупречна.

Нарцисса пожала плечами (словно говоря: "Подумаешь, ничего особенного") и разлила благородный напиток по бокалам. На этом официальная часть для нее была закончена и наступило время выяснить, что же именно произошло (или происходит) с ее экс-супругом. Но не такой женщиной была Нарцисса Блэк, чтобы ходить вокруг да около, и потому, не мудрствуя лукаво, сразу перешла к делу:

— Так отчего ты все-таки хандришь, Люциус? Драко ужасно беспокоится о тебе. Это женщина, о которой писал "Пророк", да, дорогой? — участливо спросила она.

Малфой окинул ее подозрительным взглядом. Поначалу ему захотелось пресечь эту попытку вмешательства в его жизнь, но, поразмыслив, он пришел к выводу, что, похоже, его согласия никто и не думал спрашивать.

— Хм... — неуверенно начал он, — я бы не был так... Просто девушка, на которой я намеревался жениться, оказалась не совсем той, что ожидал. Похоже, я что-то упустил, и вот результат...

Глаза Нарциссы знакомо сверкнули: Люциус вспомнил, что они сияли точно так же, как и в тот день, когда она объявила ему о разводе.

— И кто она? Должно быть, магглорожденная?

Малфой подавился коньяком. Через минуту, когда он наконец откашлялся и вытер набежавшие слезы, смог сипло спросить:

— И как много Драко тебе рассказал?

— Достаточно, — довольно усмехнулась Нарцисса.

Оба они сделали по глотку. Коньяк был превосходен, но отчего-то Люциусу стало казаться, что тот неуловимо отдает привкусом Веритасерума: слишком уж он разоткровенничался. Хотя, впрочем, говорить правду (ну, или, по крайней мере, делать вполне правдивые заявления) возможно уже вошло у него в привычку? Люциус откинулся на спинку стула и внезапно брякнул первое, что на ум пришло:

— Мне бы рассердиться на нее за ту шутку, что она со мной сыграла, но... я не могу: слишком уж виртуозно она ее провернула.

Едва он успел договорить, как в изумлении уставился на бывшую жену — это не было тем, что он намеревался сказать. Во всяком случае, ее лукавая улыбка, которую она тщетно пыталась скрыть в бокале, стала вполне достаточным ответом.

— Тогда сделай то, что хочешь, — предложила Нарцисса, покручивая в руках снифтер с ароматным темно-бронзовым напитком.

Малфой покачал головой:

— Она грязнокровка. Напрасно я все это затеял. Я так старался, и все впустую...

— Знаешь, Люциус, только от тебя зависит, будет ли это действительно напрасным. Если ты и вправду хочешь, чтобы она была рядом, тебе следует приложить для этого все усилия. Но мне вот что интересно: ты и в самом деле так серьезно настроен, что даже перспектива стать предателем крови тебя не пугает?

Лорд пристально взглянул в светлые глаза Нарциссы. Но нет, они по-прежнему оставались такими же ясными и мудрыми. И не было в них ни тени подвоха или неискренности.

— Я вижу, твои суждения изменились, — тихо проговорил он.

Женщина вопросительно подняла тонкую, словно выведенную кистью живописца, бровь.

— Ты стала более широко мыслить, — пояснил Малфой.

— Вовсе нет, — махнула она рукой. — Просто однажды я поймала себя на мысли, что хочу брать от жизни все, что пожелаю. Взять хоть этого маггла, который заваливает меня баснословно дорогими подарками... Коньяк, кстати, от него. Как он тебе на вкус?

— В самом деле хорош, — одобрительно заметил Люциус.

— Надо полагать — ему больше ста лет! По-настоящему достойный коньяк бывает очень трудно найти.

— Угу, — буркнул Малфой, — особенно если его букет способен скрыть в себе привкус Веритасерума.

Нарцисса сделала удивленные глаза и рассмеялась: что ни говори, а ее бывший муж остался прежним, то есть самым проницательным человеком на свете. На какое-то время оба они замолчали, наслаждаясь подарком и думая каждый о своем, пока Люциус вновь не нарушил тишину:

— Она навсегда останется грязнокровкой.

Очнувшись от размышлений, Нарцисса внимательно посмотрела в его лицо и, коротко вздохнув, закатила глаза:

— Тогда думай о ней, как об исключении.

— Даже если я и стану так думать, мало что изменится: я был, есть и буду сторонником превосходства чистой крови над кем бы то ни было.

— Значит, будь им исключительно для себя. Ты и так считаешь, что род Малфоев уникален по своей сути. Скажи мне откровенно, ты до сих пор думаешь, что между грязнокровками и чистокровными не может быть никаких точек соприкосновения? А не приходило ли в твою голову, что и те и другие могут быть одинаково отвратительны?

— Нельзя в один момент взять и сбросить со счетов три десятилетия веры, — развел руки Люциус.

Терпение Нарциссы постепенно таяло. Она и в прежние годы сталкивалась с этим его раздражающим упрямством. Но если раньше ей приходилось считаться с ним, то теперь времена изменились; мириться, и уж тем более терпеть его она уже не собиралась. Брови ее нахмурились, и бывшая миссис Малфой, скрестив на груди руки, деловито предложила:

— Тогда женись на ней хотя бы для того, чтобы всю оставшуюся жизнь изучать ее взгляды на жизнь и, если получится, попытаться изменить их. Великий Мерлин, когда я выходила за тебя замуж, Люциус, ты мыслил более гибко. Хотя, если вспомнить недавнее прошлое, никто не назвал бы тебя дальновидным, когда ты самозабвенно слушал разглагольствования моей дражайшей сестрицы, касаемые Темного Лорда.

Малфой кивнул и сделал еще один глоток коньяка.

— А как быть с общественностью? — словно говоря с самим собой, неуверенно произнес он. — Мы ведь так бездумно афишировали наши отношения... Может быть, не стоило так глупо выставлять себя напоказ?

Нарцисса медленно закрыла глаза (еще один жест из их совместного прошлого):

— Ты чудовищно непрактичен. Подумай вот о чем...

В ее голосе Люциус уловил тон, который можно было истолковать как: " если твоих умственных способностей недостаточно для принятия решения, последуй совету тех, кто в этом более сведущ" (а попросту: "если сам дурак, послушай умных"). Малфой собрался было оскорбиться, но желание выслушать совет бывшей жены пересилило. А та тем временем продолжала:

— ...тебе никто не мешает жениться на этой девушке. Это во-первых. Во-вторых, никто не знает, что именно она и была твоей официальной невестой. В-третьих, когда вы поженитесь, ваш брак нельзя будет аннулировать. По крайней мере, аннулировать быстро, так что все разрешится само собой. И в-четвертых: что касается общественного мнения, то тебе это будет только на руку. Подумай, Люциус! Ты и так уже был в маггловском ресторане. Вместе с ней. Как еще ты сумеешь доказать свою лояльность нынешнему руководству, если не женитьбой на грязнокровке? И как только ты это сделаешь, вот тогда никто не сможет усомниться в твоей искренности...

— Даже те, кто все это время хранил молчание, рискуя привлечь к себе внимание министерства... — задумчиво закончил вместо нее Малфой.

— Ну конечно!

Нарцисса одобрительно улыбнулась: она все-таки сумела найти правильные слова убеждения для своего вечно сомневающегося бывшего мужа. И тут же вполне серьезно спросила:

—А-а... что насчет твоего заклятия? Оно снялось? Или?..

Люциус промолчал. И это молчание сказало ей больше, чем все слова.

— Ты расстроен из-за этого?

Малфой взглянул ей прямо в глаза и, не испытывая при этом никакого смущения, ответил:

— Она красивая молодая девушка. И я... Ну, ты понимаешь...

Нарцисса кивнула.

— Конечно, понимаю, — тихо сказала она мягким голосом. — Потому и говорю тебе: брак, это единственное, что может спасти вас обоих. Нет, правда, было бы глупо отказываться от такой возможности только потому, что у кого-то предрассудки заменили собой реальную жизнь. Говорю тебе — прими ее как исключение из правила. Если хочешь ненавидеть, то обращай ненависть на кого угодно, хоть на меня, — и, увидев, что Люциус пытается возразить ей, непринужденно остановила его коротким жестом, — хоть на весь мир, но не позволяй своим призракам помешать вашему счастью. Иначе ты не будешь тем Люциусом Малфоем, которого я знаю.

— Мне кажется, ты меня с кем-то путаешь, — чуть натянуто улыбнулся тот.

— Не принципиально. Вот и сейчас ты опять думаешь только о себе. По-моему, тебе просто нужно расставить приоритеты.

Люциус поднял бровь:

— Откуда такие восхитительные фразы?

Довольная произведенным эффектом, Нарцисса тонко улыбнулась:

— Мой маггл. Он мотивационный оратор, — и, увидев его непонимающий взгляд, звонко рассмеялась:

— Да, это именно то, как звучит.

— Странно, что магглы нуждаются в таком.

— Как по мне, так не очень-то и нуждаются, но в твоем случае мотивация просто необходима. Поэтому, подумай хорошенько, прежде чем принять хоть какое-то решение.

Малфой выбрался из уютного кресла и подошел к окну — отсюда открывался чудесный вид на заснеженный Лондон. Наблюдая за редкими в это время суток прохожими, он задумчиво пробарабанил по подоконнику охотничий сигнал "по лисице" и, отвечая скорее своим мыслям, чем ей, твердо сказал:

— Хорошо. С мисс Грейнджер это должно сработать.

— Я так и думала! — воскликнула Нарцисса и тепло улыбнулась. — Значит, мои предположения оказались верными...

— Действительно, — фыркнул Люциус, — ведь в магическом мире лучшей кандидатуры и не найти.

— Я всегда знала, что из-за нее будут проблемы, — не обращая внимания на его брюзжание, продолжила экс-супруга, — особенно когда увидела, с какой злостью ты смотрел на нее. Тогда, в поместье. Но мне и в голову не могло прийти, что проблемы будут такого рода.

— Вот поэтому мой с ней предполагаемый брак, похоже, станет просто ни с чем не сравним, — иронично заметил Малфой.

— В таком случае, вам нужно поторопиться. Да и Драко расстраивается из-за вашей ссоры.

— И его не злит тот факт, что отец проявляет интерес к его же сокурснице?! — изумился Люциус.

— А почему он должен злиться? — недоуменно распахнула глаза Нарцисса. — Ты дал ему все, о чем он только мог мечтать, ему ли пенять на судьбу?

— Ну да, — нервно усмехнулся Малфой, — включая новую мать...

— Конечно, нет, — негромко рассмеялась та. — А вот ты перед ним теперь в неоплатном долгу...

Некоторое время спустя, когда она стояла возле того же окна и наблюдала, как его долговязая фигура неторопливо шагает по засыпанному снегом тротуару, в голову ей вдруг пришла удивительная мысль о том, до чего же странно устроен мир. Вот идет мужчина, с которым она прожила не один год, отец ее единственного сына, идет, по сути, к другой женщине, а она, Нарцисса, не чувствует по этому поводу ни сожаления, ни ревности. Любовь, что она испытывала когда-то к нему, дотла сгорела в горниле войны, принеся с собой жестокое разочарование и только одно желание — освободиться от всего, что связывало ее с людьми, из-за которых ее привычная жизнь разбилась вдребезги. И, как следствие, с ним тоже. Оставался Драко. Но он был уже совсем взрослым и все понял без лишних объяснений. Тем не менее, навсегда оставив Малфой-Мэнор, надо признать, ни единого дня она не сожалела о принятом решении.

Уходящий становился все меньше и меньше с каждым шагом, а вновь начавшийся снегопад довершил начатое: за плотной белой пеленой маленький черный силуэт постепенно растворился, словно и не было никогда. Нарцисса легко вздохнула и задернула портьеру: прошлое по-прежнему оставалось там же, где и должно было оставаться — в глубоком прошлом.

______________________________________________________________

— Ну, и что вы решили? После вашего разговора с бывшей супругой? — бесцветным тоном поинтересовался пожилой аврор. Все время, пока Малфой говорил, он, делая вид, что записывает ответы в блокнот, рисовал иллюстрации к его рассказу. Шумиха вокруг этого скандального брака ему порядком наскучила, и он нашел себе невинное развлечение на время допроса. И вот сейчас, в соседстве с коньячной бутылкой и несколькими чудовищного вида снежинками, с листа на него взирала женская головка, имеющая крайне отдаленное сходство с портретом Нарциссы Малфой: вместо стильной гладкой прически она отчего-то вдруг обзавелась буйной кудрявой шевелюрой.

— То есть как "что сделал"? — удивился Люциус. — Сделал то, что и любой умный человек в подобной ситуации: по приходу домой тут же отослал мисс Грейнджер сову с моими извинениями и драгоценности. Я хотел, чтобы она пришла к нам на ужин, и в письме просил ее об этом. А когда во время трапезы мы с ней разговаривали, я нашел весомые аргументы для того, чтобы она согласилась продолжить наши отношения.

Рука аврора перестала рисовать пышные букли у висков "Нарциссы":

— И мисс Грейнджер согласилась сыграть роль вашей невесты еще раз?!

Малфой приосанился и, многозначительно приподняв бровь, заявил:

— Я не сказал "сыграть". Фактически, я сделал ей официальное предложение. И она приняла его. Правда, оговорено было одно условие: брак будет заключен только после того, как окончится действие нашего с ней магического договора.

Аврор оторопело посмотрел на величественного в своей откровенности лорда, затем опустил глаза в блокнот и одним росчерком пририсовал "Нарциссе" такой длинный нос, что маггловский Пиноккио от зависти просто бросился бы в огонь.

— Мисс Грейнджер, вы вышли замуж за мистера Малфоя вскоре после того, как возобновили с ним отношения, ведь так?

— Совершенно верно.

— Тогда... не могли бы вы поведать нам о причине этой поспешности? Отчего вы так торопились?

Инсинуация была откровенной и бестактной. Гермиона смотрела на лысеющего потного аврора, на его многозначительную ухмылку и всерьез задавалась вопросом: "Почему некоторых людей Господь обделяет не только разумом, но еще и тактом? Похоже, когда создатель раздавал и то и другое, бедолага попросту стоял в конце очереди..."

И, словно в подтверждение ее мыслей, тот промокнул огромным клетчатым платком влажную макушку и снова прозрачно намекнул:

— Или у вас были... кхм... особые причины?

— Разумеется, были. Хотя и не те, о которых вы, вероятно, думаете. Честно говоря, мы не собирались так скоро вступать в брак, но ситуация несколько изменилась, и мы не видели причин затягивать со свадьбой. Поэтому, да, в чем-то вы правы.

— Прав в чем, мисс Грейнджер? Вы в положении?

Зал потрясенно выдохнул, а Гермиона рассердилась не на шутку:

— Каково быть таким глупцом?! Нет, я не беременна. Иначе "Пророк" уже трубил бы об этом на каждом углу.

— Тогда к чему было так спешить? Просветите уж нас, мисс Грейнджер, сделайте одолжение, — не удержался от ехидной ноты аврор, задетый за живое резкой отповедью новоявленной мадам Малфой.

Гермиона окинула переполненный зал холодным взглядом: в предвкушении ответа публика затаила дыхание и с нетерпением ожидала ее слов.

"Шоу. Для них это всего лишь шоу, — с неожиданной злостью подумала она. — Вы только посмотрите на эти охочие до дешевых сенсаций физиономии. Еще бы! В большинстве своем их жизнь настолько пуста, что любой бред, прозвучавший в этом зале, становится для них чуть ли не откровением. И все, что я сейчас скажу, станет предметом досужих пересудов. На вечер. Или два. Пока кто-то или что-то не заинтересует их больше. Что ж, они хотят услышать что-то шокирующее и возбуждающее их умы — они это получат".

— Мы ждем, — вкрадчиво напомнил о себе потный аврор.

"Ну, дорогой, сейчас ты вспотеешь еще больше!" — одаривая его ледяной улыбкой, злорадно усмехнулась про себя Гермиона.

Придав своему лицу самое что ни на есть безмятежное выражение, она непринужденно пожала плечами:

— Из-за секса, конечно. Возможно, еще из-за шантажа. Но секс с мистером Малфоем все-таки интересовал меня куда больше...

Последние слова ее потонули в гуле эпатированной публики. Кто-то присвистнул. Кое-где зашикали, но Гермиона стойко выдержала шквал порицания со стороны общественности и перевела взгляд на аврора: тот действительно оказался настолько скандализован, что (как она и предполагала) нервно вытирал платком основательно взмокшую лысину.

* * *

Записка, присланная ей, была полна утонченных комплиментов. Он настолько деликатно извинялся, что она не смогла бы придраться ни к одному слову. В самых изысканных выражениях (и, что немаловажно, не впадая в поэтическую ересь и патетику, которую Гермиона от всего сердца ненавидела), Люциус Малфой просил простить его за несдержанность. А до чего хороши были драгоценности, которые она получила вместе с письмом! Безо всяких пресловутых, набивших оскомину, змей и фамильных гербов. В общем, атака была продумана до мелочей и принесла свои плоды — у Гермионы не только не хватило духу проигнорировать его приглашение, но даже и мысли отказаться не возникло.

Что же касается самого ужина, то хозяин поместья, предупредительный и смиренный, вернее, смиренный ровно настолько, насколько мог быть смирен Люциус Малфой, своей кротостью искупал все его предыдущие прегрешения. Короче говоря, глядя на это живое воплощение раскаяния, ей и в голову не пришло не простить его.

В маленькой уютной гостиной кроме них никого больше не было — чтобы не мешать примирению родителя с Грейнджер, Драко ускакал к Забини, а что касается домовиков, то от них требовалось только накрыть стол к приходу гостьи и больше на глаза не попадаться, пусть даже небо рухнет. На дворе снова начался снегопад, а здесь тепло горели свечи и чуть потрескивали дрова в камине. Сдержанно блестело в полумраке столовое серебро, да в глубине старинного хрусталя подрагивали разноцветные огни. А вышеупомянутая гостья тем временем безмятежно наблюдала за Люциусом и ловила себя на мысли, что так было всегда: она, сидящая за накрытым столом, и он, красивый до безумия, наполняющий шамбертеном ее бокал (который по счету, кстати?). Одни в целом мире... Гермиона потерялась в ощущениях. И потеряла счет. Как минутам, проведенным в поместье, так и бокалам. Одно она знала точно — в комнате невыносимо жарко, и мантия у нее невыносимо тесная. Люциус же, уловив ее расслабленный, затуманенный от выпитого вина, взгляд, только усмехнулся. Гермионе от этой усмешки стало еще жарче, и чтобы скрыть свои истинные чувства, она прикрыла веки.

"Если его не будет рядом, я не смогу жить, — неожиданно подумалось ей. — Никто и никогда не станет для меня тем, чем стал он".

На миг показалось, что она снова очутилась в одном из своих фантастических снов, и стоит ей проснуться, как все исчезнет: и этот древний замок, и его невозможный хозяин. Гермиона испуганно распахнула ресницы, но картинка оказалась той же: Малфой по-прежнему сидел напротив и с какой-то щемящей нежностью созерцал смену ее мимики. Словно отгоняя призраков прошлого, она провела рукой по лбу и чуть смущенно проговорила:

— Стало быть... тебе безразлично, что я — грязнокровка... Странно, что это не имеет для тебя никакого значения.

Люциус пристально посмотрел ей в глаза и едва уловимым жестом пожал плечами:

— Для меня имеет значение лишь то, что ты — самое лучшее, что есть в этом мире. Ты же знаешь — все самое лучшее должно принадлежать мне, поэтому и ты тоже будешь моей.

Произнесено это было таким самоуверенным тоном, что даже винные пары, кружившие Гермионе голову, практически рассеялись. Она уже открыла рот, чтобы отчитать его за подобную дерзость, но вместо этого лишь сухо спросила:

— Буду твоей, значит?

— Угу, — подтвердил Малфой и откупорил очередную бутылку. — Будешь.

Гермиона хмыкнула и припала к своему бокалу. Бургундское было действительно превосходным на вкус, и она неторопливо смаковала его: набирала в рот и постепенно проглатывала, ощущая на языке хмельную сладость. Вино явно нравилось ей, и Люциуса забавляло то, как с каждой минутой жесты ее становились более томными, а взгляд более откровенным.

— Итак, мисс Грейнджер, вы согласны? Станете вы моей невестой?

Та, к которой он так учтиво обратился, лишь вздохнула и обвела блуждающим взором полутемную гостиную, потом перевела его на Малфоя, пару раз моргнула и, наконец, важно изрекла:

— Полагаю... Да. Да, стану.

Она с таким энтузиазмом кивнула, что вино в бокале, который она продолжала сжимать в руке, угрожающе плеснулось, норовя пролиться.

Люциус улыбнулся. Гермионе его улыбка показалась и довольной, и ехидной одновременно. А, может, это проклятый шамбертен или неверный свет камина решили сыграть с ней злую шутку? Она помассировала двумя пальцами переносицу и снова взглянула на хозяина поместья: тот внимательно смотрел на ее разрумянившуюся мордашку со странным выражением лица. Похоже, все это его только забавляло.

— Вот и замечательно, мисс Грейнджер, — протянул он. — Однако я полагаю, вам кое-чего не достает.

— Не достает? — растерялась вышеназванная мисс. — Чего же?

Улыбка Малфоя стала еще загадочнее:

— Тебе, дорогая, не хватает вот этого.

И с этими словами извлек из кармана мантии маленькую, искусно сработанную коробочку и поставил ее перед озадаченной Гермионой. У той глаза округлились от изумления. Она неуверенно потянулась к футляру, как вдруг Люциус решительно перехватил обе ее руки и проговорил:

— Погоди. Прежде всего я хочу знать точно, кому делаю предложение.

Гермиона непонимающе приподняла бровь — она понятия не имела, что именно он имеет ввиду. Пока не вытащил из своей знаменитой трости палочку и одним коротким заклятием не снял чары с ее волос, которые она, собираясь, по привычке сделала угольно-черными. Теми, что были свойственны облику Хелен. Когда иллюзия рассеялась, под ней оказались сияющие и непослушные каштановые кудри Гермионы Грейнджер. Ее проклятие. И ее гордость. Девушка смущенно, словно извиняясь, пожала плечами и пропустила один из локонов сквозь пальцы, точно говоря: "Tu l'as voulu, Georges Dandin!" Впрочем, все было хорошо, и если даже она не понимала до конца, почему Люциус так поступил, его восхищенный шепот: "Совершенна..." искупал все.

— А вот теперь можешь открыть.

Крошечный замочек чуть слышно щелкнул под осторожными пальцами, и Гермиона позабыла обо всем на свете, кроме одного — теперь ей стало ясно, почему за весь вечер он ни разу не упомянул о ее аlter ego — мисс Райт: подарок принадлежал исключительно мисс Грейнджер и никому другому. Стоило ей только взглянуть на это чудо работы безвестного ювелира, как из встрепанной головы разом выветрились все мысли о Хелен, и о том, что она когда-то существовала в ее жизни.

— Это не то кольцо, — выпалила она, обращаясь скорее к самой себе, нежели к Люциусу.

— Конечно, не то.

О чем он не собирался ей рассказывать, так это о том, что предыдущее, украшавшее руку Хелен, было самым банальным и непритязательным, которое он тогда смог найти. Что же касается этого кольца, то оно являлось достоянием семьи Малфой и передавалось предками Люциуса из поколения в поколение. С ним была связана какая-то темная история: речь там шла о его прежних владельцах. Но, как бы то ни было, именно эта драгоценность исправно служила семье в матримониальных начинаниях.

— Оно... прекрасно, — восхищенно выдохнула Гермиона, завороженно наблюдая за игрой мерцающих огней, таящихся в глубине старинных камней.

— Надень его.

Гермиона осторожно вынула сверкающую вещицу из футляра и, внутренне трепеща от важности момента, надела на палец. О, Мерлин! Будь ты хоть трижды героиня войны и четырежды отважная гриффиндорка, но истинно женскую природу ничто не способно одолеть. Будущая мадам Малфой испытывала непередаваемое ощущение, расплавленным огнем текущее по венам: никогда прежде ей не доводилось чувствовать себя настолько женственной и желанной, как после заключения пресловутого договора с Люциусом, этим романтичным дьяволом во плоти. Именно с этой мыслью она подняла на него восхищенный взгляд, в котором жажда обладания тесно переплелась с глубочайшей признательностью, на какую она только была способна.

А воплощенный в лице Люциуса Малфоя змей-искуситель тем временем вновь наполнял ее опустевший бокал. Какая-то часть мозга Гермионы (причем совсем крошечная) попыталась было обратить внимание хозяйки на то, что пора бы ей уже остановиться, но остальная часть сей факт принимать отказывалась напрочь.

— И, все же, боюсь, тебе еще кое-чего не хватает.

Шепот мужчины, сидящего напротив, вызвал в ней волну эмоций, и она в смятении обратила к нему взволнованное лицо:

— Чего же мне не хватает на этот раз? — прошептала в тон ему, сознательно отметая все доводы разума, отчаянно (и безуспешно) подающие ей сигналы о количестве выпитого.

Хозяин встал из-за стола и неторопливо направился к Гермионе. Наблюдая, как он приближается с ленивой грацией хищника, ей пришло на ум, что сейчас он до ужаса похож на снежного барса, и это сравнение заставило ее нервно хихикнуть. Но как только теплые пальцы Малфоя коснулись ее шеи и слегка отодвинули ворот скромного платья, как все мысли моментально вылетели из головы — слишком уж приятны, даже можно сказать, интимны, были эти прикосновения.

— Да. Именно этого тебе и не хватало, — донесся до нее негромкий голос Люциуса.

Она так глубоко погрузилась в свои ощущения, что потребовалось не меньше минуты осознать: на шее не что иное как массивное ожерелье, похожее на то, что он присылал Хелен, когда они вместе собирались куда-нибудь выйти. И прошла еще одна минута, чтобы Малфой смог наконец разобрать ее густые пряди и застегнуть фермуар. Но даже когда с застежкой было покончено, его руки по-прежнему оставались в этих восхитительных локонах, и их хозяйка так и не смогла определить, сознательно он это сделал, или просто запутался. Хотя, в принципе, причина сейчас была ей глубоко безразлична — подозвав заклинанием зеркало, она наслаждалась увиденным. Ожерелье идеально сочеталось с перстнем. Понятно, что, будучи не совсем трезвой (а, говоря откровенно, совсем нетрезвой), Гермиона не могла рассуждать объективно, но тяжесть причудливо сплетенного, изукрашенного драгоценными каменьями металла, сама по себе оказалась весьма показательна. Подобной роскоши она еще не видела.

— Это... великолепно, — пролепетала будущая мадам Малфой и, отложив зеркало в сторону, потянулась к Люциусу. Чтобы поблагодарить его более сердечно. И в этот момент комната, в которой они ужинали, внезапно поплыла перед ее глазами. Когда камин со слабо потрескивающими поленьями вновь встал на свое место, вцепившаяся в подлокотники Гермиона с удивлением уставилась на хозяина дома. А тому стоило больших усилий сохранить невозмутимость и не рассмеяться: бедняжка явно хватила сегодня лишку. И хотя пьяненькая староста девочек Гриффиндора являла собой зрелище весьма забавное, Малфой совершенно серьезно заметил:

— Вот теперь ты идеальна.

Гермиона растерялась. Она никак не могла взять в толк, каким образом он может находить ее идеальной, если она, как последняя идиотка, так беззастенчиво таращится на него? А Люциус в то же время с удовольствием наблюдал за напряженной работой ее мысли и попутно отмечал для себя: несмотря на весь ее комичный вид, она ничуть не утратила привлекательности, и возможно не станет возражать, если он... А чтобы проверить свою теорию на практике, Люциус наклонился и поцеловал ее. Гермиона замерла. Совершенно некстати в памяти всплыло: "Вот с губ моих весь грех теперь и снят. — Зато мои впервые им покрылись. — Тогда отдайте мне его назад. — Мой друг, где целоваться вы учились?" Если б в этот момент спросили, что больше всего ее поразило в поступке Малфоя, она вряд ли нашлась бы с ответом — то, что он целовал ее как человек, имеющий на это право, или то, что он все-таки сделал это. Добровольно и без всякого принуждения. Если у нее и были кое-какие сомнения на его счет, то сейчас планка ее самоконтроля окончательно упала, и она, уносимая вихрем вспыхнувшего желания, с готовностью откликнулась на его зов.

Что касается Люциуса, то вряд ли нашелся бы сейчас человек счастливее, чем он. Независимо от того, отдавала она себе отчет или нет, но Гермиона Грейнджер приняла предложение руки и сердца, то есть стала его официальной невестой, что не могло не радовать. И даже то обстоятельство, что ответный поцелуй не вполне трезвой нареченной оказался поначалу довольно влажным, ее страстность и пыл с лихвой искупали подобное недоразумение. Разумеется, Малфой отдавал себе отчет: не будь она захмелевшей, вряд ли отвечала ему так неистово, поэтому на некоторые огрехи можно было попросту закрыть глаза. Тем более он все еще перебирал эти волшебные по своей красоте волосы, и с ощущением их шелковистости мало что могло сравниться. А потом она повернулась к нему, поднялась со стула и обвила руки вокруг его шеи... Все мысли разом вылетели прочь: разве можно было сейчас думать о чем-то еще, когда она вытворяла такие чудесные вещи своим языком? Не прерывая поцелуя, Гермиона увлекла его в соседнюю комнату, и Люциус опомниться не успел, как оба очутились на уютном канапе. Мерлин ему свидетель, он действительно не собирался останавливаться, тем более сейчас, когда она так соблазнительно устроилась на нем...

И в ту же минуту, как только Гермиона (совершенно бессознательно, надо полагать) повела бедрами в извечном танце страсти, он вдруг вспомнил. Вспомнил, почему раньше ему и в голову не приходило напоить ее до бесчувствия, чтобы наконец-то насытиться этим манящим телом.

— Дорогая, — негромко позвал Люциус. — Гермиона, мы должны остановиться.

Но та по-прежнему покрывала поцелуями его шею и, казалось, ничего не замечала вокруг себя. Малфой с сожалением вздохнул и обеими руками приподнял ее голову, заставляя посмотреть себе в глаза:

— Милая, остановись... пожалуйста.

Гермиона чуть нахмурилась и сфокусировала взгляд на его переносице:

— Почему?

— Потому что сначала мы должны пожениться.

Будущая супруга помолчала, обдумывая услышанное, и затем деловито осведомилась:

— А если б это был фальшивый брак, ты бы тоже ждал?

— Не будет никакого фальшивого брака. Потому что ты согласилась выйти за меня замуж всерьез.

Совершенно позабыв о том, что происходило за ужином, Гермиона непонимающе взглянула в его лицо:

— Что ты имеешь в виду?

— То, что игры закончились. И ты, Гермиона Грейнджер, станешь моей женой.

На лице предполагаемой мадам Малфой отразилась целая буря эмоций. Безусловно, гормоны и алкоголь, бурлящие сейчас в крови, оказали ей дурную услугу, и определенно требовалось время, чтобы понять смысл только что услышанных слов.

— Значит, предложение было сделано по-настоящему?

— Угу. И ты согласилась.

— Как Хелен?

— Я, между прочим, спрашивал не у Хелен, а у тебя. Забудь о ней.

— Ну да, — недоверчиво протянула Гермиона. — Ты просто дурачишь меня.

— Думаешь?

— Конечно, — заключила упрямица и снова припала к его шее с не меньшим пылом.

Люциус чуть не застонал от досады. В очередной раз поднял ее голову и настойчиво проговорил:

— И все же тебе лучше остановиться.

— Почему? Объясни мне, почему мы должны ждать? — глазами обиженного ребенка посмотрела на него Гермиона.

— Потому что.

— Но я хочу знать!

— Потому что так будет правильно.

— Ха! Кто устанавливает границы приличий для будущих супругов? — пожала плечами Гермиона и только нацелилась продолжить прерванное занятие, как Люциус аккуратно встряхнул ее за плечи и, поймав затуманенный взгляд, твердо сказал:

— Пойми, я просто не могу сейчас заняться с тобой любовью.

— Но почему?! — взвилась Гермиона. — Неужели я настолько безобразна, что не вызываю у тебя никаких желаний? Тогда зачем, во имя Мерлина, ты решил связать со мной свою жизнь?!

Если б за ужином она выпила чуть меньше, у нее получилось бы контролировать себя лучше. Но вот беда: вина было много. Пожалуй, чересчур много. И теперь у нее началась самая обыкновенная пьяная истерика. Люциус слегка растерялся при виде такого вселенского отчаяния, но тут же, в свойственной ему манере, подумал о том, что в следующий раз будет очень внимательно следить за количеством алкоголя принятого госпожой Малфой: впредь допускать подобные сцены он явно не собирался. А если и собирался, то только в одном случае — если из них можно было бы извлечь огромную пользу, причем исключительно для себя любимого. Теперь же он был вынужден раскрыть карты.

— Именно потому, что ты пробуждаешь во мне эти желания я и не могу.

Он сокрушенно вздохнул и решительно закончил:

— Причина не в тебе, а во мне. Заклятие Адюльтерум некео, о котором мы говорили... оно наложено на всех мужчин нашей семьи.

Гермиона, шмыгая носом, молча вытирала слезы.

"Черт, последний бокал и в самом деле был лишним", — с неудовольствием подумал Люциус, когда молчание слишком уж затянулось. А та, наконец, отмерла, неверяще покачала головой и выдохнула:

— Не может быть...

— Может, — мрачно подтвердил Малфой.

— Но...

— Эта традиция насчитывает не один век. Вероятно, женщинам рода Малфой оно необходимо чтобы обезопасить себя от супружеских измен. Уж не знаю, что их на это натолкнуло, — развел он руками. — Я думал, что заклятие учтет мой развод, но, как видишь, ошибся.

Уж если Люциус и ждал какой-то реакции на свои слова, то явно не этой: Гермиона внимательно посмотрела в его расстроенное лицо и внезапно захихикала. Малфой озадаченно уставился на развеселившуюся девушку и хотел было по обыкновению съязвить, дескать, что такого радостного мисс Грейнджер нашла в семейном волшебстве, как та, едва сдерживая смех, с трудом выговорила:

— Так, значит, Драко соврал, что провел ночь с Панси?

— Разумеется.

Вот тут уже Гермиона расхохоталась от души. Она скатилась с Люциуса и уселась в изножье кушетки, чинно сложив руки на коленях. Но даже эти простые действия не смогли ее успокоить. Она честно пыталась перестать хихикать, однако ничего у нее не получалось, пока она не заметила, как понимающая улыбка на лице лорда сменилась застывшей усмешкой.

— Прости, — пробормотала она, переводя дух. — Конечно, это не смешно. Но просто Панси тогда сказала...

Люциус и так прекрасно все понимал, но легче ему от этого не становилось. Надо думать: если у мужчины есть женщина, которая желает его так же, как и он ее, и при этом он не может ничего сделать, чтобы быть с ней, разумеется, он будет расстроен.

— Знаешь, — сказал он, усаживаясь рядом и не сводя с нее пламенного взгляда, — знаешь, я бы сожрал тебя, всю, целиком и полностью, если бы мог сейчас... Я бы...

Не договорил и, закрыв глаза, покачал головой — слишком многое хотелось ему сказать, и слишком многое рано еще было произносить вслух. Он перевел дух и уже привычным тягучим голосом продолжил:

— Но все это, увы, невозможно до тех пор, пока мы не поженимся.

Гермиона потянулась к нему и коснулась пальцем шеи, там, где несколько минут назад оставила губами отметину. Люциус вздрогнул. Приблизившись, она со странной улыбкой какое-то время изучала черты его лица, и наконец страстным, чувственным голосом прошептала:

— Тогда поторопись и женись на мне.

Внимательно посмотрела в глаза и вдруг лукаво усмехнулась, блеснув зубами:

— Не у тебя одного могут быть "Планы"!

Люциус хмыкнул, сгреб ее в охапку, а затем, чуть коснувшись носом виска и вдыхая тонкий аромат духов, тихо промурлыкал (чем довершил в мозгу Гермионы образ снежного барса):

— Две недели. Только две недели и ни днем больше.

Остановился на миг и тут же многозначительно закончил:

— И ты будешь владеть мной до скончания века.

* * *

— То есть, вы хотите сказать, что решились на законный брак с мистером Малфоем исключительно потому, что хотели интимной близости с ним?

— Звучит неважно, — поморщилась Гермиона. — Зато очень точно отражает суть нашего поспешного брака. Я ведь к тому моменту была по уши влюблена в него. Тем более, прежде мы с ним пытались уже играть в брачные игры, так что все остальное становилось вопросом времени. Вот как-то так и получилось.

— Осознаете ли вы, что не несете никакой ответственности за ваше согласие, совершенное под действием некоего зелья?

— Да, конечно. Но есть одно немаловажное обстоятельство — не было никакого зелья. Разве только считать им коллекционное вино из погребов Малфой-мэнора: вполне сойдет за приворотное...

По залу прокатился смешок. Аврор постучал карандашом по столешнице, смех утих, и Гермиона продолжила:

— Даже на следующее утро, когда я жестоко страдала от жуткого похмелья и вела себя как сумасшедшая, я и тогда не пожалела о принятом решении.

— Похмельное сумасшествие?! — изумился аврор. — Это еще что такое?!

* * *

Приветствовала ее пробуждение сильнейшая головная боль. Гермиона не могла припомнить, чтобы хоть когда-нибудь ощущала себя столь разбитой. Каждое движение причиняло неимоверные страдания, а во рту, похоже, Живоглот нагадил. Ее попеременно бросало то в жар, то в холод, а все звуки и запахи приобрели чудовищную резкость. Она кое-как выбралась из постели и осторожно, чтобы меньше тревожить больную голову, периодически трясущуюся как у пьяных сатиров на полотнах средневековых художников, обошла комнату в поисках антипохмельного зелья. Но ни одного флакона в пределах видимости не наблюдалось. Раздосадованная Гермиона чуть не прокляла тот день, когда перестала держать у себя запасы бесценного настоя: временами ей приходилось приводить в чувство Гарри с Роном, но кто мог знать, что в один далеко не прекрасный день он потребуется ей самой? Она вовремя спохватилась — проклятье отняло бы последние силы, а напрягаться ей сейчас совсем уж не хотелось. При одной мысли о колдовстве в голове застучало так, словно гоблины вознамерились выковать точную копию меча Годрика Гриффиндора. Гермиона поморщилась и протянула руку за одеждой. Она так медленно одевалась, что когда, в конце концов, появилась в Большом Зале, добрая половина учеников уже ушла. Староста девочек вознесла хвалу неведомым богам: гриффиндорцев почти не осталось, а объяснять кому-либо причину своего состояния было бы выше ее сил. Окинула уставленный едой стол и ее чуть не стошнило — пища сегодня вызывала стойкое отвращение, поэтому вместо привычного утреннего чая она отдала предпочтение кружке крепчайшего кофе. Но не успела сделать ни глотка, как над ухом прогремел (или это ей только показалось?) знакомый голос:

— Грейнджер!

Гермиона втянула голову в плечи и зажмурилась. Потом открыла глаза и попыталась отхлебнуть горячего ароматного напитка, но и это ей не удалось сделать: перед лицом возникла ухмыляющаяся и в то же время радостная до неприличия физиономия Драко Малфоя.

— Я так понимаю, тебя можно поздравить? — весело осведомился он и бесцеремонно плюхнулся на соседний стул.

Гермиона непонимающе вздернула брови и, стараясь не отвлекаться на его глупую болтовню, с наслаждением отпила из чашки. Откровенно говоря, ей было абсолютно все равно, она решительно не понимала (да и не старалась понять), о чем он там, драккл его забери, сейчас разглагольствовал.

— Отец послал тебе вот это, — продолжал тем временем Драко, протягивая запечатанное зеленым сургучом письмо. — Конечно, ему хотелось отправить его открыто, но он все еще сомневается, одобрила бы ты подобную публичность или нет.

Должно быть, она сделала слишком большой глоток. Или поперхнулась от неожиданности. Это было не важно. Просто обожгла горло и, похоже, именно это вернуло ей способность рассуждать здраво. Гермиона взяла конверт и нарочито медленно распечатала (что объяснялось весьма прозаически: голова самой умной ведьмы на курсе все еще продолжала жить отдельной жизнью и, похоже, кружилась сейчас в вихре венского вальса). Наконец она взяла себя в руки и титаническим усилием воли собрала оставшиеся частички разума в единое целое, чтобы содержание написанного не осталось для нее рукописью Войнича. И все-таки начальные строки пришлось перечитать трижды, прежде чем смысл выведенных четким почерком слов дошел до ее сознания. Для верности она пробежала их глазами еще раз, вместе с пониманием в мозгу что-то внезапно щелкнуло, и все встало на свои места.

— Я выхожу замуж, — пробормотала ошеломленно.

— Ага, — радостно подтвердил Драко.

— За Люциуса Малфоя.

— Естественно! Видела бы ты, как он счастлив!

— За твоего отца...

— Именно!

— Охренеть... — потрясенно выдохнула Гермиона, и посуда на столах угрожающе задребезжала. А потом, одна за другой, начала лопаться...

* * *

— Сначала прилетела сова. От Люциуса. А вслед за ней пришел Драко. Принес мадам Малфой. Как я понял из его сбивчивого рассказа, ему пришлось обездвижить будущую мачеху, чтобы из окружающих никто не пострадал. И, пока чары не рассеялись, я влил ей несколько капель успокоительного.

— Разве вас не удивила ее реакция на полученное письмо?

Снейп скривился так, будто у него внезапно разнылся зуб. Буравя незадачливого аврора ледяным взглядом, он раздраженно проговорил:

— Вы снова слушали меня крайне невнимательно. Боюсь, я слишком много ожидал от человека, подобного вам. Так вот, попытаюсь донести до вас еще раз — госпожа Малфой очень впечатлительна по своей природе, и, как нетрудно догадаться, пала жертвой выпитого накануне алкоголя. Неудивительно, что все эти составляющие: вино и эмоциональный стресс, вкупе с незаурядными способностями, привели к спонтанному выбросу магии. Это, надеюсь, вам ясно? — сухо закончил зельевар и привычным жестом скрестил на груди руки.

Аврор почесал затылок. Его маленькие, глубоко посаженные, темные глазки на одутловатом лице, напоминающие изюминки в пудинге, отражали попытку понять услышанное, но Снейпу казалось, что мозг у того работает на холостых оборотах. В комнате повисло тягостное молчание. В конце концов, обдумав последние слова свидетеля и не найдя к чему придраться, дознаватель озадаченно спросил:

— А почему мистер Малфой написал именно вам о предстоящей свадьбе? Какое вы имеете отношение к его браку?

Профессор насмешливо ухмыльнулся.

— Думаю, он поступил так потому, что я — один из немногих, кто был посвящен в его отношения с мисс Грейнджер. И к тому же Люциус попросил меня об одолжении.

— Каком одолжении? — заинтересовался аврор.

— Мало кто помнит, что у меня, помимо общеизвестных, есть один особый титул. И Люциус из их числа. Потому и написал мне.

— И что же это за титул такой? — в голосе дознавателя прозвучал плохо скрытый сарказм, но, памятуя об известном бисере и свиньях, Снейп не обратил на него никакого внимания:

— Суперинтендант-регистратор. И Малфой хотел, чтобы его брачную церемонию провел я.

Негромкий шум и возня в коридоре заставили аврора и обвиняемого недоуменно переглянуться. Когда же дверь распахнулась, и в комнату вошел курьер (ни кто иной, как старший из семейства Уизли), Люциус заметил, как на губах прибывшего мелькнула плохо скрываемая торжествующая ухмылка. Блайли вопросительно взглянул на Артура, и тот коротким кивком подтвердил слова Малфоя. Дознавателя чуть удар не хватил. Он свирепо уставился на невозмутимого лорда, что только позабавило этого достойного субъекта: уж кто-кто, а он-то прекрасно знал — его собственные испепеляющие взгляды выглядели куда более впечатляюще.

— Прекрасно, — наконец взял себя в руки аврор и, подавив приступ откровенной неприязни, продолжил допрос: — Прекрасно. Скажите, мистер Малфой, был ли профессор Снейп против, когда узнал, какую роль вы для него приготовили?

— Если вы спрашиваете, был ли он против самого брака, то ответ — нет. Хотя... Кое-какие вопросы, касающиеся совершения церемонии, у него имелись.

— С чего бы это? Особенно, если учесть тот факт, что должность регистратора-суперинтенданта подразумевает полное знание проведения обряда.

— Ну-у... — протянул Люциус, — во-первых, думаю, он и в самом деле чувствовал себя весьма неуютно в такой... нетривиальной обстановке. А во-вторых, он переживал о последствиях своего поступка, которые могли возникнуть сразу после того, как брак будет обнародован.

— Как же вы его убедили? — в маленьких глазках аврора загорелся охотничий азарт: он уж было приготовился услышать леденящий кровь рассказ о шантаже и принуждении (ибо, по его разумению, ничего другого от Люциуса Малфоя ожидать не приходилось), как тот, улыбаясь улыбкой Чеширского кота и поигрывая своей пресловутой тростью с совершенно невинным видом, разбил все его иллюзии.

— Да просто заверил его. В том, что если он сочетает меня и мисс Грейнджер законным браком, то никто и ни в чем не сможет его обвинить.

* * *

— Нет.

Он этого ждал. С того самого момента, когда понял, кем на самом деле была Хелен, он ждал этого. От Люциуса всегда можно было ожидать чего-нибудь подобного — таковым уж он уродился: аристократ до мозга костей, который ради достижения своих целей мог пойти (да и шел в недалеком прошлом) и по головам и по трупам. Но Снейп, даром что относился к жизни довольно философски и без особого пиетета, пока что не собирался ни подставлять свою многострадальную голову, ни становиться трупом. А в свете матримониальной затеи Малфоя неприятности так и норовили высыпаться на многострадальную макушку профессора. Вот потому-то он, взяв себе когда-то в качестве примера Марка Аврелия, упрямо стоял на своем.

— Нет!

— Северус... — в который раз затянул свою песню Люциус, — Северус, она уже совершеннолетняя. И дала согласие выйти за меня замуж. Добровольно. Никакого принуждения, поверь.

Стороннему наблюдателю могло показаться, что лорд умоляет зельевара. Но он не умолял. Ибо Малфои никогда не умоляли — Малфои умели убеждать.

— Все, что сейчас происходит, делается исключительно на законных основаниях, Северус. Никому и в голову не придет обвинить тебя: ведь ты тут абсолютно не причем. Что касается мисс Грейнджер, то ее все посчитают лишь соблазненной мной глупышкой, а о тебе и речи не будет.

Снейп растянул губы в сардонической усмешке:

— Да ну? Никто меня не обвинит? На минуточку, Люциус, она — моя ученица. Да Дамблдор свернет мне шею безо всякой магии. Ей-Мерлин, однажды он уже хотел это сделать, а тут-то уж точно доведет начатое до конца! — практически прорычал он, нервно пересекая гостиную, чтобы плеснуть себе изрядную порцию огневиски.

Вот уже битый час они с Малфоем перепирались из-за скоропалительной женитьбы последнего на этой невыносимой гриффиндорской всезнайке. Было от чего схватиться за голову или... как следует напиться.

— Правда? — оживленно поинтересовался Люциус. — Дамблдор хотел тебя убить?! А я думал, ты ходишь у него в любимчиках.

Снейп закатил глаза:

— Ты и вправду считаешь, что я спал и видел себя в роли вездесущего шпиона? Что всю жизнь мечтал учить этих тупоголовых бездарей?

Он разочарованно покачал головой, сделал глоток из бокала и отвернулся к окну: солнце уже клонилось к закату и окрашивало деревья в нежно-розовый цвет.

— Я не раз задавался этим вопросом, — отозвался Малфой, рассеянно перебирая лежащие перед ним на низеньком столике эскизы свадебного убранства поместья, — но потом подумал, что, работая в Хогвартсе, ты, возможно, искупаешь некий обет, или какой-то воображаемый грех.

— Пфф!.. — презрительно фыркнул Снейп. — Не буду вдаваться в подробности, но на пятом курсе я имел несчастье сварить особо прочный клей, который, по нелепой случайности, закончил свое существование в бороде Альбуса. Вот и весь мой "грех".

Люциус ошеломленно распахнул глаза и после затянувшейся паузы, во время которой переваривал услышанное, наконец произнес:

— И, что, он до сих пор сердится?!

— Мерлинов посох, да! Он, видишь ли, без ума от своей бороды.

Малфой озадаченно посмотрел на нервничающего зельевара и тоже отправился за спиртным.

В течение следующих нескольких минут мужчины неспешно потягивали виски и всячески пытались отогнать неуместные фантазии, которые могли бы им помочь пролить свет на причину столь странной любви. Наконец Люциус отставил бокал в сторону, прочистил горло и решительно проговорил:

— В таком случае, Северус, я вижу только один выход из создавшейся ситуации: несмотря ни на что, ты все-таки должен поженить нас с Гермионой.

— Неужели? И как ты пришел к такому заключению? — сарказм в голосе Снейпа мог бы соперничать с сарказмом самого Малфоя, но тот проигнорировал провокационный вопрос и вполне серьезно пояснил:

— Но это же очевидно, Северус. Знаешь, моя умница-невеста как-то объяснила мне, что самое простое действие, чтобы скрыть ложь, это сказать правду. Представляешь, какой шум поднимется, когда наш с ней брак из тайного станет публичным? Вне всякого сомнения, Дамблдор никогда не поверит, что он заключен по любви. И, значит, ему потребуется некий ловкий человек, способный (незаметно для окружающих) собрать доказательства моего "коварства". Ему потребуется тот, кому я могу безоговорочно доверять. Можно даже сказать — мой соучастник.

То, что семена упали на благодатную почву, Люциус понял сразу: в глазах профессора загорелась такая надежда, какой он давно у него не видел, и вряд ли мог вспомнить, видел ли вообще. Зрелище, прямо сказать, несколько необычное и... слегка пугающее.

— Он пошлет меня следить за тобой, — возбужденно прошептал Снейп.

Малфой кивнул: его макиавеллиевский план опять сработал, что, безусловно, радовало. Потому доброе расположение духа, утраченное было в начале беседы со старым другом, вновь вернулось и, в предвкушении скорой женитьбы на милой его сердцу мисс Грейнджер, заиграло всеми цветами радуги.

— Конечно, — подтвердил он. — Но, для того, чтобы следить, ты должен будешь неотступно следовать за мной. И это значит, что о возвращении в Хогвартс не сможет быть и речи.

— Это значит, — прервал его Северус, — что я больше не увижу всех этих смертельно надоевших физиономий. И в моей жизни не будет никаких невыносимых детей...

На какое-то мгновение Люциусу показалось, что вечно чопорный и суровый зельевар сейчас сорвется с места и спляшет джигу, однако, гость ограничился лишь зажженным безумной надеждой об избавлении лихорадочным огнем темных глаз. Одним движением Снейп опрокинул в рот остатки алкоголя и решительно объявил:

— В следующую субботу мисс Грейнджер должна быть готова к свадьбе. И, клянусь небесами, я поженю вас.

* * *

— Что, и никаких угроз?! Никакого подкупа?! Да быть того не может! Послушайте, Малфой, зная, на что вы способны, я очень сомневаюсь в вашей искренности.

— Полагаете, я кривлю душой? — убийственная ирония в голосе обвиняемого способна была расколоть камни, но никак не смогла стереть с лица аврора недоверчивого выражения. — В таком случае, придется повторить еще раз: с моей стороны не присутствовало никакого давления. Я всего лишь заверил профессора Снейпа, что никто не сможет усомниться в законности заключенного им брака.

Люциус многозначительно приподнял бровь:

— И, тем самым, убедил его в честности намерений по отношению к мисс Грейнджер.

Аврор подозрительно взглянул на лорда, но не найдя в этих кристально-ясных глазах ничего, что могло бы указать на неискренность их обладателя, коротко кивнул.

— Значит, церемония прошла спокойно?

— В точности, как и планировалось, — подтвердил Люциус. И, после краткой паузы, внезапно добавил:

— Но вот присутствие на свадьбе родителей Гермионы... Это было просто незабываемо...

* * *

По мере приближения дня, обещавшего Люциусу неземное блаженство, его будущая супруга становилась все более сияющей и счастливой, что доставляло ему несказанное удовлетворение. Самым же примечательным, согревающим его израненное перипетиями судьбы сердце, стало то, что даже ее обычная мягкая улыбка начала претерпевать некоторые метаморфозы: день ото дня она становилась все более похожа на его собственную, привычную всему свету, усмешку. Когда Малфой замечал эти удивительные изменения, в душе его, несмотря на раннюю в этом году весну, звенели Рождественские колокола.

И вот однажды утром, когда завтрак почти закончился, а наши влюбленные в очередной раз обсуждали предстоящее событие, Гермиона вдруг посмотрела на него с таким характерным для самого Люциуса выражением заговорщика, что благостное расположение духа последнего в очередной раз вознесло его в недосягаемые эмпиреи. Где он и пребывал до той поры, пока его нареченная не начала говорить.

— Люциус...

— Да, дорогая?

— Видишь ли, какое дело... Я тут на днях подумала вот о чем... Знаешь, как-то неправильно, что со стороны невесты не будет ни одного свидетеля.

Малфой чуть не грянул оземь.

— А Драко и Северус? — осторожно предложил он. — Разве они не годятся на эту роль?

— Они не могут представлять меня просто потому, что я знакома с ними, — Гермиона в сердцах отодвинула от себя чашку.

— Но, послушай, семь лет, проведенных в одном учебном заведении, это больше, чем просто "знакомство".

— Угу, — недовольно хмыкнула она. — Только не забывай: Драко представляет сторону жениха, то есть, твою. А профессор Снейп проводит церемонию и, в таком случае, не сможет быть моим свидетелем.

Бросая на Люциуса сердитые взгляды, она внезапно замолчала, но вид ее нахмуренных бровей, напротив, принес Малфою тотальное удовлетворение. Он следил за сменой ее мимики и нарадоваться не мог, насколько стремительно эта милая девочка становилась восхитительной женщиной. Сознающей свою силу и уже научившуюся играть на чувствах собеседника.

"Из нее выйдет настоящая леди Малфой", — довольно подумал он, попутно отмечая, что все его уроки не пропали даром.

— Так вот, любимый, — сладость эпитета оказалась подпорченной некой хитрецой, промелькнувшей в глазах этой прилежной ученицы, — если из предложенных тобой кандидатур нет никого лучше, кто же все-таки тогда будет моим свидетелем?

Откровенный вызов, прозвучавший в невинном, на первый взгляд, вопросе, заставил Люциуса почувствовать себя несколько неуютно. Но он, отбросив все маломальские сомнения, проглотил приманку, полагая, что будет судить о них только после того, как она разъяснит свой замысел.

— Хорошо, тогда скажи, кого на нашей свадьбе хотела бы увидеть ты? Кто мог бы стать достойным представителем моей невесты? — осведомился Малфой и тут же увидел, как на лице его будущей жены расцветает улыбка. К слову, очень милая, но при этом ровно настолько же и ехидная.

* * *

Аврор недоверчиво пробежал глазами по тоненькой, изящно одетой фигурке мадам Малфой и, надо признать, что, возможно, это было самым искренним и самым живым выражением, которое он позволил себе по отношению к вышеозначенной даме с самого начала процесса.

— Вы... Вы, что, пригласили на свадьбу своих родителей?!

— Конечно, — незамедлительно отозвалась та. — Какой бы я была дочерью, если не сделала этого?

— И они не возражали?

— Нисколько. Скорее, напротив — они были счастливы за меня, как и любые родители в подобной ситуации.

— Но магглы... Разумеется, они должны были заметить возраст жениха и его необычную персону... Вероятно, они пришли в ужас, глядя на него?

Гермиона сдержанно улыбнулась — эти бесконечные расспросы не могли вызвать ничего, кроме раздражения.

— А вот тут вы ошибаетесь. В облике мистера Малфоя папа с мамой заметили только одно. И этого для них оказалось достаточно.

— Что же такого они в нем нашли? — съязвил аврор, но ответ просто ввел его в ступор:

— Его зубы, конечно.

* * *

Вероятно, Люциус и хотел бы когда-нибудь на склоне дней сказать, что в день его свадьбы с мисс Грейнджер сама природа пыталась остановить его, но... К несчастью (или же к счастью, с какой стороны посмотреть) день заключения брака задался ясным и прозрачным. На ярко-синем небе не наблюдалось ни облачка. С утра, правда, когда Гермиона прибыла в поместье, было довольно прохладно, но к полудню воздух основательно прогрелся, что тоже не могло не радовать. Одним словом, это был хороший день для женитьбы.

Однако, Люциус, даже во всем своем чистокровном великолепии, мандражировал не на шутку. Сам по себе брак, как таковой, проблемой не был: малышка Грейнджер идеально подходила ему, и он собирался счастливо прожить с ней всю оставшуюся жизнь. Нет, проблема заключалась в другом — в ее родителях. Магглах. Они могли испортить им праздник.

Малфой ни за какие блага не признался бы сейчас, что меряет залитый светом холл (вот уже в... трудно даже сказать, какой именно раз) исключительно из-за повышенной нервозности. Конечно, нет. Не зря ведь он приложил столько усилий сделать Гермиону своей женой, чтобы все оказалось разрушенным двумя обычными магглами. Это стало бы крахом тщательно продуманной схемы и всяческих надежд. В общем, это стало бы самой настоящей трагедией...

Усилием воли Люциус попытался вернуть себе все свое хладнокровие, как вдруг до слуха его донесся обрывок фразы:

— ... такое красивое место!.. Боже, это потрясающе!..

Малфой замер. Произнесенные тихим шепотом слова могли означать только одно — "почетные гости" прибыли и уже вошли под древние своды его родовой усадьбы. Лорда прошиб холодный пот, и он поспешно ретировался в относительную безопасность салона, примыкающего к парадному залу, где и затаился, выжидая хода дальнейших событий. Теперь он мог слышать все до последнего слова, оставаясь при этом незамеченным.

— Мам, прошу тебя, оставь портьеры в покое, — коснулся его уха голос Гермионы.

— Роланд, посмотри, это бархат! Как думаешь, он настоящий?

— Пап, не трогай их, пожалуйста...

— Ты абсолютно права, Мари, это самый настоящий бархат! Гермиона, милая, твой парень, за которого ты выходишь, он, что, живет в этом доме?

— Да, папа, но все же, я бы хотела, чтобы ты перестал терзать бедные шторы.

Раздражение, прозвучавшее в тоне его нареченной, пролило дождь из бальзама на страдающую душу Малфоя, после чего он заметно приободрился.

— Чудесно! Я так и думал, что все эти ваши волшебные штучки помогут тебе удачно выскочить замуж, — рассмеялся мужской голос и тут же добавил. — А где же твой мальчик, Гермиона?

— Он не мальчик, папа!

— Конечно, нет, — рассеянно отозвался мистер Грейнджер.

В ответе Гермионы Люциус услышал неприкрытое возмущение и нервно хихикнул.

"Представляю, насколько будет поражен отец Гермионы, когда я выйду им навстречу", — подумалось ему, и он тут же собрался: не пристало ему, потомку старинного рода, психовать из-за каких-то простецов. Даже если вокруг ни души, и никто не сможет поставить ему эту маленькую слабость в упрек. Подумаешь — магглы... Он в свое время Волдеморта (ветер его праху) пережил, переживет и магглов.

Лихорадочные раздумья Малфоя были прерваны голоском его милой возлюбленной, которая в очередной раз (но уже более терпеливо) проговорила:

— Мама, если ты прекратишь возиться с портьерами, то сможешь встретиться с моим женихом.

Люциус счел эту фразу сигналом выйти из своего укрытия и сделал пару глубоких вдохов. Самое главное сейчас — не забыть сменить выражение лица классического злодея на дружелюбное, и тогда его подготовку к встрече можно будет считать завершенной. Хотя, как ни крути, случиться могло все, что угодно. И привести, соответственно, к самым гибельным последствиям. В последний раз одернув и так безукоризненные манжеты, Малфой вышел из салона.

Двое простецов, одетых в типично маггловские свитера, казалось, случайно забрели в этот старинный дом: до того чужеродно они здесь смотрелись. Чуть поодаль стояла смущенная Гермиона, которая, как бы ни храбрилась, все равно ощущала себя не вполне уютно. Тем не менее, увидев лорда, она просияла, выдержала паузу, глубоко вздохнула и выпалила:

— Мам, пап, это и есть Люциус Малфой. Человек, за которого я выхожу замуж.

В холле повисла напряженная тишина. Похоже, будущие родственники не слишком одобряли выбор дочери.

"Вот, черт, — пронеслось в голове Люциуса, — так и знал, что придется начать с ними переговоры. Но все же, как бы то ни было, обязанности хозяина еще никто не отменял, и, как бы ни развернулись события, надо бы их поприветствовать надлежащим образом: ни один человек в мире не должен сказать, что Малфой не умеет вести себя как истинный джентльмен".

С этой мыслью он церемонно поклонился и из последних сил заставил себя улыбнуться. Как можно приветливее. И как можно шире.

Результат превзошел все его самые смелые ожидания. Хотя и шокировал слегка.

— Боже мой... — простонала миссис Грейнджер. — Какие чудесные у вас зубы!.. Не сочтите за оскорбление, но... Это вы магией их так выровняли?

— Гермиона, Гермиона, — подхватил эстафету мистер Грейнджер, — как это у вас называется?.. "Зелье"? Мистер Малфой, умоляю вас, скажите, каким... м-м... зельем вы пользуетесь для отбеливания? И что входит в состав рецепта?

Люциус стоял как громом пораженный, но вовремя вспомнив, что внезапный интерес родителей Гермионы ему только на руку, охотно подхватил эту игру. В течение добрых четверти часа обсуждения таких понятий, как "моляр" и "премоляр", изумление Малфоя достигло своего апогея. Финальным же аккордом этой пьесы-буфф под названием "Я и мои зубы" стало заявление мистера Грейнджера: он повернулся к краснеющей от стыда дочери и, улыбаясь во весь рот, провозгласил:

— Поздравляю, Гермиона, ты выбрала себе замечательного мужа!

"Прямо, как лошадь покупают", — в смятении подумал Люциус, но тут же сообразил, что, похоже, приз зрительских симпатий господ магглов он сегодня все-таки выиграл.

Что же касается Гермионы, то растерянное выражение на лице ее будущего супруга (к тому же, совершенно ему не свойственное) выглядело настолько непривычным, что ее начал душить смех. Она сперва сдерживалась сколько могла, потом захихикала, а когда родители закончили учиненный ими допрос жениха и снова принялись за обсуждение портьер, тут уж ее прорвало. Гермиона уже чуть ли не плакала от хохота, когда Малфой подошел к ней со страшными глазами и, наклонившись к уху, яростно прошептал:

— Да, да, смейся-смейся, крошка. Посмотрим, как ты будешь смеяться после свадьбы!

Должно быть это была угроза. Но такая восхитительная и многообещающая, что у нее дух захватило. Невеста вытерла выступившие слезы и потянула его голову к себе, чтобы вернуть таким же проникновенным шепотом:

— Угу. Только если ты будешь хорошо себя вести.

Однако, снова увидев озадаченное лицо нареченного, ее опять разобрал смех. Уж этого сиятельный лорд никак не мог потерпеть. Ворчливый и, одновременно, взбудораженный, Люциус воровато оглянулся на мистера и миссис Грейнджер (все так же горячо увлеченных венецианским бархатом) и, убедившись, что до новобрачных им сейчас нет никакого дела, довольно изящно заткнул ее поцелуем.

— Чтобы ты знала — я никогда не веду себя хорошо, — проговорил он после того, как излечил Гермиону от смешливости.

— Кажется, об этом ты была наслышана и раньше. Это так, на будущее. А теперь, дорогая, если ты не возражаешь, то я хотел бы все-таки жениться на тебе когда-нибудь сегодня, — мягко протянул он, выпуская девушку из объятий.

— Конечно, — улыбнулась она и направилась к гардеробной — пора было надевать свадебное платье.

Люциус проводил ее стройную фигурку теплым взглядом и довольно усмехнулся: сегодня и впрямь был хороший день для женитьбы.

* * *

— Как прошла свадьба? Без проблем? — устало спросил у свидетеля аврор и откинулся на спинку стула — у него до невозможного затекла спина, а конца разбирательства еще и не видно.

— Замечательно! — жизнерадостно отозвался Драко. — Если не считать того, что нас донимали какие-то насекомые, и ветер чуть не закинул подол платья Грейнджер ей на голову, то все прошло лучше некуда.

— Что, никаких неприятностей? Вообще ничего?

— Конечно, нет. Вы же понимаете, отец никогда не пригласил бы на это торжественное событие кого-то, кто мог бы все испортить.

Аврор в задумчивости почесал подбородок.

— А родители мисс Грейнджер? Вы, как волшебник, не нашли их несколько... странными?

Драко пожал плечами.

— Да, немного. Но сначала я списал на то, что они всего лишь магглы. Никогда не знаешь, чего можно ожидать от людей такого рода. Тем не менее, после того, как полтора часа слушал их болтовню о наших портьерах, я подошел к Грейнджер и поинтересовался, зачем ей нужно было накладывать на родителей Империо, да еще и в такой день. Во-первых, непростительное, а во-вторых, Азкабан все еще существует...

— И что она вам ответила? — усталость дознавателя как рукой сняло. Еще бы! Если мисс Грейнджер и вправду воспользовалась незаконным проклятием, то дело примет совсем другой оборот!..

Но младший Малфой только фыркнул и непринужденно закинул ногу на ногу.

— Она просто усмехнулась и сказала, что ее родители всегда были немного не от мира сего. Я счел ее слова очень странными, но когда Грейнджеры стали изводить меня разговорами о состоянии моих зубов, я был вынужден согласиться с ней. Как по мне, то любой, кто проводит столько времени, заглядывая в чужие рты, должен быть немного не в себе.

Блайли разочарованно покачал головой — придраться было не к чему.

— Значит... так все и произошло?

— Именно, — подтвердил Драко. — Профессор Снейп, по законам министерства магии обвенчал двух влюбленных, после чего в их честь начался небольшой прием. Новобрачные, к слову, ушли оттуда довольно рано, а точнее говоря, самые первые. Но как только звуки стали слышны даже из-за закрытых дверей, то и остальные тоже спешно откланялись и разошлись восвояси.

— Звуки? — недоуменно поднял бровь аврор.

— Именно. Звуки, — досадуя на непонятливого тугодума повторил Драко. — Вы, что, думаете, я, или кто-то другой, хотели бы слышать все, что в этот момент происходило между моим отцом и сокурсницей?

Блайли стушевался и смущенно крякнул. А Драко, довольный произведенным эффектом от своих слов, только ухмыльнулся:

— Вот и я так не думаю.

— Итак, мисс Грейнджер... — начал аврор и запнулся на полуслове, обдумывая дальнейшую речь.

Гермионе показалось даже, что от усердия процесса она четко слышит, как тикают в его голове мыслительные механизмы. И, наверное, это они заставили выпятиться нижнюю челюсть, придавая лицу отдаленное сходство с бульдогом. Очевидно, придя к какому-то решению, Блайли пожевал сухими губами и продолжил:

— Итак, мисс Грейнджер, три недели назад вы, безо всякого принуждения, официально вышли замуж. Проводил церемонию регистратор-суперинтендант министерства магии. Так?

Гермиона пристально всмотрелась в лицо дознавателя: он хоть и старался держать себя в руках, но в каждом его жесте сквозило неприкрытое раздражение. И она понимала, почему — он был неправ. В своем предубеждении. А ей, новой хозяйке поместья Малфой, удавалось так живо и умело доказать его неправоту, что он просто выходил из себя. Упорствуя в своих поверхностных выводах, аврор Блайли был виноват сам, что временами становился посмешищем, и Гермиона от души его пожалела.

— Так, — коротко ответила она. Вспомнила, как они с Люциусом обменивались кольцами и улыбнулась. — Это был самый счастливый день в моей жизни.

Из зала донесся чей-то душераздирающий стон. Юная леди Малфой догадывалась, кому он мог принадлежать, но вот странное дело: он ее совершенно не трогал.

— Но если вы с мистером Малфоем поженились легально, почему, в таком случае, ни один из вас не поставил в известность министерство? О заключении брака? Мисс Грейнджер?

— Если бы вы более углубленно изучили законы, то не стали б задавать таких глупых вопросов. Все просто до смешного. Знаете ли вы, что министерство требует только уведомление о заключении брака без фактической документации участников на срок до пятнадцати дней? Этот закон приняли еще в 1872 году для защиты тех союзов, против которых могли бы возражать семьи брачующихся.

Разочарованный аврор чуть не зарычал. Что же касается госпожи Малфой, то она только усмехнулась. Той же усмешкой, которая для окружающих являлась своего рода визитной карточкой ее супруга. (К слову, очень многие говорили по окончании процесса, что именно эта ухмылка больше всяких слов доказала истинность ее замужества.)

— Отлично, мисс Грейнджер. А теперь, не могли бы вы поведать суду о том, чем вы занимались, пока ваш брак с мистером Малфоем не стал достоянием гласности?

— Знаете, мистер Блайли, порой мне кажется, что вы переходите все границы! — воскликнула Гермиона, оскорбленная бесцеремонностью вопроса.

— Да что вы? Если вы не заметили, я нахожусь в границах судебного зала, — осклабился аврор. — Поэтому попрошу не забываться и не устраивать здесь сцен, мисс Грейнджер. Итак, повторяю: как вы проводили время после заключения брака?

— А как может проводить время новобрачная? — иронично отозвалась Гермиона и многозначительно ухмыльнулась.

* * *

Правду говоря, она устала. И, хотя усталость была приятной во всех отношениях, временами Гермионе хотелось взять тайм-аут, закрыться в спальне и просто выспаться. Хронический недосып, вкупе с напряжением предстоящих экзаменов, стал плохо отражаться на ее способности адекватно воспринимать окружающий мир. Именно по этой причине вряд ли она могла дать вразумительный ответ, почему приняла от бывшей жены Люциуса приглашение на чашечку чая. Хотя, скорее всего, решающую роль тут сыграли слова Драко о том, что именно его мать смогла найти нужные аргументы, заставившие отца изменить свои многолетние убеждения. И, тем самым, помогла ему перешагнуть порог предубеждений касательно происхождения мисс Грейнджер. Как бы то ни было, Нарциссу, безусловно, следовало отблагодарить.

Экс-миссис Малфой ожидала ее в воскресенье, и Гермиона загодя собиралась к ней на встречу, как на прием к принцу Уэльскому: несмотря на то, что Нарцисса давно уже вышла из возраста цветущей юности, это не мешало ей слыть в кругах волшебников эталоном элегантности. Перенесенные тяготы военного времени никак не сказались на ее облике — она не утратила ни стройной фигуры, ни природной тонкости ума. Лоб оставался таким же гладким, как и в молодости, а большие голубые глаза светились мудростью и пониманием. Одним словом, женщина, пригласившая ее, была особой сколь яркой, столь же и интересной. Настолько, что, увидев ее воочию, Гермиона почувствовала легкий укол ревности. Но он тут же бесследно исчез, ибо хозяйка, обменявшись с гостьей парой дежурных любезностей, тепло заметила:

— Странно, что ваше замужество до сих пор еще не рассекретили — вы же просто светитесь от счастья.

Гермиона перевела дух и улыбнулась:

— Немудрено. Боюсь, до меня сейчас никому нет совершенно никакого дела: ведь учебный год скоро закончится, а вместе с ним наступит пора экзаменов. В Хогвартсе я бываю только на уроках, да на тех собраниях, избежать которых не представляется ни малейшей возможности. Все остальное время живу в усадьбе и там же готовлюсь к ЖАБА. Так что ничего удивительного, кроме того, что никто пока не заметил моего постоянного отсутствия.

— И, тем не менее, это не повод игнорировать что-то настолько очевидное, — пошутила Нарцисса. — Неужели в наше время перестали учить детей чему-то по-настоящему полезному?

— Угу, — послушно кивнула Гермиона. — В том-то и дело: научить по-настоящему полезному не входит в планы министерства. Как-то так.

Нарцисса с трудом подавила в себе желание от души расхохотаться: девчонка оказалась занятной собеседницей и теперь ей стало понятно, что именно Люциус нашел в этой молоденькой гриффиндорке. Не только свежесть юности (как она сперва подумала), а еще и острый, живой ум, в котором академические знания вполне уживались со здоровыми амбициями и трезвым взглядом на вещи. Но, как бы ее ни разбирало веселье, Нарцисса никогда не забывала о том, что деликатное хихиканье может быть неправильно истолкованным, а обычный, здоровый смех нанесет непоправимый ущерб ее гладкой и ухоженной коже. Потому она и ограничилась простой светской улыбкой, которая не могла причинить никакого вреда ее идеальному лицу. (К слову, от цепкого взгляда бывшей миссис Малфой не укрылось, что в уголках рта девушки, с беспечным видом сидящей напротив нее, уже стали появляться первые мимические морщинки. Хозяйке дома до ужаса хотелось посоветовать бедняжке самого известного во всем волшебном мире косметолога, но тут в голову ей пришло, что, возможно, юная миссис Малфой сознательно не обращает внимания на эти досадные погрешности. Кто знает, вероятно, ей хотелось, чтобы их с мужем разница в возрасте не столь явно бросалась в глаза. Ну, или ей просто хотелось выглядеть более взрослой.) Нарцисса пожала плечами и перевела разговор на другую тему.

День проходил в вежливой беседе "обо всем и ни о чем", жаркой дискуссии об ужасной привычке некоторых людей добавлять в чай сливки и длительных неловких паузах. Последние возникали оттого, что Гермиона хоть и получила некие специфические знания об этике в бытность свою Хелен, тем не менее, все еще ощущала себя довольно неуютно в обществе такой утонченной леди. Да и Нарцисса уже порядком замучила ее кое-какими странными вопросами, на которые она, честно говоря, затруднялась ответить.

Наконец после того, как они выпили очередную чашку чая и съели по крохотному кусочку приторно-сладкого торта, более старшая из этих двух женщин не выдержала: отложила салфетку и, внимательно глядя в глаза новой миссис Малфой, осторожно проговорила:

— Гермиона, дорогая... Знаете, поскольку обе мы заинтересованы в Люциусе и обе желаем ему только добра, мне бы хотелось обсудить с вами некоторые вопросы. Надеюсь, вы не будете против?

— Конечно нет, — оживилась та. — Безусловно, как его бывшая жена, вы имеете на это полное право.

— Рада, что мы понимаем друг друга.

Нарцисса выдержала вежливую паузу, покрутила на пальце массивный перстень с солитером (одно из фамильных украшений семьи Блэк) и продолжила:

— Я хотела поговорить об этом еще накануне свадьбы, но не довелось...

Увидела недоумевающий взгляд и как можно спокойнее произнесла:

— О некоторых особенностях Люциуса. Из тех, что не слишком заметны в пределах супружеской спальни, но которые, несомненно, имеют место в его жизни.

Гермиона моментально навострила уши. Всю ее скуку как рукой сняло. С блеском в глазах, известным всем профессорам Хогвартса, она внимательно слушала то, о чем вещала экс-миссис Малфой.

— ...сейчас, проведя в его обществе неделю, думаю, многое узнали о его... предпочтениях?

— Предпочтениях?.. — растерялась Гермиона. Она никак не могла взять в толк, куда клонит хозяйка, и, чтобы окончательно не оконфузиться, медленно проговорила:

—Да, конечно. Несмотря на то, что многие вещи для меня в новинку, я... да, заметила кое-какие... предпочтения.

Нарцисса лихорадочно обдумывала следующую фразу, пытаясь подобрать нужные для такой деликатной темы слова. Но, не найдя ничего более-менее подходящего, призвала на помощь все свое самообладание и попросту сдалась:

— Ты заметила, что он до неприличия ленивый любовник?

От волнения она даже не заметила, что перешла на "ты", но Гермионе сейчас было не до этих светских условностей — услышав из уст бывшей леди Малфой подобное заявление она чуть не захлебнулась чаем.

— Возможно, кое-кто назвал бы это пассивностью, но если смотреть правде в глаза, то при всей своей нерасторопности он умудряется руководить процессом даже тогда, когда инициатива исходит от тебя самой, — бесстрашно продолжала Нарцисса.

Гермиона изо всех сил старалась не захлебнуться. От усердия у нее даже слезы на глазах выступили, а хозяйка дома продолжала откровенничать:

— Знаешь, — доверительно проворковала она, — я так обрадовалась, когда родился Драко. Потому что с его рождением приобрела еще одну привилегию — спать одной. К тому моменту я уже настолько устала от скучных и однообразных интимных опытов, что когда Люциус перестал приходить в мою спальню (а случалось это обычно не чаще одного раза в месяц), то я не только не расстроилась, а, напротив, осталась очень довольна этим обстоятельством.

Теперь Гермиона изо всех сил старалась утопиться в чае.

— Именно по этой причине я и посчитала своим долгом предупредить тебя: за фасадом пышного антуража тебя ждет серое существование в супружеском алькове. Ты, конечно, скажешь, что Люциус сейчас в прекрасной форме, но дальше все станет намного хуже, уж поверь мне. Боюсь, как бы впоследствии тебе не пришлось склонять его к исполнению обязанностей силой. И, как ни крути, семья, в которой напрочь отсутствует такой укрепляющий компонент, начнет переживать трудные времена.

Закончив говорить, Нарцисса снова принялась за чай. Несмотря на предмет разговора, она выглядела настолько скромно, насколько это было вообще возможно.

Прежде чем ответить Гермионе потребовалось добрых десять минут, чтобы найти ответ. Она чинно водрузила тонкую фарфоровую чашечку на стол и, вполне овладев собой, спокойно ответила:

— Я понимаю ваше... беспокойство, но смею уверить, что у нас с Люциусом не все так плачевно, как может показаться.

Нарцисса вздернула брови и с неприкрытым интересом взглянула на гостью.

— Тебе все равно?! — воскликнула изумленно.

— Конечно нет, — негромко рассмеялась Гермиона и пояснила, — я пошла другим путем. Говорите, он любит командовать? Значит, нужно сделать так, чтобы он не смог вымолвить ни слова.

Она многозначительно повела глазами и прозрачно намекнула:

— Надеюсь, вы понимаете, о чем я?

Нарцисса кивнула. Мерлинов посох, чего только она не предпринимала в прошлом, чтобы хоть немного растормошить своего красавца-мужа. И что же? Куннилингус был им забракован раз и навсегда. Когда они попробовали это милое развлечение в самый первый раз, Люциус, раздраженный до последней степени, заявил тогда без обиняков, что если она еще хоть раз предложит ему... такое, то их дальнейшая совместная жизнь может закончиться, не успев толком начаться.

— И, что, он согласился?!

— Не сразу, конечно. Но когда я убедила его в необходимости подобной практики, казалось, он не возражал.

— Необходимости?! — огромные голубые глаза Нарциссы при этом заявлении стали еще больше. На мгновение Гермионе показалось — еще немного и они просто выпадут из глазниц и угодят прямехонько в стоящую перед ней чашку.

— Конечно, — подтвердила девушка. — После нашей первой ночи, которая большей частью состояла из энтузиазма, нежели умения, я догадалась, каким будет в дальнейшем мой так называемый регулярный секс. На следующий день догадки полностью подтвердились. Ну, что вам сказать... я была разочарована. Думаю, вы еще помните, о чем говорят в Хогвартсе по ночам в спальнях девочек. Так вот, слушая рассказы некоторых из них о ребятах с Хаффлпаффа, как лучших любовниках в мире, я понимала, почему о них ходит такая слава. Потом я сравнила ожидание с действительностью и сравнение было явно не в пользу моего мужа. В общем, я не просто разочаровалась — я расстроилась.

— Неудивительно, — согласилась Нарцисса.

— Да и как тут было не расстроиться, если вместо феерического секса ты слышишь заявления вроде: " Не так, глупая ты девчонка!", "Нет, лучше ты сверху!", " Да, дорогуша, о, да!" или (предел фантазий!) "Стой вот так и наклонись на восемнадцать сантиметров влево!.." Разве эти вопли способны хоть кого-то возбудить? Не думаю...

Услышав подобные откровения, Нарцисса еле сдержалась, чтобы не расхохотаться, и лишь скромно отпила из своей чашки практически остывший напиток.

— ...при этом он быстро уставал, поэтому мне не оставалось ничего другого, как сесть и поразмыслить: а, может, стоит поддержать его силы таким... особым чаем? А что? Растворенная таблетка дистиллированного и ферментированного Бодроперцового зелья прекрасно скрывает привкус еще одного... снадобья. Долго убеждать своего мужа мне не пришлось. Как известно, ради достижения цели, определенный сорт людей соглашается на что угодно. Не мне вам говорить, что Люциус Малфой как раз из их числа: он не может думать ни о чем другом, пока не получит желаемое. Поэтому уговорить его не составило никакого труда.

Пока новоявленная миссис Малфой обстоятельно образовывала миссис Малфой бывшую в такой, более чем деликатной, сфере, последняя тихо гордилась приобретенной за столько лет безупречной выдержкой. На ее бесстрастном лице прочно укрепилось абсолютно нечитаемое выражение. Только уголок губ слегка подрагивал, чем наводил на мысль, что за фасадом вежливо-отстраненной мины разгорелось нешуточное любопытство. Более того, чем больше она слушала четкую речь гостьи, тем больше убеждалась в том, что никто на свете (включая бывшего мужа) даже и предположить не мог, на что способна Гермиона Малфой, урожденная Грейнджер. То, с какой скоростью молодая особа постигала жизнь и ее незаурядный ум лишний раз доказывали, насколько правильно поступил Люциус взяв ее в жены — они идеально дополняли один другого. Было, правда, одно "но": они еще недостаточно хорошо знали друг друга, и, рано или поздно, им суждено было столкнуться с неизбежными недоразумениями, возникающими в подобных браках. И, дай Мерлин, чтобы эти недоразумения разрешались как можно быстрее, иначе...

"Не знаю, как у них будут складываться отношения дальше, но убеждена только в одном, — думала Нарцисса, — скучать им точно не придется".

Ей уже сейчас, с каким-то детским нетерпением, захотелось поглядеть на их дуэль характеров и послушать словесные баталии. Если представится такой случай, конечно. О, она бы дорого дала за то, чтобы увидеть все in carne e ossa*. В конце концов, спектакль всегда приятней смотреть из партера.

Еще полчаса ушло на то, чтобы мысленно записать советы и рассуждения Гермионы об устройстве счастливого брака, после чего новобрачная спохватилась и, сославшись на объем домашнего задания, наскоро простилась. Хотя, судя по адресу трансгрессионной площадки, это был совсем не Хогсмид.

Оставшись одна, Нарцисса спешно достала дамский carnet** и принялась записывать все, что узнала. Вспоминая некие подробности рассказа, она только сейчас позволила себе одну мимолетную улыбку (плевать на последствия!): услышанное сегодня могло стать настолько полезным, что не жалко было заплатить за это появлением одной лишней морщинки. А косметическими чарами она владела мастерски.

Одним словом — чаепитие с новой леди Малфой оказалось весьма познавательным.

* * *

Аврору Блайли невыносимо хотелось закончить этот бесконечный допрос. В нем его нервировало абсолютно все: и чистокровные гордецы, прячущие за светскими улыбками плохо скрытую насмешку, и некие юные особы, способные одной репликой превратить судебное разбирательство в скандальный фарс. Свидетели, заседающие в зале, тоже выводили из себя (говорили не то, что ему хотелось бы услышать). Поэтому, когда Люциус в очередной раз пришел на разбирательство, дознаватель, уже раздраженный до крайности, выдал совсем уж неудобоваримую фразу:

— Мистер Малфой, когда вы женились на мисс Грейнджер (хотя обстоятельства этого брака по-прежнему вызывают большие сомнения), думается, вы поняли, что время с этим секретом подошло к концу.

Тот, к кому он обратился, с интересом уставился на вопрошающего, но интерес тут же сменился чувством глубочайшей жалости:

— Простите?.. Вы имеете в виду?..

Блайли, досадующий теперь на свою косноязычность, густо покраснел и поправился:

— Как долго вы собирались сохранять в тайне ваш брак?

Люциус покачал головой.

— Посудите сами: я женился на красивой, умной молодой женщине с крайне полезной репутацией. Неужели вы всерьез думаете, что я стал бы скрывать подобную драгоценность? Может, я и произвожу впечатление жадного человека, но не до такой же степени. И уж поверьте, оглашение нашего с ней союза значило для меня очень многое. Поэтому тянуть с публичным оглашением не входило в мои планы.

Малфой замолчал. Его ясные серые глаза вдруг странно заблестели, а на губах заиграла довольно скабрезная улыбка. И, чтобы окончательно добить незадачливого аврора, он томно промурлыкал:

— Но при всем при этом, три недели... первые три недели, проведенные с юной супругой, стали для меня весьма... плодотворными. Это было поистине волшебное время. Думаю, надо бы чаще запираться в поместье вдвоем с миссис Малфой.

* * *

Что нравилось Люциусу в новой жене, так это ее неистребимая жажда знаний (не считая, разумеется, остальных похвальных качеств). Вот и сейчас, наблюдая за ней, сидевшей на самом краешке викторианского кресла, поджав под себя одну ногу, она являла собой премилое зрелище: знаменитые на весь магический мир буйные кудри (наспех сколотые на затылке) мерно покачивались, пока их обладательница яростно строчила в тетради заметки по дополнительному чтению. Временами она так увлекалась, что бумага трещала под пером. Малфой, намеренно проходивший мимо, вытянул шею и выхватил взглядом пару предложений. Смысл прочитанного ввел его на какое-то время в ступор — он все еще никак не мог привыкнуть, что столь нежный возраст его возлюбленной никоим образом не умаляет ее убийственной логики. Скорее напротив, свежесть ее рассуждений не раз позволяла ему увидеть привычные вещи в совершенно другом свете. И, надо признаться, это качество возбуждало его ничуть не меньше (а, может, и больше) всех остальных. Погруженная в бездны умственной деятельности, она практически умоляла Люциуса отвлечь ее. Они занимались любовью всего несколько часов назад, но желание его по-прежнему оставалось неутоленным до конца. Да еще ее тонкая нежная шея... Казалось, она так и жаждала его прикосновений. Особенно, когда так призывно белела из под кружевного воротничка простого домашнего платья.

Изнывающий Малфой с замиранием сердца наклонился и нежно поцеловал ее чуть пониже уха. Гермиона вздрогнула.

— Люциус... прекрати. Ведь ты же знаешь, мне не нравится, когда ты отвлекаешь меня, — пробормотала она, продолжая делать на полях пометки.

— А ты знаешь, как это нравится мне, крошка.

Гермиона развернулась всем корпусом, бросила на стол перо и, сдвинув брови, сердито спросила:

— Скажи, зачем тогда я устанавливаю правила, если ты их постоянно нарушаешь?

— Какое удивительное совпадение, малышка, — с самым невинным видом улыбнулся Люциус. — Представь, я и сам хотел тебя спросить об этом.

— И перестань называть меня "малышкой"! — вскипела Гермиона. — Будучи Хелен я еще могла это как-то вынести, но уж никак не потерплю в качестве мадам Малфой.

— Интересное дело! Совершенно не представляю, каким это образом ты сможешь мне что-то запретить, малютка?

— Очень просто, дорогой. Совершенно не представляю, как ты еще можешь мне доверять, когда пьешь приготовленный мной чай! — тут же отпарировала Гермиона.

Люциус оторопело сглотнул и в панике принялся вспоминать, изменился ли в последнее время вкус его чая. Однако недавнее добавление в привычное питье Бодроперцового зелья могло замаскировать любое вещество, если оно там находилось. Мысли его тут же перескочили на то, что обе его жены, как прошлая, так и нынешняя, похоже, были склонны к тому, чтобы незаметно подливать ему какие-нибудь настои. От этой мысли он пришел в ужас и, обливаясь холодным потом, тут же поклялся себе впредь не позволять никому подобной вольности в обращении с его бесценной персоной. Заключив таким образом с самим собой некое подобие Непреложного обета, лорду значительно полегчало. На том он и успокоился.

Что же касается Гермионы, то она смотрела на него все тем же вызывающим взглядом. Каким он сам смотрел на людей, когда собирался заставить их плясать под свою дудку. Люциус перевел дух — такой взгляд означал только одно: пока она так на него смотрит, подвоха ему нечего опасаться. Но, тем не менее, запомнить слова, так неосмотрительно вылетевшие из уст супруги, забывать все же не стоило. Как не стоило и дразнить ее, чтобы при случае, в один далеко не прекрасный день, не проснуться и не обнаружить у себя отсутствие самой важной детали своей анатомии. Похоже, она была способна и не на такое.

Гермиона с сомнением посмотрела на заваленный бумагами стол, потом на мужа и махнула рукой:

— Ну, хорошо. Еще один раз лишним не будет, так уж и быть. Но учти, — тут же предупредила, увидев, как просияло лицо Люциуса, — учти, я должна сегодня же закончить все эти записи и, пока никто ничего не заподозрил, вернуться в Хогвартс.

Смысл ее последних слов Малфою уже был не важен. Единственное, что его сейчас интересовало, так это приятные для глаза (и не только для глаза) волнующие округлости его милой женушки, пока еще надежно скрытые под скромным серым платьем.

А Гермиона по дороге в спальню все терялась в догадках: отчего это Люциус, идущий за ней следом, так странно улыбается?

* * *

— Значит, вы настаиваете, что ваш брак свершился во всех отношениях и не может быть аннулирован?

Гермионе до безумия надоел этот процесс и этот аврор. А уж вопросы, что он задавал, надоели еще больше. "Погоди же, несносный крючкотвор, я отучу тебя провоцировать честных людей", — подумала она и холодно улыбнулась:

— Я не просто настаиваю, я утверждаю. Или вам нужны подробности? Извольте: как раз на днях Люциус проделал мизинцем такую восхитительную вещь, что я...

— Довольно, мисс Грейнджер! — прогремел окончательно побагровевший Блайли. — Вовсе не обязательно быть такой пошлой!

— Вряд ли меня можно обвинить в пошлости этого низкого фарса! — отрезала Гермиона. — Кто из нас более вульгарен: вы, пытающийся заглянуть под одеяло моей супружеской постели, или я, отстаивающая свое право на частную жизнь?!

— Мисс Грейнджер, или вы успокоитесь, или мне придется вызвать охрану! — повысил голос дознаватель.

— Да ну?! Настолько не дорожите карьерой, мистер Блайли?

В течение нескольких долгих секунд оба они сверлили друг друга яростными взглядами, пока аврор наконец не сдался и первым не отвел глаза. Гермиона победно усмехнулась и гордо вскинула голову.

— Вы отсутствовали в Хогвартсе больше трех недель, — донесся до нее его язвительный голос. — И никто этого не заметил. Вам это ни о чем не говорит?

Леди Малфой презрительно фыркнула — у этого человека явно не было никакого будущего в политике. Во всяком случае, она об этом позаботится. Когда окончит школу.

— Говорит только о том, что мои друзья верят мне. И понимают: все, что я делаю, важно для меня. Даже если при этом я отсутствую несколько дней кряду.

— Друзья, мисс Грейнджер? Вы имеете в виду мистера Поттера и мистера Уизли?

— Нет, профессора Бинса, — огрызнулась Гермиона.— Ну, конечно же Гарри и Рона. Может, они и невнимательны, но ребята часто спрашивали меня, куда я исчезаю и где пропадаю целыми днями. Я же им отвечала, что усиленно готовлюсь к ЖАБА и у меня дополнительные занятия. Так что, в некотором роде, говорила, пусть и неполную, но правду. Знаете, мы провели достаточно много времени бок о бок, чтобы доверять друг другу и, уважая чужие тайны, не задавать лишних вопросов.

— А как мистер Поттер и мистер Уизли приняли новость о вашем замужестве? Или вы не посчитали нужным поставить их в известность? — не унимался аврор.

— Вообще-то, — ответила она со слишком знакомой для окружающих ухмылкой, — несмотря на то, что я рассказала им об этом только после свадьбы, они были первыми, кто узнал о моем браке. За исключением профессора Снейпа, разумеется.

Дверь негромко скрипнула, и Драко, рассеянно созерцавший висящий над креслом аврора герб Министерства магии, перевел задумчивый взгляд на вошедшего. Блайли, неся в руке наполненный до краев кубок, осторожно переставлял ноги, чтобы (не дай Мерлин!) не разлить его содержимое на ворох бумаг, коими был завален его стол, и эта картина изрядно повеселила душу юного Малфоя, а губы сами собой растянулись в самодовольной ухмылке.

— Ага. Вот и моя вода, — коротко сказал он с таким видом, с каким Людовик XIV когда-то произнес свое знаменитое "Мне чуть было не пришлось дожидаться."

Повернул голову к чахлому растеньицу в углу кабинета и ехидно добавил:

— Наконец я убедился, что хоть кто-то в министерстве имеет представление об элементарной вежливости. А то я уж было подумал, что здесь служат одни варвары.

Растеньице на эту эскападу ничего не ответило, а вот Блайли метнул в его сторону яростный взгляд. Он бы с удовольствием вылил принесенную воду на голову наглецу, однако положение обязывало, поэтому сдержал себя и только молча протянул массивный сосуд, сделанный из самого дешевого стекла (как заметил Малфой). Тщетно Драко следил за реакцией аврора — похоже, того сегодня интересовали вопросы куда более важные, нежели булавочные уколы молодых аристократов. Так и не дождавшись ответа на свой выпад, разочарованный свидетель в два счета осушил кубок и широко улыбнулся:

— Судя по вашему выражению лица, вы услышали на допросе Грейнджер какие-то милые подробности. И, похоже, они вас не слишком обрадовали. Так о чем там шла речь? О свадебном подарке Снейпа? Или о том, как Гермиона пила чай с моей матерью? А может о том, каким образом прозрели Поттер и Уизли?

То, что попал в точку, Малфой понял сразу: выражение глаз Блайли из испытующего стало озадаченным, отчего улыбка Драко стала только шире.

— Вы что, действительно верите в то, что Грейнджер могла скрыть от этих двух непроходимых идиотов такое событие, как замужество? Они могут быть законченными тупицами, но даже я могу признать, что постоянная паранойя в конечном итоге окупается. Без конца отсутствуя в Хогвартсе, Гермиона вела себя более чем подозрительно. Соответственно, привлечь к себе внимание и разбудить их любопытство своими частыми исчезновениями было всего лишь вопросом времени. Что же касается меня, то я безмерно рад только одному — что я к этому бедламу не имел ни малейшего отношения.

Его чуть не передернуло при воспоминании о тех днях, но, будучи Малфоем до мозга костей, он сам же и посчитал подобное поведение недопустимым. Особенно сейчас, когда отец завысил планку еще больше. Поэтому он ограничился лишь глубоким вздохом и нахмуренными бровями: для проявления эмоций этого было вполне достаточно.

* * *

Не прошло и недели, а Люциус, сам того не подозревая, оказался надежно зажат в маленькой, но крепкой ручке молодой супруги. Блистательный триумф мисс Грейнджер, который мог бы войти в анналы магического мира! Самым же примечательным стало то, что Люциус при этом свято верил в свое могущество и неограниченную власть над молодой женой. А Гермиона всячески поддерживала эту иллюзию, находя ее весьма очаровательной. По идее, она теперь могла бы почивать на лаврах (ибо безоговорочное подчинение Люциуса Малфоя, несомненно, заслуживало подобной почести), но вот беда: деятельная по природе, она никак не собиралась довольствоваться одной только этой победой. Отдыхать или бездельничать — удел слабаков, и она прекрасно понимала, что если бы была слабой, то никогда б не вышла так счастливо за бывшего Пожирателя Смерти.

А тут еще следующее испытание не заставило себя ждать: задача, с которой она столкнулась, вернувшись однажды вечером в Хогвартс, обещала стать такой же непростой, как выйти замуж за Люциуса.

Ничто сперва не предвещало никаких сложностей. Гермиона, как обычно, прибыла уже после захода солнца и, стараясь производить как можно меньше шума, тихонько пробралась полутемными коридорами к своей комнате. Вокруг царила тишина, и она, уверенная в том, что ее возвращение в очередной раз прошло незамеченным, позволила себе немного расслабиться, благо что до двери остались считанные шаги. С легким сердцем она достала из кармана мантии ключ, как внезапно услышала шорох и следом за ним возглас:

— Гермиона!

От неожиданности та даже присела, но быстро сообразив, что это всего лишь ее друзья, перевела дух.

— Гарри, Рон, что вы здесь делаете так поздно, да еще и без мантии-невидимки? Скоро полночь, и если Филч вас увидит, то неприятностей не оберешься. Думаю, вам нужно пойти к себе. И как можно скорее, — привычным менторским тоном закончила она, но странная интонация, с которой к ней обратился Гарри, заставила ее насторожиться.

— Ну да, — кивнул он. — Действительно. Скоро полночь. И ты только сейчас вернулась в замок. Ничего не хочешь нам сказать?

— Я была в биб...

— Если ты говоришь о библиотеке, то мы ее проверили — тебя там не было.

Это уже Рон. И помоги ей Мерлин, если он раздражен из-за того, что она пришла так поздно, а не оттого, что ему все-таки пришлось заглянуть туда, где царствовали книги и пергаментные свитки.

Девушка горестно вздохнула и покачала головой:

— Боюсь, вы не поймете...

— А ты попробуй.

— Эм-м... В таком случае, нам стоит зайти внутрь — вряд ли у меня получится хоть что-то объяснить, стоя на пороге.

Как только они вошли в комнату, Гермиона, со свойственной ей ответственностью, начала обстоятельную подготовку к предстоящему разговору, принимая его за еще один интересный опыт. Из которого она должна была выйти только победителем и не иначе. Деловито зажгла горелку и достала две чашки. Пока гости озирались по сторонам, недоумевая, почему такой, казалось бы, простой вопрос вызывает столько хлопот, Гермиона приготовила и налила им травяной настой без кофеина (чтобы компоненты смеси не вступали в контакт с элементами трав) и, пробормотав под нос классическое "Si vis pacem, para bellum", на всякий случай добавила туда щепотку некоего порошка. Который она сама и разработала. Честно говоря, это была всего лишь Елейная смазка Григория смешанная с порошком ванили, но предосторожность никогда не бывает лишней.

Вот теперь, полностью готовая к любым вопросам, Гермиона перевела дух и понимающе усмехнулась, наблюдая, как внезапная проблема в лице лучших друзей с неприкрытым восхищением все еще оглядывается по сторонам. Не удивительно — эту комнату она, можно сказать, "отвоевала" для себя в ходе четырехчасовой дискуссии с Дамблдором, когда узнала, что на пост старосты факультета выбрали совсем другую претендентку. Директор только руки развел, услышав доводы лучшей ученицы на курсе. И, побежденный железной логикой вкупе с не менее железными аргументами, наконец сдался. Вот почему вышеупомянутая особа, к вящему своему удовольствию, и обитала здесь с некоторых пор. Разумеется, мисс Грейнджер отдавала себе отчет в том, что не настолько коммуникабельна и не обладает достаточным количеством свободного времени, чтобы занять эту должность, однако... Вот уже много лет она мечтала о том, как будет жить в комнате старост, и обладание этим великолепным (и, главное, рассчитанным на одного постояльца) помещением превратилось для нее в некую цель. А целей, как и решения поставленных задач, эта настырная особа добиваться умела. Временами ей казалось, что нет такой вершины, что не покорилась бы ей. Гермиону даже иногда разбирало любопытство — чего бы еще, такого же масштабного и выдающегося, как ее брак, пожелать, чтобы потом так же безукоризненно претворить в жизнь? Разве что получить должность в Министерстве магии? Мысль казалась заманчивой, но с подобными честолюбивыми планами ей следовало пока повременить: как-никак на носу ЖАБА, а сочетать завоевание мира с экзаменами дело и непростое и хлопотное.

— Итак, — решительно начала она, осторожно протягивая мальчикам чашки, над которыми вились тонкие струйки пара, — итак, что именно вы хотите узнать?

— Какого дьявола ты вечно где-то пропадаешь? Чем таким можно заниматься, что тебя даже на Карте не сыщешь? — не менее решительно спросил Гарри.

— Сначала выпейте чай, а потом я скажу.

— Забавно пахнет, — принюхавшись к содержимому чашки, заметил Рон.

— Ничего удивительного, — пожала плечами Гермиона, — он травяной. Не бойся, пей.

— Да у него еще и вкус забавный, — сделав глоток, скривился Уизли.

— Пейте, иначе я ничего не скажу, — отрезала упрямица и скрестила на груди руки.

Гарри недоверчиво следил за попытками Рона отпить еще немного этого странного напитка и подозрительно косился на хозяйку комнаты. Однако, не найдя в ее лице ничего такого, что указывало бы на грозящую им опасность, сокрушенно вздохнул и тоже пригубил из чашки.

Гермиона подавила улыбку — приятно осознавать, что друзья все еще доверяют тебе. И теперь только от нее зависело, сумеет ли она своими объяснениями сохранить это доверие и впредь, или же их, знаменитая на весь Хогвартс, дружба прямо сейчас канет в Лету.

— Итак, — задумчиво повторила она. — С чего бы начать...

— Может, с начала?

— Не смешно, Рон. Хотя начало и в самом деле было немного ужасающим. В середине истории все намного интереснее.

Мальчики переглянулись и оторопело уставились на Гермиону. А та, памятуя известное правило: "нападение — лучшее средство для защиты", надеялась только на то, что, пробуждая в их сердцах угрызения совести, она тем самым не позволит им разозлиться, когда они узнают о ее новом статусе.

— Может быть, ты и прав на этот раз, и хоть это не совсем начало, но все же... — задумчиво проговорила она. — Рон, помнишь ту неделю после окончания войны, когда мы с тобой пытались встречаться?

— Угу, — кивнул тот, не совсем понимая, куда она клонит.

— А помнишь, какими жалкими и несчастными мы тогда были?

Еще один кивок.

— Помнишь, когда мы оба пришли в себя, ты сказал, что мне, вероятно, нужен кто-то другой, кто-то вроде разносторонне одаренного интеллектуала?

— Я не помню точно, но не совсем уверен, что это было сказано в таком... — запротестовал Рон, но Гермиона прервала его на полуслове:

— На самом деле фраза прозвучала так: "Удачи в поиске парня, которому плевать на весь тот бред, что ты несешь". Причем именно это ты и подразумевал. Не скрою, мне было ужасно обидно, но со временем я тебя простила...

"Похоже, он не на шутку огорошен, — удовлетворенно подумала Гермиона, глядя на его ошарашенную физиономию. — Отлично! Именно этого-то я и добивалась".

И с удвоенным пылом продолжила:

— Я хочу сказать, что нашла способ заполучить в личное пользование человека, которому поневоле придется выслушивать мой "бред", — тут она изобразила в воздухе кавычки. — Независимо от того, хочет он этого или нет. Причем, для него это единственный выход, если он не хочет остаться изгоем в глазах общества. Война, знаете ли, многих лишила былого величия и блеска.

— Значит, если мы правильно поняли, ты договорилась с кем-то из этих идиотов бывших Пожирателей Смерти, что вернешь ему былую славу в обмен на выслушивание твоей нескончаемой болтовни?

— Именно. Хотя я предпочла бы другое объяснение.

— Какое же? — насмешливо ухмыльнулся Рон.

Гермиона вспыхнула и запальчиво проговорила:

— Смею вас уверить, что с помощью некоторых средств мне удалось надежно привязать его к себе.

— И как? — подозрительно прищурился Рон. — Нерушимым обетом, что ли?

— Разумеется, нет. Нерушимый обет при желании можно обойти, а мне нужно было более надежное поручительство. К тому же долгосрочное.

— Насколько долгосрочное?

— Брак.

В воздухе повисла гнетущая тишина. И Поттер и Уизли, пребывая в полнейшем ступоре, так долго смотрели на нее, что у Гермионы закралась мысль, не слишком ли много эссенции Конфундус она положила в чай.

— Ты...

— Ты замужем?!

Гермиона энергично кивнула — если и должно было прийти время для принятия зрелых решений, то оно наступило именно сейчас.

— Прошу прощения у вас обоих, что не пригласила на свадьбу, но это могло вызвать некоторое неудовольствие со стороны моего мужа. В те дни у меня не было еще такого влияния на него, как сейчас.

— Но... Гермиона... Ты правда замужем?

— Да, Рон. Правда. И, похоже, это было самое малое, чтобы предотвратить новую войну.

— Гермиона, ты не должна была...

— Гарри, поверь, мне пришлось это сделать. После разговора с ним я поняла, что это единственный выход. И другого быть не могло.

Переваривая услышанное, ребята потрясенно замолчали. Тем не менее, несмотря на количество принятого ими зелья, инстинкты и интуиция первоклассных игроков в квиддич позволили им сохранить ясность мысли. Именно поэтому следующий вопрос не заставил себя ждать.

— В таком случае... Кто?..

Гермиона глубоко вздохнула и словно в ледяную воду нырнула:

— Малфой, — отрывисто бросила она и впилась взглядом в непонимающие лица мальчиков.

— Ты вышла замуж за Драко? — присвистнул Рон. — Тогда не удивительно, что он не в себе в последнее время.

— Нет, не за него.

— Тогда за кого?

— За его отца, — досадуя на их недогадливость, сердито ответила Гермиона.

Она сосчитала про себя до четырех, когда разразилась буря:

— Люциус Малфой!

Удивительно — Гарри, а ведь ему-то она как раз отвела только сорок процентов вероятности, что он взорвется первым. Хотя, надо признать, он всегда предвосхищал ее ожидания.

— Но... — подхватил Рон, правда, не так уверенно и громко, как раньше: должно быть, чай все-таки подействовал, и Гермиона поздравила себя с идеей добавить туда немного Успокоительной эссенции.

— Мы никогда не попросили бы тебя... — испытывая неуютное чувство вины поспешил оправдаться Гарри, хотя она ни единым словом не намекнула ему, что он имеет к этому событию хоть какое-то отношение.

— Люциус Малфой! — красноречия Рона хватило только на этот негодующий вопль, и Гермиона закатила глаза: судя по его запоздалой реакции, Успокоительной эссенции следовало положить в два раза больше.

Она дала им еще три минуты, чтобы они выпустили пар, и, посчитав, что и так затянула со временем, невозмутимо продолжила:

— Да, Люциус Малфой. Разумеется, ничего подобного мне и в голову не приходило, когда я начала с ним общаться, но вскоре поняла, что у меня попросту нет другого выхода. Однако, вы не стали бы так кипятиться, если б узнали, что я приняла все надлежащие меры предосторожности и теперь держу его на коротком поводке совершенно не опасаясь за свою жизнь.

Гарри молча буравил ее взглядом и только неодобрительно сопел, пытаясь сложить в голове картину под названием "Гермиона Грейнджер — жена Люциуса Малфоя". Получалось плохо, и в мозгу не укладывалось от слова "совсем".

— Брось, ты же не всерьез это говоришь? — недоверчиво спросил Рон, и тогда Гермиона, которую этот бессмысленный спор начал уже утомлять, расколдовала свое умопомрачительное кольцо и без обиняков сунула его им под нос.

— Знаете ли вы, что Люциусу пришлось снять с него восемнадцать темномагических заклинаний, прежде чем я смогла его надеть? Судя по всему, до меня еще ни один магглорожденный не только не носил его, но даже и не прикасался.

— Мерлин! — снова присвистнул Рон. — Да этот камень размером с Гриндилоу!

— Не преувеличивай. Хотя камень, конечно, впечатляет. И даже немного раздражает — оно вечно болталось на пальце то и дело угрожая свалиться, поэтому мне пришлось его заколдовать. Но даже и тогда оно крутилось и царапало пергамент, пока я работала над домашним заданием.

Мальчики с любопытством рассматривали старинную вещицу. Теперь интерес их лежал уже в несколько иной плоскости:

— А это что? Герб Малфоев?

Гермиона кивнула:

— Ну да. Немного вычурно, вам не кажется? Все эти змеи, драконы и прочая геральдика... Я согласилась бы на что-нибудь попроще, но муж и слышать не хотел о другом кольце. Хотя... — тут она лукаво усмехнулась, — может быть, в следующем месяце мне удастся его уговорить...

Увлекшись объяснениями, Гермиона совсем выпустила из виду недовольных ее поступком ребят. Глядя на их хмурые физиономии, она наивно полагала, что ей придется спорить с ними по поводу безвкусной отделки фамильного артефакта, и тем самым совершила грубейшую ошибку. Пока она мысленно готовилась к очередному раунду перепирательств, мальчики переглянулись и, придя к решению, которое может возникнуть только у схожих по характеру людей, одновременно выхватили палочки.

— Инкарцеро!

Гермиона и ахнуть не успела, как ее тело с головы до ног опутали веревки с символической расцветкой Гриффиндора.

"Пикси их покусай! — подумала она. — Да и я хороша, нечего сказать: потеряла бдительность, за что и поплатилась. Но, Мерлин мне свидетель, в следующий раз я так увеличу мощность чая, что они и рта раскрыть не смогут, не говоря уж о том, чтобы пользоваться палочками. И все же, в какой именно части формулы зелья я так просчиталась?"

Ход ее размышлений был прерван заговорщическим шепотом ее же лучших друзей, и Гермиона, все еще пытаясь освободиться от пут, раздраженно выдавила:

— Ну?.. И что вы теперь будете делать?

Терпение ее было уже на исходе, но, собрав волю в кулак, она постаралась говорить как можно спокойнее, чтобы не сорваться и не устроить тут погром. В конце концов, оказаться в Азкабане за убийство "Мальчика-Который-Выжил" в ее планы никак не входило.

— Ничего себе! Гарри, ты слышал? — ошеломленно вытаращился Рон. — Она даже говорит как он!

— Еще бы! — незамедлительно отозвался Поттер. — Насколько мы поняли, она и есть он. Нам остается только сесть и подождать, пока не рассеются чары Оборотного. Вот тогда мы и узнаем, что делать дальше.

Гермиона вздохнула — если ребята уперлись, доказывать им бесполезно. Оставалось только ждать, пока они наконец поверят в то, что она им сказала.

Ночь предстояла быть долгой.

* * *

— Мисс Грейнджер, не могли бы вы рассказать, как мистер Поттер принял известие о вашем браке с отцом его школьного недруга?

Гермиона многозначительно приподняла бровь.

— А как, думаете, он мог это принять? Потребовалось несколько часов жарких споров и случайно выпущенных заклинаний, прежде чем он просто захотел мне поверить. И когда это все же случилось, ему понадобился целый день, чтобы переосмыслить услышанное и решить, стОит ли вообще смотреть в мою сторону.

— Что ваши друзья сказали о Хелен?

Гермиона махнула рукой:

— О, прошла добрая половина ночи, пока они приняли тот факт, что я и есть Хелен. Еще полночи ушло на просмотр потрепанных выпусков "Ежедневного пророка", в которых о ней говорилось. Ребята сопоставили события, указанные в газете со своими воспоминаниями о моем отсутствии в Хогвартсе и убедились, что я не лгу. Хотя, надо отдать им должное, я весьма впечатлилась тем, насколько профессионально они это проделали. Во всяком случае, министерству до них далеко, — не удержавшись от сарказма, ввернула мадам Малфой и с вызовом уставилась на аврора.

Тот пошел пятнами, но сдержался и лишь хрипло каркнул:

— А потом?

— Когда они поняли, что я говорю правду, только тогда поверили, что я действительно замужем за Люциусом Малфоем и не нахожусь под какими-либо чарами или заклинаниями, контролирующими разум либо поступки. Откровенно говоря, я очень довольна, что судебное разбирательство подходит к концу, и с моего дорогого супруга будут сняты все обвинения. Но единственное, о чем я сожалею, так о необходимости присутствовать на этом постыдном фарсе! — раздраженно закончила Гермиона.

— Успокойтесь, мисс Грейнджер! — попытался остудить ее пыл Блайли, но ту уже было не остановить.

— Не вижу смысла, — отрезала она. — Если вы все еще сомневаетесь, что Гарри принял мой брак, тогда спросите его сами, когда он вернется. Из отпуска, который, к вашему сведению, ему предоставила я.

— Избавляетесь от свидетелей, мисс? — ехидно поддел ее аврор.

— Нет! В этом нет ни малейшей необходимости, — парировала Гермиона. — Буквально несколько дней назад Гарри посетовал, что глубоко разочарован школой, дающей знания любого рода, кроме знания жизни. А сколько предложений работы он упустил из-за бесконечных интервью и, не побоюсь этого слова, нездорового внимания со стороны обывателей к его персоне? В его случае путешествие — самое лучшее, что может восстановить силы и успокоить нервы. Я обязана ему не только потрясающей дружбой, но и жизнью, поэтому, то, что я помогла ему уехать, это всего лишь малая часть от того, чего мне по-настоящему хотелось бы для него сделать...

— Посмотрим, — прогнусавил аврор.

Кровь бросилась Гермионе в голову. Она выпрямилась и приподняла бровь настолько знакомым образом, что зрителям стало не по себе от такого сходства. Им оставалось только догадываться, сколько еще, оставшихся за занавесом, привычек и манер она могла перенять у человека, которого сейчас так яростно защищала.

— Довольно, — гневно прошептала мадам Малфой, смотря на служителя закона с тем выражением, которое, если описать словами Мольера выглядело не иначе как: "Когда б глаза могли кусаться, меня бы он, наверно, съел!" — Довольно. Через пять минут я выйду из этой двери, чтобы отыскать своего мужа, поэтому, если вы хотите спросить меня еще о чем-нибудь, мой вам совет — подбирайте вопросы с умом.

* * *

— Итак, вот мы и подошли к главному: все бумаги, касающиеся моего брака с Гермионой, в полном порядке. Кроме того, мое, так называемое предательство, ничем и никем не доказано (иначе, я давно уже был бы в Азкабане). А вот пресса прознала кое-какие подробности того, что здесь происходит, и уже собирается дать анонс в газеты...

Ровный, спокойный голос Люциуса, действовал на его слух, как скрежет железа по стеклу. Аврор нахмурился. А Малфой, наблюдая за игрой его мимики, тем временем сделал для себя заключение следующего порядка: "Вот, пожалуй, единственное выражение, которое удалось этому несчастному. Да и то, вполовину не так хорошо, как это получается у меня. Чего уж говорить об остальных его гримасах, что я был вынужден лицезреть столь долгое время... Чепуха да и только. Нет, можете мне говорить все, что угодно, но определенно есть род лиц, кому это высокое искусство никогда не постичь. Сколько бы они ни пытались".

Придя к такому выводу, Люциус самодовольно приосанился и самым любезным тоном заметил все еще мрачному аврору:

— Насколько я знаю свою дорогую женушку (а могу вас заверить, что знаю), именно в этот момент она требует моей свободы. И поскольку терпение не входит в число моих добродетелей, я никогда не стремился привить это качество ей. Поэтому, разумеется, только из самых лучших побуждений, предлагаю вам закончить с разбирательством моих несуществующих грехов как можно скорее. Если, конечно, вас не прельщает перспектива остаться без работы.

Аврор недоверчиво хмыкнул и потянулся за очередной папкой документов.

Пустой, ничего не выражающий взгляд аврора ее даже не задел: по-другому смотреть он просто не умел. А вот сама юная особа могла посмотреть так, что делала честь всему роду Малфой.

— Я бы посоветовал вам воздержаться от угроз сотрудникам министерства, — невнятно просипел Блайли и отвел глаза. Но даже такой малости Гермионе хватило понять — она победила!

— Однако, — насмешливо продолжил он, — поскольку разбирательство подходит к концу, мне остается обсудить с вами последний вопрос.

Гермиона фыркнула. Разумеется, приличия не допускали подобного поведения, но сдержаться у нее не хватило сил: ее собеседник оказался всего лишь самодовольным хлыщем. На прочее его уже не хватало. Да, он по-прежнему оставался для нее раздражающим типом, задающим оскорбительные вопросы и при этом совершенно не представляющим, какими полномочиями она вскоре станет наделена, но... Прежде чем она выйдет из кабинета, ей все-таки придется подчиниться представителю закона. Пусть даже это и составит пять минут (ровно столько она дала себе на то, чтобы уладить последние формальности, и ни мгновением больше!).

Мадам Малфой автоматически покрутила на пальце обручальное кольцо и кивнула:

— Я слушаю.

— Не могли бы вы рассказать о событиях, что привели к раскрытию вашей личности? Почему заклинание "Не признай" перестало действовать?

— Странно, мне казалось, это самая простая часть истории моего замужества, — наивно распахнула глаза Гермиона. — Но поскольку вы и в самом деле неимоверно глупы, мне придется исправить это упущение.

Она глубоко вздохнула. Подробности были еще слишком свежи в памяти, и она снова на какое-то время ощутила то чувство разочарования, которое охватило ее в тот день. Но она никогда не стала бы лучшим другом для Рона и Гарри, если б не изобретала всякий раз все новые и новые способы избежать неприятностей.

— Я и Люциус прекрасно знали, что время секретности нашего брачного договора истекает. Возможно, именно благодаря этому, мы и решили принять приглашение на званый обед, устроенный в нашу честь бывшим бизнес-партнером мужа, мистером Элиасом Барнумом. Вечер должен был состояться в ресторане "Магнифик", владельцем которого, собственно, и является мистер Барнум. Мы подумали, что весьма символично покончить с тайной там же, где она и началась когда-то.

* * *

— Ты уверен, что мы поступили мудро? — прошептала Гермиона на ухо мужу, когда вечер подошел к концу и гости стали собирать вещи, чтобы отправиться по домам.

С четой Малфоев Элиас уже попрощался и теперь учтиво помогал молодой вдовушке надеть отделанное соболями манто. Супруга его, миссис Барнум, на чьих костлявых плечах, точно на вешалке, покоился роскошный боа, смотрела на него с тем выражением, которое на лице более живом могло сойти за презрение.

При других обстоятельствах эта сценка Гермиону только позабавила бы, но сегодня, когда она должна была наконец обрести свое настоящее имя, девушка места себе не находила. Натянуто шутила, вымученно улыбалась.

— Перестань нервничать, — вполголоса обратился к ней Малфой. — Ночь скоро закончится, и для паники нет никаких причин. Если б я не был уверен в том, что все пройдет гладко, нас можно было бы смело назвать безумцами: прийти сюда накануне оглашения! Не беспокойся, до этого момента чары не рассеются. Не думаю, что кто-то сможет их разрушить за оставшееся время — ведь до утра осталась буквально пара часов, и шансы на то, что тебя увидят в истинном облике ничтожно малы.

— Думаешь? — с надеждой взглянула на него Гермиона.

Люциусу очень захотелось рассмеяться, но их окружали люди вряд ли способные оценить подобную вспышку веселья. Поэтому он ограничился подбадривающей улыбкой. Его милая женушка так редко нуждалась в заботе, что каждую попытку оказать ей хоть какую-то услугу он ценил на вес золота. До женитьбы Малфой и предположить не мог, насколько самостоятельна эта юная леди. Вот почему любое проявление слабости с ее стороны давало ему возможность хоть немного почувствовать себя по-настоящему заботливым мужем, а не принцем-консортом, каким он себя иногда ощущал.

— Если честно, шансы просто астрономические, — покрывая оголенные плечики супруги синим бархатным плащом, прошептал он ей на ухо.

Гермиона посмотрела ему в лицо — глаза его смеялись. Тогда она перехватила инициативу в свои руки и на виду у всех чмокнула его в подбородок. Случайные свидетели этого действа тут же разделились на два лагеря. Женщины закивали, бормоча при этом что-то одобрительное, в то время как мужчины, лицезревшие столь слащавое зрелище, закатили глаза: одно дело презирать Малфоя за деньги и влияние, и совсем другое — ненавидеть за то, что он выставляет их перед женами в дурном свете.

Однако влюбленные даже не заметили, какой камень бросили в это стоячее болото, а просто еще раз простились с любезным хозяином. Люциус чинно подхватил супругу под локоток, и чета Малфоев, откланявшись, удалилась. В предвкушении еще одного приятного вечера, проведенного в чудовищных апартаментах хозяина особняка (выполняя домашние задания, разумеется, — прочие занятия Гермиона разрешала только после двух часов интенсивной учебы: ведь, что ни говори, ЖАБА уже были не за горами!), они настолько увлеклись друг другом, что не заметили стайку репортеров, караулящих разбредающихся гостей в поисках очередной сенсации. И ожидания представителей прессы, к слову, оправдались в полной мере.

Пока наша пара отбивалась от невесть откуда взявшихся газетчиков, засЫпавших их вопросами (начиная от любимого цвета Хелен и заканчивая предположениями, что таинственная спутница Люциуса — это новая форма Сами-Знаете-Кого), некая журналистка, беззастенчиво разглядывавшая подругу Малфоя, вдруг поймала себя на ощущении дежа-вю. Перманентная блондинка в очках, вооруженная зеленым пером, призналась себе, что это странное чувство возникает у нее когда она видит мисс Райт вблизи. В первый раз так случилось, когда молодая женщина очень уж приметно улыбнулась. В другой — когда какой-то недоросль написал ей гневное письмо после выхода статьи о разрыве отношений столь заметных особ. И вот сейчас Рита прямо-таки физически ощутила присутствие хорошо знакомого человека. Особенно когда благородная синева плаща Хелен сделала ее моложе, ярче, величественней. Словно та присутствовала на балу. Рождественском или... Костюмированном?

— Гермиона Грейнджер? — тупо произнесла она ни к кому конкретно не обращаясь.

Это, скорее, были размышления вслух, нежели подкрепленная фактами уверенность, но "Хелен" тут же повернулась к ней с видом одновременно и оценивающим и испуганным. Вот теперь Рите все стало ясно. Лицо ее приняло злорадное выражение — она поняла, кто именно скрывается под именем Хелен Райт. Поэтому ехидно подмигнула и торжествующе воскликнула:

— Гермиона Грейнджер!

В тот же миг чары рассеялись, и Гермиона предстала перед окружающими в своем истинном облике.

Не вдаваясь в подробности разразившегося вслед за разоблачением скандала, отметим, что когда наши мистификаторы вырвались наконец из возбужденной толпы, то мнения их сошлись в одном: начиная с завтрашнего утра их жизнь уже никогда не станет прежней...

* * *

— Знаете, в чем ваша проблема? — подперев ладонью щеку, доверительно спросил Драко. — В том, что вы не понимаете очевидного. Видите ли, оба они, и отец, и Грейнджер, несмотря на многие различия, очень похожи по своей природе. Таких редкостных манипуляторов только поискать. Я не говорю уж об остальном... У них поразительная общность взглядов, в особенности на некоторые вещи. И в этом нет ничего удивительного — подобные вкусы, какими они обладают в достаточной мере, просто обязаны были притянуться друг к другу. Чем больше я наблюдаю за ними, тем больше прихожу к выводу, что они все равно стали бы парой даже без моего вмешательства.

— Вы действительно верите в это? — недоверчиво осведомился аврор.

— Конечно. Вы все никак не можете взять в толк, что истина лежит на поверхности. Дело ведь не в том, что отец женился во второй раз, или что его женой стала Грейнджер, моя ровесница. И уж тем более не в том, что он якобы использует ее. А в том, что он ее любит. Искренне и преданно. Всей душой. При других обстоятельствах это могло стать трагедией для всего рода, но, хвала богам, времена изменились, и у него хватило ума выбрать достойную женщину, обладающую всеми теми качествами, которыми должна обладать его супруга.

— Неужто любовь может оказаться настолько ужасной? — сыронизировал аврор.

— Похоже, вы забыли, о ком идет речь. Мой отец, Люциус Абраксас Малфой, не тот человек, которого я считал способным на сильные чувства в целом, не говоря уж о любви. Я и представить не мог, что он может влюбиться в кого-то! Хорошо ли это? Понятия не имею. Но если б в самом начале этой истории я знал, что он и в самом деле воспылает к ней страстью, и (что самое невероятное!) Грейнджер ответит ему взаимностью, я бы их заколдовал.

Драко остановился, обежал невидящим взглядом маленькую, мрачную комнатку и внезапно широко улыбнулся:

— И все же я не стал бы ничего менять. Отец любит ее, он счастлив. К тому же его счастье никоим образом не вредит дальнейшему процветанию семьи. Чего еще мне желать? Ведь мой план увенчался успехом. Откровенно говоря, даже если б он женился на Джиневре Уизли (снизойди на нас такая благодать), мне было абсолютно все равно. Хотя, конечно, Уизли в качестве мачехи никогда не сравнилась бы с Грейнджер.

Он уже намеревался развить эту тему, чтобы более обстоятельно разъяснить, чем именно Джинни уступает Гермионе, как его внимание привлек шум за дверью. Чей-то грубый и сердитый голос, больше напоминающий собачий лай, нежели человеческую речь, время от времени прерывался спокойным и мелодичным. О, этот тембр, в котором сквозь шелк всегда можно было услышать оттенок стали, Драко узнал бы из тысячи, и потому ухмылка на его лице стала еще шире.

— Слышите? — поднял он указательный палец и, вытянув шею, замер. — Слышите? Похоже, пришла моя маленькая, хитроумная мачеха. А значит, наша с вами беседа подошла к концу.

— Но... — попытался было возразить аврор, совсем еще молодой человек, возрастом едва ли старше самого Драко.

Однако тот уже поднялся со стула и улыбнулся представителю закона самым нахальным образом.

— Даже не пытайтесь, — категорически возразил он. — Но если уж вам так хочется получить порцию ядовитых реплик, то пойдите и объясните моей новой мамочке, почему так долго удерживаете меня здесь. То еще будет зрелище!

Словно в подтверждение его слов дверь распахнулась, и Гермиона — точная копия рассерженной Королевы Хаоса — шагнула в комнату. Глядя на ее воинственный вид, аврор счел за благо воздержаться от каких-либо попыток (впрочем, как и от унижения) отвечать на слова Малфоя.

А тот шутливо поклонился вошедшей и, продолжая ломать комедию, отсалютовал ей несуществующей шляпой:

— Приветствую тебя, мачеха!

— Драко, — сдержанно начала мадам Малфой, изо всех сил пытаясь скрыть улыбку. Скрыть получилось плохо, но она все-таки справилась. — Драко, что я говорила насчет того, чтобы ты не называл меня мачехой?

— А что такого? Разве ты не гордишься мной, мачеха?

— Не думаю, что ты действительно хочешь услышать ответ, — положила конец его легкомысленному веселью Гермиона. — А теперь поторопись. Люциус уже ждет нас у лифта, и ты хорошо знаешь, как он относится к ожиданию.

Драко кивнул, и пара вышла из комнаты (для вещей более важных и лучших), даже не попрощавшись. А аврор, провожая их застывшим взглядом, так и остался стоять соляным столбом. Вечером, в пабе, сидя за бутылочкой сливочного пива, он, конечно, расскажет любопытным о допросе молодого Малфоя, и при этом утаит самое главное: гораздо приятнее прослыть проигравшим в дуэли с новой хозяйкой Малфой-мэнора, чем признать, что ты очнулся от ступора спустя добрых четверть часа. Причем, вместо того, чтобы доложить начальству о том, что пресловутая миссис самовольно увела свидетеля, трусливо ретировался в курительную, где и просидел до обеда, мысленно составляя текст объяснительной. Но, так или иначе, в глазах завсегдатаев паба он навсегда остался героем.

* * *

Люциус нетерпеливо постукивал тростью о ладонь. День, как он и предполагал, оказался тяжелым. Во-первых, говорить правду, да еще и в таком количестве, ему было непривычно и утомительно. А во-вторых, он скучал по обществу милой женушки. И хотя он прекрасно понимал, почему она не захотела, чтобы ее "расспрашивали" в поместье, тем не менее, ему было ужасно одиноко в своей огромной супружеской кровати. А может, все дело в том, что он стал слишком зависим от нее? Здравый смысл подсказывал — это не так. Но, несмотря на все его рассуждения по этому поводу, зависимость была не тем злом, которому его научил предыдущий опыт. Во всяком случае, по сравнению с предшествующим браком, сейчас у него появилось множество преимуществ. Он вспомнил, как стремительно Гермиона влетела в комнату и "спасла" его от допроса, дав такую отповедь аврору, что, слушая ее остро заточенные фразы, Люциус испытал нечто похожее на гордость. Судя по ее настрою, она способна была сжечь дотла все здание, лишь бы их перестали донимать расспросами и оставили наконец в покое. Слава Мерлину, она этого не сделала и тем спасла репутацию семьи. Люциус покачал головой: несмотря на воспитательный процесс, супруга все еще оставалась убежденной гриффиндоркой, и временами он находил это весьма неприятным.

— Надеюсь, теперь ты доволен? — неожиданно прервал его размышления язвительный голос.

Северус. Как всегда непредсказуем и полон сарказма. Люциус усмехнулся и кивнул:

— Очень. Хотя, похоже, мне стоит устроить супруге основательный отдых, чтобы она смогла прийти в себя после всех этих разбирательств.

— Ну да, — подтвердил Снейп. — Ее допрашивал Блайли.

Люциус поморщился:

— Ужасно неприятный тип.

Если учесть, что в жизни он был знаком с огромным количеством неприятных людей, то его замечание, несомненно, имело свой вес. Северус, однако, не проронил ни слова. Оба они, пользуясь случаем, наслаждались тишиной небольшого вестибюля, прекрасно зная, что как только войдут в Атриум, затишье тут же закончится.

— Как я понимаю, ваша мистификация закончена, и личность твоей жены раскрыта, — заложив по обыкновению руки за спину, задумчиво проговорил Северус. — Имена должны были появиться в брачном реестре сегодня утром, и если бы не досадное недоразумение в лице мисс Скитер, то все могло пройти благополучно. Но одного я только не могу понять — почему ты выбрал такой неудачный день? Почему именно понедельник?

В ответ Люциус лишь хитро улыбнулся и промолчал.

К счастью, ждать им долго не пришлось. Уверенные и ровные шаги Гермионы прозвучали в коридоре задолго до того, как она вышла из-за угла и оказалась в поле их зрения. Но когда это произошло, их взгляду предстала любопытная картина: миссис Малфой, элегантная и ослепительная в своем новом костюме от мадам Малкин, шла впереди, а следом за ней, донельзя похожий на задорного щенка, шествовал Драко.

Это зрелище почему-то доставило Снейпу удовольствие, хотя восторженное восклицание его бывшей ученицы при виде мужа и подпортило ему впечатление. Несмотря на то, что он, в общем-то, уже привык к публичному проявлению их обоюдной привязанности, все-таки это было неприлично. А поскольку вуайеризм не являлся чертой его характера, он громко прочистил горло, коротко кивнул Драко и трансгрессировал: их планы, если таковые имели место быть, его уже не интересовали. Они вполне могли завоевать мир и без его участия.

А, кроме того, ему предстояло вплотную заняться устройством личной жизни. Мысленно Северус уже составил текст речи, адресованной Дамблдору, и освобождение от Хогвартса (как и от несносных детишек!) оставалось только вопросом времени. Ну, а после того, как он обретет долгожданную свободу, мечтал он, тогда можно будет найти себе возлюбленную и счастливо провести с ней оставшиеся годы. Правда, он не относил себя к тем, кто стремится привести в свой дом жену, но это не та причина, по которой его постель должна оставаться холодной. Участие в разразившемся скандале прямо-таки гарантировало ему внимание со стороны дамского общества. А если он расскажет о предыстории этого брака, да добавит несколько воспоминаний о трагической любви юности, задача станет еще проще.

Поэтому, растворившись в хлопке трансгрессии, он с легкой душой оставил семейство Малфой наедине с их грядущим.

Счастливая пара, честно говоря, вообще не обратила на его уход никакого внимания. Они настолько были заняты друг другом, что разомкнули объятия только тогда, когда заметили, как, наблюдая за их восторгами, внезапно покраснел Драко. Все трое дружно двинулись к выходу и, пока ехали в лифте, привели в порядок слегка примятую за день одежду. После чего, полностью готовые к любым неожиданностям, вышли на арену со львами (иными словами, бессчетным множеством репортеров и зевак, коими Атриум был переполнен). Их тут же завалили вопросами, на которые они отвечали настолько уклончиво и прозрачно, что бОльшая часть этой сенсационной истории так и осталась "за кадром". Единственное, что они подтвердили, так это реальность заключенного брака, и разочарование от работы министерства, которое практически весь день терзало их расспросами.

Когда же им удалось наконец выбраться из здания, воспользовавшись неприметным входом для посетителей, радости всех троих не было предела: перед ними вилась тихая, пустая аллея, в которой можно было говорить все, что вздумается, не опасаясь ни ареста, ни появления вездесущих газетчиков.

— Кажется, все прошло хорошо, — счастливо вздохнула Гермиона. — Во всяком случае, лучше, чем я ожидала.

— Видела, как довольна пресса? — заметил Драко.

Мадам Малфой кивнула:

— И, похоже, они рады за нас, — уверенно подтвердила она. — Иногда журналисты бывают просто невыносимы, но их влияние нельзя отрицать.

— Конечно, — согласился Люциус, похлопывая жену по руке. — Особенно сейчас, когда они пытаются сделать из нас преступников. Но даже они не могут предположить, что из услышанного ими — ложь, а что — правда.

— Так что же из всего этого является правдой? — улыбнулась Гермиона.

— Ничего. Все. А впрочем, какое это имеет значение? В том, что мы им рассказали, истины ровно столько же, сколько и в любой другой истории.

— Значит, это правило работает в обе стороны? Неужели реальные события тоже содержат в себе некую часть вымысла?

— Конечно. Иначе мы не были бы так счастливы.

Гермиона задумалась. Все трое медленно шли по тенистой аллее, наслаждаясь свежим воздухом, в котором отчетливо слышался запах молодой листвы.

— Интересно, откроется ли когда-нибудь полностью все то, что случилось, — медленно произнесла она. — Мы так вдохновенно отвечали на вопросы, так хорошо все продумали, что вряд ли хоть кто-то заметил маленькие нестыковки. Думается мне, эти погрешности через пару лет тоже примут за неоспоримые факты.

— Может быть. Но мне почему-то не хочется, чтобы события, происходившие в действительности, стали известны публике. Хотя, они определенно заслуживают внимания. Тут и неудачная попытка применения Империо, и грязная история с Оборотным, а о беззастенчивом шантаже и говорить не приходится, — дернул щекой Люциус.

— Все потому, что мы не хотели бросить тень на твое имя, — оправдываясь, быстро начала Гермиона, но, увидев, как Малфой подмигнул сыну, негодующе хлопнула мужа по руке:

— Люциус!

— Я тут ни при чем, ведь все это придумал Драко, — смеясь, ткнул тот тростью в сторону последнего. — Но все же, семья есть семья, и, пожалуй, это единственное, что имеет значение в мире.

Драко попытался возмутиться, но парочка в это момент обменивалась понимающими взглядами, и его негодующий вопль пропал даром.

— Знаете, что в этой ситуации мне нравится больше всего? — продолжил старший Малфой, когда они свернули в боковое ответвление. — То, что все сказанное сегодня поможет осуществить наши планы. И шумиха, связанная с процессом, только поспособствует этому.

— Да, — кивнула Гермиона. — Меня рекомендовали Отделу тайн, чтобы я проходила там практику. И теперь, даже если б они захотели мне отказать, то сделать это у них вряд ли получится.

— Скорее наоборот, дорогая, скандал будет тебе только на руку.

— И я так думаю, — согласилась Гермиона. — Отделу не отвертеться. А как только я стану там работать, моя карьера резко пойдет на взлет. И, могу поклясться, что не позже, чем через десять лет займу должность министра магии. В этом я абсолютно уверена.

— О, да, — отозвался Люциус. — Тем более, что женщины-министра у нас не было с... какого года?

— С 1904.

— Тем более. Но, поверь, не все пойдет гладко, — продолжил он после короткой паузы. — Боюсь, одного моего влияния и твоих высоких оценок, полученных на экзаменах, будет недостаточно и нам следует готовиться к этому загодя.

— Знаю, — твердо проговорила Гермиона. — Вот поэтому все наши силы и средства отныне пойдут именно на эти цели. И потом, в глазах общественности мы должны остаться людьми, уважающими семейные ценности. Возможности здесь неисчерпаемы, от обычной благотворительности до участия во всех положительных начинаниях.

— Согласен, — одобрительно качнул головой Малфой. — А что ты думаешь о нашей семье?

— Считаю, Драко нужно остаться в поместье после окончания Хогвартса: его пребывание в мэноре укрепит позиции рода. А когда женится, сам решит, уезжать из родного дома, или нет. У нас же с тобой, через несколько лет (когда я уже твердо буду стоять на ногах), обязательно появятся дети. И это склонит ко мне симпатии окружающих еще больше, ведь к бездетным женщинам общество относится почему-то с огромным недоверием.

При упоминании о детях Люциус встрепенулся. Когда Драко был совсем маленьким, он не особо стремился принять участие в его воспитании, хотя и гордился тем, что у него есть наследник. Но теперь, будучи женатым на женщине моложе его больше чем на двадцать лет, ребенок от нее стал бы еще одним доказательством его мужской силы.

Он тепло взглянул в карие глаза Гермионы и удовлетворенно проговорил:

— Несомненно, — после чего добавил, улыбаясь:

— Знаешь, между прочим, Драко всегда мечтал о брате.

— Да ну?! — удивленно подняла брови Гермиона и перевела взгляд на пасынка.

Младший Малфой лишь отвернулся, но его порозовевшие щеки ответили на ее вопрос лучше всяких слов.

— Вот и славно, — заключила его мачеха. — Как вам имя Хьюго?

— Ужас какой, — скривился Люциус. — Амбруаз звучит гораздо лучше.

— Почему бы и нет? В таком случае... — многообещающе глядя на мужа усмехнулась Гермиона и тут же трансгрессировала.

Люциус, словно отвечая на ее вызов, величественно расправил плечи, коротко кивнул сыну и тоже через мгновение пропал из виду.

Драко остался один в аллее. Сгустились сумерки, и он, не опасаясь случайных свидетелей, негромко рассмеялся. Возможно, впервые так открыто и искренне, что даже заостренные черты его лица сгладились. Повод для радости был самый что ни на есть веский: родители (и старые, и новые) нашли свое счастье, и безмятежное будущее рисовалось самыми яркими красками.

Но вскоре улыбка его постепенно стала гаснуть, а после и вовсе превратилась в привычную для окружающих ухмылку (чтобы скрыть от домашних подозрительную веселость). Драко огляделся по сторонам и, убедившись, что за ним никто не наблюдает, четко представил себе гостиную Малфой-мэнора. Хлопок трансгрессии прозвучал в третий раз.

Все шло по плану.