Небо и земля (гет)

После сравнительно недолгих поисков он нашёл Гермиону у окна, вид которого выходил на Чёрное озеро. Девушка сидела прямо на подоконнике, обхватив руками колени и уткнувшись в них лицом. Волосы её из элегантного узла вновь растрепались волнами на плечах и спине, вздрагивавшей от судорожных рыданий. Крум тихо приблизился к ней и дотронулся до её плеча.

— Виктор? Что ты… — Гермиона подняла голову, и он увидел, что глаза у неё красные и опухшие. — Что ты здесь делаешь?

— Я искал тебя: ты так быстро ушла. Что случилось, Хермивона? Ты плакала?..

— Я… ой, — Гермиона отвела взгляд и невнятно промямлила: — Точнее… это всё Рон, то есть я… — разволновавшись, она окончательно замолчала и опустила голову.

Сам не отдавая себе отчёта, Виктор забрался рядом с Гермионой на широкий подоконник, наколдовал пару подушек, опёрся на них спиной и устроился в полусидячем положении, вытянув ноги. Девушка, изумлённая такими действиями, замешкалась. Но она была зла на Рона, а Крум казался ей неким оплотом, каменной стеной, за которой переставали быть страшны любые обиды. Поняв чувства гриффиндорки, болгарин приглашающе похлопал ладонью по свободному местечку рядом с собой.

В следующее мгновение Гермиона прилегла вплотную к стеклу, стиснула в своей ладони руку Крума и с лёгким вздохом опустила голову на его плечо. Виктор хотел было отстраниться, но взглянул на её перепутавшиеся кудри и передумал. Обнимая её, он был на удивление нежен, целомудрен и осторожен, в то время как она, дрожа, свернулась возле него. Гермиона коснулась взъерошенных волос юноши, а он мягко рисовал узоры на её ладони. Оба они неотрывно смотрели друг на друга. В объятиях его ласковых, но удивительно сильных и властных рук, с ощущением его горячей кожи, дыхание девушки сбилось.

— Ты волнуешься, Хермивона, — прошептал Крум, понизив голос, который вновь приобрёл свистящие нотки. — Я не причиняю тебе дискомфорта?

Она посмотрела на него и покачала головой:

— Нет-нет, всё в порядке. Спасибо, Виктор.

Крум не ответил. Левая его рука была под головой Гермионы, а правой он обнимал её, и она чувствовала его ароматное дыхание на своих волосах и виске. Вокруг было довольно темно — только факелы на стенах несколько рассеивали ночную тьму. Поневоле гриффиндорка ощутила страх.

— Ответь мне что-нибудь, пожалуйста, — робко попросила она болгарина.

Тогда Крум, глядя в окно, неожиданно заговорил:

— А я ведь, Хермивона, тоже часто злился и расстраивался, например, из-за неудачной тренировки. Или когда делал первые шаги в сборной страны: мне ведь тогда было всего шестнадцать… И знаешь, что помогало мне с этим справляться? Я просто пел одну песню; меня ей научил наш капитан Димитров. Хочешь, я тебе её спою?

— Ну, спой… — согласилась Гермиона и тоже поглядела в окно. Как ни странно, с их подоконника виднелся дурмстранговский корабль, весь облепленный снегом. В ярком свете луны он чётко белел на фоне озера и окрестных гор и был очень хорошо виден.

Виктор глубоко вздохнул и запел… Первый звук его голоса был глубок, но неровен и, казалось, не выходил из его груди, но принёсся откуда-то издалека, словно залетел случайно в коридор. За этим первым звуком последовал другой, более твёрдый и протяжный, но всё ещё чуть дрожащий, как струна. Наконец, понемногу разгорячаясь и расширяясь, полилась заунывная песня:

То ли ветер шумит, то ли птица

Надо мною взмахнула крылом.

Только пёрышко в небе кружится

Над давно опустевшим гнездом…

Странно подействовали эти трепещущие, звенящие звуки на Гермиону: она чуть повернулась и взглянула в лицо Виктора. Глаза его едва мерцали сквозь опущенные ресницы, но взгляд был устремлён на двор Хогвартса, где в это время началась метель. Несколько секунд Гермиона всматривалась в вихрящийся снег, а потом вдруг интуитивно запела, помогая Круму:

Завывает метель свою песню

Над простором уснувших полей

Или слышится крик в поднебесье

Улетающих вдаль журавлей?..

По тому, как просветлел взор болгарина, она поняла, что угадала верно. И на сердце тут же стало как будто легче. Вдруг вспомнился Рон, посмевший обвинить её в «братании с врагом»; но светились нежностью и поддержкой чёрные глаза, и растаяла вся злость и обида, словно и не было её.

Пройдёт печаль, растает горюшко.

Не плачь, душа; нам не впервой.

Лети легко, как птичье пёрышко,

Лети домой… Лети домой…

Улыбающаяся и довольная, она подняла голову, чтобы взглянуть на Крума, и снова опустила её ему на плечо. Виктор молчал; лишь мечтательная улыбка перепархивала по его губам. Гермиона перевела взгляд обратно на окно, где теперь уже ничего не было видно, тем более корабля. Добродушно усмехнувшись, она залилась ещё звонче, ещё слаще прежнего:

Вьюга снежными машет крылами —

Ты следа не отыщешь домой.

Крум, уловивший намёк, встрепенулся и лучезарно улыбнулся уже Гермионе:

Но зовёт нас с тобой птица-память

И летит, как стрела, по прямой.

Всё-таки подействовала его песня! От прежней тоски и раздражения, что захлёстывали девушку, не осталось и следа. Вместе с нею Виктор воодушевлённо допел припев:

Пройдёт печаль, растает горюшко.

Не плачь, душа; нам не впервой.

Лети легко, как птичье пёрышко,

Лети домой… Лети домой…

Когда смолкли последние слова песни, Виктор и Гермиона внезапно ощутили, что некая натянутость, которая до сих пор чувствовалась между ними, бесследно исчезла. Они вновь ощутили то спокойствие и волнующее счастье, овладевшее ими на балу.

— Хорошая песня… Спасибо тебе, — негромко произнесла Гермиона и погладила Крума по щеке.

— За что?

— Я сегодня впервые танцевала на балу… Впервые поняла, что я действительно девушка.

— Это тебе спасибо, Хермивона!.. Однако давай лучше пойдём обратно в зал или в свои спальни. Нам нужно уйти отсюда до того, как бал закончится.

Гриффиндорка шутливо надула губы и поглядела Виктору в глаза:

— Я не хочу уходить: мне сейчас так хорошо… Может, ты останешься со мной ещё немного? Пожалуйста…

Выражение её глаз было умоляющим, и Крум сдался. Он просто не мог отказать такой милой, растрёпанной девчушке, смотрящей прямо в душу своими глазами цвета корицы.

— Хорошо, — ответил он с улыбкой, — если ты так просишь.

— Спасибо, — сказала Гермиона, утыкаясь головой в грудь Виктора и вдыхая его запах, успевший стать таким родным. — Спасибо, что ты есть и что ты со мной.

Близилась полночь. В объятиях Крума Гермиона немного обмякла, пригревшись, и закрыла глаза. Равномерное дыхание Виктора и его тихое сердцебиение убаюкивали её, словно колыбельная песня. По телу разлились тепло и лёгкость, появилось чувство безопасности и защищённости. Обняв его за талию и сцепив руки в замок, гриффиндорка всецело отдалась миру сновидений.

Крум очнулся от своих грёз и с улыбкой взглянул на девушку, дремлющую у него на плече. Рука осторожно поправила выбившийся локон, и Виктор, прикрыв глаза, нежно коснулся носом её щеки.

— Устала… — прошелестел он шёпотом. Выходов из ситуации ему виделось два: либо разбудить Гермиону и проводить её до гриффиндорской гостиной, либо отнести её туда самостоятельно. Крум выбрал второй вариант. Осторожно встав с подоконника, он убедился, что Гермиона крепко спит, и бережно поднял её на руки. Девушка зашевелилась, что-то пробормотала во сне и доверчиво уткнулась носом в его жилистую грудь. Виктор тихо улыбнулся и едва ощутимо поцеловал её в макушку. Неторопливыми, но уверенными шагами он добрался до гостиной «Гриффиндора», к счастью, никого по пути не встретив, и, очутившись внутри, осторожно усадил сонную Гермиону в кресло. Та даже не проснулась.

Минуты равнодушно текли, а Крум всё стоял рядом и думал об одном из самых странных поворотов в своей жизни. Он почему-то верил в судьбу, знал, что обычно ничего в жизни не бывает просто так. Юноша был уверен, что раз их с Гермионой судьбы пересеклись не только в библиотеке, значит, не нужно от этого отказываться… Хотя ему, по правде говоря, вовсе не хотелось. Удовлетворённо хмыкнув и в сотый раз назвав себя влюблённым дураком, Виктор невесомо прикоснулся губами к волосам Гермионы и всё же решил уйти. Он очень хотел остаться с ней, но почему-то чувствовал, что не вправе этого делать. Во всяком случае, сегодня.

Крум позволил себе ещё немного понаблюдать за спящей девушкой, после чего, переселив себя, тихонько пошёл на корабль.