Гадкий я (гет)

— Ну ты и гад! Ты что твор-р-ришь? — рычал Драко на взрослого Малфоя, обнажая зубы не хуже злой обезьянки. Мысленно обходя кровать, словно ринг, он был готов проучить наглеца очень искренне и весьма прозаично, но мешала сущая мелочь:

Палочка Гермионы.

Которая и раньше не отличалась миролюбием.

И которую хитрый индюк стащил!

— Не видишь? Колдую, — не мучась раскаянием, заявил великорослый соперник, качнув в воздухе её деревянным концом. Чары невидимости с него спали, а самодовольство — нет. — Я знал, что это случится, — опершись на камин, он вздохнул, обнажив переживания полной грудью: — Некоторые вещи никогда не меняются.

И искушение Гермионой — одна из них.

— Случится что? — колко уточнил Драко, рыская рукой по постели в поисках подушки: по-детски влупить.

— То! — рявкнул Малфой-из-будущего и отточенным движением палочки запустил искомым орудием поражения в свою грешную копию. Спикировав над кроватью, подушка угодила прям в чистокровный нос.

Получив мягким «ядром» в сердитую морду, Драко качнуло, и он выругался:

— Завидуешь, пращур? — сдув пряди с лица, он осклабился. — А она-то здесь при чём? Блин, что с тобой, засранец, не так?! — нелепо мстя, он пнул свалившуюся у ног подушку, будто надувной мяч.

Та, не пролетев и фута, врезалась в царгу кровати, а засранец-Малфой лишь осадил:

— Не заводись, мы оба не святые. В конце концов, заклятьем больше, заклятьем меньше... — он давно перестал их считать.

— Зачем ты её вырубил? — бушевал Драко, ощущая и страх, и волнение.

— Поверь мне, так надо... — спокойно изрёк тот и покосился на Гермиону.

— Кому надо? — не понимал Драко, вновь мечтая расквасить собрату морду.

— Вселенной, — выдал виновный. — Ещё спасибо мне скажешь. Я просил поговорить с ней, — рьяно напомнил Малфой, тыча юнца в его тугоухость, — повторяю, поговорить, а не сотворить ненароком чудо-наследника.

— Наследника?.. Какого наследника? — насторожился Драко, пряча за вопросом маленький шок. Он, опешив, шагнул к Тому-кто-зарвался и приложился о царгу ногой. — Блин, уверяю тебя, мои наследники под строгим контролем! — потирая ушиб, выпалил он.

— А чары кольца нет! — отчитал Малфой, ощутив новый синяк предсмертным пятном: временная чехарда его не щадила. — Только теперь всё стало намного сложнее, — он указал на Грейнджер, замершую на кровати явным упрёком.

— И кто ж в этом виноват? — съёрничал Драко и пренебрежительно растянул губы.

Малфой-старший чуть подался вперёд:

— Ты, гений! Ты сию кашу и заварил.

На что «гений» склонился к постели и, осторожно огладив щёку почти фарфоровой Грейнджер, убеждал её в своей невиновности:

— Это не моя идея, — он ловил взглядом карие искры. — Учти, не моя!.. Это всё он — старый баран! Какого чёрта?!

— От барана слышу, — огрызнулся Малфой-за-тридцать и добавил: — Я сделал, что должен, — невозмутимо сообщил он. — Если честно, ты не оставил мне выбора, — его беспечный двойник лишь приоткрыл рот, как раздалось: — В тот момент, когда переспал с ней.

И обнажил всю степень безумия:

Чужой жизнью нельзя рисковать.

Невозможно.

И плохо, если один дурак этого не понимает.

— Точно, завидуешь! — подхватил Драко-младший и выпрямился. Шагнув к изножью, переступил. — А ведь ты должен быть рад, — упрекая, он ухмыльнулся. — Теперь мы оба с ней переспали. Закон тождества в действии: случилось то, что однажды случилось.

И он ни о чём не жалел.

— Только всё случилось не совсем так, — взрослый Малфой вновь покосился на Гермиону, утопая в воспоминаниях. — Да, ты поддался своим желаниям. Снова. Ты не смог перед ней устоять. Опять. Но как-то забыл, чем чреваты такие подвиги с Грейнджер!

— Наследниками? — сострил «герой». — Или Уизел нас оскопит?

— Очень смешно, — но Малфой не улыбнулся. — Ты не учёл самого главного — последствий!

— Если ты сейчас брякнешь про отца, я придушу тебя раньше срока! — озвучила сама кровь, горячая от минут близости.

— Отец, конечно, за неё не похвалит, — стыдясь своих слов, согласился Малфой. — Но только трус променяет любовь на его благосклонность, — в грудь будто ужалило мрачное прошлое. — Только трус решит, что сильнее рыжего, позволит ей уйти и чуть не погибнуть, — сердце, должно быть, себя не простило, оттого забилось чаще и горше.

Но ведь в этой реальности ничего не случилось: ни подлой ссоры, ни его малодушия, ни падения с лестницы...

— Труса ты перерос, — уловил его боль Драко, словно их связывало не имя, а незримая нить. — Ещё б не лез в мою жизнь, цены б тебе не было!

— Я бы с радостью, — язвя, подхватил Малфой, — но ты, как обычно, никого не слышишь.

— Тебя, что ли? — потирая штаны, Драко усмехнулся. — Да ты врёшь мне сто раз на дню!

— Не преувеличивай, — Мистер Врун невоспитанно фыркнул. — Девяносто девять — не больше, — он отбросил шутки и чуть откинул назад голову: — А вот ты в этом чемпион! Сколько раз ты врал Грейнджер? — цинично припомнил он.

— Ночью я ей не лгал, — Драко, обескураженный, отвёл взгляд. — Не во всём.

Про Обет он не лгал — он лгал о причинах.

И Малфой-старший насквозь его видел:

— Обет, отец, Астория, любвеобильная Бри — ты изложил ей безопасные факты. Но не сказал самого главного, — он сжал губы, прежде чем бросить новый упрёк: — Ради чего стоило б рисковать. И это не «Я тебя спас»! Гермиона никуда не ушла, что ж... Но она не притронется к кольцу, — чеканил он, полный чувств, — и это не обсуждается.

— Ты подхватил какую-то хрень от Поттера? — возмутился Драко.

— Грейнджер не виновата, что мы идиоты, — с намёком на благородство заявил Малфой. — А значит, не ей разгребать!

— Но ты... — теряясь, недоумевал Драко, — ты же сам говорил мне про девушку...

— Конечно, чтобы спасать нашу задницу, нужно быть нашей девушкой! — с издёвкой выпалил Малфой. — Или лучшим другом, — он хмыкнул, без сомнений, вспомнив про Нотта: — Которого обычно в постель не зовут. Не перед тем как бросить волку на растерзание!

Молодой Драко взвыл:

— Включаешь мораль?.. Ну здравствуй, маразм. Ты с самого начала знал про Обет! И не смей меня убеждать, что, оставшись, Гермиона ошиблась. Что мы оба ошиблись!

— Ищи другой выход! — скомандовал Малфой, испытывая жажду кое-кого приложить. — Влипнуть же ума хватило...

— И какой — снова сглупить? — он ткнул в алый перстень и покачал головой, отказываясь стареть. — Тогда зачем ты прыгал во времени? Зачем втирал мне про Грейнджер? Зачем я ей всё разболтал? Ради грёбаной правды?! — Драко пялился на палочку.

Пялился и злился.

До колик.

— Я хотел выиграть время. Я хотел её спасти, я надеялся... — взрослый Малфой осёкся.

— На что? Что свинья полетит?

— Чёрт, Грейнджер умна! — выкрикнул тот. — И давай начистоту, олух, она, блин, умнее нас и на Бри бы что-то нарыла. Если, конечно, лю... — он стиснул зубы, боясь произнести «любит меня» и ощущая бег времени острым ножом. — Только теперь она не аврор, а жертва. Которую ты что, готов принести? — взволнованно спросил Малфой.

— Мы с тобой одну книгу читали? — не уступал Драко, воскрешая страницы: — Там ясно написано, что Волчий обет бессилен перед сердцем, способным жертвовать...

— И перед сердцем, готовым любить, — продолжил с волнением Малфой и приблизился. — А не слишком много условий, жених? — высясь напротив, недобрый и измотанный, он нацелился палочкой в грудь Драко. — Клятве нужно два сердца, ты не забыл? Два!

— Спасибо, — окрысился Драко, оценивая угрозу, — я тоже умею читать. — Он мог поспорить, что от палочки его отделяет лишь мысль. Полфута. Кровать. И наглость. — А ты не забыл, что настоящий поцелуй обнажит всю силу чувств, — цитируя, он перевёл дыхание, — от которых незваные годы схлынут?

— Не забыл. Но если ничего не получится, будет плохо вам обоим, — «провидец» на глазах помрачнел. — Сильней, чем хотелось бы.

— Твоя вера в добро очень вдохновляет, — съехидничал Драко, чувствуя, как нутро заполняется дрожью. — К чёрту морали, к чёрту сомненья, мы оба знаем, что клятве нужна она!

Как Бригитте — Мэнор.

— И значит, я поступил правильно, — заключил Малфой-старший, вглядываясь в любимое лицо, пылающее немой укоризной. Безусловно, Грейнджер их слышала. И, наверное, бунтовала, но истина неизменна: — Она здесь не чтоб постареть, гад!

— Эй, спаситель, не истери, — приструнил тот, осторожно двинув рукой вверх — к палочке. По дюйму за вдох.

Драко буквально вырвет свою победу на: «Раз... два...»

— То есть ты готов поцеловать старуху? — спаситель бил прямо в цель. — Поцеловать открыто, не морщась, — лицо юнца ожидаемо застыло. Как и он сам. — Поцеловать нежно и страстно, как на шёлковых простынях...

— Вроде готов, — Драко сглотнул.

А его сподвижник набирал обороты:

— Ты готов ощутить дряблую кожу, ломкие волосы, плоскую грудь, — он, не страшась, рисовал «радужные» картинки, — и поцеловать её с чистой душой? Чёрт, да ты шарахаешься от Бри, а ей не сто двадцать!

— Это д...другое! — сбиваясь, возразил Драко, забыв про счёт «три». — Это всего лишь чары. А Гермиона не Бри, уж прости...

— И чарам твоего «уж прости» хватит? — вопрос прямой, как струна.

— Думаю, да... — второпях буркнул Драко. — Наверняка.

— Твоя вера в себя очень успокаивает, — передразнил Малфой-старший. — А ты готов нести бремя вины, если Грейнджер превратится в Батильду Бэгшот? — его собрат, отрицая, мотал головой и услышал: — Не на миг, навсегда.

— Да ты зануда зануд! — вставил тот и получил вновь, безжалостно:

— Ты готов любить её даже такой?

Драко-младший оцепенел.

Наверно, он хотел что-то сказать... хотел — за секунду до этого. Но сейчас он чувствовал на себе всевидящий взгляд. Пытливый. Почти требовательный. Чувствовал его тяжесть до самых кишок и боялся ответить. Увы, он не знал, насколько сильны боль и страсть в его сердце... но он точно знал, что сейчас отражалось в серых, истерзанных прошлым глазах.

— Готов ты, — не слыша себя, обронил Драко. — А ты... это я.

Малфой-из-будущего сморгнул и, повернув ладонь, передал волшебную палочку:

— Тогда тебе и решать.

— И ей, — приятно сражённый, заявил Драко. Перехватил деревянный конец и не спеша доложил: — Гермиона. Не давала. Никаких. Обещаний.

Но внутри сидит тот, кто верит.

— А таким, как мы, нужны обещания? — ехидно переспросил Малфой. — Она осталась не потому, что аврор. И не потому, что в сексе ты бог, — он хохотнул и с досадой поморщился. — Зря я сболтнул про лестницу... У Гермионы пунктик на справедливость, а твой длинный язык разбудил её совесть! — он с беспокойством взглянул на Грейнджер. — А должен был именно её?

Почти-старик поискал глазами часы.

— Мне нужно в каморку эльфа, — не суетясь, сообщил он. — Книжку о браке полистать, — превозмогая знакомый гул, он приставил палец к губам, словно не хотел озвучить новый секрет, и отвёл руку: — Только не провожай!

— Что, больше никаких нотаций? Неужели? Ты не останешься перебдеть? — не верилось Драко. Он качнул палочкой и первым долгом распахнул дверь: — Нам будет тебя не хватать!

Малфой II отмахнулся и неуверенно шагнул к Гермионе. Не дав себе передумать, он склонился к её лицу, чтобы шепнуть:

— Я не ангел, прости... — и тайком коснулся пряди волос, бросив юнцу на прощание: — Не испорть всё, придурок! — он выпрямился, пропуская их шёлк сквозь пальцы, и, переступив через порог, вскоре скрылся из виду.

А Драко стоял и смотрел на Грейнджер: неподвижная, растрёпанная, безмолвная — она не растеряла своей красоты. Её глаза сейчас выдавали больше, чем волнение, они отражали грозный и смелый нрав, но что ещё важней — уязвимость. С Драко схлынула былая уверенность, и поугасла решимость. Слепое упрямство дало трещину, в груди что-то безбожно заныло, а потому из палочки не вырвалось даже искры. На что бы ни рассчитывал взрослый Малфой, у него, определённо, вышло вытащить на свет забытые страхи.

И что ещё невероятнее — стыд.

Под ложечкой засосало.

Драко заводил концом палочки по кровати и признался в каком-то необъяснимом порыве:

— Я ревновал тебя, Грейнджер, — он «рисовал» на постели витые узоры, чувствуя, что уши неотвратимо теплеют. — Дьявольски ревновал. И злился. И я сам решил жениться на Астории, отец меня не принуждал. Не настолько, чтобы не сказать «нет», — каясь, Драко зажмурился. — Прости, я солгал. И, наверно, ты должна это знать, прежде чем спасать мою шкуру.

Драко казалось, он уменьшился в росте, словно что-то грузом легло на плечи, оттого голос тоже упал и зазвучал бледной тенью:

— Ты ведь помнишь, что история с Клятвой — ловушка, и это правда. Неправда то, что Бри просто подловила меня, — просветил Драко, издав истеричный смешок. — Она назвала свою цену. И цена моей свободы — Мэнор. Мой дом. Я не сказал тебе об этом, ведь выходит так, будто он дороже твоих усилий.

Сейчас Драко не жалел, что на Гермионе заклятье: шлепок по морде он заслужил. Щёки, как по наитию, стали гореть, а ноги слабеть, как перед казнью.

— Надев кольцо, я подвёл нас обоих, — Драко поник. — Я тогда струсил, Грейнджер... После нашего поцелуя, — он виновато развёл руками и, открыв глаза, поймал возмущённый болезненный взгляд. — Потому что я мог представить многое... — слова сами слетели с губ: — Но не то, что захочу целовать только тебя.

Драко не заметил, как воспарила подушка, но не возбуждение довлело в крови — смятение:

— И что теперь, Грейнджер? — он направил на неё палочку, криворуко сжав гладкое древко. — Теперь я должен расколдовать тебя? — под рёбрами защемило. — Сделать вид, что не наговорил тут с лихвой? Что я заслужил спасение? — он не поверил этому сам и нервно дёрнул плечами. — Чёрт, этот дятел меня достал! Бродит тут как вшивая совесть!.. Почему?

Бездумно мыча, Драко взлохматил волосы и отошёл лишь на шаг:

— Потому что его маховик отымел?! Указывает мне, что я могу, — он скривился, — чего не могу... Ему-то откуда знать?!

«Да потому что он это ты, балда», — пискнул неспящий разум.

— Отец мне указывает, Бри мне указывает, а я им не эльф! — не умолкал Драко. — Я эгоист, — он снова всмотрелся в лицо Гермионы — застывшее, несмелое, тревожное, и безотчётно качнул рукой в сторону двери. — И гад номер два не мог об этом не знать! Тогда чего он пытался добиться? Чего?!

И тут он ощутил в руке палочку — будто только что взял её. Почувствовал тёплое дерево и его магию, что хлынула незримой стихией от ладони к самому сердцу, донося до Драко очевидную правду. Малфой-из-будущего, конечно, много чего натворил... Но не лишил его самого главного, самого важного в любом споре — выбора.

— Он заколдовал тебя, — вслух осознал Драко. С него будто сошла пелена и спало упрямство. — Он заколдовал не нас, а только тебя, Грейнджер.

Удивительно, как бывает проста истина:

Эгоист пытался остановить не эгоиста, а... Гермиону!

Упёртую неизлечимую героиню.

Ради которой он рисковал.

Он её защищал. Даже от себя. Ценою... себя.

Вот и остановил.

И его в своё «благородство» втянул. Манипулятор хренов!

— А он это я, — повторил Драко и положил палочку на тумбу рядом с кроватью. Отвёл от лица Гермионы вздорные пряди и на мгновенье застыл. Словно влюблённый мальчишка, он поцеловал её легко и невинно, коснувшись с нежностью строгих губ. — И мне не нужна жертва, чтобы быть с тобой. Я уже не боюсь.

Драко только успел сказать это, как в голову, будто змеи, вползли подозрения:

— Что от меня он ещё утаил?

Кроме чувств.

Что тот забыл в каморке у эльфа — носки? Интересно, с каких пор Малфои прячутся по тесным углам? И отчего так послушно сбегают?

Драко вдруг ощутил, как бьётся в висках кровь — точно секундной стрелкой. Сломя голову он понёсся к каморке, боясь опоздать, и чуть не слетел кубарем вниз по чёртовой лестнице, вцепившись в перила в последний момент. В висках тикало и тикало чёткой мыслью, что присталец скрыл не менее важное — проклятое время. Которого нет. А оно не исправляет ошибки, оно просто стирает их. И значит, Драко вот-вот останется один на один с Клятвой и долбаным выбором.

Запыхавшийся, возбуждённый, обозлённый бегун влетел в скромную комнатёнку и, застав у стенки белобрысую «совесть», выпалил махом:

— Кто должен снять кольцо? Я?.. Случится то, что однажды случилось?

Закон тождества.

Бегун с оттяжкой захлопнул дверь.

— Я не знаю, — растирая шею, Малфой ответил. — Я изменил слишком многое. Но не всё, — он указал на злосчастный перстень. — Только В...волчий обет — к...кровавая клятва, — полухрипя, запинался он, превращаясь в сутулого старца прямо на глазах, — и если бы ты, то есть если бы я не н…носился с тем, что написано в книге, а включил мозг, — он постучал скрюченным пальцем по виску, — то озадачился бы куда раньше: откуда у Бри наша кровь?

Хоро-о-оший вопрос.

Очень хороший.

Гениальный.

Именинник, опешив, стоял, будто столб, оглашая саму неизбежность:

— Старой кошёлке кто-то помог.

Прошла всего секунда — и дряхлый Малфой исчез, оставив после себя только нож: тот стукнул о пол, издав звук поражения. Облысевший соратник исчез без хлопка, без предупреждения — разом, потому что время шутить не любит. Изменив прошлое, он приговорил сам себя, прожив ещё неполных три дня, как скупую отсрочку, но успел обнажить и чувства, и тайну:

Рядом завёлся крот.

— Спасибо, — тенью слетело с губ Драко.

Сообщник — это улика, заговор, грязный обман! Сообщник — это без пяти минут приговор — и не Малфою. С нужным признанием Бри разве что фига светит. Только кто ей помог — рыжий кретин?.. Давний враг?.. Старый друг?.. Грёбаный колдомедик? Топчась и кружа, Драко перебирал имена, как безумный, машинально щупая тело, ноги, затылок... Что он искал, он не знал: порез, ссадину, шрам? Но искал и искал, испытывая тихую панику. Время уже не текло — тянулось резиновой лентой, а в башке разросся маленький список.

Как вычислить подлеца? Пыткой? А подсказка — здесь, на руке, алеет кровавым камнем.

Драко уставился на кольцо, силясь, как в Омуте, прочесть имя. Он мысленно отматывал время назад, стараясь обличить свои подозрения, но невольно загонял себя в угол.

«Дурак!»

У него лишь один козырь — Мэнор.

И Нотт.

Он не успел даже выстроить цепь рассуждений, как услышал внезапное:

Бах!

Дверь Бомбардой разнесло в щепки. Драко по инерции сжался, стряхнул с волос древесную пыль и застыл, ожидая в проёме нелестную участь. Он выругался обалдевшим подростком, когда перед глазами возникла фигура...

...Грейнджер.

В его рубашке.

Полуголой, вооружённой, живой.

— Петрификус Тоталус! — её голос был непреклонным, и Малфой уже падал назад чистокровным бревном.

Бам! — и приземлился на протёртый до дыр половик.

— Теперь мы, врунишка, в расчёте! — Гермиона оказалась рядом незвано-святой. — И ты не будешь за меня решать. Никогда! — заявила она, опершись на одно колено, и, нащупав кисть, потянула... кольцо.

Легко, как по маслу, не мучась сомненьями.

«Нет, нет, нет, нет!» — умолял-орал-требовал Драко пристальными глазами.

Увы.

Ему показалось, что сердце встало. Взяло и прекратило свой бег. Уши, наверное, заложило, потому что Драко не уловил даже треск.

Вообще — ничего.

Только то, что Гермиона исчезла.

За миг.

И теперь — ни кольца, ни бабули с клеймом героини.

А паника достигла размеров гостиной.

Разум метался будто в каменной клетке, тело не слушалось, в грудь колотило. От новых вопросов разрывало башку. Драко злился на Грейнджер. Опять. Злился до одурения. Он лежал и проклинал себя за беспечность и глупость, ведь взрослый Малфой исчез, а значит, его магия тоже. Чары стаза рассеялись, сгинули, лопнули, будто пузырь, и...

...дали Грейнджер горе-свободу.

Драко заслышал неровные, тяжёлые шаги и малость вспотел. Этот день не переставал быть умалишённым...

Пока в каморку не вбежал Нотт, западая на правую ногу. Он на запах его нашёл? Хотя вряд ли Бомбарда не громче кашля.

— Чёрт, я опоздал! — нескладно присев, сообразил Тео, таращась на руку с пропавшим кольцом. Он понял, что дело — труба, как только ступил на порог и услышал «ба-бах!»: внезапные «ба-бах» сладостей не сулили. — Вот дерьмо ж! Если бы я приполз раньше...

Угу.

Его бы тоже, не спросясь, приложили.

— Кто тебя так? — бросил Нотт и стряхнул с Драко оковы заклятья. — Неужели она? — но как-то не удивлён.

— Г...Гермиона исчезла, — отстучал Драко, поднимаясь на ослабших ногах. — Сняла долбаное кольцо и исчезла! Что происходит, блин?! — крикнул он в пустоту.

Опустившись на пол, Тео наморщил лоб:

— Короче, я знаю, где Грейнджер... — почти извиняясь, сознался он. — Сорока мне на хвосте принесла. Только такие вести тебе не понравятся.

* * *

В Гермиону будто что-то вцепилось: как по приказу, незримым крюком, и тот потянул её, как наживку, увлекая вслед за собой. Перед глазами — водоворот красок, в ушах — беспардонный вой, и не надо быть гением, чтобы понять: волшебное кольцо превратилось в портал. А вот этого никак не планировалось! Поцелуй — да. Старость — вроде бы. Но не вмешательство в личную жизнь! Кто бы ни наколдовал нечто подобное, профаном он точно не был, и теперь самый неглупый аврор министерства летел незнамо куда, судорожно ища объяснение коварной выходке. Плохо, что идей на сей счёт — ноль. Она даже не успела почувствовать приземление, а палочка уже предательски вылетела из рук, словно её перехватили, и только кольцо прилипло к коже непостижимым магнитом.

Гермиона не поняла, когда на неё свалилось облегчение — видимо, никогда, потому что под ступнями, может, и выросла твердь, а вокруг — высокие стены, радости внутри не прибавилось. Ведь очутиться в неизвестных владениях — то ещё удовольствие!.. Зрение Гермионы порядком плыло, а ноги еле слушались, будто её поглотил морочащий вихрь, и она, молча, едва дыша, бездумно потрогала лицо, пытаясь оценить и силу заклятья, и степень старения.

Гермиона толком не осмыслила происходящее, а слуха уже коснулся степенный красивый голос:

— Неужели передо мной та самая мисс Грейнджер? — тон незнакомки не был враждебным, только и спокойствия не вызывал. — Мне бы следует удивиться, но не выходит...

Дурман вмиг рассеялся, и перед ней предстала Бригитта Гринграсс — собственной персоной. Рослая, статная, опасная, она смотрелась выше своей гостьи, притом что именно та, а не хозяйка владений, топталась на гладком подиуме растрёпанной жертвой.

Но Гермиона не привыкла пасовать. Она осторожно сошла с возвышения, заставив Бри отступить, и выдала без долгих вступлений:

— А передо мной, видимо, банальная преступница?

— Разве? — открыто удивилась Гринграсс. — Тогда почему вы не годитесь мне в бабушки? — с издёвкой спросила она и, с приглашением вытянув руку, посторонилась.

Теперь, когда трезвость восприятия вернулась, Не-бабушка вновь ощупала лицо и безотчётно поискала глазами зеркало. В небольшой светлой комнате с малочисленным, но богатым убранством этот двухметровый предмет интерьера красовался в массивной раме на глухой каменной стене и отливал мягким, едва уловимым свечением. Гермиона, бесстрашно оглянувшись на Бри, зашлёпала по паркету — полуголой и боевой, не медля, ступила в отражение и, приоткрыв рот, отшатнулась:

Отражения не было.

Она суетливо пригладила волосы, осматривая свои ноги от стоп до колен, с лёгкостью подбросила перстень, поймала его, не отводя ясных глаз, развернула другую руку ладонью вниз и расставила пальцы, не замечая ни скованности в движениях, ни тусклости кожи, ни прочих возрастных признаков. Волчьи чары, вероятно, сняли, но разумных причин для подобной благотворительности на горизонте не наблюдалось. Гринграсс как-то не походила на добрую фею, промышляющую маленьким шантажом. И на всепрощающую невесту тоже не походила.

А вот на хитрую ведьму — да.

Гермиона опять уставилась в зеркальную гладь, украдкой шепча заклинания, но на посеребрённой поверхности не проступило даже тени её самой: молодой и чарам кольца неподвластной. Хорошо или плохо, только отражение не несло ничего, кроме редкой бездушной мебели.

Гринграсс исподволь улыбнулась.

— Всё верно, девочка моя, — снисходительно вмешалась она, — вам не сто двадцать, и вы прекрасны. Ничего удивительного, ведь любовь, как и молодость, многим идёт, а зеркало...

— Зачаровано, — догадалась Гермиона.

И поскольку дверей и окон в этом царстве Гринграссов не отмечалось, за зеркалом наверняка тайный ход.

— Верните мне палочку, — развернувшись, смело потребовала она, понимая, что хозяйка владений, бесспорно, подстраховалась, оттого и обезоружила её скоро и бесцеремонно.

— Сначала мы поговорим, — не согласилась Бригитта, кружа вокруг Грейнджер в белой, расшитой золотом мантии поверх янтарного платья в пол. — Я не настолько наивна, чтобы самой становиться жертвой, — она не прятала и свою палочку, и лестные мысли: — Вы талантливая колдунья, мисс Грейнджер, а я не собираюсь себя подставлять.

— О чём нам говорить? — возмутилась Гермиона, изучая настенную роспись: живую, словно пейзаж за окном. — О том, как вы обманули Драко?

— Не я, — спокойно вставила Бри.

— О том, как вы его шантажировали? — не умолкала Гермиона, округлив от её изрядного нахальства глаза.

— Не совсем, — увильнула та и, обойдя Грейнджер, застыла.

— Но вы же не станете отрицать, что заколдовали кольцо, — напирала она, отыскивая поблёкший шрам, исчезающий обычно вместе с заклятьем. — И Асторию в свои игры втянули, — строго заявила Гермиона, не собираясь теперь отступать.

Она разжала ладонь, изучая старинный перстень:

Прозрачный бриллиант почти растерял свой багряный цвет, и всё стало ещё запутаннее.

— След на камне тоже исчезнет, — пояснила Гринграсс и оголила чистое от отметин запястье. — Клятву на крови не смыть по щелчку, вы наверняка это знаете. Астория — моя дочь и, как дочь, меня раньше не подводила, — мать гордо вскинула подбородок. — А, цепляясь к невинной девочке, вы упускаете самое главное... — смолкнув, упрекнула она.

— Неужели подлог? — съязвила Гермиона.

— Волчьих чар больше нет, — отчеканила Бри, с улыбкой пялясь на её голые ноги.

— Это ничего не меняет! — упиралась Грейнджер, натягивая рубашку Драко пониже. — Вы испугались, что фокус не вышел, так? — предположила она. — Только вам, без сомнений, кто-то помог, потому что...

— И ему не надо знать, как далеко всё зашло, — перебила Бри, плавно проведя в воздухе палочкой.

Гермиона оторопела.

Она, вскинув руку, застыла в нелепой позе, ища подвоха...

Но его не было:

Голова оставалась ясной, язык и тело не онемели, она не обернулась статуей или козой, а комната не превратилась в тюрьму, зато белая рубашка преобразилась... в тесное платье.

Адов наряд!

Когда в груди бремя волнений.

Грейнджер невольно попятилась.

И Гринграсс направилась к ней.

Забыв про чары, Гермиона повернулась и увидела в зеркале не только своевольную Бри, но и себя — агнцем на закланье. Аккуратное платье легло по фигуре и при этом будто заточило бедняжку в жаккардовый плен. Магия распутала волосы, освежила лицо, и, похоже, на ногах не хватало лишь сказочных туфель.

Полнейший бред.

— Кому ему? — теряя решимость, уточнила Гермиона.

На что Бри коснулась палочкой отражения:

— Хотите ответов? — зеркало сдвинулось, показался проход: — Идите за мной, — и хозяйка скрылась в полутьме коридора.

Гермиона никогда не считала себя трусихой, но сейчас, слепо бредя за Бригиттой на свет, ощущала себя пугливым зайчонком. Без палочки, в чужом доме, в наспех состряпанном наряде от прежней Грейнджер каким-то чудом уцелели аврорская пытливость и ум. Однако всё стало ещё хуже, когда, очутившись в огромной гостиной, она удержала свой взгляд на кушетке...

В углу.

— Не теряйтесь, вы храбрая девочка, — замерев, Гермиона услышала в голове шёпот Гринграсс и почувствовала спиной кончик волшебной палочки. — А это всего лишь...

— Люциус Малфой, — на выдохе озвучила Гермиона.

«И его жена», — остальное без слов.

Мысли побежали, потекли широкой рекой, обещая Грейнджер поток откровений. За пару секунд Гринграсс вдруг перестала казаться демоном обольщения, а скверной старухой — и того меньше. Рядом с этой безумной парой — она вообще ангелом показалась!

— Б...Бри, — поднявшись и запинаясь, словно ребёнок, начал Малфой. Он нацелил на Гермиону конец прогулочной трости: — Бри, эт…то кто?

— Это та, кого принесло кольцо, — как ни в чём не бывало сообщила Гринграсс и обошла Гермиону. — Ты не узнал нашу мисс Грейнджер? — с добрым ехидством спросила она, отмеряя шагом гостиную.

— Но это ведь гр... — разодетый и важный, гордец запнулся.

Дав крен, словно фрегат в сильный шторм, он едва успел опереться на трость.

— Да, это отважная маглорожденная девушка, которая рискнула ради Драко своей красотой, а он — своим будущим, — оглашая вердикт, Гринграсс никого не щадила. — В вопросах магии правила неизменны.

И Гермиону от магии уже воротило. Не буквально, но абсолютно неотвратимо: предстать здесь околпаченной тушкой в её планы никак не входило.

— Ты ведь шутишь? — отец семейства явно отказывался принимать правду. Как и его жена. Она встала рядом с миною отчуждения. — Что за розыгрыш?!

— Я сваха, а не клоун, Люциус, — осадила его сводня со стажем. — Ты ведь хотел найти Драко невесту!.. И чтоб та принадлежала ему душой, — с нежностью прибавила Бри. — Не понимаю, откуда сомнения?

— Оттуда, — невнятно провозгласил тот и вцепился рукой в руку супруги.

— Мисс Грейнджер, покажите кольцо, — вежливо попросила Бригитта и, уловив послушанье, тут же перехватила. — Я ей его не дарила! — она не оставляла надежд, что Мисс Аврорат вот-вот соберётся.

Гринграсс протянула перстень Малфою, но тот, слабо кривясь, отмахнулся.

— Позвольте, — не выдержала Гермиона, ступая босой по плетёному шёлку. — Вы во что нас с Драко втянули? В дешёвый фарс? — усмиряя внутри и горгону, и льва, негодовала она: — Что за дикие брачные игры?!

— Спектакль вышел на славу, — ответила Бри, примерив на себя роль актрисы. — Но в любом спектакле, мисс Грейнджер, важна искренность, — подметила она. — Обет был вполне настоящим, и вы справились с ним на Превосходно. Что бывает нечасто... — она обратилась к Люциусу: — Прими истину как мужчина.

— Верни мне деньги, — затараторил «мужчина», буравя Гринграсс несдержанным взглядом. — Верни немедленно!.. Твоя истина столько не стоит! С какой стати ей стала Грейнджер?! — бушевал Люциус, а его надменная жена и слова не проронила.

Гермиона чуть не ляпнула, что это чистота крови много не стоит, но ощутила, как кто-то по-хозяйски легко, склеив губы, её практично заткнул. Бригитта не была ангелом и стычек о превосходстве не выносила. Кроме того, она знала золотое правило: дерзость близких — забудется, дерзость недругов — никогда.

Камин в гостиной вдруг вспыхнул мерным зелёным пламенем, и оттуда не показался ни аврор, ни вор, ни первый министр, а послышался зачарованный голос Астории:

«У нас гости».

Но... кто?

Гермиона безотчётно подняла взгляд, словно эта гусыня бродила по дому крылатым сторожем, оттого её безупречный гогот и долетел по сети до семейной гостиной. Предупреждение прокатилось по воздуху мягкой волной и заставило прочих гостей повернуть головы в сторону холла. В доказательство её слов вскоре зазвучали шаги, а потом среди строгих колонн навстречу выступил Нотт в компании с молодым повесой с грифом «Не ждали».

Он поискал Гермиону глазами и решился на лёгкий кивок. Как бы Драко ни тянуло к её духу и смелости, заклятья в лицо это не отменяло. Может, она и спасла Малфоя, того не зная, может, и расписалась в своей любви, но пренебречь его выбором — почти преступленье. Не позволь она себе сумасбродство, Гермиона бы тут не стояла: неловкой прямой уликой.

— Ты заказал мне невесту?! — вбежал на ковёр Драко: уже одетый, но беспардонно злой. На отца. Ведь тот с три короба понаплёл. — Не было никакой Румынии? Незаконного чудо-портала? Ты просто устроил мне брачный Армагеддон? Мама! — прикрикнул он. — Я вам не подопытный, чёрт возьми! — юность, очевидно, не сдержанна.

— Звучит это хуже, чем выглядит, — невозмутимо вставила Нарцисса. — Наш подарок не предполагал потрясений.

Тео хмыкнул. Это они ещё Мэнор не видели... Их вопль ужаса, наверно, до Румынии долетит.

— А что он предполагал? — не унимался Драко. — Подарить мне жену? А почему не меня — ей, — он указал на Бри, — чисто для развлечений! Беззубым, седым и немощным.

— Суть спектакля не в этом, — тоном Снейпа вмешался отец. — И порой красивые сказки скрывают ужасные истины.

Грейнджер икнулось, а Нотт, утешая, похлопал друга по плечу:

— Ничего, немного покричат и привыкнут. Я же привык.

— Я мог бы и сам снять кольцо, — Драко уже оценил последствия этого прошлого, — а заодно отхватить по полной. Ведь ты, па-па, пожертвовал для обета кровь, — по слогам и без доли почтенья обвинил он.

— А ты бы снял? — качая головой, тот отрицал сам факт такого исхода, но не проступок. — И почему? — с интересом спросил Люциус, будто кожей учуяв подтекст.

— Допустим, случайно, — выкрутился Драко. Жизнь нередко бьёт кувалдой по голове, только самое важное в ней происходит по чистой случайности.

К примеру, находишь хроноворот...

— Победители не валят всё на случайность, — упрекнул Люциус и снизошёл до подробностей. — А Бригитта не нарушает данного слова. Никогда. Она сняла бы Обет через три дня… Или по первому требованию. Но кое-кто безродный её опередил! — вдогонку за сыном оскалился он, намекая на происки Грейнджер.

Гермионе всё больше хотелось исчезнуть. Но не страх и стыд толкали её на бегство, а нежелание просто здесь быть. И тем более открывать душу. Грейнджер, осторожно и тихо, переступала к выходу вдоль стены и мечтала стать невидимкой.

Нотт будто забыл, как тяжко чужое внимание, и пригвоздил её к месту своим вопросом:

— Ты не выходишь за Уизела? — любопытство не всегда добродетель.

— Так она выходит за Уизли? — обрадовался Люциус. — За которого из них?

— Очень смешно, пап... — пресёк его радость Драко. — А если бы я отдал Мэнор? — заносясь, предположил он. — Если бы я попросил отдать ей наш дом... Ты бы сказал «нет» и солгал мне о прелестях брака?

— Что значит отдал Мэнор? — большой куклой заморгал Люциус. — Ты пообещала ему свободу за Мэнор? Бри!.. — сбиваясь на сип, вопрошал он.

— Ну что-то я должна была попросить... Немного блефа ещё никому не вредило, — не стушевалась Гринграсс и, заметив попытку к бегству, вернула Гермионе волшебную палочку, а она себе — голос.

Но не желание говорить.

— Бри, всему есть предел, — строго вмешалась Нарцисса, не сводя глаз с босой Грейнджер, и эта вроде незначащая деталь намекала не на случайность...

Разум отца, конечно, безокий, но сердце матери не обманешь.

— Ох, Цисси, это вашей родительской любви нет предела, — ответила колкостью Бригитта. — Но забота о счастье сына нередко преподносит сюрпризы.

— Мама, как ты могла... — качал головой Драко, ожидая такой «подарок» от матери меньше всего.

— Драко, ты сам виноват, — взволнованно оправдывалась она. — И кто из нас связался с... мисс Грейнджер?

— И что так задевает тебя? — помрачнел Драко. Видимо, кровь.

— Нарцисса кое-что позабыла, — Бригитта взмахнула палочкой, и на дорогой ковёр, словно из ниоткуда, рухнул родовой палимпсест. Умелой рукой «Магия сквозь века» вернулась к хозяйке, которая не преминула напомнить:

— Обету нужно два сердца, способных жертвовать. И два сердца, готовых любить. И моя работа ничего не меняет, — Бри, в белом, как фея добра, чуть склонилась вперёд, — она лишь отменяет.

Не чувства — а колдовство.

— Так ты любишь её? — Нарцисса уставилась на сына непримиримым судьёй. — Но это абсолютно неприемлемо!

— А по-вашему, они целуются тупо по дружбе? — усмехнулся Нотт, и Нарцисса, выставив ладонь, шикнула.

— Ты не ответил ей, Драко, — сдвинул брови разгневанный отец. — Ты что, любишь эту выскочку-Грейнджер?

Тео толкнул друга в бок, а тот и звука не проронил. Драко прижали к стене — не в прямом смысле, но, безусловно, прижали хвост. Он не был готов к откровениям, что вполне объяснимо и даже логично, только Гермиону такая тишина ранила. Невозможно растолковать сердцу, что молчание — это не только речь дураков и удел безропотных трусов, молчание — тихий друг...

Но молчание ничего не изменит.

Она крутанулась на месте, представив уютный дом, но никуда не исчезла. Собранность, как и стойкость, её подводила.

— Или ты забудешь о Грейнджер, — грозно огласил Люциус, — или в наследство получишь огромный шиш!

А вот и шантаж.

— Шиш — это хроноворот? — поддел Драко и заметил, как занервничал отец. — И хорошо, что его у нас нет! — подвёл черту он. Правда, папа об этом не знает. Мысль-месть разлилась удовольствием.

— Всё уляжется, поживёшь у меня пару недель, — подбодрил Тео, а Люциус превращался в Немилосердного Лорда:

— Я быстрее женю тебя на Бригитте, мальчишка!

— Хорошо, месяц, — шепнул Нотт. — Максимум два.

— Сколько это длится, сынок? — терялась Нарцисса, разрываясь между мудростью матери и кровными принципами.

— Сто лет! — огрызнулся Драко.

— Ты найдёшь достойную партию, или я тебя прокляну! — исходил безумством отец. Нарцисса взяла его за руку и одними губами произнесла: «Не. При. Ней, Люциус».

— Как неожиданно, — саркастично проронил Драко, ощущая, что Малфои влюбляются так же, как Грейнджер падает с лестницы. Для них любовь — это чёртов несчастный случай.

А он ему рад?

Гермиона всё ближе и ближе продвигалась к колонне, уставшая от избытка имён — в этой гостиной их больше, чем нужно. Она прижалась к гладкому камню, прощаясь с Драко только глазами, а камин снова вспыхнул, и Грейнджер не вслух и не слишком великодушно обозвала визитёршу «клячей с ушами».

Астория вошла в комнату, мысленно сочувствуя Драко. Прилюдные страсти всегда неприятны, а эти так чересчур затянулись. Она прошествовала мимо смущённого Тео и едва заметно коснулась его ладони, не спеша выставлять на суд свои отношения. Она открыла ему и тайну, и двери, но признаться матери пока не могла.

— Мир перевернётся в тот день, когда все примут выбор своих детей, — вступилась Бригитта и покосилась на дочь.

— Вот влюбится твоя Астория в... — Люциус судорожно искал кандидатуру похуже, но сваха его опередила:

— Моя дочь ещё не готова влюбиться, — без колебаний сообщила она, складывая, как пазл, события и факты.

— Но, мама!.. — капризно выкрикнула Астория.

— Прости, Теодор, — обратилась хозяйка дома к нему, — но без испытания ты на ней не женишься. И я приготовлю вам нечто особенное, — она мечтательно закатила глаза.

— Мама, ты не станешь нас проверять! — взвилась Астория.

— Поспорим? — усмехнулась она и повернулась в сторону холла. — Со стороны аврора возражений ведь нет? Мистер Поттер, вы, как всегда, вовремя...

Гермиона даже рот приоткрыла. Она выглянула из-за колонны, пытаясь понять, что её друг забыл в этом доме.

— Так вы сами меня пригласили, — сообщил Гарри, краснея перед Гермионой, как рак. — У вас снова просьба или новый клиент?

— Мы же обязаны вас извещать, — открыла карты Астория, и Грейнджер природным чутьём ощутила, кто вызвал Гарри: пособница-дочь. — Волчьих чар больше нет. Конечно, не все счастливы, но все свободны, — очень точно подметила она. — А маме я больше не стражник!

Ого, зреет бунт.

— Гарри Джеймс Поттер! — напружинилась Гермиона, надвигаясь на друга мини-грозой. — Так ты всё знал?!

Отступив, он поправил очки — от аппарации те часто съезжали:

— Скажем так, я не знал, чем именно всё закончится. А узнать хотелось. У Гринграсс двухсторонний договор с министерством, и пока она не нарушает закон, я не могу вмешиваться, — Главным аврором доложил он. — Как и болтать.

— Зато ты можешь мне лгать? — вспыхнула Гермиона как спичка.

— Я не лгал, а недоговаривал, — уточнил Гарри. — И я пытался оградить тебя от этой истории, вспомни...

— По части залётов ты чемпион, Поттер, — довольный, как слон, вставил Тео.

— А тебя, Нотт, никто не спрашивал, — наставив на него палочку, одёрнул Гарри. — Дуэль. Аврорат. Завтра в девять, в зале для тренировок. И если ты ещё раз на меня нападёшь, то отправишься в Азкабан свежей почтой, — серьёзно-несерьёзно пригрозил он.

Тео кивнул и склонился, приняв честный вызов.

— Теодор Френсис Нотт, ты напал на аврора? — страстно всполошилась Астория. Тюрьма не место для пылких свиданий.

— Мой мальчик, а вы мне уже нравитесь, — Бри улыбнулась Тео и, взглянув на Поттера, пожала плечами.

Гермиона бередила память и понимала, что злиться на Гарри толком не получается. Ему нелегко выбирать между ней и Роном, а именно она вынуждала его выбирать, когда втянула Гарри в личные тайны. Её верный, порядочный, не сведущий в тонкостях лжи Гарри недоговаривал далеко не одному другу, боясь однажды их растерять. Гермиона запуталась сама и запутала слишком многих в стремлениях её сердца, а чувства что таинство душ, они не терпят вмешательства даже близких людей. Разгадка и без того бродила вокруг да около, но любовь, как известно, слепа и глуха на правое ухо.

— А намекать как-то сильней ты не мог? Ты ведь Гарри, и ты не дурак! — встрепенулась Гермиона и рванула к выходу, пряча свой стыд в поздних упрёках.

Поттер — за ней, дружеской тенью, не оглянувшись на строй выразительных лиц.

— Я не дурак и заслужил правду, — он поймал её за локоть уже за порогом, ощутив воздух сада целебным глотком. — Так кто из вас снял кольцо?

Эта часть пьесы его волновала, и он искал в карих глазах ответ, не строя теорий и догадок.

— Правды ты не заслужил, Гарри! — Гермиона топталась на тёплом камне и хотела сбежать. Опять. Её обида уже угасла, но в спину будто ударил тяжёлый взгляд.

И не будто — израненный голос:

— А я заслужил?

— Я не... я не говорил, — затараторил Гарри, понимая, что пора с «допросом» кончать. — Я не стал бы.

— Я знаю, — шепнула она.

Гермиона зажмурилась и очевидной причиной стянула с Гарри значок-маячок. Любые проблемы хороши в меру. А её, вслед за другом, только что нашёл...

...Рон.

И настигла расплата: с приятным мятным привкусом облегчения.