Рондо лилий и роз (гет)

(«1000 и 1 способ стать истинной чаровницей среди всех остальных. Только для взрослых волшебниц»/зачаровано/записки Га А. Блэк)

Больше Не Ловец (дважды подчеркнуто)

аллергия на арахис (сколькоещеможно?)

Б. значит Бьянка

евр.-о

русский?!

Люби их, они стоят каждой секунды здесь.

(приложение: всплывающий календарь с рядом блуждающих по месяцам алых точек)

Высадившись на станции в Ливерпуле, Гарри ощутил то покалывание ледяных мурашек по загривку, которое предшествует появлению привидений или провалу. Ничего сверхъестественнее себя и шляпки тортиком на даме у касс он не наблюдал.

— Айри! — через людской поток к нему шла пара из фотографии в дневнике. Гарри сжал кулаки, двинулся навстречу. И оказался в объятии чужой матери. Изображение не передало почти ничего: тепло тонкого тела, жгуче черную волну волос над сияющими глазами цвета лещины, мягкость губ в улыбке. Саломея Блэк была очень красива, а пахло от нее неожиданно по-родному: книгами, чаем и коричным печеньем. — Ты похудела, детка.

Гарри что-то промямлил, и она расцеловала его в щеки. Сверху их крепко сжал и приподнял Джон Блэк, вполне похожий на свое фото. Высокий, плотный мужчина с редеющей русой головой и рыжиной в бороде.

— Nu privet, kn’edlik, kak shlola, kak zhizn’? — он замер. — Ogo, shto eto za zver’ u t’ebya? — филин, захваченный коллективными обниманиями вместе с клеткой, зашелся клекотом.

Гарри понял, что провал будет грандиозный.

Конечно, это его не расстроило. Мерлина ради, он справлялся с воландемортовскими выкрутасами все годы школы, какое-то «Удовлетворительно» по Защите его не могло как-то тронуть.

«Зато ты сдал на превосходно остальное. Даже Гербологию! Ты справился с ролью, Айрис, ты молодец!»

«Хах, скажи кому — не поверят, что Гарри Поттер не смог в защиту».

«Ты совсем ему не помогаешь! Не слушай его, Гарри».

«Я же шучу. Правда, старик, всех экзаменов не сдашь, да и второй Гермионой тебе не стать. Забей и расслабься».

Он скомкал табель успеваемости, затем передумал и со вздохом расправил на подпись родителям вместе с обновляемым разрешением для посещения Хогсмида. Предстоящая встреча с ними больше не пугала, осев тревогой в желудке.

— Ой, прости, не заметил, — Гарри потер ушибленный Мальсибером бок, пока тот враскачку ковылял к дружкам, пялившимся на них со стороны. Ага, не заметил, как же, тогда он сам галеоновый миллионер, ну, по крайней мере, тут.

— Эй, вы там не просто косые, но слепые, что ли, в команде? — гаркнула им вослед Матильда, покачнувшись под стопкой свитков по Истории магии. — Они заколебали, с матча дня не проходит, чтобы эти уроды не прицепились. Думаешь, хотят тебя вывести из строя к другим играм?

Следующий матч планировался в середине февраля.

— Да пошли они, — пожал плечами Гарри, ноющими от сумки с дюжиной рунных наборов в камне и металле. Мадам Пинс дала их с неохотой и даже под расписку, точно магглу. Эти мелкие уроды станут потом взрослыми маньяками, насильниками и убийцами, и он ничего с этим поделать не может, — вот что страшно, а не детские тычки.

— В зад василиску, — согласилась Тил, и Гарри усмехнулся незамысловатой поддержке. После сессии она казалась бледнее обычного. Вместе они спустились на холл, где встречались с ребятами, у которых кончились последние Прорицания перед каникулами.

Когда во дворе Гарри обернулся на оклик, то не смог удержать улыбки, а ребята опешили.

— Насилу тебя нашел! Вроде как праздники скоро… Ну и вот, — Хагрид осторожно вложил ей в руку косой кулек, который Гарри принял с серьезностью. Не обращая внимания на писк Тильды, явно одернутой сестрой, он вручил великану свой подарок. Накануне в лавке все за сорок девять сиклей двадцать восемь кнатов он наткнулся на годичный оберег от ночных мороков в виде складного ножа, — с развеиванием чар им можно было просто резать всякую мелочь, — и сразу понял, кому быть хозяином вещи.

— Вам как-то помочь, сэр? — прочистил горло Фрэнк, кивая на елку, что нес через плечо лесник, моложавый и распаренный в тулупе поверх клетчатой рубашки. Это став старше, Хагрид опустил бороду длиннее в довесок к консервативному магическому образу. За елью тянулся широкий след глубиной с годовалого драконенка. Вряд ли они вчетвером смогли как-то подсобить, но в итоге растроганный Хагрид с влажным темным взглядом, позвал всех на обязательный чай перед отъездом.

Едва он исчез в дверях замка, ребята выразительно уставились на Гарри. Пришлось поведать, как возвращаясь с прощальной отработки у Спраут, он наткнулся на приблудившегося взрослого соплохвоста. Алиса ахнула: «Мерлин мой! Откуда, ведь сейчас они должны быть в спячке!», на Гарри мрачно отозвался, что тоже так думал. На его вопли явился лесник, который казался более озабоченным судьбой не очень легального чудища на морозе, чем потенциально ужаленным учеником.

Слово за слово, печенье за печеньем, — и вот они неплохо общаются. Затем Гарри пару раз приносил Хагриду его любимые отбивные и птифуры[1]. Это была благодарность за каменного пятихвоста[2], эндемика с берегов Байкала, которого неизвестно как занесло в Запретный лес (Хагрид божился, что ни при чем). Крылатый бедняга был на последнем издыхании, подранный местной фауной, поэтому его внутренности послужили науке. А как, думается, Гарри получил свое «Превосходно» за лучший проект параллели по зельеварению? Ребята одобрительно зацокали языками, мол, ловко. Хоть это и привлекло внимание нового преподавателя Слагхорна, однако Гарри рискнул: кроме редких ингредиентов, бить реально талантливых Снейпа, Лили и Болдуин с Хаффлпаффа ему было нечем.

А в клуб Слагхорна он стремился, чтобы как-то пересекаться с мамой, о чем, конечно, умолчал. Как и о том, что настоящее сближение с Хагридом произошло чуть раньше, когда, помогая ему дотащить слизня до тайного схрона, Гарри чуть не врезался в жрущего мерзлые тыквы жеребенка фестрала.

— Тоже их видишь? — хмыкнул лесник, уже менее настороженный. — Кто?

— Член семьи, — ответил Гарри вмиг пересохшим ртом. Здесь Сириус жил, смеялся и иногда задирал его, но в другой жизни воспоминание о его гибели оставалось свежим даже годы спустя, пусть боль утраты и притупилась. Но почему он видел фестралов в чужом теле? Была ли Айрис свидетелем чьей-то смерти? Или имело значение видение именно Гарри, как управляющего телом сознания? Из бездны размышлений над вечным вопросом о первичности бытия или сознания его вырвал Хагрид, тихо предложив чая. Так они и подружились друг с другом: Хагрид в первый раз, а Гарри — во второй.

— Ну как, откроешь? — напомнил Фрэнк и кивнул на кособокий сверток. Внутри лежал медный свисток.

— Какого?.. — начала было Тил, но Алиса подсказала:

— Дунь в него, — Гарри так и сделал.

Первые секунды ничего не происходило, потом их окатило тяжелым порывом ветра сверху, отчего все пригнулись. Выпрямились они уже взъерошенными, Гарри же — еще с огромным бурым филином на плече. Тот смотрелся столь солидно, что сам казался хозяином человека, а не наоборот. Ай да Хагрид, со временем он не менялся в дарах привязанности.

— Просто друг, говоришь, — мурлыкнула ехидно Тил. — Ну-ну.

Однако смеялся последним, в конце концов, Гарри, когда они угощались ирисками в лесничем домике. Фрэнк с Алисой их не любили, зато до них была охоча Тильда. А что Гарри? Он просто пил чай, с предвкушением размачивая в чашке гранитные пряники.

День отъезда выдался снежный и морозный, потому в вагоны пассажиры лезли спешно и гурьбой. На самой подножке Алиса вырвала у Гарри с Фрэнком обещание погостить у них в следующее Рождество: сестры жили поблизости и за ними в Хогсмид всегда трансгрессировали родители. Тил, накануне освободив десны от гнета хагридовых сластей, в кои-то веки помалкивала и поглаживала в кармане подарок Гарри — вечное перо с исчезающими чернилами.

Первую половину пути Фрэнк смущал Гарри тем, что любовался склянкой с кишками пятихвоста. Лонгботтом тоже знал толк в ценных составах для зелий и оценил жест к Рождеству ответным и весьма вспыльчивым словарем магического старочешского совместно с Алисой. Та за шапку из огненной альпаки вдобавок набила чемодан Гарри банками с джемом из слив-цеппелинов ручной работы. За них они с Фрэнком принялись уже в купе.

Позже друг рассказывал о любимом дяде Алджи, который, работая в Департаменте первичного тестирования артефактов, нередко проносил разработки в подвал к невестке, где они с племянником тайком воздавали хвалу экспериментам. В предыдущий раз они-таки попались и получили такую выволочку от матери Фрэнка, что портреты в доме не возвращались полнедели.

— Недавно просматривал университетские курсы в Азии, где натаскивают лучших из лучших, — сообщил Фрэнк и спрятал бумажник с непривычно радостной Августой Лонгботтом. — Точно пойду по его стопам. Прикинь, Фрэнсис Лонгботтом, лучший британский артефактолог Великобритании. Может, всеевропейский…

Гарри замер с улыбкой, зная, что намерение друга никогда не исполнится. Боль только притихла, становясь тупее, но глубже. За окном сменялись зимние пейзажи. С багажом при высадке ему помог Фрэнк, а сам поехал дальше — Лонгботтомы жили в зачарованном лондонском доме.

«Ждем вас с девчонками летом, мама будет рада», — подмигнул друг. Затем Гарри наконец встретил родителей Айрис.

— Тише, ребенок спит, — шикнула на мужа миссис Блэк, получилось нежно, поскольку мистер Блэк хихикнул и, прокрутив радио до минимума, погладил жену по коленке. На что она хихикнула в ответ и отпихнула руку. Гарри пришлось зажмуриться, когда она повернулась накрыть его пледом:

— Простудилась, бедная моя, — Гарри, закашлявшемуся от неожиданного русского на платформе, удалось избежать расспросов. Заклинание шепотом только помогло определить язык, но не заговорить на нем и, тем более, понять. По чарам перевода курсант Поттер был худшим во всем потоке, и каждый семестр находился чуть не на грани отчисления только из-за их пересдач. На душе скребли не то что книззлы, — адские гончие с гримами. Под фальшивое гудение Джона вслед за Синатрой с шорохом Зверя в клетке, запах сдобы с новой бумагой, рассеянный свет фонарей сквозь снегопад и стекла Ситроен Диан[3].

Он проснулся за полдень на чердаке под крышей, забитом книгами и лягушками. Юная Блэк коллекционировала их, — статуэтки и игрушки, фото и иллюстрации, даже зеленая тетрадка с лапками; удивительно, что в этом живом уголке не нашелся только настоящий образец. Не считая везде выпученных глаз, комната девочки была тем, о чем Гарри в детстве мог лишь мечтать. Это был уголок ребенка с его собственными вещами, подобранными заботливо и любовно. Гарри вздрогнул от кваканья будильника, на который упала густая полоса удивительно яркого солнечного света в декабре. Из единственного окна на всю стену просматривалась улица с белыми домами напротив. За ночь изрядно намело.

— Айри, спускайся! Я слышу, как ты проснулась, — донеслось снизу со скворчанием чего-то жирного и явно вкусного, а мистер Блэк весело добавил:

— Ты шебуршишь, как твое животное, knedlik. Оно, кстати, с утра летает по дому. И ты вставай.

Семья жила в небольшом таунхаузе с магазином на первом этаже и гаражом поодаль. Пока папа и мама Блэки переговаривались на кухне, Гарри шмыгнул в общую ванную, чтобы перевести дух и привести себя в порядок; Айрис пялилась на него из зеркала; бледная, с заострившимися скулами испуганная девчонка.

«Ну мы попали в переплет, да?»

Он обернулся на чужих родителей, таких смешливых и моложавых. На помешивающей соус Саломее было винное платье в тон помаде, а Джон смотрел на нее абсолютно очарованно, держа индейку на подносе. Над их головами в гирлянде покачивалась омела.

— Попрошу дам к столу. На сегодня будешь совершеннолетней. Но лишь на сегодня, — подмигнул мистер Блэк и извлек на свет бутылку с тремя бокалами. Устланный скатертью стол ломился от домашнего пиршества. Гарри уставился на морковный пирог, за ним шел рулет с мясом, жареные рыба и картофель и какая-то белая бугристая мешанина в стеклянной миске. Влажно поблескивали пудинг и тарелка сырной нарезки.

— Итак, счастливого Рождества! — возвестил отец семейства.

— И счастливого дня рождения! — сказали хором мать и Гарри.

— Спасибо, девочки, вот это мне повезло. Погодите, это что, карта? — мистер Блэк сощурился на тубус, лежавший на стуле подле с дочери.

— Да, — улыбнулся за первый раз с ними Гарри. — Настоящая карта магической Великобритании с указанием главных мест силы. Обычному глазу без заклинания она кажется статичной, но я зачаровала ее только на вас с мамой.

Для Саломеи был упакован опаловый браслет, что темнел при недоброжелательстве собеседника.

Зеленоватые глаза Джона подозрительно заблестели.

— Эх, порадовала ты своего старика, knedlik. Что же, возьмемся за руки и возрадуемся пище нашей!

— Клоун, — ласково сказала Саломея и взяла дочь за руку. — Ты в порядке, детка?

— Да, — выдавил Гарри, неспособный назвать ее матерью. — А ты?

— Конечно, разве…

— … а вот ты, дорогая, мне ничего не подарила, — наигранно пожаловался мистер Блэк. — Я тебя, конечно, не осуждаю…

Семья Блэков была счастливой. В такой отец не стеснялся дурачиться и невинно флиртовать с матерью своего ребенка, подобно мальчишке, а главной заботой дочери, помимо учебы, являлись маленькие подарки для родных, о которых так скрупулезно заносилось в дневник задолго до праздников. И та странная мешанина называлась «Оливье», о чем Гарри узнал, когда с бесстрашием истинного гриффиндорца под прикрытием набрал ее в рот.

— Что, больше не празднуем Хануку, knedlya? — ухмыльнулся папа Блэк, точь-в-точь как Фред и Джордж перед каверзой, тоже наваливший горку salat'а, пока мама Блэк сияла, что ребенок наконец нормально питается, ведь в ее Оливье не «doktorskaya какая-то, а лучшие в районе камберлендские сосиски». Видимо, разговор входил в репертуар шуточек в кругу своих, куда Гарри точно не входил. Зато он понял о происхождении Айрис и связанные с этим штуки. Он крупно встрял. Оставалось надеяться, что в его комнате и книжном найдется что-нибудь по обычаям евреев, особенно русских.

— Думаю, что свинина неплоха. Еще я быстро расту, — промямлил Гарри; блюдо-то и правда вкусное. А потом выскочили хлопушки, полилось шампанское и только в три утра он оказался под одеялом, взбодренный парой нешуточных для этого тела бокалов и поцелуями родителей.

— Я люблю тебя, солнышко, — Саломея пахла так сладко, и Гарри цеплялся за нее сквозь дрему. — Крепких снов, ангелы хранят тебя.

Его правда что-то хранило, будь то ангелы или магия светлого Рождества, раз так пронесло. А снег валил и валил, укутывая город в белую пушистую мантию с отблеском звезд.

В полдень родители еще отсыпались на втором этаже, дом был тих, и Гарри выскользнул наружу в новом свитере с котенком, найденным в чулке. Свитер немного жал и кололся, зато грел в мороз после снегопада. Улица казалась пустой, пока он не завернул за угол и не наткнулся на прихожан, которые толпились на крыльце. Он не то что не услышал полуночной мессы накануне, даже не заметил небольшой сероватой церкви по соседству.

Немного потоптался, прикидывая, зайти или нет. Тетя Петуния считалась примерной англиканкой: каждые год-два на нее нападал стих вытащить дядю с Дадли в зиму для озарения святым духом. Разумеется, Гарри не считался. Он и не рвался, наблюдая мученические лица мужчин Дурслей, пока тетя втолковывала им, как правильно вести себя праведно.

Паства втягиваясь вовнутрь. «Католическая?» — Гарри прочитал название на табличке[4], прибитой к старой кладке. Вообще он собирался прогуляться до портовых складов, посмотреть на волны, подумать, чем жить дальше в его положении. Тут весьма кстати на него дохнул пронизывающий западный ветер с берегов Мерси и повлиял на принятие решения. Гарри пошел к ступеням, дожидаясь, когда все войдут, чтобы войти самому без суеты.

— Простите, — вежливо извинились за ним. Он посторонился. По скользкой лестнице поднималась пара: взъерошенный парень в синем пальто поддерживал женщину с платком на седеющих волосах. Между ними прослеживалось сходство.

— Вам помочь? — женщина двигалась осторожно и неуверенно, будто, — Гарри натолкнулся на прозрачно-голубой взгляд немигающих глаз и понял, — не видела перед собой. Она улыбнулась:

— Да, спасибо, — он кивнул парню и взял его спутницу за предплечье с другой стороны. — Вы дочь Блэков из двенадцатого дома?

Гарри помедлил:

— Да, а вы, мэм…

— Дэвис. Мы незнакомы лично, хотя я каждый день прохожу мимо ваших книг и иногда здороваюсь с вашим отцом. Можно просто Айрин, у меня булочная по улице, ваша мама часто берет у нас сконсы с черничным джемом и медовое мороженое, — последнее вчера за столом Гарри припоминал. — Это Айзек, мой племянник, вот он часто отоваривается в вашем магазине.

Синепальточник угрюмо промолчал.

— Очень приятно, я — Айрис, — Гарри распахнул дверь, Айрин совсем по-девичьи засмеялась:

— Забавное созвучие в наших именах.

В церкви было негде сесть, однако при входе Дэвисов кто-то встал, чтобы уступить место хозяйке булочной, по-всему, довольно популярной. Он, незамеченный, подпер свободный пятачок у стенки рядом со сводом. Внутри было просторнее и светлее, чем могло показаться снаружи, однако теснее Большого зала. В узких витражных окнах над алтарем Гарри различил людей, скорее, святых. Он почему-то полагал, что будет много лепнины или хотя бы изощренные архитектурные фигуры в хогвартском стиле. Простота ему понравилась.

После «вознесем хвалу нашему Господу» невидимого за кафедрой священника ему надоело находиться в духоте.

«Пятьсот лет назад вас бы за это пригласили на костер, Поттер», — даже поддерживающе заметил внутренний сарказм. Давненько не пробуждался. «Меня пригласили бы только по происхождению. Или просто по цвету глаз», — Гарри зарылся холодным носом в горловину свитера. Небо успело из серого сгуститься в темно-синий. Поэтому, только дойдя до порога дома, он заметил курящую фигуру на тротуаре.

Сердце чуть не выполнило кульбит.

— Мистер Дэвис.

Тот поднялся и отряхнул пальто.

— Ты вовсе не Айрис Блэк, верно?

Тут-то сердце действительно вздрогнуло и бешено заколотилось.

— Простите?

Однако Айзек Дэвис скрылся за оградой церкви. Только в стылом воздухе дымок замер вопросом.

Гарри пронесся в свою чужую комнату и закрылся на цепочку.

Что это было? Нет, какого дьявола, произошло? Первый страх на волне адреналина схлынул.

«Может, он тоже волшебник? Легиллимент сраный?»

Как британский подданный, он должен был обучаться в Хогвартсе. Магические школы хранили свои секреты ревностно и принимали чужаков неохотно, даже с условием чистокровности, выдающихся способностей и полной оплаты вперед. Если отбросить вариант, что Дэвис вундеркинд и денежный мешок с безупречной родословной, — по потрепанной внешности с теткой-булочницей и не скажешь, — то он тянул примерно на семикурсника.

Алиса! Подруга, возившаяся в свободное время с формулярами читателей на всех обитателей замка, вне зависимости от их тяги к учебе, не может не знать. Отослав филина к ней с запросом о наличии какого-либо Дэвиса среди учеников и к Фрэнку — о возможных Дэвисах в регистре британских аристократов, Гарри схватился за волосы. Что он сам делает?

«Успокойтесь, Поттер, это отвратительно. Лучше быть в ведении, на отсутствии фактов вы питаете лишь паранойю».

«Действительно, старик, подожди ответа. Проследи за синим мудаком. И не давай ему контактировать с твоими родителями!».

Гарри растянулся на девичьей кровати с горьким смешком. Если бы они были его родителями! Тут ничто не принадлежало ему, он — захватчик и самозванец, так что страх его был обоснован и справедлив. Помимо этого, он постоянно пытался понять причину своего переноса в прошлое и искал путь назад. Он позволил иллюзии чужой мирной жизни одурманить его, будто он получил второй шанс на детство. Оттого возврат к реальности сшиб его с ног с сокрушительной мощью. Подкараулить и конфунднуть Дэвиса, что ли?

Чтобы отвлечься, он начал перебирать библиотеку Айрис. Помимо учебников, на полках теснились книги с маггловской художественной литературой: Диккенс вперемежку с Керуаком, Чосер с По и другие. Неудивительно, девчушка попала в Райвенкло. Еще пару томиков он определил как русскоязычных, вот же засада. Он вновь помрачнел: сколько ему еще удастся дурачить милейших Блэков, — и поискал что-нибудь по еврейской культуре. Отдельную коробку, задвинутую в шкаф и с Торой наверху, он нашел с трудом. Даже любовный романчик со жгучей вейлой в горе тетрадок обнаружился быстрее.

Гарри вздохнул, сел на коврик и подгреб коробку ближе. На репринтной брошюре авторства некого Махараля[5], подмигивающего в компании уродливой куклы, Гарри хрустнул шеей и откинулся на изножье кровати. Половина материала была даже не тронута: чары обнаружения отпечатков пальцев показали след Айрис лишь на немногих, во всей Торе ее почерком отметилась только глава 38[6]. Из откопированного и переведенного свитка Сефер Йецира[7] вовсе попались крошки, — Гарри понюхал, — поющих вафель. Не в обиду обладательнице его тела, еврейскость Айрис с учетом вполне светского поведения родителей казалась больно нарочитой. Хорошо хоть на иврите ничего не попалось. Он бы не пережил, без шуток.

От свинины он как-нибудь воздержится. Или нет. Пусть вернувшаяся Айрис воздерживается. А он воин и ему необходимо жирное мясо, чтобы сражаться за путь домой; желудок согласно уркнул. Внизу в гостиной Джон и Саломея обнимались под поздравление черно-белой королевы, и Гарри застеснялся проходить мимо в кухню с надеждой на остатки salat'а. Его очаровал двухэтажный быт на Элдон-стрит с гнездышком под крышей (у Айрис был телескоп и специальное окно для астрономических изысканий!), сейчас компактность обращалась против него. Быть незаметным в таком пространстве являлось нереальным. Он подозревал, что ситуация поддерживалась в-целом на уровне города, подобно Литтл-Уинингу, где все всех знали, будучи у всех на виду.

Иногда возникало ощущение искаженного мира, где привычные вещи оказывались медленнее, неповоротливее — «допотопнее». Так он из любопытства едва не сломал телевизор с крохотным экраном перед прогулкой и схлопотал инфаркт от резко заурчавшего белого монстра, который прикидывался холодильником на полкухни.

— Как погуляла, милая? Тебе понравился свитер? — Джон уже клевал носом на плече жены.

— Ммм, да, — покривил душой Гарри. Котенок напоминал славные деньки при Амбридж, несмотря на греющие достоинства.

— Да? — Саломея в сумерках показалась ему уставшей и немного грустной. Все-таки мама Блэк была очень красивой, жаль, Айрис пошла не совсем в нее. Тишина, прерываемая шумом телепередачи и капризным включением-отключением морозильника, превратилась в давящую.

— Мам? — неуверенно сказал Гарри, Саломея вскинула на него почему-то просительный взгляд. — Ты ведь покупаешь те булочки и мороженое у Дэвисов?

Саломея вспыхнула улыбкой и приподняла широкий плед, под которым куталась с мужем:

— А что такое? — Гарри собрался с духом и подлез под ее бок, положив голову на колени.

— Я хочу ходить с тобой. Можно?

— Конечно, — теперь радость миссис Блэк чувствовалась почти осязаемым теплом ластящегося щенка. — Что на тебя нашло?

— Я скучаю. По дому и сильно, — Он правда скучал по безусловной любви близких людей. Пусть тут он ее воровал от законной владелицы, но все же. Ему не хватало этого. — Расскажи, какой я была в детстве?..

И тридцать первого декабря отложенная буря наконец разразилась, когда Гарри совершенно расслабился.

Он не ожидал, что по возвращении из вылазки по портовым складам (ничего особенного, на самом деле), вместо веселого семейного ужина столкнется с темной прихожей, где невесть сколько стоял мистер Блэк.

— Кто ты? — тени из дверного проема подчеркивали каждый дюйм и мускул обаятельного и милого Джона в халате и сложившего руки на груди. Магглы способны быть угрожающими без палочек. Особенно, если это отцы маленьких и не совсем девочек.

— Ты чего? — кровь вмиг смерзлась в его жилах.

— Это ты чего? Что. Где наша дочь?

Саломея в ночной рубашке возникла за мужем, ослепительно бледная даже в отсутствие света.

— Мам? Что происходит? — на мгновение она качнулась к Гарри и сразу отпрянула. Мучительное недоверие читалось в каждой ее обострившейся черте.

Джон шагнул вперед:

— Не смей называть ее мамой!

— Пап, — отступил Гарри. — Это я, Айри…

— Не смей! Наша Айрис никогда бы не надела ничего розового! — палец обвиняюще указал на шею Гарри. Утром мистер Блэк кинул в него сверток «за все дни Адвента тебе, ребенок!» и Гарри, не чуя подвоха, намотал на себя перед выходом мохеровый и уродливый, к слову, шарф. — Что угодно, только не розовый цвет…

«Что делать? Что делать?»

«Без паники, Поттер, уклоняйтесь от вопросов, в крайнем случае, все отрицайте. Дайте противнику выговориться и внимательно слушайте. Стройте ответы на данной ими же информации».

-… с самого приезда что-то было не так. Вроде в порядке, и все же не то, — кулаки Блэка сжались. — Каждый раз стоило нам усомниться в слове или действии, как перед нами снова представала наша девочка, наше тихое дитя. И нам становилось стыдно и страшно за наши мысли. Но сегодня. Сегодня не осталось сомнений…

-. пап, мам, я объясню.

— в пять лет Айрис похитила сумасшедшая в розовом комбинезоне! Так что не смей пользоваться именем моей дочери, где она?

Мужчина был не просто разгневан. Он был в отчаянии.

«Или… плачьте».

И Гарри заплакал.

— Ты всегда была умным, милым и беспроблемным ребенком, — прерывисто выдохнула миссис Блэк. — Даже когда мы впервые взяли тебя на руки в Строберри-филдс[8], ты засмеялась и потянулась ко мне. Я сразу поняла, что ты Айрис, наша солнечная, дорогая девочка!

— Вообще-то, я думал, что Марция — отличное имя, — гнусаво возразил мистер Блэк, пряча лицо в волосах Гарри и сжимая его в объятии крепче. Скрыть, что и у него глаза на мокром месте, не слишком получалось.

— Глупости! Не могла она быть Марцией! Те, кто оставили свою кровь, не имеют права требовать, чтобы ее звали по их хотению. Это безответственность, эгоизм! — Саломея потащила Гарри к себе, он уткнулся ей в возмущенную грудь. — К тому же, что за тупость: так окрестить девочку[9], рожденную в августе!

— Зато Бьянка была точным попаданием, — не сдавался папа Блэк, вцепившись в ноги Гарри. — И я уступил тебе с твоей заумной писакой[10], потому что ты сжульничала в покер!

Мама Блэк раздельно, с торжеством захохотала:

— Еще бы! Как бы жилось человеку с именем твоей слащавой американки, скажи на милость? Луиза Мэй Бьянка Блэк, да ладно[11]? Только представьте.

Так Гарри узнал, что бывшие Иван Соломонович и Саломея Марковна Черненко сошлись на втором имени для месячной приемной дочери, потому что некогда их флорентийская квартирная хозяйка была добра к студентам-молодоженам из Советского Союза. Во время учебы они двинулись на север и осели, сменив гражданство. Поначалу обустраивались тяжело. Благо, что новоиспеченная миссис Блэк знала пять языков и переводами обеспечивала семью. Зато мистер Блэк при средних лингвистических способностях мог уговорить купить зажигалку хоть Сатану. Однажды выкупленная ими букинистическая лавка Мортимера, чьи стены подпирало банкротство, ожила. Для счастья их не хватало одной Айрис.

История славного семейства подкреплялась увесистым альбомом с доказательством каждого шага младшей Блэк. Как они гордились ее приглашением в Хогвартс, буквально чудо! А вот историю с похищением пролетели неохотно, пугливо. Некая психичка на пляже решила, будто хватать приглянувшихся детей среди белого дня и при живых родителях, это естественное дело. Тогда нежная хрупкая Саломея в прямом смысле отбила дочь, с кровью и судом.

— Ненавижу, — спокойно сказала она, отчего у Джона с Гарри мурашки пробежали с макушки до пят. — Ненавижу за то, что потребовался год, чтобы ты опять заговорила. Наверное, и в худе есть добро, детка? Что ты и это забыла? Отпустила.

Гарри не хватило смелости лишить надежды родителей. Он рассказал о падении ровно настолько, чтобы подкрепить легенду с частичной амнезией. От безотлагательных разборок с «вопиюще некомпентным руководством» Школы спасла его ложь, что он сам настоял на утаивании, боясь за них, к тому же «Хогвартс обеспечил его лечением», отчего он начал постепенно вспоминать, в первую очередь, — папу и маму. Да и вообще в квиддиче не такое случалось, восстанавливались все. Гарри отмахнулся от невовремя всплывшего в мозгу Джона Сноумана.

«Спасибо за дневник, Айрис».

Она оставила пароль к своей жизни, немного не валидный и достаточный для лжи, которая позволит ей жить без потрясений по возвращении. На ответную услугу Гарри не рассчитывал, главное, Блэки будут спокойны и вместе, как раньше. Зато отвертеться от решения о полноценном врачебном обследовании после каникул ему удалось лишь с беспалочковым Конфундусом после ночных угрызений совести, в рабочем столе мистера Блэка материализовалась папка с детальным описанием благополучного хода исцеления дочери.

Никакое Министерство не зафиксировало вспышки несанкционированной подростковой магии.

«Это не непростительное, Гарри. Ты не ломал их память Обливиэйтом, а немного поправил факты в стройную систему».

Было много слез и много раз. Его, Саломеи, Джона. И каждый раз родители заявляли, что поддержат их девочку на нелегком пути. Гарри не заслуживал таких людей. Однако в сиянии их любви все равно чувствовал себя счастливей. Все налаживалось, и, упаси Мерлин, Моргана и весь Камелот тех, кто бы порушил их небольшое счастье.

Гарри клялся своей настоящей жизнью.

Едва поздним утром второго января нового 1975 года мистер Блэк открыл торговлю, как долговязый крепкий малый с высцветшей копной ринулся в ряды с философией восточноевропейского Ренессанса. «Отличный знак, knedlya, значит бойкая продажа сегодня пойдет», присвистнул отец. «Ага», согласился помогающий ему за кассой Гарри, карауля контрастное среди книг пальто со входа.

Конечно, на уме вертелся невербальный Конфундус, однако он не сумел отказать себе в удовольствии незаметно помахать в объект устранения палочкой, которую трансфигурировал в карандаш.

— Мэм, не могли бы меня сориентировать со средневековыми трактатами о ликан… Мэм, вы что дела?.. Айрис?

Не дослушав, Гарри раздраженно зыркнул в сторону несвоевременного покупателя.

И ему захотелось закричать.

На весь зал. На закон подлости.

На конкретно взятого Джона Римуса Люпина, который драккла лысого забыл в этой маггловской лавке.

[1] Ассорти из маленького печенья, преимущественно из бисквитного и песочного теста. Имеет французское происхождение.

[2] Нагло выдуман автором для увековечения уникальной сибирской флоры и фауны даже на магическом уровне.

[3] Микролитражный автомобиль для среднего класса конца 1960-х гг. — начала 1980-х гг. (https://ru.wikipedia.org/wiki/Citroën_Dyane) У Блэков подержанная модель канареечного цвета.

[4] Church of Our Lady of Reconciliation, или Церковь Богоматери Примирения середины 19 века, которая действительно имеет место быть в Ливерпуле на Элдон-стрит, мало того — прямо по соседству с реальным зданием по адресу Элдон-стрит, 12 (https://en.wikipedia.org/wiki/Church_of_Our_Lady_of_Reconciliation,_Liverpool).

[5] Или Иегуда Лива бен Бецалель — пражский раввин, мыслитель и ученый 16 века, которому приписывали создание голема для защиты еврейского народа во время гонений (https://ru.wikipedia.org/wiki/Махараль_из_Праги).

[6] Глава Торы, которая касается пищевых запретов.

[7] Также «Книга Творения». Считается одним из основополагающих текстов в кабалле авторства Авраама (https://ru.wikipedia.org/wiki/Сефер_Йецира).

[8] Тот самый ливерпульский детский приют, воспетый битлами в «Strawberry Fields Forever».

[9] Вероятно, Саломея Блэк имела в виду значение имени. «Марция» значит «мартовская» или «посвященная месяцу Марса и самому богу».

[10] Да, миссис Блэк является поклонницей творчества, особенно философского, английской писательницы Айрис Мердок.

[11] А вот любовь к американской литературе дочери привил мистер Блэк, чьей первой книгой на английском языке были «Маленькие женщины» Луизы Мэй Олкотт.