Дикая охота капитана Ивашова (джен)

Костёл Немецкой слободы был разгромлен вподчистую. Алтарь растрескался и был покрыт не то плесенью, не то изморозью, распятие отвалилось и беспомощно валялось в дальнем углу, частично разломанные скамейки загромождали проход, и нам пришлось потратить несколько минут на разбор бурелома. В центре помещения красовался уже знакомый по эпизоду в Курякино круг — вроде бы выжженный, но в то же время ледяной.

— Совсем Скотина-то наш краёв не видит! — прогудел Фома Еремеев. — Прямо в церкви божией с нечистыми хороводы водит... Ого, а вот и он, родненький, доигрался уже...

Патер Скоттини был мёртв окончательно и бесповоротно. Но это было еще полбеды. Ряса и тело горе-демонолога были изрезаны характерным зазубренным ножиком — таким обычно пользуются наши заклятые друзья шамаханы. Один из них лежал тут же — без личины, но почерневший и с симптоматичной маской ужаса на лице. Похоже, Кощей и его компаньоны из Дикой Охоты решили устроить разборку в маленьком Лукошкино...

— Дас ист всё они, герр полицеймейстер! — На выходе из храма нас встретило человек двадцать немцев, они тащили с собой двух мужчин с надёжно заломанными за спиной руками. — Этот кошмарний вервольф и пьяний еретик иметь опять сквернить наш костёл, я! Мы просить ваше разрушение... разрешение немножко зажигать их на дер костёр!

"Кошмарний вервольф" при ближайшем рассмотрении оказался гражданином Геральтом. Ведьмак хоть и был, если верить бабке, боец отчаянный, но против такого количества дюжих бюргеров и не растерявших хватку наемников ему было не сдюжить — плюс еще мясничиха фрау Айсбайн крепко припечатала его сковородой. В роли пьяного еретика выступал некий разудалый дядя, по виду — купец-гостинодворец.

— Батюшка сыскной воевода, не слушай ты их! Немцам веры нет! Я Афонька Никитин, сын Афанасьев, торговый человек тверской! Ведьмак мне друг, он шкуру мою от кота-баюна спас!

— Граждане немцы, настоятельно прошу вас передать этих двоих лично мне! Ведьмак проходит у нас ключевым свидетелем по делу об убийстве, а гражданин Никитин и вовсе мимо проходил! Актуальные проблемы оскорбления чувств верующих мы обсудим позже с Кнутом Гамсуновичем!

Еремеев и стрельцы изъяли у экспатов помятых Геральта и Афоньку. Осатаневших немцев можно было понять: их святое место второй раз за два дня оказывалось в центре криминального скандала.

— Милсдарь воевода, я их почти достал, — удручённо молвил ведьмак, его лицо пересекал окровавленный рубец, — Но вмешались сначала наемники мэтра Кощея — троих из них вы найдете у ограды. Потом на нас с милсдарем Афонькой навалились эти милейшие люди и попытались... привлечь к ответственности.

— Кстати об ответственности — где Митька?! Его же Яга послала за вами следить?! Голову отверну...

— Вызывали, Никита Иваныч? — Наш балбес вылез откуда-то из кустов. — Я, как бабуленька Ягуленька мне велели, за страхолюдом сим следил всемерно и прям на гнездо бесовское и вышел. Там, по всему судя, шамаханы первыми объявились, езуита со служками зарезали, а потом и эти... лютые... из ниоткуда вылезли, давай их самих рубить-колотить! Ух, страх-то какой! Поджилки трясутся, мурашки галопом скачут, волосы до облаков дыбом восстают! Но я в руки себя за ноги взял, как они разлетелись, в костёл залез, глянул... За порошок они тот смердячий подрались, судя по всему!

— Наркотик? — со знанием дела спросил Геральт.

— Нет. Этот порошок должен был помочь им обрести плоть. Странно, почему они терпели раньше, а не забрали его у Скоттини вместе с головой. Может, патер еще не снабдил их достаточным количеством снадобья? А теперь подготовил столько, сколько Охоте было надо — себе на погибель...

— В Подберёзовке в старые годы случай вышел, — встрял Митяй. — Жил-был на отшибе мужик, прибился невесть откуда, Хвастом прозвали. На все руки необнакновенный мастер был, а пуще всего — лекарь, знахарь да коновал. Ну знамо дело, где знахарские дела, там и травы колдовские, и наговоры зловещие, а где колдунства сильные процветают, там прямая дорожка к чёрту тянется. Вот чёрт думает — ну, братец, волей-неволей, а мой будешь! Обернулся он собачкой махонькой, чёрненькой, минуту улучил, как Хваст на двор выбежит — да в избу шасть! Хваст нужду справил, домой вернулся, глядит — а у него за столом лукавый развалился, пряники уписывает, романеей запивает... Здрав буди, говорит, хозяин, я бес Мефошка, и потому как положительный ты мужик, желаю в службу твою поступить. А как станет тебе заботами моими зашибись, и возмечтаешь ты мгновению ту прекрасную остановить — вот тогда душой своей и рассчитаешься...

— Да, Митя, эта штука посильней, чем "Фауст" Гёте. Доскажешь потом. А сейчас — марш в отделение! Имеешь три наряда вне очереди за недогляд за ключевым свидетелем! Его два раза подряд могли убить!

— Ну что ж, — сказал я, глядя, как стрельцы уносят тело богослужителя, — теперь пора серьёзно поговорить с неким Кощеем Бессмертным... Гражданин Геральт, вы, я погляжу, опытный охотник и диверсант. Готовы оказать посильную помощь правоохранительным органам?

— Ему придется о многом мне ответить, — кивнул Геральт. — И за многое. Если по его вине хоть волос упал с головы Цири — боюсь, бессмертие магистра окажется мнимым. Далеко ли обосновался милсдарь Кощей?

На Лысую гору, где расположилось подземное укрывище и лаборатории Кощея, они выступили на следующее утро.

— Фома Силыч, бегите за отцом Кондратом и разъясните ему ситуацию! Пусть намаливает все башни и колокольни для отражения Охоты! — раздавал Никита Ивашов последние распоряжения. — Митяй, госпожу лошадушку как следует накормил? Тогда продолжай обрабатывать Зальцбургера, пока бабуля сил не набралась для нового сканирования. Только аккуратно, без жертв!

Магичка снабдила сыскного воеводу ладанкой от страховидл и некоей берестяной грамоткой, содержавшей, судя по всему, важное заклинание.

— Я весточку лешим да водяникам пошлю: коли встретите девицу-богатырку белобрысую — сразу знать дайте, а лучше — сразу в Лукошкино её зовите! — отозвалась Яга и пошла гонять по двору младшего сотрудника.

Сивка-Бурка неслась над землёй подозрительно быстро. "Уж не родня ли она единорогам?" — подумал Геральт. За большой рекой — не Волгой, не лукошкинской Смородиной, а какой-то ещё — деревеньки и перелески исчезли, и потянулся нескончаемый хвойный лес. Из-за еловых верхушек ведьмак легко разглядел какое-то возвышение, которое по приближении оказалось огромным песчаным холмом.

— Резиденция нашего клиента, гражданин Геральт, — молвил участковый. — Лысая гора.

— Проход внутрь где-то есть? — скептически поинтересовался Белый Волк, слезая с Сивки-Бурки на твёрдую землю и аккуратно опустошая пузырьки с эликсирами.

— Прямо под нашими ногами. Открывается на пароль. Сейчас шпаргалку от бабки найду...

— Торопиться не надо, наши эликсиры начинают действовать через пятнадцать минут, — ответил ведьмак.

— Это на мышечную силу? Скорость реакции? Или всё вместе?

— Вам всё равно, милсдарь воевода, их не выпить. Для обычного человека, не прошедшего Испытание Травами, один глоток может вызвать остановку сердца.

Наконец Ивашов зачитал по "шпаргалке" магички-эксперта заветное слово, и Геральт отпрянул в сторону — песочек осыпался внутрь, обнажая вход на лестницу. Парадные анфилады магистр Бессмертный обставил нарочито мрачно — чёрный камень стен и плиток, иллюзии змей под ногами... И не только змей. И не только под ногами.

Участковый, как человек бывалый, шагал прямо сквозь мороков. Ведьмак следовал за ним, на всякий случай поглядывая на слабо светящийся медальон.

— Интересный приборчик, — одобрил медальон Никита. — Для чего он?

— Детектор магии.

— Типа счётчик Гейгера, — сослался сыскной воевода на какого-то местного чародея.

— Скорее счетчик Виго, — ухмыльнулся Геральт, вспомнив чертовски приятные обстоятельства, при которых он заполучил медальон от обольстительной и коварной Фрингильи.

— Вот я смотрю, вы с первого раза определили, что вокруг нас мороки, — заметил Ивашов. — Это с помощью медальона, или у вас просто глаз намётанный?

— Матёрым ведьмакам для такого медальон необязателен. Мы видим, что мороки чуть более расплывчаты по краям, чем материальные страховидлы. Слабая иллюзия, наши лучше делают... Ого, а вот эти уже настоящие...

Навстречу бойцам лукошкинской милиции по лестнице поднималась группа из семи-восьми упырей. Вида они, правда, были нетрадиционного — в проржавевших шлемах и доспехах, но со свеженькими отполированными клинками. Надо сказать, мечи им не помогли — Геральт, быстро сгруппировавшись, сколдовал им под ноги знак Аард. Затем он хотел добить скатывающихся по ступенькам упырей Игни, но Ивашов его опередил: продолжая посмеиваться над трепыхающимися, растерявшими оружие врагами, он стал хлестать их по физиономиям ладанкой Яги. Через какие-то три минуты от мертвецов не осталось ничего боеспособного.

— Похоже, Кощей тщательно готовился к нашему рандеву, — сделал невесёлый вывод Никита Иванович, отряхивая прах с форменных брюк. — Вон, армию зомби себе завёл...

— Нордлинги называют таких тварей драуграми, — заметил Геральт. — В них превращаются те, кто был убит в бою чародеем — остаточная магия или что-то в этом роде.

— Вряд ли. Доспехи очень старого фасона, вся магия бы просто улетучилась за века. Кощей скорее всего разрыл какой-нибудь курган викингов, реанимировал обнаруженные останки...

Лестница уже закончилась, и они подступили прямо к защищённым шипами воротам Кощеева логова. Словно шипов в помещении не хватало, из-за внезапно открывшихся заслонок выползло несколько на редкость гнусных членистоногих. Они напоминали Ведьмаку сколопендроморфов, но с характерными паучьими жвалами. Побелевшему же Ивашову они напоминали скорее о забеге в отхожее место.

— Эти уж мои, — выкрикнул Геральт и сложил пальцы знаком Игни, выводя перед собой что-то вроде черты, вдоль которой взметнулись языки пламени. Ведьмак скомандовал "Назад!" и, пока членистоногие не убежали далеко, кинул в огонь какую-то склянку. Жидкость оказалась на редкость горючей: компаньоны чуть не опалили себе носы, а из кострища послышался жалобный писк поджариваемых тварей. Когда огонь утих, они вдвоём прошли практически по подгоревшим хитиновым панцирям и тронулись дальше.

— Интересно, сколько бы мне заплатили за этот зоологический музей, — задумался вслух ведьмак.

— У вас есть зоологический музей? — обрадовался Никита.

— При университете.

— Какой культурный у вас мир всё-таки, гражданин Геральт, — поразился сыскной воевода. — В голове не укладывается, что университеты и высокая поэзия могут сосуществовать с драконами, гигаскорпионами этими вашими...

— А ты сам, милсдарь Никита, пришелец вроде меня — потому так и говоришь, — усмехнулся Геральт.

— Но чёрт возьми, как вы догадались?

Теперь им уже некому было преграждать путь, и они, тихо и осторожно балагуря, вступили в самое сердце Кощеева дворца. К немалому удивлению напарников, шипастые ворота раскрылись перед ними сами. Посреди гигантской залы с мрачным, но до смешного напыщенным декором стоял, предположительно, сам магистр Бессмертный. Он был примерно таким, каким представлял его себе ведьмак по рассказам сотрудников милиции — высоким, высохшим старцем с безумными огоньками в глазах. Облачён великий и ужасный Кощей был в чёрный костюм почти нильфгаардского фасона с кружевным воротником, поверх которого была надета ржавая кираса с черепом, окружённым змеями. Оружие повелителя тёмных сил составлял не менее ржавый клинок ростом почти с него самого.

— Что, мусорок, уважил всё-таки старого? Сам ведьмачину своего привел?! Я старался, выслеживал, вынюхивал, отборных шамаханов по его шкуру немытую посылал, а он пожалуйста — лёгок на помине! — Своим однообразным хамством величайший из чародеев Лукошкина и всего Русского царства напомнил Белому Волку главарей вызимского или новиградского ворья.

— Гражданин Бессмертный, не ломайте комедию. Вы не в том положении сейчас, — безапелляционным тоном ответил Никита. — Мы пришли к вам потому, что знаем — вы между двух огней. С тыла вам могут ударить силы Дикого Гона, с которыми вы что-то не поделили. Принимая во внимание это обстоятельство, я рассчитываю на ваши показания, которые позволят нам закрыть дело об известном вам убийстве гражданина Сидорова...

— А ты на меня Гонщиков не вешай, начальник, — надменно проскрипел Кощей. — Верно смекаешь — не други мы, да и не были ими никогда. Их фраер твой иезуитский сдуру вызвал, думал, служить ему ельфы эти станут... От него они, видать, и про меня выпытали. Не хотел я им с самого начала сопутствовать, да вожак ихний за горло самое взял меня...

— Всяк другого мнит уродом, несмотря что сам урод, — сфилософствовал участковый.

— Я подозреваю, что милсдарь прав, — вмешался в разговор ведьмак. — Сложно представить, что мага высшей категории можно шантажировать, но именно так оно и было.

— Во, слышишь, сыскной воевода, что кореш твой глаголет?! — с энтузиазмом прохрипел Кощей. Ивашов понимающе подмигнул Геральту: мол, давай, коли дальше...

— Я догадываюсь, как это произошло, мэтр, — отметил Геральт. — Ты так пропитан магией, что в тебе уже не осталось почти ничего человеческого. В этом и залог твоего кажущегося бессмертия. Даже лучшие чародеи и чародейки бессильны против таких, как ты. Но и тебя можно уничтожить — астрально. Стоит Дикой Охоте оборвать некий метафизический волосок, на котором висит твоя сущность — и нет больше бессмертного Кощея. От тебя не останется даже праха, который можно развеять по ветру. И зная это, милейший милсдарь Эреддин Бреакк Глас сделал милсдарю Бессмертному предложение, от которого он не мог отказаться. Я улавливаю истину?

— Ты прямо белку в глаз бьёшь, ведьмак, — сокрушенно молвил магистр. — Только что дальше со мной делать изволишь? Пытки людские нежить не страшат, а истребить ты меня никак не можешь. Вон, Никитка не даст соврать…

— Я хочу лишь сделать тебе ещё одно предложение, от которого ты не сможешь отказаться, — ухмыльнулся Геральт. — Ты — заказчик, я — ведьмак. Я разрешаю все твои разногласия с Эреддином и его всадниками навсегда. Ты выплачиваешь мне за это любую сумму золотом по своему усмотрению.

— Совсем менты оборзели, уже на пару с ведьмаками доят, — заворчал Кощей.

— Гражданин Геральт! Вы находитесь здесь на правах дружинника, поэтому не зарывайтесь! Это уже вымогательство и предложение услуг наёмного убийцы с привлечением сотрудника милиции в качестве укрывателя! — внезапно запротестовал и сыскной воевода.

— Есть и другой выбор. Ждать, пока Эреддин прорвёт твою магическую защиту. Или уступить ему территорию и власть без борьбы, чтобы вытирать грязь с подошв его сапог, — возразил ведьмак. — Выбор есть всегда. Разнится только отношение к последствиям.

— Уломал, красноречивый, — всплеснул анорексическими руками Кощей. — Золота бесы мои верные тебе отсыплют, когда эльфов своих поборешь. А ведьмачку свою обратно под бочок не хочешь?

— А давай, — согласился Геральт, заскрипев зубами. В другой ситуации он бы снёс голову за любой грязный намёк в адрес Цири, но информация от Кощея была слишком нужна.

— Нету! — захихикал мэтр Бессмертный, довольно топнув ногой. — Силы мои нечистые на тыщу вёрст вокруг всё обшарили — не видать девки твоей!

— Гражданин Бессмертный, ещё один уточняющий вопрос, — вступил в разговор Ивашов. Похоже было, что у него появилась идея. — А вы с помощью волшебного зеркала искать не пробовали?

— Да не работает оно, сверло худое! — вознегодовал Кощей. — Пять раз за два дня последние велел ведьмачку вашу показать — не грузится картинка ни хрена! Только рябь показывает какую-то...

— А когда вы организовывали покушение на гражданина Геральта и вели деловые переговоры с Охотой, читалась картинка?! — с нажимом в голосе продолжил участковый.

— А ты откуда догадался? — выдал себя Кощей, всплеснув тощими руками. Ведьмак почувствовал, что начинает догадываться, что сыскной воевода имеет в виду.

— Кощею Гон теперь тоже отказал в доверии — возможно, еще до драки за порошок духов. Насколько я знаю всадников Охоты, они могут поступить так — сделать ставку на того единственного, кого Цири в незнакомом мире встретит с распростёртыми объятиями. Эреддин будет идти за ней по нашим следам, по мере возможностей расчищая нам путь.

— А потом подстроит так, что мы же и принесём ему гражданку Рианнон на блюдечке с голубой каёмкой, — подхватил сыскной воевода. — Да, Геральт, преступники, похоже, имеют все шансы нас переиграть...

— И что теперь делать?

— Для начала — провести следственный эксперимент. Кощей Кирдыкбабаевич... Не делайте резких движений, серебро вас не убьёт, но постельный режим обеспечит надолго! Лучше велите вашим чертенятам доставить зеркало в зал...

— Зеркало-коверкало, а ну покажь мне ведьмачку безбашенную, Цириллу-свет Эмгыровну неисправимую! — Кощей звучно тюкнул посохом об пол.

Геральт, Ивашов и Кощей замерли перед зеркалом, как вкопанные. Их отражения в стекле исчезли, и вместо них появились всадники, похожие на нильфов, но с белыми перьями на шлемах, окружившие втроём кого-то... Несущаяся на них маленькая фигурка верхом на вороном коне. Очень знакомая ведьмаку фигурка...

— Цири!!! Это она, милсдарь Ивашов!

Вельможный пан Бронислав Выдра, шляхтич герба Побаг и товарищ панцирной хоругви подлясских гусар, скакал через березняк, разделявший владения Речи Посполитой и подлого непокорного Лукошкина. Сопровождали его товарищи той же хоругви — Стах Радзинский и Ежи Вендорский. Товарищи Выдре подвернулись верные — пожалуй, более верные, чем он того заслуживал. С ними не страшно было идти в разведку. Собственно, из разведки вся троица и возвращалась.

Передвигаясь с превеликой осторожностью по Брынским лесам, три гусара, веселых друга, вышли чуть не под Вязьму и установили, что проклятые схизматы и их деспот Горох не теряли даром времени. У Вязьмы встало заслоном двадцатитысячное русское войско, командовал которым зять государев — молодой боярин Мишка Медведев. С юга, от Калуги, на Рославль и Брянск боярин Ржевский вёл рать поменьше, в пятнадцать тысяч клинков. Горох был готов к войне. А в тылу у посполитого ополчения были Австрия, связанная с Россией династическими альянсами, неуправляемая Запорожская сечь, которая неизвестно за кого выступит, турки, шведы...

— Ох, не будет с таким proportio vires* похода, — сокрушался Выдра. — Казимеж Збышковский уже не тот ныне, не решится. Начнёт к Гороху посланников подсылать, ни о чём потрепется да и повернёт до Варшавы, трясця его матери.

— А чем нам, паны добродии, долги платить, он подумал? — сердито пробасил Радзинский — самый отчаянный из всей троицы. — На мне, видит Бог, пятнадцать тысяч злотых. Где я в мирное время их возьму?! Две деревни погорелые, кметы второй год лебеду варят...

— И не говори, — отозвался Ежи Вендорский. Проблемы с долгами у всех разведчиков были идентичны. Внезапно пан Ежи с интересом начал вглядываться в боковую лесную тропинку. Вендорского боевые товарищи ценили за то что он, подобно сторожевому псу, первым чуял возможную угрозу.

— Панове, у нас гости...

— Казаки? — забеспокоился Выдра. — Разбойники?

— Лучше, панове, лучше! Девки, самой ядрёной породы! — закрутил ус Вендорский. — За ягодами собрались, ха!

— Теперь они и есть наши ягодки, — довольно проурчал Радзинский, чьи жизненные потребности ограничивались самой низменной физиологией. — Довольно мы, паны браты, постились, пора и разговеться!

Возражать панцерные товарищи ему не стали. Девки были удачно застигнуты врасплох и даже не пытались сопротивляться попытке славной гусарии поправить боевой дух. Правда, было их всего двое, но лазутчиков сие не смутило, ибо сказано "Vivamus at que amemus"**.

Пан Ежи в силу медлительного склада натуры попал к шапочному разбору. И теперь, пока Выдра и Радзинский привычно обминали дары Венеры, он стоял на страже, дабы неприятель не взял панов в плен с позорно спущенными портами. Конечно же, топот копыт за деревьями не укрылся от него.

— Стерегись, пан Выдра! — тревожно воскликнул наблюдательный Вендорский. — Опять кто-то едет. Москалей на подмогу позовет, гвалт будет великий…

— Рубать надо, — мрачно процедил Стах Радзинский, не отрываясь от молодухи потолще. — Хрусть и пополам.

— Не торопитесь, панове, он всего один, — успокоил товарищей Выдра, бросив девицу помельче и отряхнувшись. Всадник приблизился уже на расстояние видимости — Сопляк совсем, с ним и жидовский скрипачик управится.

С этими словами Выдра взялся за бандолет* * *

, думая подстрелить вражеского всадника как зайца раньше, чем он успеет навредить. Но конник сделал некий еле заметный — особенно вдали — жест рукой, и бандолет нелюдской силой вырвало из рук пана Бронислава. При этой операции Выдра сломал два пальца, а ружьё нежданно выстрелило, продырявив коню пана Вендорского шею.

Когда всадник — молодой, но уже с изрубленным лицом белобрысый малый — подобрался поближе и разглядел, чем развлекается честная компания — кровь от ярости прилила к его голове, и он рванул с обнажённым мечом на Выдру и Радзинского. Стах едва успел взгромоздиться на кобылу, и при попытке уклониться от замаха неизвестного свалился обратно наземь, едва не почеломкавшись с муравейником.

Ежи Вендорский кое-как высвободился из-под умирающей лошади, но тут клинок незнакомца опустился точнёхонько на его голову. Бронислав Выдра, подтверждая славу первого бойца на Подляшье, увильнул от следующей атаки белобрысого наездника, а затем едва не кослулся его виска саблей. Враг не получил даже царапины, но шапо обронил, и стало пану видно из-под него девичью косу и нежные ушки.

— Так то баба?! — взъярился пан Выдра. — А-а, пся крев! Посеку! — И он с занесённой для неотвратимого фамильного выдровского удара саблей ринулся на неприятельницу. Но загадочная паненка ловко парировала удар, потом ещё...

— Держись, пан Бронислав! Иду на помощь! — пророкотал Радзинский. Кое-как он взобрался назад в седло, пришпорил венгерского жеребца и на полном скаку ударил воинственную деву булавой с родовым кличем: — Бей, круши, жги, дави!!!

Но вдруг — о, будь проклято это "вдруг"! — неслышно вышел из ельника дедусь самого благообразного обличья. Портили его только некоторые мелкие детали — сучкоподобные пальцы, птичье гнездо в лохмах, борода изо мха... А так дед как дед.

— Пошто девок рубаете, гостюшки? — недовольным басом продудел дедусь.

— Иди до дьябля, старый пень, пока цел! — прикрикнул Выдра, выбивая из седла бой-девку и готовясь отделаться от нежданного врага. Дедусь смолчал. Только почему-то стал выше и слегка одеревенел. Потом сравнялся ростом с обоими верхоконными и стал совсем дуб дубом — только руки-ветви шевелились. "Иисус-Мария, леший! Горе нам..." — подумал замерший Стах, Бронислав же молча сидел разинув рот.

Лесовик вырос с пол-сосны, сгрёб гусар за шкирки и стащил с коней, стискивая в кулаках. Выдра почувствовал, как сжимают его узловатые ветви-пальцы, сокрушая кости, как впиваются в холёное мясо сучья. Напротив него в таких же деревянных "пальцах" корчился Радзинский, исходя площадной бранью. Потом Бронислав было застонал "Pater noster, qui es in caelis* * *

...", но с ужасом понял, что нет сил помолиться. А потом... Потом не было уже ничего.

Лесовик стряхнул обоих покойников на дорогу и стал уменьшаться. Кора его вновь стала человеческой кожей, плющ — бородой.

— Эк они тебя, девица, — молвил лесовик, приняв обычный облик и помогая паненке встать. — Вот он каков-то — гонор панский! Дерутся, а у людей путных чубы трещат! Поезжай за мной, к друзьям тебя выведу.

— Извини, но мне с тобой нельзя ехать, — ответила девка, с помощью лешего залезая на коня. — Однажды меня уже приютил один старичок-лесовичок — а оказался людоедом и извращенцем. Теперь ему уже не надо никого насиловать и сжирать, — и для убедительности она чуть выдвинула меч из ножон.

— Ух ты! Чёртова баба... — обиженно сказал лесовик, отпрянув от клинка. — Вдругорядь загнал бы я тебя в трясины зыбучие, да нынче девок забижать мне не велено...

— Кем не велено? Если твои друзья — те, о ком я думаю, то живыми я их и знать не хочу. Уйдем отсюда, Кэльпи, — сказала девица, заправляя короткие волосы обратно под шапочку. — Не хочу снова влипать в неприятности из-за такой скотины.

Леший, ворча на неблагодарную молодёжь, удалился в своё убежище в чащобе, которую даже медведи обходили десятой дорогой. Тем необычнее казалось, что оттуда вскоре выпорхнула ласточка — и что полетела она в сторону Лукошкина, неся весточку хозяина Брынских лесов Яге. Видели это ополоумевшие девки, что весь бой от греха подальше просидели в кустах, и тоже не молчали.

Но свидетелями схватки стали не только люди и старый леший. Как показала дальнейшая история, к большой беде.

— Теперь возьмите эту падаль, привяжите поперек сёдел и вывалите по ту сторону границы королевства ляхов, — скомандовал всадникам Эреддин. — Это будет наш дар им в знак уважения.

— Squaess'me, Rionn* * *

, — вмешался Смаэль аэп Браголлах, один из самых отчаянных Красных Всадников, с лицом, изуродованным когтями немыслимой здесь твари, — но зачем нам быть могильщиками для туземцев? Неужели твой план требует, чтобы мы выполняли за D'hoine грязную работу? Ты думаешь, что потом они в благодарность...

— В этом мире, как и везде, D'hoine готовы вцепиться друг другу в глотки, — перебил его Бреакк Глас. — Достаточно одной мелкой стычки, чтобы короли и цари бросились на поле брани. Почему бы не ускорить процесс истребления ими друг друга? В конце концов некому будет обороняться от нас, и те, кто выживет, с радостью пойдут к нам в услужение. Лишь бы не было войны — старая песня трусов и рабов.

А когда мы осядем здесь, обретем себе земли и D'hoine, овладеем огневым боем этого мира, вернём власть над Старшей Кровью — нам не нужны будут Ведуны, неустанно диктующие свою никому не понятную волю. Не нужны будут Короли Ольх, которые ныне меняются чаще, чем погода. Мы станем новым, вольным, гордым народом, — Эреддин задумался, пытаясь предугадать, как нарекут потомков его Всадников. Взгляд Лиса обратился на изобиловавшие вокруг деревья... — Aen Birche. Народом Берёз. И другие народы и государства посторонятся и дадут дорогу нашим коням. Особенно любезные мне и вам Aen Elle.

— Но есть кое-что поважнее, — не успокаивался Смаэль. — Дитя-Неожиданнность была здесь, кони её чуют! Она не должна была уйти далеко. Мы не должны её упустить, Rionn!

— Пока вокруг неё крутятся недобитый ведьмак и его новый друг-воевода, — осадил его Эреддин, — они будут путаться у нас под ногами. А когда загремит порох, разрывая в клочья человечину и превращая в угли города — никому в этом мире не будет дела до одинокой девчонки на лядащей лошадке, Смаэль аэп Браголлах. Мы заполучим и Старшую Кровь, и освободившиеся земли. Твоя же настойчивость только спугнёт её и продлит наши поиски. По коням, Всадники!

Эреддин и еще двое воинов-эльфов подобрали убитых поляков и, привязав их к седлам, направились на запад. Они чувствовали, что теперь обретают полную свободу действий. Забрав у надменного богослужителя D'hoine снадобье, дававшее им возможность полноценного материального присутствия в этом мире, они могли многое. Всё. Почти всё.

* Cоотношение сил (искаж. лат.)

** Жить — значит любить (лат.)

* * *

Бандолет — укороченный кавалерийский мушкет, этакий обрез XVII века, состоявший на вооружении польской гусарии.

* * *

"Отче наш, иже еси на небеси" (лат.)

* * *

Rionn — король, вождь (Старшая Речь)