Фантастические драбблы (джен)

Дверной колокольчик приветливо зазвенел, и Куинни, подарив улыбку пожилой леди, впорхнула в пекарню, громко поприветствовав клиентов. Кое-кого она знала, чьё-то лицо видела впервые, но все они были как на ладони, благодаря её дару легилименции. Вот, например, у того джентльмена со вчерашнего дня болит голова. Нужное заклинание, и он уже чувствует себя значительно лучше. А у той леди с утра украли кошелёк, и она одолжила денег у соседки только лишь для того, чтобы купить сыну печенья к чаю. Здесь Куинни тоже могла помочь.

— Якоб, милый, этой доброй леди передай десять «нюхлей» за мой счёт, — проворковала она, заскакивая за стойку и целуя любимого в обе щеки.

День обещал быть прекрасным: печенье продавалось на ура, Якоб широко улыбался от одного её вида, и Куинни, дабы не отвлекать его, проскользнула в подсобку, где с чувством всепоглощающего счастья принялась заваривать чай.

Оставалось дождаться шести часов, повесить табличку «закрыто» и отправиться гулять по вечернему городу. Пройтись по набережной, зайти в кафе-мороженое, а потом завернуть в кинотеатр, посмотреть «Метрополис». Энн Эшвуд из отдела Стирания Памяти трижды стирала память сама себе, чтобы снова и снова смотреть этот фильм будто впервые. Для Куинни это являлось лучшей рекомендацией.

Напевая под нос очередную не-маговскую песенку, она расставила сервиз и, сцепив ладони в замок, довольно осмотрела плоды своих трудов. От чашек вверх вился густой ароматный пар, а от выложенного сердечком печенья рот набирался слюной. Якобу должен был понравиться её сюрприз.

— Так значит, вот где ты пропадаешь вечерами. — Холодный голос Тины заставил Куинни подпрыгнуть и, нервно улыбнувшись, обернуться.

Она знала, что когда-то этот день настанет. Ждала момента, чтобы рассказать сестре о романе с не-магом. О запрещённом магическими законами романе, прознав о котором, Министерство могло не только лишить её волшебной палочки, но и упечь за решётку. Но Тина — её сестра. Не стоит ведь переживать о её реакции?

Куинни взглянула в мысли сестры. Переживать стоило. Не произнося ни слова, Тина мысленно яростно отчитывала её, напоминая о безответственности, эгоизме и глупости, коими, по мнению сестры, Куинни обладала. Слежку за ней Тина считала полностью оправданной и даже не думала извиняться за этот бестактный поступок.

Слышать это было горько. Рано лишившись родителей, сёстры учились выживать вместе. Куинни всегда старалась поддерживать Тину не меньше, чем та её, и теперь очень надеялась снова ощутить поддержку сестры.

— Я ведь не хочу ничего дурного, — пробормотала Куинни, надеясь, что сможет достучаться до Тины. — Неужели я не заслуживаю счастья? Неужели не могу просто любить, пусть и не-мага?

Тина снова завела мысленную лекцию о нарушении законов, сведя всё к одному: она лучше знает, что будет хорошо для Куинни.

Якоб, распрощавшись с последним посетителем, присоединился к ним. Он стоял в дверях и наблюдал за тем, как Куинни спорит с тишиной, а ей хотелось под землю провалиться, лишь бы убраться от этого разговора, а ещё плакать, за себя и за Якоба, проклиная дурацкие правила, которые не давали ей радоваться счастью в полной мере.

— Хорошо, — сдалась она, наконец. Смахнула слезу, которую всё же не смогла удержать, как ни старалась, и, подойдя к Якобу, взяла его под руку. — Если это твоя позиция, вот тебе моя: этот мужчина — мой. Я его люблю. Я сейчас же сломаю свою волшебную палочку, если вам всем это нужно… Нет, мне плевать на твоё неодобрение. Я буду с Якобом, нравится тебе это или нет… Ладно, если тебе так хочется. Я соберу вещи сегодня же.

— Куинни, — первое слово, произнесённое Тиной за всё время, сочилось болью. Сестра вовсе не хотела ссориться, Куинни понимала это. Она чувствовала смятение Тины, ей даже было жаль сестру. Но больше Куинни было жаль себя и Якоба, и потому, ухватившись за замечание сестры, что им лучше тогда и не жить вместе, она захлопнула дверь в своё прошлое. Поставила точку в противостоянии. Без Тины ей будет плохо, Куинни знала это. Но знала она и то, что без Якоба её жизнь вовсе закончится.

Нет, есть вещи, за которые стоит бороться. Их с Якобом любовь — одна из этих вещей.

— Уходи, Тина, — опустив глаза, попросила Куинни. — Я теперь сама по себе. Не бойся, не пропаду.

Она криво улыбнулась и кивнула куда-то вверх.

— Над пекарней у Якоба есть квартирка, места на двоих хватит.

— Но… — Тина перевела взгляд на Якоба, тот, не понимая, что вообще происходит, неуверенно пожал плечами.

— Тебе лучше уйти, — повторила Куинни, отворачиваясь. Сделала вид, что её очень интересует расстановка специй на полках. Обернулась только тогда, когда дверной звоночек возвестил об уходе Тины.

Тогда лишь Куинни расслабилась, плюхнулась на стул и прикрыла глаза.

Аромат чая напомнил, что этот день должен был пройти совершенно по другому сценарию. Было горько и грустно.

— Куинни, детка, — обратил на себя внимание Якоб. — Правильно ли я понял, что мы только что съехались?

Куинни пожала плечами. Не хотелось ставить Якоба перед фактом.

— Если ты против, я могу снять квартиру, — шмыгнув носом, сказала она.

Якоб с шумом выдохнул и, вытащив из нагрудного кармана платок, вытер выступивший на лбу пот. Якоб нервничал, даже мысли читать не приходилось, чтобы понимать это.

— Нет, детка, что ты, я совсем не против, — проговорил он, присаживаясь рядом на корточки и беря её руки в ладони. — Я очень хочу, чтобы ты улыбнулась. Ну же, ради меня. Тебе очень идёт улыбка.

— Якоб, — Куинни улыбнулась сквозь слёзы, — булочка ты моя с корицей…

Не в силах больше сдерживаться, Куинни зашлась рыданиями, и Якоб, крепко обняв её, шептал слова утешения.

А в паре кварталов от пекарни Тина, прижавшись лбом к холодной стене подъезда, глотала слёзы, крупно дрожа, и её не обнимал никто.