Каникулы в Годриковой Заднице (гет)

Было утро выходного дня. В честь грядущей ночи на Ивана Купала славянская диаспора Годриковой Задницы устраивала праздничное гулянье.

Девчонки убежали в рощу еще спозаранку. Миссис Уизли неторопливо бродила по дому в поисках белых трусов, носков и вуалей. Убираясь в комнате Джинни, она достала из-под матраса чёрную тетрадку с надписью «Мой дневник».

Мисисс Уизли открыла его и прочла последнюю запись:

«Сегодня мне приснился забавный сон. Рон стал римским императором и взял меня в жёны. Мы с ним так сказочно занимались любовью, а потом пришли близнецы и всё опошлили. Я проснулась и начала фантазировать на эту тему, а мама кричит — Джинни тебе пельмени на завтрак с кетчупом или с майонезом делать? Нет, ну вот что за сучка!»

Миссис Уизли перелистала тетрадь и из неё выпало две записки, на первой было вот что:

«Не бзди. Ты застрелила моего прадеда, но всё в порядке, он всё равно был портретом, и никто от меня ничего не узнает. Леголас».

Вторая была написана ещё совсем свежими чернилами.

«Задержи мать. Мы готовимся расправиться с ублюдками. Потом будем с тобой квасить в честь победы. Ну по крайней мере ты, я же не пью. Твой Леголаська»

«Вот это уже никуда не годится. Во что ввязались эта обалдевшая девчонка? Что за бандит её домогается, спаивает, заставляет замышлять против матери? А как неприлично быстро развиваются их отношения судя по подписи! Этому надо положить конец!»

В окно постучал Люциус Малфой.

— Молли, — сказал он, — выручайте! Ко мне пришла делегация. Просят подпевать хороводу. Говорят, откажусь — меня маглам на растерзание отдадут, а у них сегодня способности против нечистой силы! Я что, дурак один корячится? Давайте вы со своим баяном со мной!

— Молли, я с Нарциссой не хочу, она только на бас-гитаре бренчать умеет. Хочу с вами! У нас получится хорошо. Можно, я к вам через окно прыгну? Суньте бельё в корзину и выньте инструмент. Ну вот, я вам сам сунул и вынул. Вам только остается нажимать на клавиши пальцами, да подпевать за мной ртом.

— Послушайте, Люциус, — обиженно сказала миссис Уизли, — в конце концов вы могли не лезть в окно, когда есть двери…

К вечеру в лесу за деревней стало шумно. Паровозиком ходили и танцевали какие-то люди во главе с Августой Долгопупс. Тащились предприимчивые торговцы с лепёшками, пивом, сыром, конфетами, сбитнем. Строили друг другу глазки двое голубых старичков, косивших под Дамблдора и продавали мороженное. На поляне разводили костёр, по традиции огонь для него должен был быть добыт без всякого волшебства, древним способом — трением дерева об дерево. Вокруг столпился народ и хохотал над криворукостью тех, кто пытался это провернуть.

У ворот кладбища стоял старичок-охранник и бранил парней, которые хотели пройти к могилам с лопатами, мешками и дохлой кошкой.

— Знаем мы таких — за могильной землицей направились. В прошлом году всё кладбище за ночь перекопали. Идите вон с девками на речку колдуйте, они всё вас привораживают.

— Так ведь, папаша, кошку похоронить идём!

— Ну конечно, а пентаграмму козлиной кровью вы на лбах тоже для похорон намалевали? Проваливайте. Эй, уважаемый профессор, а что у вас из штанов торчит?

— Так, стыдно и сказать-то, — смутившись, отвечал Гораций Слагхорн, — красавиц тут много… вот и торчит.

— Бутылка у вас торчит, — возразил старичок. — Со своим у нас тут нельзя, хотите на праздник, покупайте пиво или медовуху.

Джинни бессмысленно шаталась по берегу речки, когда к ней подбежал Оливер Вуд и сунул под нос букет полыни.

— Страшно? Руки, ноги огнём жжет? На глаза слёзы наворачиваются?

— Нет.

— Ладно, значит поверье, что полынь отпугивает ведьм — полная лажа. Но ещё слыхал я у маглов, что, мол, если посыпать порог конопляным цветом то ведьма не сможет пройти. Проверим-ка этот трюк!

Оливер достал из карман невзрачные цветочки и начал тщательно насыпать окружность. Вернувшись к исходной точке он обнаружил, что Джинни половину цветков подобрала и набивает ими самокрутку из сухого лопуха.

Подошли Крэбб и Гойл, утащили Оливера, а Джинни сообщили, что её мать вот-вот выйдет на люди с баяном. Джинни перепугалась и побежала к толпе на поляне.

Показались Люциус и миссис Уизли. Джинни было страшно: ей показалось, что над мамой сейчас начнут смеяться. Но никто не смеялся.

Люциус и миссис Уизли взгромоздились на большой пень и встали, такие наивные, старые и неуклюжие, что Джинни захотелось расхохотался. Но вот Молли накинула ремень на плечо. Громко прокашлялся Люциус, расправил плечи, высоко поднял подбородок, и низким звучным голосом запел:

Спать сегодня ночью было бы негоже

Глаза богов я вижу в вышине

Внизу что-т жжёт, страсть сердечко гложет

Я оборотень пьяный при луне

Ох, если я сейчас встречуся с тобою

А может и с другою? Какая разница!

Прижал бы силой к дереву

И в задницу, и в задницу, и в задницу!

На последних строках Молли сильно смутилась, перестала подпевать и даже приглушила баян. Но народу песня очень понравилась и их заставили играть дальше.

— Ах, как хорошо! Какой Малфой молодец, однако… — бормотала Джинни. — Так, так. Играй, мама! Хорошо, что не слышит этого наш папа.

После концерта, дружно взявшись за руки, Люциус и Молли шли по дорожке вокруг кладбища.

— Было здорово, — говорила Молли. — Но я не заметила, куда пропала Джинни.

— Она стояла на крыше афта… ахтымобиля, — запнулся Люциус, — и кричала: «Браво, браво!» Потом к ней подошел один парень и уволок.

— Какой парень? — встревожилась Молли. — Люциус, вы разумный человек, скажите, что мне с ней делать? Смотрите! Утром я у нее нашла вот эту бумажку!

Люциус прочел записку. Он растерялся, а потом задумался и нахмурился.

— Ох, и попадись мне этот Леголас под руку, то-то бы я с ним поговорила!

Молли спрятала записку. Некоторое время они молчали. Но люди на поляне визжали очень весело, все смеялись, и, опять взявшись за руки, они пошли ещё один круг вдоль ограды кладбища.

Вдруг на углу в упор они столкнулись с другой парой, которая, так же чинно держась за руки, шла им навстречу. Это были Драко и Джинни.

Растерявшись, обе пары, совершенно невежливо, хором выругались.

— Вот кто такой Леголас! — отдёргивая руку, с отчаянием сказала Молли. — Вот кто тот сраный мальчишка.

— Вообще, Леголас моя кличка, — смутился Люциус, — не знаю, почему сын взял её себе.

— Так вы всё сразу поняли! — рассердилась Молли. — И вы мне ничего не говорили!

Оттолкнув его, она побежала на кладбище куда шмыгнули Драко и Джинни. Но их уже видно не было. Поблуждав, она свернула на узкую кривую тропку, и только тут она наткнулась на Драко, который стоял внутри разрытой могилки перед Невиллом и Дэстроером.

— Послушай, — подходя к нему вплотную, сказала миссис Уизли. — Мало вам того, что вы облазили и обворовали все дома, даже у старухи самогон, даже у осиротевшей девчурки айфон утащили; мало тебе того, что вас стремаются уже даже собаки, — ты портишь и настраиваешь против меня дочь! У тебя на футболке написано «истинный ариец», но в душе ты просто… говно.

Драко побледнел.

— Возмутительная ложь, — сказал он. — Вы ничего не понимаете.

Миссис Уизли махнула рукой и побежала разыскивать Джинни.

Драко стоял и молчал. Молчали озадаченные Дэстроер и Долгопупс.

— Фига се, наезд, — прибалдел Долгопупс. — Похоже, тебе весь мир решил отомстить перед твоим концом, да?

— Да, пухляш, — медленно поднимая глаза, ответил Драко. — Мне сейчас тяжело. А всё потому, что я единственный лучик света в этом тёмном, безумном мире. Но знаешь, я всегда готов к тому, чтобы меня поймали, избили, отодрали, я даже этому буду рад… ведь всё это за-ради праведного дела.

— Чего же ты молчал? — усмехнулся Долгопупс. — Отодрать, избить. Ты бы сразу сказал, и мы тебе каждый день бы помогали почувствовать свою праведность.

— Да! Ты бы сразу сказал, и мы бы тебе каждый день помогали бы почувствовать свою праведность бы, — добавил обрадованный Дэстроер.

Не ожидавший такого тупого повторения реплики Долгопупс молча и холодно посмотрел на своего товарища. А Драко положил руку на лицо и сделал вид, что ему жутко стыдно за Дэстроера.

— Драко, гордый, — тихо сказал Долгопупс. — Ему бы визжать, на помощь звать, а молчит.

— Давай-ка сунем ему по разу, вот и завизжит, — сказал Дэстроер, начав снимать штаны.

— Он… гордый и смелый — хрипло повторил Долгопупс, — а ты… ты — тупой магл!

И, развернувшись, он двинул Дэстроеру кулаком в лоб. Дэстроер опешил, потом взвыл и кинулся бежать. Достав палочку, семь проклятий Невилл послал ему в спину.

Драко вылез из могилки, поднял свою палочку оброненную Дэстроером и отряхнулся от земли.

— Понял, наконец, какие они — эти маглы. И знай, тех твоих придурков вчера мы просто оглушили, а огонь в костре был ненастоящий. Я просто хотел напугать тебя. В качестве наказания.

Долгопупс отвернулся, плюнул, пошел к ларькам, взял шестнадцать больших пирожных с кремом и шоколадом, сел посреди дороги на землю и, тяжело дыша, жадно стал поглощать их большими кусками.

На поляне возле статуи гомострептипедикуса Драко нашел Крэбба и Гойла.

— Драко! — предупредил его Крэбб. — Тебя ищет твой отец. Злой, как гомострептипедикус перед случкой.

— Да иду я, знаю.

— Ты живым-то вернешься?

— Не уверен.

— Драко! — неожиданно озабоченно сказал Гойл и взял Малфоя за руку. — Что это? Ведь мы же всё правильно сделали. Что сожгли этих маглов. Не может твой отец…

— Да не сжигали мы никого! Я прикололся над вами.

Драко ушел.

К миссис Уизли, которая несла домой баян, подошла Джинни.

— Мама!

— Уйди! — не глядя на дочь, ответила Молли. — Я с тобой больше не разговариваю. Я сейчас возвращаюсь в Нору, и ты без меня можешь гулять с кем хочешь. Хоть залети, мне похрен.

— Но, мама…

— Я с тобой не разговариваю. После рассвета всё встанет на свои места. А там подождем отца.

— Да! Папа нормальный чувак, не то что ты! — в гневе и слезах крикнула Джинни и помчалась разыскивать Драко.

Она разыскала Крэбба и Гойла и спросила, где их дурацкий предводитель.

— Его позвали домой, — сказал Гойл. — На него за что-то из-за тебя очень сердит дед и батя.

В бешенстве топнула Джинни ногой и, сжимая кулаки, вскричала:

— Вот так… ни за что… и попадают люди в ад! Ну ведь не хочешь же брать грех на душу, а всё равно заставляют.

Она наколдовала ствол из ветки и патроны из камушков, и собралась уж было пойти мочить Малфоев старших, но тут к ней подскочили Терва и Бесстыда.

— Жжинька! — закричала Терва. — Что с тобой? Джинни, бежим! Там пришел диджей, такой клубняк крутит — уже мертвецы с могил повылезали отжигать!

Они схватили ее, отобрали пистолет и, тормоша, потащили к поляне, где мелькали яркие, цветастые пятна лазеров, и где в середине танцпола жгла неистовей всех Лили Поттер, иссохшая вся, серая, совсем скелет, одной рукой вертит трусы над головой, а в другой держит оторванную руку своего мужа Джеймса и колошматит ею толпу.

— Джинни, ну фули ты плачешь?! — так же, как всегда, быстро и сквозь зубы сказала Бесстыда. — Меня когда бабка колотит, и то я не плачу! Я просто представляю, как её в тюрьме по кругу пускают, и всё! Ты чё, хошь шоб я тя ножичком пырнула, чтоб ты ожила?

— «П-пы-пырнула»! — передразнила Бесстыду Джинни сквозь рёв. И, ворвавшись в толпу, они закружились, завертелись в отчаянно веселом танце.

Когда Драко вернулся домой, его подозвал дед.

— Мне надоели твои голубые похождения, — говорил Абраксас. — Надоело, что тебя видят всегда только в компании других парней. Что это была за странная история со стариком в ванной?

— Это была ошибка.

— Хороша ошибка! И кстати, к той девочке ты больше не лезь: тебя ее мать не любит.

— Так с кем же мне быть, если ни с мальчиками, ни с девочками нельзя?

— Не знаю. И вообще, перед тем как с кем-то быть, нужно сперва заслужит привилегию быть вообще! Ты, Драко, всё ещё очень сомнительное приобретение нашего рода. Чем ты вообще живёшь? Какой у тебя интерес был красть с чужого сада малину на рассвете? Отец говорит, что ты учишь бедную девочку сатанизму.

— Он лжёт, — возмутился Драко, — или ему наврали! Если ему интересно, чем я занимаюсь, он мог бы позвать меня и просто спросить. И я бы все ответил честно. Это и к тебе, дедушка, относится.

— Молчать! Щ-щенок! Ещё удумал тут, старого человека учить. Я жизнь знаю. Сто сорок лет говно с лопаты ел не для того, чтобы меня какая-то козявка уму-разуму учила!

Абраксас плюнул и повернулся, чтобы уйти.

— Деда, — остановил его Драко, — а когда вы были мальчишкой, что вы делали? Как жили?

— Мы?.. Мы в ножичек рубились, курили, нищих камнями забивали, много дрались. Наши дела были простыми и понятными, а вы… ваше поколение… чёрт пойми, что за люди.

Чтобы проучить Джинни, ночью, так и не сказав дочери ни слова, Молли уехала в Нору.

В Норе никакого дела у нее не было. И поэтому, постояв и потупив в своём камине минуту, она отправилась к Минерве МакГонагалл, просидела за ночным чаепитием пять часов и только потом вернулась обратно. Она отряхнулась от золы, зажгла свет и тут же вздрогнула: к двери туалета был пришпилен копьям и распят садовый гном. На кухне обнаружились совиные перья и остатки трапезы других садовых гномов. Одно из было окон разбито, видимо через него и пролезли эти маленькие паразиты. Молли взяла со стола совиную лапку, сжимающую письмо и распечатала. Оно оказалось от её сына Рона.

К полуночи, когда народ начал разогреваться, Джинни и Терва забежали за Луной Лавгуд. Затевалась игра в квиддич над озером, чтобы потроллить маглов и Джинни должна была сменить платье на что-то более непромокаемое и спортивное.

Она натягивала наспех сшитые из брезента от палатки джинсы, когда в комнату вошла ведьма — мать белокурой девчурки-соседки. Девочка сидела у неё на плечах, напевала весёлый стишок и пукала под мышкой.

Узнав, что миссис Уизли нет дома, грязная и лохматая женщина опечалилась.

— Я хотела оставить у вас дочку, — сказала она. — Как она меня задолбала, господи… На кой-чёрт я сюда вообще приехала.

— Да оставьте вы ее, — сказала Джинни. — Она у вас такая боевая… я по сравнению с ней недоразвитый, инфантильный гном. Хотите я её с собой на тусу возьму? У меня и подруга есть, с которой она сойдётся.

— Ой, да пожалуйста, — обрадовалась ведьма. — Только когда она спит, изредка нужно подходить и менять под ее головой подушку, иначе от её снов перья превращаются в бритвенные лезвия.

Девчурка была скинута с плеч. Ведьма ушла. Джинни сдернула занавеску, сшила по-быстрому из неё кофту с дерзким капюшоном, захлопнула дверь дома, и они вчетвером побежали играть в квиддич на озеро. Джинни заранее потирала ручонки — Луну и белокурую четырёхлетку она собиралась отправить в команду противников, а значит игра обещала быть замечательной.

Только они убежали, как на крыльцо прилетела синяя в полосочку сова. Она стучала клювом во все окна, но никто не вышел.

Прошло часа четыре. Прилетела ещё одна сова, жёлтая в дырочку.

— Слышь, подруга, — сказала она на совином языке. — У тебя тоже срочное сюда?

— Да. Нету никого.

— Это всё из-за брексита. Вот если бы Британия не решила выходить из Евросюза, такой херни было бы гораздо меньше.

— Да они с дубу рухнули.

— Ну, блин, не говори…

Совы принялись оживленно ворчать и сетовать, до тех пор, пока совсем не начало светать. Задолбавшись ждать, совы разбили окно и аккуратно положили письма на подоконник. Потом подговорили рыжего котёнка спавшего на холодильнике написять рядом с разбитым окном, чтобы вернувшаяся хозяйка уж точно сразу бы заметила письма.

Но Джинни их не заметила. Придя домой, в рассветных сумерках она скинула с плеч наглую девчурку, пнула котенка, разделась, попереживала за Луну, которую напоили ребята и увели в лес, после чего намертво уснула.

Спала она недолго, всего четырнадцать часов, и проснулась, потому что ей страшно захотелось булки с маковой соломкой. Она спрыгнула с кровати, подошла к холодильнику, зажевала булку, ударилась мизинцем ноги о стул и тут, наконец, увидела на подоконнике письма.

Ей почему-то стало неприятно. Непонятно откуда пришедший страх ёкнул в её животе. Испачканными маком руками она разорвала конверты и прочла.

В первом письме было вот что:

«Чё-то мне хреново, дочка, помираю я. Без шуток, в самом деле помираю. В моем ангаре есть сейф, пароль «папяха». В нём лежит тетрадь. Возьми её. Это мои мемуары, в них описаны все ошибки моей жизни, ошибки, которые могут чему-то научить. Я завещаю эти мемуары тебе, так как ты мой самый любимый ребёнок из всех и именно тебе они понадобятся в наибольшей степени. Папа».

Во втором:

«Приезжай немедленно, папа траванулся брагой. Всё очень плохо, друиды борются за его жизнь, но надежд на благополучный исход мало. Мама».

С ужасом глянула на часы. Было без четверти пять. Накинув платье и схватив спрей от комаров, Джинни, как полоумная, бросилась к крыльцу. Одумалась. Вернулась, оставила спрей и вместо него взяла палочку. Выскочила на улицу и помчалась к дому старухи-самогонщицы. Она грохала в дверь кулаком и ногой до тех пор, пока не показалась в окне голова соседки.

— Чё надо? — злым голосом спросила она. — Чё припёрлась, позорница? Я малявкам не продаю.

— Я не позорница, — умоляюще заговорила Джинни. — Мне нужно знать, чем нужно лечить отравление брагой. У меня папа умирает. Вы же должны по профессии знать, что в таких случаях можно сделать.

— И что городишь? — захлопывая окно, ответила старуха. — Ничего страшного, умрёт и умрёт твой папка, тоже мне трагедия. У меня вон — брат недавно умер. Берёзу сожгите да скормите её целиком папке своему.

Со стороны вокзала донесся гулкий звук взрыва. Джинни выбежала на улицу и столкнулась с пожилым джентльменом, Альбертом Вудом.

— Простите! — пробормотала она. — Вы не знаете, что это был сейчас за звук?

— Это, наверное, мой дом взорвался.

Джентльмен вынул часы.

— Шестнадцать пятьдесят четыре, — задумчиво сказал он. — Нет, если прошло только сорок две минуты, то нет. Теллуроцезиевый сплав не охлаждается так быстро, значит это не дом, а вокзал взорвался! Его ещё в девятом веке собирались сносить, новый строить.

— Как — вокзал? — глотая слезы, прошептала Джинни. — А у вас дома есть камин подключённый к каминной сети?

— Есть, да только домой я тебя не пущу. Он ведь может взлететь на воздух в любую минуту! Девочка, что с тобой? — хватая за плечо покачнувшуюся Джинни, участливо спросил джентльмен. — Ты плачешь? Может быть, я тебе чем-нибудь смогу помочь?

— Ах нет! — сдерживая рыдания и убегая, ответила Джинни. — Теперь мне уже не поможет и вся сила мира.

На вокзале Джинни обнаружила дымящиеся руины станционного домика и единственного камина, через который она могла добраться до умирающего отца. Рядом ловили маленького братишку Бесстыды — это он устроил взрыв, утащив с бабкиного огорода мешок нитрата аммония.

Дома Джинни уткнулась головой в подушку, но тотчас же вскочила и с гневом пнула спящую девчурку. Получила люлей, опомнилась, спряталась под одеяло и зарыдала.

Когда ворчащая девчурка ушла, Джинни вышла на террасу, села на диван и покачала головой. Так сидела она долго и, кажется, ни о чем не думала. Нечаянно она задела валявшийся тут же баян. Машинально подняла его и стала перебирать клавиши. Зазвучала мелодия — мрачная, печальная и убийственная для всякого человека, обладающего музыкальным слухом. Джинни грубо оборвала игру и вышла в сад. Плечи ее вздрагивали.

Нет! Ничего не делать и терпеть такую муку сил у нее больше нет. Она зажгла пламя на кончике палочки и, спотыкаясь, бросилась к сортиру.

Вот тебе. Карта, бассейн, диван, фотографии — всё объяло пламя. Она подожгла сортир, схватила змею и вырвала её из-под козырька с такой силой, что растянула связки руки.

Драко спал, когда Обалденчик поднял над ним заднюю лапу и напрудил. Драко ничего не почувствовал. И, схватив зубами одеяло, Обалденчик стащил его на пол.

Драко вскочил.

— Ты что? — спросил он, не понимая. — Совсем обалдел?

Собака смотрела ему в глаза, шевелила хвостом, мотала мордой. Тут Драко услыхал звон бронзового колокольчика.

Недоумевая, кому он мог понадобиться, он вышел на террасу и взял трубку телефона.

— Да, я, Драко. Драко. Дэ, эр, а, кэ, о. Нет, первая «дэ». Нет не «эс». Это кто такой остроумный? Это ты… Джинни, ты совсем, что-ли?

Сначала Драко слушал спокойно. Но вот губы его зашевелились, по лицу пошли красноватые пятна. Он задышал часто и отрывисто.

— Ну ты дура, Джинни, — волнуясь, закричал он. — Ты же могла подойти к любому волшебнику и попросить аппарировать до ближайшего камина. Беги скорее ко мне, у нас есть камин. Джинни, ты плачешь? Я слышу… Чё плачешь. Руку сломала?! Пятки обожгла?! Ну ты даёшь. Я приду скоро…

Он повесил трубку и выскочил на улицу, нарвал подорожника и через несколько минут он уже стоял перед крыльцом дома Вудов. Драко постучался. Ему открыли.

— Попался! — удивленно вскрикнул пожилой джентльмен.

— А я к вам, — заявил Драко.

— Да я так-то догадываюсь, — джентльмен подумал, потом аристократичным жестом распахнул свой плащ: — Ну как я тебе… нравится?

Они говорили недолго.

— Вот и все, что мне было нужно, — поблескивая глазами, закончил свой рассказ Драко. — Вот и все, что мы делаем. Мы последняя надежда человечества, вот почему я подглядывал за вами в ванной, и вот зачем мне нужен сейчас ваш Оливер.

Молча старик встал. Резким движением он взял Драко за подбородок, поднял его голову, заглянул ему в глаза и вышел.

Он прошел в комнату, где читал книгу ничего не подозревающий Оливер, и положил руку ему на плечо.

— Давай, — сказал он, — время пришло.

— Чё, — недоуменно тараща глаза, заговорил Оливер. — Куда пришло? О чём ты?

— Я всё знаю. Давай, — сухо повторил ему джентльмен. — За тобой пришел твой нежный круассан с лакомым джемом.

Рядом с горящим сортиром на охапке соломы, обхватив пятки руками, сидела Джинни. Она ждала Драко. Но вместо него из кустов высунулась взъерошенная голова Оливера Вуда.

— Это ты? — удивилась Джинни. — Пошёл вон! Чё те тут надо?

— Я не знаю, — тихо и испуганно ответил Оливер. — Я книжку читал. Он пришел, какую-то херню деду наговорил. Он меня послал. Дед теперь обо мне что-то нехорошее думает. Он велел, чтобы я понёс тебя на руках к дому.

— Кто, дед?

— Драко.

— Зачем?

— Я не знаю. Я вообще абсолютно ни хрена не понимаю. Джинни, что ты натворила?

Спрашивать позволения было не у кого. Отец всё ещё не вернулся с гулянки на Ивана-Купала. Драко попробовал палочкой, но не вышло, тогда он взял топор, выгнал пса Обалденчика и остановился перед закрытой дверью в кабинет отца. Он перевел взгляд с топора на замочную скважину. Чёрт! Он не знал как — ни разу в жизни он не брал в руки топора и даже молотка, но другого выхода не было. Неумелыми ударами он расколошматил замок и открыл дверь. Вытащил безоаровый камень, маховик времени, флакончик с зельем удачи, сметану и бросился в загон.

Джинни и Оливер шли возле кладбища. Издалека показался галопом скачущий конь. Конь летел прямо на них, послышалось ржание. Испуганный Оливер выронил Джинни из своих рук, и тут же получил затрещину от соскочившего с коня Драко.

— Оливер, — сказал он, доставая из карманов то, что стащил из кабинета отца, — ты своё дело сделал, можешь валить отсюда. Чё ты рот раззявил? Вали давай. Чё ты на неё смотришь? Не смотри сказал. Она всё равно сказочная недавалка. Пошёл, говорю. Джинни, на, пей. Это зелье удачи. Теперь одевай. Вперед! Вернёмся в сегодняшнее утро и будем считать, что ты не проспала и не протупила потом полдня.

Джинни вскрикнула, когда Драко накинул ей на шею цепочку с маховиком времени и что было у нее силы обняла Драко и поцеловала.

— Не вертись, Джинни. Стой, нормально-о-о! — стараясь казаться суровым, кричал Драко. — Держись крепче! Ну, вперед!

Маховик завертелся, мир вокруг помутнел, и вскоре снова стал чётким.

Драко сдёрнул цепочку маховика, сунул в карман, отпил остаток зелья из флакончика, снова схватил Джинни и приготовился совершить свою первую аппарацию.

* * *

Было раннее утро. Мистер Уизли лежал в палате в больнице Святого Мунго, в полубессознательном состоянии. Рядом с его кроватью собралась почти вся семья. Перед ними был стол, на котором стоял остывший чайник и лежали обрезки колбасы, сыра и пудинга.

— Через полчаса я умру, — пробормотал Артур сыновьям и жене. — Жаль, что так и не удалось мне повидаться в последний раз с Джинни. Молли, ты плачешь?

— Я не знаю, почему она не приехала. И не говори так. Мы тебя вытащим. Джинни сойдет с ума если не успеет с тобой повидаться. А она и так сумасшедшая. Ты этого хочешь?

— Молли, — прохрипел Артур, — ты знаешь, что чары, которые ещё удерживают меня на этом свете не вечны. Передай Джинни, пусть остаётся в своей плохой компании… она всё равно её не испортит, не сделает хуже, потому что… хуже дочери уже не придумаешь.

— Папа! — огорчился Чарли. — Вот ты ей об этом и скажешь. Не помрёшь ты, зуб даю. У меня в Румынии есть знакомый вампир, ты только скажи, он тебя обратит.

— Нет! Не вздумай, сынок. Не хочу… чтобы было… как в Сумерках.

Мистер Уизли закатил глаза и отключился. Молли разрыдалась.

Вдруг дверь в палату распахнулась. Появился Драко, а за ним Джинни. Вся грязная, виноватые глаза косит.

Но, вместо того чтобы заплакать, подбежать, прыгнуть, она бесшумно, быстро подошла и молча уткнулась лицом в грудь отца. Лоб ее был забрызган чей-то кровью, помятое платье в копоти. И Молли, вытерев слёзы, спросила:

— Джинни, ты где застряла, блин?

Не поворачивая головы, Джинни отмахнулась кистью руки, и за неё ответил Малфой.

— Там какой-то замес на первом этаже был, мы пока пробились… Вот возьмите, это безоаровый камень, должно помочь.

— Уже не поможет, — грустно ответил едва стоявший на ногах Билл. — Друиды уже вычистили все яды в его теле. Но к тому времени уже отказала печень и остановилось сердце. Заклятия пока ещё гоняют кровь по сосудам, но сердце уже погибло, почти все органы уже погибли, и долго он так не продержится. Хочешь перекусить?

— Но ведь это была всего лишь брага, — поражённо сказал Драко и, взяв протянутый бутерброд, принялся автоматически жевать.

— О нет, там была не просто брага, — откликнулся Рон. — Там было много браги… и пива, и водки, и ещё той зелёной дряни, названия которой я не помню.

Неожиданно мистер Уизли очнулся, взял Джинни за руку, открыл глаза, заглянул ей в лицо и вытер ладонью ее запачканный лоб.

— Вот ты дурёха, Джинни. Вся в меня.

— Папусёныш! — от радости Джинни подскочила и заехала ногой по лицу Гарри Поттера.

— Ты никому не верь! Они ничего не знают. А вот Драко — он чудо какой спаситель. Он круче всякого Христа. Он тебе поможет.

Джинни встала и, не раздумывая, взяла Драко за руку и усадила на кровати рядом с отцом. Улыбка мольбы и надежды скользнула по лицу Джинни — целую вечность во мгновеньи котятчьими глазищами глядела она на Малфоя. И тот, растерявшийся, недоумевающий, только и смог, что вякнуть:

— Ну… это, уголь тут уже явно не поможет… наверное, это… блин… кровью единорогов только ещё можно что-то сделать.

Волшебный петух в изголовьи кровати, который до этого издавал ритмичные «ко-ко-ко-ко-ко» вдруг резко сменил ноту на жуткий ровный писк.

— Папа, — испугалась Джинни, — что это? Задушить этого петуха?

— Нет, Джинни. Он всё.

Билл закрыл ладонью глаза мистера Уизли.

Джинни упала на грудь почившего папки и не нашла в себе сил разрыдаться. Лица родных заволокло туманом. Навалившаяся темнота скрыла от неё появление в дверях палаты ещё одной взлохмаченной персоны.