Повести Смерти (джен)

Забавно. По крайней мере, так считает уставший человек, припавший спиной к невероятно огромной груде металла, проводов, экранов и прочих внутренностей боевого костюма «МК-1».

Забавно по его мнению то, что он сидит возле неработающего «изобретения будущего», докуривает последнюю сигарету, держа её трясущимися руками, и пытается побороть истерический хохот.

Он совершенно не чувствует боли ни от только что сожженной кожи на голове, ни даже от глазницы, из которой вытек глаз после попадания туда химического раствора. Он чувствует лишь смех, раздирающий его изнутри, и легкую скорбь по тому, что у него кончились сигареты.

— Вот случается так, парень, — обращается он, то ли к костюму, то ли к пустоте, — что отправляют нас к чёрту в задницу, просто чтобы проверить, выживем ли мы. Ведь мы с тобой похожи: ты — «опасный экспериментальный костюм, за который нельзя сажать солдат, это слишком вредно для их здоровья»; и я — преступник с пожизненным сроком. И всё же мы тут, мы оба здесь, и лишь потому, что желаем защитить тех, кто повесил на нас клеймо «опасные для общества».

Он замолкает. Его огромные, как лапы медведя, руки, немного трясутся. Этого здоровяка знобит, у него многочисленные повреждения, как и у его костюма. Они, скорее всего, не жильцы, но всё же они выдержали свой перевал, отбили гон диких тварей, несущихся в сторону караванной дороги, по которой проводили выживших. Вот только поздравят ли их? Кто-нибудь похвалит ли их? У них нет связи, энергии, сил и желания двигаться к своим. Как и возможности.

Костюм уже не функционирует: он имеет почти 80% повреждения систем, единственное, что в нем работает исправно — это биотуалет.

«Ну да, сука, о природе надо заботиться!» — выкрикивал Джейкоб в финале битвы, когда его костюм отказал совершенно и на его голову брызнули химикаты из бака для подачи в огнеметы, а несколько тварей ещё и ожесточенно рвали его костюм, пытаясь вскрыть как консервную банку с вкусным солдатиком внутри.

И сам Джейкоб не в лучшем состоянии. Обширные химические ожоги головы, спины, шеи, переломы нескольких ребер, сломанное бедро, сотрясение мозга — и это лишь то, что он сам чувствует.

Поэтому всё, что он делает: сидит посреди поляны, покрытой сажей, копотью, гильзами, искорёженным металлом, ошметками демонических тварей, кровью, химическим раствором и ещё, дьявол знает, чем, курит последнюю сигарету и смеётся со своего положения вместе со своим единственным другом — костюмом. Он надеется, что тот ему друг.

— Да, дружище, всегда так: в самую задницу отправят тех, кого не жалко, так и должно быть, мы с тобой слишком «опасны» для них, слишком отличаемся от норм. Ты, парень, пропускаешь в кабину испарения химического раствора, и любой твой пилот отравится и умрет уже через полгода использования. Я же, вспыльчивый малый, который убил голыми руками двоих вооружённых мужиков. И ведь им плевать на то, что ты просто стараешься быть полезным, убивая этих ублюдков, что лезут из своей задницы, дабы убивать нас. А я тогда пытался защитить девчонку, которую пытались изнасиловать, но она так испугалась, что решила, будто это я на неё напал. А это уже куча статей, плюс, ещё накинули, так и вышло что у меня пожизненный срок, а у тебя обязательная утилизация по созданию новой модели.

Он тяжело вздохнул и запрокинул голову, глядя в серое небо, по которому не спеша, лениво передвигались свинцовые тучи, готовые в любой момент смыть все живое из этого мира: и Джейкоба, и его костюм, и демонов, и города-бункеры, и выживших, и адских тварей, и пыль, и грязь, в общем, всё. Готовы, как и всегда, последние несколько лет, но они чего-то ждут. Хотелось бы знать, чего.

— И вот мы, опасные, изгнанные из их мира твари, должны бесславно умереть здесь, сохраняя жизни тех, кто дал нам шанс хотя бы раз послужить человечеству.

Он полез в кабину, волоча ногу, шипя от боли, но через какое-то время он вытащил небольшую коробочку, увенчанную подарочной ленточкой. Коробочка эта длинная, как для ручки, но в ней сигара. Хорошая. Такие — большая редкость. Он аккуратно открыл коробочку, подложив крышку под неё, не выкидывая, и дрожащими пальцами извлек оттуда сигару. На его лице проступила улыбка, и он, может быть, пустил бы слезу, если бы жил иначе — он бы тогда умел это делать — но его, тем не менее, обволокло нежное чувство.

— Всё же не зря мы здесь, дружище, сдохнем. Ведь когда меня приняли в отряд даже на правах заключенного, они вручили мне этот подарок. Приняли за равного, хотя и обязаны следить как за заложником. Но они всё равно сделали этот подарок, хотя и не должны были, — трясущимися руками, то ли от лихорадки, то ли от эмоций, он прикурил эту сигару.

— Знаешь, парень, — после глубокой затяжки сказал он, — я теперь до конца своей жизни буду курить только сигары, хорошо, что мне для этого хватит одной-единственной.

Он рассмеялся, но от такого смеха становиться жутко и грустно.

— Сэр! Вот он! Он жив! Он справился! — раздался голос Трисс, разведчицы из отряда Джейкоба.