Приказа верить в чудеса не поступало (гет)

— Зимина Ирина Сергеевна? Следственный Комитет. У нас постановление на обыск.

Какой-то дурацкий, нелепый сон, граничащий с кошмаром. Ира, застыв на своем месте, бессмысленно смотрела, как двое стервятников в форме переворачивают вверх дном ее кабинет, и отчаянно не понимала, что происходит.

— А что, собственно... — начала по-хозяйски требовательно, но главный, крепкий коренастый мужик с неприятным холодным взглядом, резко оборвал:

— Разберемся, Ирина Сергеевна.

Ира только стиснула руки, постепенно наливаясь едкой тихой яростью.

— Ничего, — произнес наконец один из обыскивающих, перевернув последний ящик. Ирина медленно выдохнула, а в следующее мгновение все вопросы и возмущения комом застряли в горле.

— Ирина Сергеевна, мы можем осмотреть вашу машину? И квартиру, конечно же.

Вдруг дрогнули и поплыли стены кабинета; мерная глухая боль застучала в висках метрономом.

— Да, конечно, — словно со стороны услышала свой леденяще-спокойный голос и приглушенный звон небрежно брошенных ключей.

На продуваемой всеми ветрами стоянке возле отдела, ежась в легком пальто, все еще плохо осознавала происходящее — может быть, ей все это снится?.. И вздрогнула, когда громко хлопнула крышка багажника.

— Есть!

Неловко повернулась и вдруг очень отчетливо почувствовала, как пробирающий холод нестерпимо-жгучей волной поднимается до самого сердца.

В прозрачном пакете металлически-тускло блеснул пистолет.

* * *

А кошмар все длился и длился. Нет, наверное это все происходит не с ней, потому что на самом деле такого не может быть.

— Вам знакомо имя Шатохин...

— Где вы были в промежутке между...

— Кто-то может подтвердить...

— Как вы можете объяснить тот факт...

Оказывается, это так унизительно — защищаться, оправдываться, когда всегда и во всем была хозяйкой положения. Но еще страшнее — полное неведение, непонимание происходящего, невозможность выяснить хоть что-то — все ее попытки получить хоть какие-то внятные объяснения разбивались о каменную деловитость следака, пытавшего ее вопросами который час. И только когда вернулся молоденький оперок, отправленный проверять ее показания, уже порядком задолбавшийся следователь наконец-то свернул беседу, дал подписать бумаги и с явной неохотой отпустил.

Ирина долго стояла на крыльце комитета, не чувствуя пронизывающего холода, пробиравшегося сквозь наспех накинутый плащ, и все никак не могла полноценно вдохнуть.

— Ир!

Настежь распахнулась дверца поспешно притормозившей машины, но Ира не нашла в себе сил даже обрадоваться — знала, как много придется объяснять.

В теплом салоне, откинувшись в кресле и закрыв глаза, не дала Андрею хоть что-то спросить.

— Не сейчас, я тебя прошу. Я ужасно устала.

Михайлин только сжал губы, но ничего не сказал, внимательно смотря на дорогу. А Ира, кожей явственно ощущая его колючее недовольство, снова с недоумением поймала себя на том, насколько ей все равно. Но господи, как же она устала...

* * *

— Железная баба, — не без восхищения протянул следователь Грищук, старательно размешивая сахар в стаканчике с кофе. — Уж как ты ее мурыжил... и бровью не повела.

— Угу, — невнятно пробурчал его друг Липкин, устало потянувшись и складывая в стопку бумаги. Многочасовой бесполезный допрос вымотал и его.

— Как думаешь, — не унимался Грищук, — почему она такая самоуверенная? Не, алиби, свидетели, это все понятно... Но ведь ствол, из которого убили Шатохина, у нее в машине нашли, а не у какого-нибудь дяди Васи.

— А что ствол? — со вздохом отозвался старший следователь Липкин, поднимаясь и натягивая пальто. — Отпечатков-то на нем нет. А без этого отговориться ничего не стоит — подбросили, подставили...

— А как же показания того парня? — возмущенно вскинулся собеседник. — Он же своими ушами слышал, как она с кем-то обсуждала, что этот Шатохин вконец обнаглел, платить за крышу не хочет, да еще и угрожает ее сдать! Мотив железный! Я тут ребят напряг, они по району побегали, звонков несколько сделали... В общем, картинка-то интересная складывается. Эта Зимина в Пятницком чуть ли не крестная мама, весь район под каблуком держит. Бизнесмены ей дань платят как по часам, шагу ступить без ее ведома боятся... А уголовники? Ты много районов знаешь, где бандосы лишний раз высунуться боятся, чтобы проблем не огрести? А это о многом говорит, не? Чувствую я, много интересного мы тут накопаем...

— Проблем мы тут много накопаем, — буркнул Липкин, надевая фуражку. — Попомни мои слова, Гарик, головняка мы с этим делом по полной отхватим...

* * *

Это было чувство загнанного зверя, накрепко запертого в клетку. И хоть умом она прекрасно понимала, что еще очень просто отделалась — всего лишь отстранением, а не задержанием, — легче почему-то нисколько не становилось.

Давили стены и пустые комнаты. Давила гулкая тишина квартиры. Давило молчание. И непривычное, раздражающее бездействие давило тоже — она и не помнила уже, что значит отдых. От безысходности перевернула квартиру вверх дном, наводя идеальный порядок во всех давно запущенных уголках; по вечерам часами бродила по суетливым улицам; бесцельно ходила по магазинам, разглядывая витрины и даже что-то покупая; наконец-то выкроила время регулярно выбираться в салон и спортзал... Но тянущее чувство пустоты, неправильности, нереальности все не проходило — внезапно острое чувство ненужности больно зудело в груди.

Очередным бессмысленным вечером, рассеянно глядя на экран телевизора, где разыгрывалась какая-то кровавая драма, машинально вертела в руках мобильный и вдруг замерла, укрепляясь в безнадежном, но отчаянном решении. Пальцы заученно скользнули по экрану, в огромном списке фамилий и номеров с трудом находя нужный.

— Товарищ генерал?..

* * *

А жизнь продолжалась.

Все так же матюгались пэпээсникки, заталкивая в обезьянник разбушевавшихся алкашей; все также курили под лестницей опера, провожая взглядами смазливых сотрудниц; все также толпились в коридорах потерпевшие; все также хватался за трубку задерганный дежурный. Все также. Все, кроме одного — она здесь почти никто.

Долго стояла перед знакомым кабинетом, тупо глядя на табличку; судорожно вдохнув, взялась за ручку двери.

Смешно, но он ее в первое мгновение даже и не заметил. Все также сидел, уткнувшись в бумаги, — гладко выбритый, в идеально отглаженной форме, и даже вроде бы ничуть не помятый.

Вот сукин сын, а!

И только в такт раздраженно мелькнувшей мысли медленно поднял голову, обдавая насмешливо-изучающим взглядом и расплываясь в своей привычной волчьей ухмылке.

— Какая встреча, товарищ полковник! Какими судьбами?

Расслабленно поднялся из кресла — Ира с глухим раздражением отметила, что кресло было новеньким, удобным и явно дорогим, — и как-то хищно вкрадчиво двинулся навстречу, не сводя с нее этого пристально-цепкого неприятного взгляда.

— Комедию не ломай, — бросила как обычно властно. — Уверена, отец тебе уже все рассказал.

— Есть такое, — кивнул, по-прежнему не стирая с лица наглой усмешки. — Честно сказать, удивлен. Ну что ж, если вы так рветесь в бой... Как говорится, добро пожаловать.

По коридору шла как в полусне, тупо глядя на высокую худощавую фигуру впереди и ощущая все сильнее закипающую в груди бессильную злость. Лишний раз решил насладиться своим превосходством, показать, кто тут главный? Дважды сукин сын!

Приглушенно скрипнула дверь; повеяло запахом бумажной слежавшейся пыли. Ира шагнула внутрь и тут же круто развернулась, впившись в начальника яростным взглядом.

— Зотов, ты че, издеваешься?!

— А что такое? Вас что-то смущает в новой должности? — и снова этот нахальный тон, в голосе — отчетливая издевка. — Не переживайте, товарищ полковник, я уверен, вы справитесь.

Ира долго смотрела на захлопнувшуюся дверь, все больше погружаясь в абсурдность происходящего. А может, ей это снится? Если бы...