На сумрачных тропах Зелёного Леса (гет)

В уютных комнатах родительского дома царила тишина.

Она поселилась среди нас незаметно: после отъезда владыки Трандуиля прокралась от площади по расцветающим весенним улочкам к опустевшим домам, а вскоре уже безраздельно властвовала над поселением и в окрестных горах. Ей безропотно подчинились все — кто-то сразу, едва в глубине леса исчезли последние добровольцы Индора, отправившиеся навстречу притаившейся неизвестности; кто-то позже, когда всё больше и больше стражей уходило в долгие дозоры. Менестрели замолкали — говорили советники, стражи и мастера. И по их слову лес незаметно менялся, обрастая рукотворными завалами или избавляясь от излишней, мешающей обзору поросли. А вокруг поселения круг за кругом вставали невидимые непосвящённым взглядам сторожевые посты — и редко какой из них пустовал. Среди эдиль поселилась тревога — за близких, за уходящих в дозоры, за будущее — и никто не приветствовал песнями наступающую весну. Корону Владычицы Леса молчаливо приняла Тишина…

В тишине отцовского кабинета отчётливо слышалось поскрипывание пера. Отец сидел у распахнутого настежь окна, склонившись над столом. Весенний ветерок играл переливами солнечного света в его волосах и бесцеремонно трогал рассыпанные по столу бумаги. Но он, сейчас без остатка ставший только Советником и всецело поглощенный обязанностями, не обращал внимания ни на доносящийся из-за окна пересвист птиц, ни на сладкий аромат расцветающих яблонь, ни на шалости весеннего ветерка. Лишь сосредоточенно перебирал одну за другой короткие записки — начертанные рукой владыки Трандуиля послания, донесённые до нас птицами от уехавшего к западным границам отряда, — и хмурился. И тогда его перо снова начинало отрывисто поскрипывать, оставляя отметки на широком развёрнутом пергаменте, придавленном чернильницей и книгами по углам.

Мне не нужно было приглядываться к движениям его пальцев, чтобы пытаться угадать написанное — и содержащиеся в записках владыки сведения, и записи, изо дня в день наносимые отцом на пергамент, я знала. Да, не слишком достойным, наверное, было прочтение хранящихся в отцовском кабинете посланий, но подобные размышления меньше всего занимали или могли остановить меня.

В тайны отцовского кабинета я проникла следующей же ночью после того, как прилетел первый вестник владыки и отец собрал Совет в общем зале. Совет долгий, шумный и бесплодный, тянувшийся почти всю ночь до рассвета, но так и не раскрывший непосвящённым того, что творилось на дальних рубежах. Советники выходили усталые и хмурые, новых распоряжений не было, а обрывки их разговоров не несли ясности происходившим делам.

Впрочем, послание из отцовского кабинета мне поначалу тоже показалось не слишком понятным — наспех набросанная карта окрестностей с чёткой линией Старой дороги и протянувшимися с запада на восток вершинами хребта Эмин Дуир. Необычным было лишь то, что в нескольких местах по склонам и пониже дороги, где разбегались малоизвестные тропки южной чащи Эрин Гален, обозначены были отчётливо выведенные точки, окольцованные тонкими линиями. Словно накинутая на местность паучья сеть… Мелькнувшая при первом недоумении мысль вскоре вполне подтвердилась — когда пришло второе послание с такими же выведенными узорами вдоль Старой дороги. И ещё одно, где среди паутины неподписанных точек вполне узнаваемы были зубцы-частоколы, хранящие поселения лесных эдайн. И ещё… На самом последнем наброске была западная окраина Эрин Гален и извилистая линия Великой Реки…

Но к тому времени отцовский кабинет до конца раскрыл мне все свои тайны — ещё бо́льшая сеть таких точек испещрила расстеленный на столе пергамент, и лишь часть из них появлялась после посланий владыки Трандуиля. Про остальные сообщали возвращающиеся из дозоров стражи, работающие вдали от поселения лесорубы, охотники и мастера. А ещё послушные воле Мудрой вестники матери — но в последние дни они уходили не слишком охотно и, случалось, вовсе не возвращались назад. Всегда пестрящий легкокрылыми бабочками цветник у нашего дома ощутимо поблёк и побледнел, а вскоре стало казаться, что и голоса птиц всё реже доносятся из сада, признавая, вопреки времени года, право Тишины гнездиться в наших домах. Мать печалилась и грустнела день ото дня, сумрачные тени залегли в глубине её всегда ярких глаз, но она, превозмогая себя, ежедневно говорила со своими вестниками, отправляя их в чащу леса или к дальним рубежам. Наконец отец попытался уговорить её оставить эти занятия, поберечь не до конца восстановившиеся силы и не изнурять себя понапрасну. Но даже его доводы и осторожные увещевания не приносили результатов — совершенно очевидно, что то многократно проклятое упрямство, упрёки в котором мне нередко приходилось слышать, подарил мне не только он сам, но и мать.

Мать и сейчас с рассеянным и глубоко задумчивым видом сидела за спиной отца в кабинете, устроившись в кресле у погасшего камина и ни малейшим звуком не нарушая поскрипывания его пера. Она молчала, а на указательном пальце в луче льющегося через окно света взблёскивал синий огонёк — перламутровая бабочка то и дело помахивала крылышками, облюбовывая один из украшавших её руку перстней. И я знала: сейчас начнётся очередной нелёгкий для матери и непостижимый для меня безмолвный разговор… А затем она поднимется с кресла, взмахом отпустит свою вестницу в распахнутое окно и подойдёт к отцу. Осторожно, чтобы не помешать его сосредоточенной отчуждённости, положит левую руку ему на плечо, склонится к уху и тихонько заговорит, второй рукой указывая в разложенные на столе бумаги. И вскоре на расстеленной перед ними карте появятся новые точки, очерченные паутинками линий: вдоль древней дороги наугрим, у нехоженых троп южной пущи или на подступах к склонам гор. На дальних рубежах и вдали от большинства обжитых прогалин, посёлков и укрытых под сенью леса домов. Пока ещё вдалеке…

Изо дня в день повторяясь, эти мысли всё сильнее отягощали меня, а сейчас тишина отцовского кабинета и поскрипывание его пера казались совершенно невыносимыми. Не дожидаясь повторения знакомых до мелочей действий матери и отца, я резко развернулась в дверях кабинета и направилась по коридору к выходу из дома.

— Эль!.. — воскликнул отец с каким-то удивлением в голосе.

— Эль!.. Погоди! — подхватила и мать.

Я обернулась на звук сдвинутого отцом стула, оборвавшего надоедливое скрипение пера, — родители смотрели с недоумением, словно не замечали моего присутствия рядом с ними все эти дни.

— Нана, ада, прошу простить, что невольно помешала, но мне нужно уйти.

— Эль! Ты куда?! — в один голос переспросили они, а мать в волнении шагнула вперёд, выпустив руку отца.

— Не тревожься, — поспешила успокоить её, — я не стану никуда исчезать. Но и сидеть взаперти с этой тишиной больше не имею сил. Я ненадолго и недалеко в лес. И не стоит тратить силы на вестниц, вскоре вернусь сама.

Отец окинул придирчивым взглядом мою одежду, лук на плече, оружие у пояса и не стал возражать — лишь едва уловимо кивнул, словно обречённо принимая неизбежность, и снова отвернулся к столу.

— Алордин ушёл проверить южные посты на тропах к Старой дороге. Если встретишь его — передай, что сегодня Совет ожидает доклад.

Его слова — нежданные, но оттого лишь ещё больше приятные — тёплой волной омыли мне сердце. Он помнит наши беседы и прошлые несогласия и… теперь верит мне, верит в меня — едва ли не больше прежнего.

— Да, адар, я найду его и всё передам.

— Будь осторожна, девочка моя, — на мамины напутствия я кивала уже от входной двери, — и проведай по пути Антару. Вдруг понадобятся травы, у меня ещё есть запас…

Гнетущая тишина отцовского кабинета чуть отступила, стоило спуститься с крыльца. Яркий солнечный день привечали птицы, на площади громко журчал источник, переливаясь сотнями радужных бликов и брызг от самой каменной чаши до истекающего от неё ручья. Я с удовольствием вскинула голову, подставила небу лицо, прикрыла глаза, и ласковое дыхание тёплого ветра скользнуло по щекам — а тревожащие мысли отпустили, позволили насладиться радостью расцветающей весны… Но ровно до того мгновения, пока, щурясь от слепящего света, я не заметила промелькнувшую под сень леса невысокую худенькую фигурку в зелёных одеждах со связанными на затылке золотистыми волосами. Леголас… О, Валар!

В короткое мгновение я, наверное, в полной мере ощутила груз всех тревог за мою безопасность, выпадавших когда-либо на долю матери и отца. Но если даже сейчас, когда неусыпная стража держит в кольце поселение и близлежащие леса, мои намерения ненадолго покинуть дом вызывают у них страх, то почему никто не озаботился безопасностью сына владыки? Как удалось ему незамеченным ускользнуть из дома? И ведь снова — прямиком за опушку! В лес, который его не слишком-то и знает… А если снова его ведут неведомые голоса?..

Под тень вековечных елей я вбежала, выкрикивая его имя.

А он и не прятался — мирно и спокойно стоял на тропе поодаль от тех зарослей, где не раз безуспешно разыскивала его Хаэтиль.

— Не стоит тревожиться, бренниль Элириэль, — вместо приветствия быстро произнёс он, едва заметил выражение моего лица, — в этот раз я взял с собой оружие.

Он повернулся боком, похлопав себя по бедру, где висел в ножнах его кинжал, вряд ли достойный называться громким словом «оружие». Но сейчас не лучшее время спорить или рассуждать о подобных вещах…

— Куда ты собрался, Леголас?

— Здесь, неподалёку, до поляны к южной тропе у ручья. — И тут же, упреждая новые неизбежные расспросы, протянул мне небольшую корзинку, которую держал в руках: — Я хочу отнести поесть Кэллуир, она на рассвете ушла за травами и всё ещё не вернулась назад.

Кэллуир, младшая сестра Кэлейрим, была лишь на десяток лет постарше Леголаса — ещё один ребёнок из поколения тех, кто родился под кронами мирного Эрин Гален и не ведает… ничего не ведает. Лес для них — родной дом, где нет места страхам или врагам. Ушла за травами на рассвете… Невзирая на выставленную вдоль границ и постов стражу — взяла и ушла!

— Она хотела помочь Кэлейрим, — примирительным тоном продолжал быстро говорить Леголас, — Антара вчера пожаловалась ей, что не успеет собрать пересвет до цветения, потому что ещё не совсем здорова, чтобы уйти в леса.

На Кэлейрим и вправду сейчас, пока восстанавливала силы Антара, обрушились все заботы главной целительницы, а её сестрёнка, кажется, и сама нешуточно интересовалась умениями лекарей — юную эллет часто можно было видеть перебирающей травы, да и по пятам за сестрою она следовала словно тень.

— Ушла на рассвете? — переспросила я, лихорадочно размышляя как лучше поступить — владыка Трандуиль уж конечно не поблагодарит никого, кто уведет его сына к неведомой опасности, но и исчезнувшая с рассвета девочка может не дождаться помощи, если в лесах и вправду что-то не так.

Леголас кивнул.

— Идём со мною, — решилась я. — Нет-нет! Не к ручью, эрниль, — пришлось остановить Леголаса, двинувшегося было к зарослям, — иди сюда.

Он чуть удивился, но без возражений последовал дальше по тропинке, повинуясь указанному направлению, видимо, сочтя за лучшее ничего не вызнавать.

Страж, дежуривший на сторожевом талане, куда я привела Леголаса, был мне хорошо знаком — ещё в послевоенные годы, когда приходилось много времени проводить в разъездах, он был одним из тех, кто часто сопровождал меня. Сдержанный, спокойный, немногословный, внимательный к малейшим деталям, последовательный и надёжный, словно скала, — он был таким задолго до моего рождения, таким возвратился с войны, таким помнился по совместным путешествиям. И свешивающаяся с талана лестница, ожидающая нас при приближении к посту, явно показывала, что таким Таэрдир оставался и сейчас. Не поднимая лишнего шума и не отводя внимания от местности под таланом, он терпеливо дождался, когда над настилом появилась голова Леголаса, и быстро помог ему взобраться.

— Что произошло, Элириэль? — услышала я, едва ступила следом за сыном владыки на талан.

— Таэрдир, позволь Леголасу остаться здесь — на время, чтобы я успела найти Алордина.

— Он ушёл к южным постам около часу назад.

— Я знаю, отец мне сказал. Но есть кое-что, что он должен узнать…

Договорить я не успела — внизу под нами, чуть правее примыкающей к тропе поляны, раздался громкий вскрик. Таэрдир тут же вскинул лук, да и я не отстала от него, вглядываясь в зелёный полумрак. Качнулись обрамляющие поляну заросли, и из глубины леса выбежала Кэллуир, испуганно озираясь по сторонам. Её внезапное появление безмерно обрадовало меня — по крайней мере, юная эллет жива и здорова, а не покоится, подобно тому же оленю, где-нибудь в русле ручья…

Я опустила свой лук, но Таэрдир не спешил делать то же самое — натянув тетиву к самому уху, он напряжённо следил за тем местом, откуда появилась юная эллет. А когда волнующиеся совсем не от ветра заросли снова раздвинулись и на поляну, взмахами меча прорубая себе путь, выбралась ещё одна фигура, я едва успела остановить его руку.

— Постой! Не стреляй!

Страж чуть отвёл лук, покосившись на меня, но тут же снова приготовился к выстрелу.

— Нет-нет, Таэрдир, это не враг. Я знаю его, поверь, это не враг, — закончила я уже на ходу, слетая вниз по так и оставшейся висеть лестнице, и громко позвала: — Кэллуир, иди сюда!

Юная эллет метнулась ко мне испуганной птахой, не замечая, как из расстегнувшейся сумки высыпаются с таким трудом раздобытые травы, а я сделала несколько шагов вперёд, останавливаясь перед её преследователем.

— Незваному гостю весьма самонадеянно пугать юных эллет в здешних лесах.

На лице темноволосого воителя, только-только выбравшегося из плена непроходимых зарослей, промелькнуло странное выражение — то ли облегчение, то ли недоумение. Но он быстро поклонился, попутно рукавом дорожной куртки смахивая с лица грязь, а когда поднял голову, лишь старательно скрытая усмешка оставалась в глубине его глаз.

— Добрая встреча, бренниль Элириэль. Добрая и нежданная, — добавил он с лёгкой иронией, — мне всегда казалось, что словами «в леса за Хитаэглир» в Имладрисе принято называть Лотлориэн.

— Я вернулась домой, каун Фернрод. Всего лишь вернулась в родные леса, которые тоже протянулись от Имладриса далеко за Хитаэглир.

Он усмехнулся в открытую и перевёл взгляд за моё плечо, где осмелевшая Кэллуир, видя нашу спокойную беседу с напугавшим её незнакомцем, приблизилась и встала, ловя доносящиеся до неё слова и с любопытством разглядывая незваного гостя. И её любопытство не было праздным — каун Имладриса Фернрод легко внушал почтение одним своим видом: высокий, статный, широкоплечий, с пронзительным взглядом и какой-то неуловимой надменностью на красивом лице. С уверенностью и сдерживаемой силой в каждом движении... А от его древней работы клинка, переливающегося алой рунной вязью по лезвию от рукоятки до острия, и вовсе невозможно было отвести глаз. Этот меч мне не раз доводилось видеть и раньше — украшающий стену оружейной залы Имладриса, он неизменно притягивал внимание, — но именно здесь и сейчас, в руках имладрисского воителя, это великолепное оружие казалось очень уместным и правильным, как нигде и никогда.

— А что привело в наши земли кауна Имладриса? — спросила я, прекрасно зная, что сам он не станет ни оправдываться, ни что-либо разъяснять.

— Воля владыки Эльронда, бренниль, — ожидаемо отозвался он. — Я пришёл по воле владыки, как и всегда. Прошу простить, досточтимая эллет, — обратился он уже к Кэллуир, растерянно переминающейся за моей спиной, — у меня и в мыслях не было никого испугать.

Он поклонился, испрашивая извинений, и покорённая его словами Кэллуир, наверняка не слишком часто слышавшая такие учтивые речи от вышколенных воителей с прекрасным оружием в руках, залилась краской смущения и склонила голову в ответ. А мне подумалось, что вовсе не зря озаботился Алордин безопасностью южных троп — перед нами сейчас стоял один из лучших воинов друзей-эльдар, но его появление в самом сердце охраняемого края таварвайт совершенно никто не предугадал…

Словно прочитав мои мысли, каун самодовольно улыбнулся:

— Стоит надеяться, что ваша стража теперь уже не станет стрелять, бренниль?

Мне оставалось только кивнуть и подать Таэрдиру знак. И тотчас же на поляне возник Леголас. С жадным любопытством разглядывая незнакомого воителя, он приблизился, но привитые манеры всё же взяли верх над детской непосредственностью — Леголас с достоинством поклонился незнакомцу и вскинул на меня выжидающий взгляд.

— Эрниль Леголас, этого воителя зовут Фернрод, он один из каунов Имладриса, — ответила я.

При упоминании титула Леголаса, бровь имладрисского гостя удивлённо дёрнулась, но он тут же почтительно склонил голову в очередной раз.

— Наша встреча становится всё более доброй, бренниль Элириэль. Такое знакомство — большая честь. У меня послание для вашего отца, хирион Леголас.

— Он в отъезде сейчас, браннон, — отозвался Леголас. — Вы должны передать Совету любые вести, привезённые для него. Я могу проводить. С позволения и в сопровождении бренниль Элириэль, — спохватился он, безошибочно истолковав мой настойчивый взгляд.

— С удовольствием, — я кивнула, невольно выдерживая тот же тон. И, рассудив что необходимость немедленно искать Алордина отпала сама собой с благополучным появлением Кэллуир, взмахом руки указала в направлении нужной тропы: — Прошу, каун, нам сюда.

Он повернулся, убирая в ножны клинок, и вдруг — невиданное дело! — чуть покачнулся, едва не потеряв равновесие. Я всмотрелась повнимательнее в его лицо — слишком бледное и покрытое лёгкой испариной, которой совсем не следовало ожидать в такой день как сейчас, — и только потом заметила его тяжёлое дыхание. Он зажмурился и несколько раз моргнул, явно делая над собой усилие, чтобы ровно сказать:

— Ну что ж, Совет так Совет…

— Каун Фернрод, что-то случилось? — я шагнула ближе к нему, втайне опасаясь открытого пренебрежения.

Но он только покачал головой:

— В ваших лесах, бренниль Элириэль, незваному гостю, наверное, стоит опасаться не только бесшумных разведчиков или неумолимых стрел…

От его тихих слов, лишённых привычной самоуверенности, меня охватил страх. Но ещё больший ужас прокрался в сердце, стоило только заметить его окровавленный левый рукав — и полосы грязно-зелёной слизи, испятнавшие кожу наручей…

— Леголас, Кэллуир, возьмите вещи кауна, — скомандовала я, подходя к воителю ещё ближе. Он попытался отстраниться, но снова пошатнулся, всё сильнее бледнея, и невольно ухватился за протянутую ему руку. — Фернрод, та тварь была похожа на паука?

— Немного… да…

Лишних вопросов Леголас задавать не стал — закинул на плечо его дорожный мешок, потянулся к оружию. Но каун не отдал — а юный эрниль благоразумно не стал настаивать.

— Быстро, к дому…

Но никого уже не стоило подгонять, да и лишних слов не требовалось — в памяти Леголаса, наверное, ещё слишком свежи были события, вызвавшие отъезд отца. Равно как и для Кэллуир не были секретом усилия, потребовавшиеся выздоровлению Антары.

И обратный путь мы вчетвером проделали намного быстрее, чем можно было бы ожидать…

* * *

В тишине догорающего вечера неестественно-громко журчал источник, переливая быстрые струи из каменной чаши к утекающим вдаль ручьям — в даль и в глубь древней чащи, где всё же объявилось нечто, грозящее разрушить привычное существование под кронами Зелёного Леса не только нас, таварвайт. Лес молчал — даже голоса птиц не тревожили нарождающуюся ночь. И невольно приходилось задумываться: а что же тогда видится Мудрым, если даже мне мнится неестественной такая Тишина?..

В Доме целителей мелькнул огонёк, пробежался отсветами по окнам и растаял, оставляя по себе только ровное мерцание углей притухающего очага. Это кто-то из лекарей прошёлся до кровати оставшегося на их попечении посланца Имладриса, согласившегося принять помощь. Невиданное дело для этого воителя, что и сказать… Очевидно, и в самом деле не мог больше выносить ту слабость, с которой добрался до моего отца и отдал послания. Что ж, отцовский кабинет завтра снова поделится своими тайнами, а пока всё ещё в нашем доме громко спорит Совет, я…

Едва уловимое движение теней на противоположной от меня стороне главной площади заставило вскинуться и внимательно вглядеться.

— Леголас?

Он промолчал — лишь приблизился к источнику и присел на край каменной чаши по другую сторону. Отстранённый, молчаливый, снедаемый тяжкими раздумьями, делающими его взгляд и юное личико взрослыми не по годам.

— Леголас, что случилось? — поднявшись, я пересела поближе. И тронула его худенькое плечо.

Он не отстранился, как можно было ожидать, лишь ответил:

— Ничего не случилось, бренниль. — И тут же без подсказок поправил сам себя: — Э…Элириэль… простите, я не со зла…

— Почему ты не дома, эрниль?

— Не могу… Мне… все эти мысли, и… Мне душно и тяжко быть дома, бренниль.

Я вздохнула — прекрасно понимаю, мой милый мальчик, и подобные мысли, и гнетущие чувства…

— Это всё тишина, Леголас. Эта жуткая Тишина…

— Да, Элириэль… да, Эль, это она…

— Но так нельзя, Леголас, — как можно мягче попыталась уговорить его я, не в силах выносить тоскливо-опустошённый взгляд доверчивых ясных глаз. — Тебе нужно отдохнуть. Иди в свою комнату, поспи…

— Я не могу, Эль… Не могу теперь спать…

— Почему же?

Но ответом была лишь тишина. Тишина и тоска, откровенно поселившаяся в его глазах. А ещё неуверенность и старательно спрятанный страх…

Я встала и позвала:

— Идём. Идём со мною, Леголас.

Он вскинул голову:

— Куда?

— Идём, — я потянула его за руку, заставляя встать, — я хочу посмотреть твою комнату и проверить, достаточно ли безопасно там.

Не отпираясь, но и не стремясь рассказать о снедающих его страхах, он последовал за мной к дому владыки…

Безопасность этой комнаты, как и прочих внутренних покоев дома владыки, смешно было бы подвергать сомнениям. Но Леголаса неожиданно успокоили мои действия: я прошлась по отведённой ему спальне, заглянула в смежные — бывшие покои его матери и пустующую комнату отца. А потом повернулась к юному эллону:

— Будь добр, Леголас, закрой поплотнее окно и спокойно ложись отдыхать — тебе это необходимо сейчас. И не спорь!..

— Я не стану, Элириэль… — чуть слышно отозвался он, пряча бледное подобие улыбки, едва коснувшееся глаз.

— Я сейчас вернусь и надеюсь увидеть тебя уже спящим.

Он снова невесело усмехнулся, но сдёрнул покрывало с просторной кровати, не оглядываясь на хлопнувшую за моей спиной дверь.

Вылетев в пустующий коридор, я прислонилась спиной к стене и с трудом перевела дыхание. Хотелось колотить кулаками во все встречные двери и громко кричать… Где все те верные слуги, что обычно готовы исполнить веления и волю владыки? Почему его сын неприкаянно скитается то по опустевшим улицам поселения, то по лесам? Почему даже отдых в знакомом с рождения доме вызывает у него только страх? Где Хаэтиль, когда она нужна Леголасу? Где, наконец, его мать?!

Последняя мысль, невпопад явившись, отрезвила и успокоила меня — каждый выбирает свой путь в этом мире сам... А ты, Сэльтуиль, всегда твердившая, что я не способна любить, была бы сейчас весьма удивлена…

Приоткрыв двери комнаты Леголаса, я и вправду застала его в кровати — хотя он и не спал. Просто лежал, уставясь в изукрашенные резными узорами балки теряющегося в полумраке потолка, и молчал.

Я присела у его кровати.

— Эй, эрниль… э-эрниль Леголас…

Он ответил всё тем же тоскливо-опустошённым взглядом.

— Ну что ты, милый мальчик…

— Мне страшно, Эль, — внезапно заговорил он и крепко стиснул мою руку. — Мне было страшно в лесу той ночью, мне было страшно сегодня. Мне страшно даже сейчас… Это не достойно сына владыки, но я не могу ничего поделать с собой. Мне страшно… И отец, когда узнает об этом, станет презирать…

— Э-э-эй! Ты что такое говоришь! — не сдержавшись, воскликнула я.

Он тотчас же замолчал и отвернул лицо, молчаливо глотая слёзы.

— Леголас… — позвала я. Чуть выждала и снова повторила: — Леголас…

Он отпустил мою руку, перевернулся на бок лицом от меня и почти с головой зарылся в одеяло, изо всех сил сдерживая дыхание.

Я ещё немного подождала, прежде чем погладила его подрагивающее плечо:

— Твоей матери и отца нет сейчас здесь, милый мальчик, но они оба очень любят тебя. — Прекрасно понимая, что любая фальшивая нотка в голосе может выдать проницательному эллону все мои мысли, я, тем не менее, решилась продолжать: — Ты ведь уже не дитя, Леголас, и ты ведь уже понимаешь, что отец твой покинул дом по велению долга. И он любит… любой таварвайт может видеть, как трепетно владыка любит тебя.

— А нана?..

Ожидаемый вопрос. И на него я, не дрогнув, ответила:

— Твоя нанэт слишком сильно устала от тягот, боли и мрака здешнего мира, Леголас. Но так бывает — и это не её вина. Некоторым фэар слишком сложно обретаться в таких искажённых землях, как наш Эннорат…

Он притих, а поток текущих через его разум мыслей был понятен даже мне, хотя я не делала ни малейших попыток что-либо ощутить или угадать.

— Она тоже любит тебя, Леголас…

Если это ложь, а не истина, пусть так и останется пятном на моей совести…

Владыка Трандуиль был прав в каждом слове, что сказал мне тогда у ручья, — его сыну не стоит знать о наших разногласиях с владычицей Сэльтуиль. Тогда я дала обещание молчать, до конца ничего не осмыслив. Сейчас же даже пытки не смогли бы ничего иного извлечь из меня…

Неуверенно шелохнувшись, Леголас медленно перевернулся. И снова на меня пытливо смотрели ясные доверчивые глаза.

— Эль, ты говоришь не до конца понятные мне вещи…

— Тогда отбрось свои страхи, мой милый мальчик, отдохни, наберись новых сил и отец пояснит тебе всё, что не до конца понятно в моих словах.

— Я боюсь, что отец не вернётся…

Проглотив ненужные восклицания, я как можно твёрже ответила:

— Он вернётся. Он скоро вернётся, Леголас.

Всё же на моей совести, наверняка, ещё остаются незапятнанные места…

Бледная улыбка неуверенно тронула губы юного эллона.

— А ты сама?.. Ты можешь рассказать о тех землях, куда ушла нана?

— Я никогда не бывала там.

— Но ведь что-то же знаешь!

— Только песни, что поются в Имладрисе — там чаще всего можно встретить рождённых в Бессмертных Землях эльдар, — отвечала я с опаской и осторожностью, не желая лишний раз бередить разум сына владыки. Как знать, что пожелает поведать ему о Бессмертных Землях отец, и кто я такая, чтобы что-то обсуждать?..

— Спой мне, Эль… — неожиданно попросил Леголас. — Знаешь ту песню про звезду, что пела нана?

Отрывки этой песни он уже однажды напевал, но тем меньше хотелось это обсуждать.

— О нет, эрниль, менестрель из меня, боюсь, выйдет ещё более слабый, чем рассказчик! — Он не различил натянутости в моём смехе, лишь подхватил улыбку, заигравшую на губах. — Отдыхай, эрниль. Нынешней ночью я буду хранить твой сон. Засыпай…

Мальчик послушно смежил веки, в очередной раз поразив меня сменой своего настроения. Как же просто и сча́стливо всё случается в детстве! Стоит лишь найтись тому, кто станет вести́ и оберегать…

Ночь бродила по поселению, заглядывала в окна домов. Кружилась по улицам с Тишиной. Не грозила, и даже уже не пугала — просто царствовала и жила среди нас.

Леголас мирно спал. Я хранила его сон, мысленно давая безумные клятвы — защищать… оберегать…

А неверная Тишина только слушала, готовя новые испытания, — скоро, совсем скоро мирно дремлющий юный эллон окажется действительно самым юным из всех, кто останется жить среди надвигающейся на Эрин Гален неизвестности. И последним из тех, кто благополучно повзрослел в наших покинутых всеми благими высшими силами лесах...