Сквозь кости (гет)

Даже простая миссия по очередной слежке за Тамурой — ненадолго остановившемся в соседнем селении политическим противником даймё — даётся с трудом. По прошествии двух дней Какаши вынужден отправиться домой для восстановления за ночь запасов чакры, а наутро вновь вернуться в то место, где остановилась его цель.

Но тем не менее всё время, что Какаши следит за передвижениями Тамуры, в глотке вновь саднит нарастающей тупой болью, а во рту появляется металлический привкус крови — сказалось, что с Сакурой ночью он так и не столкнулся и подзарядка чакрой произошла только благодаря её нахождению в доме.

Если бы они ночевали рядом, сил бы прибавилось однозначно больше.

Какаши ненавидит возвращаться с заданий ни с чем, но выбора не остаётся — запасов чакры хватит только на те пару часов, которые необходимы на обратный путь до Конохи.

Он бесшумно приземляется с дерева, используя Шуншин, и сливается с густо-зелёной хвоей. Трель цикад и резкий запах напитанных гнилой сыростью листьев доносятся словно через непроходимые преграду и туман. Активированный шаринган вбирает в себя энергии больше, чем обычно, словно почувствовав опасность от самого факта истощения тела.

Какаши ровно вышагивает несколько недолгих минут, приводя дыхание в норму, после чего наконец находит в себе силы, чтобы перейти на бег. Перемещение по земле увеличивает риск того, что он может с кем-то столкнуться, а по деревьям — того, что запасы чакры растратятся быстрее, чем он полагает.

Ветер ударяет в лицо морозом приближающейся зимы, иссушенная почва трещит, надламываясь, под сандалиями, а шум цикад гудит, как под привязью, на барабанных перепонках.

Он обегает чёрную гладь неестественно неподвижной лужи, когда до Конохи остаётся не более пяти километров — и едва удерживается, чтобы не затормозить: в памяти воссоздаётся недавняя картина этой же тропы безо всяких признаков прошедшего дождя.

Подчинившись инстинктам, мигом распахивается левый глаз, но печати Какаши складывает вполне осознанно, хотя и кажется, что движения рук столь быстры, что опережают любые осмысленные суждения.

Через несколько секунд на том месте, где он только что стоял, металлические цепи впиваются в древесину и расщепляют её в клочья. Бруски — следы Техники замены — падают на землю с глухим треском, вздымая вверх высушенную осеннюю листву.

Из искусственной лужи, воссозданной Суитоном, выплывает шиноби Киригакуре. С длинных чёрных волос стекает прерывистыми струями вода. Рука, на которой закреплена громадная металлическая перчатка, приподнята над головой, выдвинутая оттуда цепь, покрытая лезвиями и предназначавшаяся для Какаши, дребезжит от нетерпения, ходит волной и соединяется с другой такой же.

Противников двое. Они стоят по разные стороны, и их цепи схлёстывается, сливаясь воедино по центру тропы.

Какаши не медлит — спрыгивает с дерева, после чего, не пожалев сил на ещё один Шуншин, в короткий миг оказывается за спиной шиноби, выплывшего из лужи, и врезается ему кунаем в горло до того, как тот сумел опомниться: один горизонтальный удар в самый центр, чтобы добраться до сонной артерии, и перекручивание острия лезвия внутри, сквозь разрывной хряст и стекающую по ладоням густую кровь.

Она греет пальцы, а шиноби Кири не успевает даже замычать.

Какаши — не успевает взглянуть ему даже в глаза.

— Мейзу! — надрывно вопит второй под лязгающие звуки упавших цепей. — Мей…

Теневой клон Какаши появляется за его спиной из мрака густых деревьев и вонзает танто точечно промеж рёбер, отчего невысказанное окончание застревает в горле — шиноби падает на колени, кашляя.

Если судить по их внешности, они близнецы. Не будь тот, которого ранил теневой клон, шокирован смертью брата, наверняка отреагировал бы быстрее.

Какаши ненавидит использовать подобные методы в бою, но годы опыта показали, что лучшего способа дезориентировать не придумать. Как-то раз он успел перерезать глотку нукенину Суны, славившемуся своей невероятной скоростью передвижения, только благодаря тому, что в этот же миг Тензо убил брата того нукенина одним коротким ударом катаны в сердце прямо у него на глазах.

Теневого клона хватает ненадолго: он растворяется в белой дымке вместе с танто, вонзившимся в грудину второго шиноби Кири. Как только орудие исчезает, кровь захлёстывает его колени, как выплеснутая из опрокинувшегося содзуСодзу — устройство в традиционных японских садах. вода.

Шиноби прогибается в спине, но продолжает сидеть в позе сэйдза.

И в ужасе смотреть на лицо убитого брата.

Какаши перемещается к нему в семь-восемь скорых шагов — сразу после того, как исчезает в белой дымке клон, — и приставляет кунай к горлу.

— Вас нанял Тамура? — Голос ровный, но силы на нуле. Пульсирующее горло шиноби Кири плывёт перед глазами. Трель цикад теперь неслышна.

— Пошёл… к чёрту…

— Отвечай, — цедит Какаши, — вас нанял Тамура?

— Я тебе кости размозжу… — Он заходится в кашле и непроизвольно сгибает шею, отчего остриё куная впивается в беззащитную кожу.

Капли алой крови тут же стекают обволакивающим теплом по ладоням Какаши, смешиваясь с уже слипшейся кровью убитого.

Мейзу.

Убитого зовут Мейзу.

— Спрашиваю последний раз…

Какаши действительно думает, что ещё одного раза не будет — шиноби вот-вот умрёт. Пробитая между рёбер рана слишком серьёзная для того, чтобы ещё сколько-нибудь продержаться.

И, возможно, именно осознание этого ослабило бдительность.

Щелчок. Треск.

Какаши не успевает среагировать: игла, выпущенная из металлической перчатки умирающего шиноби, впивается в икроножную мышцу правой ноги. В следующую секунду из-за рта ниндзя Кири сочится белая пена — предварительно проткнув Какаши отравленным оружием, он покончил с собой.

— Чёрт…

Отстранённо, словно мысль принадлежит другому человеку, думается об Оининах — специальном отряде АНБУ Киригакуре, который избавляется от тел бежавших из их деревни шиноби.

Нельзя оставлять убитых здесь, иначе есть риск зачистки следов… Где Тензо? Югао? Кейчи?

Почему Какаши отправился на задание в одиночку?..

Танто, унаследованный от отца, отчего-то измаран чужой кровью.

И с чакрой что-то неладное. Но ведь Обито накрыло камнем, и перед смертью он дал Какаши свой шаринган. А шаринган, вживлённый не Учихе, расходует чакру так сильно, что можно и умереть.

Где-то поблизости Рин. Она обязательно его вылечит.

Так же, как лечила Сакура — подползая ободранными коленками по грязной земле, когда Какаши вглядывался, обессиленный, на грани жизни и смерти, в многоцветный бук над головой. Трава щекотала кожу. Пахло лесным дождём и цветочным шампунем.

Как если бы Рин была жива… Только потому ему было тепло от касаний Сакуры. Он просто хотел, чтобы Нохара Рин оказалась живой.

Она работает в госпитале. Она — не Рин. Она — Сакура. За окном, когда Какаши сидит в лабораторном кабинете и наблюдает за её точными движениями, виден первый иней. Скоро зима.

Холодно.

Надо бежать. Бежать.

Нога пульсирует и немеет.

Но где-то поблизости Сакура. Она обязательно его вылечит.

Скоро. Пять километров?.. Да, ровно пять.

Ровно пять…

…столько было Сакуре, когда родителей убили на её глазах. Когда Какаши спас её, и следы слёз присохшей линией разрезали спёкшуюся на щеках кровь.

Она спросила только: как вас зовут? Он назвал только имя.

— Какаши?.. Ками...

Конечно, голос Сакуры полон ужаса — ведь её родителей убили насильственной, незаслуженной, несправедливой смертью.

— Никогда вовремя… не подоспеваю…

— Ты весь горишь, молчи, просто молчи!..

Сакура очень красивая — под красным светом тётина, когда смотрит на него снизу вверх, когда…

— …ты спала рядом. Надо было, чтобы ты… Чакры нет… Обито придавило…

— Это яд? — Что-то холодное с треском бьёт по щеке. — Отвечай: это яд?!

Окно, через которое он влез, так и остаётся открытым нараспашку. Какаши лежит на чём-то очень мягком, оно обволакивает его теплом и засасывает в тихое, дарящее успокоение ничто. Какаши думает: это портал в измерение, похожее на Камуи. Думает: его там ждут.

Наверное, он расположился на том самом диване, откуда наблюдал за проводящей исследования Сакурой. Всегда ли здесь была эта нора в другой — приятный — мир? Наверное, таковы последствия древесной техники: окружающая действительность теперь искусственная… В доме Минато-сенсея на таком же ненастоящем стуле сидит Рин, её ноги свисают и не достают до пола. Кушина-сан стоит там же — улыбается и протягивает ему бенто, перевязанный красным фуросики.

— Всё будет хорошо, Какаши! Открой глаза!

Но почему-то Сакура над ним — настоящая. Цветочные волосы свисают с её лица вниз и щекочут обнажённый, ничем не прикрытый нос.

— Маска…

— Отвечай сейчас же! Это яд?

Какаши кивает. Закрывает глаза. Теперь ему не холодно — ему тепло, как в тот раз, когда Сакура латала его раны три года назад.

— Всё будет хорошо, — сдавленно говорит она, и что-то мокро-солёное касается губ. — Держись, Какаши, ладно?.. Всё будет хорошо…

— Найди Югао… Скажи ей отправиться туда, иначе тел не останется…

— Молчи. Прошу тебя, молчи. Я всё сделаю…

Последнее, что он слышит, — это звуки рвущейся одежды. Обнажённую кожу морозит холодом на короткое, неуловимое мгновение, после чего тепла становится так много, что Какаши не выдерживает и наконец проваливается в нору.

* * *

Время от времени он вырывается из забытья, но не может понять, является ли увиденное через наполовину смежившиеся веки галлюцинацией или реальностью: над животом мерцает зелёная чакра, напоминающая Шосен Дзюцу только цветом и клокочущим теплом — но в отличие от той она пузырится прямо в воздухе, как под гравитацией, и тонкие пальцы Сакуры орудуют над образовавшимся сгустком так, словно тянут его за невидимые нити.

— Потерпи ещё немного… Я обязательно найду яд… — слышится перед тем, как он снова проваливается в сон.

* * *

Проснувшись, Какаши не сразу понимает, где находится. Но мутно-бежевый потолок кажется ему знакомым, как и запах порошка, исходящий от одеяла.

Это дом. Но когда он сюда добрался?

Необходимо как можно скорее забрать тела двух шиноби Кири. Итачи уже в курсе?.. Хотя на миссии Какаши был один, так что вряд ли…

— Проснулся?

Только после того, как слышит голос, он понимает, что кто-то держит его за руку.

Касания — холодные, но от них становится тепло, потоки чакры словно бы впадают в приятную дрёму, успокаиваются и приходят к незримому балансу.

— Итачи в курсе? — спрашивает Какаши, не выдёргивая руку, но и не глядя на сидящую на полу Сакуру.

Сколько часов он спал? Она всё это время была здесь?

И где, чёрт побери, его маска?..

— Я связалась с Югао-сан, как только нормализовала твоё состояние. АНБУ нашли тела двух убитых шиноби и перевезли их в наш морг. Их опознали. Это Мейзу и Гозу. Наёмники родом из Кири. Югао-сан сказала, что остальные детали сообщит тебе лично. Мне о них знать не положено, — безжизненно отчеканивает Сакура. И спрашивает уже тише: — Как ты себя чувствуешь?

— Я в норме…

— Ты чуть не умер…

— …благодаря тебе. Спасибо.

И смотрит вниз, на неё, на опухшие глаза, на тонкие пальцы, вцепившиеся в его собственные так, словно от этих касаний зависит всё и даже больше.

В голове постепенно проясняется, и Какаши вспоминает, как один из нукенинов Кири отравил его перед смертью, как он приполз, на последнем издыхании, к Сакуре, как она говорила бесконечно, что всё будет хорошо.

— Почему ты был на миссии один? Разве так можно?

— Ты можешь идти к себе, я уже в порядке. — Должно быть, она замёрзла — пол ведь пока не прогревается. Даже ему, недавно спавшему на футоне — пока Сакура ночевала в его постели, — было холодно.

Хотя он тогда и проснулся с чувством, что спал на летней поляне, под лучами яркого — не красного — солнца.

Сакура, хотевшая было сказать что-то ещё, каменеет. Тонкие брови изламываются, она смотрит на Какаши пристально, и он видит, как контрастирует с зелёным раскрасневшийся белок глаз.

Говорит:

— Если хочешь быть куноичи, то нужно учиться поменьше плакать, — и следит неотрывно за тем, как неотрывно она следит за движением его рта.

— Я уже куноичи, — беззлобно отвечает Сакура и медленно поднимает взгляд к его глазам.

Стоит Какаши подумать о том, какие сухие и безжизненные на вид её губы, и она уже поднимается на месте, не выпуская его руки из крепкой болезненной хватки, и склоняется над его лицом неумолимыми, точными движениями.

Он думает: будь что будет. Поцелует — поцелует её в ответ. Захочет уйти — не станет ни за что удерживать.

И хватается крепче за замёрзшие пальцы, когда Сакура — припадает губами к его лбу.

— Температуры нет.

Она уходит, а у обессиленного от яда Какаши нет сил на то, чтобы встать и пойти за ней.