Бегущая между мирами (джен)

Дорогие мама и папа.

Я выполнил и перевыполнил все ваши пожелания. Не знаю, будете ли мной гордиться, но я бы гордился, если бы мой сын провернул всё то, что я сумел.

Во-первых, с Поттером и его невестой я подружился ещё в поезде. Застал их одних в купе, а в соседних стенали побитые и покалеченные Поттером, отвергнутые Ею парни.

Она, конечно, неземная красавица, вровень с тобой, мама́. Но её божественное излучение на меня не действует. Зато они поклялись отдать мне в жёны свою первую дочь! Вот.

А потом Она избила шестого Уизли и пригрозила третьему из них, прибежавшему на помощь своему братику, сделать их печать Предателей крови видимой для всех.

Крэбб и Гойл держались молодцом, не ударили в грязь лицом. Шаркали ножками, кланялись, и вообще. Я забыл сказать вам, что Её зовут Лили Энн Картер. Не ищите Её имя в Альманахе волшебных фамилий, не найдёте ничего. Даже не вздумайте обозвать Её грязнокровкой, не после того, что она сделала на подходе к замку! Лили Энн что-то сотворила руками и все мы, кто был в лодках, смогли увидеть изодранную в клочья Защиту замка.

А потом все мы распределились на Слизерин, включая Поттера.

После ужина Она нас с Поттером потащила к Источнику, за нами гнался дядя Северус и костерил непечатными словами. Но не догнал.

Она опять что-то сотворила, побрызгала кровью на камень и открыла проход к тому месту, которое ты, папа́, назвал бы «Сердцем Хогвартса», а Она назвала «Пультом управления». Опять побрызгав кровушкой, она начала в этом «Пульте» ковыряться, что-то внутри колдовать, переключать, напевая себе под нос. И на нас обрушилась магия такой мощи, такой великой мощи, папа́, что вы с мамой не можете себе представить.

Из нас что-то — я это на Поттере видел — дымкой вылетело. Она говорит, что с нас спали все прошлые, наследственные проклятия и ограничения. И что мы вернули себе тот образ, по которому нас создавали Высшие силы. Я мало чем изменился, но Поттера вы не узнаете. Он не тот задохлик, каким был на перроне 9 ¾. Но это не так важно.

Важно то, что на обратном пути, закрывая проход в каменной стене, я смог услышать Её песнь-пароль, при помощи которой Она делала это. Пробовал в туалете повторить эту мелодию, но ничего не получилось. Мне кажется, неправильное место для эксперимента выбрал. Но мои потуги Она услышала и, не смущаясь, вошла к нам с Поттером, пригрозив, что накажет нас. Мы с ним дали ей клятву на Магии и Жизни, что никому ничего из увиденного не расскажем, кроме вас обоих.

Вас Она выбрала в качестве опекунов для них с Поттером и желает видеть вас завтра утром во время утреннего приёма пищи. Думаю, не только чтобы обговорить всё это, но и затем, чтобы вы тоже дали ей клятву неразглашения.

Не оплошайте, мама́, папа́.

Мне страшно представить, что может с вами случиться. Не представляете что с близнецами о-о-о было. О! О-о-о…

Видите? Я даже не могу говорить о-о-о. Писать об этом тоже не могу. Она запретила.

А ночью мы слышали визг и крики со стороны Запретного леса, словно кого-то резали. Наши семикурсники выбрались из Подземелья и вышли из замка посмотреть. Вот, что они нам потом рассказали.

На опушке Запретного леса трёхглавый цербер бегал наравне с огромным горным троллем, они гонялись за пауками размером с телёнка. А Хагрид ловил этих «паучков», прижимал их к себе и укрывал в своей лачуге. Всё время он ревел и призывал «доброго пёсика Пушка» не делать больно его дружкам-паучкам, этим «маленьким милашкам». Наши семикурсники ухохотались.

Папа́, мама́! Соберите, кого сможете, из Совета Попечителей, зовите авроров, министра Фаджа и приходите в Хогвартс. Лили Энн говорит, что нашла среди учителей одержимого, кого-то с рабским клеймом, а среди привезённых учениками животных — незарегистрированных анимагов. Она говорит, что этот цербер и тот горный тролль находились в пределах замка!!! А те пауки-переростки были акромантулами! Кроме того, она засекла в директорском кабинете и в некоей особой комнате — Она назвала её Выручай-комнатой — некие хор-курк-сы, вот. Я правильно написал это слово?

И последнее, что я вам хочу сказать. Не бойтесь Лили Энн, она очень добрая, но очень справедливая. Зря никого не обидит, даже поможет, если её попросить — вот, удалила на пару с Поттером Метку декану! Наладила подачу тепла во всём замке, тёплая водичка течёт не только из кранов ванных комнат старост, но и в наших!

Я должен сказать вам по секрету. Мама́, папа́, время Тёмного лорда Ввв., Того-самого, прошло. Теперь пришло время богини Справедливости. И она страшна́ в своей мести. Страшнее богини возмездия Кали.

Меня Она приняла в свою свиту, как будущего члена своей семьи.

Смотрите, не оплошайте.

Ваш любящий сын, Драко.

Были бы окна в помещениях факультета Салазара Слизерина, я мог бы увидеть лучи восходящей стареющей Луны в момент, когда поставил последнюю точку в письме к родителям. Было довольно поздно и я позвал Жужжи, моего личного домовика, чтобы забрал и отдал его лично в ручки моей мамы. Я хотел, чтобы мама первой прочитала и осмыслила содержание моего послания-отчёта. Лишь потом, растолковав мои слова, отдала отцу.

А потом я отправился спать. Даже не помню, как до своей кровати добрался, так и отключился в движении.

Меня разбудил лёгкий шлепок по плечу и далёкий-предалёкий голос, который звал меня:

— Драко, а ну вставай! Проспишь обед.

Я открыл один глаз — меня будил Поттер, полностью одетый, но почему-то с мокрыми, зачёсанными назад, на мой манер, чёрными как ночь волосами. Меня как холодом обдало от воспоминания, что ночью сам позвал своих родителей в школу к завтраку. А уже обед. Пропустил встречу, завтрак, всё. Выскочил из кровати и сразу заметил, что спал в одежде. Палочку нашёл на прикроватной тумбочке и одним взмахом кое-как привёл в порядок мантию, в которой уснул, не раздеваясь. Потом в той же прикроватной тумбочке я нашёл и достал оттуда привезённую из дому аптечную коробку. Залпом выпил флакончик Бодрящего.

Меня тряхнуло, как кувалдой по голове, зато внутри наступило резкое прояснение сознания. Я посмотрел на ошарашенного быстротой моих приготовлений Поттера и спросил:

— Ну, как? Со мной всё в порядке? Осмотри меня хорошо — волосы как, одежда?

— С одеждой всё как надо, выглядит выглаженной и чистой, но волосы у тебя торчат во все стороны. Возьми причешись, а то вспугнёшь кого-нибудь и он пульнёт по тебе тем заклятьем, чем тебя вчера уу-уу-у… — он так же не смог договорить, как я ночью не мог написать о-о-о, короче, не смог. Но заклинания смог озвучить: — Ступефаем. Или Петрификусом.

— Ну, да.

— Да ну? Настолько всё плохо?

— Ужас! — он стал мерзко хихикать и, взмахнув руками, небрежно так, сам не понимая, что делает, сотворил из воздуха большое, с туманящимися краями зеркало во весь рост. — Сам посмотри!

Нда-а, верно. Мои белокурые патлы, но удлинившиеся как у моего отца, торчали в полном беспорядке. Драко Малфой — одуванчик, не дело это. Я тоже небрежно, стараясь не отставать от Поттера по показушности, провёл по ним рукой, вложив в это движение толику пожелания, чтобы те улеглись на моей голове волосок к волоску, как у лорда Малфоя. То есть, как полагается выглядеть единственному наследнику лорда Малфоя. И мои волосы подчинились. Их длина достигла середины лопаток.

Я посмотрел на себя в зеркало. Повернулся вокруг своей оси. О как! Краса-а-авчик.

А потом посмурнел. Красавчик, конечно, но останусь ничейным следующие как минимум двадцать лет. Поттер, словно прочитал мои чёрные мысли, улыбается нагло и кривовато.

— Дракоша, зятёк, не унывай, что-то тебе будет из этой части позволено. Ну, мы понимаем ситуацию и не хотим, чтобы наш зять познал всю глубину отчаяния, пока невеста подрастёт. Дождёшься помолвки, потом на некоторое время у тебя будет некоторая свобода, но без бастардов, сам понимаешь. Дикий овёс сеять не будешь.

Я вздохнул с облегчением. Не ожидал, что так тяжело будет связать свою жизнь, если не с богиней, то с её чадом.

— А ты, Поттер, чего ходишь, как водяной? Возьми, высуши волосы, не позорь невесту!

Злой, а? А-ха-ха! А потом усёк:

— Ты сказал «обед», да? Я много пропустил?

— Твой отец прибыл в Хогвартс ни свет, ни заря. Наш декан позвал нас с Лили Энн к нему в кабинет, где мы метку с лорда Малфоя удалили. Потом он ускакал каминной сетью куда-то, а нас отослали досыпать. Через некоторое время к нам в спальню пришла Лили и предупредила меня, что ей надо в Большой зал, о ней не беспокоиться. Я снова уснул. Когда снова проснулся, она ждала меня и сказала будить тебя, чтобы в срочном порядке явиться в Большой зал. Обещала дикие пляски.

— Какие ещё пляски? — удивился я. Мы уже дошли до лестницы, которая вела вниз в общую гостиную Слизерина.

— А я знаю?

Она ждала нас, сидя на диване напротив камина с прикрытыми глазами и шевелящимися пальцами, между которыми переплетались светящиеся магические нити. Она словно играла с ними, но я видел, что она что-то сосредоточенно сплетает. Время от времени, в местах, где собиралось нитей побольше, образовывалась ярко светящаяся жемчужина и тогда Лили щелчком пальца, отправляла её по одной из нитей куда-то.

Ощутив наше появление, она открыла глаза, оставила своё занятие, лишь подбросив плетение вверх, под потолок, и улыбнулась нам. Э, конкретнее — Поттеру. Но я иду одним лотом, так сказать. И отвечаю ей ответной улыбкой.

— Привет, Лили Энн, — говорю я, — выглядишь ошеломительно. Ты сегодня без шапочки?

— Спасибо, Драко. Готов включится в балаган? Гарри? — спросила Она, переместив толстую золотую косу за плечо.

— Сомневаешься? — отвечаем мы одновременно и хихикаем.

Сегодня на ней было надето платье в тонах нашего факультета — с тем оттенком зелёного, который наблюдается в сени дремучего леса. Я у своей матери, которая очень любит покрасоваться на светских раутах во всяком модном шмотье, многому научился. Всякие там ткани, камушки-блестки, вязку разного типа и прочую женскую лабуду мама и её личная домовичка обсуждают передо мной, не стесняясь и до посинения. Мне ничего не оставалось, как слушать и запоминать.

Хочу вам признаться, что такую ткань, из которой было сшито платье Лили Энн, я никогда раньше не видел. Это, конечно, не моё дело обсуждать такие малозначимые девчачьи дела, но это было что-то за гранью понимания. Её зелёное платье было такого благородного королевского оттенка, что мне тоже захотелось иметь мантию, не из этой ткани, но хотя бы такого глубокого, почти чёрного цвета.

Ткань эта, вроде была трёхмерная и светилась изнутри россыпью мириадов маленьких искорок.

Ладно, я не хочу фантазировать про далёкое будущее, но перед моим внутренним взором всё-таки промелькнула картинка, как я иду под ручку с моей нерождённой ещё, но вполне уже определённой внешности невестой. А вокруг нас все охают и ахают, а я такой — гордый… А она — длинноволосая, зеленоглазая, в таком вот платье…

— Драко, ау-у! — выдернул меня из грёз вредина Поттер и стал толкать к выходу, где стояла и хихикала Она. — Давай, мы остались последними. Не успеем к нашему супу, остынет.

О-о-о, о! СУП!

— Это я ночью отправил письмо родителям, и позвал их, чтобы они пришли в Хогвартс. Я всё им рассказал, только об о-о-о — нет.

— Так поспешим тогда, — сказала Лили Энн и засеменила впереди нас. — Пора брать власть.

Поттер, как завороженный, следил взглядом за колыхающимся подолом её нереально прекрасного платья.

Хм. Что Она сказала?

У дверей в Большой зал мы остановились и прислушались. Внутри царила неестественная для приёма пищи тишина.

Она меня удивила и насторожила одновременно.

Поттер выступил вперёд, чтобы открыть дверь перед Лили Энн, но, заглянув внутрь, взмахом руки затолкнул её за себя. Я понял, что в зале что-то не так и тоже встал перед девочкой. Остановились мы с Поттером рядом, плечо к плечу, и стали оглядываться, разведывая обстановку.

Не скажу, что велись боевые действия, но атмосфера была напряжённая. Как ей не быть такой, если в Большом зале, кроме учеников и преподавателей, находился чуть ли не весь Аврорат, во главе со своей начальницей мадам Боунс.

Я сперва стал искать взглядом своих родителей.

Они стояли недалеко от стола нашего факультета и молчали. Как пара богов из древнегреческого Пантеона — отстранённые, прекрасные и недостижимые. Появление нашей опоздавшей к обеду троицы они отметили коротким кивком головой и двумя парами одинаково холодных глаз, в глубинах которых бесенята устраивали танцы-пляски.

Своего отца я знаю как облупленного. За маской незаинтересованности на его лице еле скрывался настоящий триумф человека, победившего все свои жизненные проблемы звериными методами. Клацнув челюстью. А мама, как обычно, принимала успехи своего супруга как свои, то есть, с королевской снисходительностью.

Интересно.

Поттер толкнул меня острым локтем, чтобы отвлечь меня от созерцания предков и подбородком указал на преподавательский стол, за которым разыгрывалась настоящая драма. Находясь под чарами онемения стоял, сгорбившись, пряча свои глаза, директор Дамблдор с магическими ограничителями на руках. И совсем не выглядел воплощением Мерлина двадцатого века. Вопреки тому, что на нём была обычная для него дорогущая мантия из бархата бордового цвета. Его борода и волосы, которые раньше сияли белизной, сейчас свисали жалкими, желтоватыми, местами были целыми клочьями выдернуты.

За ним, тоже в ограничителях и железным ошейником, на присутствующих хмуро зыркал очень светлыми глазами высокий, тощий, арийского типа, коротко стриженный мужчина. Он был то ли очень-очень светловолосым, то ли совсем уже побелевшим. И был одет в чёрный мундир с золотыми петлицами и аксельбантами. Он молчал, сжав губы в ниточку. Кто был этот тип?

Я поискал глазами знакомых среди остальных нагрянувших в школу взрослых магов и заметил нескольких из Совета Попечителей. Я знал в лицо всех из них, потому что они иногда собирались в Малфой-меноре обсудить школьные проблемы. Но я отмечу двоих из них, потому что это были дамы. Леди Лонгботтом, в строгом тёмно-синем костюме, в огромной шляпе диаметром с метр сидела в самом начале гриффиндорского стола. Заколка с белым распушенным страусовым пером в шляпе придерживала приподнятую чёрную вуалетку над лицом той желтоватого оттенка бледности, когда знаешь, что человек на грани срыва и вот-вот начнёт кидаться Авадами налево и направо.

Так же в самом начале, но за столом Слизерина, сидела мадам Гризельда Марчбэнкс и вся тряслась от того, что ей пришлось, видимо, узнать.

А потом мой взгляд привлекла группа из троих Невыразимцев в серых балахонах с зеркально отражающими щитами перед лицами. Они стояли чуть поодаль преподавательского стола, скучковавшись вокруг обмотанного чёрными веревками как некий шелкопряд профессора Квирелла, который вчера красовался во время праздничного ужина в своей лиловой чалме. Сегодня чалма эта на его голове не наблюдалась, зато все могли видеть наличие второго лица у него на затылке.

Боженька, да он одержимый! И его вычислили, поймали и задержали. На его руки, торчащие из верёвочного кокона, тоже были надеты ограничители магии, а такой же железный обруч стягивал его голову. Это приносило мучительные страдания подселенцу, потому что его беззубый рот был открыт и он беззвучно пытался то ли кричать, то ли проклинать.

Только сейчас до меня дошло, что всё происходило в полнейшей тишине. Присутствующие студенты молчали как рыбы, боясь даже вздохнуть. А вокруг взрослых был наложен мощнейший Купол тишины и до нас, всё ещё толкавшихся у самого входа в Большой зал, не доходило ни звука.

Лили Энн больше не хотела стоять в неведении и толкнула нас, чтобы тоже войти и посмотреть, что такого особенного происходит. Хотя, она ли не знает, что происходит? Ха-ха-ха! Переступив порог, она сразу отменила купол тишины и на нас буквально стеной надавила невообразимая какофония криков. Некоторые из студентов заткнули уши пальцами от неожиданного звукового давления.

Сильней всех кричала толстая рыжая тётка, неопрятно одетая как из мусорного бака — что нашла, то и надела. Она кому-то отправляла целый шквал претензий, размахивая огромной ширины рукавами вязанного разноцветными нитками жакета. Рядом с ней сидела и жалась к этой донельзя визгливой тётке такая же рыженькая дурнушка, одетая в новую мантию ярко-красного цвета. Но пялилась эта девочка не на эпицентр событий, то есть на стол преподавателей, а на нас, стоящих у входной двери.

В момент, когда мы с Поттером появились в поле зрения этой девицы, она вылупилась во все глаза на моего друга и стала дергать рукав матери. Фух! Ну и голосок у рыжей дурнушки! Своим писком она перекричала даже ту визжащую тётку, свою маму.

— Мамочка, мама, — подскакивала она на своём месте. — Смотри, смотри! Гарри пришёл. Мама, ну же, посмотри на Гарри!

Мда-а-а, что мне сказать? Дура.

На нас посмотрели все, кого привлёк её голосок как у бензопилы. Почти что все.

Я схватил двух моих, смело скажу, родственников, и потащил их побыстрее сесть за стол Слизерина, рядом с Крэббом и Гойлом. Те, увидев нас, радостно ухмыляясь во все тридцать два, и поспешили потесниться, чтобы освободить нам места.

— Что случилось? — спросил я, шепча, одним ухом прислушиваясь к говорильне вокруг стола преподавателей.

Взрослые, по-моему, даже не заметили, что Купол тишины вокруг них отменили, потому что продолжали, не стесняясь в выражениях, обсуждать сегодняшние происшествия.

— Твой отец привёл министерских и некоторых Попечителей, утверждая, что в Хогвартсе творится чёрте что, — так же шепча начал Винс.

Грег толкнул его локтем и сам продолжил:

— Никто не знает, что произошло, но, когда к директору утром постучали из Аврората, в его кабинете нашли вот этого, — и он указал на арийского типа военного. — Угадайте, кто он?

Мы пожали плечами. Меня многим из важных мира сего представляли. Ноблес облидж, как говорится. Но этого типа я видел впервые.

— Гриндевальд, Драко, Грин-де-вальд это! Понимаешь? — заговорщически шепчет Грег. — Всё время, всё это время он был здесь, в Хогвартсе!

Я, выпучив глаза, уставился на посеревшего, скукожившегося директора. Потом уловил взгляд отца и мне показалось, что сегодня не солнце излучает дневной свет, а это лучится лицо лорда Малфоя.

— Как такое могло случиться? — подтолкнул я Грега продолжить.

— А я откуда знаю? — ответил мне Грег. — Как только сели за стол и нам подали супницы, ворвались краснопёрые, Невыразимцы, твои предки с Попечителями. Напоследок прискакала и та визгливая тётка, свиноматка Уизли, таща за собой седьмой номер своего выводка. Настаивает, что директор Дамблдор должен допустить её доченьку к распределению, чтобы не отставала от «своего жениха, Гарри Поттера».

— Что-а? — крикнул Поттер.

— Не знаю я, Поттер, потому что сразу опустили Купол тишины и мы лишь смотрели. Но, поверь мне, никогда не забуду, как привели в кандалах Альбуса Дамблдора и этого Гриндевальда из директорской. А потом оказалось, что пока мы зевали на директора, Невыразимцы скрутили одержимого профессора Квирелла. С подселенцем на затылке! Узнаёшь подселенца, Поттер? А ты, Драко?

— Не-е-е-ет! — ответили мы оба.

— Это Тот-который! — тихо-тихо прошептал Грег.

На нас шикнули старшеклассники, чтобы мы замолчали. Срывать им цирк никто не хотел.

Тем временем та тётка продолжала распинаться.

— Вы не имеете права посягать на святого человека! Откуда вы знаете, что этот, — она пальцем указывает на Гриндевальда, — и есть тот, о котором вы говорите. Может, вы его из Нурменгарда специально доставили, чтобы очернить профессора Дамблдора…

— Молли Уизли, закрой свою пасть, сейчас же! Или не только Артура, но и тебя надо отправлять на допрос почему в вашей семье проживал в анимагической форме Питер Петтигрю? — Мадам Боунс повысила голос. — Только не оправдывайся, что вы об этом ничего не знали.

— Клянусь…

— Не клянись, а то прилетит, Молли! — прерывает её Глава ДМП. — И кто даёт тебе право претендовать на некую помолвку твоей дурн… дочки с наследником Поттером? Кто?

— Профессор Дамблдор, как опекун мальчика…

— Кто провёл ритуал опекунства, Молли?

— Какой ритуал? Профессор Дамблдор, как Глава Визенгамота, сам назначил себя…

— «Назначил» не означает, что в действительности им стал. Ты маггла, что ли, Молли Уизли? Что такое с тобой случилось, что ты настолько отупела? Я помню тебя, бывшая мисс Прюэтт, ты была весьма сведущей во всяких наговорах, проклятиях, обрядах. Все значимые даты календаря ты отмечала необходимыми ритуалами. С чего стала такая неверующая?

— Но…

Тихий, вальяжный голос отца вмешался в перебранку двух женщин и те обе замолчали, чтобы услышать, что им скажет лорд Малфой.

— Мистер Поттер уже занят. Он провёл с мисс Лили Энн Картер магическую помолвку. Так что вопрос закрыт. Не о чём тут рассуждать.

— Это невозможно, — не унимается толстуха, толкнув свою дочку вперёд. — Вот на ком женится Гарри Поттер. Никакая там не Картер…

— Гарри Поттер на вашей дочке не женится, мадам, по одной простой причине — в волшебном мире Британии нет мальчика возраста одиннадцати лет с этим именем. Есть Гаррис Джеймс Поттер, лорд Слизерин, который помолвлен с… — глаза отца ищут нашу троицу, — Мисс Картер, если вам с мистером Поттером будет угодно, встаньте, чтобы эта бедная, потерявшая разум женщина, посмотрела на вас сквозь мой выявляющий магию кристалл.

Гарри, поддержав руку Лили Энн, помог ей встать с места и маленькая дурнушка вскрикнула от злости. И тогда Она переметнула свою золотую косу вперёд, развязала бантик, которым были стянуты волосы, и тряхнула головой. В Большом зале наступила благоговейная тишина. Миссис Уизли дёрнула руку отца и зыркнула сквозь кристалл на навершии трости. Она не ожидала увидеть то, что увидела, и её подкосило. Никто, кроме её дочки, не бросился ей на помощь.

Я знаю, что та неопрятная толстуха и есть мать тех двоих о-о-о. Мы поступили жестко и жестоко с о-о-о-о, но и они вели себя неправильно с девочкой-первокурсницей. Не зная кто она. Не зная, что нападают на Справедливую леди, а как она будет мстить — это не моё решение. Это Она решила, я просто согласился. Поттер со всем согласен, лишь бы Она смотрела на него тем взглядом.

В наступившей на некоторое время тишине ясно прозвучали чавкающие звуки с того места, где за столом Гриффиндора сидел шестой Уизли, Рон. Он ел из глубокой белой с голубыми орнаментами миски, в какой полагается есть китайский суп и хрюкал от удовольствия.

— Ну что, начинаем обед, ребята, — сказала Она, завязав бантик и присев на своё место.

Открыв большой, с подогревом супник, Она налила нам троим и глотающим слюну Винсу и Грегу по полной миске и мы стали есть.

Суп был… ну, нет слов описать ни с чем не сравнимый вкус настоящего китайского супа из петухов.