Моя девочка (гет)

План Марго требовал подготовки. Нельзя было кидаться в этот омут с бухты-барахты, не зная, что тебя ожидает, пускай ей и очень хотелось как можно скорее исполнить задуманное.

Удивительно, но большинство людей совершенно не обращают внимание на то, что происходит вокруг них. На какие-то мелкие события или других людей, которые, быть может, проходят мимо. А если тебе еще надо следить за ребенком — ты становишься совсем слеп и не способен обратить должного внимания, что за тобой вот уже неделю неустанно ходить по пятам какая-то школьница.

Но Марго не могла винить жену Ильи Валерьевича, скорее даже наоборот, она обожала ее за эту невнимательность и тот факт, что благодаря ей все получается так просто. Быть может — даже слишком.

Малышку, как выяснила Марго, — услышав однажды грозные прикрикивания матери, когда ребенок сделал что-то не так, — звали Вера. Имя Марго понравилось. Она даже задумалась, сидя в один из дней на скамейке и дожидаясь, пока мать с коляской выйдут из подъезда, что, быть может, назовет так своего ребенка. Если у нее конечно родиться девочка.

Изучив расписание и привычные маршруты семьи — во сколько они обычно гуляют и где именно; когда Илья Валерьевич приходит домой и как рано уходит на работу; а самое главное — в какой детский сад ходила Вера — Марго пришла к выводу, что именно в детском саду ребенок в первый и единственный раз за день оказывается без назойливой материнской опеки. Все остальное время она либо дома в четырех стенах, либо куда-то идет с мамой, то есть — находится под неустанным контролем. И хотя в детском саду была воспитательница, Марго с радостью, и одновременно с какой-то грустью успела понять, что уследить разом за всеми детьми из группы попросту невозможно.

Узнав все, что нужно было узнать — Марго решила снова несколько дней походить в школу, где все то время не появлялась, потому что у нее попросту не хватало времени.

Ведя себя на уроках как ни в чем не бывало — ни будучи ни слишком веселой, ни смурной, Марго хотела дать всем понять: «Это снова привычная я, самая обычная девчонка, не стоит обращать на меня внимания».

Вика, казалось, была даже рада такой перемене. Она хотела было, раз или два, обсудить, что происходило с подругой в последнее время, но Марго ловко переводила тему на совершенно другую, и больше Вика не предпринимала этих попыток, решив, видимо, что раз все хорошо, то незачем и волноваться лишний раз.

Несколько беспокоил Марго только Леша Панарин. Вернее — ей просто не хотелось обсуждать с ним чтобы то ни было, и тратить на это душевные силы, которые совсем скоро должны были пригодиться ей для другого. Несколько раз они встречались взглядами в коридоре, но Марго всегда была в сопровождении Вики или спешила на урок, всем своим видом давая понять, что ей сейчас не до разговоров.

Лишь за день до начала осуществления плана, Леша вдруг поймал ее в очереди в столовой.

— Господи! — выдохнула Марго, когда он неожиданно подкрался сзади. — Не нужно так пугать.

— Извини.

— Чего ты хотел?

— Я… Ну, просто поздороваться.

— Поздоровался?

Он кивнул и Марго снова отметила про себя с какой-то жалостью, как он, на самом деле отличается от того образа, которым пытается играть на публику.

— Слушай, я тут подумал… Может, сходим завтра в кино?

— Завтра не могу.

— Тогда на выходных?

Марго кинула на него взгляд. Лицо у Леши было такое, что, казалось, не пройдет и пару минут как он начнет скулить, лишь бы разжалобить ее.

— Я подумаю, — сказала она наконец, лишь бы он отстал. Марго сейчас было совершенно некогда разбираться с тоскливыми ухажерами.

— Отлично, — улыбнулся Леша. — Тогда э-э-э я тебе напишу. Или позвоню?

— Лучше напиши.

— Ага. Понял. Ну, до встречи.

— Прощай.

Он ушел и Марго вздохнула, прикрыв глаза. Какая же это все была невозможная глупость. Ей вдруг показалось, что учеба, школа, Леша Панарин, отношения, секс, все это настырное копошение жизни — не более чем какая-то глупая игра, в которую ее обязали играть, хотя Марго совсем не хотела. Она была бы рада оставить все и оказаться где-нибудь в другом месте, ни здесь, с другими, а не с этими, людьми, которые, быть может, привнесли бы в жизнь тот самый Смысл. Но пока… пока она могла думать лишь о том, что собирается сделать завтра и мысли об этом — придали Марго сил.

На прогулку дети выходили около двенадцати. Когда малышня с шумными криками высыпала на улицу, Марго уже была поблизости. Воспитательница — сухопарая женщина с тугим пучком волос на затылке что-то сказала своим подопечным, потом несколько минут побродила рядом, видимо, контролируя, чтоб каждый занялся каким-то полезным делом, и, убедившись, что все в порядке — уткнулась в телефон.

Подойдя к ограде детского сада, что была ей почти по грудь высотой, Марго привстала на цыпочках, в попытке разглядеть тот самый голубой комбинезончик. Выглядеть при этом Марго старалась как можно более непринужденно, словно то, что она делала — было в порядке вещей и нечего даже обращать внимания. Но все равно то и дело приходилось нервно озираться по сторонам, опасаясь, как бы мимо не прошла какая-нибудь особенно въедливая пенсионерка и не подняла шум, привлекая к Марго лишнее внимание, которое ей было абсолютно ни к чему.

Вера вскоре нашлась. Она копошилась вместе с другими детьми в песочнице — такая крохотная, такая беззаботная и довольная. Марго снова опасливо огляделась. Сердце — эта надоедливая мышца, — билось ей в ребра словно бродячая собака, не давая спокойно вздохнуть. Прильнув к забору, Марго произнесла негромко:

— Вера. Вера.

Девочка не обратила никакого внимания. Марго сглотнула. Ей казалось будто каждая упущенная секунда тяжелым грузом падает ей на плечи. Нужно было поторапливаться.

— Вера! Вера! — произнесла Марго уже громче.

Ребенок поднял взгляд и Марго готова была закричать от радости. Но самое сложное теперь было впереди.

— Иди сюда, — поманила ее Марго. — Мне нужно тебе кое-что сказать.

Другие дети не обращали совершенно никакого внимания на происходящее, и Марго, лишь бы избежать приступа паники, с холодной отстраненностью вдруг задумалась: какие, на самом деле, это поразительные существа, и как они отличаются от взрослых, например, от нее самой. Хотя пройдет всего каких-то пару лет и они станут абсолютно такими же — жертвами комплексов и общественного мнения.

Вера поднялась на ноги, стряхнула со штанин песок забавными движениями ребенка и неуверенно подошла к ограде, воззрившись на Марго снизу вверх. Марго присела на корточки и теперь они с девочкой смотрели друг другу в глаза.

— Пора домой. Твой папа сказал забрать тебя.

— Папа? — переспросила Вера.

— Ага, — кивнула Марго. — Папа. Я отведу тебя к нему. Пойдем.

— Но…

— У нас мало времени, малышка. Если пойдешь сейчас — я куплю тебе что-нибудь в магазине, хорошо?

И с этими словами Марго взялась за угол сетки в ограде и отогнула его в сторону. Получился проем, чтобы Вера как раз могла в него пролезть. Открытие о существовании такой чудесной возможности для побега Марго сделала на второй день своих наблюдений.

Марго надеялась, что трехлетние дети не отличаются особой сообразительной, но чем дольше Вера смотрела то на Марго, то на проем — тем отчетливей в ее больших глазах читались сомнения. В эту секунду она была похожа на олененка, того самого, из мультика, который потерял маму и не знал теперь, как ему жить.

Но Вера была уже взрослой девочкой и могла сама принимать решения. И она решила пойти с Марго. Протиснушвись под сеткой, она оказалась на другой стороне ограды. Она оказалась рядом с Марго. В ее руках.

Марго не могла поверить, что у нее действительно получилось. Бросив последний взгляд на по прежнему безмятежно играющих в песочнице детей и воспитательницу, которая даже не смотрела в их сторону, Марго отправила ей воздушный поцелуй, и взяв Веру за руку, поспешила скрыться с глаз долой.

Надежда Марго на то, что они с Верой будут похожи на сестер, похоже, оправдывалась. По крайне мере проходившие мимо люди не обращали на девочек совершенно никакого внимания, и Марго лишний раз убедилась в собственной правоте и слегка успокоилась, но все равно пока еще чувствовала себя напряженно.

И, как оказалось — не зря. Вера не поспевала за быстрыми шагами Марго и вскоре начала хныкать. Приходилось то и дело останавливаться и утирать ей слезы. По началу Марго пыталась говорить с ребенок нежно и ласково, но та, казалось, начала понимать, что что-то не так, и никакие уговоры и обещания купить мороженое на нее не действовали. Поняв, что привлекает так слишком много внимания, Марго, едва они свернули с людной улицы, разок тряхнула Веру за плечи, надеясь таким образом заставить наконец замолчать. Сработало. Дальше они шли в тишине. Лишь звук шагов непривычно громко отдавался от асфальта.

Оказавшись на перекрестке, что разделял жилой квартал с прериями заброшенного пустыря, они стали дожидаться нужного сигнала светофора. И тут Марго стала чувствовать себя все более странно. Ей вдруг начало казаться, что реальность деформируется, теряет свои оттенки, будто кто-то наложил на прохожих, дома, небо, солнце — серый фильтр и теперь все вокруг стало монохромным. Она попыталась было утереть лицо рукой — сбить это неприятное наваждение, но ничего не вышло, наоборот как будто стало только хуже. Тогда Марго попыталась вздохнуть, но во рту у нее совсем пересохло, и кислород лишь оцарапал гортань. Казалось — до нее самой лишь сейчас дошло понимания, что именно она собирается сделать и теперь организм во всю противился этому.

Но затем загорелся зеленый и едва Марго вместе с Верой перешли дорогу — все сомнения разом исчезли. Теперь их ничто не отделяло от пустыря, где никто не сможет их увидеть и помешать.

Вера снова захныкала и Марго уже не стесняясь никого и ничего — ударила ее по лицу. Толку от этого было мало — девочка лишь еще громче стала захлебываться слезами, но Марго испытала удивительно приятные ощущение. У нее была власть. Она могла делать с Верой все, что заблагорассудится и, черт возьми, это было приятно. Перед глазами всплыл образ Ильи Валерьевича и Марго улыбнулась ему, — а на самом деле сама себе, — ах, если бы он только мог сейчас ее видеть.

Чем дальше они уходили в заросли сорной травы и всяких обломков, старых покрышек и сломанных телевизоров — тем хуже было слышно город. Казалось, они не шагали, а перемещались во времени. Но вовсе не в прошлое, а куда-то наоборот в далекое будущее — во времена, когда человеческой цивилизации пришел конец и о ее существовании напоминали лишь всякие безделушки, вроде календаря за две тысячи шестой год.

Марго понравился этот апокалиптический образ. Она усмехнулась собственным мыслям и глянула на Веру, чье лицо уже раскраснелось от слез, а зеленые сопли липкими паутинами свисали из носа.

И тогда Марго поняла — пора.

Она огляделась. Попыток у нее, конечно, было сколько угодно, но хотелось расправиться с этим делом быстро, без особой грязи. Раз и готово. И как раз в этот момент на глаза ей попался обломок кирпича.

Марго снова опустилась на корточки. Утерев Вере лицо, она проговорила самым елейным голосом, на который только была способна:

— Ну вот, мы почти пришли. Ты главное не плачь, сейчас увидишь папу. Но сначала — закрой глаза и не открывай, пока я тебе не скажу, договорились? Это такая игра. Закроешь глазки, а когда откроешь — папа уже будет тут. Здорово, правда?

Вера неуверенно кивнула и Марго поцеловала ее в щеку, ощутив на губах соленый привкус слез.

Девочка закрыла глаза, а Марго выпрямилась и стараясь не слишком шуметь подошла к тому самому обломку кирпича, что успела заприметить. Он оказался ощутимо тяжелее, чем выглядел. Марго решила, что так оно даже к лучшему.

— Сейчас-сейчас, уже почти, — проговорила она, подходя к Вере сзади. — На счет три — открывай глаза. Раз… два… три.

Замах. Глухой звук удара. Вера театрально повалилась на колени, а потом упала лицом в пыль. Марго сообразила, что негромкий щелчок, который она услышала — был не чем иным, как хрустнувшим черепом малютки под ударом кирпича. И, словно в подтверждение этому, над головой Веры, будто нимб у святого, растеклась небольшая лужица крови.

Всем нам приходится расплачиваться за грехи отцов. Марго была уверена, что малышка, — а точнее ее «будущая ипостась» как выразился бы Илья Валерьевич, — простила бы ее и даже поняла. Марго просто сделала то, что было должно. В каком-то смысле, Вере даже стоило испытывать благодарность. Она никогда не станет старше, не познает боли и разочарования, из которых соткана вся человеческая жизнь. Не каждому человеку так везет.

Кинув кирпич в сторону, Марго приблизилась к Вере. Ткнув ее в бок носком ботинка, чтобы убедиться уже окончательно, она вздохнула и подняла ребенка на руки.

Тело девочки, казалось, совсем ничего не весело. Легка, словно пушинка, она показалась Марго даже легче, чем пресловутый обломок кирпича, забравший ее жизнь. Быть может — чистая и непорочная душа Веры уже успела покинуть тело, и оттого то оно ощущалось таким невесомым, полым?

Опустив тело в особо буйные заросли травы Марго лишь тогда заметила на шее у Веры родинку, в том же самом месте, что и у отца. Удивленная этим чудом наследственности, Марго коснулась уже остывающей кожи девочки пальцами в последний раз — прощаясь. А следом накидала поверх тела всякого мусора, что нашла поблизости и критично оглядела проделанную работу. Если не знать, что здесь лежит чей-то хладный трупик — так и не догадаешься.

Марго усмехнулась, довольная проделанной работой. Отряхнув руки, — они больше не казались ей какими-то несуразными, — и бросив последний взгляд на серое безмолвие пустыря, она неспешно отправилась к себе домой. Очень уж хотелось согреться и выпить горячего чая.