Кольчуга (гет)

— Эй, полегче, синьор! Не забудь —

Я при шпаге и труса не праздную!⁽¹⁾

Со свадьбой все сложилось как нельзя лучше: семья Нолы все-таки отказалась от переговоров, зато родные Нессы, поколебавшись, дали согласие на брак. А дальше подготовка шла без сучка, без задоринки, и к середине лета все было готово к свадьбе. Эолан, признаться, только радовалась: пусть на сей раз ей почти не пришлось участвовать в предсвадебных хлопотах, она помнила, как выматывают все эти приготовления, и радовалась, что Сорису и Нессе выпало меньше нервотрепки.

— Позволите мне завтра отлучиться с утра до утра? — спросила она накануне свадьбы, надеясь, что уйти ей позволят. В конце концов, за все эти месяцы она ни разу ни о чем не просила. — Брат женится.

— Хм, — это означало "я услышала твою просьбу, и надо подумать, в моих ли силах ее исполнить".

Обычно леди Ровена говорила что-то подобное пожатием плеч, наклоном головы, чуть наморщенным лбом; некоторые просители даже ворчали потом, мол, вот же стерва надменная, слов ей для людей жаль. Ну... что было, то было — леди действительно к своим словам относилась крайне бережно. Но именно сейчас, когда Эолан подравнивала ей волосы, она просто не могла подать знак ничем, кроме голоса.

— Да, завтра я вполне могу тебя отпустить, — прозвучало счетов так через десять. — Только не пей много, чтобы вернуться до полудня.

— Угу, — обычно на такие приказы-пожелания можно было ответить просто кивком, но именно сейчас Эолан не знала, смотрят ли на нее.

По уму, конечно, стоило бы отпроситься уже с вечера, чтобы провести дома две ночи и полный день, помочь с подготовкой и подбодрить Сориса — во время переговоров он вроде был спокоен, но чем дальше, тем сильнее волновался, — но сегодня леди Ровена ждала своего особенного гостя. Да и вообще, хоть она и оказалась женщиной незлой и по-своему порядочной, злоупотреблять ее добротой не стоило — мало ли что.

А на следующий день... словом, они проспали. Вернее, проспала леди Ровена, что было и неудивительно: судя по грохоту, лязгу стали и смеху, доносившимся накануне вечером из подвала, свидание началось с тренировки, а это и без продолжения весьма утомляет, — но для Эолан значило, что даже последние приготовления к свадьбе брата она пропустит и явится спасибо если не к самому началу.

"Создатель, надеюсь, Сорис не слишком обидится..." — солнце стояло высоко, когда она подходила к воротам эльфинажа, удерживая себя от того, чтобы сорваться на бег. Не хватало в спешке сбить кого-то или самой упасть в грязь!

Впрочем, в грязь она почти шлепнулась, когда какой-то пьяный дворянин — это до полудня-то! — грубо отпихнул ее с дороги, буркнув что-то про остроухую крысу. Ну и демоны с ним...

— Нет, я этого так не оставлю, — в смутно знакомом голосе слышалась такая злоба, что Эолан замерла на месте, вжавшись в стену. Обернулась — медленно, почти не дыша, будто в шуме рынка ее могло выдать собственное дыхание.

Тот парень, что толкнул ее, был не один — он и другой разодетый хлыщ поддерживали товарища, который едва держался на ногах. И вот этот-то товарищ сейчас, не слишком ловко ворочая языком, бормотал проклятия и угрозы какой-то "остроухой шлюхе, которую надо было научить уважать господ"...

— Правильно! Давно пора навести порядок в этой крысиной норе, — горячо поддержал грубиян. — А то возомнили себя ровней людям, уже и руки распускают!

— А еще их не меньше сотни, а нас только трое, — заметил молчавший до сих пор хлыщ. — Воган, может, прихватим пару десятков твоих молодцов для острастки?

Воган. Воган Кенделлс, сын эрла Денерима... да, теперь Эолан его узнала — видела мельком, когда приходилось сопровождать леди в свет. Что еще хуже, она знала — сперва со слов Ионы, потом уже собственными глазами увидела — как запуганы служанки, что работали в поместье эрла. И слышала о горе, постигшем Фенареля пару недель назад — дочь его нашли мертвой, выловили избитую и израненную в доках, и ничего, казалось бы, удивительного, но что приличная девица, горничная Кенделлсов, вообще в тех доках забыла? А стражники, даже те, кто в эльфинаже столоваться не брезговал, в один голос твердили, что ничего подозрительного не видели. Еще и попеняли убитому горем отцу, мол, за взрослой дочерью надо смотреть в оба! Мутная, словом, история вышла, и Эолан тихонько вывела себе новое правило: с семьей и домочадцами эрла никаких дел не иметь, а если совсем прижмет, сперва посоветоваться с леди Ровеной, коль скоро та обещала свою помощь.

А вот теперь человек, с которым следовало никаких дел не иметь, нетвердо, но крайне целеустремленно топал прочь — возможно, действительно за подмогой...

Никогда еще Эолан так быстро не бежала к месту службы.

Они чуть не опоздали. Просто потому что путь, каким бежала сама Эолан, для леди Ровены оказался почти непроходимым — по грязи она прыгала плохо, даже задрав юбки до самых бедер. Пришлось разворачиваться и идти в обход, чтобы не потерять еще больше времени, причем идти шагом, чтобы не привлекать слишком много внимания... хорошо хоть, очень быстрым шагом — прохожие благоразумно убирались с пути благородной дамы, чтоб не сшибла, Эолан же то и дело срывалась на бег, чтобы за ней успевать.

Когда они дошли до эльфинажа — одна еле переводя дыхание, вторая только раскрасневшись, — возле праздничного помоста уже стояли латники. И даже скрутили кого-то из мужчин, кто рвался драться... другие взобрались на сам помост и удерживали вырывающихся девушек.

— Мы... должны...

— Ты должна отдышаться, — прошипела леди Ровена, резко дернув рукой — мол, не лезь. — Я сама с ними поговорю.

На помосте мать Боанн, заламывая руки от волнения, пыталась образумить распоясавшегося лорда:

— Милорд, прошу вас! Здесь же свадьба...

— Если тебе нравится наряжать своих зверушек и пить с ними чай — пожалуйста, только не делай вид, будто это настоящая свадьба, — презрительно бросил Воган в ответ, смерив преподобную таким взглядом, что та отступила на полшага.

— Что здесь происходит?!

Глубокий грудной голос леди Ровены без труда перекрыл ропот толпы. Стражники заозирались, ища, кто спросил; долго искать, впрочем, не пришлось — леди сама приблизилась к помосту, неспешно и величаво, как боевой фрегат к пристани. Воган скорчил было презрительную гримасу, но, заметив, кто идет, натянул на лицо спокойно-учтивое выражение и даже слегка поклонился:

— Ничего такого, что стоило бы вашего внимания. Беспорядки, которые мои люди успешно прекратили.

— Неужели? И зачинщицами беспорядков были, очевидно, безоружные женщины, которых ваши люди так доблестно удерживают прямо сейчас? — леди кивнула на перепуганных эльфиек в лапах латников. — Вам стоит больше внимания уделять их подготовке и обучению, банн Воган. Такие нелепые ошибки не способствуют продвижению по службе, а ваши молодцы, в конце концов, присягали вам на верность. Разве титул и положение не обязывают вас заботиться об их настоящем и будущем?

Эолан готова была голову дать на отсечение, что Воган вообще не считал себя кому-то чем-то обязанным. Но он, такой смелый против эльфов и так легко дерзивший преподобной матери, сейчас почему-то молчал.

— Скажу больше, их ошибки бросают тень и на вашу репутацию. Кто-нибудь другой мог усмотреть в их — и, соответственно, ваших — действиях нарушения, описанные в третьей главе Судебника, как то: оскорбление словом и действием, принуждение свободных женщин к внебрачной связи, попытка незаконного ареста... ах да, еще нарушение порядка в месте и во время народных гуляний, куда вас, насколько мне известно, не приглашали.

— Как и вас, — наконец-то отмерз Воган.

— Я ее пригласила! — Эолан не учили повышать голос, не срываясь на крик и не сбивая дыхания вконец, ее вообще никогда не учили повышать голос. Но сейчас и этого было достаточно.

— Вот видите, банн, — недобро улыбнулась леди Ровена, бросив на служанку взгляд "кажется, я велела тебе не высовываться", — я имею право находиться здесь. Что же до вас... полагаю, произошло чудовищное недоразумение, и ваши парни приняли шум праздника за шум потасовки. Бывает. Я бы на вашем месте признала ошибку, извинилась перед теми, кому чуть не сорвала веселье, и отозвала своих людей...

Под конец этой речи, произнесенной так спокойно, будто речь шла о погоде, у Вогана едва дым из ушей не валил. И хотя он очень старался говорить ровно, принять его ответ за комплимент нельзя было даже спьяну:

— Знаете, что меня в вас восхищает, миледи? И не только меня, к слову. Ваша отвага, поистине достойная воительниц из романов.

— А вы считаете, что прямо сейчас — белым днем, в сердце Ферелдена, в окружении столь доблестных воинов — я стою перед лицом опасности?

Ответом ей было молчание и недобрый испытывающий взгляд. Эолан вдруг заметила, что не такой уж Воган огромный — да, высокий, крепкий и поджарый, над эльфами он и впрямь возвышался внушительной громадой... но рядом с леди Ровеной, почти равной ему ростом, широкоплечей и крутобедрой, уже не казался таким пугающе большим и сильным, и видеть это было приятно.

Несколько бесконечно долгих мгновений они стояли на помосте, глядя друг на друга, а затем банн, красный от злости, первым отвел взгляд. Рявкнул солдатам: "уходим! Отставить все!" — последнее было обращено к дружку, который пытался что-то возразить.

И они в самом деле ушли, оставив эльфов в покое.

Кто-то из девушек разрыдался, одна рухнула без чувств, некоторые вроде и держались на ногах, но им не помешало бы выпить; мужчины, что лезли в драку — среди них Эолан с тревогой и гордостью увидела мужа и младшего брата — с трудом поднявшиеся на ноги, выглядели так, будто их как следует повозили по земле, и им бы тоже не то к лекарю стоило топать, не то сразу к бутылкам; кто уцелел и не слишком испугался, принялись хлопотать над пострадавшими...

Когда Эолан кое-как пробилась к помосту, о свадьбе как будто уже и забыли — или, вернее, не забыли, а просто решили, что ну его, этот обряд. По крайней мере, именно так это выглядело: Валендриан и мать Боанн что-то негромко обсуждали с отцом и родителями Нессы; новобрачные пристроились на краю помоста и просто тихонько пили, передавая друг другу бутылку; потрепанные мужчины как-то незаметно растворились в толпе, а вполне оправившаяся Шианни беседовала с леди Ровеной — и даже успела раздобыть себе и ей пару кружек.

— ...готовились к худшему, — донеслось до ушей Эолан. — Если бы вы не пришли...

— Однако я пришла.

Возможно, несколькими часами раньше этот высокомерный тон заставил бы Шианни съязвить в ответ, но сейчас она только фыркнула. Мол, строй из себя что хочешь, если тебе это весело — весь эльфинаж уже понял, из какого ты теста.

— И вам совсем не было страшно? Одной, без оружия, в окружении всех этих шемленов?

— Почему же без оружия, — холодно улыбнулась леди Ровена. — У меня было и есть мое имя. Это весьма грозное оружие, если уметь им пользоваться, а я, поверь, умею. Кроме того, твоя сестра считает, что умных бояться не стоит, а Воган уж точно не дурак, так что нет, страшно мне не было. Кстати, вот и она... оставь нас на пару слов, пожалуйста.

Шианни явно хотела что-то еще спросить, но заметила подошедшую Эолан, помолчала — и, вручив сестре свою кружку, упорхнула.

— А теперь? — негромко спросила Эолан, подойдя к леди почти вплотную.

— Что — теперь?

— Тогда страшно не было, а теперь?

— А вот для этого "теперь" я и просила тебя помалкивать. Но ты предпочла подать голос — при матери Боанн, при всех этих латниках, при Вогане и его свите — и тем самым перечеркнуть все, что заработала за эти месяцы, — леди глотнула эля, скривилась, но смолчала. — Делами Ремесленной палаты занимается эрл, а в его отсутствие — королева. Ты же на весь эльфинаж и полгорода заявила, что просила у меня помощи и заступничества против сына эрла... как думаешь, прошение твоего мужа теперь одобрят?

— Думаю, его и рассматривать не станут, — Эолан отпила из своей кружки — эль как эль, не самый дрянной, к слову. — Да и так не стали бы, мы же эльфы... можно сказать, я осталась при своих. И потом, что мне было делать — стоять и смотреть, как этот Воган бьет вас вашим же оружием?

— Это было очень мило с твоей стороны, но глупо... впрочем, как и многое в моей жизни, — леди Ровена умолкла и сделала несколько больших глотков. — Глупо садиться на плохо объезженную лошадь, надеясь, что она тебя не сбросит при первой возможности. Глупо и опасно менять всю свою жизнь, огорчая родных и наживая врагов, когда можно просто сменить любовника. Глупо бросаться решать проблемы горожан в землях, вверенных не тебе, умножая число людей, жаждущих твоей крови... только когда я начну громко и искренне во всем этом каяться, не забудь позвать лекаря. Или сразу преподобную мать — не знаю уж, кого правильнее, когда больной лежит в горячке...

— Не знаю, как насчет горячки, а пить сейчас вам точно хватит, — Эолан попыталась отобрать у благородной дамы кружку, но не дотянулась: та молниеносно отвела руку в сторону, умудрившись даже не расплескать остатки эля:

— Оставь. И не нужно развлекать меня весь оставшийся день — ты вроде хотела с семьей побыть.

Спорить было бесполезно, так что Эолан пошла искать своих. Быстрее всех нашлась Шианни — она сидела в стороне от всех, странно притихшая, и теребила край пояса с нашитыми веридиевыми колечками. Вроде как на долийский манер... Никто в эльфинаже не знал, как одеваются долийцы, но Шианни всегда хотела походить на них.

— Ты как?

— Да в порядке... благодаря тебе и твоей леди. Ты, кстати, не спрашивала — она на шемленов не обиделась?

— Так ты же не ее обозвала, а этих, — Эолан помолчала, разглядывая пояс сестры, и добавила: — И потом, ей-то с чего обижаться? Она ведь человек.

Несколько лет назад они с Шианни поспорили — не всерьез, конечно, — есть ли разница, как называть людей; Шианни была уверена, что нет, и утверждала, что Эолан вообще к людям слишком снисходительна, незаслуженно даже. Ведь кто, как не люди, виноват в том, что их народ вынужден жить в грязи, нищете и всеобщем презрении? "И правда, кто?" — пожимала плечами Эолан, глядя на храпящего на всю улицу вусмерть пьяного соседа, который спустил все деньги на выпивку, а мог бы купить еды своим детям или хоть каких досок, чтобы подлатать свое жилище... и не люди тянули его пить. Но тогда Шианни была слишком мала, чтобы разговаривать с ней, как со взрослой.

А теперь вот она выросла — и сперва непонимающе нахмурилась, затем вдруг просветлела лицом:

— А, ты про тот наш спор? Помню-помню... — оглянулась на помост, где леди Ровена уже беседовала с Валендрианом, и широко улыбнулась: — Знаешь, а ты была права. Есть разница.

1) Из фильма "Труффальдино из Бергамо".

Вернуться к тексту