Реальность Джеймса (джен)

Июнь 1978

Я сижу сейчас и с некоторым удивлением взираю на мой уже восьмой по счету дневник. Первые семь я вела в Хогвартсе, и вот теперь начинается жизнь вне школы, про которую я здесь буду писать.

И да, вы представить себе не можете, что случилось вчера, в мой последний день в Хогвартсе. Джеймс попросил меня стать его женой!.. и я сказала «ДА»! Поверить не могу! Он все-таки сделал это! Вообще-то я уже Бог знает сколько ждала, когда он сделает мне предложение. Конечно, когда он еще в школе позвал меня на свидание в первый раз, я тоже очень-очень долго не могла набраться храбрости и сказать ему «да». Я уже столько всего придумала про свадьбу, и я просто не могу дождаться того дня, когда мы поженимся.

Вау! «Когда мы учились в школе»! Звучит так, будто мне пятьдесят! Хотя это «когда мы учились в школе» было еще вчера. Не могу поверить, что начинается моя жизнь, моя взрослая жизнь с мужчиной (ну, вообще-то во многом он еще абсолютно ребенок), которого я люблю и за которого совсем скоро собираюсь выйти замуж. Я бы хотела, чтобы у нас были дети. На самом деле, достаточно пугающая мысль, но очень счастливая! Наверно, я просто еще слишком молода, чтобы думать об этом.

Мне пора идти. Я уже вижу отсюда станцию, к которой мы подъезжаем. Могу представить, как сообщу эти новости моим родителям! Я ВЫХОЖУ ЗАМУЖ ЗА ДЖЕЙМСА ПОТТЕРА! Лили Поттер… Думаю, кольцо мне пойдет. Кстати, о кольцах. Какое потрясающее кольцо он мне подарил… Я обязательно потом расскажу. Поезд уже почти остановился.

Лили

Гарри со вздохом захлопнул книгу. Это была первая запись в дневнике матери. Все это не так уж много говорило о ее характере, но это были ее первые слова к Гарри. Конечно, она не думала о том, что ее будущий сын это прочтет, но, в общем-то, это было совсем не важно. Неожиданный стук в дверь заставил Гарри подскочить на месте.

— Войдите! — закричал он, засовывая дневник под подушку, и слез с кровати. Дверь открылась, за ней стоял Невилл. После совместно проведенного вчера вечера они чаще стали общаться. Все-таки они были единственными подростками в доме.

— Уже пора идти на обед, да и Дамблдор скоро подойдет, — сказал он.

Гарри перешагнул порог и закрыл за собой дверь.

— Спасибо, Нев.

Невилл улыбнулся.

— Иди без меня, мне еще надо позвать родителей.

— Окей, увидимся на первом этаже, — Гарри начал спускаться, а Невилл двинулся выше.

Когда Гарри вошел на кухню, он был удивлен, увидев, что его отец уже сидит за столом и угрюмо смотрит на маленькую шкатулку для украшений. Присутствие еды на столе говорило о том, что Римус, судя по всему, находится где-то неподалеку, потому что именно он отвечал за готовку в доме. Но ни Сириуса, ни Римуса нигде поблизости не наблюдалось.

И снова это ощущение неловкости, возникающее рядом с отцом. Неужели так будет всегда — давящая тишина, бросающая Гарри в дрожь каждый раз, когда они оказывались рядом? Он надеялся, что нет. Он действительно очень на это надеялся.

Джеймс поднял голову, когда мальчик сел напротив него. Гарри не хотел встречаться с ним глазами и уставился на стол, но хватило его ненадолго. Как только отец перевел снова свой взгляд на коробку, Гарри внимательно всмотрелся в его лицо. Кажется, у него были какие-то сомнения, но, переборов их, Джеймс все-таки оттолкнул от себя шкатулку, и та проскользила по поверхности стола в сторону Гарри.

— Помни, что я тебе сказал. Только твои последние воспоминания о своем мире… и не суй нос в мои, — жестко сказал он.

— Конечно, сэр, — ответил Гарри. История со Снейпом многому его научила, он не так уж и стремился теперь лезть в чужие дела. Он перехватил шкатулку, которая при ближайшем рассмотрении, оказалась Омутом памяти.

Чтобы как-то справиться с этой давящей тишиной, Гарри начал изучать артефакт. Это была прямоугольная коробка для украшений черного цвета, с выгравированной на крышке листком водяной лилии. И хотя шкатулка выглядела так, будто была сделана из камня, но на вес она оказалась намного легче, чем ожидал Гарри.

Он провел кончиками пальцев по крышке шкатулки и почувствовал, каким гладким было изображение лилии, выгравированное на ней; ему даже показалось, что он уловил легкий запах цветка и дуновение ветерка на лице. Он почти слышал, как вода накатывает на берег с тихим шуршанием и возвращается назад. Ему было тихо и спокойно, все вокруг ощущалось невероятно правильным.

— Серьезно, Сириус, я ни с кем не встречаюсь, — громкий голос Римуса вывел Гарри из странного сна наяву.

Дверь распахнулась, и в комнату ввалились Римус, а за ним и Сириус, и если первый был явно раздражен, то второй не скрывал довольной ухмылки.

— Ну да, я уже много лет как Сириус, — веселился Блэк своему каламбуру

Римус проигнорировал его дурачество и уселся рядом с Гарри.

— Не слушай его, Гарри, и хорошенько запомни: я ни с кем не встречаюсь.

— Ну, конечно, конечно, Римус. Никто не сомневается, — поддакивал Сириус, занимая свое место рядом с Джеймсом, который не обращал внимания на их подтрунивания.

Несмотря на всю неловкость, ощущаемую им в присутствии отца, Гарри улыбнулся и поддержал разговор:

— И почему он считает, что ты встречаешься с кем-то, Римус?

Их разговор прервали Долгопупсы, вошедшие в комнату.

— Где находится это место, дорогой? — спрашивала тем временем у мужа миссис Долгопупс. Она была достаточно красивой женщиной со светлыми волнистыми волосами до плеч, отливающими рыжиной. Ее голубые глаза выделялись на фоне бледной кожи лица и ярких волос.

— Не так уж и далеко отсюда. Намного ближе к Хогвартсу, чем наш старый дом, — ответил мистер Долгопупс, садясь по другую руку от Сириуса, рядом с Джеймсом. У старшего Долгопупса были орехового цвета глаза, каштановые взлохмаченные волосы, а цвет лица — темнее, чем у жены.

Невилл сел рядом с Гарри, и миссис Долгопупс устроилась напротив, рядом с мужем. Спустя какое-то время на кухне уже велось три разговора одновременно: Джеймс, мистер Долгопупс и миссис Долгопупс обсуждали дом, который принадлежал их семье уже много лет, и куда они в ближайшем будущем собирались переехать. Люпин спорил с Сириусом, который утверждал, что видел, когда пришел навестить его в книжном магазине, как Римус, по словам Сириуса, разговаривал с «одной горяченькой магглой с неплохой грудью». Римус объяснял, что это была просто одна из постоянных посетительниц, но эти заверения нисколько не помогали переубедить Сириуса.

Гарри и Невилл говорили о том, что им надо обязательно еще сыграть в шахматы. Кроме того, Гарри хотел опробовать библиотечный мини-квиддич в библиотеке, но Невилл, не отличающийся успехами в настоящем квиддиче, явно побаивался и его. Он хотел играть в шахматы или попробовать маггловскую настольную игру, которую он видел в шкафу в одной из жилых комнат.

Это было впервые за то время, что Гарри пробыл здесь, когда во время обеденного перерыва на кухне было настолько шумно из-за беседы. Это напоминало ему об Уизли и их доме. Их шумные обеды, полные веселья и разговоров, были практически самым счастливым временем, которое он у них провел. Тогда он чувствовал себя частью большой семьи, хотя в глубине души всегда знал, что он там посторонний. Всего лишь человек, наблюдающий со стороны, не являющийся частью этого отдельного сплоченного мирка.

На протяжении всей трапезы Джеймс заставлял себя не реагировать на голос мальчика и даже не смотреть в его сторону. Но его смех все равно раздавался у него в голове. Это была единственная вещь, которую по какой-то причине игнорировать не получалось, как он ни старался. Возможно, потому, что когда он начинал вслушиваться достаточно внимательно, он улавливал в нем смех Лили.

Он внимательно слушал Фрэнка, но каждый раз, когда мальчик смеялся над чем-то, сказанным Сириусом, Римусом или Невиллом, Джеймс терял нить рассуждения и начинал думать о Гарри. О том, над чем смеялся мальчик, или о том, когда он засмеется в следующий раз. И это сильно выбивало из колеи.

— Я понятия не имел, что у нас есть мэнор в Пенсильвании до тех пор, пока мама не умерла три года назад, — сообщил Фрэнк.

Смех на другой стороне стола отвлек Джеймса. Опять. Фрэнк очень хорошо понимал, что с ним происходит. Он видел, как Джеймс украдкой смотрит на Гарри Поттера, когда тот начинал смеяться, как он прерывал разговор и вслушивался в смех своего мальчика каждый раз, когда слышал его. Признавал старший Поттер то, что этот мальчик — его сын или нет, это ничего не меняло.

Фрэнк знал, какое это счастье — иметь ребенка, наблюдать за тем, как он растет и учится. Джеймс был слишком жесток — и к себе самому, и к мальчику. Почему он не хочет признать Гарри? Фрэнк, конечно, близко не знал этого… Гарри, но при первом знакомстве тот производил впечатление приятного спокойного мальчика.

* * *

Гарри сидел в гостиной с Омутом памяти, дожидаясь Дамблдора, который должен был прийти с минуты на минуту. Хотя Гарри давно уже надо было поместить свои воспоминания в коробку, он все еще так и не осмелился даже открыть ее.

Он вгляделся в лепестки лилии на крышке и медленно приоткрыл шкатулку. Внутри, как и ожидалось, была вода, а по кругу скользила белая дымка. Это были воспоминания.

Гарри вынул из кармана волшебную палочку и приставил ее к виску. Он думал о том, как они проникли в Министерство магии, о круглой комнате и входе в Отдел Тайн, о Зале пророчеств, о Пожирателях Смерти, об Ордене и завязавшемся сражении, о падении Сириуса в Арку и обо всем произошедшем, что он смог вспомнить той ночью. Гарри помедлил перед тем, как добавить в Омут памяти воспоминание о том, как он пытался наложить заклятие Круциатус на Беллатрису Лестрейндж, но в итоге и оно оказалось в шкатулке.

К тому моменту, когда Гарри закончил с этим занятием, было уже глубоко за полночь, а Дамблдор так и не появился.

Мальчик тяжело вздохнул, захлопнул коробку с воспоминаниями, улегся на софу перед камином и положил шкатулку на живот. С каждой секундой ожидание становилось все более и более утомительным.

Вспомнив, чем можно занять свободное время, он отложил шкатулку в сторону, вынул дневник матери и открыл на последней записи.

Октябрь 31

На самом деле я не знаю, сколько еще проживу. И это пугающая мысль.

Я не доверяю, и никогда не доверяла Питеру. Понятия не имею, почему. С ним что-то не так в последнее время. Все еще не понимаю, почему Джеймс и Сириус выбрали именно его, а не Римуса. Конечно, Римуса не было рядом в тот момент, когда мы решали, кто будет Хранителем, он был занят каким-то тайным заданием от Альбуса, но все-таки… Ладно, я об этом писала уже не раз: на самом деле, почти каждый день с тех пор, как Питер стал нашим Хранителем Секрета.

Но мне надо сказать кое-что до того, как мы сядем сейчас за стол. У меня сегодня такое странное чувство — ощущение, что мне осталось совсем недолго. Раньше такого не было. Может быть, это моя последняя запись в дневнике, мои последние мысли и слова. Если это действительно так, то я должна воспользоваться этой возможностью и написать моему мужу и Гарри, моему малышу.

Чуть ниже было написано: «Джеймс, любовь моя» — Гарри пропустил письмо, предназначающееся его отцу. Это было слишком личное, он не мог читать его без разрешения. Он опустил взгляд ниже, там, где была запись для него… то есть, для его двойника.

Дорогой Гарри,

Ты, наверное, совсем меня не помнишь… все-таки тебе был всего годик, когда это случилось. Я просто хотела, чтобы ты знал, что я люблю тебя. Мой сладкий мальчик, я надеюсь, что ты живешь полной жизнью и вовсю наслаждаешься ей. Мне бы не хотелось, чтобы ты жалел себя из-за всего, что случилось. Ты — мой мальчик, а мой мальчик никогда не позволит такой мелочи, как простая бумажка из прошлого, или даже чему-то такому тяжелому, огромному, как скала, сбить тебя с выбранного пути — того, что ты считаешь правильным.

Я не знаю, будешь ли ты знать свою судьбу к тому времени, когда ты будешь читать это письмо, но заруби себе на носу, мой мальчик, если ты будешь закрываться от близких людей, чтобы «защитить» их из-за каких-то сказанных слов, тогда я лично приду и буду гоняться за тобой, пока ты не возьмешь себя в руки. Ты должен понимать, что без посторонней помощи, АБСОЛЮТНО ОДИН ты не справишься.

Гарри широко распахнутыми глазами уставился на эти строчки. Он чувствовал, что мама так или иначе нашла бы способ исполнить свою угрозу, если бы он попробовал отвернуться от своих друзей «ради их блага». Он продолжил читать.

И поверь, ничего хорошего в этом не будет.

И последнее насчет твоего отца: ты ему очень нужен, просто будь рядом с ним, пожалуйста.

Что-то промелькнуло в его сознании; Гарри уже где-то слышал именно эти слова. Тряхнув головой, он выбросил эти мысли и продолжил читать дальше.

Боюсь, моя смерть опустошит его, и он захлопнется в своей раковине. Я знаю, как сильно он любит меня, и единственный человек, ради которого он возьмет себя в руки и будет продолжать жить — это ты. Понимая, что он необходим тебе так же, как и ты ему, я надеюсь, он сможет вытащить себя из разрушительной жалости к себе. Ради тебя, Римуса и Сириуса.

Что бы тебе ни говорили, верь — я люблю тебя. Твой отец любит тебя. И Римус, и Сириус тоже любят.

Если твой отец погиб вместе со мной, то ты должен знать, что мы все равно пожертвовали бы собой в любом случае — лишь бы ты жил. Ведь мы так тебя любим, Гарри. Мы охотно отдадим свои жизни за твою. Не смей чувствовать себя виноватым из-за этого. Даже не думай об этом! Это наша забота и обязанность: будучи родителями, делать все возможное, чтобы ты жил, даже ценой собственных жизней.

Я и папа любим тебя. Не важно, что случится сейчас, через несколько дней или месяцев, что бы ни было, это никогда и ни за что не изменится.

Со всей моей душой и любовью,

твоя мама,

Лили Эванс-Поттер.

Гарри почувствовал, как слезы текут по лицу. Вот теперь это действительно были последние мамины слова к нему. Последние пожелания и мысли о нем.

Гарри вытер рукавом глаза и начал перечитывать письмо. К тому моменту, когда он добрался до фразы «ничего хорошего в этом не будет», он уже уснул, а Дамблдор так и не появился.

Джеймс тяжело вздохнул. Он сидел в библиотеке с тех пор, как кончился обед — уже долгое-долгое время. Было очень поздно, и Альбус давно должен был быть здесь… а, возможно, он уже давно успел уйти отсюда… Хотя Джеймс сильно сомневался в этом: Дамблдор обязательно поинтересовался бы, что ему удалось выяснить по интересующим его вопросам. Признаться, Джеймс так и не нашел ничего существенного.

Надеясь перехватить Альбуса до того, как тот уйдет, Джеймс вышел из библиотеки и направился в гостиную. Войдя туда, он был крайне удивлен, обнаружив там мальчика, заснувшего на софе, лицом уткнувшегося в подушку. Коробочка с воспоминаниями Лили стояла на столике рядом; все выглядело так, будто он задремал, пока ждал директора.

С большой неохотой Джеймс направился к софе, на которой спал Гарри. Он не понимал, почему чувствует себя настолько связанным с ним, ведь тот не был его сыном! Джеймсу все время приходилось напоминать себе об этом.

Поттер опустился на колени рядом с софой, посмотрел на книгу, за чтением которой заснул Гарри, и вынул ее из-под него.

Перед тем, как захлопнуть ее, он увидел свое имя и приостановился, чтобы прочесть фразу с самого начала.

Джеймс, любовь моя,

Я могу представить, мой милый, как тяжело тебе будет это читать, но, пожалуйста, прочти мое письмо до конца.

Я знаю, что тебе будет тяжело пережить мою смерть. Ты вычеркнешь всех из своей жизни, будешь игнорировать семью, поссоришься с друзьями и бросишь работу. Пожалуйста, не надо. Ты нужен нашему сыну. Не бросай его. Люби его и дальше так, как ты всегда любил, не закрывайся от него и не игнорируй его, прошу тебя!

Джеймс скользнул взглядом по мальчику, который спал на софе.

— Но он ведь не наш сын, Лили, — тихо прошептал Джеймс.

В его голосе почти проскользнули сожалеющие нотки. Он задумчиво смотрел, как Гарри ворочается во сне, а потом вернулся к чтению.

Возможно, он стал совсем не таким, как мы с тобой представляли, но это абсолютно неважно для меня. Мне все равно, даже если он чистый варвар или, наоборот, книжный червь, или тихий и одинокий ребенок. Ты очень нужен ему. И ни Римус, ни Сириус не смогут тебя заменить. Так что не смей перекладывать на них свои родительские обязанности. Мне все равно, кем он вырос. Люби его, Джеймс.

Я люблю тебя и буду очень скучать по тебе. Я знаю, что ты тоже любишь меня и будешь по мне скучать, но не смей этому чувству перекрыть твою любовь к Гарри. Люби его так, как и любил до моей смерти.

Я не знаю, когда умру, но я абсолютно точно уверена, что это случится. Ну, знаешь, одно из моих очередных предчувствий.

Джеймс светло улыбнулся: он очень хорошо помнил эти предчувствия Лили. Она всегда ощущала, когда что-то должно было вот-вот случиться, и никогда не ошибалась. Одно из таких предчувствий озарило ее после их первой брачной ночи. Она знала, что была беременна и оказалась права.

Ну все, пора заканчивать с этим. Мне надо успеть написать письмо для Гарри, а потом начать готовить ужин к твоему приходу, так как сейчас ты на работе.

Помни, что я люблю тебя, люби Гарри, и только попробуй меня не послушаться, потому что иначе, когда ты присоединишься ко мне на небесах (надеюсь, это случится очень и очень нескоро), я хорошенько тебя стукну.

Будь здесь. Будь живым, пока ты можешь, мой любимый.

Твоя жена Лили.

Джеймс с тяжелым вздохом закрыл тетрадь. Он чувствовал, что разрывается на части. Он хотел бы исполнить волю Лили, но он оказался абсолютно к этому не готов. И не думал, что вообще когда-нибудь будет готов. Да, она погибла пятнадцать лет назад, но для него это случилось как вчера.

Джеймс положил дневник на шкатулку с воспоминаниями Лили и встал на ноги, разглядывая спящего мальчика.

Нет. Он не мог. Просто не мог ничего с этим поделать. Этому мальчику не нужен сейчас отец. Ему пятнадцать лет (почти шестнадцать), и уже слишком поздно для таких вещей, как родительская забота. К тому же он уйдет, как только Альбус найдет способ вернуть Гарри в его реальность. Зачем сближаться с ним, если мальчика отнимут опять? Он так и не смог принять смерть своего сына. Он был плохим отцом, который не справился, не смог защитить своего ребенка. Не важно, что говорят остальные, но он четко знал, что не смог спасти своего сына, так же, как не сможет спасти этого мальчика. Он не был готов к тому, чтобы пережить все это еще раз.

Джеймс уже собирался отправиться в спальню, когда чуть не закричал, увидев, что Альбус спокойно сидит в кресле прямо за его спиной.

— Альбус, не пугайте меня так больше! — тихо выдохнул он, хватаясь за сердце.

Дамблдор проигнорировал Джеймса, глядя мимо него на спящего ребенка.

— Такая невинность и такое страдание для одного несчастного мальчика. Не правда ли, Джеймс? — на этот раз Дамблдор смотрел прямо в глаза Поттера-старшего, говоря все это.

Джеймс отвел глаза, будучи не в состоянии ответить на этот совсем простой вопрос. Рассматривая спящего мальчика перед собой, Поттер понимал, что Альбус прав. В отличие от прошлого раза, когда он видел этого ребенка спящим, сейчас он был спокойным и умиротворенным.

— Да, это так, да? — пробормотал он скорее себе, чем Дамблдору. — Почему вы задержались? — продолжил он тихим голосом, стараясь не разбудить Гарри.

Альбус помрачнел и оттого стал выглядеть более усталым, чем Джеймс когда-либо его видел. Он дождался, когда Джеймс сядет на стул напротив и сказал:

— На Тонкс напали несколько часов назад, так же, как и на Наземникуса Флетчера.