Я.Р.В. Лавил - черный человек (beta) (джен)

— Быстрее, его надо изолировать!

Сознание приходило ко мне урывками. Лица людей, спешно двигающийся потолок, бесчисленное количество ламп. Стоп. Это двигался не потолок. Меня очень быстро перевозили на какой-то стальной каталке. Её колеса противно лязгали и скрипели по кафельному полу.

— Надо... Срочно...

— Отключаем... сеть... не выдержит!

— Ни в коем случае... связь разорвётся... колба не выдержит... давления...

Я был связан. А вот это уже совсем плохие новости. Ремни стягивали тело и крепко держали меня в горизонтальном положении. Впрочем, сил на сопротивление толком и не было. Веки опускались под тяжестью навалившихся проблем. В мясорубке что-то произошло. Что-то, что совсем не понравилось ни кукольной голове, ни культистам. Осталось только вспомнить, что именно. Мысли вязкой жижей застревали в моей голове и мешали думать.

— Вколите ему успокоительного, подопытный не должен очнуться, — подключился к разговору кто-то третий. Я не видел его лица, но этот сухой, свистящий голос почему-то показался мне знакомым.

— Доктор, мы вкололи ему уже два кубика инвазина. Пациент нестабилен.

Опа! Доктор Лавилов собственной персоной! Противный голос не сопоставлялся с образом того безобидного мужичка, которого я увидел в иллюзии. Оно и понятно. Картинка зла должна быть глянцевой и манящей.

— Вколите черную плазму... Внутривенно.

— Но это может...

— Колите! Он выдержит, должен выдержать.

А может, не надо? Шприц с чёрной жижей вместо лекарства появился в поле моего зрения справа. Помощник Лавилова судорожно вколол мерзкое содержимое шприца в моё тело. Я же не смог даже закричать. Чёртовы твари пользовались своей безнаказанностью и тем чёрным туманом, что окончательно заволок мою голову. Мысли спутались как карты случайно оброненной колоды. Фокусник был явно пьян. Я провалился в небытие, и в этот раз оно не пахло сталью и кровью.

* * *

Что-то острое и тонкое оцарапало мое лицо. Удар о землю был неприятен, но далеко не смертелен. И судя по грузным охам моих компаньонов, не для меня одного. Большакова и Уткин приземлились в те же кусты, что и я. Тонкие, острые и совсем без листьев. В наступившей тишине я потянулся к своему правому ботинку. В шнурках спрятались сухие репейники, но даже они не помешали мне развязать их и наконец увидеть, какую свинью мне подложила эта кукольная голова. На стельке лежала карточка. Эх, и совсем не банковская. Я вернул ногу в ботинок и медленно встал. Это была игральная карта, с пёстрой рубашкой и солидным номиналом. Король червей. Я с трудом разглядел мужика с орлиным носом и державой в руке. На дворе ночь, почти непроглядная.

— Все живы? — я встал на ноги, чувствуя странный прилив энергии.

На мне красовалась все та же рубашка с оторванным рукавом, а вот следов ужасной раны, оставленной Трепольским, найти не удалось. Ещё один сюрприз, который меня удивил. Неужто я настолько прокачал свой целительский скил? Даже маленького шрамчика не осталось. На моём лице засияла невольная улыбка. Впрочем, эту радость мои товарищи по несчастью разделить не смогли. В ночной прохладе и кромешной тьме я слышал лишь их тяжёлое дыхание.

— Вы тоже живы? — Уткин подал робкий и весьма огорченный голос первым.

Большакова предпочла молчание. Я не помнил, чем закончилось наше испытание на мясорубке, однако хорошо помнил то недоверие, которое вполне заслуженно получил перед этим.

— К сожалению, что ли? Я ещё раз говорю: я не предатель! Вы не там ищете, — сдержанно, но твердо подытожил я свою позицию.

Забавно, но этим людям я также не доверял. Трепольский хорошо тогда отблагодарил меня за вовремя поданную руку. С такими зрителями надо держать ухо востро.

— Где мы оказались? — Уткин первым выбрался из кустов, шумно ломая их и шипя от боли.

За ним последовала Большакова, а уже в самом конце зашевелился и я. Не то чтобы я опасался возможных ловушек, но идти в темноту первым не очень-то и хотелось.

— Тут какой-то лес, — Большакову осветила бледная луна.

Мы вышли на тропинку и между кронами высоких и густых деревьев разглядели звёзды. Небо было кристально чистым, да и сам воздух будоражил детскими воспоминаниями о проведённых в глубокой деревне днях и ночах.

— Только бы не встретить эту проклятую голову снова... — Уткин жался к Большаковой, не выказывая мне никакого доверия.

Они шли чуть впереди, и толстяк то и дело опасливо косился в мою сторону. По большому счету меня все это заботило мало. Карту я решил пока никому не показывать. Больше волновало меня другое: без следа затянувшаяся на руке рана. Я почти ничего не помнил о последних минутах, проведённых в мясорубке, словно кто-то их специально стёр. Рационального объяснения не было, а в чудеса верить особо не хотелось.

— Там что-то впереди...

Большакова остановилась на небольшом пригорке и кивнула головой куда-то вдаль. Чтобы разглядеть объект её внимания, мне с Уткиным пришлось прибавить шаг.

— Вот только этого нам и не хватало... — я задумчиво потрепал подбородок.

Внизу пригорка раскинулась поляна, а на ней, в доброй сотне метров от нас, расположился шатёр гастролирующего цирка. Как по команде заиграла музыка и заискрились разноцветные фонари. Кто-то явно приглашал нас посетить сие увеселительное заведение.

— Это похоже на ловушку, не пойдем туда? — Уткин не говорил, а выл по своему обыкновению, и по такому же обыкновению было непонятно, задал он вопрос или произнёс это утвердительно. Серафим кидал взгляд то на меня, то на Большакову.

Кусты за моей спиной нехорошо захрустели. Я отчётливо почувствовал чей-то хищный взгляд, но побоялся оборачиваться. Уверенно двинулся по тропинке к яркому шатру.

— Вперёд, товарищи. У нас все равно нет выбора, — уж лучше героически умереть там, чем трусливо сгинуть тут.

— Он прав, — Большакова также услышала шорох и также не рискнула оборачиваться.

Я шел впереди в гордом одиночестве, лишь слышал, как за спиной ломались ветки. Это был Уткин. От его шагов сотрясалась земля, а вот Большакова передвигалась совершенно бесшумно. Сначала мне показалось, что она идёт на цыпочках, но девушка ловко обходила в темноте все сучья и даже не смотрела под ноги. Какое интересное совпадение...

* * *

Цирковой шатер встречал нас россыпью красок и вблизи он оказался намного больше, чем с пригорка. Мы не рискнули разделяться, хотя Большакова сбавила шаг. Её заинтересовал аттракцион с каруселью. Белые лошади блестели от лака, а их красные гривы и хвосты странно переливались. Катя отстала от нашей процессии, но я вовремя заметил это замешательство, тактично подхватил её под локоть и заставил прибавить шаг.

— Не стоит разделяться.

Она виновато улыбнулась и потёрла лоб.

— Что-то на меня нашло.

— Воспоминание из детства?

— Именно. Я помню, что уже видела эту карусель. В нашем городском парке. Мы с папой очень часто там бывали. Но это было очень давно.

Она замолчала, глубоко и скорбно задумавшись.

— Он умер? — в нашей ситуации о тактичности говорить не приходилось, а вот разговоры на отвлечённые темы были весьма полезны.

— Да, несколько лет назад.

— Странное дело. Тут есть кое-что и из моего детства, — теперь настала моя очередь недобро ухмыляться.

— Что?

— Звёздное небо и запах. Я всё это уже видел в деревне. Тоже в детстве. Очень далеком

— А я нет... — вмешался в наш разговор Уткин, и на нём не было лица.

Чем ближе мы подходили ко входу в цирк, тем бледнее становился толстяк. Он очень не хотел внутрь.

— Что там, Серафим? — Большакова взяла его за руку.

Уткин не сопротивлялся, но я видел, с каким трудом даётся ему каждый шаг. Лицо его блестело от пота.

— Шатёр, ленточки... — он указал на украшение дрожащей рукой. — Там будут очень злые клоуны. Нам туда нельзя!!!

Уткин истерически гоготнул, и во взгляде его не было ничего, кроме страха. Толстяк почти обезумел от него.

— Нет выбора, — тихо произнесла Большакова и, взяв нас за руки, потащила внутрь шатра. Странная уверенность в себе. Но у меня уже не было времени хоть как-то анализировать происходящее. Как только мы очутились внутри огромной палатки, стёганая дверь из брезента закрылась за нами. Выхода наружу больше не было.

— Мы умрём тут! — Уткин забился в истерике и прыгал на мягкие стены, впиваясь в них ногтями. На ощупь они шёлковые, а вот на прочность словно сделаны из кевлара.

— Это бесполезно, — ответила Большакова и остановилась на развилке.

Мы оказались в лабиринте. И чутье подсказывало мне, что где-то рядом ходит минотавр. Катерина свернула за угол, и мы с Серафимом напряжённо притихли.

— Сюда, тут какой-то ребус! — в её голосе зазвучала странная радость.

— Нет, я не хочу, только не туда! — Уткин орал как сумасшедший и брыкался.

— Туда, туда, — я потащил его по коридору за шиворот, подгоняя пинками. Тумаки — лучшее лекарство для смелости.

Мы завернули за угол и оказались в центре круглой арены. Правда, зрительских мест тут не было, а вот очерченный песком круг — вполне. И почему-то он не показался мне цирковым, а скорее гладиаторским ристалищем. В центре всего этого великолепия стоял постамент из серого камня. Большакова склонилась над шкатулкой, что стояла сверху. Она была длинной и узкой, как будто внутри лежали часы. Было бы неплохо получить скромный Rolex за все свои неудобства. Екатерина промучилась с крышкой, но так и не открыла её. То ли коготки не слишком острые, то ли шкатулка не так проста, как кажется.

— Тут что-то звенит внутри, маленькое.

— Не стоит трогать всё, что под руку попадается, это небезопасно, Екатерина, — выступил я вперёд.

Уткин остался в проходе. Он больше не ныл, но от напряжения вытянулся как струна.

— Я только посмотрела, тут четыре замочные скважины, нужны ключи, только непонятно, где их все взять.

Большакова не успела договорить, динамики под потолком ожили и затрещали. До боли знакомый писклявый голос заполнил купол цирка.

— Мышки добрались до лабиринта, это так мило. Жаль, что не все. Но так ещё милее. Итак, ваше последнее испытание: за десять минут вам надо открыть эту замечательную шкатулку. Кстати, я заметила, что вы уже сдвинули её с места, а знаете, что это значит?

Возникла пауза. Тут подразумевалось наше участие, но не сговариваясь мы молчали, каждый грустно лицезрел высокий потолок. Я подумал, что голова могла бы уменьшиться в размере и поместиться под куполом, но, видимо, не захотела делать это из соображений безопасности. Понимаю, очень понимаю.

— Вы спрашиваете, что именно это значит? — кукла не дождалась вопроса, играла по уже отрепетированному плану. — А значит, мои мышки, это только то, что хранитель моего маленького лабиринта уже идёт к вам. Открыть шкатулку будет не очень сложно, но как именно, придётся догадаться самим.

— И всё? — Большакова сделала шаг. — А ещё подсказку?

Действительно, было очень мало информации. Я почесал затылок и почувствовал на себе чужой взгляд. Минотавр уже был здесь, заходил со спины. Наверху появился знакомый циферблат. Времени у нас было всего пятнадцать минут. Не густо.

— И как победить твоего охранника? Скажи ещё что-нибудь! Это слишком сложно! — не унималась Большакова.

Я одернул её.

— Нет времени, нужно отступать, подумаем, как открыть шкатулку, не здесь.

— Победить охранника нельзя, а вот чем открыть шкатулку, вы и так знаете. Все подсказки давно в ваших руках. И знаете что? Поскольку это последнее испытание, я хочу насладиться им подольше, а значит, время у вас не ограничено. Бегите, мои милые мышки, думайте и решайте.

Как по команде таймер растворился в воздухе. Уткин заорал мне на ухо и кинулся вперёд, ко второму выходу с арены.

— А вот и мой хранитель, правда, он душка?

В проёме за нашими спинами появился гигант. Огромный трёхметровый клоун с изувеченным, раскрашенным кровавыми разводами лицом и с не менее огромным шипастым молотом. Он был больше похож на оживший труп, нежели на человека, правда, было одно единственное исключение: двигался минотавр не как оживший зомби, а как голодная пантера на охоте. В три шага он преодолел расстояние между нами, я успел оттолкнуть Большакову в сторону. Сам едва ушел от удара, сделав кувырок через плечо. Молот вонзился в песок, на котором мы стояли. Земля ощутимо содрогнулась.

— Я советую вам бежать, даже не думайте сражаться с ним.

Я внимательно смотрел на врага вблизи. Клоун замер, как каменная фигура. Комбинезон гиганта был сшит из мелких лоскутов разнообразной одежды, видимо, многочисленных жертв этого минотавра. Кожа под гримом также была покрыта шрамами. Гигант оскалил зубы, с которых стекала слюна. Он посмотрел сначала на меня, потом на Большакову.

— Бежим, — крикнул я ей и сорвался с места как спринтер.

Большакова последовала моему примеру. Как ни странно, минотавр не торопился преследовать и нагонять. Видимо, кукла захотела напоследок всласть поиздеваться над нами.

— Как открыть эту чёртову шкатулку? Долго бегать мы не сможем!

С логикой Большаковой не хотелось даже спорить.

— Ума не приложу. Налево! Уткин зря убежал раньше нас. По отдельности мы будем лёгкой добычей.

— Может, нагоним его?

— Это вряд ли, не думаю что эта чертова кукла этого захочет.

Хотелось мне этого или нет, но скорость наша падала, давала о себе знать общая усталость. Дико хотелось есть, и не только мне. Когда силы окончательно покинули нас, пришлось перейти на шаг, а потом и вовсе остановиться.

— Никогда не думала, что буду заниматься спортом после тридцати, — Большакова присела на корточки, держалась за печень.

Я чувствовал себя не лучше, но предпочел остаться на ногах.

— Кукла сказала, что ключи от шкатулки у нас, может быть, надо ещё раз пошарить по карманам?

В её кофте карманов не было, а джинсы так плотно облегали бедра, что и без обыска все было понятно. Я засмотрелся на её задницу, отметив, что она вполне могла бы утолить мой аппетит.

— Я думаю, мы ничего не найдем в своих карманах. И вообще стоять на месте нельзя, этот клоун уже идёт за нами.

— Ты слышишь его?

— Нет, — я помог ей подняться и повёл по коридору. — Смерть всегда подкрадывается незаметно.

— Может быть, он сейчас занимается Уткиным?

— Надеюсь, бедолага сможет протянуть, пока мы не откроем эту гребаную шкатулку. Надо хотя бы ещё раз посмотреть на неё.

Мы свернули на очередном перекрестке. Стены лабиринта шевелились, словно под порывами ветра. Странно, я не чувствовал сквозняка.

— Мы можем вернуться, я думаю, что запомнила дорогу назад. Осмотреть шкатулку ещё раз было бы неплохо. Может, нам позволят взять её с собой?

Большакова не успела договорить, а я ответить на её вопрос нехорошей усмешкой. Стена слева от нас с треском разорвалась. Гигант ввалился в коридор с диким хохотом. Он вклинился между нами, взмахнув молотом. Мне снова пришлось толкать Большакова, на сей раз вперёд. От неожиданности та вскрикнула и упала на песок. Мне же молот чуть не угодил по ноге. Я упал на спину, но тут же поднялся. Верзила, не сбавляя ритма, ударил наотмашь свободной рукой, и в этот раз я едва увернулся от удара. Смрадный запах ударил в нос.

— Беги! — мой крик привел Екатерину в чувство. Надеюсь, ей удастся спрятаться, пока я отвлекаю этого верзилу на себя.

Большакова рванула вперёд не оборачиваясь. Ну вот и помогай людям. Хоть бы напоследок бросила на меня благодарный взгляд, вдруг это мой последний бой. Верзила не погнался за ней, и в этом мой план удался, вот только что теперь мне делать с этим минотавром? Молот оторвался от песка и пошел по дуге. Я снова обнимал землю. Как и следовало ожидать, гигант был силён, но далеко не проворен. И я не верил, что у него не было слабых мест. Интересно, что же стёрли из моей памяти, там, в мясорубке? Гигант шагнул в мою сторону. Что ж, бой можно было принимать по-разному. Вспоминая тактику Кутузова, я не дал стрекача, а тактично отступил. Надеюсь, что кукла не обманула и лабиринт будет не очень большим.

— Ищешь ответы? А вот и не найдешь их! Ты моя самая вкусная мышка!

Голос куклы в этот раз звучал не со стороны, а прямо у меня в голове. От такой неожиданности я невольно упал на песок.

— Чертова тварь! — я был готов к смерти и сжался в комок, но коридор за моей спиной оказался пуст.

Гигантский клоун исчез. Бесследно и беззвучно.

— У сильной мышки несгибаемая воля.

Кукла продолжала общаться со мной на расстоянии. Я не знал, кому тут отвечать. Голым стенам?

— Боишься меня? Правильно делаешь!

Я смеялся, поднимаясь на ноги и стряхивая песок с брюк, и ликовал, но слишком неубедительно.

— Сильной мышке не нужна компания, чтобы выйти отсюда живой, ведь так?

— Допустим.

Я осторожно прислушался к обстановке. Злобный гигант из ночного кошмара не будет издавать лишних звуков, а вот мои коллеги по несчастью — обязательно.

— Остаться должен только один. Мышка знает правила.

— И что с того? — я снова обращался в пустоту.

Рефлекс подсказывал бежать дальше, а разум требовал вспомнить то, что произошло в мясорубке. Я ещё раз оглядел свою руку. Ни царапины. Исцеление прошло отлично. Так может, все дело именно в нём? Я не успел закончить мысль. Ткань шатра порвалась с ужасающим треском, на сей раз справа от меня. Раскрашенный кровью клоун обрушил свой молот ровно на то место, где я только что стоял. Я больше не внимал голосу разума, инстинкт погнал обратно к арене. Согнувшись пополам и принимая какие-то чрезмерно обтекаемые формы, я помчался вперёд, не различая дороги и увязая в песке.

— Проворная мышка! Нам такие нужны, — голос куклы звучал в голове противным писком.

— А заточкой в печень нужно? — я сжал зубы и, перекатившись через плечо, замер на месте. Погони не было, коридор за спиной снова пуст.

— Возможно, ты действительно слишком проворный. Но хорошо, когда есть выбор. Хи-хи. Посмотрим, как это испытание выдержат твои друзья.

Как по команде откуда-то слева раздался истошный женский вопль. Клоунада пошла в зрительский зал. Я зашипел от злости, от злости на самого себя. Кукла явно хотела о чем-то договориться, а я как всегда всё испортил.

— Оставь их в покое! Дерись со мной! — я тщетно вызывал огонь на себя, рыскал по коридорам и развязкам пригнувшись, как дикий зверь.

Звуки борьбы и погони неслись на меня со всех сторон и все время куда-то отдалялись, словно все это происходило в какой-то близкой, но параллельной вселенной.

— Фи! Зачем они нужны тебе?

Звук удара и сдавленный крик. Совсем близко. Ещё один смачный шлепок. Так молоток попадает по сырой свинине и делает из нее отбивную. Предсмертный хрип принадлежал мужчине. Кажется, клоун всё-таки догнал Уткина. Я прикусил губу от досады. Если буду медлить, потеряю и Большакову. Ещё один смачный удар по сырому мясу. Злой смех прокатился по округе, отскакивая от упругих стен. Я был совсем рядом, но вокруг вздымались стены, которые вели в никуда.

— Ты проворная мышка, но ты все равно не успеешь!

Я больше не медлил. Яростно зарычав и уловив звук за стеной, я кинулся на мягкую преграду с кулаками. К моему удивлению, прорвать цирковой брезент оказалось намного проще, чем полиэтиленовый пакет из соседнего супермаркета. Я вывалился на арену в самый разгар представления. Клоун занёс молот для очередного удара. Уткин и вправду выполнял роль отбивной. Толстяк отползал от своего убийцы, не в силах поднять голову. Один его глаз был перекошен, второй заплыл. Судя по крови и подозрительной жидкости, вытекающей у Уткина из ноздрей и ушей, удар верзилы пришелся по его голове, и это не прошло для бедолаги даром. Вряд ли я мог его спасти, а вот Большакову — вполне. Отвлечь внимание монстра не составило особого труда. Удар локтем в область печени дал нам фору. Гигант не сразу заметил моё героическое появление, которое, ко всему прочему, произошло за его спиной. Отвлекающий маневр заставил врага отступить, перевести разъярённый взгляд в мою сторону. Не знаю, насколько я отсрочил смерть Уткина. Тратить время на толстяка с учётом его ран мне уже не хотелось. Визжащая и забившаяся под подиум со шкатулкой Большакова с виду не имела ни переломов, ни ран, да и вообще ни единой царапины. Я схватил её за руку и, многозначительно сверкнув глазами, увлёк за собой.

— Шкатулка! — вскрикнула девушка и вытянулась как струна.

Нам всё же удалось утащить сокровище прямо из-под носа хранителя лабиринта. Большакова прижала шкатулку к груди, и мы побежали. Не разбирая дороги и не заботясь, куда выведет очередной поворот. Стены лабиринта сужались, песка под ногами становилось больше.

— Мы не убежим, надо победить его! — Большакова неожиданно одёрнула меня и, перехватив руку, крепко потянула на себя. Я опешил и поддался неожиданному порыву.

— Это испытание, мы не сможем убежать! — взмолилась Екатерина, и на глазах её проступили слезы. — У этого козла есть слабое место!

— Слабое место... — едва успел проговорить я, и злобная тварь в клоунском обличье повторила мой фокус с неожиданным появлением в самое неподходящее для этого время.

Верзила вклинился между нами, грозно махнув окровавленным молотом. Кровь на нём была совсем свежей. Я успел оттолкнуть Большакову и упасть на спину. Молот ударил в песок.

— У него на спине шов! — сдавленный крик Большаковой заставил клоуна повернуться ко мне спиной.

Я обомлел. Наш злодей действительно был ожившей куклой, набитый ватой. Стяжки из грубой бечевки, которые я сначала принял за элемент костюма, прошивали насквозь кожу нашего пациента, и сквозь неплотный шов просматривался грязно-серый наполнитель. Дело оставалось за малым: зацепиться за узел на затылке верзилы и распустить его, выпотрошив гиганта как свежепойманную рыбу. Я вскочил на ноги и сделал прыжок к заветной цели. Конечно, было глупо ожидать, что это будет так легко. Неуклюжий гигант проявил чудеса верткости и отбил мою атаку, как равно и меня самого резким взмахом руки. Я упал на брезентовую стену, после чего скатился на песок. Удар пришелся в грудь, и первые секунды мне пришлось заново учиться дышать. Большакова завыла, выронив шкатулку из рук. Она отступала, став новой целью нашего преследователя. Теперь я не мог позволить себе потерять и её.

Вскочив на ноги и набирая в грудь воздуха, я издал боевой вопль. Такой издавали наши пещерные предки, когда наступали на крупную дичь. Верзила заученным движением рассёк воздух свободной рукой в надежде перехватить меня со спины, но в этот раз просчитался. Я кувырком прошел под его молотом, воспользовался заминкой верзилы и ловко ударил в его колено ногой. Гигант вздрогнул, издал странный звук, похожий на вздох неожиданности и, оступившись, упал на коленки. Я хотел воспользоваться его бедром как ступенькой, но тут же столкнулся с молотом, который верзила вздумал использовать по назначению. Мне пришлось ударить по кровавой махине плечом,чтобы сбить амплитуду замаха, и в этот момент в моём поле зрения появилась Большакова; она без лишних слов кинулась в атаку, и всё, что от меня требовалось, это ухватить ее за талию и подкинуть как можно выше. Она оттолкнулась от бедра верзилы, вскочила на его руку, отведённую для удара, и ловко перемахнула через голову клоуна. Он успел перехватить её свободной рукой, но было уже поздно. Большакова исполнила задуманное. Она вцепилась в свободный конец бечевки на затылке врага и, падая наземь, не выпустила его. Шов разошелся быстро с сухими щелчками. Бечевка, на наше счастье, нигде не запуталась и не оборвалась. Гигант пошатнулся, перенёс вес огромного тела назад. Он хотел встать с колена, но вместо этого беспомощно завалился на спину.

На песок посыпался грязный и пыльный наполнитель, лишь отдаленно напоминавший вату. Клоун скукожился и, окончательно растеряв свою былую мощь, превратился в тряпку, что на земле смотрелась как старый половик. Единственным напоминанием о грозном враге остался лишь его молот. Я шатаясь добрел до Большаковой, по пути подобрав шкатулку. И, кажется, я уже знал как открыть её. Над каждой миниатюрной замочной скважиной была нарисована карточная масть. Я игриво вложил шкатулку в руки девушки, но она никак не отреагировала на это. Сидела на песке и смотрела на поверженного врага ушедшим в себя взглядом. Тут бесполезно было что-то спрашивать и говорить. Я бесцеремонно, но аккуратно покопался в её волосах. Искал булавку, злополучный подарок кукольной головы. Большакова даже не сразу сообразила, что к чему, а когда пришла в себя, неожиданно разрыдалась, уткнувшись в мою грудь. Я нежно погладил ее по спине и прижал к себе.

— Мы справились, все позади. Ты молодец. Теперь дело за малым — открыть эту чёртову шкатулку.

— Как? — она говорила сквозь слезы, а я вымученно и нежно улыбнулся:

— Кукла не обманула, ключ действительно все время был у нас. Вернее, у тебя.

Я показал Болшаковой булавку. Она уставилась не нее с глупым выражением лица, взяла в руки, покрутила.

— И что с ней делать?

— Все просто, только я что-то не найду зажигалку, не помню, у кого она была в последний раз. Наверное, у Серафима, надо вернуться на арену, его труп, скорее всего, ещё там.

— Не надо. Я забрала у него зажигалку, — она достала заветную вещицу из кармана кофты, протянула мне.

— Тут головка из олова, легко расплавится, — я долго смотрел на зажигалку, прежде чем принять ее из рук девушки.

Ещё несколько минут ушло на то, чтобы расплавить олово и не обжечь себе пальцы. Блестящие капли падали на песок и, шипя, остывали. Маленькие озерца, переливающиеся всеми цветами радуги. По мере того, как из расплава показывался ключик, глаза Большаковой округлялись все больше.

— Но в какую скважину его вставлять? Тут целых четыре. Или надо открывать по очереди?

— Нет, — я тяжело вздохнул и достал из кармана игральную карту. — Наверное, если использовать ключ не в том замке, сработает ловушка.

Я осторожно вставил ключ в скважину под червовой мастью и с трудом провернул булавку. Механизм внутри шкатулки хрустнул, и ларчик открылся с писклявой мелодией. Внутри лежали два билета.

— Молодцы мышки! Вы справились с испытанием, воля ваша!

Грозный смех куклы из ниоткуда заставил нас как по команде поднять головы. Купол шатра исчез, и теперь на нас снова смотрели звёзды ночного неба. Лабиринта также не стало, лишь несколько натянутых брезентовых полотен мерно раскачивались под порывами прохладного ветра. Сил наших хватило лишь на то, чтобы дойти до карусели и сесть на деревянных ступеньках. Я продолжал прижимать Большакову к себе, но она и не сопротивлялась. Свежий воздух сделал свое дело, и скоро девушка заговорила.

— Ловко мы его всё-таки вдвоем одолели. Интересно, нас спасут? Долго ждать?

Она даже улыбнулась от счастья.

— Да, загнали добычу как два охотника.

— Как мой любимый пёс, он тоже был охотничьим, я видела, как он загонял кроликов. Очень ловко.

— Это тот, что якобы разбил любимую кружку твоей мамы и был наказан?

Девушка робко улыбнулась.

— Да, за ту самую кружку. Ты запомнил эту историю? Мне до сих пор так стыдно...

— Ага. Запомнил, — я аккуратно отстранился от Большаковой. — Только ты кое-что забыла.

Черная полоска с заострённым концом появилась в моей руке из ниоткуда. Я не решился принимать честный бой. Удар был неожиданным и резким, не дающим противнику никакого шанса. Нож из чистой тьмы, которую вкололи мне культисты, вошёл в живот Екатерины и провернулся несколько раз. Большакова втянула ртом воздух и вцепилась в остатки моего костюма.

— Прокол, детка, — я вонзил нож ещё глубже. Сжал зубы, хотел закончить хладнокровно, но внутри бушевало пламя. — Раньше ты говорила, что это была ваза. Знаешь, когда лжешь, часто забываешь, как именно лжешь, поэтому бывают такие накладки. Да, отец лжи?

Я выдавил из себя хитрую ухмылку. Я подозревал, что не убью врага так просто, но был шанс серьезно ослабить перед решающей битвой. Большакова заорала глухим утробным басом. С безумным ревом на меня обрушилось страшное гниющее зловоние. Энергетическая волна отбросила меня от ступенек на несколько метров.

— Как ты мог, мышка? — бас плавно превращался в тонкий до отвращения писклявый голосок кукольной головы.

Большакова встала. Она держалась за чёрный осколок, что всё ещё торчал из её живота. Сквозь её пальцы тёк гной. Вот уж действительно прогнившая насквозь личность. Я перевёл дыхание и встал. Улыбка победителя не сходила с моих губ.

— Что, сучка, не ожидала?

— Мышка не просто умная, она ещё и коварная. Прямо как отец лжи.

Кукольная голова зависла над девушкой, появившись из-за крон деревьев. Их губы двигались синхронно. Лицо Большаковой побелело и застыло как фарфоровая маска. Ещё одна кукла в этом представлении. Как хорошо, что я успел нейтрализовать её раньше своего откровения.

— Отец лжи сегодня умрет. Никакое коварство ему не поможет.

— Кто ты? Кто тебя послал?

Краем глаза я заметил движение. Справа и слева от себя. Гости не заставили себя ждать. Они хотели пленить меня в иллюзии, оставить здесь навсегда.

— Меня прислала сюда длань. Длань неотвратимого наказания.

Люблю пафосные и бессмысленные речи. Чем больше нагоню тумана, тем больше дезориентирую противника. Они не нападут, не узнав правды. Правда была у меня под рукой. Она концентрировалась на кончиках пальцев до ужаса привычным мне узором печати исцеления. Именно той, что так боялась тьма.

— Какая длань? Что ты несёшь? Отвечай!

Я не дал кукле закончить, но дал врагам из тьмы подойти чуть ближе, а то вдруг не всем будет одинаково хорошо видно мое представление. Я упал на колено и приложил руку к земле.

— Теперь моя очередь устраивать шоу. Увидимся, тварь, я уже иду. Я близко!

Печать разрасталась огненным пятном стремительно и беспощадно. Иллюзорные декорации сгорали дотла вместе с теми, кого угораздило в них оказаться. Поляна наполнилась криками и стонами. И писклявая кукольная голова кричала от боли громче всех.