Антарес Блэк и ящик Пандоры (джен)

Антарес небрежно вывел последние штрихи, долженствовавшие придать прическе Амелии Эверкотт легкую степень растрепанности, и откинулся на спинку стула, оглядывая творение собственных рук. На его вкус, вышло неплохо. Резко очерченная линия губ, волевой подбородок, высокий рост. Профессор являлась выдающейся, во всех смыслах, женщиной. Ее глубокий низкий голос отлично был слышен даже в самом дальнем конце аудитории, облюбованном Блэком. Помещение по типу напоминало амфитеатр, и было совершенно излишне огромным для такого малого количества учеников. Все же, на Древние руны ходило не так много народу.

Скрипнула дверь. Эверкотт лишь на секунду обернулась, осматривая вошедшего, однако и не подумала прерывать лекцию. Опоздавший Себастиан Сэллоу аккуратно отодвинул соседний стул, запихнул объемную, набитую учебниками сумку под парту и зевнул. Вид у него был помятый. Антарес припомнил, что Оминис, второй из этой неразлучной парочки, кажется, пренебрег Древними рунами в пользу прорицания, потому не слишком удивился. Обычно Блэк предпочитал сидеть в одиночестве, однако сейчас был не против компании. Все равно сегодняшнее занятие оказалось, судя по всему, посвящено повторению изученного за прошлые годы — ничего нового для себя он пока не услышал.

Сэллоу, наконец умостившись рядом, подпер подбородок рукой и лениво скосил взгляд, заметив блокнот с нарисованным на весь лист портретом.

— А я думал попросить списать у тебя начало лекции… Но, кажется, мои надежды пошли прахом, — Себастиан хмыкнул.

Антарес незаметно достал палочку, творя заклинание оживления. Карандашный набросок, заложив руки за спину, тут же принялся мерять шагами страницу. Судя по всему он, как и реальная Амелия, не в силах был долго стоять на месте.

— Ты ничего не пропустил.

— Не знал, что ты рисуешь, Блэк. Это как-то… Выбивается из твоего образа, если можно так выразиться, — протянул Себастиан, склонив голову на бок и снова зевнув.

— Не очень похоже, что я способен на нечто созидательное, ты хотел сказать? — Антарес выгнул бровь.

— Что-то типа того.

— Каждый человек — это загадка, Сэллоу. Целая вселенная, маленькая, но удивительная — стоит только приглядеться. К сожалению или к счастью, мало кто задумывается об этом. Большинству довольно поверхностных суждений и нескольких стереотипов, дабы составить впечатление. И кто может их винить — так устроен человеческий мозг.

Антарес задумчиво покачал головой и машинально прокрутил карандаш в пальцах.

— Ты обращал внимание, что распределение на факультеты — очень большая условность? Людей невозможно просто взять и разделить на четыре категории, основываясь всего на нескольких чертах характера. В каждом из нас есть и гриффиндорец, и рэйвенкловец, и даже порой хаффлпафец — в зависимости от ситуации. Однако в глазах окружающих в большинстве своем мы навсегда так и останемся хитрыми изворотливыми змеями.

Себастиан устало положил голову на скрещенные руки, наваливаясь на парту. Судя по всему, его тело отчаянно требовало еще хоть немножко такого желанного сна.

— Может ты и прав. Однако факультеты Хогвартса — это та вещь, за незыблемость которой волшебники будут цепляться до последнего. Небо упадет на землю, если кто-то вдруг прилюдно объявит, что пора бы отменить эту глупость. Мы слишком любим традиции. — Себастиан насмешливо фыркнул, — Ты знаешь, что Шляпа сначала хотела отправить меня на Гриффиндор? Тогда я был даже не прочь. Однако сейчас я ей весьма благодарен за то, что мне не приходится делить спальню с придурком Прюэттом. Боюсь, в таком случае, кто-нибудь из нас не дожил бы до окончания школы.

Антарес машинально начал царапать следующий набросок на соседней с портретом странице. В этот раз он схематично изобразил по памяти хрустальный зал с высокими сводами и теперь прорисовывал хищные силуэты огромного клубка черных змей. Даже в уменьшенном и совершенно неподвижном виде они выглядели… Угрожающе. Не просто монстр из плоти и крови, а будто существо из ночных кошмаров, зыбкое, почти бесформенное, и оттого еще более жуткое. Кажется, он перестарался. Такое, если приснится — самым впечатлительным с утра придется менять белье.

— Что за вендетта у вас с этим рыжим, кстати? Выглядит так, будто за этим стоит какая-то история.

— Ага. Не самая приятная, — Сэллоу поджал губы, — и я не уверен, что она касается кого-то, кроме нас двоих. Троих, если брать в расчет Оминиса.

Блэк деланно-равнодушно пожал плечами:

— Дело твое. Однако теперь, сдается мне, Прюэтт — наша общая проблема. Просто хочется знать, во что я ввязываюсь, — он пристально посмотрел на собеседника. — Впрочем, Хогвартс полон сплетен и сплетников. Вопрос лишь в том, насколько информация окажется достоверна, но при желании не так сложно отделить зерна от плевел. И не думаю, что из чужих уст рассказ будет звучать более лестно, чем из твоих собственных.

Себастиан вздохнул, выпрямился, сбрасывая сонливость, побарабанил пальцами по краю парты.

— Ох, Блэк… Если ты настаиваешь… Ну, это, все-таки, и правда давно уже не секрет. Просто не очень приятно вспоминать о собственных ошибках.

Он замолчал на мгновение, будто раздумывая, стоит ли высказывать мысль, вертящуюся на языке. Потом все же заговорил:

— Ладно. Чтобы ты знал, до третьего курса мы с Леандером были во вполне приятельских отношениях — насколько это возможно для студентов со столь разных факультетов. Все изменил один весьма некрасивый случай. Это было зимой. Тогда она выдалась холодной и снежной, мы все еле спасались чарами и бодроперцовым зельем и с нетерпением ждали, когда морозы утихнут. А идиота-Прюэтта за каким-то Мордредом дернуло сунуться на окраину Запретного леса — по-моему, какой-то шутник нашептал ему, что это самое лучшее время, потому как акромантулы боятся стужи, а инферналы и прочие порождения кошмара почему-то впадают в спячку.

Блэк подавил желание рассмеяться. Какая восхитительная чушь!

Себастиан фыркнул, насмешливо, но как-то не зло:

— И Прюэтт, слабоумный псих, поперся — Гриффиндор, что тут сказать… Его счастье, что он и правда никого не встретил. Кроме замерзшего нюхлера в сугробе под каким-то кустом. Он, пожалев, притащил зверушку в Хогвартс, спрятал в сумке с незримым расширением и выхаживал несколько недель. Позже выяснилось, что это самка и, к тому же, беременная. Спустя еще немного времени Леандер стал гордым отцом девяти маленьких нюхлерят. Об этом знали на Гриффиндоре и кое-кто с других факультетов, но, как могли, блюли тайну от преподавателей. Естественно, узнал и я. И мне тогда показалось забавным всех десятерых пушистых клептоманов выпустить в Большой зал аккурат во время ужина. Несмотря на идиотизм идеи, она была претворена в жизнь и произвела фурор. Вилки, ложки, серебряные кубки, украшения, мелочи из студенческих сумок, ожерелье прабабушки профессора Шах и фамильное кольцо директора Блэка — ничто не ускользнуло из цепких лап. Думаю, ты понимаешь, что было дальше.

— Полагаю, ничего хорошего. Полный хаос, визг и беготня. Директор, страшно негодуя, ищет виноватых, — Антарес не смог не улыбнуться.

Сэллоу скривился:

— О, конечно, он нашел. Нам с рыжим всыпали по первое число. Но это, внезапно, не главное. Нюхлеров отловили и дальнейшая их судьба неизвестна. А Прюэтт на следующий день, будучи совершенно не в себе, едва не размазал меня по стенке. Ну, на самом деле я, когда затевал авантюру, и в мыслях не имел, что чертов грифф настолько привяжется к своим комкам меха, и что их потеря так заденет его. Просто подумал, что Леандер не знает, куда их девать, вот и возится. Я тогда даже извинился, хоть это и было весьма унизительно, но этот козел лишь проорал мне в лицо что-то вроде «Моих нюхлеров извинениями не вернуть, придурок».

— А с тех пор к старым обидам регулярно добавляются новые и новые, — понятливо кивнул Блэк. — Однако не могу не признать, что шутка и правда вышла забавной. Хотел бы я видеть лицо дяди в этот момент…

— О, ты многое упустил, — Себастиан тихо рассмеялся. — Такая гримаса чистой ярости достойна была того, чтобы запечатлеть ее на самом огромном холсте и вывесить в палате мер и весов, как эталон.

— В следующий раз постараюсь тебе помочь с этим, — Антарес ухмыльнулся в ответ. — В конце концов, я буду рад, если мой художественный талант хоть раз послужит благому делу.

Сэллоу вновь улегся на парту, подложив под голову учебник.

— Всенепременно, Блэк. Всенепременно…

За следующие пол часа Антарес успел дорисовать стража хрустального зала и наполовину закончил набросок, изображающий лекционную аудиторию. Под конец профессор Эверкотт все-таки затронула в своем повествовании пару интересных тем, и ему даже пришлось достать перо, чернила и пергамент, дабы записать интересующую информацию.

Однако все имеет свойство заканчиваться. Закончился и этот урок. Пока остальные студенты, оживленно переговариваясь, покидали класс, Блэк быстро по памяти нацарапал в блокноте тот самый знак. Ну, действительно, кто еще сможет рассказать ему, что это такое, как не человек, преподающий древние руны? Лишь выведя последний, завершающий штрих, Антарес почувствовал, как странно-тревожно — и в то же время приятно — его магия заворочалась в груди, сжала ледяными щупальцами сердце. Он поспешно вырвал страницу из блокнота и направился вниз, к кафедре.

— Профессор!

Та обернулась, отвлекаясь от упаковки в сумку учебных материалов.

— Да, мистер Блэк? Хотели уточнить что-то по теме?

— Не совсем, — Антарес улыбнулся уголками губ, — но это тоже касается древних рун. Мне попался один интересный символ… Но я никогда не встречал его ни в одной из классических цепочек. Потому показалось, что уместней всего обратиться именно к вам.

Профессор посмотрела на него теперь уже с явным любопытством:

— Хм. Давайте глянем, что у вас там.

Эверкотт приняла сложенный вчетверо листок и аккуратно развернула его. И вздрогнула, едва не выронив бумагу из рук. С ее лица исчезла улыбка, губы превратились в тонкую натянутую нить. Скомкав страницу, она отбросила ее на пол, подальше, словно та была ядовитой змеей, спешно достала палочку и одним взмахом подожгла злосчастный клочок.

— Где вы это увидели, мистер Блэк? — резко бросила женщина чуть охрипшим голосом.

Антарес, удивленно вскинув бровь, посмотрел на догорающий в магическом пламени рисунок руны.

— В какой-то из книг… Не вспомню уже, боюсь, в какой конкретно.

Профессор подозрительно прищурилась, явно не до конца доверяя столь банальному ответу.

— Советую вам забыть об этом символе. И уж тем более не никогда не рисовать его где попало так неосторожно.

— Вы что-то знаете, не так ли? Сказать любопытному подростку ни в коем случае не трогать нечто необычное, не объясняя причин… М-м-м, великолепная тактика!

— Мистер Блэк, — Амелия Эверкотт вперилась в него серьезным, жестким взглядом, глаза в глаза, — это очень древняя и опасная магия. Кто-то называет ее дикой, кто-то — первобытной. Она существовала еще до изобретения посохов, палочек или иных артефактов. Некоторые исследователи утверждают, что она буквально ровесница нашей Вселенной. Нынче забытая, похороненная в веках, и, я уверена, это к лучшему. Подобная сила — уж точно не то, к чему стоит относиться легкомысленно.

Антарес медленно кивнул, не отводя взгляда.

— Искренне надеюсь, что вы действительно поняли меня. Не пренебрегайте советом, — женщина, наконец отвернувшись, торопливо покидала в сумку ворох оставшихся пергаментов и устало вздохнула:

— А теперь, прошу прощения, но мне действительно пора.

Антарес, еще одним кивком попрощавшись с преподавательницей, проводил ее задумчивым взглядом до двери, так и оставшись стоять в одиночестве посреди пустой аудитории.

Боюсь, профессор, для меня уже поздно просто забыть.

* * *

Следующий урок трансфигурации прошел почти штатно. Почти. Профессор Уизли, рыжая, самую малость полноватая (что, как ни странно, нисколько ее не портило) женщина средних лет, на взгляд Блэка, была немного чопорна и порой излишне строга, однако это компенсировалось тем энтузиазмом, с каким она готова была помочь каждому студенту в освоении своей дисциплины. Ее светлые, медно-золотистые пышные волосы всегда были стянуты на затылке в пучок или забраны в иной вариант высокой прически, карие глаза, обрамленные тонкой сеткой мягких морщин, лукаво сверкали за стеклами узких прямоугольных очков. Блэк был готов дать голову на отсечение, что на самом деле она не такая зануда, какой хочет казаться. Просто должность заместителя директора не может не наложить некоторый отпечаток на привычный образ действий.

Антарес любил трансфигурацию. Многим она казалась слишком сложной и скучной из-за муторных зубодробительных формул, каждая из которых на первый взгляд вызывала оторопь. А также из-за того, что половина заклинаний, изучаемых в рамках школьных курсов, имела слишком узкое применение. В остальных случаях они и вовсе выглядели совсем бесполезными. Вот скажите, в чем польза, например, второкурсникам учиться превращать животное в кубок? Если ты захочешь выпить, тебе быстрее будет взять в буфете, пойти купить или в крайнем случае отобрать у соседа настоящую посуду, чем искать какую-нибудь зверушку, чтобы потом сделать из нее нечто (порой шерстяное и с лапками, если не хватило точности), из чего ты сможешь утолить жажду. Однако, если отбросить поверхностные суждения и посмотреть внимательнее — любое из изученных преобразований только пример. Основа, долженствующая показать не жесткий алгоритм, а принцип действий. Зная подобное заклинание, Блэк с легкостью мог превратить птицу в графин, черепаху в пепельницу, змею в расческу, лишь добавив походя новые переменные. Если же отступить от конкретной формулы еще сильнее и оставить одно только ядро ее смысла, то можно уйти гораздо дальше, присовокупив необходимые модули, и трансформировать раздражающего тебя человека в подставку для обуви — ведь в основе твоего колдовства, так или иначе, все равно будет лежать концепция превращения живого существа в утилитарный предмет. В этом трансфигурация была похожа на очень сложный конструктор.

Достаточно быстро справившись с заданием, большую часть урока Антарес развлекался, превращая ворону, служащую учебным материалом, во все, что могло прийти ему в голову: шкатулку, пресс-папье, весьма элегантную шляпу, ящерицу, кошку, книгу рецептов французской кухни. Последнее было самым сложным и потребовало от него чуть больших умственных усилий из-за непростой составной трансфигурации. Объект должен был иметь не просто вид книги, а быть брошюрован и открываться, как подлинная книга. Плюс пришлось заморочиться, чтобы добавить на каждую страницу настоящий текст — здесь началась уже филигранная работа с собственной окклюменцией, вытаскивающая из памяти все, что юноша когда-либо читал, знал или слышал о кулинарных предпочтениях французов. Спасибо библиотеке Блэков, в которой, порой, можно было найти даже такое.

Когда до конца занятия оставалось буквально минут пять, и большая часть класса уже скучала, уныло поглядывая на тех неудачников, чьи вороны все еще оставались в неизменном виде, в приоткрытую дверь аудитории влетел бумажный… журавлик? Голубь? В общем, нечто, идентифицируемое как создание с крыльями, целеустремленно спикировавшее на стол профессора Уизли. Та, развернув послание, бегло прочла предназначенное ей сообщение и, поджав губы, нахмурилась.

— Мистер Блэк. Директор желает вас видеть, — она посмотрела на вышеназванного студента поверх очков, привычно-строго окидывая его жестким взглядом. — Насколько я вижу, вы вполне справились с сегодняшней темой, потому не буду вас задерживать.

Антарес раздраженно вздохнул, возвращая своей вороне изначальный вид. Судя по всему, сегодняшний вечер будет окончательно испорчен. Впрочем, он не был удивлен и не питал иллюзий, хотя какая-то его самая оптимистичная часть все еще хотела надеяться на лучшее. На самом деле, был лишь вопрос времени, когда состоится неизбежная встреча с обожаемым дядюшкой. Блэку было даже любопытно, что именно послужит поводом для аудиенции — выходка с Прюэттом или ночное приключение? Вряд ли второе — Сэллоу бы не сдал, Оминис тоже, Берку все равно, Лестранж… хоть и не испытывает теплых чувств к новичку, однако посчитает стукачество ниже собственного достоинства. Старосты же, в свою очередь, не следят за распорядком дня старшекурсников, вряд ли они обратили бы внимание. А вот эпизод укрощения Леандера… видело слишком много народу. Он ставил на Натсай Онай — маленькая дрянь смотрела на него с такой ненавистью, что это было даже в какой-то мере приятно. Впрочем, кто бы это ни был, в любом случае придется преподать ему урок.

Каменная горгулья, традиционно охраняющая кабинет директора, пропустила юношу без всякого пароля — видимо насчет него ей уже были выданы четкие указания. Блэк, неспеша поднявшись по истертым ступеням узкой винтовой лестницы, толкнул обитую металлом тяжелую деревянную дверь. Внутри оказалось… уютно. Небольшое помещение, со вкусом обставленное, обжитое и явно каждодневно используемое. Тяжелые портьеры с золотыми кистями драпировали высокие стрельчатые окна, множество безделушек, нашедших свое место по разным углам, большой письменный стол, заваленный неизвестными документами. И портреты. Огромное количество портретов джентльменов и леди, судя по всему, когда-то занимавших должность главы школы чародейства и волшебства, сейчас с интересом встрепенулись, обращая свое пристальное внимание на вошедшего. Все они, однако, мало занимали Антареса. Действующий директор Хогвартса, урожденный Блэк, оторвав взор от бумаг, окинул племянника тяжелым взглядом из-под нахмуренных бровей и неспеша поднялся, обойдя собственное рабочее место по левому краю. Блэк-младший, все еще не произнося ни слова, захлопнул входную дверь, и, заложив руки за спину, склонил голову к плечу в вопросительно-скептичном жесте. Финеас все так же молча сотворил заклинание приватности, сразу же после добавив специализированные чары, долженствующие усыпить десятки любопытствующих нарисованных любителей погреть уши. Антарес мысленно хмыкнул. Не нужно быть гением, чтобы понять, к чему все идет.

Он не ошибся.

Дядя не был любителем тратить собственное время на прелюдии. Резкий взмах палочкой, жестко рассекшей воздух угловатым росчерком:

— Круцио!

Из легких будто выбило весь воздух. В глазах потемнело от невыносимой, жестокой боли, скрутившей внутренности тугим узлом, пронзающей тело острейшими иглами до самых костей. Антарес, судорожно пытаясь сделать хоть один вдох, тяжело привалился спиной к стене, вцепился сведенными судорогой пальцами в холодные грубые камни. Сейчас они казались единственным спасением — последнее, что ему бы хотелось, это упасть на пол, не совладав с предательски подкашивающимися коленями. Он сжал зубы, почти ощущая, как они крошатся от невыносимого напряжения — настолько сложно было сдержать рвущийся наружу крик. Мятущийся разум, запертый в тисках окклюменции, отчаянно ухватился за эту единственную последнюю осознанную мысль.

Не смей. Не смей падать, Блэк, не смей закричать. Ты не доставишь удовольствия. Ты знаешь, что это всего лишь боль. Ты знаешь, что можешь это вытерпеть.

Спустя неподдающееся подсчету количество секунд?.. минут?.. часов?.. все прекратилось, темная волна, граничащая с безумием, схлынула. Антареса мутило, мир двоился, никак не желая собраться воедино, но по сравнению с только что испытанной гаммой ощущений это было почти… приемлемо. Он с трудом заставил себя ядовито усмехнуться:

— Я тоже рад тебя видеть, дядя. Так соскучился по старым-добрым семейным традициям…

Финеас покачал головой, равнодушно пропуская сарказм мимо ушей. Лишь сжатые в тонкую напряженную нить губы выдавали его раздражение.

— Полагаю, ты прекрасно осознаешь причины моего недовольства, не так ли?

— Попробуй просветить меня, — Антарес осклабился, машинально слизывая кровь с прокушенной губы. Удивительно, но именно сейчас, впервые с того самого боя в хранилище, он чувствовал себя максимально живым. Тянущее чувство равнодушной пустоты отступало, затмеваемое истовой жаждой непримиримой борьбы — с болью, с семейной иерархией, с самим собой. Он не мог удержаться, чтобы не пройти по краю еще разок. Хотя отлично осознавал, что это будет ошибкой.

Новое пыточное проклятие заставило юношу пошатнуться. Он тяжело задышал, хрипло закашлявшись подавленным криком и навалившись на столь удачно подвернувшуюся подставку для наград. Мир окрасился в красный из-за прилившей к глазам крови, кости заломило так, будто они были готовы расколоться на множество маленьких кусочков.

Финеас хладнокровно отменил заклинание лишь в тот момент, когда увидел, что сознание племянника готово отключиться от боли. Он наконец убрал палочку и, лениво чеканя шаг, подошел ближе.

— Я позволил тебе учиться в Хогвартсе, моем Хогвартсе, в надежде, что от тебя не будет проблем. И что я вижу?! Не прошло и недели, а ты уже отправил кого-то в больничное крыло. Неужели ты думал, что до меня не дойдут слухи об одном наглом выскочке?

— Не все наши ожидания оправдываются, не так ли? — Антарес пожал плечами, едва не дернувшись от внезапной боли, последовавшей за неосторожным движением. — Уверен, ты также отлично осведомлен и о причинах произошедшего, однако тебя гораздо больше волнует твоя собственная репутация и репутация школы. Как и меня — моя.

Финеас презрительно скривился, смерив племянника уничижительным взглядом:

— Не суди о том, чего не понимаешь. Помимо репутации здесь замешана политика, и ты вставляешь мне палки в колеса, публично унижая наследника Прюэттов. Ты все еще Блэк, и не стоит забывать о том, как твои необдуманные действия могут отразиться на всех нас.

Юноша, убедившись, что сможет удержать равновесие самостоятельно, наконец отпустил подставку, с удивлением отметив, как темное полированное дерево треснуло под пальцами от очередного выброса магии, видимо, хаотично вырвавшейся наружу в момент помутнения сознания. Он чувствовал, как она до сих пор ворочалась колючим клубком ненависти в груди, заставляя внутренности томительно сжиматься от концентрированной злобы.

— Как интересно. Эта семейка давно утратила политические амбиции, появляясь в Визенгамоте лишь по праздникам, — он скептично выгнул бровь, с трудом давая бессмысленное сейчас пламя ярости. — Дай-ка подумать. Ты затеял нечто, ради чего тебе понадобились голоса нейтралов. Ты тонко подталкиваешь их к необходимым действиям, надеясь, что они в конце концов выступят на нужной стороне, а я порчу тебе всю игру. Как жаль.

Конечно… нет.

По закаменевшему выражению лица Блэка-старшего можно было сказать, что высказанные догадки оказались слишком близки к истине.

— А вот это — уже совершенно не твоего ума дело, — жестко отрезал дядя. — Твоя задача просто учиться и попытаться не опозорить род Блэк проблемами с магией. Сидеть на уроках, слушать преподавателей, пачкать пергаменты и не высовываться. Не так сложно, правда?

— Звучит слишком скучно, — Антарес, не удержавшись, насмешливо фыркнул.

Финеас шумно выдохнул, подавляя вспышку гнева. Блэк-младший с уверенностью мог сказать, что тот подумывает о применении еще одного пыточного.

— Ты предпочитаешь боль настолько, чтобы продолжить валять дурака в моем присутствии? — почти нежно процедил дядя, вновь потянувшись к палочке, — Впрочем… Возможно, ты кое-что неверно понял. Ты здесь только потому, что что я решил, что так будет лучше. Однако сейчас мне начинает казаться, что это было ошибкой. Как жаль будет исключать студента в самом начале учебного года… Хотя, уверен, что ты будешь рад вновь увидеться с родителями, не так ли?

Юноша скривил губы в притворной улыбке:

— Думаю, нам с ними стоит отдохнуть друг от друга. Семейные узы лишь крепнут на расстоянии.

Ты этого не сделаешь. По крайней мере сейчас. Я все еще нужен тебе — пока что — в качестве еще одной, хоть и не самой значительной, фигуры. И, как бы ты ни блефовал, ее польза все еще превышает вред, даже с учетом некоторых… своевольных особенностей. Самое главное — удержаться на этой тонкой грани.

Директор улыбнулся в ответ, так же фальшиво, ибо взгляд его все еще оставался столь же жестким, как и смысл слов:

— В таком случае, надеюсь, что впредь ты дашь себе труд вести себя более… подобающе. Смею заверить, мне нет особо дела до твоих мелких склок с сокурсниками, если они не становятся проблемой для меня или всей семьи Блэк. В противном случае сегодняшнее наказание покажется тебе лишь легким неудобством по сравнению с иными воспитательными мерами.

О, Антарес отлично знал, сколько существует болезненных способов привести человека к покорности. И Круциатус — лишь один из них, так удобный тем, что почти не оставляет следов при правильном применении. Однако последнее, что он хотел в своей жизни — быть покорным. Наглость, граничащая с безумием вместе с четким ощущение черты, за которую заходить нельзя, если не хочешь, чтобы родня посчитала тебя слишком неудобным, дойдя до непоправимых действий, имеющих по-настоящему серьезные последствия — вот был его собственный способ выживания в семье Блэк. Почему, в конце концов, шляпа не отправила его на Гриффиндор?..

Финеас же, меж тем, наградив племянника убийственным взглядом, продолжил:

— Если же и это не поможет… Значит, в Хогвартсе тебе не место. Мы хорошо поняли друг друга?

— Предельно, — юноша склонил голову на бок, прищурившись, — Если мне захочется унизить кого-то до мокрых штанов, я буду действовать… более аккуратно.

Директор поморщился от подобной формулировки, но посчитал бессмысленным как-то ее комментировать.

— И не надейся, что отделаешься так легко. Учитывая, что это первый раз… Я не буду просить Мистера Муна готовить его розги, предположив, что моих уроков с тебя пока достаточно. Однако… — Финеас, заложив руки за спину, неспешно прошелся по кабинету, — Я не постесняюсь снять со Слизерина, скажем… семьдесят баллов. Не думаю, что они имеют для тебя сейчас значение. Но для твоих однокурсников, поверь, имеют. И…

Он приторно-сладко добавил, вперив острый взгляд темных глаз в племянника:

— Отработки — в течении месяца. Тебе и двоим твоим сообщникам. Стоит немного дать отдых домовым эльфам, они и так еле справляются с уборкой в таком большом замке. А конюшни фестралов требуют чистки слишком часто… Бэй Ховин, наша бессменная преподавательница по уходу за магическими существами, выдаст тебе дальнейшие указания.

Антарес с трудом подавил желание закатить глаза. Какая пустая трата времени! Спорить, впрочем, в данный момент было абсолютно бессмысленно.

Финеас вновь вернулся к рабочему столу, и, демонстративно уткнув нос в бумаги, отчеканил:

— А теперь — пошел вон.

Блэк-младший, лишь презрительно скривив губы, спокойно вышел, аккуратно захлопнув за собой дверь. И, с трудом прислонившись спиной к стене, едва не сполз по ней, подавляя желание свалиться на пол. Тело слушалось плохо, то и дело скручиваемое болезненными спазмами, его тошнило. Сколько сил потребуется ему, чтобы добраться до гостиной, не демонстрируя неприглядные и унизительные последствия круциатуса всем любопытным? На счастье обоих Блэков, слишком мало волшебников были близко знакомы с симптомами злоупотребления непростительным пыточным проклятьем. Однако все же любых встреч со студентами и преподавателями по возможности стоит избежать, что добавит задаче сложности…