Королева (джен)

Миэльриксы оказались светлокожими, светловолосыми красавцами.

Когда Вальдер впервые рассказал ей о своих кузенах, Элика представила их смуглыми, темноволосыми мужчинами, похожими на ее мужа и на Амариллис. Но позднее, ознакомившись с семейным древом Риксов, она поняла свою ошибку. Миэльриксы отделились от Династии до того, как кровь дан-Энриксов смешалась с выходцами из Энони, подарив потомкам Риксов смуглый оттенок кожи и тяжелые, блестящие темные волосы. Так что кузены Валларикса должны были, уж скорее, походить на королеву Беатрикс, которую обычно рисовали с длинными светлыми косами.

Элладайн с Эльдериком были, судя по всему, двойняшками — очень похожие друг на друга, но все же не близнецы. У Эльдерика нос был слегка вздернутым, а волосы — на несколько тонов светлее, чем у брата. Элладайн имел нос с легкой горбинкой, а волнистые пряди над высоким белым лбом красиво отливали темным золотом. От каларийцев, составлявших свиту принцев, изгнанников отличали темно-синие глаза, напоминающие небо поздним вечером, и лучшая приспособленность к местной жаре — под палящим июньским солнцем их кожа не покраснела, как у их попутчиков, а лишь покрылась лёгким золотым загаром.

Валларикс принял своих кузенов со всей мыслимой торжественностью, и в присутствии двора поздравил их с успешным отражением пиратского набега. Зная, что жители Адели мало интересуются тем, что происходит в полудиких северных провинциях, и что большинство присутствующих в Зале Тысячи колонн столичные интриги занимают куда больше стычек на окраинах империи, Валларикс счел необходимым как бы невзначай ввести собравшихся в курс дела. Он в самых лестных выражениях оценил самоотверженность, с которой его кузены поспешили на помощь прибрежным поселениям, а также хладнокровие и предприимчивость, позволившие принцам использовать свои скудные военные ресурсы для успешной обороны побережья.

Валларикс держался так, как будто долгое отсутствие его кузенов при дворе — всего лишь дело случая, и ни намеком не упомянул ни о своем приказе оставаться в Ярнисе, ни о данном кузенам позволении еще раз посетить Адель. Если кто-нибудь из придворных, бывших свидетелями давнего покушения, подозревал, что жизнь в далекой северной провинции была не результатом скорби по отцу, а ссылкой, то никто, во всяком случае, не смел открыто перешептываться о своих догадках в тронном зале, под пристальным взглядом императора. Однако было совершенно очевидно, что, как только официальная часть приема будет закончена, и Миэльриксы смешаются с толпой, на них тут же обрушится лавина каверзных вопросов, недомолвок и намеков.

Большинству аристократов, в отличие от Валларикса, великодушие было отнюдь не свойственно, зато любопытство, жадность до пикантных сплетен и стремление подробно обсуждать дела, к которым не имеешь никакого отношения, они развили в себе в наивысшей мере. Слухи, мелкие интриги и столичные скандалы создавали для таких людей приятную иллюзию, что жизнь наполнена разными драматичными событиями, но, хотя это маленькое общество все время пребывало в состоянии движения и возбуждения, на самом деле, если приглядеться, в нем не происходило абсолютно ничего. В прошлом Элика часто удивлялась, как умные люди (а многие из этих придворных дам и кавалеров были вовсе не глупы) способны тратить свою жизнь на такой вздор.

Желая, видимо, оградить своих кузенов от нескромного внимания придворных, Валларикс в конце беседы с принцами «случайно» вспомнил об их детских играх в парке и предложил Эльдерику с Элладайном вместе прогуляться до розария, чтобы освежить детские воспоминания. Впрочем, если Валларикс надеялся, что сможет уберечь своих кузенов от неловкости, то он, конечно, ошибался. Хотя братья выразили полную готовность следовать за императором, на лицах Миэльриксов выражалось беспокойство и смущение. Они определенно полагали, что Валларикс хочет избавиться от лишних свидетелей и остаться с ними наедине, чтобы получить объяснение их поведения, пускай и запоздавшее на много лет.

И все-таки, когда они спустились в сад, у Элладайна вырвалось :

— Ох, этот парк... Я по нему скучал! В Каларии даже деревья выглядят совсем иначе.

— Мы очень благодарны вам за приглашение в столицу, государь, — добавил Эльдерик. — Я счастлив, что последние события позволили нам хотя бы частично смыть пятно, которое бросили на наш род поступки нашего отца.

— По-моему, когда имеют в виду покушение на императора, принято говорить о "преступлениях", — пробормотал сопровождавший императора лорд Ирем словно про себя.

Братья явно услышали его — во всяком случае, менее сдержанный в своих манерах Элладайн метнул на рыцаря яростный взгляд.

— Не будем омрачать такой приятный день печальными воспоминаниями, — твердо сказал Вальдер, предупреждающе взглянув на сэра Ирема. — Лучше скажите, как вам парк? За эти годы я столько раз одобрял какие-нибудь мелкие нововведения, предложенные мне моим главным садовником, что уже даже сам не помню, что я переделал, а что выглядело точно так же в нашем детстве.

— Мне кажется, здесь ничего не изменилось. Вот это, кажется, то дерево, с которого Эдрик свалился в пруд!.. — Элладайн показал на старый вяз, чья узловатая, толстая ветвь далеко простиралась над водой пруда. Даже Элику, очень любившую дворцовый парк во времена замужества, при виде этого старого дерева одолевал соблазн оседлать эту ветку и сидеть, болтая босыми ногами над водой и глядя на снующих внизу рыб. Удерживала ее только мысль о том, что скажут слуги и придворные, если их королева станет лазить по деревьям, как крестьянская девчонка. И во что после такой попытки превратится ее платье, стоившее какой-то безымянной вышивальщице стольких трудов.

Нетрудно было догадаться, что Вальдер с кузенами, в отличие от взрослой Элики, в детстве не ограничивались одними только фантазиями.

— Ну, с этим деревом уж точно не могло бы ничего произойти — ему, должно быть, уже двести лет, и я не удивлюсь, если оно простоит еще столько же, — сказал Валларикс, усмехаясь углом рта — наверное, он тоже помнил случай, о котором помянул его кузен. — Но кое-что я здесь все-таки изменил. Пойдемте, я вам покажу…

Вечером намечался большой праздничный прием и танцы. Обычно во время таких пиров Юлия оставалась рядом с Валлариксом и беседовала с ним, время от времени как бы случайно обращая внимание своего собеседника на музыку или же на кого-то из танцующих. Она явно надеялась на то, что рано или поздно император, неизменно наблюдающий за танцами из-за стола на возвышении, все-таки пригласит ее потанцевать. Это бы стало символом ее победы. Один-единственный танец — и всем станет ясно, что Вальдер расстался с трауром и готов вступить в новые отношения. И первой кандидаткой на руку и сердце императора, конечно, будет сама Юлия.

Но, несмотря на все ее усилия, Валларикс никак не реагировал на все намеки соседки по столу. Точнее, он реагировал — но так, что Юлии, наверное, куда приятнее было бы думать, что Валларикс ее просто не услышал, чем поддакивать, когда муж Элики с готовностью поддерживал беседу о достоинствах очередного танца и его происхождении, о музыке разных народностей империи и даже сортах дерева, которые лучше всего использовать для арфы, гаэтана и ребека. Император любил музыку, неплохо исполнял старые песни и умел играть на арфе, гарме и даже морской свирели. Правда, после смерти Элики он совсем забросил эти занятия — должно быть, потому, что они слишком живо напоминали ему о том, как он играл и пел и по ее просьбе.

Юлии равнодушие Валларикса, видимо, надоело — или, может, ее вдохновило присутствие леди Аталии, которая — хотя она и казалась совершенно погруженной в светскую беседу с принцем Эльдериком — внимательно наблюдала за каждым мельчайшим жестом дочери со своего места за столом. Как бы там ни было, но Юлия решила, что пора сменить стратегию. Вальдер слишком привык к тому, что его молодая и красивая свояченица «принадлежит» только ему и уделяет ему все свое внимание. Увидев, что она пренебрегла его компанией ради общения с другим мужчиной, Валларикс, скорее всего, будет недоволен — и, быть может, наконец поймет, что Юлия интересует его не только как собеседница, но и как женщина.

Для своих планов Юлия выбрала старшего из Миэльриксов, Элладайна. Элике было не сложно понять, на чём строится расчет сестры. Во-первых, кузен Валларикса был очень красив и достаточно знатен, чтобы его ухаживания не уронили Юлию в глазах придворных, а во-вторых — Элладайн только сегодня появился при дворе. Если бы она вдруг начала проявлять активный интерес к кому-то из придворных, которых она полностью игнорировала до сегодняшнего дня, это выглядело бы ненатурально.

Однако Элладайн, который ничего не знал о подоплеке неожиданного интереса Юлии, был совершенно очарован. Когда Юлия сказала, что родители послали ее ко двору, чтобы столичная жизнь помогла ей отвлечься, и что последние месяцы они с Валлариксом старались поддержать друг друга в своем горе, Элладайн ответил :

— Наш государь, наверное, слепой — иначе он тут же забыл бы свое горе и влюбился в вас!

Это было вполне обычным куртуазным комплиментом, но Миэльрикс произнес эту банальность с настоящим чувством, и по всему было видно, что он действительно считает свою новую знакомую на редкость привлекательной.

Он пригласил Юлию танцевать, и та — впервые за все время пребывания в столице — согласилась принять его руку и спуститься в круг танцующих. Пускай теперь Валларикс поглядит, как он держит ее под локоть или обнимают ее талию во время поворотов, и почувствует досаду, что не догадался пригласить ее на танец сам!..

Юлия расспрашивала принца о Калларии, смеялась его шуткам, восхищалась его храбрости во время пиратского набега и вообще успешно изображала, что все ее внимание сосредоточено на Миэльриксе, но при этом краем глаза наблюдала за Вальдером. И увиденное ей, определенно, нравилось. Валларикс довольно рассеянно отвечал леди Аталии, зато внимательнее, чем обычно, наблюдал за танцами, и его взгляды то и дело останавливались на Элладайне с Юлией, причем в подобные моменты он едва заметно хмурился, и на его лице мелькало выражение сомнения и какого-то молчаливого вопроса.

Решив, что ей следует закрепить успех, Юлия сообщила своему партнеру, что она нисколько не устала и охотно протанцует с ним грассенду и баккар, а после этого утянула Элладайна дышать свежим воздухом на галерею. Если Валлариксу было не особенно приятно видеть их вдвоем, то он забеспокоится еще сильнее, когда не сможет их видеть, и вынужден будет гадать, о чем они там говорят друг с другом и чем занимаются. В сущности, у Вальдера под рукой полно людей, чтобы послать их на балкон и поручить им проследить, чем заняты его свояченица и кузен, но подобное поручение — это, фактически, уже признание в любви, а Валларикс не такой человек, чтобы кому-то выдать свои чувства.

Впрочем, ее стратегический расчет, похоже, совершенно не мешал Юлии получать удовольствие от комплиментов Миэльрикса. Тот на все лады расхваливал ее умение танцевать и уверял, что, несмотря на ее траурный наряд, она была самой красивой девушкой из всех танцующих, и все мужчины на пиру смотрели только на нее (что было, безусловно, правдой : Юлия впервые покинула Валларикса ради танцев, да еще и с кем!.. с опальным Миэльриксом, прощенным преступником и заговорщиком!.. — и все придворные сейчас наверняка гадали, что все это значит). Юлии явно не хватало мужских комплиментов и пылких взглядов за то время, которое она провела с Валлариксом, и общение с императорским кузеном доставляло ей большое удовольствие. На ее скулах выступил очаровательный румянец, глаза Юлии блестели, и она, действительно, была в эту минуту хороша, как никогда.

Элика еще в детстве поняла, что Юлия относится к тому типу людей, которые буквально расцветают от любовных игр и от флирта — даже в неполные четырнадцать лет Юлия уже прилагала все усилия, чтобы привлечь к себе внимание соседских юношей — как их ровесников, так и молодых людей постарше. И дело было не в том, что сестра была влюблена или мечтала испытать, о каком чувстве говорят любовные баллады и те куртуазные романы, которые они с Эликой тайком читали в своей спальне. Юлии нужно было от всех этих молодых людей совсем другое — будоражащее чувство, что она кому-то нравится. Наверное, несправедливо было ее осуждать — в конце концов, сэр Ирем тоже любил себя в роли соблазнителя уж точно больше, чем любую из придворных дам, с которыми он флиртовал!

Однако Миэльрикс, похоже, был захвачен не на шутку, и наверняка — впервые в своей жизни. Когда они с братом покидали двор, им было всего по пятнадцать лет, а на Севере они вряд ли знали что-нибудь, кроме эпизодических интрижек с местными простолюдинками, живущими в окрестностях их родового замка — да и то не слишком частых, потому что Элике не доводилось слышать об имевшихся у Миэльриксов незаконных сыновьях и дочерях. А между тем и Элладайн, и его брат все время находились под пристальным наблюдением орденских рыцарей, и Ирем бы не преминул доложить императору о любом важном происшествии в жизни изгнанников. Скорее всего, Элладайн никогда в жизни не встречал такой красивой, хорошо воспитанной и знатной девушки, как Юлия, и считал ее настоящим совершенством. Мысль о том, что она — сестра прежней королевы, и брак с ней мог бы упрочить примирение его семьи с Валлариксом, тоже должен был приятно греть сердце изгнанника.

Откуда же бедняге было знать, что Юлия метит гораздо выше…

Когда прием закончился, было уже довольно поздно, но это не помешало Валлариксу пренебречь приличиями и пригласить Юлию в свои покои. Если ее младшую сестру приятно взволновало это приглашение, то она ничем не выдала своих чувств и последовала за Валлариксом так же невозмутимо, как и в любой другой день. Однако, когда двери императорских покоев закрылись за ними, Валларикс внезапно повернулся к Юлии и, взяв свояченицу за руку, сжал ее пальцы.

Юлия, никак не ожидавшая такого от Валларикса, который всегда вел себя очень сдержано и чаще всего избегал даже случайных соприкосновений, оказалась застигнута врасплох — несмотря на весь свой опыт, она залилась краской и растерянно приоткрыла рот, словно девчонка, в первый раз оставшаяся наедине с поклонником.

— Вы… вы хотите что-то мне сказать?.. — пролепетала она, пытаясь собраться с мыслями.

— Да. Я хотел вас поблагодарить, — веско сказал Вальдер. Юлия озадаченно моргнула. Она пребывала в явном замешательстве. Элика не могла ее винить — в подобной ситуации логичнее было бы ожидать либо упреков за кокетство с Элладайном, либо заявлений о собственной слепоте, которые должны закончиться признанием в любви.

— За что?.. — спросила она не вполне уверенно. Хорошо бы — за то, что вы открыли мне глаза на мои собственные чувства. Или же — за то, что вы избавили меня от скорби, которую я считал неизлечимой. Или вообще — за то, что снова возвратили меня к жизни — наверняка думала она в этот момент.

— Не знаю, каких сплетен о моих кузенах вы наслушались, пока мы с ними были в парке, но я очень благодарен вам и вашей матери за то, что вы так деликатно оградили их от злоязычия придворных. Прошу вас, передайте леди Аталии мою благодарность. Она так искусно занимала Эдрика беседой, что он, в сущности, провел весь этот вечер с ней и с вашим отцом. И я уже не говорю о вас. Это было очень самоотверженно — прервать свой траур, чтобы занять моего кузена. Элладайн — не Эдрик, он точно не усидел бы за столом весь вечер. И одним лишь Альдам ведомо, чего бы он наслушался, решив спуститься в зал один! — Вальдер поморщился, явно вообразив себе такую ситуацию. — До открытого скандала это дело, полагаю, не дошло бы… наши местные вельможи хорошо умеют прятать свои ядовитые намеки и насмешки так, чтобы не подать повода для поединка (иначе, я думаю, они уже давно поубивали бы друг друга!). А уж поссориться с принцем крови — это вообще не шутка. Но я думаю, после такого «праздника» бедняга Дайн провел бы отвратительную ночь. Вы с вашей матушкой нашли блестящий способ все это уладить. Не зря я всегда считал, что женщины справляются с подобными задачами лучше мужчин.

Юлия, которая в начале слушала речь императора с недоумением, явно с трудом улавливая смысл его слов, наконец, пришла в себя — может быть, не настолько, чтобы осознать, о чем толкует Валларикс, но уж, во всяком случае, вполне достаточно, чтобы уловить общий смыл его речи.

— Альды Всеблагие!.. — выпалила Юлия, топнув ногой. И, отвернувшись от опешившего императора, рванула дверь императорских покоев.

— Доброй ночи, государь! — выпалила она, даже не потрудившись обернуться. В дверном проеме промелькнуло удивленное лицо дежурного гвардейца, а потом Юлия захлопнула дверь.

За завтраком вид у Юлии был виноватым и слегка пришибленным. Накануне она помчалась прямиком к леди Аталии, чтобы излить свое негодование по поводу Вальдера, которому, как следовало из гневной тирады Юлии, надо было не править государством, а поступить в орден Белых братьев. Но Аталия, быстро заставив Юлию признаться в том, как именно она покинула покои императора, сурово осудила ее за несдержанность.

«Милочка, ты с ума сошла, — нахмурившись, сказала маменька. — Он приглашает тебя в свои покои в неурочный час, берет тебя за руку, благодарит — причем, похоже, вполне искренне — а ты, вместо того чтобы воспользоваться ситуацией и постараться извлечь из нее все, что возможно, позволяешь себе какую-то глупую детскую выходку!.. Боже, ты ведешь себя, как влюбленная девчонка, которая совершенно потеряла голову из-за того, что ее возлюбленный не обращает на нее внимания… Я понимаю, ты весь вечер прилагала все усилия, чтобы заставить его ревновать, а он ничуть тебя не ревновал и думал совершенно о другом. Ну так и что с того?.. Судя по твоим собственным словам, Валларикс посчитал, что весь твой флирт с его красавичком-кузеном — просто проявление сочувствия к нему. Ну так к чему он должен ревновать?»

Юлия, кажется, растерялась — но потом упрямо возразила :

«Если он хоть что-то чувствует ко мне — он _должен_ был почувствовать досаду! Любой нормальный мужчина…»

«Любой нормальный мужчина завел бы любовницу еще до твоего приезда в город. Так что радуйся, что наш король — мужчина ненормальный, — возразила Аталия ядовито. — Если ты рассчитываешь на успех, нужно держать себя в руках!»

На лице Юлии, не ожидавшей такой отповеди, промелькнуло выражение протеста — но Аталия, заметив его, только фыркнула.

«Боюсь, что мы с отцом тебя слишком избаловали. Ты, похоже, до сих пор считаешь, что все в мире должно идти так, как тебе хочется! — заметила она, пренебрежительно дёрнув плечом. — Вместо того, чтобы обижаться и топать ногами, как будто тебе пять лет, надо было воспользоваться тем, что он держит тебя за руку. Усадить его на кушетке, сесть с ним рядом, поговорить о его кузенах — любого мужчину можно заставить разболтаться, если говорить о том, что больше всего занимает его мысли, а Валларикса его кузены явно занимают. Вот и говорила бы о них, заглядывала бы ему в глаза, а между делом погладила бы ему руку, потом пальцы — только ненавязчиво, чтобы это можно было принять за выражение сочувствия. Глядишь, он сам бы не заметил, как и сам стал бы поглаживать и трогать твои руки, а от этого уже — глазом моргнуть до поцелуев. Но ты все испортила, и почему?.. Всего лишь потому, что он не готов броситься к твоим ногам с такой же готовностью, как этот Миэльрикс? Ну так ведь между ними, согласись, есть заметная разница! Если даже не говорить о специфическом характере Валларикса, он отец семилетней дочери и вдовец, который очень сильно любил свою первую жену»

Юлия совершенно сникла. Упреки Аталии наверняка заставили ее задуматься, сумеет ли она как-то загладить свою вспышку и вернуть себе прежнюю близость с императором. Остаток ночи она, несомненно, провела, раздумывая, что сказать Валлариксу, если тот станет спрашивать ее о причинах ее вчерашней вспышки — но, похоже, так и не придумала ничего сколько-нибудь убедительного.

— Я вас чем-нибудь обидел?.. — спросил после завтрака Вальдер, который тоже выглядел обеспокоенным.

— Что вы, мой лорд. Нисколько не обидели, — сказала Юлия.

— Мне показалось, что мои слова вызвали у вас сильную досаду.

— Я вела себя слишком несдержанно. Простите меня, государь. Может быть, когда-нибудь… после… я расскажу вам, в чем было дело. Но сейчас я не могу.

Вальдер на мгновение задумался.

— Скажите, Юлия — ваша досада была связана с тем, что сказал я… или же с чем-то из того, что вам говорил мой кузен? — спросил он, наконец.

Юлия растерянно молчала, явно не зная, что ответить. Намекнуть на Элладайна было, без сомнения, удобно — это отвлекло бы внимание Валларикса от нее самой… но для такого случая хорошо бы иметь хоть какое-нибудь представление об отношениях Вальдера и его кузенов! Надо думать, что в этот момент Юлия очень сожалела, что не слышала тех сплетен, о которых вчера говорил Валларикс.

Заметив ее явное затруднение, Вальдер махнул рукой.

— Впрочем, неважно. Извините меня, Юлия. На самом деле, я не вправе интересоваться, что и кому мог говорить мой кузен. Тем более, когда он разговаривает с дамой.

Миэльриксы должны были провести в столице чуть больше недели, так что первым праздничным приемом дело не закончилось. Валларикс организовал для принцев несколько типичных для столицы развлечений, вроде катания по Заливу на парусных лодках, турнира поэтов и большой охоты. Элладайн почти все время находился рядом с Юлией, и его пылкие ухаживания были, по-видимому, приятны ее самолюбию. Кроме того, она не теряла надежды, что Валларикс рано или поздно начнет ревновать.

Аталия почти все время проводила с другим Миэльриксом и вела с изгнанником серьезные беседы, которые, казалось, увлекали Эдрика настолько, что он забывал даже о развлечениях. Эльдерик был серьезнее своего брата, и поэтому, возможно, разговоры с леди Аталией занимали его куда больше, чем возможность флиртовать с кем-нибудь из придворных дам. Элика с удивлением для себя обнаружила, что интрига, затеянная ее матушкой, похоже, была и куда более дерзкой, и куда более тонкой, чем могло бы показаться изначально.

Поначалу матушка посетовала, что ее бедная дочь погибла, не успев родить Вальдеру еще одного наследника. Эдрик вежливо выразил ей свои соболезнования.

Затем леди Аталия выразила свою тревогу за Элиссив. Девочке всего семь лет. Случись с ее отцом какое-то внезапное несчастье (сохрани нас Альды от чего-нибудь подобного!) — кто позаботиться о ее интересах и кто будет защищать наследницу до ее совершеннолетия? Кто-нибудь из самых влиятельных вельмож в Совете лордов? Да эти Дарнторны и Фин-Флаэны спят и видят, как бы самим занять место Риксов! Страшно даже представить, что судьба Элиссив может оказаться в руках у таких людей. Лан-Дарены?.. Но родственники первой королевы слишком незначительны, чтобы призвать всех остальных к повиновению. Лорд Ирем? Он, конечно, глава Ордена, так что и денег, и людей в его распоряжении достаточно, но все же мессер Ирем — просто каларийский выскочка, и вся аристократия мигом взбунтуется, если подобный человек возьмет на себя роль блюстителя престола при наследнице… Да и потом, сугубо между ними, она лично не особенно жалует друга императора, — добавила леди Аталия, явно заметившая напряжение, мгновенно возникающее всякий раз, когда мессеру Ирему случалось обменяться парой фраз с кем-то из Миэльриксов.

Сами по себе эти слова, как правило, были банальными и касались каких-то пустяков, но при этом всегда казалось, что у принцев и у коадъютора есть, что сказать друг другу, и только присутствие придворных и самого императора вынуждает их скрывать существующую между ними неприязнь.

— Вы правы, месс Лан-Дарен, — согласился Эльдерик, прищурившись. — Лорд Ирем, безусловно, был бы не способен выполнить роль регента, даже если бы наш государь, который так к нему привязан, прямо обозначил это в своем завещании. Как исполнителей приказов императора, орденских рыцарей еще можно терпеть, но, если Ирем с его Орденом начнут распоряжаться нами — то есть прочей знатью — как своими слугами, то ни один нормальный человек этого не потерпит.

— Хорошо, что у Элиссив, как я теперь вижу, есть и другие родственники. Молодые, знатные и достаточно храбрые, чтобы при случае не спасовать даже перед Дарнторнами и Орденом. Теперь я буду куда меньше беспокоиться за будущее Лисси, чем в то время, когда мне казалось, что у бедной девочки нет никого, кроме Лан-Даренов. Валларикс выбрал для себя не самую богатую и не самую знатную родню… Но, что поделаешь, любовь — такое чувство, что оно не терпит хладнокровных рассуждений и расчетов! Посмотрите хотя бы на своего брата. У меня такое ощущение, как будто бы он по уши влюбился в Юлию, и дочка тоже, кажется, в восторге от него. Кто знает?.. Было время, когда я подумала бы, что кто-нибудь вроде Юлии никак не может породниться с Миэльриксами. Но, раз уж ее старшая сестра была супругой императора, а племянница Юлии — наследница престола… Если бы взаимная симпатия вашего брата с Юлией когда-нибудь переросла в такое чувство, которое подтолкнуло бы их к браку, я, во всяком случае, могла бы быть уверенной, что в случае какого-то несчастья наши семьи сообща сумеют позаботиться об интересах моей внучки.

Эльдерик задумчиво кивнул, вместе с леди Аталией следя за тем, как придворные, расположившиеся под белыми парусиновыми навесами на берегу у Братских скал, толпятся вокруг раскладных столов и угощаются фруктами и сладостями. Задорный смех Юлии, которая буквально из-под носа выдергивала у старшего Миэльрикса гроздья винограда и съедала их сама, был отчетливо слышен даже под деревьями, где устроились ее мать и Эльдерик.

— Мне кажется, что я вас понимаю, месс Лан-Дарен, — сказал он.

Элика могла бы побиться об заклад, что, даже если он и понимает, что задумала леди Аталия, то понимает далеко не все.

На следующий день за завтраком Вальдер спросил, нет ли у Миэльриксов каких-нибудь пожеланий относительно награды им и их людям, пострадавшим во время сражения с пиратами.

— Я написал наместнику в Эледе, чтобы он непременно позаботился о пенсиях семьям погибших и достойной компенсации для тех, кто получил какое-то увечье. Если после покрытия убытков от набега местная казна не сможет взять эти расходы на себя, я выплачу нужные суммы из собственных средств, — сказал он Миэльриксам.

— Благодарю вас, государь. Это очень великодушно с вашей стороны, — ответил Эльдерик. — Все наши люди, несомненно, никогда этого не забудут… Что же до нас с Элладайном, то самая ценная награда для меня и брата — это ваше расположение, мой лорд. Впрочем, если уж вы так добры, что непременно хотите наградить нас чем-то сверх этого… Наш дед и наш отец именовались Стражами границы, и, если вы позволите мне и брату тоже носить этот титул, это будет для меня с Элладайном наивысшей честью!

Валларикс внимательно взглянул на Эльдерика через стол — и чуть заметно улыбнулся.

— А ведь в самом деле, ваши предки были настоящим щитом наших северных земель. Спасибо вам, кузен! Вы подали мне интересную идею. Я буду иметь ее в виду, когда стану обдумывать вопрос о подобающей награде за ваши заслуги.

Эльдерик почтительно наклонил голову. Если он и надеялся на то, что Валларикс, застигнутый врасплох его внезапной просьбой, тут же ответит согласием, то он ничем не выдал собственного разочарования.

Когда все закончили завтракать, Вальдер сослался на необходимость просмотреть кое-какие документы и удалился в свой кабинет. Через пару минут туда же вошел Ирем.

— Что скажешь о предложении моих кузенов, сэр? — улыбаясь все той выразительной полуулыбкой, спросил Валларикс. Рыцарь брезгливо скривил губы.

— Как говорится — посади свинью за стол… Стражи границы, это надо же! Их дед провел в боях всю свою жизнь, а эта парочка не стесняется просить то же звание за отражение пиратского набега. Но ведь мы же понимаем, чего они добиваются на самом деле? Они хотят подчеркнуть, что они — воины, мужчины, защищающие побережье, а ваша наследница — всего лишь маленькая девочка, которая не может вести войско в бой. У старых законов и традиций до сих пор полным-полно приверженцев… Да, кстати, взять хотя бы вашего отца. Если бы он не считал, что преимущество при выборе наследника престола полагается тому из Риксов, который способен защищать границы, он не потащил бы вас с собой на войну в тринадцать лет.

— Мы оба знаем, что мой отец ничего такого не считал. Просто по новому закону трон определенно должен был достаться моему старшему брату, а отец искал лазейку, чтобы дать мне шанс… Так что он решил, что нужно делать ставку на те самые законы, которые Беатрикс решила отменить. И, как обычно, всем в итоге сделал только хуже…

Ирем невесело усмехнулся.

— Я чего-то не пойму, почему вы решили злиться не на Миэльриксов, а на своего отца?.. Я понимаю, старые обиды — они как разношенные башмаки, которые уже нигде не натирают. Но ведь нам нужно решить, что делать с Миэльриксами!

Вальдер пожал плечами.

— Ну, пока что я не вижу повода, чтобы что-нибудь с ними _делать_. Дедовское прозвище я им, конечно, не верну. Если уж Дайну с Эдриком так хочется, чтобы их называли Стражами границы — пускай дальше борются за поддержание семейной славы — я не против. Вот когда их _в самом деле_ станут называть Стражами границы, или Щитом Севера, или как-то еще, все, кто их видит — тогда я внесу это прозвище в генеалогические хартии. А до тех пор им, полагаю, еще есть куда стремиться... Ну а в остальном — я полагаюсь на твоих людей. Если мои кузены станут намекать кому-нибудь из знати, что женщине, мол, не следует наследовать престол, в особенности когда есть другие варианты — вот _тогда_ мы, разумеется, этим займемся. Но пока что, согласись, их можно обвинить только в бестактности.

Лорд Ирем хищно улыбнулся, сверкнув белыми зубами.

— Очередная «бестактность» Миэльриксов!.. В прошлый раз они крайне бестактно собирались вас убить, теперь бестактно зарятся на трон вашей наследницы…

— Ладно, ладно, не преувеличивай, — махнув рукой, сказал Вальдер. — Я знаю, как все это выглядит со стороны, но согласись, что это не единственное объяснение. Как тебе, например, такое — я заговорил о награде, а Эльдерик просто ляпнул первое, что ему в голову пришло?.. Или — у них обоих в самом деле закружилась голова от первого военного успеха, и они сейчас _на самом деле_ чувствуют себя героями, достойными дедовского имени? Не забывай, что Эдрик с Дайном, в отличие от тебя, этой весной сражались в первый раз.

— Я должен их за это уважать?.. — съязвил лорд Ирем, но Валларикс пропустил его слова мимо ушей.

— Пошли к гостям, сэр рыцарь. Не хочу, чтобы придворные стали шептаться о причинах нашего отсутствия.

Лисси тем временем сдержала свое слово и предпочла запереться в четырех стенах, чем встретиться с «предателями»-Миэльриксами и приветствовать их, как своих родственников.

В целом, положение «больной» было таким, что большинство детей в столице ей бы только позавидовали. Хотя ей и приходилось находиться в своей спальне, комната была достаточно большой, чтобы в ней можно было бегать, кувыркаться на кровати или танцевать. У изголовья Лисси высилась внушительная стопка книг, которые Валларикс лично принес из дворцового книгохранилища. У нее были перья и бумага, все ее любимые игрушки, и, наконец, корзина с котятами, которую одна из жалостливых фрейлин принесла «больной» принцессе, чтобы ей было не скучно. Котята все время вылезали из корзины, везде совали свой нос и охотно играли и с Элиссив, и друг с другом, так что принцесса и в самом деле с удовольствием возилась с ними. Наконец, дворцовая прислуга искренне жалела Лисси, и на кухне каждый день старались приготовить для бедняжки, подхватившую какую-то заразную болезнь в то время, когда весь двор празднует и развлекается, что-нибудь особенно вкусное.

Но Элиссив, конечно, не была бы самой собой, если бы удовлетворилась этим и решила терпеливо дожидаться окончания своего заточения. Когда двое служанок пришли в комнату, чтобы перестелить ее постель, они оставили рядом с кроватью новое белье, прежде чем сложить старое в корзину и отнести ее в прачечные. Стоило им выйти, как Элиссив бросилась к оставленной ими смене постельного белья, как коршун, схватила одну из лежавших на табурете простыней и затолкала ее в большой сундук, где обычно хранила свою вышивку — ну, то есть, то, что должно было бы быть ее вышивкой, если бы Элиссив хоть сколько-нибудь утруждала себя рукодельем.

Недосчитавшись простыни, служанки озадаченно переглянулись, но решили, что они просто забыли принести ее с собой — тем более, что вид Элиссив, с видом умирающей полулежавшей в кресле, и явно намеренной сейчас же лечь в постель, как только ее перестелют, не давал никаких оснований заподозрить, что она как-нибудь связана с пропажей простыни.

Когда служанки, наконец, ушли, Лисси с невероятной живостью вскочила с кресла и бросилась к сундуку. Она взялась за простыню и попыталась ее разорвать, но крепкую и гладкую льняную ткань, скорее всего, затруднился бы порвать даже мужчина, не говоря о семилетней девочке. Поняв, что так у нее ничего не выйдет, Лисси бросилась к подносу с завтраком, схватила нож для фруктов и проткнула в простыне дыру, а потом, вставив в нее нож, стала сосредоточенно кромсать неподатливую ткань.

Кто-то другой, наверное, быстро устал бы от такой работы, но Элиссив не сдавалась. Она раскраснелась, а на лбу у нее выступили капли пота, но она не успокоилась, пока не превратила простыню в несколько длинных, разлохмаченных по краю полос ткани.

Оглядев их с таким удовлетворением, как будто бы ей удалось проделать очень важную работу, Элиссив примерно с полминуты посидела на краю кровати, заправляя за уши свои намокшие от пота волосы и пытаясь перевести дыхание, а потом принялась скручивать обрывки простыни и связывать из них подобие веревки.

Элика примерно представляла себе, что это может быть, и то, что она видела, ей совсем не нравилось. Недоставало только, чтобы ее дочь свернула себе шею!.. Оставалось понадеяться, что Лисси все-таки не собирается _на самом деле_ сделать то, что вроде бы предполагали ее действия.

Лисси так увлеклась своей работой, что не сразу расслышала стук в дверь, а когда вслед за ним раздался голос фрейлины, в панике подскочила.

— Ваше высочество, вы спите?.. Месс Гефэйр хотела бы ненадолго зайти к вам, если вы в состоянии ее принять.

— Да… Да!! — опомнившись, завопила Лисси. — Пропустите ее, пусть войдет!..

Дверь приоткрылась, и Лейда Гефэйр проскользнула внутрь комнаты.

Элиссив, вскочив, бросилась к подруге.

— Как это они тебя сюда впустили?!

— Они сначала не хотели меня пропускать. Но твой отец сказал, что я не заражусь.

— Ах, вот как!.. И с чего это он вдруг стал таким добрым? — негодующе сказала Лисси. — Сперва запер меня здесь, а теперь хочет, чтобы я не заскучала?..

Лейда непонимающе смотрела на нее.

— Погоди, я что-то совсем запуталась… Так ты болеешь или нет?

— Ничем я не болею. Меня держат здесь за то, что я не хочу видеть этих подлых Миэльриксов.

— Подлых?.. — удивилась Лейда.

— Даже очень подлых. Я могла бы рассказать про них такое, что у тебя бы все волосы встали дыбом! Но отец заставил меня обещать, что я ни с кем не буду это обсуждать. Так что просто поверь мне на слово, что эти Миэльриксы — настоящие злодеи.

— А ты не преувеличиваешь?.. — с некоторым сомнением спросила Лейда. — Я видела этих Миэльриксов. Они вроде ничего. В особенности Элладайн. И твой отец, по-моему, относится к ним совсем не плохо.

Лисси покраснела от негодования — и от того, что обещание не позволяло ей немедленно доказать Лейде свою правоту.

— Отец!.. Да уж, — произнесла она с ноткой трагического пафоса. — Отец неплохо к ним относится… На самом деле, даже слишком хорошо! Будем надеяться, что ему не придется однажды горько об этом пожалеть. Хотя тогда он понял бы, что мы с мессером Иремом с самого начала были правы… Этим Миэльриксам место в Адельстане! Кстати!.. — лицо Лисси прояснилось. — Хорошо, что ты пришла! Я придумала новую игру — побег из Адельстана. А вдвоем играть гораздо интереснее. Смотри!..

Лисси откинула край покрывала на кровати, под которое она поспешно запихнула свою самодельную веревку, когда в дверь внезапно постучали.

— Вот! Это я сегодня сделала для своего… то есть — для нашего побега. Мы с тобой — двое несчастных заключённых, которых захватили в плен и держат в Адельстане их враги, а леди Лэнгдем и гвардейцы у дверей — наши тюремщики. Наша задача — выбраться отсюда так, чтобы они об этом не узнали. Сначала я думала, что у меня получится сделать веревочную лестницу, но это оказалось слишком сложно. Думаю, что для того, чтобы сделать веревочную лестницу, простыни рвут как-то не так. Жаль, что в книгах об этом никогда не пишут!.. С другой стороны — веревка тоже хорошо, и вполне подходит для нашей цели. Мы привяжем один конец к баллюстраде на балконе, и спустимся на террасу возле Галереи славы.

Лейда тяжело вздохнула.

— Знаешь… вряд ли у заключённых в Адельстане были бы простынки, из которых можно было бы связать верёвку для побега.

— Разумеется! Будем считать, что мы сделали эти веревки из своей одежды. Или нет... Пускай эту верёвку тайно передали нам наши сторонники, которые ждут нас в укромном месте вместе с лошадьми, как в «Повести о Бальдриане». Они запекли эту веревку в хлеб, или, может быть, передали через верного тюремщика.

— А разве он не мог нас просто выпустить, чтобы нам не пришлось спускаться по верёвке с риском сломать себе шею?

— Конечно, нет. Ведь тогда все узнали бы, что он нам помогал, и его бы казнили, — возразила Лисси. — А так мы воспользуемся нашей верёвкой в тот момент, когда за нами должен следить злобный комендант тюрьмы (это, конечно, леди Лэнгдем).

— Я не знаю, Лисси... Мне это как-то не очень нравится, — вздохнула Лейда. — Мы же пообещали твоему отцу, что мы больше не будем делать ничего опасного! Разве спускаться по-веревке, по-твоему, не опасно? Если ты, к примеру, упадешь и что-нибудь себе сломаешь или вывихнешь, то твой отец решит, что нам плевать на наши обещания. И он будет жалеть о том, что разрешил мне тебя навестить… О-оо! — вырвалось у Лейды.

— Что это с тобой? — спросила принцесса озадаченно. Лейда вздохнула.

— Ты совсем отвлекла меня с этими Миэльриксами и побегом из Адельстана! Я чуть не забыла, для чего я вообще пришла. Слушай — отец сегодня сказал, что забирает меня в Гверр до конца лета! Лисси, я честно пыталась возражать… Я говорила, что я не могу уехать, пока ты болеешь, но он даже и слушать меня не хотел. Сказал — напиши ее высочеству записку, попрощайся с ней и иди проследи, чтобы служанки уложили твои вещи. А в сентрябре или, самое позднее, в начале октября вы снова с ней увидитесь, так что, мол, нечего из этого устраивать трагедию! Ты себе представляешь?.. Он так и сказал — в начале _октября_!!

Губы у Элиссив задрожали.

— Нет!.. Не может быть! Я не хочу, чтобы ты уезжала… Я скажу отцу, чтобы он запретил лорду Гефэйру брать тебя с собой! Если я постараюсь, он меня послушает… хотя… — Лисси запнулась, глядя на подругу. — Ты же ведь, наверное, соскучилась по маме и по братьям?

— Ну… немного.

— И по дому?

— И по дому тоже. Так что я уже сама не знаю — мне, конечно, хочется домой, но мне _ужасно_ не хочется с тобой расставаться. Тем более — на три с половиной месяца! Но, думаю, ты не должна просить у своего отца, чтобы он запретил лорду Гефэйру забирать меня домой. Это как-то неправильно. Даже если твой отец согласится, моему отцу это будет обидно… Как будто он не хозяин в своем доме.

— Ну, _тебе-то_ он уж точно не хозяин! Попробовал бы он только силой увезти куда-нибудь меня, — воинственно сказала Лисси.

— Да уж, было бы интересно посмотреть, кто из вас с ним кого переупрямит… Но ты забываешь, что ты такая упрямая именно потому, что твой отец с самого детства позволяет тебе поступать по-своему, — сказала Лейда с редкой рассудительностью для своих девяти лет.

В этот момент их разговор прервали.

— …Месс Гефэйр, я боюсь, что вам пора идти, — сказал Валларикс, входя в спальню дочери. — Ваш отец хочет, чтобы вы вернулись в свои комнаты. А _это_ еще что? — спросил он после паузы, глядя на самодельную веревку в руках Лисси.

Император стремительно пересек расстояние, отделявшее его от дочери, и выдернул веревку у нее из рук. Застигнутая врасплох и вдобавок, кажется, смущенная Элиссив не сопротивлялась.

— Альды Всеблагие… — пробормотал император. Судя по его лицу, он представлял себе, что бы могло случиться, если бы принцесса довела свою затею до логического завершения — и если бы в процессе что-нибудь пошло не так.

— Лисси не собиралась ею пользоваться!.. — вступилась за лучшую подругу Лейда. — Это просто такая игра… в побег из Адельстана. Поэтому и нужна веревка. Но сам побег — только понарошку. Никто никуда не собирался лезть. Мы же пообещали, что больше не станем делать ничего опасного.

— Спасибо, месс Гефэйр, — сказал Валларикс, успевший, кажется, отогнать ужасные картины, представлявшиеся ему несколько секунд назад. — Уверен, если кто-то и напоминал Ее высочеству об этом обещании — то это вы… Идите, Лейда. Не волнуйтесь за Элиссив. Я не собираюсь на нее кричать. Не говоря уже о том, что у меня сегодня просто нет на это сил.

Элиссив явно присмирела. Каждый раз, когда Валларикс выглядел по-настоящему расстроенным или уставшим, она принимала это близко к сердцу — и сейчас явно жалела, что затеяла эту дурацкую игру.

— Я не думала, что ты так огорчишься… — пробормотала она, когда они остались в комнате вдвоем. — На самом деле, Лейда не все рассказала. Я _на самом деле_ думала попробовать спуститься по этой веревке на террасу. А уже потом, когда Лейда начала говорить про наше обещание, я поняла, что этого делать не надо…

Судя по всему, Лисси надеялась, что вспышка гнева, вызванная подобным признанием, заставит отца выйти из его печального оцепенения.

Но Валларикс — к явному удивлению Элиссив — не рассердился еще больше, а только задумчиво сказал:

— Наверное, леди Аталия права. Я слишком многого от тебя требую.

— Бабушка так сказала?.. — удивилась Лисси. Она явно полагала, что отец должен устроить ей головомойку за "побег из Адельстана", вспомнить все ее самонадеянные заявления — а под конец сказать, что, раз она не держит свое слово, она должна перестать упорствовать и принимать участие в придворных церемониях.

— Твоя бабушка думает, что девочке вроде тебя невыносимо слишком долго находиться в четырех стенах. Леди Аталия предложила мне выход. Она хочет увезти тебя к себе, показать тебе места, в которых росла твоя мама, и фамильное поместье. А официально объявить, что я отправил тебя в Озёрный замок, поправлять здоровье. Думаю, в конечном счете это неплохое предложение, и я его приму.