Особенный (джен)

Жёлтый, зелёный, красный — праздничные огни мигали в темноте, будто стоп-сигнал, оповещающий о приближении катастрофы. То был не ураган, не грозная лавина, сметающая всё на своём пути, а всего лишь житейская буря. Глупые детские мечты, растоптанные в пыль.

Светофор перевернулся набок, и пустая бутылка джина, скатившись с матраца, жалобно звякнула. Мутно-серый свет просачивался сквозь маленькое окошко, а по крыше стучал дождь. То ли день сейчас, то ли вечер — не понять.

Подниматься не хотелось вовсе: паршиво было и муторно, в голове гудел рой сердитых пчёл. Элли ушла дня три или четыре назад, а после всё закрутилось так, что теперь он и вовсе потерялся во времени и пространстве.

Коснувшись рукой пыльного пола, медленно поднялся и сел, обняв колени. Рассеянно перебрал мелкие пуговицы. Рубашка почему-то оказалась чужая, в коричнево-чёрную клетку, Светофор сроду таких не носил, разве что в глубоком детстве.

Воспоминания дробилась на мелкие фрагменты и каждый осколок отзывался болью в голове. Под закатанным рукавом белел свежий бинт, ныл разбитый локоть. Кажется, брякнулся на улице, когда с Орком вывались из паба под утро. Вчера ли? А может, сегодня это произошло?

Зеркальная витрина, в которой косо ухмылялось его пьяное отражение, разлетелась вдребезги. Брызнула на асфальт вместе с разбитой бутылкой. Взвыли полицейские сирены, а они с Орком бросились прочь. Куда только? Дальше полная темнота…

Фараоны в чёрных мундирах, решётки и причитания матери. Значит, догнали всё-таки. Снова упрёки и горькие злые слёзы, которые унимал холодный предрассветный ветер. На улице он вывернулся, оставил куртку в её руках. Долго болтался по городу, встретил в переходе Ворона. Снова пили, а потом толковали о чём-то важном, наклонившись друг в другу, в тряском вагоне пригородного поезда. Вот только о чём говорили, так и не вспомнилось. Одна лишь фраза засела в памяти: «Не быть любимым — это всего лишь неудача, не любить — вот несчастье»*. Ворон умный парень, знаток человеческих душ и настоящий философ. И утешать умеет словами и музыкой.

Скрипнув, отворилась дверь, и сразу на чердак ворвалась мелодия — приглушённая, бойкая, живая, а слов не разобрать. Светофор прислонился к стене и закрыл глаза. Шаги простучали совсем близко, и незваный гость опустился рядом на матрац.

— Гордишься собой? — он узнал глуховатый голос Бродяги. Пахло от него терпкой смородиновой настойкой и табаком.

Светофор распахнул глаза и уставился на брата.

— Мне жаль.

Бродяга покачал головой и нервно дёрнул уголком губ.

— Было бы здорово, если бы это было правдой.

Светофор отодвинулся и тронул забинтованный локоть, поморщился.

— Знаешь, вам всем было бы без меня скучно. Такое развлечение — пример для детей, как не стоит жить.

Бродяга окинул его долгим взглядом.

— Смешного мало.

— Ага. Принеси лучше воды, пить охота.

Бродяга молчал, и вновь в его взгляде скользнуло разочарование. Чего он ждал? Оправданий, извинений? Светофор был не готов ни к тому, ни к другому.

Когда брат вернулся с бутылкой холодной лимонной воды и таблеткой аспирина, Светофор сидел, уткнувшись лбом в колени, дёргал разлохмаченные нитки на джинсах. Бродяга бросил сердитый взгляд из-под спадающей на глаза чёлки, а Светофор жадно припал к бутылке.

— Спасибо за всё, за рубашку… за то, что возишься со мной, — виновато пробормотал, поставив бутылку на пол.

— М-да… В следующий раз сам будешь стирать свою заблёванную футболку, — по-прежнему холодным тоном произнёс брат.

Светофор опустил голову, не знал, что ещё сказать. Про Элли, про то, что у них случилось… Она ушла в то утро, не разбудила, не оставила записки и даже не отвечала на телефонные звонки.

— Элли… мы расстались, — скованно произнёс Светофор, зацепив клёпанный браслет на запястье.

— Мне жаль, — так же дежурно отозвался Бродяга и протянул ему сигарету, закурил сам.

— Да нихрена тебе не жаль! — воскликнул Светофор, дёрнувшись в сторону. — Она тебе никогда не нравилась.

Бродяга затянулся и развёл рукой облако сизого дыма.

— Я хотел, чтобы ты был счастлив, а она… м-м, не знаю даже, ты был для неё просто мальчиком на побегушках.

— Вот как… — Светофор замер, приоткрыв рот. Элли примерно так и сказала в их последнюю встречу. «Мне нужен был кто-то «неправильный», кто-то сломанный, чтобы понять, что моя жизнь хороша. Это просто эксперимент, игра, которую можно завершить в любой момент. Но она зашла слишком далеко…»

— Я понимаю, что тебе сейчас плохо, но это пройдёт, — Бродяга стиснул его плечо и ободряюще улыбнулся. — Ты ещё встретишь хорошую девушку, которая полюбит тебя.

— Такая уже была, — печально откликнулся Светофор, вспоминая Лису. «Эту жизнь мы с тобой уже прожили». Помолчал немного, изучая лицо брата, и уставился под ноги. — Не в этом дело.

— А в чём же? — обеспокоенно спросил Бродяга.

— Элли беременна.

— Вот чёрт… — Бродяга докурил и растёр окурок о тонкое белое блюдце, служившее пепельницей.

Светофор усмехнулся.

— Можешь не волноваться, она собирается сделать аборт. Сказала, что ребёнок в её планы точно не вписывался.

Бродяга помолчал, вздохнул и взъерошил волосы.

— Ты же понимаешь, что так будет лучше для всех?

Светофор покачал головой.

— Не знаю. Он ведь уже есть. А теперь из-за того, что мы такие дураки, его не будет.

Бродяга то ли смутился, то ли растерялся, продолжил полушёпотом:

— Слушай, это ещё не ребёнок даже. Он ещё не родился и на младенца-то пока не похож, — торопливо проговорил брат, обняв его за плечи. — Вам обоим по восемнадцать лет и, если уж честно, какие между вами чувства? Точно не те, которые нужны для создания семьи.

Брат говорил правильные вещи, и Светофор кивал, но думал о своём. Элли даже не спрашивала его мнения, просто поставила перед фактом. А он ответил: «Я ещё не решил». Она же сказала: «Это и не тебе решать». Вот так, будто подвела черту, сделала шаг назад, и они вновь очутились в разных мирах, разделённые тонкой стеклянной стенкой. Вот только теперь у них точно было что-то общее. Чем больше думал об этом, тем больше жалел малыша, которому не суждено появиться на свет. И вновь в груди полыхнула тревога.

Светофор разыскал ботинки на полу, подхватил куртку и улыбнулся брату.

— Мне надо идти.

— Куда тебя опять понесло? — устало спросил Бродяга.

Светофор мотнул головой, просовывая руки в рукава. Может, ещё не поздно отговорить Элли? Адрес он знал.

* * *

Элли жила в большом и светлом каменном доме, укрытом зелёной изгородью. Бежевые стены заросли плющом, а над низким заборчиком поднимались колючие кусты с мелкими розовыми и алыми розами. Матушка у неё любила всё красивое, но на сад не находила времени, какая-то специально обученная тётка наведывались к ним два-три раза в неделю и наводила порядок. Элли как-то об этом упоминала.

Где её комната, Светофор, конечно, не знал. Притормозил у калитки, разглядывая дом, будто какого-то знака ждал. А знак и вправду случился — через каких-то минут десять Элли вылетела на крыльцо грозная, будто древняя воительница. Её короткое голубое платье трепал ветер, а выражение лица было донельзя сердитым.

— Ты что здесь делаешь?! Совсем рехнулся?! Как ты вообще меня нашёл? — спросила она, скрестив на груди руки.

Светофор улыбнулся, словно не произошло между ними никакой ссоры, ухватил её под локти и, наклонившись, дунул в лицо будто рассерженному котёнку. Казалась она милой маленькой принцессой, а он, чёрт возьми, уж точно не принц — паяц — не более. Даже на бродягу-барда не тянет.

Элли оторопела и растерянно уставилась на него, хлопая светлыми ресницами.

— Ты такая злая была, как маленькая собачка, хотел, чтобы ты немного расслабилась, — с ухмылкой пояснил Светофор. — Моя Алиса.

Элли нервно откинула прядь волос с лица и поджала губы, выдала на тон тише, но с тем же с упрёком:

— Я тебя не звала, мы всё уже решили. Чего тебе ещё надо? Думаешь, у меня не хватает других проблем?

Светофор хмыкнул и почесал в затылке.

— Мы не решили, решила — ты. А я с этим не согласен. Ты и я — неважно, но ребёнок не виноват, я хочу, чтобы ты его оставила.

Элли вздохнула и отступила, стоило разжать руки. Кусая губы, глядела под ноги. А после вымолвила жалобным тоном:

— Ты просто не понимаешь. Как будто бы всё это так легко! Моя жизнь… всё полетит под откос. Универ…

— Ты можешь взять академ, сама ведь хотела подумать, говорила, что тебе учёба не нравится, — предложил Светофор.

Элли качнула головой.

— Я не готова, просто не представляю… — в голосе её сквозило отчаяние, и Светофор преодолел эти два шага между ними, прижал её к груди.

— Я буду рядом, — пообещал он совершенно искренне.

Элли ничего не ответила, а после потянула за руку в дом. Она внезапно развеселилась, провела ему экскурсию и, стянув из тумбочки в родительской спальне ключ, отомкнула отцовский бар. Вытащила наугад бутылку с шоколадным ликёром.

Они выпили немного и, прихватив бутылку, завалились в её комнату — бело-золотую, с большой мягкой кроватью, укрытой тяжёлым расшитым узорами покрывалом, фарфоровыми куклами на комоде и пушистым лимонным ковром. Покои маленькой капризной принцессы — Светофор так и сказал, а Элли лукаво усмехнулась, а после, встав на цыпочки, приникла к его губам.

— Я бы хотела забыть обо всём, обо всех обязательствах и просто жить, — прошептала она, упёршись ему ладошками в грудь.

Светофор обнял её за талию, усадил на кровать и брякнулся на колени перед этим высоким ложем. Долго её разглядывал, упершись ладонями в мягкое покрывало.

— Хотела бы быть настоящей? — спросил он, спустя некоторое время. — Помнишь сказку о деревянном мальчике?

Элли надула губы, обиделась, кажется. Она и правда такая же красивая, как эти её куклы, но вот внутри что, загадка. Да и есть ли там что-то вообще? Красота пленяет, очаровывает, но если в ней нет души, к чему тогда всё?

— Знаешь… плевать. Просто хочу забыть обо всём, хотя бы на время, — вновь повторила, стянув платье через голову.

— Наверно, кровать очень мягкая, — произнёс Светофор с ухмылкой.

— Иди сюда и узнаешь, — пригласила Элли, и он не заставил себя долго ждать.

* * *

Уже опустились сумерки, а они так и не зажгли свет. Лежали, обнявшись в постели, и Элли жарко сопела ему в плечо, а он гладил её по волосам. Глупая фарфоровая девочка, играющая чужие роли. Любовь и жалость похожи немного или всё-таки нет?

Светофор так и не успел ответить на этот вопрос. В коридоре хлопнула дверь, раздались шаги и голоса. Элли испуганно натянула одеяло до подбородка и сжалась в комок.

— Родители вернулись, — заявила она шёпотом. — Боже… — со стоном протянула она. — Мама нашла тест в мусорке, понимаешь? Они знают обо всём. Был ужасный скандал! Тебе нужно выметаться, одевайся, — пробормотала она в спешке.

Светофор хмыкнул и потянулся в кровати.

— Я тебе не пёсик, милая девочка, и не одна из твоих игрушек.

Элли вцепилась в одеяло и взглянула на него умоляюще.

— Пожалуйста, — трагическим шёпотом произнесла она, но было уже поздно. В дверь раздался короткий деликатный стук, а после она распахнулась.

Невысокий полноватый мужчина с льдисто-голубыми глазами застыл на пороге.

— Дорогая, ты бы могла предупредить, что у нас гости, — сдержанно-едким тоном высказал он. — Это, значит, и есть папаша нашего будущего внука? — он вновь прошёлся холодным оценивающим взглядом по лицу Светофора и хмыкнул.

Светофор состроил кривую ухмылку, Элли взволнованно теребила край покрывала, не глядя на отца.

— Что ж, приведите себя в порядок и спускайтесь в гостиную. Думаю, нам всем есть, что обсудить. Жду через пятнадцать минут, — чопорно провозгласил он и притворил дверь.

Элли схватилась руками за голову.

— Мне конец! И всё это из-за тебя! Какого чёрта ты заявился?! — вскинулась она, отбросив покрывало, в спешке принялась одеваться.

Светофор разыскал свою одежду на полу, неторопливо натянул джинсы и футболку «Sex Pistols», вытащил из-под футболки подвеску с шутом и пригладил растрёпанный зелёно-красно-синий ирокез.

— Ну ладно, я готов. Мне бы хотелось услышать, что твой отец скажет.

— Для тебя это шутка? — вспыхнула Элли, пытаясь привести волосы в порядок и уже в десятый раз проведя по ним расчёской.

— Для тебя это было шуткой, — парировал Светофор.

Элли ничего не ответила, вниз они спустились молча.

На маленьком круглом столике расставлены были закуски и печенье в стеклянной вазочке, по краям заняли караул изящные чайные чашки, а в центре деловито возвышался пузатый расписной заварник. Светофор бухнулся в глубокое кресло и одарил приветственной ухмылкой мамашу Элли. Та надменно кивнула в ответ, разливая по чашкам чай. Элли уселась на диван — подальше ото всех. Похоже, решила, что никого нет на её стороне, и вот в груди вновь кольнула жалость. Светофор бросил ей ободряющую улыбку и послал воздушный поцелуй.

Папаша крякнул в своём кресле и прокашлялся. Высокие часы в массивном деревянном корпусе настукали восемь вечера. Начало спектакля.

— Меня зовут мистер Джонс, а это моя супруга, миссис Джонс, — представил папаша, указав рукой в сторону бледной женщины с вытянутым остроугольным лицом — мамаши Элли.

Светофор церемонно кивнул и представился.

Мистер Джонс вмиг поморщился.

— Хотелось бы услышать имя, которое тебе родители дали, а не эту собачью кличку.

— Хм, ну ладно, мистер, — протянул Светофор. — Ричард — так меня зовут родители.

— Так-то лучше, — устроился в кресле поудобнее мистер Джонс. Миссис Джонс благосклонно кивнула, поправив мелкие тёмные кудри. Ненастоящие — искусственные, как и всё в этом доме. Элли говорила, что у матери прямые светлые волосы, но она считает это «мышиным цветом», потому и пытается казаться «интереснее».

— Какие у тебя планы на нашу дочь? — сухо спросила миссис Джонс высоким, хорошо поставленным голосом. Она занималась вокалом в юности, а после «наступила на горло своей песне», решив выбрать что-то более надёжное, чем музыка — бухгалтерский учёт. Это тоже Элли рассказывала.

Светофор цокнул, отпил из кружки и не спеша поставил её на столик.

— М-м, я не думал об этом. Нам просто хорошо вместе, — слегка слукавил он. Может, от того, что какой-то вредный бес тянул за язык, а может, от того, что вся эта театральная атмосфера вызывала желание поиграть слегка. Элли ведь тоже с ним играла, так почему он не может? К тому же, её надменные предки раздражали до зубовного скрежета.

Мистер Джонс некоторое время наблюдал за ним молча, затем отбросил со лба тёмное крыло волос и поправил маленькие круглые очки.

— Раз уж вы оба ни о чём не думали, придётся сделать это за вас. Мы с Мередит уже всё обсудили и приняли решение, — сообщил он, переглянувшись с супругой.

— Ребёнок в таком возрасте — это ошибка, — заявила миссис Джонс. — И, тем не менее, раз уж вы, дети, эту ошибку совершили, мы должны её исправить, — строго заявила она.

Мистер Джонс кивнул, тронув супругу за плечо. Были они чем-то неуловимо похожи, хотя внешне абсолютно разные. Если в их холодных сердцах и теплился огонёк любви, то они уж точно глядели не друг на друга, а в одну сторону.

— Поговорим о насущном. Чем ты занимаешься? Есть работа? — подавшись вперёд, обратился он к Светофору.

Светофор промычал что-то неопределённое, стукнув чайной ложкой о кружку.

— Работы нет, но будет, — в конце концов произнёс он. — Я хочу, чтобы Элли оставила ребёнка. Я буду помогать, постараюсь, — пообещал он. Шутить и придуриваться теперь уже не хотелось. — Спасибо за чай, мне пора, — сказал он, поднявшись.

Элли глядела печально и в глазах её блестели хрустальные слёзы. Решение за ней, как бы там ни было.

Дальше всё закрутилось, завертелось, и в этом водовороте Светофор совершенно не чувствовал себя хозяином собственной жизни. Впрочем, а когда чувствовал-то? Его всё кидало по радиоволнам: то тут, то там…

Мистер и миссис Джонс изъявили желание познакомиться с его родителями. Что ж, пришлось сообщить им «радостную новость». Мамка как обычно в слёзы. Отец был расстроен, потрясён, однако после сказал: «Раз уж Господь послал вам ребёнка, так тому и быть». Светофор горько усмехнулся — никто за него не рад, но отец хоть попытался поддержать.

Предки Элли лишь укрепились в своих разочарованиях после беседы с родителями. Жизнь полна сюрпризов, и, как видно, его «история болезни» им не угодила. Трудно было ожидать иного.

Светофор думал, что Элли запретят с ним видеться, но случилось кое-что другое. Предки её настояли на том, чтобы она оставила ребёнка. Мол аборт в таком возрасте может худо сказаться на здоровье. А дальше сообщили о том, что пришла им пора отвечать за свои поступки, попробовать, так сказать, вкус взрослой жизни.

Лето уже наступило, тёплым июньским вечером они с Элли встретились в цветущем Ричмонд-парке.

— Родители сказали, что снимут нам квартиру и будут сами оплачивать, — объявила Элли, когда они прогуливались по аллее.

— С чего бы такая щедрость? — усмехнулся Светофор, зажав в зубах сигарету.

— Они хотят меня наказать — это точно. За то, что не оправдала их ожиданий, связалась с тобой и вообще… — печально протянула она, тронув его за руку.

— Если подумать, это не так и плохо, — спокойно возразил Светофор.

— Ты издеваешься?! — воскликнула она в сердцах.

— Нет. Может, они решили дать нам шанс? — предположил Светофор, хотя и сам слабо в это верил.

Вопрос остался без ответа. Элли лишь слабо махнула рукой. Кажется, она совсем упала духом. Светофор позвал её в кино, пусть немного развеселится, вот только на проезд денег уже не осталось. Это ерунда — добраться можно и на попутках или завалиться к кому из друзей, кто живёт поближе. Он привык ходить пешком. Это маленькое неудобство стоило одной улыбки печальной фарфоровой девочки. Может, они ещё смогут полюбить друг друга? Теперь-то есть шанс — они ведь вместе, в одной лодке, точнее в одной квартире будут.

Рассмешить Элли всё-таки удалось. Она хохотала, глядя, как он подбирает рассыпавшийся попкорн на выходе из кинотеатра. Ну опрокинулось ведёрко, бывает, не выбрасывать же всё теперь. Он по крайней мере знал цену деньгам.

— Не вздумай это есть. Это отвратительно, правда! — заявила Элли, взмахнув руками.

Светофор цокнул, но всё же выкинул ведёрко в урну.

— Ну, куда пойдём теперь? — улыбнулась Элли, взяв его за руку. — Я угощаю, — задорно добавила она.

— Не стоит, — сдержанно отозвался Светофор. — Я провожу тебя, идёт?

И Элли кивнула, улыбка её тут же потускла.

Так всё же, наказание или шанс? До переезда оставалась пара недель, и вскоре им обоим предстоит это узнать.

Примечания:

*Альбер Камю.