kiSS&HuG, или Секрет Северуса Снейпа (гет)

Иногда со стороны все выглядит не совсем так, как видим это мы.

5.1

Когда Северус Снейп не вернулся ни через 10, ни через 15, ни через 25 минут, Гермиона Грейнджер решила, что все, историю со Снейпом можно закрыть.

Она выключила свет на заднем крыльце и пошла в дом. Раньше, когда она ждала Снейпа по вечерам, она оставляла свет включенным, чтобы он не трансгрессировал в темноту. Но сегодня Гермиона его больше не ждала.

Про заклятие доверия, позволяющее ему входить в дом без нее, она не забыла. Но ей было слишком больно сейчас заниматься этим. Подождет до завтра.

Гермиона умылась, переоделась и отправилась готовить ужин.

То, что Снейп все же пришел, оказалось для нее неожиданностью. И эта неожиданность выбила ее из колеи. Разговор не клеился, был сумбурным, глупым. Почему-то она вдруг кинулась просить у него прощения. Из-за этого сразу же стало стыдно.

Но, по крайней мере, они спокойно поужинали вместе.

И он признал, что был неправ, сказал, что хочет быть ее другом, хочет вернуть ее расположение.

Но беда в том, что дружбы Гермионе теперь уже мало.

Если бы не сообщение от Лиз Синатра и завтрашняя встреча с ней, Гермиона, наверно, не уснула бы даже со снотворным.

5.2.

Лиз Синатра руководила женским кризисным центром в Лондоне и знала все про нездоровые отношения. А также знала, что главное в ее работе — границы. Это и четкое соблюдение регламентов, и охрана собственных личных границ. Поэтому она принципиально не работала в выходные. Ну разве что ей позвонят из полиции по поводу вопиющего случая, связанного с семейным насилием. Полиции не отвечать она не могла.

Но оказалось, что она не может не ответить, когда ей написала, а потом позвонила Грейс Соммерс, женщина из их компании, и попросила вправить мозги Гермионе Грейнджер.

Лиз знала, что Грейнджер встречается с мужчиной значительно старше ее, бывшим ее школьным учителем, и что они расстались, и Гермиона тяжело переживает расставание. Обычная история… Немолодые мужчины нередко соблазняют молодых женщин, а как доходит до обязательств, бросают их. Гермиона Грейнджер не первая и не последняя. Это грустно. Но пока Гермиона не попросила помощи, Лиз не будет лезть.

Это тоже про четкое понимание границ — помощь только по запросу.

Ну и не видела миссис Синатра в этой истории ничего такого, что требовало бы кризисной помощи. Несчастная любовь — все же обыденная вещь, с ней справляются обычные психологи, и часто даже хватает просто поплакать с подругами.

Но Соммерс настаивала на том, что ситуация у Грейнджер все же по ее, Лиз Синатра, части. Немолодой мужчина начал устраивать влюбленной Гермионе эмоциональные качели, а та никак не может с ним расстаться, и есть основания подозревать, что тут попахивает ни много ни мало психологическим насилием, потому что была ситуация, когда мужчина её оскорбил, причём в интимный момент, и, вообще, Грейнджер уже, похоже, во власти этого человека.

«Лиз, поговори с Герми, я за неё очень беспокоюсь! Она слишком зависит от него эмоционально! Да нифига они не расстались, она его позвала, и он пришёл! И, внимание, Лиззи, ей всё равно плохо! По-моему, она всё же твоя клиентка...» — говорила вообще-то не склонная к излишней драматизации Соммерс.

Именно поэтому Лиз написала Гермионе сразу же после разговора с Грейс Соммерс и переписки с Ниной Парсонс, которая, как оказалось, хорошо знает этого мужчину.

Надо поговорить с Грейнджер и понять, действительно ли та в опасности и насколько нуждается в поддержке.

Именно из того, насколько женщине безопасно в отношениях, и исходит обычно кризисная помощь, и концентрируется она как раз на обеспечении этой безопасности, в том числе через полный разрыв отношений с партнером-абьюзером. Популярные истории типа «в отношениях всегда двое» годится только для семейной терапии, где оба партнера на равных заинтересованы в здоровых отношениях, была уверена Синатра. Ключевое слово — здоровых. А когда женщина заинтересована в том, чтобы ее не унижали, а мужчина в том, чтобы подчинить себе женщину, управлять ей и контролировать ее, принцип «в отношениях всегда двое» не работает. За насилие ответствен только насильник. Это была базовая истина в работе Лиз Синатра.

А сейчас ее задача — понять, есть ли партнерское насилие между этим бывшим учителем и ее подругой Гермионой Грейнджер.

Синатра решила пока поговорить с Грейнджер по-подружески, не приглашать ее в кризисный центр. Неформальная беседа в домашней обстановке поможет расширить границы общения, а в центре придется придерживаться протоколов и регламентов.

Что-то подсказывало Лиз, что свободная беседа даст сейчас лучшие результаты…

Тем более Парсонс рассказала ей, почему на самом деле этот мужчина отказался от влюбленной в него молодой женщины.

По-женски ситуация показалась Лиз безнадежной. Лиз подкована в гендерных вопросах и понимает, что партнерское насилие — это гендерно обусловленное насилие в большинстве случаев, но она все же считает принцип согласия базовым для всех. Если мужчина не хочет женщину, значит, женщине придется с этим смириться. О чем тут говорить?

Но Соммерс и Парсонс очень умные и современные женщины, не подверженные сантиментам и не помешанные на отношениях, и отмахнуться от их просьб пообщаться с Грейнджер Синатра просто не могла.

И Лиз пригласила Гермиону к себе домой в воскресенье.

5.3.

— Фиш-энд-чипс? Пиццу? Нам же надо что-то жевать, пока мы болтаем! Готовить ничего я не буду, я вообще домашнее почти не ем!

— Я за пиццу. И кофе — черный, крепкий, несладкий. Мне принять участие в оплате?

— Не, я рабочей картой оплачу, у меня есть определенная сумма на представительские расходы, на этой неделе я ее не истратила. А кофе сходи сама свари на кухню, найдешь все там. Мне тоже сделай.

Гермионе всегда нравилась прямота Лиз. Они не были так близки, как с Грейс или, особенно, с Ниной, но общались всегда беспроблемно. И уважали подруга подругу.

— У, хорошо… — с наслаждением произнесла Лиз, поднося ко рту кусок пиццы с еще текущим горячим душистым сыром и запивая это раскаленным кофе. — Ну что, сама будешь говорить или я опишу, как вижу твою историю по рассказам Грейс Соммерс и Нины Парсонс?

— Давай ты, Лиз.

Синатра сосредоточилась. Надо же еще не выдать то необычное, что Соммерс и Парсонс знают об этом Снейпе и что просили пока не говорить Грейнджер. Лиз не любила этого «только не говори». Но тут такая странная и при этом вроде безопасная ситуация, что она прислушалась к подругам и решила не выдавать Грейнджер тайну мужчины, в которого та влюблена.

5.4.

— Для начала, Герми, я не даю оценку тому, как ты с ним сошлась, и самой ситуации, тем более не осуждаю твои чувства. Это данность. И ни в чем тебя не виню. Влюбляться — это нормально, хотеть большего от отношений — нормально, доверять человеку, которого любишь — нормально. И, разумеется, как бы ты себя ни вела, я не буду тебя осуждать. Ни за что. Но если тебе вдруг станет некомфортно, неприятно во время разговора, говори мне сразу, ладно?

— Лиз включила профессионалку! — улыбнулась Гермиона.

— Я ее никогда не выключаю, — рассмеялась Лиз.

— Я тоже редко выключаю, — вздохнула Гермиона, — только с вами.

— Значит, с ним не выключаешь?

— Нет, конечно, у нас с ним почти все общение вокруг работы, науки, книг! Это так... Волшебно! Прямо как я люблю! А вообще, он был моим единственным другом, которого я ощущала равным себе. Я со школы была самой умной. А с ним — умный он! При этом он не считает глупой меня. И он единственный мой друг, с которым я говорю не больше, чем слушаю! Был...

Лиз Синатра слушала очень внимательно и отмечала все: то, как подруга воодушевилась, как торопливо вдруг начала звучать ее речь, как в какой-то момент порозовели ее щеки... И как четко она держит границы того, о чем можно говорить, о чем нет. С учетом того, что Грейнджер училась в какой-то закрытой спецшколе и, как оказалось, работает с отцом Нины Парсонс в засекреченном подразделении правительства, отвечающем за безопасность, ей есть, что скрывать, но эта не та тайна, которая должна насторожить помогающую специалистку.

— Значит, так, Герми, как я вижу ситуацию? — выслушав Гермиону и отложив недоеденный кусок пиццы, Лиз Синатра взяла рассудительный тон, который обычно использовала в разговорах с клиентками. — Ты на вечере встречи выпускников в своем частном пансионе сошлась с бывшим учителем. Причем школьного романа у вас не было. Сначала вы общались в основном вокруг науки. Постепенно между вами начало теплеть. А потом возникла интимная ситуация, которую он остановил, причем весьма грубо по отношению к тебе. И после этого пропал. Ты, разумеется, не находила себе места и думала, что сделала что-то неправильно. А потом решила выйти замуж за старого поклонника, но не вышла, потому что он живет в другой стране, а ты не хочешь уезжать из Англии. Тогда ты снова разыскала своего учителя. Так?

Гермиона растерялась. Бывший учитель? Разве можно про одного из сильнейших магов современности, про этого яркого и самобытного мужчину сказать «бывший учитель»?! Это же Северус Снейп! Это же исключительнейший человек! Это не какой-то там бывший учитель!!!

Но ведь никак этого не объяснишь людям не из их со Снейпом мира…

— Гермиона? Я верно понимаю ситуацию или нет?

— Знаешь, я с такой точки зрения я не смотрела. Но, пожалуй, да, верно. Но мне как-то странно слышать о нем «бывший учитель». Он один из лучших профессионалов в своей сфере, очень сильный ученый, мощная личность. И он не беден, как многие учителя, и одевается хорошо, хоть и живет достаточно скромно.

— Если честно, я пыталась нагуглить его имя. Ничего.

— Ну… Мы работаем в ведомстве с высочайшей степенью конфиденциальности, нас никого нет в сети.

— Ты есть!

— Не под своим именем! А откуда ты знаешь?

— Так я же посоветовала когда-то Грейс позвать тебя в журнал!

— Ого! Не знала.

— Кстати, тебе нужна помощь с новой темой? Я много что про сексуальное поведение мужчин знаю.

— Мне интересно тебя послушать! Хотя я уже придумала ход.

— Ладно, но я все же выскажусь. Смотри, самое главное — принцип согласия. Мужчины часто его игнорируют. Им надо прямым текстом объяснять, что нет — это нет, а не «поуговаривай меня», и что молчание — не согласие. Согласие — это четко сказанное да. Можно к согласию добавить еще ответственность и безопасность. Об этом мужчины тоже забывают периодически и постоянно. И обязательно подчеркни уважение к партнерше и внимание к ее реакциям и пожеланиям. Это база. Остальное — как хочешь.

— Хм… И как это все вместить в небольшую колонку?

— Спроси у Грейс, может, еще редакционный материал ей сделаешь. Что-то вроде «Главные принципы хорошего секса». Так себе заголовок, меня саму от него подташнивает, но для глянца и для трафика в сети это и надо.

Гермиона кивнула. Помолчали.

Лиз подождала немного и продолжила:

— Я понимаю, что ты им восхищаешься. И, скорей всего, он в самом деле выдающийся человек. К тому же и Нина его высоко ценит, а это что-то значит, Нина редко о ком хорошо отзывается.

— Разве?

— Да. Просто ты с ней нигде, кроме нашей компании, не встречаешься. А я ее знаю дольше и лучше. Она весьма едкая особа, которая считает большую часть человечества или дерьмом, или дураками. Так вот Нина говорит, что этот ваш Снейп — совершенно особенный человек и очень талантливый. Правда, не говорит, в чем его талант, но ты, вероятно, это знаешь. А Грейс назвала его «харизматичным мерзавцем», а это тоже дорого стоит, Грейс редко о ком из мужчин так отзывается. Кстати, а в какой науке он профессионал-то?

— Он химик плюс дополнительная степень по фармацевтике и первой помощи в чрезвычайных ситуациях.

— Неплохо. Теперь еще больше хочется узнать, какая у тебя специальность. Но не буду расспрашивать. Грейс сказала, ты работаешь с Нининым отцом, а где он работает, я знаю. Кто бы могла подумать, что ты такая… С Нининым отцом, по-моему, даже нормально разговаривать невозможно, как у тебя с ним?

Гермиона предпочла не развивать тему «я знаю, где работает мистер Парсонс» и «кто бы могла подумать, что ты такая», и ответила:

— Есть такое, он жесткий и высокомерный. Но он грамотный профессионал, с ним достаточно держать дистанцию и делать свое дело. А дело я делаю.

— Твой мужчина тоже с вами работает?

— Он не мой мужчина… И не будет моим, к сожалению… Но да. Не в нашем отделе, но в нашем же ведомстве.

— Какой он?

5.5.

Вообще руководительницу кризисного центра для женщин не интересовало, какой он, Северус Снейп, ей важно было послушать, как подруга о нем говорит. Хоть убей, она пока не видела ни эмоциональных качелей, ни циклов насилия, о которых говорила ей Грейс Соммерс, — видела банальную ситуацию, когда пожиловатый одинокий мужчина наигрался в невинную дружбу с молоденькой восторженной женщиной (почти девушкой, если она оденется в джинсы и свитер) и слился, когда запахло серьезными отношениями. Но говорить это Гермионе Грейнджер она, конечно, не будет. По крайней мере, пока.

— Он… Сильный. Умный. Язвительный. Ироничный. Очень умный. Очень сильный. Прекрасно готовит и кормит меня. Я люблю его слушать. Он отвечает на мои вопросы. И он слушает меня. Мне нравится смотреть, как он работает в лаборатории. Нравится, как он смотрит на меня, когда я читаю вслух. У него красивые руки. Когда он стоит, засунув руки в карманы и наклонив голову, я в него влюбляюсь. Каждый раз. Мы с ним несколько раз обнимались. Дважды в танце и один раз, когда… в общем, в грозу, я испугалась, и он меня обнял. Однажды я его чуть не поцеловала. Но не поцеловала…

«О богиня, они читают вслух вместе! Вот же ж парочка! Может, Парсонс и права, они в самом деле подходят друг другу?» — подумала Лиз Синатра.

Но спросила другое:

— Он тебя оттолкнул? Отвернулся? Не ответил на поцелуй?

— Нет, я сама не поцеловала. Я пришла к нему в снегопад, мы баловались в снегу, я его толкнула, он упал и потянул меня за собой. Я оказалась на нем… Смотрела на его губы и не решилась поцеловать, просто сказала, что не стоит лежать в снегу, можно замерзнуть. Но таким тоном сказала… Как секс по телефону.

— Что? Как секс по телефону?

— Ну раньше такие сервисы были, платный звонок, мужчина звонит, а женщина развратным голосом ему рассказывает, во что она одета, точнее, не одета, и что она с собой и с ним делает, а мужчина в это время маструбирует.

Лиз расхохоталась.

— Даже не знала о таком! А ты умеешь делать развратный голос?

— Нет! Что-то я не то сказала. Я очень нежно ему прошептала, что не стоит лежать на снегу… А то кое-что отморозит...

— Яйца? — Лиз продолжала смеяться.

— Да нет же! Ты что! Сказала, что просто замерзнет!

Гермиона замолчала, вспоминая тот февральский день, когда все рухнуло.

Лиз дала ей время попереживать, потом спросила:

— А дальше?

— А дальше он встал, отряхнулся, попросил меня не заигрывать с ним. И сказал…

Гермиона вдруг поймала себя на том, что сейчас заплачет.

То, что он потом сказал, звучало чертовски обидно, оскорбительно, безобразно! Он не должен был так говорить! Не должен! После стольких месяцев хорошей дружбы! После двух месяцев непроходящего волнения и тепла, что появилось в их отношениях в Рождество! И такое!

Ну как так?!

— Он сказал: «Не забывайтесь, мисс Грейнджер!» И я ушла. И он меня больше не позвал к себе и больше ко мне не пришел. Ну, мы несколько раз виделись, но даже разговаривать не могли нормально. Как будто стало не о чем разговаривать.

5.6.

И Гермиона Грейнджер заплакала. Кажется, впервые (или все же не впервые?) после того дня. Она не всхлипывала, не терла глаза, не закрывала лицо. Просто сидела, и из ее глаз текли слезы.

Когда слезы перестали течь и Гермиона перевела дыхание, Лиз произнесла:

— Сходи умойся, а я закажу еще что-нибудь пожрать. Знаю, ты не ешь сладкое, но, может, сегодня захочешь? Фруктовый пирог? Пирожные? Кекс? Мороженое? У моего мужа внизу в нашем доме кондитерская, на первом этаже, я позвоню, он пришлёт кого-нибудь принести, что попросим.

— Так я наконец узнала, чем занимается твой муж, — улыбнулась Гермиона. — Можно мороженое и шоколад?

— Можно, тебе мороженое и шоколад, мне яблочный пирог. Иди умывайся.

Многие современные психологи, а также прочие специалисты не согласились бы ни за что с Лиз Синатра. Она считала, что поесть — очень хороший способ поддержать и порадовать себя. Она часто сталкивается с женщинами, которые после жизни с деструктивными партнерами банально боятся есть. И удовлетворение пищевых желаний — один из первых шагов к восстановлению их контакта с собой и их контроля за своей жизнью.

Надо дать женщине выбрать, что она хочет, и удовлетворить это ее желание, и станет легче. Почему бы не начать с выбора еды?

Плюс еда — это основа жизни. Поэтому есть надо.

И то, что Гермиона смогла заплакать, тоже было хорошо. Слезы выводят сердечные токсины, как любит говорить одна из немолодых сотрудниц ее кризисного центра.

— Значит, он хорошо готовит и кормил тебя, когда вы встречались у него? — спросила Лиз Гермиону, когда та пришла в себя.

— Дааа! Я любила сидеть на кухне в кресле и смотреть, как он готовит.

— То есть, он ввел тебя в свою жизнь? Открыл тебе свой дом, свою лабораторию, свою кухню, свою библиотеку? Нина сказала, у него отличная научная библиотека.

— Нуу… Да.

— И ты проводила с ним почти все выходные?

— Угу. Это было классно…

— И ты, когда начала встречаться с ним, стала реже общаться с подругами и друзьями и куда-то выходить?

— Эээ. Да.

— И вы всегда встречались с ним только вдвоем? Вы не проводили время вместе в компании его друзей и твоих подруг?

— К чему ты клонишь, Лиз?

— И ты не представлена его семье как его подруга или как его женщина?

— У него нет семьи!

— Неужели? А Парсонсы?

Гермиона напряглась.

— При этом у тебя самой семьи как раз нет? Родители погибли, а братьев и сестер не было? Так?

Вообще родители Гермионы Грейнджер живы. Когда началась война, она модифицировала им память, заставив их забыть о себе, и переселила их в Австралию. Потом, когда все закончилось, она накопила денег на поездку и полетела к ним, планируя их расколдовать. Но оказалась, что ее мама ждет ребенка, и подвергать беременную женщину магическому воздействию и шоку от того, что им откроется, Гермиона не решилась.

Она знала, что ее родители живут благополучно, что ее сестра чудесный ребенок, и никак не могла решиться снова радикально менять им жизнь, открывшись им и вернув им память…

Вообще заклинание обливиэйт считается почти необратимым. Его можно взломать, но это нанесет мозгу и психике непоправимый ущерб. Но Гермиона Грейнджер не была бы Гермионой Грейнджер, если бы не сохранила изъятые у родителей воспоминания. Они хранились в ее сейфе в Гринготтсе, волшебном банке. Так что, возможно, достаточно просто подселить им их прежне воспоминания, не модифицируя их память снова? Стоит подумать об этом. Тем более ее сестренка, кажется, тоже волшебница.

О том, что ее родители не погибли, знают только Гарри, Рон, родители Рона, Кингсли Бруствер, Люциус Малфой, к которому она обратилась с просьбой снять проклятие с места, где когда-то был дом ее родителей, и теперь остались только развалины, и который помог ей построить новый, пусть очень небольшой и в один этаж, но все равно неплохой дом. И, кажется, Снейп. Хотя, странно, но она не помнит, говорили ли они со Снейпом о ее родителях.

— Герми, ты со мной? — голос Лиз Синатра звучал озабоченно.

— Да, Лиз, мне до сих пор больно вспоминать о родителях. Да, я одна. И, да, по сути последний год я общалась только на работе, со своими ученицами, я занималась с двумя девочками, и со Снейпом. И совсем немного с вами.

— То есть, получается, он вовлек тебя в свою жизнь, заполнил твою жизнь собой, в результате твое общение с другими людьми вне работы почти сошло на нет? По сути, твоя жизнь почти полностью крутилась вокруг него? Так? А когда возникла угроза, что ты захочешь соединить свою жизнь с его жизнью, он тебя грубо оттолкнул и просто исчез? Верно?

Гермиона сидела, как громом пораженная, глядя в глаза подруге.

Потом опустила глаза и стала судорожно запихивать в себя свое мороженое. Поперхнулась. Закашлялась. Отставила вазочку. И как-то сгорбилась в кресле, поникла и кивнула.

Вот честно, Лиз умеет держать жалость где-то за дверью, когда разговаривает с женщинами. Жалость — плохая помощница. Она не дает ничего женщинам, которым надо выбираться из дерьма и устраивать жизнь заново.

Но Гермиону ей сейчас было жалко. К тому же Грейнджер не клиентка, она подруга, хоть и не самая близкая. Самая близкая у нее Джуди Поттер. Та самая Джуди, к которой Гермиона ездила рыдать в конце февраля.

А, значит, сегодняшние ее слезы были не первые. Это хорошо, что она может плакать. Значит, боль находит выход.

5.7.

— Герми, дорогая, я не буду спрашивать, почему ты позвала его вчера. Ты его любишь, а любовь иногда сносит крышу даже самым разумным людям. Но, как ты думаешь, почему он откликнулся и пришел? Понимаю, это непрофессиональный вопрос, мы не можем гадать, какие мотивы у наших партнеров. Но все же, что ты думаешь?

— Он сказал, что хочет вернуть мою дружбу, жалеет о своей грубости. Он просил прощения. Он в самом деле ценил общение со мной, оно много для него значило. И я сама виновата, что дружба развалилась. Я перешла границы, и теперь расплачиваюсь за это.

— Нет, ты не виновата. И не расплачиваешься. Обозначить границы можно разными способами. Он выбрал нагрубить тебе, оскорбить тебя и устроить тебе ад, перестав с тобой общаться. Это его ответственность, не твоя. Ты понимаешь, о чем я?

— Это какой-то слом башки, Лиз! То есть как это — сам выбрал? Ты считаешь, он осознанно мне грубил?!

— Не знаю, осознанно или потому что не привык контролировать свои срывы, я же с ним не знакома. Но так или иначе, есть много вариантов обозначить свои границы, он предпочел оскорбления в твой адрес.

— Это так больно, Лиз... Мне надо это обдумать.

Синатра отвалилась в кресле и взяла кусок пирога. Обдумать, так обдумать.

— А еще он сказал, что готов быть мне только другом, — продолжила Гермиона после паузы, и Лиз отметила, что к теме грубости Снейпа по отношению к ней она не вернулась, надо снова подвести ее к этому, это важно. — А мне надо больше. Я больше не могу только дружить с ним.

— А что ты хочешь?

— Лиз, ну неужели неясно?

— Я хочу, чтобы ты сказала это.

— Я хочу чувствовать, как он меня обнимает. Хочу иметь возможность гладить его руки. Хочу узнать, какие у него губы. Богиня, как я хочу целоваться с ним…

— Замуж за него?

— Нет, замуж я вообще пока не хочу. Может, конечно, я бы пришла к этому, если бы у нас с ним все сложилось… Но он не хочет секса со мной. И мне нельзя к нему прикасаться и флиртовать с ним.

— То есть он хочет, чтобы ваше общение шло по его правилам?

— Ну естественно! Я тоже хочу, чтобы наше с ним общение шло по моим правилам!

— Но ты не наказываешь его за нарушение правил отчуждением и грубостью?

— Нет, конечно… Я хочу быть с ним, поэтому почти готова согласиться на его условия… Но, понимаешь, Лиз, я не выдержу. Я слишком его хочу. Я уже вчера не выдержала и почти призналась ему в любви.

— Могу тебя понять, дорогая. Могу понять…

5.8.

Вообще ситуация казалась Лиз Синатра безнадежной. Если один в паре не хочет секса, второму придется это принять и остаться в рамках исключительно дружбы, либо уйти. Вне щависимости от поведения партнера.

Но Грейнджер не сможет оставаться в рамках дружбы. И если она будет пытаться поддерживать отношения с этим мужчиной, это будет для нее постоянным мучением. И, да, тогда тут будут и эмоциональные качели, и психологическое насилие. Тем более Снейп уже позволял себе оскорбления, а это нехороший знак, ой нехороший.

У Нины Парсонс и Грейс Соммерс есть идея, почему этот Снейп боится сексуальных отношений. Причина странная с учетом его возраста, но не Лиз его судить. И Парсонс, и Соммерс считают, что отношения Грейнджер и Снейпа могут быть счастливыми, если Снейп перестанет бояться сближения из-за своей неопытности. И даже пытаются организовать что-то вроде секспросвета для этого Снейпа.

Черт! До Лиз Синатра вдруг дошло, что колонку «Как сделать счастливой женщину, если у тебя нет сексуального опыта», которую Парсонс собирается подсунуть Снейпу, будет писать Грейнджер! Будет писать вслепую, даже не зная, что это все специально организовано для ее мужчины!

Как-то все это рискованно выглядит… И не очень красиво.

Ладно, Грейнджер может и не узнать, что колонка пишется для Снейпа. Но Снейп-то рано или поздно узнает, что колумнистка Джейн Хагги — это Гермиона Грейнджер! Да она сама ему и расскажет, не сдержится, — в постели или после первой ночи, или после очередной колонки…

Да уж.

Лиз Синатра не любила некрасивые ситуации. Они казались ей неэтичными. Но рассказать Гермионе Грейнджер правду она не может… Вот вляпалась.

5.9.

— Что планируешь делать, Герми?

— Ничего. Посмотрю, как он будет себя вести.

— То есть ты отдаешь ему руль в ваших отношениях?

— Эм. С этой точки зрения я не смотрела!

— Понимаешь, если один партнер хочет секса, а второй не хочет, первому придется уступить, принцип согласия — это свято. Я уже говорила это сегодня несколько раз. То есть тебе остается или согласиться с дружбой, или расстаться с ним, если понимаешь, что не удержишься в рамках исключительно дружбы. Или, а теперь слушай меня особенно внимательно, попробовать поговорить с ним о своих ожиданиях от ваших отношений и о своих желаниях. А из результата разговора станет ясно, есть там у вас эмоциональные качели или нет.

— И как это станет ясно?

— По его поведению во время разговора и после него.

— Я выбрала стратегию ждать…

— И страдать.

— Ну… Да.

Синатра помолчала. Встала, походила по комнате. Постояла у окна. Грейнджер следила за ней глазами. Потом вернулась и силе напротив Гермионы.

— Понимаешь, Гермиона, молча ждать в твоем случае — это, еще раз, не обозначать ему ни комфортные для тебя границы, ни твои желания, ни твои ожидания. А люди в отношениях, где нет четких границ, очень часто ведут себя не совсем корректно и даже не совсем адекватно. Отсутствие обозначенных границ — это, по сути, аморфность и вязкость в отношениях. Одних это развращает, других тревожит, третьих ввергает в рассеянность, четвертых деморализует. Кстати, заметь, открытые или очень широкие границы почти не создают такого эффекта, если они четко обозначены. Понимаешь?

— Кажется, да!

— Хорошо! Давай теперь снова поедим, я выскажу последние мысли, и ты пойдешь. А то уже времени много. Свари еще кофе? Только не такого крепкого.

Гермиона пошла на кухню. В том, что говорила Лиз, есть разумное зерно. Это надо обдумать.

— Лиз, а у тебя есть, что почитать об этом?

— Конечно!

— Можешь кинуть мне ссылки?

— Завтра с работы. У нас есть базовые подборки литературы. Тебе базу или уже для тех, кто знакома с гендерной теорией и темой партнерского насилия?

— И то, и другое.

На прощание Лиз Синатра сказала:

— Я не имею права давать тебе советы, Гермиона Грейнджер. Просто потому, что я не могу нести ответственность за твою жизнь, если ты им последуешь. Но я очень, очень тебя прошу быть уверенной в себе. Ты как будто потеряла себя в этих отношениях.

— Потеряла себя?

— Да, мне так кажется. Хочешь, дам тебе домашнее задание?

— Конечно!

— Лучше выполнять его письменно. Запиши все то, что делает тебя тобой. Что ценно для изначальной, настоящей Гермионы Грейнджер? В чем она сильна? Без чего она не она? То есть без чего ты не ты? Что в тебе главное? И так далее.

— Как интересно!

— Очень интересно!

Лиз вздохнула. Она устала, но видела, что все не зря. Даже от ее призыва задуматься, «что делает тебя тобой», Грейнджер как будто распрямилась, стала заметнее, весомее — и светлее. Значит, они на верном пути.

— Если после этого я буду еще нужна, пиши. И если что-то случится, пиши. И я предупрежу Джуди, она умеет прекрасно утешать, так что если тебе понадобится поплакать, она приедет к тебе. Хорошо?

5.10.

Вернулась домой Гермиона уже затемно. Помылась, выпила очередную порцию снотворного и перед сном заглянула в телефон, у которого весь день был выключен звук. В чате «kiS.S.» было два непрочитанных сообщения, одно написано утром, другое полчаса назад. В первом Снейп желал ей доброго утра, во втором спокойной ночи.

Она ответила ему: «Спокойной ночи!», отключила телефон и уснула.

Пожалуй, впервые за последние два месяца ей не снился Северус Снейп.