Эффект наблюдателя | The Observer Effect (джен)

Вечер того, казавшегося бесконечным, дня Гарри встретил в «Дырявом Котле».

За прошедшие несколько часов паб не сделался ни уютнее, ни симпатичней, зато изменилось кое-что другое: Гарри узнал, что Том (другой Том, чёрт, это всё ещё вызывало путаницу в мозгах), оказавшийся не просто барменом, но и владельцем заведения, с радостью готов сдать Гарри комнату на втором этаже своего притона. По ряду причин это решение казалось оптимальным.

Объявление об аренде жилья, на которое прежде наткнулся Гарри, принадлежало другому пабу, выглядевшему намного чище и презентабельнее «Дырявого Котла». Назывался паб «Белая Виверна», и заправляла там смешливая молодая ведьма с очень длинными, очень кудрявыми и очень рыжими волосами. В общем зале играла причудливая бодрая музыка, исходившая от зачарованного музыкального автомата в углу — автомат, словно напольные часы, заводился ключиком, а внутри у него вращался диск, похожий на циферблат; как и большинство вещей в обиходе волшебников, он казался очень старомодным[34]. А ещё в том пабе подавали замечательный напиток под названием «сливочное пиво», который Гарри сравнил бы по вкусу с эгг-ногом[35], если бы хоть раз в жизни пробовал последний (но он не не пробовал — а потому, хоть и был восхищён, обошёлся без сравнений).

Увы, несмотря на общую приятную атмосферу, роскошь эта была явно не про него. Гарри легко давались выдумки, благодаря которым он беспрепятственно посещал кафе и магазины, но он так и не сумел изобрести ни одной хоть отдалённо приемлемой причины, по которой маленький мальчик без родителей мог бы арендовать здесь комнату на целый месяц.

С хозяином «Дырявого Котла» в этом смысле было проще. У него в голове явно имелось какое-то своё представление о Гарри и, как это обычно и бывает у сумасшедших, оно достаточно плохо соотносилось с реальностью. Воспользоваться данным обстоятельством стало лишь делом техники. После сумбурного и непоследовательного диалога, наполненного восклицаниями «Сэр!», Гарри получил в своё распоряжение ужин (посредственного качества даже по его скромным меркам), грелку (еле тёплую) и комнату, обставленную просто и скудно, зато обладавшую камином и окном.

И в мебели, и в само́м интерьере было что-то такое, что намекало уже даже не на шекспировские, а на вовсе уж средневековые времена: грубая безыскусность каждого предмета, общее впечатление не дряхлости, но изношенности, и некий особый флёр, какой появляется только у действительно старых вещей — аура, позаимствованная у самого Времени. Намёк на древность усиливала столь малозаметная деталь, как слой камыша на полу. Гарри истово понадеялся, что в нём не гнездятся блохи или что-нибудь похуже; пах «ковёр», кстати говоря, на удивление приятно — пижмой и ещё чем-то холодным и острым, вроде полыни.

Усевшись за неказистый стол без скатерти, чьи доски были сглаженными по краям, словно окатанные, как водой, течением минувших дней, а каждая трещинка древесины, казалось, хранила въевшееся сало ещё от застолий артуровой эпохи[36], Гарри опасливо попробовал жаркое (ужасно, как и следовало ожидать от блюда, чьё название включает в себя слово «домашний») и ноздреватый серый хлеб (вкусно), отпил молока из высокого стакана (стакан на вид был тоже старше норманнского завоевания[37] — тяжёлый, толстостенный, мутного стекла) — и понял, что больше хочет спать, чем есть.

Его буквально шатало, перед глазами всё плыло, мысли разбегались — юркие маленькие тени, точно мыши, прячущиеся по углам. Гарри погнался было за одной, но тут его лоб звонко ударился о столешницу, хорошо хоть мимо тарелки. Он со стоном выпрямился. Нужно было поговорить с Томом.

Усталость отступала, стоило лишь взяться за дневник; и этот раз не стал, конечно, исключением. Гарри трепетно перевернул обложку.

«По-прежнему 26 июля

Дорогой Том!

УГАДАЙ ЧТО

я нашёл жильё в волшебном мире!!!

Так, ладно, по порядку.

Купил всё, что нужно, даже больше: мантии (приличные, как ты сказал), ещё разную другую одежду, книжки, телескоп, весы, котёл, чернила — это ты и так заметил, думаю, а ещё я сейчас пишу ПЕРОМ, вот так-то…»

Писать пером, по правде говоря, оказалось дико неудобно. Гарри почесал в затылке, а затем оторвал от пергамента узкую длинную полоску и обмотал её вокруг стержня в несколько слоёв, создав утолщение, которое гораздо ловчее ложилось в пальцы. Том, тем временем, стёр написанное им и отвечал, как обычно не скупясь на комплименты:

«И впрямь — пропустить было бы трудно.

Тебе стоит посвятить какое-то время чистописанию, — твой почерк совершенно никуда не годен. Ты ведь не хочешь, чтобы в «Хогвартсе» у тебя возникли из-за этого проблемы?»

Гарри тяжело вздохнул. Он не хотел. Но перспектива корпеть над прописями душу всё равно не грела.

«Да, да, я всё понимаю, честно.

НУ ТАК ВОТ

Купил ещё сундук — он классный, ты бы только видел…»

Сундук Том одобрил, даже похвалил Гарри за находчивость. И посоветовал не слушать Малкин — тёмным артефактом технически мог называться только тот, который предназначен специально для причинения вреда волшебникам, телесного или душевного. Что к сундуку не относилось совершенно точно. К примеру, запирающие чары на двери могли серьёзно искалечить взломщика, но это ведь не делало дверь тёмным артефактом. Вся суть в намерении: дело двери — запирать, любой случившийся ущерб побочен. В конце концов, можно и вилкой выткнуть себе глаз, если стараться.

Гарри как-то так и думал, он только не сумел бы изложить это столь складно и последовательно.

Ободренный, Гарри поделился мыслями о том, что каждое сто́ящее колдовство тотчас же обзывают тёмным; это заслужило от Тома ироничное согласие:

«По форме есть к чему придраться, но по сути ты скорее прав. Нас окружают косные умы, которыми сполна владеют предрассудки…»

Слово «предрассудки» навело Гарри на другое воспоминание, и он поторопился изложить Тому всю ту чу́дную историю, которую ему сегодня довелось услышать от Розье. По мере пересказа он снабжал её своими комментариями, не в силах удержаться — почти всё поведанное вызывало скепсис.

К примеру — много ли смысла было в том, чтобы явиться в дом к совершенно незнакомой чете с малолетним ребёнком и заавадить всех троих? И сотворить всё это в одиночку, под покровом ночи. Такие вещи либо делают как можно более публично, ради устрашения, либо уж не делают совсем; иначе это можно счесть лишь актом личной мести. Вопрос вдогонку — чем же насолили родители Гарри своему убийце, если это была месть? Даже не так: зачем они ему настолько насолили, вот правильный вопрос.

Когда Гарри предполагал, что его мать и отец скончались в автокатастрофе — он злился на них, ведь они бросили его одного. Затем он узнал, что они были волшебниками — и злость возросла, ведь только чрезвычайно бестолковый, безответственный волшебник позволит себе погибнуть в автомобильной аварии. Теперь, увы, всё выглядело ещё хуже. С одной стороны, способ смерти хотя бы не был откровенно маггловским (особый сорт позора для любого мага — умереть подобным образом, если подумать). С другой же стороны, авария — случайность, а вот добиться, чтоб персонально именно тебя явился убивать лорд Пиночет[38] — это им пришлось ещё ведь постараться.

Неужели в рядах повстанцев совсем не нашлось никого без грудных детей? Неужели победа сопротивления оказалась важнее, чем благополучие собственного ребёнка, которому, вообще-то, требуется хотьодин живой родитель? Почему они не ушли в глубокое подполье? Почему не сбежали в другую страну? Каким странным, альтернативным мышлением надо обладать, чтобы знать, что тебе и всей твоей семье угрожает быть убитыми — и сидеть на месте ровно?

«Всегда следует рассматривать более одного мнения, — рационально заметил Том. — Держу пари, если эти события действительно настолько общеизвестны, то хотя бы кое-что о них будет содержаться либо в книгах по новейшей истории, либо в текстах старых газетных статей. Скажи-ка, офис «Ежедневного Пророка» ведь не переехал?»

Гарри хлопнул себя по лбу, и горячо с ним согласился. И как он сам об этом не подумал — чем собирать досужие сплетни, стоило лучше обратиться к письменным источникам.

«Слухи всё-таки важны. Они предоставляют неофициальную, если угодно — мифологизированную, версию событий, прошедшую обработку мельницами человеческого подсознания. Результаты, конечно, порой бывают удивительными — но слухам верят больше, чем газетам. Ты в целом правильно с них начал — только останавливаться теперь нельзя, нужно изучать вопрос и дальше, и лишь затем составить своё собственное мнение»

Гарри подпер голову рукой. Глаза слипались. На столе мигала одинокая свеча, подчёркивая старомодность обстановки. Очки давили на нос будто две бетонные плиты, пальцы устали от пера — даже усовершенствованное, оно было адски непривычным. Давно пора было ложиться спать, но Гарри не хватало воли прекратить их разговор. И было кое-что ещё, о чём ему хотелось обязательно поведать Тому.

«…Волдеморт!

Ей-Мерлин, я не вру!

Можешь ты себе представить?

Я думал, что всерьёз помру от смеха.

Как думаешь, ведь это псевдоним? Но почему же он такой УЖАСНЫЙ, ведь можно было бы придумать что-нибудь получше — вообще-то, кажется, трудно НЕ придумать чего-нибудь НАМНОГО лучше, даже если не стараться»

Ответ Тома поразил его.

«А я бы, — написал Том, — поступил бы в точности так же. Посмотри: тебя смешит «лорд Волдеморт», поскольку кажется, что этот nom de plume[39] или чрезмерно пафосен, или весьма нелеп, а может быть — то и другое сразу, верно? Отлично, и тем лучше, чем напыщеннее и глупей. Когда люди перестанут потешаться и начнут бояться, когда у них язык отнимется от ужаса, лишая способности вслух произнести то имя, что казалось им смешным — тогда успех можно будет считать вполне достигнутым. Вспомни, твой Розье — он десять лет спустя всё ещё не в состоянии сопротивляться страху, который ему внушает прозвище «лорд Волдеморт». Да, глупое, не спорю; но ведь в том и соль»

Гарри… действительно взглянул на «лорда Волдеморта» новыми глазами.

«Об этом я и не подумал, даже близко, — вывел он. — Звучит чертовски извращённо и умно. А ты бы какой себе тогда выбрал псевдоним?»

«Наверное, какую-нибудь анаграмму, — ответил Том после краткого раздумья. — Мне они всегда казались глупыми донельзя. А ты? Придётся постараться, чтобы превзойти подобное. Ну же, удиви меня»

Гарри потёр лицо. Глаза болели, шрам чесался, голову будто набили ватой. «Ещё немного, — неубедительно солгал он самому себе, — буквально пять минут, и лягу спать».

«ВЫЗОВ ПРИНЯТ! — сообщил он, и наморщил лоб. — Дай мне секунду… так, сейчас…»

Значит, анаграммы… Хм. А неплохой вариант.

«Ррор Гепатит». Нет, ерунда. «Тигр Реапорт». Ещё хуже. «Ретро-Тапир». Непонятно только, куда «г» девать. Для анаграмм он, кажется, чересчур устал. Мозг отказывался работать.

«Герр Тиоптар [40] . Ну, или герр Таротип [41] . Извини, для «лорда» у меня нужных букв нет. Но если люди станут бояться ТАКОГО — значит я просто боженька в их глазах»

«Соревнование ты явно не выиграл, — отозвался Том; Гарри практически мог слышать, как он посмеивается, — но принцип уловил, хвалю. Не пора тебе в постель, дитя? Был долгий день»

Ещё как пора-то. Гарри душераздирающе зевнул и всё-таки закрыл тетрадь. Однако стоило ему очутиться в кровати, как он понял, что не в состоянии заснуть.

Всё отличалось.

Комната была слишком большой, с огромным количеством пустого пространства внутри, с неуютно далёкими стенами и чрезмерно высоким потолком. Было непривычно светло: свет попадал с улицы через окно — слабый, но он просто был, тогда как обычно его не было, как и самого окна. Камыш на полу еле слышно шуршал, и Гарри гадал, не ползает ли кто-нибудь в его толще. Стены тихо-тихо поскрипывали — был ли это ветер, магия, или просто старость, которая расшатывала здание, как зуб в десне, мечтая однажды полностью его разрушить? В трубе нетопленого камина посвистывал ветер. Пахло воском от погасшей свечи, скошенной травой, мышами, пижмой и остатками ужина. Матрас был упругим и вдобавок без комков, подушка — высокой и чересчур мягкой, одеяло — неправильной толщины и веса.

Всё вокруг было не так, как Гарри привык, абсолютно всё.

Он обнаружил, что, хотя так было лучше — объективно лучше, и намного, — он в каком-то роде скучает по своему шкафу. Гарри вырос в этом шкафу, принял его форму, словно тыква, зреющая внутри бутылки, — не в одном смысле, а во многих — и вот теперь внезапно шкаф исчез. Он чувствовал себя улиткой, с которой содрали панцирь. Гусеницей, которую вытащили на свет в процессе окукливания. Моллюском без раковины. Перелинявшей змеёй. Требовалось время, чтобы найти новые точки опоры в изменившемся, расширившемся мире.

Гарри лежал, вглядываясь в тени на потолке, и думал о своём имуществе, оставшемся в чулане. Всё, кроме письма из «Хогвартса», являлось хламом — одежда, постель, несколько тетрадей, несколько карандашей, ручка, фонарик, батарейки, Джейн, игрушечные всадники и Тыквоголовый Джек. Мусор, по большому счёту. Но Гарри неприятно было представлять, как магглы станут трогать своими руками его вещи, пусть даже не имеющие никакой ценности в его глазах. Просто… они были его. Магглам не должно было быть разрешено к ним прикасаться.

С этими мыслями его глаза наконец закрылись.

Ему снилась темнота. Пол ходил ходуном. Надрывно вопил ребёнок, кто-то молился вслух, отчаянно путая слова, кто-то рыдал. Пахло мочой и рвотой. На голову струйками сыпалась мелкая пыль, липнувшая к коже. Он слышал, как где-то снаружи (и почему он решил, что это «снаружи»? где было то «внутри», в котором он находился?) что-то грохнуло, жахнуло со всей силы — и снова, и ещё.

«Нет, — подумал Гарри, — только не так. Я не хочу!»

…и проснулся.

Солнечный свет бил в окно, яркие пятна от него лежали на стенах и потолке — закопчённом, с выступающими балками, таком же ветхозаветном, как всё прочее в комнате. Одеяло сбилось в ногах, но Гарри, улёгшийся спать в новой пижаме, за ночь ни капли не замёрз. Он понятия не имел, сколько сейчас времени, но по ощущению было довольно позднее утро.

Всё ещё лёжа в кровати, Гарри засмеялся от радости.

Никто не пришёл будить его, он проснулся сам. Не нужно было готовить завтрак для свинского семейства, мыть посуду, убирать кухню. Вообще ничего не нужно было делать. Огромный день простирался перед ним, пустой и солнечный как эта комната.

Гарри потрогал дневник, лежавший под подушкой — разумеется, за ночь тот никуда не исчез, но было приятно лишний раз в этом убедиться — потянулся и вскочил с постели.

Ванной комнаты здесь не было. Пришлось обмываться губкой в тазике, зато вода в кувшине, подготовленная с вечера, оказалась неестественно тёплой, почти горячей. «Магия», — с восторгом подумал Гарри. Мыло давало подозрительно летучие разноцветные пузыри. Полотенце снова стало сухим, стоило вернуть его на туалетный столик. Гарри удовлетворённо вздохнул.

Он подозвал Сундук, мирно дремавший в углу у окна, вытащил свою новую одежду и надел её. Она сидела не очень-то привычно, но зато была так похожа на вещи, которые носил Том. Брюки со стрелками, рубашка, пуловер, галстук. С раздражением Гарри заметил, что забыл купить обувь — его кроссовки до того не подходили к прочему наряду, что глазам делалось больно. Ничего, ещё совсем не поздно это исправить. Он накинул мантию поверх всего остального — одну из школьных, вчера он не подумал, что ему потребуются какие-то другие — и пожалел, что в комнате нет зеркала.

Сброшенная перед сном маггловская одежда так и осталась лежать ворохом на полу. Гарри не хотелось к ней даже прикасаться, она словно была кожей, из которой он вылинял, но чуть тронь — возьмёт, и прирастёт обратно, тугая, удушливая, грязная. Он обогнул её по широкой дуге, когда шёл к двери. Волшебная палочка лежала в кармане его мантии, дневник был прибинтован к груди под рубашкой. Гарри чувствовал себя королевским наследником, не меньше.

Ах, ну да, ведь он же и был им — наследником Салазара, не так ли?

Хозяин паба, чистивший от свечного нагара люстру, спущенную с потолка (она, оказывается, крепилась на подвижном блоке, а Гарри и не знал таких тонкостей), при виде Гарри ухмыльнулся, шевельнув усами, и пару раз хлопнул в ладоши.

— Да, сэр! — сказал он радостно. — Полное инкогнито, сэр! Не сомневайтесь! Завтрак?

Гарри пригладил чёлку, которую старательно зачесал на лоб после умывания, и покивал с ответной улыбкой.

На завтрак ему подали овсяную кашу — не слишком привлекательную на вид, но довольно неплохую на вкус, и лучшим ингредиентом послужило то, что Гарри не сам её готовил. Чая в меню не было — только молоко и пиво, но от последнего Гарри вежливо отказался.

Время от завтрака до ланча Гарри провёл самым приятным образом. Он обзавёлся парой «оксфордов», неотличимых от тех, что были у Тома, только, разумеется, поменьше. Долго слонялся по «Волшебному Зверинцу», и почти решился купить сову, но всё же отказался от этой мысли — в «Хогвартсе» была совятня, не было смысла приобретать собственную почтовую птицу. Послушал, как в террариуме зоомагазина ругается сам с собою рунеспур (но комментировать ничего не стал, мало ли кто его подслушивает). Докупил всякие мелочи, про которые позабыл вчера — зубную щётку, обувной рожок, носовые платки, карманное зеркальце и расчёску. Ведьма из галантерейной лавки заверила его, что существует зелье, помогающее укротить даже самые непослушные вихры; Гарри купил и это зелье тоже.

— Мордред и Моргана, — проворчала мадам Малкин, когда Гарри явился к ней за пополнением своей коллекции мантий. — Эта гадость всё ещё с тобой?

Сундук переступил ногами. Гарри насупился.

— Вовсе он не гадость. И не тёмный артефакт. Мне разрешили его оставить.

— Милый… а кстати, как тебя зовут, мой мальчик?

Тут Гарри малость запаниковал. Ну вот, сейчас начнётся! Нет, нужно было придумать что-то, представиться другим именем. В голове мелькнули фамилии предполагаемой волшебной родни. Лучше прочих подходили Блэки — громадное семейство, настоящее созвездие, учитывая имена. К несчастью, в астрономии Гарри был не силён. Но на помощь неожиданно пришла научная фантастика. Посылая мысленный привет парочке любимых авторов, Гарри чопорно склонил голову и изрёк:

— Фомальгаут Блэк, к вашим услугам. Прошу прощение за свою невежливость, мадам, — одним Блэком больше, в этакой их толпе никто и не заметит, рассудил Гарри.

Мадам всплеснула руками.

— Конечно! Как я сразу-то не догадалась! Ещё один бунтарь в семье, я погляжу? Весь в Сириуса… хм, вы и с лица похожи. Кто он тебе — дядюшка?

— Двоюродный, — решил не наглеть Гарри. Он понятия не имел, кто такой Сириус — этого имени Том точно не упоминал, но «двоюродный» подходило почти всем и всегда.

— А, так ты внучок Альфарда! Мерлин, разумеется, ну всё понятно, — она перевела дух и погрозила пальцем. — И всё-таки будь осторожней, тёмные вещицы очень уж опасны. Значит, ещё одна мантия? Какого цвета хочешь? Лично я бы посоветовала зелёный — чудно подойдёт к твоим глазам.

Том не носил зелёные мантии. Гарри тоже настоял на чёрной. Малкин явно была разочарована, но не стала дальше спорить.

«И кто это — Альфард? — размышлял Гарри на пути к книжному магазину. — Мне точно нужен какой-то путеводитель по всей своей родне. Где бы только взять подобный?»

Оказалось — ближе, чем он думал. Справочник под названием «Священные двадцать восемь» не включал Поттеров, но остальные, и в частности Блэки, там имелись. А ещё Гарри стал владельцем таких важных книг как «Величайшие события волшебного мира в ХХ веке» (на неё он возлагал особые надежды), «Современная история магии» и «Взлёт и упадок тёмных искусств» (последнюю было интересно почитать и просто так).

С газетами оказалось сложнее. Офис «Ежедневного Пророка» действительно не переехал — Гарри проходил мимо него уже несколько раз. И, кажется, подшивки старых выпусков можно было отыскать лишь там — в книжной лавке их не нашлось. Возможно, они имелись в библиотеке «Хогвартса», но Том сказал, что он такого не припомнит, а это не внушало оптимизма. Нет, искать нужно было здесь. Но вот как это сделать?

В раздумьях Гарри возвратился к «Дырявому Котлу» и засел в своей комнате.

Версия Розье подтвердилась.

Даже более того — она обогатилась слёзовыжимательными подробностями, которые непонятно как и от кого стали известны. К примеру, Гарри ещё мог понять, как удалось установить, кто из его родителей погиб первым — криминалистика, и прочее в том духе, у магов, верно, было даже больше средств, чтобы исследовать возможные улики. Но кто мог знать, какие последние слова сказала Лили Поттер, и что ей отвечал лорд Волдеморт? Там кто-то рядом свечку им держал, что ли? Или это был художественный вымысел? Если так, то что он делает в, якобы, документальных книгах?

Загадок не становилось меньше. Гарри вытащил дневник и стал делиться с Томом ходом своего расследования.

«Как бы я хотел, — раздражённо нацарапал он, размяв в очередной раз сведённые судорогой пальцы, — иметь возможность просто показать тебе всё, что я читаю. Это становится до жути неудобным»

А ещё — и это Гарри не написал, зато подумал, и уже не в первый раз — когда он всего через месяц отправится в школу, то не сможет так часто общаться с Томом как теперь. Хотя бы потому, что там придётся уделять время непосредственно учёбе. И — в целях эффективности — придётся хоть немного больше спать. А Гарри очень не хотелось жертвовать разговорами с Томом; но он не знал, что можно тут поделать.

«Вот было бы здорово, если бы мы могли видеть друг друга, как тогда в твоём воспоминании, — размечтался Гарри. — Чтобы не писать друг другу, а нормально разговаривать… Ты не подумай, — спохватился он, — я совершенно не против, мне очень нравится с тобой переписываться. Я постараюсь делать это и впредь как можно чаще (ты знаешь, почему)…»

«Потому что ты не существуешь, когда закрыт дневник, но это я лишний раз тебе напоминать не буду — ни к чему», — мысленно закончил Гарри со вздохом, окунул перо в чернильницу, и продолжал:

«…но я просто размышлял — гипотетически — как это было бы УДОБНО»

«Вообще-то способ есть», — скромно заметил Том, дождавшись конца его тоскливых излияний.

Перо выпало из руки Гарри. Шлёпнувшись на страницу, оно оставило громадную кляксу, впрочем, тут же впитавшуюся. Гарри сидел с открытым ртом, не в силах поверить только что прочитанному.

И-и-и…

«И ПОЧЕМУ ДРАККЛЫ ТЕБЯ ДЕРИ МЫ ЕЩЁ ИМ НЕ ВОСПОЛЬЗОВАЛИСЬ

?????

Том?»

«Причина весьма существенная, — после паузы, словно неохотно, отвечал тот. — Скажу прямо: для этого потребуется кое-что, весьма неодобряемое обществом. Кое-что не совсем законное. И если об этом когда-либо узнают — это действительно очень, очень плохо воспримут.

Ты помнишь девиз нашего дома, Гарри?»

Разумеется, он помнил. Главным и единственным девизом Слизерина, ныне, присно и во веки веков было:

«НЕ ПОПАДАЙСЯ!»

«Именно. Так что ты должен чётко понимать, на что идёшь. Не соглашайся, если не собираешься довести дело до конца. Но если ты готов, если в самом деле готов замараться по самые уши, преступить закон и совершить крайне предосудительный в глазах общества поступок — »

Гарри закатил глаза. Эта страсть к пафосу! Она была в Томе чертовски неистребима.

«Да готов я, готов. Выкладывай уже, пожалуйста, а то меня сейчас, кажется, удар хватит»

«Тогда побережём твоё хрупкое здоровье?»

«ТОМ!!!»

«Хорошо, хорошо. Итак, вот что я имею в виду: существует возможность создать мою духовную проекцию, подобие призрака, которая будет видима или невидима по своему желанию, сможет относительно свободно перемещаться, не удаляясь, впрочем, слишком сильно от физического якоря, коим является дневник, и даже колдовать в каких-то умеренных пределах. Это не оживит меня, и нисколько не приблизит к такому состоянию, но, по крайней мере, позволит нам контактировать свободно, именно как ты хочешь, и даст мне большую стабильность»

Ух ты. Гарри обдумал всё сказанное.

«Звучит отлично, даже слишком хорошо. И в чём подвох?»

Потому что жизнь Гарри была так устроена, что всегда должен был быть подвох.

«Потребуется человеческая жертва»

Гарри приморозило к месту. А Том… не шутил насчёт «замараться по уши», не так ли.

«Ты… мы… должны будем кого-то убить?»

«Не буквально. Но мне придётся выпить магию — полностью, всю до капли — из какого-то волшебника. Как я уже говорил тебе, я сам не обладаю даже крохотной частицею волшебной силы — лишь той, которую ты мне добровольно отдаёшь. Этого достаточно, чтобы питать меня на время, пока ты со мною взаимодействуешь, но и только. Создание духовной проекции потребует намного больше, поскольку неизбежны паразитные потери в процессе её перекачки от донора ко мне. Но если всё получится как надо — я обрету собственную магию, не зависящую от того, пишешь ли ты в моей тетради в данный конкретный момент или нет»

Что ж, это было всё же лучше, чем убийство — но едва-едва. Гарри, наверное, предпочёл бы смерть лишению магии.

«Так что нам придётся выбирать, и выбирать тщательно — отнюдь не каждый маг заслуживает столь жестокой участи. Нет, это должен быть какой-то негодяй, человек пустой и абсолютно бесполезный — для общества, семьи, да даже самого себя. Необходимо вдумчиво решить…»

И, внезапно, Гарри уже знал ответ. На самом деле не было ничего проще.

«…тот, кто, владея магией, не в силах распорядиться ею даже в самой малости…»

«Том, — написал он поспешно, в ужасе и в восторге от самого себя; в этот самый момент Салазар определённо мог бы им гордиться, в точности как Том и говорил, — Том!

А это обязательно должен быть именно маг?

Или сквиб подойдёт?»

---------

[34] Называется эта штука «симфонион» и придумал её Пауль Лохман, изобретатель из Лейпцига (Германия). Она представляет собой язычковый механизм, считывающий мелодию с зубчатого металлического диска — как раз сменные унифицированных размеров диски и отличают данную конструкцию от классической музыкальной шкатулки с валиком. К 1886 году симфонионы уже выпускались массово и повсеместно, но век их был недолог — примерно до 20-х годов ХХ века, когда их окончательно вытеснили граммофоны.

[35] Сладкий напиток на основе круто взбитых сырых желтков и молока.

[36] Т.е. рубежа V-VI веков; по преданиям, вождь бриттов и правитель королевства Логрес Артур Пендрагон жил именно тогда. Впрочем, вся его личность легендарна, и наверняка утверждать ничего нельзя.

[37] Т.е. 1066 года, когда произошло вторжение в Англию армии герцога Нормандии Вильгельма (прозванного в начале жизни Незаконнорождённый, а в конце — Завоеватель, что вполне наглядно иллюстрирует его карьеру), и последующее подчинение страны.

[38] Аугусто Хосе Рамон Пиночет Угарте (Augusto Jose Ramon Pinochet Ugarte, 1915-2006) — чилийский диктатор в 1974-1990 годах, пришёл к власти в результате военного переворота 1973 года, свергнув демократически избранное социалистическое правительство Сальвадора Альенде. Автор высказывания «Демократию необходимо время от времени купать в крови, чтобы она оставалась демократией». При нём в стране творилась настоящая кровавая баня и одновременно произошло не менее настоящее «экономическое чудо», из-за чего отношение к личности Пиночета было и остаётся крайне амбивалентным.

[39] «Псевдоним» (фр.)

[40] Herr Tyoptar («herr» — по-немецки «господин» ).

[41] Herr Tarotyp.