Пиратская песнь (джен)

— Капитан тонет вместе с кораблём, — объявил Чёрная Борода. — Пойду напьюсь.

Вспыхнувшая надежда погасла так быстро, что Ника невольно прижалась к Шэю в поисках защиты и утешения. В таком густом тумане больше шансов, что испанцы просто врежутся в Месть и смахнут её с дороги, как досаждающее препятствие. С одной стороны можно было взять шлюпку и попытать счастье вплавь, однако суши рядом не было, а побег стал бы отсрочкой смерти или даже замены быстрой гибели на медленную и мучительную.

Два капитана скрылись в большой каюте Стида, оставив команду перед непростым выбором. Но прыгать за борт, чтобы доплыть до места своей смерти, никто не решился. Олуванде приобнял в непроглядной мгле Бонифацию. Мистер Пуговка начал ворковать со своей чайкой. Пит, Клык и Айван решили посидеть за выпивкой, чтобы повспоминать боевое прошлое. Французик завёл очередную печальную песню о неминуемой смерти, как всегда, нескладную, но душевную.

— С нами Чёрная Борода,

Легенда морских глубин,

Но судьба пиратов не щадит никогда,

Испанцы на горизонте видны,

Нам пора готовиться к смерти, здесь и сейчас.

Ведь наша жизнь — приключение кругом.

Молимся, чтоб наша удача не покинула нас,

И пусть душа улетает в морскую даль за горизонт…

Швед с Крошкой Джоном начали аккомпанировать игре Французика на своих барабанах, а Таракан с плошкой еды ходил по палубе и звал Кроко, чтобы покормить напоследок страшного зверя, к которому он умудрился душевно прикипеть.

Шэй вернулся к штурвалу. Не хватало только ускорить свою смерть столкновением с рифами. Кенуэй каким-то своим особым чутьём мог вслепую ощутить момент, когда стоило уводить корабль в сторону. Течение не стихло полностью и медленно несло Месть куда-то. Но едва ли к безопасности. Ника прижалась к единственному родному человеку на корабле.

«Если уж смерть, то лучше рядом с ним, чем, как крыса, в трюме!» — решила она, чувствуя, как он обнимает её со спины одной рукой.

Затылка коснулось знакомое тепло, и на короткий миг вновь стало хорошо. В душе не поселилась надежда, сердце не согревалось уверенностью в лучшем. Нет. Просто стало хорошо от того, что Шэй рядом. В голове крутилось немало слов, которые необходимо было сказать, прежде чем произойдёт самое плохое. Даже хотелось в чём-то признаться другу детства. Голос не торопился возвращаться. Не больше одного короткого слова за раз. Но какое это слово!

— Шэй… — сумела она выбрать главное.

Объятия стали крепче. Ника вновь чувствовала его губы, трепетно касающиеся её волос. Кажется, он незаметно стянул с неё бандану, освобождая её буйные кудри. В горле вдруг защипало от какой-то невнятной тоски, а в груди наоборот запылало. Всё стало каким-то неправильным и до боли правильным одновременно. Этот корабль, она и Шэй Кенуэй, бросившийся за ней, чтобы защищать бестолковую донью от любых напастей. Его губы спустились к её виску. В тишине и мрачном предзнаменовании конца она услышала его шепот:

— Время. Оно так тянется долго.

Меня послушай хоть чуть-чуть, хотя б немного.

Не так уж много сил осталось в моём теле.

Я умираю без тебя неделя за неделей.

Щёки залил стыдливый румянец. Губы порывались растянуться в глупой улыбке. Эдвард Кенуэй, несмотря на почтенный возраст, славу умелого моряка, умного военного и во всех смыслах мужественного разведчика, когда дело касалось супруги — превращался во влюблённого юношу. Он не стеснялся досужих взглядов, когда посвящал Марии стихи, дарил ей полевые цветы и едва не покрывал землю, по которой она собиралась ступать, парадным мундиром, чтобы она не запачкала ног. Эту невытравляемую романтичную сторону дети воспринимали с невинным смехом. Но кто мог подумать, что сын Эдварда унаследует её от отца. Ника краснела всё больше, понимая, сколько же скрывалось за этими строками.

— И я спасаюсь, закрывая глаза:

Слышу улыбку, тону в твоих волосах.

И я тянусь к тебе, словно тянусь к звёздам.

И я…⁽¹⁾

— Нам нужно стать маяком! — восторженный крик в два горла заставил их вздрогнуть и отвлечься друг от друга.

Ника поспешно повязала бандану, скрывая волосы, и бросилась на палубу. Вновь, как и днём, два капитана просто не могли предаваться тяжёлым мыслям слишком долго. В их мальчишеские головы пришла безумная, невероятная, но гениальная идея. То, что могло спасти весь экипаж.

Чёрная Борода не мешал Стиду раздавать команды, но и сам не упускал возможности вставить своё слово. Времени не оставалось, а сделать требовалось немало. Матросы забегали по судну. Крошка Джон бросил якорь, Ника нашла в капитанской каюте большое зеркало и осторожно вынесла его на палубу. Ни трещинки, ни царапинки не должно было на нём остаться. Следом на носочках за ней вышел Люциус, держа в руках хрупкую масляную лампу в дорогом тонком плафоне, изящно рассеивающем свет. Таракан вместе с Кроко забрались на Воронье гнездо, чтобы наладить систему деликатного подъёма наверх хрупких вещей и не менее хрупкого капитана. Чуть дольше пришлось искать на борту самую большую подзорную трубу.

«Маяк? Маяк, направляющий корабли?» — удивлялась Ника, но не отставала от команды. Если есть шанс на спасение, то хвататься следует обеими руками.

Пит, Крошка Джон, мистер Пуговка и Клык подняли Стида, держащего в руках всё необходимое, до нужной высоты. Там его встретил Тич, и два капитана поспешно начали переоборудовать Воронье гнездо под корабельную версию маяка. Немыслимая авантюра, которая могла прийти в голову только этим двум. Наверху командовал Чёрная Борода, знающий, что и как следует делать. По его команде они установили в нужных местах плоское зеркало и на необходимом отдалении лампу, вскрыв боковую часть плафона. Полученная конструкция вызывала много вопросов, но Ника не задавала их даже мысленно. На то гениальное и кажется безумным. Странная система из закреплённых совместно лампы, подзорной трубы, передающей её свет вперёд, и зеркала, отражающего полученное освещение, хорошо разгоняла мрак, но до вспышек маяка ей было далеко.

Стиду досталась честь разжигать огонь, выплёвывая ром на огонёк. Он робел около секунды, но воодушевление от такой откровенно нахальной пиратской проказы несло его вперёд. От плевков спиртным лампа вспыхивала, как крохотное солнце, а подзорная труба и зеркало делали свет почти слепящим. Раскручивая полученную конструкцию, Чёрная Борода разгонял тьму ярчайшими вспышками, которые в тумане ничуть не уступали лучам маяков. По его команде Крошка Джон во всю мощь своих лёгких издавал низкий гул маяка. Даже зная, что этот гудок издаёт человек, Ника, привыкшая звуку маяка, доносящемуся со стороны порта, едва замечала разницу.

— Маяков следует избегать, чтобы не врезаться в скалы, — шепнул ей Кенуэй. — Никто никогда не думает об этом в таком ключе, но все мореходы это знают.

Вероника судорожно сжала его руку. Команда затаилась. Надежда, теплившаяся в душе, горела не менее безумным огнём, чем тот, что раздувал Боннет. «Маяк» продолжал работать, всё больше и больше походя на настоящий. Вдали послышались крики. Три испанских судна приближались. Но разобрать, получилось ли их обмануть или нет, мог только Тич с Вороньего гнезда. Ожидание съедало всё терпение, но экипаж сидел тихо, как мыши. Только Крошка Джон продолжал подражать гудку маяка.

Наконец…

Чёрная Борода наклонился к ним и жестами показал, что идея полностью сработала. Испанцы разворачивались и спешили уйти подальше от маяка, чтобы не разбиться о скалы. Команда беззвучно предавалась бурному восторгу от этой неожиданной, безумной победы. Лишённые возможности кричать, визжать и улюлюкать, они прыгали на месте и обнимали друг друга. Ника радостно обхватила руками Бонифацию, Люциуса и Таракана, пока Шэй обнимал Французика, Крошку Джона и Шведа. Клык и Айван не отставали от всеобщего восторга. Наверху радостно сцепились Боннет и Тич. Только Лёгкая Рука смотрел на всё с долей отвращения. Но его никто и не звал.

Это был самый безмятежно прекрасный рассвет из всех, что когда-либо видела Ника. К утру туман разошёлся, а восходящее солнце окрашивало облака в самые нежные цвета. Золотой, персиковый, розовый и чуть намечающийся пурпурный. В ранний час Лёгкая Рука перестал вести себя, как хмурая туча, и даже повеселел после разговора с Чёрной Бородой, а тот беззаботно завтракал со Стидом в Вороньем Гнезде. Остальные спали. Ника под контролем Шэя вела корабль вперёд, ни на секунду не отпуская штурвал. Впервые после дня побега она чувствовала себя счастливой.

* * *

«Это были незабываемые дни тренировок с командой Чёрной Бороды», — громко диктовал Люциусу Боннет на мостике захваченного корабля.

С момента, когда испанцы едва не сокрушили Месть во всех возможных смыслах слова, Шэй держался подальше от торговых путей и населённых островов. Боннет, Чёрная Борода и их общая команда успели разозлить все возможные силы, чтобы просто так являться в населённые пункты. Испанцы желали взять реванш, наконец победить Чёрную Бороду и отправить пиратский корабль на дно. Англичане жаждали возмездия за погибшего Бэдминтона и того оскорбления, что им нанёс Боннет. Испанка Джеки тоже была не против покрошить весь экипаж Мести на свои особенные напитки. Не встречая возмущений, Кенуэй оставался рулевым, а несколько шуток, хорошая военная подготовка и пара историй перед сном сделали его желанным гостем в любой компании. Даже Лёгкая Рука смотрел на него, как на что-то стоящее. Остальных он открыто называл бесполезными, добавляя пару крепких словец, от которых Ника невольно бледнела. Такие слова она не слышала даже от пьяных рыбаков в Санто-Доминго.

Дошло до удивительного. Был ли то приказ Тича или личная инициатива вредного пирата, но на второй день после создания маяка Рука начал тренировать команду, как быть полноценными пиратами. Айван и Клык помогали ему по мере сил. Тем временем Чёрная Борода учился у Боннета манерам истинного дворянина, вызывая у Ники удивление. Неужто пиратская жизнь, полная приключений, риска для жизни, постоянных битв и неизвестности, может в какой-то момент стать настолько утомляющей, что на её фоне этикет станет глотком свежего воздуха?

— Если приглядеться, можно заметить явное отсутствие пушек, — обращал всеобщее внимание Тич на судно, к которому они подбирались на шлюпке, — и других орудий убийства. Так что отправимся туда и зададим жару.

Все его лекции Люциус и Боннет попеременно записывали в капитанский журнал. Порой он перекочёвывал в руки Ники как третьего человека на судне, способного писать. Шэй свою грамотность не выставлял напоказ. Он мог даже не упасть в глазах головорезов Чёрной Бороды, если бы отказался участвовать в пиратском рейде, но присоединился ко всем из-за Ники.

— Вот теперь ты сможешь сполна вкусить прелесть истиной сущности пирата, — с раздражающей снисходительной улыбкой шепнул он ей. — Познаешь, чего стоит та самая замечательная смекалка благородных флибустьеров.

— Вот. И. Бу-ду, — упрямо ответила она.

К счастью, речь действительно восстанавливалась. С трудом, но Ника начала преодолевать свой предел в один слог. Сначала она под одобрение команды смогла назвать имена, которые были достаточно короткими для неё — Стид, Тич, Джон, Швед, Клык и Джим. Бонифация не противилась, что было задействовано её придуманное имя. С этой женщиной Ника жаждала поговорить по душам, узнать каково это — быть убийцей, пираткой, скрывать свою личность под мужским одеянием и вообще жить в таком неуютном мире. Ещё сильнее хотелось расспросить о том дне, когда та помогла ей не выдать себя после контузии. Почему помогла? Почему не выдала, когда могла?

Айван и Шэй попеременно помогали Нике продвигать речь дальше. Вскоре к ним присоединился ещё и Клык. Отчего такое участие? Она с робостью принимала помощь, но понять внезапную доброту двух головорезов не могла. Айван вполне мог быть благодарен за вправленную руку, но Клык? При этом старый морской волк пережил множество контузий, в том числе заставивших его замолчать на месяцы, и мог очень многое рассказать о том, как возвращать речь.

— Команда Мести не участвует! — не терпящим возражения тоном приказал Лёгкая Рука, пока они подбирались на шлюпке всё ближе и ближе к цели. — Вы сидите и смотрите, как действуют настоящие пираты в реальном мире!

От последних слов Ника побледнела. Да, Рука смотрел конкретно на Стида и покрывал бранной речью команду, намеренно обходя её стороной как медика, но послание будто касалось именно её! Будто они сговорились с Шэем, что пора окончательно научить одну глупую дворянку жестокому миру пиратства!

И хотя Чёрный Пит открыто пытался доказывать, что он-то настоящий пират, к истинным «настоящим пиратам» Ника оказалась не голова. Им достаточно было только четвёрки суровых головорезов, чтобы устроить на торговом корабле настоящую бойню. Ряженая донья под защитой Кенуэя испуганно жалась в тень. Благо, тем самым она дословно исполняла приказ Руки — сидела тихо и наблюдала. От криков закладывало уши, от развлечений глаза становились круглыми, как блюдца. Кровь проливалась тут и там, топорами отрубали руки, саблями вспарывали животы, ради развлечения поливали матросов маслом и поджигали — люди Чёрной Бороды повеселились на славу.

Ника то бледнела, то покрывалась красными пятнами, с каждой секундой чувствуя себя всё гаже. Весьма галантно Айван сообщил, что все мёртвые тела полагается обшарить. Это тоже обыденная жизнь пиратов. Помимо прочего, можно собрать запасы пресной воды и еды, если таковая заканчивается на Мести. Ничего необычного, стандартные скучные будни, от которых Тич и взвыл. Донья же грызла себя впереди той самой совести за каждую из смертей, но повторяла всё за командой. Осторожно похлопать по линии обуви и обрывкам кюлот, или что там надето на очередном мертвеце. Всё найденное в общую кучу. Следом похлопать за пазухой. Туда перепуганные моряки наскоро прячут самое ценное. Тоже в кучу. Не забыть вырвать золотые зубы. Раздел будет уже на корабле. Про него Тич наговорит отдельную лекцию.

— Ну вот, перед тобой легендарный Эдвард Тич, он же Чёрная Борода, он самый настоящий среди живущих пиратов, — намеренно одухотворённо и нараспев говорил ей Шэй уже после возвращения. — Уверен, часть твоих романов была или про него, или про пирата, с него списанного. Давай, Белка, начинай влюбляться!

Ника нервно сглотнула. Шэй был прав относительно её любимых романов. Сказать хоть слово против не выходило. Львиная доля пиратов действительно будто являлась потерянными братьями Тича, во многом на него походя. Но даже восхищаясь его выдумкой на маяк, бесстрашием в бою и мастерством обращения с саблей, она никак не могла выдавить из себя хотя бы лучик симпатии в его сторону. Не хотело её сердце влюбляться в такого пирата, и чем дальше, тем больше оно отворачивалось от пиратов вовсе.

— Ста-рый, — неуверенно промямлила она, — жес-то-кий. Стра-шно.

В голове также вспыхивали моменты их дурашливости со Стидом, от которой она тоже не была в восторге, да и его меланхолия от собственной излишне долгой пиратской жизни вводила в тоску. Не люб ей был даже самый легендарный из пиратов. Да, в нём было достаточно дружелюбия к команде, смекалка на безумные авантюры, даже некоторая притягательность, когда он строил из себя Чёрную Бороду из книжек, но вместе с тем он отталкивал и отпугивал. Бонифация успела обрасти друзьями и не стеснялась демонстрировать свой талант к владению ножами. На неё команда Бороды только заглядывалась, но близко не подходила, держась на расстоянии брошенного кинжала. А что было бы с ней, с Никой, откройся истина? Чутьё подсказывало, что ей бы пришлось очень плохо.

«Пираты ничего не упускают. Кто знал, что на пирата нужно столько учиться? — восторгался урокам Стид, пока Ника с удивлением смотрела на восторженного капитана. — Я делал большие успехи. Но у меня оказалось так много плохих привычек, что даже стыд берёт…»

Капитан действительно делал успехи. Больше не смотрел в сторону книг, которые утаскивал обычно в первую очередь. Хватило одного раза, когда Чёрная Борода надавал ему по рукам. Стид даже порывался учиться фехтованию с Тичем, но выходило пока очень неуверенно. Тот как-то решил поставить Боннета против Ники, чтобы показать ошибки двух новичков, но быстро прервал их тренировку, когда она, испугавшись самой ситуации, переборщила и едва не нарезала капитана на мелкие ломтики. Что странно и не слишком приятно, она в тот вечер получила от Лёгкой Руки похвалу. Но от такого признания хотелось бежать подальше.

«Что, если они решат, что с капитаном Боннетом им не по пути и переберутся на любой подходящий корабль, а меня силой утащат с собой?» — в ужасе думала она, понимая, что привилегированное положение и одобрение приведут только к такому исходу.

От внимания людей Бороды она убегала к «брату». Как бы он ни раздражал её колкими фразами или предложениями поскорее влюбиться в пирата, чтобы выполнить свою миссию, только с ним она была спокойна за себя. А тот момент, когда они думали, что погибнут… о нём она старалась не думать. Шэй тоже не вспоминал. Всё их совместное время он предпочитал упражняться с ней в говорении, чтобы Ника поскорее смогла самостоятельно изъясняться. Русский язык, которому обучила матушка, возвращался куда быстрее остальных. На английском она говорила с чудовищными паузами и по слогам, но радовалась каждому успеху.

— Подавай сюда всё добро, милый мальчик, или я обрушу на тебя всё возмездие! — тренировался Стид на пленнике стандартным пиратским угрозам. — Что будет очень прискорбно для нас обоих!

Такие угрозы не могли напугать не только пленника, но и чайку мистера Пуговки. Но эти тренировки шли под чутким присмотром Эдварда Тича, который мог в любой момент прервать Боннета и показать на своём примере, как нужно быть настоящим пиратом. От его двух-трёх рыков бояться начинали все, а пленник с визгом рассказывал все секреты, даже те, которые от него не требовали.

— Надо энергичнее, — повторял Борода после того, как очередной бедолага делал под собой лужу от страха. Ника никого из них не винила.

Радовало, что на фоне своей пугающей ауры в бою и при допросе, Тич становился робким первогодкой в школе благородного воспитания, когда речь заходила об этикете. Веронику учили бабушка с дедушкой, знания проверял отец. С юных лет она не могла перепутать прибор для мяса и прибор для рыбы, не говоря о десертной ложечке. При виде краснеющего и пыхтящего Тича, робко тянущегося в очередной раз не за той вилкой, она мысленно пританцовывала на месте от своего превосходства. Ложка для икры, вилка для улиток, вилка для омаров — они в её глазах были настолько различными, что перепутать их казалось немыслимым. Удивительно, что матушка при её богатых знаниях сначала неуверенно замирала за столом, перебирая в памяти, какой прибор к чему относится.

Под властным курированием Стида Чёрная Борода нетвёрдо повторял сложные слова вроде изысканности. И всё же, даже робеющий за столовыми приборами Эд Тич мог сорваться и превратиться в яростное чудовище, стоило кому-то из ещё живых пленных задеть его происхождение в своей высокомерной манере.

Эту особенность высшего сословия Стид, Ника и Шэй впитали с младенчества. Ни один меч не мог ранить так болезненно, как острое слово высокородного господина, знающего толк в причинении боли. Раны заживают, вместо отрубленной конечности можно закрепить изящный крюк, но рана в душе будет кровоточить до самой смерти. Поэтому дворян учат держать удар и отвечать на него ядовитой улыбкой. Этому своих и детей Кенуэй учил, как ни странно, Диего. Все пятеро впитывали его науку, как монахи впитывают истину Библии. Выходец из Старого света знал всё о том, как держать удар тех, кто только словом и может ранить, как беззвучно пронзать взглядом, как улыбаться так, чтобы от этой улыбки всем вокруг становилось больно и как желать всего наилучшего, порождая одним намёком в тоне самые худшие ночные кошмары. Лучше всех преуспела в этой науке Мария Кенуэй, став любимой ученицей отца под ревнивым взглядом юной Ники.

— Эх, я бы показал тебе ложки для соусов, — удрученно заметил Стид во время одного из рейдов и гневно посмотрел на лежащего на полу пленного: — Но они отсутствуют на этом, так называемом, «первоклассном судне»!

— Прошу прощения, — прошамкал разбитыми губами пленник, полностью затоптанный под софу тяжёлыми ударами Клыка. — Не представляли, что будем принимать ваш тип…

Ника прикрыла глаза, стараясь сдержать эмоции. Намечающуюся бурю она почувствовала ещё до того, как Чёрная Борода излишне спокойно повернулся к пленнику и уточнил:

— «Наш тип»? Что это означает? — предельно спокойный голос с лёгкой хрипотцой, что обещала настоящий шторм.

— Это означает, — процедил с едкой усмешкой пленник в офицерском мундире, — что богатый осёл — всё равно осёл!

От воздуха, прошедшего через зубы Тича, занервничали все. Он только набрал в рот воздуха, а ненастье уже было на пороге.

— Осёл? Осёл, твою мать! — прошипел он, едва размыкая губы, что звук вышел по-змеиному пугающим. А в следующую секунду он сорвался со стула, и за жизнь пленника стало страшно даже Клыку, поспешно покинувшему опасное место. — Осёл, твою мать?! Да ты знаешь, кто я такой?! Ты ни черта не знаешь обо мне, сопляк! У меня больше богатств, чем тебе когда-либо снилось!

Под примиряющими словами Стида Борода быстро остыл, и обратно за стол садился таким же спокойным. Тренируя учтивый тон, он плавно и невозмутимо приказал Клыку привязать пленника к чему-то тяжёлому и отправить на дно, но предварительно снять с наглеца кожу. Вилкой для улиток.

Так дошло до названия урока, который Стид, Ника и Шэй выучили с самого рождения, а пираты даже не представляли о существовании — пассивная агрессия. Донья чуть улыбалась от слов Стида и от своих воспоминаний. Да, порой даже всеми любимая младшая де Очоа была вынуждена смиренно сносить колкие замечания сверстниц и чуть более старших девочек своего круга. Дворянские дети учились у своих родителей быть жестокими и не стеснялись применять этот навык с особой изощрённостью. Что забавно, так Мария перестала быть любимой ученицей отца. Насмешки над собой она пропускала мимо ушей, но когда видела, как обижают Нику, срывалась с цепи. Она считала, что выбитые зубы ранят ничуть не меньше, чем жестокое слово.

Жаль, так и не удалось взять уроки язвительных замечаний, замаскированных под вежливость. Ни родители Ники, ни родители Шэя этим навыком не владели в должной мере. Они оставались людьми действия, а не пустой болтовни.

Но сюрпризы на захваченном корабле не закончились. Утопленный господин в форме оказался сопровождающим какого-то дворянина, которого пригласили на бал. Сердце Ники пропустило удар, когда Французик нашёл капитанов и продемонстрировал им интересную находку. Очень знакомую находку…

* * *

— Я умыкнул их красивую одежду, — картинно покрутился он на месте, демонстрируя уже реквизированное дворянское платье, — и нашёл это. Приглашение на весёлый бал-вечерок для этих расфуфыренных упырей.

Бал на корабле близ Порт-Ройал. Кто бы мог подумать, что жизнь так вывернется. Ника сразу узнала приглашение. У неё тоже было такое. Или не совсем такое?

«Неужели бал откладывали? — удивилась она, пытаясь подсчитать, сколько дней прошло с её побега, но несколько раз сбивалась в процессе. На четвёртой попытке она одёрнула себя: — Соберись! Это шанс вернуться домой!»

Вскрытое приглашение призывало сэра Годври Торнроуза принять участие в официальном ужине для избранных. Не совсем бал, скорее его чопорное дополнение для тех, кто совершенно не умеет веселиться, зато зубоскалить мастера. Ника, Шэй и Стид могли распознать этих надутых индюков по завиткам на первом приветственном слове приглашения и держались от таких подальше. Но Чёрную Бороду эта «вечеринка» заинтересовала.

Не всем так повезло, как Французику, мгновенно подхватившему идею Тича и потому отобранному на встречу с дворянством. Чёрный Пит, Люциус и Крошка Джон стали лёгкими жертвами Руки, объявившего себя старпомом и начавшего гонять троицу со своими безжалостными задачами. Пока тирания Руки не коснулась всех, Ника успела шепнуть Шэю о предоставленном шансе на возвращение. Кенуэй моментально выхватил главное из этого раздутого бала для самых-самых — прибытие в достойный порт, а не в пиратскую жуть под названием «Республика». Достаточно проникнуть на корабль, а потом просто не вернуться с остальными на Месть. А уж из Порт-Ройал до Санто-Доминго корабли ходили очень часто.

В приглашении на борт вычурного трёхмачтового флейта количество сопровождающих было указано размыто. Таким образом вышло две троицы: Стид и Тич в качестве компаньонов и Ника в качестве их слуги, а также Французик с Олуванде и Шэй в качестве их мальчика на побегушках.

При виде роскоши судна Ника стоически выдохнула. Как мало она знала о тяге к комфорту своего отца! На фоне этих дворянских выскочек его любимый галеон «Ксана⁽²⁾» казался образцом скромности и аскетизма. Внутренняя отделка этого флейта переходила все границы. Казалось, на борт выгрузили часть королевского дворца и не слишком заботились, сможет ли полученное чудо-юдо держаться на воде или нет. Всё было безвкусно, показательно и отвратительно роскошно. Только самое дорогое и самое новое. Плевать, что цвет палубы не сочетается с цветом баснословно дорогой отделки дверей и стен. В моде красный орех, он невероятно роскошен и изыскан. При этом французский и голландский двор объявил самым модным цветом мятно-зелёный и украсил им стены бальных залов, поэтому тоже надо добавить. И не забыть, что в Российской Империи в моду вошли янтарные канделябры, которые уже покорили мир. А вот мебель обязательно должна быть из королевского алого бархата, прямо лондонский последний писк! То, что на этот кошмар без слёз невозможно было взглянуть, понимали даже пираты, хотя им никто не преподавал такие высокие искусства.

По случаю Боннет занялся внешним видом всех пятерых. С Шэем и Никой всё завершилось достаточно просто. Слуги одевались по подобию господ, но в десять раз скромнее. Для них одежды нашлись на разграбленном корабле. Сложнее было найти тёмный уголок и переодеться, чтобы никто не заметил излишне длинных рыжих волос и девичью фигуру, которая хоть и была длинной и нескладной, но имела ряд отличий от мальчишеской. Да и перетянутая тканью грудь сразу выдала бы ряженую донью с головой. Хорошо хоть солнце закрыло аристократическую белизну кожи плебейским загаром и мириадами веснушек. Вывести такое до возвращения родителей не выйдет, но загар они прощают быстрее, чем успевают полностью рассмотреть.

Кем бы ни был этот Годфри Торнроуз, он очень любил тёмные цвета. В его гардеробе Олуванде и Французик нашли немало красивых дорогих вещей в бордовом, тёмно-лиловом и почти чёрных цветах. Писк моды прошлого сезона, но всё ещё считающийся привлекательным и роскошным. Впрочем, при дворе спокойно относились к мужчинам-однолюбам, которые выбирали один цвет и щеголяли в нём до самых своих похорон.

Отец Ники, сколько она себя помнила, был приверженцем красного и чёрного, отвергая все предложения о золотом. Французик выбрал придворный мундир тёмно-сливового цвета поверх чёрного камзола и такого же цвета рубашки с многоуровневым жабо. Причёсанный и умытый, он вполне походил на благородного господина южных государств или военного, отбившего кровью и победами своё право носить богатые одежды. Олуванде облачился в тёмно-бордовые цвета и на фоне всех остальных выглядел по-королевски. Его алый камзол простого кроя и винные оттенки жюстокора делали его кем-то вроде принца, пришедшего инкогнито. Причёсанный и надушенный Тич одним своим видом доказывал, что не только чёрный, но и лиловый с золотой вышивкой — это его цвет. Стид выбрал скромные и чаще всего модные при дворе цвета — серебристо-белый и глубокий мятный. В сравнении с его белоснежным нарядом для Республики Пиратов он казался скромником, но не забыл водрузить на голову напудренный парик. Представлял всех тоже он как самый опытный:

— Бонжур, сэр Годфри Торнроуз — он вручил своё приглашение встретившему их организатору. Широким жестом он указал на Тича, старательно скрывающего нервозность из-за необычной обстановки: — А это…

— Джефф, — с важным видом сам себя представил Чёрная Борода и добавил ещё более весомо: — бухгалтер.

— Вы можете назваться кем угодно, — шепнул Французик, удивившись такому сдержанному выбору.

— Да, но мне нравится имя Джефф, — кивнул Тич, — и «бухгалтер» звучит, мать его, изысканно.

Олуванде и Французик решили не прибедняться.

— Вы имеете честь лицезреть перед собой крон-принца Египта — Ази, — высокопарно провозгласил музыкант, представляя Олуванде, словно занимался этим всю жизнь. От его важной выхолощенной мины Ника невольно восхитилась. Свою роль он играл потрясающе. Для завершения образа он подал организатору руку «принца» с недвусмысленным: — Прошу.

Даже Олуванде, держащийся своего образа с почти королевским достоинством, округлил глаза, когда организаторы бросились целовать его руки. Французик скромно назвался главнокомандующим армии крон-принца. На слуг, как и ожидалось, никто не обратил внимания. Им кротко указали на дверь, за которой всем мальчикам следовало ожидать приказа аристократов, пока те не натешатся на своём элитном празднике.

Потеряв своих «господ», Шэй и Ника с хихиканьем через каморку для слуг проникли в камбуз и вытащили для себя все изысканные блюда. Да, Таракан под командованием Стида готовил ничуть не хуже, чем повара в Санто-Доминго для губернаторов, но даже там некоторые деликатесы были редкостью, например, клубника! Их самовольство осталось безнаказанным. Напротив, многие слуги всех этих баронов, графов и прочих напудренных дворян и сами приворовывали и спокойно поедали вкуснятину, отдыхая от своих хозяев. Некоторые, словно те же представители высшего света, ничуть не стеснялись сплетничать, рассказывая различные постыдные тайны аристократии. Ника почти их не слушала, хотя некоторые новости её поразили.

— Клуб-ни-ка! — простонала она радостно, поедая сладкую ягоду.

День наметился приятно нежарким. Сама собой в голову прилетела задорная идея устроить что-то вроде пикника на свежем воздухе. Корзинка ворованной еды, игра со слепыми зонами караульных и моряков, немного умений юного разведчика, и никем не замеченные Шэй с Никой уселись на пустующее Воронье Гнездо с провиантом. Солнце ещё не спешило клониться к закату, но зенит миновало, и свет постепенно становился приятно тёплым.

— Даже не верится, что всё так просто, — негромко пробормотала она на русском. На родном языке матушки язык вернулся в прежнюю форму. — Немного повеселимся тут и вернёмся домой!

— По Кроко не будешь скучать? Это ведь питомец Аделаиды, — поинтересовался Шэй, приобнимая её, глядя на бескрайнее пространство моря.

— Я напоила его ромом и сунула в сумку. Он сейчас спит в комнате со слугами, — она улыбнулась, но чуть обиженно ткнула его локтем в бок. — Неужели ты думал, что я брошу своего любимца?!

— С другой стороны, он не пропадёт, — с едва сдерживаемым смехом пожал плечами Кенуэй. — Помнишь, как он забрался на корабль к испанскому послу?..

В это трудно было поверить, но тучи будто наконец разошлись над головой. Судьба перестала наказывать за совершённую ошибку и предоставила настоящий шанс вернуться в родительский дом без лишнего шума. Ника на радостях стащила головной убор и бандану под ним. Сидящих в гнезде их мало кто мог заметить, охрана на корабле была посредственной. Они по очереди спускались проверить спящего Кроко и пиратов, ставших своими.

Во время первой проверки Олуванде с Французиком составляли знакомство с какими-то двумя немецкими размалёванными аристократами, а Боннет с Тичем успешно очаровывали публику остроумными рассказами. Всё шло прекрасно. Как и ещё одна корзинка со вкусностями и бутылкой вина.

Во второй раз, наблюдая за началом заката, спускалась Ника. Волосы вновь пришлось спрятать, а проснувшийся Кроко после трёх сожранных перепёлок никак не успокаивался. Четвёртую птицу пришлось полить вином, чтобы он вновь затих и мирно захрапел. На кухне подавали сладкие десерты. Олуванде с Французиком не было видно, но в некую каюту стояла целая очередь из алчущих чего-то господ, говорящих на французском, немецком и ломаном прусском. Зато в большом зале Чёрная Борода купался во всеобщем внимании, играл на рояле, пел морские песенки и всячески веселился вместе с гогочущей толпой дворян. Стид, напротив, был лишён внимания и скучал, но в целом ситуация складывалась хорошая.

Красивый закат, вышедший на палубу оркестр и выпитая бутылка вина начали подталкивать на игривый лад. Сидеть в Вороньем Гнезде и ждать, когда всё веселье завершится, стало невероятно скучно. Хотелось тоже немного развлечься.

— Как печально, оркестр играет, а никто не хочет выйти на палубу и потанцевать под светом зажжённых ламп и загорающихся звёзд, — многозначительно указала она вниз.

— Что ты задумала, де Очоа? — с подозрением посмотрел на неё друг детства. — Решила выдать себя? Выплясывающих слуг сразу скрутят в бараний рог! Сказать тебе, чем тогда накроется наш план незаметно скрыться?

— У этих вы-со-ко-о-го-ро-дних дам здесь среди покоев целый ворох платьев, взятых на случай, если вдруг захочется сменить гардероб. У мужчин, я уверена, та же история. Все сейчас веселятся с нашими капитанами, а мы незаметно переоблачимся, — хитро подмигнула она ему и, не дожидаясь согласия, поспешила вниз. А то вдруг ещё остановит.

Навыки быстрого перемещения в слепой зоне всех, кто может следить, Ника усвоила ещё в свои пять лет. Навыки взлома отточила до совершенства к десяти годам. А одеваться, пока матушка держит в руке зажжённую короткую лучину, так ещё в семь могла. Хотя в том нежном возрасте порой не успевала за подлым огоньком. Особенно когда дело касалось модных в этом столетии платьев. Три комнаты оставили Нику ни с чем, а в четвёртой она нашла свою пещеру с сокровищами. Немаленькая каюта ломилась от множества платьев, которые несчастные слуги волокли на борт. Ряженая донья была слишком уж худенькой, чтобы мериться фигурами с местными модницами, но если не надевать корсет и вместо конструкции с панье взять тот вариант, где форму платья держат накрахмаленные юбки, то выйдет вполне прилично. Пудрить и красить лицо она не стала. Но пару гребней позаимствовала, чтобы подколоть часть волос. Результат вышел больше бестолковым, чем красивым. Будто ребёнок, надевший материнские платья, но возвращаться и всё отменять не позволяло упрямство. Пусть будет как есть.

Беглый взгляд на капитанов явил уже иную картину. За общим ужином, включающим всё многообразие столовых приборов, Тич стал объектом для насмешек, а Стид и вовсе куда-то подевался. Впрочем, бить тревогу пока было рано, самое время немного повеселиться самим.

Закат золотил палубу, вытягивая тени в бесконечные тёмные линии, когда она появилась. От этой своей выходки девушка порозовела, едва её окинул взглядом один из лакеев. Нику словно облили ледяной водой, следом кипятком и снова холодной. Казалось, что её сразу разоблачили и сейчас последует неминуемое возмездие, но ни один из слуг и бровью не повёл. Да, смотрели, но с мест не сдвигались. А те, кто бегал с поручениями, скользили взглядом и двигались дальше.

Бледно-голубое платье, будто зимнее небо поутру, не слишком шло ей с рыжим цветом волос, а в окружении моря и вовсе казалось невзрачным. Неудивительно, что оно осталось брошенным в каюте. Робость сковывала, но воспитание держало её спину прямо, шею по-лебединому длинной, затылок тянущимся к небу, а походку плавной. Как говорила матушка, девушка должна быть изящной и смертоносной, подобно кобре. Смертоносности учила Аделаида, изящность преподавали учителя танцев.

Заметив приближающуюся девушку в богатом платье, музыканты оживились и начали играть что-то бодрое, вполне подходящее для танцев. Найти бы партнёра…

— Позволите вашу руку, — с чуть насмешливой улыбкой рядом возник Шэй.

Волосы собраны в низкий хвост, сам он щеголял в тёмно-синем жюстокоре и таком же камзоле. Предпочёл что-то скромное и почти незаметное в сумерках и, по совпадению, идеально сочетающееся с небесным платьем. Затея вдруг стала казаться такой глупостью и ребячеством, что Ника едва не начала нервно хихикать. Совершенно не вовремя в голову пришли мысли, что они ни разу ещё вместе не танцевали. Руки начали сами собой дрожать, но упрямство побеждало. Учитель танцев не зря получал свой хлеб, даже одеревеневшая от странного волнения Ника плыла по палубе, увлекаемая танцем, словно только так и жила.

Намечающаяся щетина Кенуэя чуть успокаивала. Всё же это тот самый Шэй, а не то, что она себе надумала. Они просто дурачатся, как было всегда. Только от его взгляда ладони начали потеть, а сердце учащённо биться. В этот вечер он смотрел на неё как-то иначе. От этого взгляда хотелось срочно бежать к зеркалу и проверять, хорошо ли она выглядит. Будто этого было недостаточно он вдруг заговорил:

— Ты, моя Ника, сегодня — прекрасна,

Как луч солнца, восходящий вдруг.

Твои глаза сверкают в небесах,

Как звёзды, что в ночи мерцанием узор свой ткут.

Щёки вспыхнули так, что о них можно было зажигать лучины. Что он такое говорит? Какое ещё «прекрасна»?! Это она-то? Вот Мария да, а ей даже платье не идёт и прическа слишком уж вольная. А ещё столько веснушек высыпало. А бессовестный Кенуэй продолжал:

— Улыбка твоя, мой милый ангел,

Заставляет мое сердце биться быстрее.

Я никогда не видел тебя такой красивой,

И я чувствую, что с тобой мир мой стал… — он чуть замялся и полувопросительно закончил: — Милее.

Эта оплошность позволила Нике выдохнуть и рассмеяться. Да и Шэй стал казаться чуть менее скованным. Кандалы робости спали, позволяя просто веселиться, непринуждённо жаля друг друга добрыми шуточками. Глупое приключение заканчивалось на высокой ноте.

А затем вспыхнул пожар.

Первыми в огромную каюту, где проходил приём, побежали слуги с организаторами. Следом со всех ног помчались музыканты, и только в хвосте пытались узнать, что произошло, Шэй и Ника. Пока остальные силились потушить пламя, быстро охватывающее красивые длинные ленты и флажки, которыми во имя роскоши были обмотаны все спущенные паруса, им удалось разглядеть происходящее. Прикрытые паникой и выставленным у их лиц пушистым веером, дважды ряженые Ника и Шэй растерянно наблюдали, как сливки аристократии, считающие себя выше всех, кроме разве что королей, грязно ругаются и дерутся, стремясь нанести как можно больше вреда. В ход шли самые подлые приёмы, которыми обычно не гнушались только пираты и полностью опустившийся сброд.

Впрочем, на сброд эти дворяне и были похожи. Парики летели на пол, много уровней косметики уродливо смазались, туфли и веера использовались как оружие, пока руки не дотягивались до янтарных подсвечников и канделябров. Даже картины художников, демонстрирующие Содом и Гоморру, казались в сравнении с этим сущей ерундой. Но, что поражало ещё больше, во главе вакханалии с видом великого зодчего стоял Стид Боннет. Эдвард Тич не имел к этому никакого отношения, его даже не было в общем зале. Он явился на шум и поражённо замер:

— Что это здесь происходит? — он с ужасом и восхищением перевёл свой взгляд на Боннета. — Что ты с ними сделал?

— Пассивная агрессия! — победоносно прошептал Стид, с удовольствием глядя на плоды своих трудов.

— И немного секретиков от слуг, которые всё видят и всё знают! — усмехнулся, оказавшийся недалече Французик.

Горящий корабль пришлось покидать тем же способом, которым они на него попали. Шэй и Ника успели за короткое время вернуться к прежнему внешнему виду, схватить в охапку Кроко и погрузиться вместе с остальными на лодку. Тонуть с аристократами совсем не хотелось, а сгоревшие паруса демонстрировали, что если это судно и пристанет к берегу, то очень нескоро. План по незаметному возвращению с треском провалился.

«А ведь мы их оставили без присмотра всего на несколько минут!»

1) FIZICA — А знаешь, там за горизонтом

Вернуться к тексту

2) Ксана в мифологии Испании, прежде всего Астурии — фея. Ксана — существо необыкновенной красоты, живущее в фонтанах, реках, водопадах или в лесах с чистой водой. Она небольшого роста с длинными светлыми или светло-коричневыми волосами, которые расчёсывает гребнем, сотканным из солнечного или лунного света. В день святого Иоанна ксаны играют золотыми украшениями и иными драгоценностями и щедро одаряют смертных, которые сумеют превратить их в обыкновенных женщин.

Вернуться к тексту