↓
 ↑
Регистрация
Имя/email

Пароль

 
Войти при помощи
Временно не работает,
как войти читайте здесь!
Размер шрифта
14px
Ширина текста
100%
Выравнивание
     
Цвет текста
Цвет фона

Показывать иллюстрации
  • Большие
  • Маленькие
  • Без иллюстраций

Долгая дорога к переправе (джен)



Автор:
Бета:
Рейтинг:
R
Жанр:
Драма, Исторический, Пропущенная сцена, Сайдстори
Размер:
Макси | 747 539 знаков
Статус:
В процессе
 
Проверено на грамотность
Императрица не верит в гибель канцлера и решает разыскать его. Их разделяет река людей и событий, но по разным ее берегам они идут к переправе по дороге из прошлого в настоящее — навстречу друг другу.
QRCode
Предыдущая глава  
↓ Содержание ↓

↑ Свернуть ↑
  Следующая глава

Глава 6. Костры меркитов

Жизнь возвращалась к нему неуверенно, будто не знала, за что зацепиться — такое все было хрупкое и слабое. Он схватился за нее сам, как когда-то вцепился в погребальные одежды матери. Тогда его все-таки оторвали и мама ушла. В этот раз ему помогли ухватиться за жизнь две крепкие руки — и удержали ее.

Гуай, тот самый, большой и сильный, сидел рядом и смотрел на него. До встречи с ним мальчик не сомневался, что самый большой и сильный — его отец, но, оказывается, есть еще один. И он не страшный, как Маджартай-аав, от него не хочется куда-нибудь спрятаться.

— Я брат твоего отца, Тал Тал, твой дядя. Зови меня Баяном.

— Баян-гуай?(1)

— Правильно. Молодец!

В первые дни Тал Тал ходил за ним повсюду. При каждом удобном случае просовывал ладошку в его ладонь и хватался за пальцы.

— Ты что, боишься потеряться?

— Нет. Не хочу, чтобы ты уходил. Как мама. Она ушла. А ты не уходи! Не уйдешь?

Баян поднял мальчика на руки и обнял. Ребенок обхватил его за шею, щекотно засопел под ухом.

Прямая и простая натура воина не располагала к долгим и глубоким размышлениям. Да, он испытывал что-то вроде угрызений совести оттого, что в последнее время почти не вспоминал об умерших сыновьях. К своим детям он относился так, как это было принято, — как к продолжению себя самого, своей самой ценной собственности. Продолжение отсечено, злая судьба беспощадно ограбила его, но что проку сетовать на судьбу? Смерть всегда ходит рядом с воином, но она берет свое и в конце концов уходит. А жизнь остается.

— Я не уйду, Тал Тал. А если мне придется отлучиться на время, я обязательно вернусь. Ты мне веришь?

Милость Тенгри ткнулась в его щеку холодным носом:

— Верю, Баян-гуай. Не отдавай меня обратно, хорошо?

— Я тебя никому не отдам...


* * *


В этой комнате пахло не так, как в остальных. Похожий запах привозил с собой отец, когда приезжал домой после долгой отлучки: железо, дубленая кожа, пот. А еще что-то едкое и горькое. Позже Тал Тал узнал, что так пахнет пропитка для стрел и состав для полировки клинков. Они пришли в оружейную.

Слова Маджартая о слабоумии сына задели Баяна сильнее, чем тот ожидал. Пока речь шла о жизни и смерти, все остальное отошло в сторону, но теперь он с затаенной тревогой всматривался в детское лицо: что отразится на нем при виде всей этой хищной роскоши? Неужели его племяннику в самом деле уготована участь смиренного монаха в каком-нибудь монастыре?

Тал Тал какое-то время рассматривал наконечники трех копий, уходившие куда-то под потолок; опасливо посторонился от волчьих, тигриных и медвежьих морд, что скалились с лезвий топоров. Тусклые крутые ребра булав и луки без тетивы, связки стрел и ящик с наконечниками задержали его внимание совсем недолго. Но рядом с ними на высоких распялках висели доспехи и шлемы.

— Баян-гуай, можно? — маленький палец указал на один из шлемов: с золотым околышем, отполированной до зеркального блеска железной тульей и высоким шпилем, украшенным пучком снежно-белого конского волоса. К шлему крепилась широкая кольчужная бармица.

— Ты в нем утонешь! — рассмеялся Баян. И точно: детское лицо скрылось под металлическим куполом по самые щеки. Тал Тал приподнял голову, чтобы видеть дядю; из темноты шлема озорно поблескивали глаза.

— Баян-гуай, я страшный?

— Еще какой страшный!

— Я всех-всех побежу!

— Конечно, победишь!

Теперь уже смеялись оба.

Баян осторожно снял шлем и приладил его на место. Когда он обернулся, Тал Тал уже стоял у противоположной стены, где на специальных подставках покоились клинки в ножнах.

— Это сабли, Баян-гуай?

— Верно. Вот смотри, — чуть касаясь рукоятей, он называл каждую: — килич, тальвар, шамшир, хэлмэ, дао(2). А это меч, ханьский прямой меч цзянь. Такие мечи очень любит наш император.

— Дао, хэлмэ, тальвар, шамшир, килич, — чуть запинаясь, повторил мальчик. Он выглядел очень серьезным и сосредоточенным. — И меч цзянь. Я правильно назвал их имена, Баян-гуай?

— Правильно, — потрясенно ответил Баян. А про себя решил при первой же встрече сказать брату, как сильно тот ошибался насчет «слабоумия» сына. — Ты запомнил все с первого раза, Тал Тал! Ну и память у тебя!

Племянник радостно улыбнулся.

— Можно? — повторил он недавний вопрос.

— Конечно. — Баян снял с подставки цзянь и протянул ему рукоятью вперед. — Крепко берись двумя руками и тяни на себя.

— А почему он, а не сабля, Баян-гуай?

— Потому что он прямой, как палка. И учиться ты сначала будешь с палкой.

— Ты научишь меня драться?! — Звон восторга в детском голосе смешался с металлическим шелестом клинка, покидающего ножны. — Баян-гуай, правда научишь?!

— Обязательно. Только не драться: дерутся бродяги на базаре. Я научу тебя сражаться, Тал Тал. Сражаться и выживать.

В слабых неумелых руках тяжелый меч сразу же повело в сторону. Тал Тал нахмурился, закусил губу и остановил своевольный клинок.

— Со временем ты научишься держать его так, что он сделается продолжением твоей руки. — Баян протянул ладонь. Тал Тал недоумевающе взглянул на нее, но тут же просиял и, неловко вывернув запястья, подал меч так же, как подавали ему, рукоятью вперед.

— Раз уж мы с тобой достали его, давай поможешь мне его отполировать. Сталь любит, когда о ней заботятся.

— Любит? Получается, она живая? А почему о ней надо заботиться?

— Ну, не живая, но... — Баян почесал в затылке. Похоже, ему самому тоже придется учиться, на ходу овладевая совершенно не знакомой наукой ответов на бесконечные детские вопросы.


* * *


— Тебе удалось снять проклятие? — удивилась тетушка Лю, когда Баян, помня ее приглашение, наведался на постоялый двор. — Две луны назад ты выглядел стариком, а теперь сияешь, как новая золотая монета.

— В той деревне мне никто не ответил. Но все-таки я больше не волк-одиночка, у меня появился воспитанник, — с улыбкой ответил он. — Только не говори, что теперь я тебе разонравился.

Ворожея выпустила облачко дыма — на этот раз голубого, с ароматом жасмина и ландыша, — из своей неизменной трубки и молча поманила его за собой.

Тахта оказалась просторной, упругой и не скрипучей.

Когда к Баяну вернулась способность связно говорить, тетушка Лю заставила его во всех подробностях описать встречу с племянником и внешность мальчика.

— Милость Тенгри? Твой брат был прав: лучше бы ты взял другого. От милости богов жди беды.

— Тал Тал останется со мной, и кончен разговор, — отрезал Баян, рывком садясь на тахте. — Все, мне пора, он меня ждет.

— Не сердись, обидчивый, — она мягко потянула его за плечи и уложила обратно. — И не торопись. Ведь твой племянник сейчас не один в доме?

— С ним моя старая нянька, она ему сказки рассказывает. Ох, если бы не она, мальчишка бы меня просто замучил! Сплошные «зачем», «почему» и «расскажи»! Я не мастак выдумывать, да и рассказчик так себе... А он слушает и требует еще. Я как-то заметил, что начал уже по второму кругу рассказывать, как мы к границе ходили и дальше... Так он меня поправляет, представляешь? «Баян-гуай, в прошлый раз ты не так рассказывал!» И где это все умещается у него в голове, она же такая маленькая?

— Как же сильно ты его любишь, — с непонятной грустью улыбнулась ворожея.

— Разве? Я не задумывался об этом.

— Такие, как ты, о любви не задумываются...


* * *


Рыжий жеребенок мотнул лобастой головой и отпрыгнул в сторону. Тал Тал принял суровый вид: уважающий себя мужчина не обращает внимания на всяких жеребят!

Мягкие губы прихватили его сзади за рубашку, дернули — жеребенок вновь отскочил и замер, слегка покачиваясь на длинных тонких ногах.

— Ах вот ты как!..

Прыжок, пальцы хватаются за короткую жесткую гривку, жеребенок взвивается на дыбы и бросается вскачь. Мальчик не отстает.

Начало лета. Цветущая степь стелет под ноги пестрый ковер — алые маки, лиловые и синие ирисы, белый тысячелистник, желтый зверобой и все оттенки зеленого в густой мягкой траве. Солнце — круглое, доброе — смотрит со стороны. Солнце похоже на бабушку Нансалму, разве что к вечеру уходит, а не остается, чтобы рассказать сказку.

Как хорошо бежать! Ноги сами находят дорогу, минуют скрытые в траве кочки, перепрыгивают мелкие лощинки. Рядом топочут копыта: жеребенок взбрыкивает, косится веселым карим глазом.

— Тал Та-а-ал! — доносится сзади звонкий окрик. — Подожди-и-и!

Тал Тал останавливается, оборачивается. Степь — уже не ковер, а разноцветная скатерть на бесконечном столе. На его дальнем конце перевернутыми пиалами виднеются белые юрты стойбища.

По скатерти от них к Тал Талу катится красно-синий колобок.

— Есенбуга! — смеется Тал Тал и срывается с места навстречу младшему брату. Смеяться легко, бежать еще легче. Он уверен, что мог бы взлететь, но бежать веселее.

Пятилетний Есенбуга — коротконогий, круглый, как дынька, с белозубой улыбкой от уха до уха. Бабушка Нансалма не нарадуется: «А все потому, что хорошо кушает!» Тал Тал тоже ест так, что за ушами трещит, но до крепыша Есенбуги ему ой как далеко. Тонкий, непоседливый, он и сам похож на жеребенка, своего верного друга. Тал Тал подбегает к брату и валится в траву — не потому, что устал, а просто это здорово: запрокинуть голову и смотреть в небо сквозь травинки и венчики цветов.

Жеребенок фыркает у мальчишеского виска, слизывает соленую влагу с вспотевшего лба. Ветер приносит от стойбища тревожное ржание. Чуткие уши вздрагивают. Он вскидывает голову и через мгновение уже мчится на голос матери.

— Ты чуть туда не забежал, — проворчал младший брат, плюхнувшись на траву. — Бабушка сердиться будет.

— Ну не забежал ведь, — беспечно откликнулся старший, не меняя позы.

«Туда» — на поляну за глубоким и широким оврагом — им обоим запретили ходить с первого дня приезда в стойбище, на исходе весны. На поляне рос одинокий карагач, весь разноцветный от длинных шелковых лент, привязанных к его ветвям. Рядом с деревом высилась пирамида камней высотой в человеческий рост.

«Это место предков, — объяснил Маджартай, приведя детей к оврагу. Вместе с ними пришел и Баян. — До принятия в род вам нельзя там быть, чтобы не оскорбить их». Есенбуге этого хватило. «Что такое род, аав?» — немедленно заинтересовался Тал Тал. «Род — это мы, меркиты. Я, твой дядя, другой твой дядя...» — «И бабушка Нансалма?» — «И она тоже». — «И я?» — «Ты пока еще нет». — «А кто же я?» — «Ты меркит, но еще не совсем... Уф-ф! Баян, ты говорил, он умный, вот сам и объясняйся с этим умником!»

Маджартай и Есенбуга ушли. Баян в задумчивости стоял на краю оврага, глядя вниз, туда, где по каменистому дну журчал ручей. Тал Тал помалкивал, уже зная, что ответ не всегда приходит сразу же после вопроса.

— Давай спустимся. Тут хорошая вода.

К ручью сбегала извилистая звериная тропка. Солнце давно перевалило за полдень, и на дне глубокого оврага уже копились сумерки. От воды тянуло холодом.

Взрослый опустился на колени, зачерпнул пригоршней воды и выпил. Мальчик повторил его движения. Ледяная вода оставила после себя привкус снега и цветов.

— Род — это как родник, Тал Тал. Вроде бы очень просто: вот вода, она течет, ее можно пить. Можно пройти вверх по течению и увидеть исток. Или пойти вниз и найти, куда он впадает. Исток меркитов далеко отсюда, в горах. Очень давно мы спустились в Великую степь, и с тех пор мы здесь. Человеческая жизнь короткая — как капля. Род бесконечен, как вода. Это просто и сложно одновременно. В день Большого Солнца ты и Есенбуга вольетесь в род. Он станет больше. И вы уже не будете двумя маленькими каплями. — Баян обнял притихшего Тал Тала за плечи. — То же самое скажет глава рода, когда мы с твоим отцом приведем вас на поляну. Но мне хотелось, чтобы ты услышал это заранее и понял как следует. Чтобы знал, кто ты.

— Я меркит. — Тал Тал посмотрел в глаза Баяну серьезно и пристально, как взрослый, и Баян не стал поправлять его.

Солнце с каждым днем все дольше задерживалось в небе. После долгого отсутствия вернулись в стойбище дядя и отец, с ними приехали еще мужчины, а с ними несколько мальчиков. Бабушка Нансалма сказала, что все они родичи, а мальчиков тоже будут принимать в род вместе с Есенбугой и Тал Талом. Целыми днями она что-то шила из красного шелка, сидя в юрте. Однажды, позвав обоих воспитанников, показала им две новенькие рубашки: «Это для вас. Наденете завтра, в день Большого Солнца».

Завтра! Тал Тал и Есенбуга договорились не спать всю ночь, чтобы встретить рассвет, но слишком устали накануне. Еще бы: прибывшие мальчики все, как один, оказались страшными задаваками, и потому во что бы то ни стало требовалось доказать, что братья не хуже их держатся в седле и тоже умеют стрелять из лука. Ну, почти. А какой поднялся треск, когда дело дошло до поединков на палках! У одного из мальчиков даже имелась настоящая сабля, и он утверждал, что это шамшир. Тал Тал страшно возмутился подобным невежеством, принялся доказывать, что сабля вовсе тальвар, а не шамшир, и дело скоро дошло до драки — к счастью, без сабли. Друзья хвастуна сбегали за его отцом, он в это время безуспешно разыскивал свое оружие. Отец разнял драчунов, выяснил причину потасовки, забрал саблю, дал обоим по затрещине и тем самым восстановил мир. Подзатыльник для Тал Тала был с оттенком уважения: сабля в самом деле оказалась тальваром.

Короче говоря, проснуться к рассвету не получилось. Бабушке Нансалме пришлось будить обоих, иначе проспали бы до полудня.

С самого утра над стойбищем витал дух какой-то особой торжественности. Взрослые о чем-то переговаривались со сдержанной радостью, дети ходили нарядные, важные и не устраивали шумных игр. Рыжий жеребенок напрасно звал Тал Тала побегать: их с братом только что вымыли в большом чане с горячей водой, одели во все новое и строго-настрого запретили пачкаться.

На закате откуда-то приехала крытая повозка, запряженная парой круторогих быков. Встречать ее вышло все стойбище: в ней прибыл старейшина рода, тот самый, о котором говорил Баян. Правда, увидеть его не получилось: взрослые закрыли весь обзор, над головами проплыла остроконечная шапка из белого войлока, и старец скрылся в юрте одного из гостей.

Вскоре братьев позвал отец: пора было идти на поляну.

Костер заката полыхает на краю неба. Костер из сухих веток горит на поляне у пирамиды камней. Между двумя кострами стоят люди — взрослые и дети. Старик в синем дэгэле и белой шапке произносит уже знакомые слова о роднике и роде. Голос главы рода глуховат, слышно его плохо. Но Тал Тал и не вслушивается: он помнит смысл сказанного, и этого достаточно. Стараясь не вертеть головой, он всматривается в лица мальчиков и мужчин — его родичей. Частей рода. Меркитов.

Хотя рядом стоит отец, но Тал Тал потихоньку берет за руку Баяна. Тот осторожно сжимает детскую ладонь — все еще маленькую, но уже окрепшую, с первыми мозолями от тетивы. У дяди странно блестят глаза, рукавом другой руки он украдкой вытирает их.

Старик умолкает. Дальним громом откуда-то из темноты надвигается рокот барабанов. Мерные, частые удары, словно где-то рядом появилось огромное сердце. Или это бьются сердца людей рода, гонят по жилам одну, общую для всех кровь?

К костру выводят двух откормленных баранов — черного и белого. Баян отпускает руку Тал Тала: повинуясь жесту старика, они с Маджартаем выходят вперед. Блеск двух ножей, предсмертное блеянье — темные струи крови плещут в две подставленные чаши. Рядом с черным вновь появляется белое: в чаши с кровью добавляют молока. Взяв одну из чаш, старик щедро кропит смесью камни пирамиды. Затем обе чаши пускают по кругу, навстречу друг другу. Тал Тал тоже делает глоток. Старается не морщиться: теплая сладковато-соленая жидкость ему не по вкусу. «Вот теперь ты — меркит! — Отец от души хлопает его по спине. — Идем пировать!»

Умолкли барабаны. Тут и там вспыхивают факелы: веселое шествие возвращается в стойбище.

«Ты теперь не один, понимаешь? — втолковывает племяннику Баян. — И уже никогда не будешь один. Случится беда — род поможет. Это знает каждый из нас».

Между юртами плывет аромат жареного мяса, от которого громко урчит в животе. Вместе с ломтем истекающей соком баранины Тал Талу впервые дают пиалу с архи(3). Пока еще немного, меньше половины посудины, но и этого хватает, чтобы все поплыло перед глазами.

— Ничего, пить тоже научишься! — смех отца и дяди доносится откуда-то издалека.

Веки тяжелеют. Последнее, что видит мальчик, прежде чем провалиться в тяжелый сон, — огромный костер у пирамиды камней и черный силуэт карагача позади. Вокруг костра скользят темные фигуры. Это предки. Они тоже хлебнули архи? Неважно: он вливается в их кружение — без страха, с радостью и гордостью. Его приняли в род.


* * *


Баян сдержал свое обещание. Следующие три года жизни стали для Тал Тала временем синяков, ссадин, кровавых мозолей и ноющих мышц: наука сражаться и выживать не щадит своих учеников. Детский лук сменился взрослым, тугим и тяжелым; стрелять требовалось уже не только с земли, но и с седла, на полном скаку, и попадать стрелой уже не просто в мишень, а в ее середину. Не говоря уже о том, чтобы перед этим махнуть в седло, не касаясь стремян, и заставить лошадь пуститься в галоп тогда, когда она хочет идти неспешной рысью.

В оружейной дядя выделил племяннику персональную распорку, где вскоре повис плотный кожаный нагрудник и шлем из толстого войлока. Отдельной была и полка для оружия — лука, сабли-дао и меча. К стрельбе добавилась рубка бамбука — так, чтобы срезанная часть втыкалась в землю рядом с оставшейся как можно прямее.

Изо дня в день показывая, помогая и направляя, Баян наблюдал, как меняется его воспитанник. По традиции, после принятия в род мальчика обрили наголо. Волосы отросли быстро, но были уже не рыжими, а темно-медными, цвета коры старого карагача, что рос на поляне предков. Потемнели и глаза, став из прозрачно-медовых карими. Теперь в них лишь изредка вспыхивали солнечные искорки, напоминая о «золотоглазом младенце». Да и сам он уже ничем не походил на маленького слабого лисенка. Это был уже подросший волчонок: ловкий, сильный, с прицельным взглядом лучника и вполне хищным оскалом в минуты, когда требовалось пересилить боль и усталость, чтобы стрелять или рубить.

Зиму и начало весны Тал Тал проводил в Даду, но едва в степи сходил снег, его отправляли в стойбище на самую границу империи. Оттуда он возвращался с первыми заморозками и каждый раз долго привыкал к тому, что в комнатах нет очага, а за стеной вместо бескрайнего простора шум и толчея большого города. Баян, к стыду своему, обнаружил, что не всегда понимает его: племянник привозил из степи живую речь меркитов, которую дядя основательно забыл, много лет подряд говоря по-монгольски. Кроме того, в стойбище мальчик научился считать до десяти и складывать десятки; дальше пока дело не шло. Старая нянька Нансалма все чаще заговаривала о том, что хорошо бы отдать его в учебу. «Ведь такой разумник растет, глядишь, большим человеком сделается. Ученые люди богатые, и уважают их все». Баян соглашался, но поиску учителя все время что-то мешало. А вскоре учитель нашелся сам.


* * *


После кончины хана Хубилая на троне империи сменилось несколько императоров. Вернее, их меняли: подлинная власть находилась в руках военачальников, они и решали, кому на этот раз носить золотые одежды и зваться Сыном Неба.

Дворцовые перевороты продолжались с небольшими перерывами более двадцати лет. Императоры мельчали, военачальники становились все более крупными фигурами. В год, который христиане Поднебесной отметили как 1328-й от Рождества Христова, предводителем монгольской знати, а вскоре и негласным правителем империи стал Эль-Тэмур, сын Чжанура, лучшего генерала в армии Хубилая. Сын быстро сравнялся славой с отцом, выиграв несколько крупных сражений, а также преуспел в интригах. Он посадил на трон очередного императора, прошел по трупам к должности канцлера и всем дал понять, что время смуты кончилось. Головы непонятливых и несогласных украсили городскую стену. Так началось правление под девизом «Небесное летоисчисление».

Отец Маджартая и Баяна был одним из самых деятельных и толковых людей в окружении генерала Чжанура. Сыновья унаследовали достоинства отца и сделались верными сподвижниками Эль-Темура. Новый канцлер умел ценить преданность и наградил братьев высокими чинами в правительстве, но заботой об их карьере не ограничился. В начале весны, когда до очередного отъезда Тал Тала в степь оставались считаные дни, они получили от Эль-Тэмура распоряжение явиться в его дом в сопровождении всех имеющихся сыновей в возрасте от семи до девяти лет.

У Сына Неба, да продлятся его годы вечно, подрастают двое наследников. Что, если канцлер решил составить их свиту из отпрысков лучших семей империи? Такая честолюбивая мысль сразу пришла в голову Баяну и уже не оставляла его. А Тал Тал просто сгорал от любопытства и нетерпения, ожидая поездки к самому канцлеру.

У него уже был собственный конь — бывший рыжий жеребенок, верный товарищ по играм. В назначенный день дядя и племянник, одетые в лучшую одежду, торжественно выехали со двора. Их путь лежал по оживленным многолюдным улицам, где приходилось ехать шагом. В какой-то момент толпа полностью перегородила дорогу: горожане что-то бурно обсуждали у доски объявлений, где был прикреплен большой лист бумаги. В глаза бросался ярко-красный цвет первых иероглифов — признак того, что на доске висел императорский указ.

— Там что-то написано, Баян-гуай? — спросил Тал Тал.

Баян зашевелил губами, разбирая написанное.

— Что-то о повышении налогов... — он не договорил. На смену мечтаниям о высокой должности для Тал Тала явился неприятный факт: мальчик до сих пор не умеет читать и писать. Такого ни за что не возьмут в свиту принцев!

— Поехали, не хватает еще опоздать... А ну, дорогу! — Баян врезался в толпу, готовый пустить в ход плеть.

Выбравшись из толчеи, он принялся наставлять племянника:

— Как приедем, все время держись на три шага позади меня. Не верти головой, молчи, если не спрашивают, а если спросят, отвечай с поклоном...

— Низко или не очень, Баян-гуай?

— Что «не очень»?

— Ну, кланяться...

— Ладно, забудь. Просто отвечай вежливо и покороче.

У ворот дома канцлера их уже поджидал Маджартай с Есенбугой. Тал Тал обрадовался брату: дядя нагнал на него оторопь своими наставлениями, и присутствие ровесника подбодрило его. Впрочем, Есенбуга выглядел растерянным и оробевшим — отец, похоже, не поскупился на грозные наставления.

— Отец говорит, нас заберут из дома, — прошептал он, шагая рядом с Тал Талом по внутреннему двору. — А потом сделают этими... евнухами! Чтобы служили императору!

— А кто такие евнухи?

— Я слышал, это такие странные мужчины. Им что-то отрезают между ног...

— Что отрезают? И зачем? — Тал Тал так удивился, что забыл, где находится, и остановился. Встал и Есенбуга — в полном изумлении от того, что старший брат, которому положено быть умнее, совсем ничего не знает.

— Вы в своем уме?! — напустился на них Маджартай. — Живо догоняйте, бездельники!

Много лет спустя, вспоминая первую встречу с могущественным Эль-Тэмуром, Тал Тал признавал, что тот умел располагать к себе людей. Канцлер встретил своих министров, как дорогих гостей, ласково улыбнулся детям, сказал им что-то ободряющее, и пригласил взрослых садиться. Лишь изредка во взгляде, в улыбке, что временами будто застывала на красивом, властном лице, мелькало нечто холодное и безжалостное. Этот человек уже тогда ходил по колено в крови, а с годами погрузился еще глубже.

— Вижу, у вас растут прекрасные сыновья, — сразу приступил к делу Эль-Тэмур. — Должен сказать, и меня боги наградили хорошим потомством. Есть еще несколько почтенных семейств, где родились славные юноши. Мы с вами — опора империи, но, увы, мы не вечны. Нужно готовить достойную смену уже сейчас, чтобы со временем передать государство в надежные и правильные руки. Уверен, вы согласитесь со мной: это важное дело нельзя доверить кому попало. Я долго искал подходящего наставника, пока не обнаружил его во дворце, что закономерно... Эй, кто там, пригласите сюда господина У Чифана!

Вслед за слугой в кабинет вошел высокий мужчина средних лет в черной шелковой одежде ученого с длинными и широкими рукавами. Темные длинные волосы с заметной сединой были частью убраны за спину, частью собраны в «хвост» на темени, схваченный серебряной заколкой-гуань. Рядом с канцлером и его гостями, одетыми в яркую парчу, он смотрелся бы скромным слугой, если б не держался с подчеркнутым достоинством. Войдя, он поклонился хозяину — сдержанно, только опустилась и поднялась голова и чуть подались вперед плечи.

Тал Тал во все глаза смотрел на господина У Чифана. В окружении мальчика были в ходу широкие жесты: слуги кланялись в пояс, рабы падали на колени, равные обнимались и от души хлопали друг друга по спине. Впервые он увидел, что можно поклониться так, чтобы одним скупым движением вызвать к себе безотчетное уважение. Захваченный новым ощущением, не думая о том, как дерзко это выглядит, Тал Тал поклонился в ответ, стараясь, чтобы вышло похоже. Вслед за ним и Есенбуга неловко боднул головой воздух.

Маджартай побагровел; Баян уже замахнулся, чтобы отвесить воспитаннику затрещину, но тут Эль-Тэмур рассмеялся — сочно, от души.

— Какие молодцы, сразу поняли, что им предстоит еще долго кланяться господину У! Да, это ваш будущий учитель. Господин У наставляет в науках наследников его величества и любезно согласился делать то же самое для вас и еще нескольких мальчиков из лучших семей.

Спокойный и внимательный взгляд черных глаз скользнул по Есенбуге, который сразу потупился, и остановился на Тал Тале. Баян ел себя поедом за то, что не удосужился обучить племянника правилам этикета: вместо того, чтобы принять смиренный вид, Тал Тал с любопытством таращился на императорского наставника.

— Юноша, ты смотришь так, словно желаешь о чем-то спросить. — Голос у господина У был под стать взгляду, негромкий и спокойный. — Спрашивай.

— Господин У-гуай, а читать вы меня научите?

Баян мысленно отрубил себе голову, четвертовался и повесился. Какой позор!

— И читать тоже, — серьезно ответил учитель.


1) в дораме, где все, естественно, говорят по-корейски, Тал Тал обращается к дяде уважительным словом «сонбэним». В русскоязычном тексте монгольское обращение выглядит более уместным, хотя и оно, возможно, неверное.

Вернуться к тексту


2) турецкая, индийская, персидская, монгольская и китайская сабли, известные в XIII-XV веках. Их объединяет общее «восточное» происхождение и большая или меньшая кривизна клинка. В их одновременном присутствии в доме Баяна есть определенный анахронизм. Надеюсь, читатели извинят мне его

Вернуться к тексту


3) крепкий спиртной напиток из перебродившего молока

Вернуться к тексту


Глава опубликована: 01.03.2025
Отключить рекламу

Предыдущая главаСледующая глава
10 комментариев
Добрых суток)
Akanaавтор
Взаимно :)
Здравствуйте. Рада видеть вас снова здесь.
Akanaавтор
Sacred2
Здравствуйте, спасибо :)
Спасибо за новую главу. Вашу историю я читаю с интересом, а вот сам сериал смотреть не смогла. Я даже так и не поняла, кто именно среди всех эти персонажей Тал Тал, хотя только ради него и благодаря вашему удивительному повествованию я просмотрела почти 9 серий.
Akanaавтор
Sacred2
Прежде всего большое спасибо за комментарий!
Тал Тал -- это который с каштановыми волосами и с хвостом на темени :)
Но, увы, он примерно до середины дорамы остается в тени, персонажем даже не второго, а третьего плана. Его "звездный час" -- серия №40, где они наперегонки с Ки охотятся за сокровищами убитого канцлера Эль-Тэмура. Ну и дальше по нарастающей, экранного времени у него становится все больше.
В любом случае, я стараюсь свести к минимуму привязку повествования к дораме, чтобы читатели не заскучали и не потеряли нить повествования. К тому же, вся третья часть моего фика -- это уже постканон, где события дорамы практически не упоминаются.
Более того, мой Тал Тал уже даже внешне не похож на себя сериального :) Только рыжий цвет волос остался как характерная деталь:

Я поняла, что ваше фиктворчество переплюнуло канон по логике сюжета и по узнаваемости персонажей. Когда смотрела дораму , чувствовала себя девочкой из далёкого дошкольного детства, когда смотрела зарубежные фильмы и думала: "Это кого сейчас показывают? Чего они все так похожи друг на друга? Их бы хоть одели по-разному. И называли бы не так заморочно". :)
Akanaавтор
Sacred2
Да, разобраться в китайских, корейских (а в этой дораме еще и монгольских) именах -- отдельный квест :))) Тоже далеко не сразу смогла запомнить имена даже главных героев. Помог Кинопоиск, там нашелся полный список действующих лиц с русской транскрипцией имен.
Спасибо за чудесную работу, не надеялась даже найти по императрице Ки что-то настолько красивое и качественное!
Подписываюсь на фанфиксе на что-то впервые за много лет.
Akanaавтор
ishtarborisovna
Спасибо за теплые слова! Надеюсь, продолжение истории не разочарует. Выкладка новой главы задерживается по зависящим (именно так) от автора обстоятельствам, но автор постарается исправить ситуацию до конца августа.
Чтобы написать комментарий, войдите

Если вы не зарегистрированы, зарегистрируйтесь

Предыдущая глава  
↓ Содержание ↓

↑ Свернуть ↑
  Следующая глава
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх