Заветное желание Снейпа (джен)

Нельзя сказать, что эти две недели пролетели незаметно. Скорее, наоборот ― они растянулись до невозможности, будто в каждые сутки какой-нибудь местный Хозяин времени втихаря запихнул по несколько дополнительных часов.

После того, что случилось с Гарри, Снейп стал паранойиком. Он себе в этом честно признавался, но ничего не мог с этим поделать. Даже когда сын довольно быстро восстановился и пошел на занятия, Снейп следовал за ним по пятам, прятался за углами, а иногда в открытую подходил и выуживал Гарри из толпы поклонников, которые теперь таскались за ним постоянно. Его ребенок не по своей воле вдруг стал популярным и теперь вынужден был всем рассказывать в подробностях о нападении, как на него напали и что он при этом чувствовал.

Снейп помогал ему, как мог. Точнее, он считал, что помогает. На самом же деле Гарри отнесся к возросшему вниманию к себе философски. Его куда больше злило, когда Снейп заставлял его краснеть из-за своей несдержанной заботы.

Казалось, что Гарри как-то к нему охладел, и это беспокоило Снейпа так же сильно, как и мысль о возможном повторном нападении на его сына.

Снейп, как мог, отвлекался. Он несколько раз подходил к кабинету Защиты от темных искусств, но так и не смог себя заставить постучаться, войти и поговорить с Люпином. А еще прятался в безлюдных коридорах от Трелони, которая, только его завидев, начинала предсказывать «ужасные скорби и грядущую битву». Она так сильно его достала, что все эти Волдеморты начали казаться ему чем-то вымышленным, детской сказочкой, страшилкой для малышей.

Ему не хватало дружеской поддержки Доры, которая весело общалась со старшекурсницами, усердно и энергично помогала малышам справиться с разными проблемами, была душой любой компании, но завидев его самого, бледнела, краснела и быстренько находила предлог куда-то исчезнуть.

Что ж, наверное, насчет дружбы он поторопился с выводами.

И Мариус. Снейп возвращался к нему мыслями постоянно. Он даже делал это нарочно, чтобы расковырять рану, просто потому, что вдруг забыл, как он выглядит. Он не помнил, какое лицо у его сына, с которым прожил целых семь лет и которого безотчетно и безумно любил. Не мог воспроизвести в памяти его голос. Разве так бывает?

Видимо, да.

В нем будто заблокировались воспоминания, бережно защищая душу. Снейпу хотелось разодрать ее собственными руками, расцарапать до крови, только чтобы почувствовать хоть что-то к своему сыну. Почувствовать адскую боль от того, что тот страдает. Но в голове звучали лишь факты, отдающие пустотой внутри. Как будто речь шла о чужом ребенке. Об одном из тех в мире, что живут в ужасных условиях, но их слишком много, и сердца на всех не хватит. Мариус ― просто один из них.

Снейп ненавидел себя за это и одновременно был благодарен своему сознанию, которое боролось за выживание, как могло.

Но кто знает, что оно выкинет завтра?

Вдруг та самая защита внутри него, похожая на барьер между измерениями, треснет в каком-то месте, и все посыплется?

Снейп не мог гарантировать, что этого не случится.

Поэтому он долго не решался на этот разговор, но все же решился.

Гарри должен быть готов. Он не должен сломаться от боли, если неожиданно и резко все закончится ― все то, о чем он мечтал и чем дорожил большего всего на свете.

Это случилось на прошлых выходных, но Снейп, вспоминая об этом, видит и слышит все происходящее, как наяву.

― Гарри… подойди, ― останавливает он сына, который, придя с учебы, привычно направляется в свою комнату.

Тот, вздохнув, бросает сумку на пол, и идет к нему. Снейп отмечает печаль в его глазах, которая поселилась там после того случая и так никуда не ушла. Наверняка Гарри до сих пор задавался вопросами, почему студент, за которого он некогда заступился, причинил ему столько неприятностей. Снейп ощущал даже на расстоянии, как на него это давит до сих пор. Он пытался с ним об этом поговорить, но тот отвечал односложно, не в пример того, как он вел себя в Больничном крыле сразу после нападения. Но спустя уже день, его сына словно подменили: он больше не хотел открываться и говорить о том, что чувствует, что его беспокоит.

К счастью, переломов у него не обнаружили: Снейп не без содрогания вспоминал о действии Костероста. Он не был морально готов к повторению, но раны на руках и теле заживали куда дольше.

Снейп осторожно прикасается к его все еще перебинтованной руке, легко проводит по волосам.

― Гарри, если вдруг нам придется расстаться...

Эта тема елозила у него в голове с того момента, как они оказались на полу одного из коридоров Хогвартса. Он мысленно сжимается, готовясь к худшему, что ребенок испугается, начнет плакать, но тот реагирует совсем не так, как Снейп ожидает: отталкивает его руку и отступает на шаг.

― Почему ты так говоришь... ты хочешь меня избавиться? ― Его голос взвивается вверх, на лице недоверие и боль, как бывает после предательства.

― Нет, я не... ― пытается пояснить Снейп, но Гарри его не слушает:

― Ты всю дорогу хотел меня кому-то отдать... а потом я поверил тебе... а ты, оказывается...

― Гарри! ― Снейп протягивает руку, желая успокоить, потому что ребенок на грани истерики, но тот снова уворачивается.

― Что на этот раз я сделал не так? ― Он шумно дышит, и осталось всего ничего, чтобы слезы вырвались наружу. ― Портал? Но ты говорил, что веришь, что я не врал насчет.... неважно. ― Он круто разворачивается и бежит к себе.

Снейп стоит у дверей в его комнату, слушая, как тот захлебывается слезами, и просто боится войти. Боится сделать хуже.

Такого давно не было. И было ли вообще?

Гарри кричал на него, злился… но не плакал так в открытую, навзрыд. Из-за него.

― Гарри я никому тебя не отдам. Я люблю тебя.

Он не помнит, говорил ли он это своему ребенку... не будучи сентиментальным он доказывал любовь ежедневно, ежеминутно ― делами, заботой, совместными занятиями, теми же разговорами по душам... в которых, правда, почти не было личного. Такой рафинированный коктейль из позитива, где они старались изо всех сил повернуться друг к другу светлыми сторонами, игнорируя нерешенные проблемы, недосказанности и боль, которая не ушла, а спряталась до поры до времени, чтобы вот так выплеснуться.

И вот теперь кажется, будто его ребенок, наконец-то, вернулся домой и смог расслабиться. Впервые за все это время.

Плач немного затихает, словно Гарри прислушивается к его словам, но в то же время не хочет перестать растравлять себе душу.

― Ты можешь быть каким угодно ― кричать на меня, плохо себя вести... но ничто, вообще ни один твой поступок не заставит меня отказаться от тебя.

Гарри дома.

Эта мысль причиняет почти физическую боль, ведь это место ― не дом для Снейпа. Выходит, что они из разных миров?

― Просто будь, каким ты есть. Не нужно стараться.

Снейп дергает за ручку, даже приоткрывает дверь, которая тут же с силой захлопывается перед его носом.

― Нет! Не надо! Уходи!

Снейп прислоняется лбом к двери в надежде, что Гарри сменит гнев на милость, и она все же откроется. Рука сама лезет в карман, ища палочку… точнее, макет палочки. Снейп запоздало вспоминает, что она так и осталась в кабинете директора, когда он от злости швырнул ее в угол.

Он тихо смеется. Идиот. Это ведь не настоящая палочка. Он что, хотел с ее помощью открыть дверь?

Как будто он и с настоящей палочкой что-то бы смог.

Миг ― дверь открывается. Снейп от неожиданности чуть не падает.

― Гарри, ты все неправильно понял. Я не хочу… я не собирался…

Он мямлит и ненавидит себя за то, что расстроил сына, который свернулся калачиком на кровати и даже не смотрит на него.

― А зачем... зачем ты сказал... ― полузадушенно всхлипывает тот.

― Есть то, что может произойти не по моей воле, ― тихо говорит Снейп. ― Ты должен быть к этому готов.

― Нет, ― яростно произносит тот в подушку.

― Я все еще без магии, ― напоминает он. ― И я...

― А что тебе стоит ее приобрести? ― Гарри резко садится на кровати.

Снейп фыркает.

― Приобрести? Ты говоришь, как будто ее можно купить, подкопив немного галлеонов. Если б все дело было в деньгах, я бы...

― Все дело в твоем желании. ― Гарри сверкает глазами. ― Ты просто не хочешь.

Желании? Снейп едва успевает закусит губу, чтобы не сказать... Мариус. Он освободит его, пусть даже ценой своей жизни. Ему невыносима мысль о том, что происходит сейчас с его ребенком. Да он пытается здраво мыслить, держаться, ведь он не один... он нужен своему второму сыну. Но эта история уже заранее имеет печальный финал, поэтому Гарри придется повзрослеть. И принять эту истину.

Просто Снейп хочет знать... хочет быть уверен, что о нем позаботятся. Что его не оставят, и у него будет хорошая семья... в случае чего.

― Подумай о том, какой ты видишь свою семью, хотя бы примерно, ― как можно суше говорит он, но Гарри перебивает:

― Просто уйди. Сам ищи, кого хочешь, а меня оставь в покое.

Он отворачивается от него, ложась к стене лицом. Снейп растерянно смотрит на него, а потом переводит взгляд на книгу, лежащую на тумбе рядом с кроватью.

Те самые «веселые заклинания». Гарри ею снова пользуется. И явно не для того, чтобы научиться по-новому махать палочкой.

Он проводит пальцами по ее поверхности ― зачем-то. Книга словно отвечает на его прикосновение, потеплев и немного вздрогнув.

Снейп вздрагивает следом, убирая руку. Наверное, показалось.

Ему не нужна эта книга. В ней нет ответов на наболевшие вопросы. Никто ему не поможет.

Речь не о том, чтобы прямо сейчас найти новую семью для Гарри. А чтобы понять, что ему делать дальше.

Как жить?

С осознанием, с ежесекундной мыслью о том, что над Мариусом издеваются, лишают его воли, превращая в овощ. Сколько уже в таком состоянии находится его ребенок? Год, два, три?

Все это страшные цифры.

Разве что… Люпин. Можно хотя бы попробовать. Попытка не пытка.

* * *

Прошло еще несколько дней до момента, когда Снейп все же решился пойти к Люпину на аудиенцию. Немного нервничая и злясь на себя за это, он стучит в кабинет Защиты от темных искусств. Не услышав «Входите!», Снейп медлит всего пару секунд и открывает дверь.

Первое, кого он видит ― это Дора. Причем она здесь одна.

Она как раз собиралась переносить кипу пергамента на стол или, наоборот, со стола. И вся эта кипа ожидаемо оказывается на полу.

― Северус? ― восклицает она, уставившись на него. ― Что ты здесь делаешь?

Снейп невесело усмехается. Хотел бы я сам ответить на этот вопрос.

И только сейчас она замечает погром. Присев с растерянным видом, она пытается собрать пергамент, который то и дело норовит выскочить у нее из рук. Снейп быстрым шагом пересекает кабинет и начинает ей помогать.

Как тогда, в первый день их знакомства. Только тогда это были книги Снейпа.

Когда все свитки оказались на столе, Дора кивает ему, будто хочет что-то сказать, но краснеет и отходит в сторону.

― Чего ты боишься, Дора?

Этот вопрос он задает случайно. Та быстро смотрит на него и отворачивается.

― Тебя, ― честно говорит она.

― Не стоит, я не сделаю тебе ничего плохого.

Щеки Доры нежно покрываются румянцем.

― Я знаю, Северус. Но то, что случилось за столом… я не должна была использовать невербальную магию… сейчас. ― Она отводит взгляд. ― Но все равно... по старой привычке...

― Пустяки, ― отмахивается Снейп. ― Каждый может ошибиться.

Дора обхватывает себя руками.

― Я действительно боюсь, что ты меня осудишь… посчитаешь какой-то… странной. ― Она пожимает плечами.

― Тебе так важно, что я думаю о тебе? ― тихо спрашивает Снейп. Ему знакомо это чувство. Здесь, в магическом мире, он все время ловит на себе косые взгляды, хотя… возможно, никто и не думал так на него смотреть.

Это он сам себя таким ощущает. Неполноценным.

― Да, важно. ― Дора поворачивается и поднимает на него глаза. ― Не знаю почему, но важно. Это уже странно, не так ли? ― Ее взгляд становится расфокусированным, и она снова пожимает плечами.

― Я не считаю тебя странной, ― говорит Снейп.

Не после того, как она пришла навестить Гарри, с какой нежностью и состраданием смотрела на него, как прикасалась…

― Я очень боюсь… ― начинает она и замолкает, глядя в сторону и закусив губу. ― Не оправдать ожиданий.

― Чьих ― моих? ― Снейп совсем теряется. ― Поверь, тебе не нужно…

― Нет. ― Она поднимает глаза, в которых теперь светятся слезы. ― Понимаешь, Ремус не хотел… это я настояла на нашем браке. Шесть лет назад.

― Он не любит тебя?

― Думаю… любит, конечно. ― Дора быстрым движением смахивает слезы. ― Но он… он до сих пор не верит в то, что я могла по-настоящему полюбить его…

Она резко обрывает себя. Снейпу кажется, она что-то недоговаривает.

Он терпеливо ждет, когда она сама продолжит. Он не имеет права лезть к ней в душу. Она и так открылась перед ним ― малознакомым человеком. Может ли он просить о большем?

Внутри помимо его воли поднимается возмущение, сжимая спазмом где-то на уровне солнечного сплетения. Если Люпин такой закомплексованный, то другие тут причем?

Мог бы и не жениться, раз столько тараканов в голове. И эта женщина досталась бы кому-то другому. Кто бы ценил ее чувства и не издевался над ней постоянными подозрениями.

― Ты счастлива? ― спрашивает он только чтобы перебить мысли, которые ни к чему хорошему явно не ведут.

Дора улыбается сквозь слезы.

― Я буду счастлива, когда рожу ребенка. ― Она кладет руку на живот, который никак еще не выделяется, даже несмотря на то, что на ней балахонистая мантия.

«Значит, срок еще совсем маленький, ― невольно думает Снейп, не понимая, что чувствует по этому поводу. ― И здесь, наверное, они узнают об этом очень рано… почти сразу…».

Понимая, что мысли снова пошли не в ту степь, он встряхивает головой, не зная, что говорить и что думать. Теперь.

Надо просто… да, уйти. Наверное. Эти душеспасительные беседы… кому они нужны? Если Доре нужно высказаться, пусть найдет себе подругу. Это возможно даже среди старшекурсниц ― она легко общается и заводит знакомства, ее хорошо приняли студенты. Так что это не проблема.

И он уж точно не станет ее «спасать», решать ее семейные проблемы. Просто на этом теперь стоит табу. Ее ребенок.

Да, ему не нравится Люпин. Даже слишком. Но это не значит, что Снейп на такое способен.

― Вот что, мне пора, ― резковато говорит он и стремительно выходит из кабинета, ничего не объясняя и забыв даже, зачем приходил.

Ему показалось, что Дора напоследок посмотрела на него умоляюще или… что она даже пожалела о своем признании. Да и обо всех остальных словах. Но что толку жалеть. Лучше знать правду, причем всю, как есть, чем жить в самообмане, надеясь на то, что никогда не произойдет.

Он ругает себя, клянет за этот идиотский разговор, который сам же и затеял. Если б дело было только в обычном притяжении… если бы он млел от ее мерцающих глаз, пухлых губ, женственной фигуры, которую никаким балахоном не скроешь… о, его бы разум однозначно взял бы верх. Не хватало ему еще интрижек в магическом мире.

Но сейчас произошло что-то непоправимое. Зачем она так с ним говорила? Зачем открывала уязвимые места? Зачем доверилась? Снейп, сам того не желая, смог прикоснуться к краешку ее души, и она позволила бы больше, если б он остался.

И это то, что невозможно забыть, стереть из памяти, сходить в холодный душ и прийти в себя… Не поможет.

«Мне кажется, я знала тебя раньше…»

― Мне тоже, ― шепчет Снейп, подойдя к ближайшему окну и прислонившись к нему лбом.

Если бы не ее ребенок… Нет, даже в таком случае он бы не стал разрушать семью. Это жестоко.

Он здесь не для этого.

Для чего?

Снейп отклоняется, осознав, что единственная цель в его жизни ― это благополучие его детей. Одного не спас, самого родного и любимого, который его не выбирал. Что же ждет Гарри, который сам выбрал его?

Цель, которая слишком невыполнимая. И это самый большой его страх, о котором он не сказал Доре, не выдал откровенность за откровенность.

Она бы его не поняла. А может, поняла бы, но отчасти.

Снейп теперь только в полной мере осознает, почему именно он должен исполнить пророчество. Потому что это касается его напрямую. Его и его детей. Если раньше ему пытались что-то внушить провидцы, то теперь он сам четко знает, кто он и что делает в этом мире.

Он должен был спасти Мариуса еще в прошлом году, но был слишком зациклен на своей обиде. Ему казалось, что с ним все вокруг несправедливо обошлись. Он отвергал волшебный мир, и мир в итоге отверг его: магия застряла где-то глубоко внутри и выдавалась только маленькими порциями в тех местах, где Снейп смог в нее поверить.

* * *

Снейп решает попытать счастья на следующий день. Он снова стучит в кабинет Защиты и теперь уже слышит голос, который заставляет его невольно сжаться. Беря себя в руки, он входит в кабинет, постаравшись выглядеть как можно приветливее. Если это, конечно, возможно.

Ремус хмуро проскальзывает по нему взглядом и отворачивается.

― Добрый день, профессор Люпин, ― говорит Снейп, решая быть вежливым, раз уж тому так нравится величать его по должности.

Тот бормочет что-то в ответ в виде приветствия, не удосужившись повернуться. Да уж, не лучшее начало разговора, но Снейп не сдается.

― Я пришел спросить об успеваемости… своего сына, ― немного помедлив, проговаривает он.

Люпин вскидывает на него глаза.

― Ваш сын настолько вам не доверяет, что вы пришли за этим ко мне? ― нейтральным тоном говорит он.

Снейп усмехается.

― Гарри вами слишком восхищается, ― говорит он, как есть. ― Вот я и пришел узнать… некоторые детали.

― Второй курс сейчас проходит боггартов, ― так же спокойно говорит Люпин, гипнотизируя его взглядом.

Боггарт. Что-то очень знакомое. Гарри, кажется, рассказывал о нем, но выветрилось из памяти.

― Вы так смотрите, будто не понимаете сути, ― констатирует факт Люпин все так же холодно. ― Вы же знаете, кто такой боггарт?

― Да, ― спешит ответить Снейп. ― Кто не знает этих существ? ― Он пытается выдавить из себя улыбку. Лицо Люпина еще больше мрачнеет.

― Я бы не называл привидение существом, ― говорит он. ― Оно относится именно к классу привидений, а не волшебных существ. Вижу, вы не очень хорошо учились в школе, профессор Снейп.

― Я был ужасен по всем предметам, ― соглашается Снейп, желая одного: закончить этот унизительный разговор и исчезнуть, пока Люпин не догадался, кто перед ним. ― Но дело не в этом. Я пришел спросить о Гарри…

― Боггарт принимает вид самого вашего главного страха, ― гнет свое Люпин, буравя его взглядом. ― Хотите узнать, чего больше всего на свете боится ваш сын?

У Снейпа холодеет спина. Утратив на время дар речи, он просто кивает.

― Вас, ― коротко отвечает тот.

― Меня? ― непонимающе смотрит Снейп. ― Что ― меня?

― Боггарт Гарри принял ваш облик, ― поясняет тот. ― Облик сурового отца, который не знает пощады, который говорит, что бросит его, если ребенок будет не идеальным во всем... Мне бы хотелось знать, ― не дает он вставить Снейпу и слово, ― что вы делаете со своим сыном, что он так вас боится? Требуете невыполнимого? Запугиваете тем, что перестанете о нем заботиться и отдадите в другую семью?..

― Нет! Нет, конечно! ― перебивает Снейп, не в силах это выслушивать.

Люпин продолжает пристально на него смотреть.

― Тогда почему…

― Гарри приемный, мы не так давно вместе, он боится, что прошлое может вернуться ― прошлое, в котором его никто не любил, ― быстро поясняет Снейп, потирая переносицу. ― Он еще не привык, понимаете? К тому, что у него есть семья…

― Если не хотите проблем, профессор Снейп, ― тихо говорит Люпин, ― попрошу вас впредь заниматься сугубо своими семейными делами, чтобы доказать на деле, что вы ― примерный отец и достойны носить это звание.

― Я никогда им не был и вряд ли когда-нибудь стану, ― горько произносит Снейп. Это Люпин еще не знает про Мариуса.

Ему кажется, будто Ремуса только раззадорило то, что Снейп не начал с ним спорить и не ответил на выпад злым словом.

― Вы даже не пытались. ― Люпин будто выплевывает каждое слово. ― Не пытались ― вам и дела нет до своего ребенка. Это ведь не мешает вам заниматься любовными похождениями, правда?

Снейп тяжело вздыхает. Эти намеки уже порядком надоели, да это и не намеки уже, а прямым текстом. Почему Люпин такой ревнивый, а еще и слепой? Он что, не видит, что Дора не общается со Снейпом, даже наоборот ― избегает его?

Последний разговор можно опустить.

Мелькает мысль, что Ремус ее запугал, оттого она вела себя последние две недели странно. Как бы там ни было, пришло время прояснить ситуацию и закрыть эту тему раз и навсегда.

― Мне симпатична Дора, это факт, ― говорит он. ― Но могу уверить, что дальше симпатии это не зайдет: я не собираюсь разбивать семью, которая, к тому же, ждет пополнение.

Люпин нехорошо бледнеет и даже покачивается, будто вот-вот и упадет в обморок.

― Что? ― осипшим голосом спрашивает тот. ― Повтори, что ты сказал?

Кажется, дело серьезное, раз Люпин решил перейти на неофициальное обращение.

― Ремус, ты чего? ― Снейп всматривается в него и не может понять, что его так потрясло. ― Ты что, не знал, что твоя жена беременна?

Люпин делает шаг в сторону. Он словно ищет опору, за что бы придержаться. Обведя кабинет безумным взглядом, он делает еще несколько неверных шагов и уходит, оставив дверь открытой

Снейп несколько секунд стоит на месте, а потом идет за ним: его не покидает нехорошее предчувствие.