Безбожники (джен)

Ветер на вершине Уайт-Пасса выл, как раненый зверь. Бернард, сгорбившись под тяжестью вьюка, замер на краю склона, глядя на картину перед собой: на плато, зажатом меж ледяных пиков, ютился лагерь — жалкая пародия на цивилизацию. За его спиной, цепляясь за тропу, плелись Люк и Эрик, каждый с мулом, навьюченными тюками с сеном и мешками провизии. Генри и Чарли замыкали шествие — их лошади, гружёные скарбом, фыркали, увязая в снегу.

— Чёрт возьми! Тут даже салун есть! — хриплый смех Медведя смешался со скрипом флюгера над дверью: ржавая жестяная девка с подносом.

Посёлок напоминал свалку, засыпанную снегом. Палатки, сшитые из мешковины и брезента, цеплялись за скалы, словно лишайник. Посреди этого хаоса гордо красовался салун «Снежный Дьявол» — сколоченный из гнилых шпангоутов разбитой шхуны, с щелями, забитыми паклей и конским волосом. Над входом болталась вывеска из сломанной лыжи, где выцветшей краской было криво намалевано: «Виски, вода, гуляш».

— Цивилизация, леди и джентльмены, — Люк щёлкнул серебряным долларом, наблюдая, как четверо оборванцев у бочки играют в покер. Его мул нетерпеливо брыкнул задней ногой, едва не задев Эрика. Тот, погружённый в расчёты, даже не поднял головы. — Через неделю тут и бордель откроют. С суррогатным джином и сифилисом в комплекте.

Чарли стояла в стороне, придерживая вздрагивающую от усталости кобылу. Её губы искривились в гримасе отвращения, когда взгляд скользнул по «гостинице» — брезентовой палатке, где на полу валялись вшивые, пропитанные потом одеяла, а в углу копошилась старуха, продающая места у печки почасово. У входа уже толкались люди, спорящие за место в очереди. Генри ёжился за спиной своей проводницы, пытаясь спрятаться от ледяных порывов. Его пальцы дрожали, теребили ручку потрёпанного чемодана.

— М-может... нам тоже найти место у огня?

Чарли кивнула:

— Оставим животных в стойле, им нужен отдых. Потом разведём костёр... подальше от этого рассадника вшей.

— К чёрту ваши костры. Я хочу выпить! — Бернард вытер нос рукавом и пнул замёрзший конский навоз, отправив его в сторону стойла: длинного сарая из жердей, где за доллар за ночь лошади делили кров с мулами, а под потолком сушились заледеневшие попоны.

Солнце, уползая за зубцы гор, бросило последний взгляд на лагерь. Тени поползли по склону, цепляясь за палатки. Эрик, внезапно оживившись, засеменил к ветхой хибаре на окраине, где на дверях висела табличка: «Морг. Спуск тела 10 долларов.».

— Интересно, — пробормотал он, прижимая блокнот к груди. — Скорость разложения замедлена, но мышечные ткани...

— Слышь, Чучело! Если сдохнешь, я платить не буду! — рявкнул Бернард, но коронер уже исчез в темноте.

Медведь сплюнул в снег и рванул к салуну, распахнув дверь с такой силой, что та чуть не слетела с ржавых петель. Внутри захлебнулась музыка шарманки, и кто-то заорал:

— Закрой чёртову дверь, громила! Холодно же!

Люк тем временем присел на корточки рядом с импровизированным покерным столом из ящика с динамитом и войлочного покрывала. Четверо игроков, обмотанных грязными шарфами, переглянулись.

— Места нет, щегол, — буркнул бородач, выдыхая струю табачного дыма.

— О, но у меня монетка всегда найдётся, — Люк подбросил доллар, ловя его ладонью. — Особенно если сыграть... на повышение.

Когда Чарли увела животных в стойло и договаривалась о ценах, Генри, оставшись один, неловко попятился, упёршись в шест, поддерживающий навес над палаткой. Вывеска гласила: «Суп из лишайника. От цинги!». За порогом старик, больше похожий на засохшую мумию в обносках из засаленных тряпок и ушанке изъеденной молью, мешал черпаком в кипящем котле сомнительную жижу. В ней плавали серые хлопья, похожие на моль.

— С-сэр... это съедобно?

Старик хрипло засмеялся, слюна из морщинистого провала рта полетела в варево:

— После третьей кружки виски — всё съедобно, сынок.

Инфернальный повар хитро прищурился, достал бутылку и плеснул в жестяную кружку мутную жидкость с запахом гнилого картофеля.

— На, приятель, — он шлёпнул кружку перед Генри на прилавок из гнилых досок, обнажив дёсны с тремя жёлтыми зубами. — За счёт заведения! Отогрей кишки.

Генри взял напиток дрожащей рукой, но Чарли вцепилась в его запястье. Индианка появилась так внезапно, что Генри жалобно взвизгнул от неожиданности. Жесть звякнула о стойку, самогон расплескался.

— Спасибо, дед, — бросила она, таща Генри за собой в сторону. — Но его печень и так уже похожа на твой суп.

Чарли прижала Генри к обледенелой скале так, что затылок ударился о камень. Внизу, у подножия перевала, уже зажигались редкие огоньки. В горах темнело быстро.

— Слушай внимательно, — её дыхание, резкое и горячее, смешалось с запахом медвежьего жира, которым она смазывала губы. — Ружьё своё в расщелине ты уже потерял. Чемодан еле вытащили. Теперь будешь пить эту дрянь и потом спать как свинья, пока они... — она мотнула головой в сторону салуна, откуда доносились хриплые вопли Бернарда, — ...не прирежут нас ради твоих жалких долларов.

Чарли оглянулась вокруг, голос её снизился до шёпота:

— Я отвела наших лошадей к тропе на спуск. Уходим. Сейчас.

Генри заморгал, пытаясь сосредоточиться. Его веки слипались от мороза, а в груди сердце колотилось так сильно, что казалось: вот-вот выскочит.

— С-сейчас? — он выдавил, глядя на багровую полосу заката над горами и стремительно чернеющее небо. — Чарли, там ж... жутко! Тропы обледенели, а фонарь...

— Фонарь? — она встряхнула его так, что зубы щёлкнули. — Луна твой фонарь. Или ты хочешь, чтобы нам брюха ночью выпотрошили?

Где-то за спиной хрустнул снег. Чарли резко развернулась, прикрывая Генри собой. Из темноты вынырнула фигура в меховой парке — пьяный старатель плёлся к уборной, бормоча что-то о «проклятом золоте».

— Решайся, — она прошипела, впиваясь ногтями в его плечи. — Или я оставлю тебя тут. С твоим чемоданом и твоими новыми дружками.

Генри медленно втянул носом воздух и резко кивнув. Его пальцы судорожно сжали ручку чемодана.

— Х...хорошо. Только... — он метнул взгляд на салун, — ...вдруг они заметят? Что мы ушли...

Но Чарли уже тянула его к узкой тропе за лагерем, где их ждали лошади.

Они миновали последние палатки, где свет коптилок мерцал сквозь брезент, как глаза голодных зверей. Лошади упирались копытами в обледенелый склон. Их дыхание вырывалось густыми клубами, смешиваясь с паром от вспотевших боков. Чарли дёрнула поводья, заставив свою кобылу двинуться вперёд — подкова скользнула по камню. Генри, пытаясь повторять её движения, лишь сильнее увязал в снежной крошке, от чего его лошадь нервно мотала головой.

Лунный свет, пробиваясь сквозь рваные облака, рисовал на снегу узоры, похожие на кружева. Чарли замедлила шаг, в последний раз обернувшись к лагерю. Из распахнутой двери салуна лился жёлтый свет и рёв Бернарда:

— Я вам всем кадыки вырву! Что это за пойло? Где мой чёртов виски?!

Тень здоровяка металась по стенам, огромная и бесформенная, как демон из детских кошмаров. Чарли сжала ствол ружья, ощущая, как холодный металл прожигает кожу сквозь перчатки.

— Идиотство, — прошептала она не то ему, не то себе.

Девушка вздохнула, словно отпуская какую-то мысль, перекинула Винчестер через плечо и зашагала вперед быстрее, больше не огядываясь. Генри, спотыкаясь о камни, едва поспевал. Его дыхание хрипело в груди, как дырявые меха. Через полчаса спуска огни лагеря превратились в тусклых светлячков, а потом исчезли вовсе.

— Ч-Чарли? — он догнал её на повороте, где тропа начинала змеиться вниз, к чёрному провалу долины. — Спасибо... что не бросила...

Она резко остановилась, заставив его врезаться в её рюкзак. Обернулась и её лицо оказалось так близко, что Генри увидел иней на её ресницах.

— Не благодари, — прошипела Чарли, тыча пальцем в его грудь. — Это ты втянул нас в это дерьмо. Со своим чемоданом и детским лепетом про «честное партнёрство».

Генри попятился, наткнувшись спиной на свою лошадь, и едва не упал.

— Но они... в Скагуэе... Они казались такими надёжными... Люк говорил... — он замолчал, увидев, как глаза его проводницы сузились до чёрных щёлок.

Чарли фыркнула, срывая сосульку с козырька каменной скалы. Лёд треснул в её пальцах, как хрупкое стекло.

— Люк болтал, а ты глотал, как мальчишка леденцы. Да ещё и пьяный в стельку. Любой жулик покажется святым, когда в глазах двоится от виски. — Она швырнула осколки в темноту. — А этот громила... — её голос вдруг сорвался, — ...у него на лице всё написано: «Убью за пару монет». Глаза убийцы, руки грабителя...

Генри вздрогнул, вдруг вспомнив, как эти самые руки прошлой ночью вытаскивали его из расщелины.

— А ты... — он запнулся, словно пытаясь подобрать правильные слова, чтобы не одному себе казаться виноватым. — Почему тогда пошла с нами?

Чарли замерла. Взгляд её внезапно смягчился.

— Потому что тоже глупая, — тихо ответила она наконец, поворачиваясь к тропе. — Теперь шевелись. Теряем время.

Чарли рванула свою кобылу под уздцы вперёд, не оглядываясь. Генри поплелся следом, мысленно считая шаги. Любой звук в ночи заставлял его оборачиваться — чудилось, что из темноты вот-вот вынырнет тень в цилиндре, насмехаясь над их побегом.

Луна отбрасывала мертвенный свет на обледеневший склон. Каждый выдох превращался в ледяной туман, а снег под ногами скрипел, словно кости, перетираемые жерновами. Чарли шла впереди. Внезапно она замерла, подняв руку в резком жесте. Генри, споткнувшись о собственные ноги, снова едва не врезался в неё.

— Чарли? — прошептал он, вытирая пот со лба грязным рукавом.

— Заткнись! — её голос прозвучал как удар кнута. Она сбросила ружьё с плеча, пригнувшись в полуприсед. Лошадь, почуяв неладное, рванула поводья, но Чарли железной хваткой прижала её морду к земле. — Спокойно, девочка…

Генри втянул голову в плечи. Его глаза метались по скалам, где тени будто шевелились сами по себе. Из-под полы шубы он достал нож, рука предательски дрожала.

— У меня ружьё! — крикнула Чарли, целясь в пустоту. — И нам не нужны неприятности!

Тьма ответила ей скрипом льда где-то ниже по склону. Потом снова мёртвая тишина. Генри уже начал было опускать нож, как из-за поворота выступила фигура. За ней — ещё трое? Четверо? Они растеклись по тропе, будто чёрная смола, держась в ярдах тридцати от них.

Первый незнакомец поднял руки, но это не было жестом мира. Его пальцы, обмотанные грязными тряпками, медленно разжались.

— Не поздновато ли для прогулки, леди? — крикнул он, и голос звучал как скрежет железа по камню.

Теперь в лунном свете можно было разглядеть детали: потёртые бушлаты, покрытые ледяной коркой, револьверы на поясных ремнях, лица, изъеденные морозом. Глаза у всех как угольные ямы — пустые, без блеска.

— Леди идёт своей дорогой, — Чарли выдвинула ствол вперёд ещё на дюйм. — Тропа широкая, разойдёмся.

Второй бандит, приземистый и широкий, с бородой седыми клочьями, хрипло рассмеялся:

— Ночью тут волки шныряют. Да и люди… ненадёжные. — Он достал из кобуры свой револьвер и щёлкнул курком, звук эхом разнёсся по ущелью.

Третий, с перекошенным ртом, шагнул влево, перекрывая тропу полностью:

— Может, обогреетесь у нашего костра? Мы ребята гостеприимные.

— Она не выстрелит. Девочка в ковбойшу заигралась... А на жирного посмотрите, весь трясётся и за ней прячется...

Морозный воздух прорезал хриплый шакальный хохот мужчин.

Палец Чарли лёг на спусковой крючок. Её голос стал острее:

— Последний раз говорю. Пропустите.

Генри, задыхаясь, заметил движение справа — четвёртый, притаившийся за скалой, медленно навёл винтовку на Чарли.

— Осторожно! — выдохнул он, но было поздно.

Первый бандит рванулся вперёд, выхватывая револьвер. Выстрел Чарли оглушил горы, осветив на мгновение его лицо — оскал жёлтых зубов, брызги слюны. В цель. Пуля снесла часть черепа. Осколки кости вперемешку с мозгами брызнули на тропу. И тут же грохнули ответные выстрелы...

Лошадь Генри вдруг неестественно завизжала и рухнула набок. Пуля из обреза 12 калибра вошла ей чуть ниже челюсти, вырвав кусок мяса размером с кулак. Фонтан крови, чёрный в тусклом лунном свете, струями заливал снег вокруг. Тюки с провизией сорвались с вьючного седла, жестяные банки с консервами глухо поскакали вниз по склону.

Чарли вскинула Винчестер, пальцы правой руки вцепились в рычаг перезарядки. Она дёрнула за него. Оружейное масло застыло на морозе, превратившись в густой клей. Механизм заскрежетал, с трудом подавая новый патрон из трубчатого магазина. Чарли палила вслепую, давая себе и Генри шанс на быстрое отступление, пока бандиты скрылись в тенях ущелья.

— Дерьмо! У неё армейская пушка! — заорал главарь, прячась за валун.

Её кобыла в панике от грохота выстрелов встала на дыбы, беспорядочно взамахивая копытами. Один из нападавших, в рваном волчьем тулупе, высунулся из-за каменной стены и выстрелил. Пуля сорвала прядь волос с гривы — животное рвануло вперёд, создавая ещё большую суматоху.

— За утёс! — Чарли схватила Генри за воротник шубы и швырнула за стену невысокой скалы, выступавшей из-под шапки снега. Прогремели новые выстрелы, и пули врезались в камни, высекая снопы искр и осыпая Чарли и Генри гранитной крошкой.

Она упала на снег, прижавшись спиной к холодному камню. Индианка щёлкнула рычаг затвора ружья, выбросив последнюю гильзу. Замёрзшие пальцы с трудом вдавливали пять патронов в открытый магазин — один упал в снег, но некогда было подбирать.

— Беги к лагерю! — Чарли вцепилась в плечо Генри, толкая его к склону. — Тащи Бернарда! Я тебя прикрою.

Тот, прижимаясь к скале, вытаращился на неё в недоумении:

— Бернарда?! Да он нас прикончит первым!

— Он хоть стрелять умеет! — Чарли вынырнула из-за укрытия, вжав приклад в плечо. Винчестер дёрнулся, выплюнув огненный язык. Пуля снесла шляпу с бандита. — Беги, чёрт тебя дери!

Генри было побежал, сжимая чемодан в руке, но Чарли схватила за ремень поклажи. В глазах, всегда холодных как сталь, впервые читался животный страх.

— Брось эту проклятую сумку! — заорала она. — Или хочешь, чтобы тебе её с тобой в гроб положили?!

Выстрел с ближней дистанции ударил по ушам. Пуля срикошетила от камня над головой. Генри дико замахал руками, швырнув чемодан в сугроб и побежал вверх по склону, падая и царапя руки об лёд. Чарли в этот момент выскочила из-за утёса. Винчестер плевался пулями с интервалами в чуть больше секунды — она била по силуэтам, мелькавшим между скал. Один из бандитов схватился за бедро и рухнул, остальные растворились в рельефе ущелья. Но Чарли знала, что они там. Ждут. И как только она выстрелила четвёртый раз и упала на живот, чтобы перезарядить магазин, вновь загремел ответный огонь.

Дверь салуна «Снежный Дьявол» с треском распахнулась, слетев с верхней петли, когда Генри ввалился внутрь, словно подстреленный лось. Его сапоги скользнули по полу из гнилых досок, пропитанных пивом и рвотой, и он грохнулся на колени. В воздухе висел тяжёлый смог табака, перегара и немытых тел. За стойкой, сколоченной из ящиков с надписью «динамит», Бернард замер со стаканом у рта.

— Ты че, мешок с салом? — рявкнул он, поставив стакан с таким грохотом, что жидкость забрызгала стойку. — Уже налакаться успел?

Люк, сидевший за столом с тремя обмороженными старателями, неспешно сдвинул цилиндр — который он час назад выиграл у пьяного шахтёра из Теннесси — на затылок. Его пальцы продолжали перебирать карты.

— Дорогой Генри, — протянул он, выдыхая дым кубинской сигары, — вы так элегантно врываетесь, будто за вами гонится сама мисс Фортуна.

Генри, задыхаясь, поднял лицо, испачканное кровью и сажей. Его пальцы вцепились в край ближайшего стола, оставляя борозды на липкой поверхности.

— Там... Чарли... — хрип вырвался из пересохшего горла, как пар из неисправного котла.

Бернард двинулся быстрее, чем можно было ожидать от его грузной фигуры. Он перемахнул через стойку одним движением, как медведь, сорвавшийся с цепи. Его огромные ручища впились в воротник Генри, приподнимая толстяка так, что пуговицы на шубе затрещали.

— Что "Чарли", а, мямля? — его рык заставил зазвенеть стопки на барной полке. — Говори, пока кишки из ушей не полезли!

— На тропе... — Генри захлёбывался, тыча мокрым пальцем к выходу. — Бандиты... с обрезами...

Бернард швырнул Генри в стену, словно тот был мешком с опилками. Толстяк рухнул на бочку с солониной, опрокинув её с грохотом.

— Эй! — завизжал трактирщик, чуть не выронив бутылку «Кентуккийского» с портретом полуголой девы. — Это вам не медвежья берлога!

Но Бернард уже не слышал. Он вылетел из салуна, как пушечное ядро, снося плечом косяк. Последняя петля, ржавевшая со времён Гражданской Войны, отлетела со звоном колокольчика.

Люк, не спеша, поднялся из-за стола и подошёл к Генри, надевая перчатки. Его голос стал мягким, почти липким:

— Эм... А чемоданчик наш где?

Генри, всхлипывая, вновь показал в сторону двери:

— Внизу... с Чарли...

Картёжник театрально вздохнул, обернувшись к старателям за столом:

— Бежим спасать даму, джентльмены? — На мгновение в его глазах мелькнуло что-то почти человеческое, но тут же исчезло. — Ох уж эти героические дамы...

Люк сделал долгую затяжку сигары и выпустил дым кольцами, прежде чем скользнуть во тьму дверного проёма, перешагивая вырванную дверь.

Бернард нёсся вниз по склону, как лавина из мышц и ярости. Его сапоги выбивали из снега фонтаны ледяной пыли, а кольт с шестидюймовым стволом уже был в руке — курок взведён, палец на спуске. Люк скакал следом, ловко перепрыгивая валуны, его Смит-Вессон с перламутровой рукоятью сверкал в лунном свете. За ними топали трое старателей — один с двуствольным Винчестером, двое с ржавыми Спрингфилдами.

— Чарли! — рёв Бернарда перекрыл вой ветра.

Он увидел её винтовку, торчащую из-за валуна, и рванул вперёд, скользя на каблуках по льду. Пуля просвистела в сантиметре от уха. Бернард влетел под укрытие, сбив Чарли с ног. Его лицо, обветренное и грубое, исказилось в животном оскале — отсутствующий клык придавал улыбке ещё более ужасающий вид.

— Сколько? — выдохнул он, отщёлкнув барабан набок и проверяя магазин.

Чарли, дрожащими пальцами вгоняла патроны в своё ружьё. Горячие гильзы валялись в снегу, дымясь.

— Одного в голову. Второй с простреленным бедром ползает по камням. Осталось четверо... нет, пятеро. — Она резко дёрнула рычаг, вгоняя патрон в патронник. — Последняя обойма.

Люк вкатился за валун, сбрасывая цилиндр.

— Мисс Чарли, вы затмили бы Каламити Джейн! — Он выстрелил вслепую из-за укрытия, заставив бандитов пригнуться. — Одна против орды. Как в дешёвом романе про Дикий Запад!

Бернард внезапно выскочил из-за камня, стреляя от бедра. Его кольт выплёвывал пули — два выстрела, три. Один из бандитов, в меховой безрукавке, схватился за горло, захлёбываясь кровью. Люк метнулся вправо, прижимаясь к скале, и дал серию выстрелов.

— Эй, уроды! — орал Бернард, перезаряжая на ходу: его толстые грубые пальцы с удивительной ловкостью защёлкивали патроны в барабан. — Нашли, чем заняться между мытьём ночных горшков?!

Сверху, с обрыва, застрочили Спрингфилды старателей. Пули отшвырнули бандита с обрезом в пропасть — его крик оборвался глухим ударом о камни.

— Дэйл, валим! — завопил тощий мужик в парке с енотовым воротником. — У них тут весь лагерь на хвосте!

Бернард было погнался следом, но Чарли рванула его за рукав:

— Не надо! — её голос дрогнул. Она показала на склон, где в темноте мелькали тени. — Там ещё люди. Может, засада...

Бернард остановился, на его лице было видно, как расчёт борется с жаждой крови. Но потом отщёлкнул барабан револьвера, выбрасывая пружинным шомполом латунные гильзы. Ловким движением он раскрутил кольт на указательном пальце — медленно, с привычной ленцой. Дуло, ещё горячее после стрельбы, рассекало воздух, описывая круги и оставляя за собой едва уловимый запах жжёного пороха. Бросив взгляд вдоль ствола, он с довольной усмешкой швырнул оружие в кобуру и похлопал по ней рукой — сакральный жест, будто обещание: «Ты и я, старина, вместе навсегда».

Чарли, опустившись на колени от внезапно накатившей усталости, прислонила лоб к тёплому стволу Винчестера. Её неровное дыхание вырывалось прерывистыми клубами пара.

— Генри... Как он там... — начала она, но Бернард перебил:

— Жив твой толстяк. В салуне зад отсиживает, пока нормальные мужики дела делают. — Он сплюнул табачную жвачку в сугроб.

Люк, прислонившись к скале, аккуратно стряхивал снег со своего нового цилиндра.

— Бегут, как крысы с тонущего корабля. — Он с нарочитой деловитостью поднял пустую гильзу, покрутил в пальцах и швырнул её в темноту. — Жаль, недодал пару сувениров.

Бернард снова плюнул в снег, разглядывая кровавый след, уходящий в темноту:

— Вернутся. Такие всегда возвращаются.

— Тогда встретим с шампанским, — картёжник криво нахлобучил цилиндр и лениво потянулся, заломив руки за голову. — Или свинцом.

Чарли выпрямилась, стряхивая снег со штанов. Её тень слилась с силуэтом Бернарда, склонившегося над трупом лошади.

— Спасибо... — голос её звучал хрипло. — Лошадей вот только потеряли. Моя кобыла там где-то. Внизу...

— Да хрен с этими клячами! — Бернард развернулся, заслоняя луну своей спиной. — Ты лучше скажи, какого чёрта вы ночью на спуске шлялись? Удрать от нас решили?

Она впилась ногтями в ствол винчестера. Металл жалобно скрипнул.

— А ты бы на моём месте, как сделал? — бросила Чарли, глядя ему прямо в глаза.

Бернард замер, жевательная мышца заиграла под кожей. Внезапно он схватил её за подбородок, повернув лицо к свету.

— Тебя не задело?

— Нет... — она вырвалась, отступая и глядя на него исподлобья. — Слава предкам.

К ним подошли старатели, один щурился на труп бандита.

— Банда Хромого Дейла... — он чиркнул спичкой и прикурил сигарету, сложив ладони куполом перед лицом: пламя на мгновение осветило морщинистое лицо с седыми усами. — Месяц как грабят на перевале. Шериф пятьдесят баксов за голову обещал.

Бернард махнул рукой, не глядя:

— Сами с этим навозом копошитесь, мужики. В салуне проставлюсь сегодня, по рукам? — Он поднял указательный палец вверх, — А за башку десятку сразу скидывайте. Там расценки на спуск у гробовщика такие, что он, поди, с похоронным оркестром трупы возит.

Пока Бернард рылся в поклаже мёртвой лошади Генри, Люк уселся на корточки у чемодана. Складная бабочка блеснула в руке, ловя отсветы луны — замки застонали и отлетели с лязгом.

— Эй! Не трогай! Не твоё же! — Чарли рванулась вперёд, но Люк уже листал пачки облигаций. Бумаги с логотипом "Черрингтон Трэйл энд Трэст Компани" рассыпались веером в его руках.

— Медведь! — позвал Люк, щурясь на водяные знаки. — Глянь-ка на шедевр.

Бернард швырнул банку тушёнки в сугроб и подошёл ближе, вытирая руки об штаны.

— Ну?

Люк протянул облигацию. Бернард развернул бумагу к луне. Внезапно хриплый лай его смеха прорезал ночную тишину. Он швырнул документ прямо в снег, достал кисет с табаком и начал лепить себе самокрутку, всё ещё покачивая головой и крякая.

Чарли подобрала мятую облигацию. Глаза её бегали по строчкам:

— Объяснитесь. Что смешного?

Люк встал, поправляя перчатки. В его голосе зазвучала деловая резкость:

— С восемьдесят четвёртого года эмитент обязан регистрировать выпуск облигаций в казначействе территории. — Он ткнул пальцем в отсутствующий регистрационный штамп на бумаге, которую Чарли держала в руках. — «Черрингтон Трейл» подписывал контракты через подставную фирму в Бруклине, а месяц назад судья Маккарти в Сан-Франциско признал их банкротами.

— Но печать нотариуса...

— Куплена за бутылку виски у клерка в Виктории, — перебил Люк, доставая из кармана идентичный документ с другой печатью. — Я три недели назад сливал такие же «акции» в Сиетле.

— Значит, наш мистер Хэлдон... — начала Чарли.

— Не просто дурак, — Люк тронул чемодан носком ботинка прежде, чем повернуться к ней. — Он заложил ферму и дом в Бостоне за бумаги, которые и для растопки-то не годятся...

— А наличные? Тоже подделка? — Чарли шагнула ближе к картёжнику, ловя запах лавандовой воды от его сюртука — странный контраст с вонью крови.

Люк вздохнул, на мгновение Чарли показалось что в глазах его мелькнуло что-то уязвимое. Усталость. Или сожаление. Картёжник присел над чемоданом и поднял пачку мятых долларов, перевязанных шёлковой верёвочкой. Пальцы Люка с легкостью привычки, выработанной годами, пересчитали банкноты:

— Пять тысяч налом. И дешёвая бижутерия. Единственная драгоценность — серебряный слиток с клеймом Аризоны. Всё прочее — макулатура, — он швырнул Чарли посеребрённый браслет со стекляшкой вместо камня и подмигнул. — Держи, индеанка. Это тебе за усердие...

Бернард меланхолично пнул по чемодану.

— Теперь у нас хватит бумаги, чтобы до следующей весны задницы вытирать. Спасибо, Генри! — Он оскалился, хрипло крякнув.

Чарли фыркнула, пряча улыбку в воротник, а Люк с пафосом поднял серебряный слиток над их головами. Голос его звучал звонко и чисто, как у конферансье из бруклинского театра:

— Господа, встречайте — единственное настоящее богатство на всём этом проклятом перевале!

Ветер подхватил его слова и унёс в сторону Юкона, где золото всё ещё ждало дураков.