Cоберись, соберись и начни всё сначала (гет)

На кухне Гермиона помогает Молли пополнять запасы зелий.

— Дорогая, не могла бы ты принести мне разбавленный бундимун? — просит Молли.

— Конечно, миссис Уизли, — откликается Гермиона и тут же спешит обратно в кладовую.

Нахмурившись, Джинни наблюдает за ними. Весь вечер они были предельно вежливы друг с другом, а Гермиона, казалось, и вовсе из кожи вон лезла, чтобы быть полезной.

— Что это с ней? — шепчет Джинни сидящему напротив Рону.

У него тут же краснеют уши.

— Э-э… мама, наверное, застукала нас за поцелуем?

Джинни не знает, смеяться ей или кривиться в отвращении.

— Ну, видимо, было весело.

— Я бы не назвал это весельем.

— Она не кричала?

Рон качает головой.

— Нет, — вздыхает он с несчастным видом. — Просто… вот так.

Джинни приходит в голову ужасная мысль о том, над какими именно зельями они могут работать вместе.

— Она ведь не пыталась поговорить с тобой об этом, правда?

Рон со стоном опускает голову на стол.

— Мерлин… — говорит Джинни, сочувственно похлопывая его по плечу.

— Не думаю, что Гермиона когда-нибудь снова сможет смотреть мне в глаза.

Джинни фыркает:

— Может, таким и был с самого начала мамин коварный план.

— Рон? — зовёт Молли.

Он поднимает голову.

— Да, мам? — откликается он так же предельно вежливо, как и Гермиона.

— Гарри всё ещё в Хогвартсе?

— Ага, — подтверждает Рон, явно обрадовавшись смене темы. — Он сказал, что ему нужно закончить ещё одно какое-то дело.

— Он снова сляжет с простудой, — встревоженно говорит Молли.

— Ну, — пожимает плечами Рон, — ты же знаешь Гарри. Его не отговоришь, если он хочет помочь.

Джинни чувствует укол вины, потому что подозревает, что Гарри задерживается в Хогвартсе совсем по другой причине. У неё не было возможности поговорить с ним, последние пару дней она вообще его почти не видела. Честно говоря, в глубине души она даже не против. Один лишь взгляд на него вызывает в груди невыносимое давление, словно волна, готовая обрушиться в любой момент.

Она не глупа и понимает, что причинила ему боль, хоть это было последним, чего она хотела. Точно так же она знает, что должна найти способ объясниться, просто поговорить с ним. Но если она сама не может толком разобраться в своих чувствах, то как сможет растолковать их ему?

«Прости, но от одной мысли о поцелуе с тобой у меня такое чувство, будто я тону».

Да, это прозвучало бы просто прекрасно.

Она так старалась. Так отчаянно старалась быть той, кто ему нужен, но Тобиас оказался прав: это не сказка.

Снова взглянув на письмо Тобиаса в руках, Джинни глубоко вздыхает. Звон флаконов и бульканье пузырящейся жидкости — всё это должно бы действовать успокаивающе своей привычностью, поэтому она старается расслабиться.

«Добрались в целости и сохранности. Меня уже притащили к трём разным целителям, которые тыкали в меня палочками и говорили важными, звучными голосами, будто я уже мёртв. Похоже, лето будет длинным».

Сейчас только начало июня и впереди ещё бесконечные недели. Единственное, что пугает сильнее, — это перспектива возвращения в Хогвартс. Она не может решить, хочет ли, чтобы время застыло или ускорилось. Но главное, ей просто невыносимо оставаться там, где она сейчас.

Покачав головой, она снова просматривает письмо Тобиаса. Прочитав примерно половину, вдруг замирает, потому что в воздухе среди привычных запахов появляется иной аромат.

Сумеречная камасия.

Едва уловимый запах, исходящий от станции зелий, внезапно заполняет нос, словно нечто плотное, густое и удушающее. Он распространяется по горлу и попадает в лёгкие.

Она не может дышать.

Джинни отталкивается от стола. Грудь судорожно вздымается от тщетных попыток вдохнуть, но воздуха будто просто нет. Звуки и ароматы проникают в сознание, сливаясь с этим удушающим запахом. Он наполняет уши, и вот она снова там. Вернулась в одно мгновение.

Она знает, что это не по-настоящему. Точно знает. Но тело не слушается, разум не слушается, потому что вокруг слишком много дыма, криков и ужасного, резкого запаха крови. Она не может здесь оставаться. Просто не может.

«Ну всё, Уизли, теперь ты точно доигралась».

— Джинни? — спрашивает кто-то, касаясь её руки.

Она отшатывается, глядя на обеспокоенное лицо Рона.

— Ты в порядке?

— Я в порядке, — умудряется выговорить она, словно перед глазами не пляшут пятна и она не борется отчаянно хоть за один глоток воздуха.

Рон хмурится.

— Я в порядке, — повторяет она, неуверенно поднимаясь и чувствуя, как земля под ногами опасно качается. — Я просто… пойду наверх.

Она неопределённо машет письмом в руке в качестве оправдания и убегает так быстро, как только может.

Но запах остаётся.

* * *

Гарри резко просыпается, нащупывая палочку и пытаясь сориентироваться. Поднимаясь на ноги, он крепче сжимает её и оглядывается. В гостиной темно и всё знакомо. Он замирает, прислушиваясь, но слышит только собственное учащённое сердцебиение.

За окном видна пустая тропинка, ведущая ко входу в Нору.

Позади раздаётся тихий лязг. Гарри поворачивает голову и направляется к кухне.

«Просто кто-то решил перекусить посреди ночи», — говорит он себе, чуть опуская палочку.

Не о чем волноваться.

И всё же сон окончательно ушёл, а адреналин по-прежнему пульсирует в крови. Он подходит к двери, решив всё-таки взглянуть, кто не спит в такой час. Рон нередко бродит по ночам в поисках еды.

Но это не Рон.

У раковины стоит Джинни, спиной к нему, её волосы мягкой волной спадают на плечи.

Её не было на ужине, поэтому вполне логично, что она просто проголодалась. И всё бы ничего, но с тех пор, как Гарри заметил её, она так и не притронулась ни к еде, ни к чему-то другому. Даже не пошевелилась. Кажется, она просто смотрит в окно.

Минуты тянутся мучительно долго, и Гарри уже открывает рот, чтобы нарушить молчание, но тут же передумывает. Если она пропустила ужин, чтобы не встречаться с ним, вряд ли обрадуется его появлению во время ночного перекуса. Да и он сам не особенно стремится к этому. Он не то чтобы злится, просто не хочет оставаться рядом с девушкой, перед которой так опозорился. Возможно, со временем он перестанет чувствовать себя уязвлённым и смущённым, но точно не сегодня.

Он пытается отойти так же тихо, как пришёл, но, учитывая, как сильно вселенная его ненавидит, неудивительно, что пол предательски скрипит под его весом.

Гарри морщится, и в тот же миг Джинни резко оборачивается с испуганным видом и локтем задевает стакан, стоявший на краю столешницы. Стакан с грохотом разбивается о пол, молоко брызжет во все стороны. Джинни с коротким вскриком отскакивает в сторону.

Гарри мысленно ругает себя на чем свет стоит.

— Прости, — говорит он. — Я не хотел…

Джинни смотрит на него широко раскрытыми, испуганными глазами, прижимая руку к груди и пытаясь отдышаться. Один её взгляд поднимает в нём безумный клубок эмоций.

Она качает головой.

— Нет, я…

Её взгляд снова падает на молоко, медленно растекающееся по полу. Джинни судорожно втягивает воздух, часто моргает, и на миг кажется, что она вот-вот расплачется.

— Знаешь, что самое ужасное во всём этом? — спрашивает она дрожащим голосом.

— Что? — отвечает он, чувствуя странное оцепенение, будто физически не способен отвести взгляд, даже если бы захотел.

— Даже после всего я всё ещё не могу пользоваться своей палочкой.

Она тихонько смеётся, почти истерично, и Гарри теряется. Он совершенно не знает, как вести себя с этой версией Джинни, которая выглядит такой маленькой и потерянной.

Джинни тем временем опускается на колени, чтобы собрать осколки.

— Стой, — говорит он резче, чем собирался, судя по тому, как она вздрагивает, а стекло со стуком падает на пол.

Гарри заставляет себя сделать глубокий вдох и смягчить голос.

— Просто ты… можешь пораниться. — Он подходит и тоже опускается на колени рядом с беспорядком. — Давай я. Ладно?

После долгой паузы Джинни кивает, садится на пятки, а потом встаёт и отходит.

Гарри достаточно легко чинит стакан, но немного задерживается, вытирая молоко.

От двери доносится тихое:

— Прости.

Он качает головой, не оборачиваясь.

— Это я подкрался к тебе.

— Не из-за стакана, Гарри, — говорит она с лёгким раздражением.

«Конечно», — думает он. И вот оно снова — то самое смущение вперемешку с разочарованием.

Он поднимается и ставит стакан в раковину.

— Всё в порядке, — отвечает он, надеясь, что если уж этот разговор и неизбежен, то хотя бы удастся закончить его как можно быстрее. — Если ты не… ну, тоже всё в порядке.

С его точки зрения, возвращаться к этому нет смысла. Он думал, что тот поцелуй на краю леса что-то значил. Но, очевидно, он неправильно всё понял. Всё просто.

Но Джинни, похоже, не собирается с этим мириться.

— Ты сказал, что следил за мной по карте, — произносит она.

Конечно, было бы слишком наивно надеяться, что они оба сделают вид, будто этого никогда не случалось. Но он никак не может понять, зачем она снова поднимает эту тему, зачем бросает всё ему в лицо.

— У меня не было карты, — говорит она.

Гарри хмурится и поворачивается. Она стоит у плиты, скрестив руки на груди, и смотрит прямо на него.

— Что?

— У меня не было точки с твоим именем. У меня вообще ничего не было.

И он чувствует, как её слова бьют точно в цель.

— Знаю, — отвечает он, наконец. Разве ему нужно очередное напоминание о том, что он ушёл?

Она вздёргивает подбородок.

— Поэтому я попыталась забыть.

«Потому что не всегда можно вернуться назад».

— Да? — спрашивает он, чувствуя, как что-то болезненное разливается в груди.

Она пожимает плечами.

— Казалось… так безопаснее.

И с этим даже не поспоришь. Разве не он сам признался, что с его стороны было эгоистично поцеловать её ещё тогда летом? Зная, что, скорее всего, он никогда не вернётся? И это было ещё до того, как за его голову назначили награду в десять тысяч галлеонов. Не говоря уже о том, что самые близкие ему люди всегда страдают, или того хуже.

Но от понимания всего этого всё равно неприятно слушать объяснение, почему она больше этого не хочет.

— Поэтому я пыталась забыть, — безжалостно продолжает она. — И теперь я даже не могу вспомнить, кем была до того, как всё это началось. До того, как ты ушёл.

Иногда она всё ещё кажется ему той самой Джинни, которую он помнит, а иногда… Да, она изменилась. Он тоже. Но это не значит, что он не хочет, чтобы всё вернулось на круги своя. Он готов на всё, лишь бы сделать вид, что этого года никогда не было. Просто продолжить там, где они остановились.

Но очевидно, этого не произойдет.

— Всё в порядке, — повторяет он, будто, если произносить достаточно часто, он сможет в это поверить, будто слова каким-то образом смогут заглушить боль.

Она нетерпеливо вздыхает.

— Перестань так говорить. Всё не в порядке.

Он чувствует, как нарастает гнев. Всё, что он так старался сдерживать, вырывается наружу.

— Тогда скажи мне, в чём дело, Джинни, — бросает он, делая шаг вперёд. — Скажи, что я должен сказать. Потому что я, чёрт возьми, понятия не имею!

Она отшатывается, и он снова чувствует себя идиотом, но чего, чёрт возьми, она от него ждёт? Что он будет спокойно стоять и слушать, как она перечисляет всё, что он испортил?

Она даже не может на него смотреть.

Гарри проводит рукой по лицу.

— Джинни... — говорит он, и её имя звучит как разочарованный вздох.

Она смотрит в пол и медленно качает головой.

— Правда в том, — признаётся она, — что я не в порядке.

— Что? — переспрашивает он, уверенный, что неправильно расслышал.

— Это-то и самое страшное. Потому что я хочу этого. Я хочу быть той девушкой, которую ты... — Она резко вдыхает. — Я хочу поцеловать тебя, быть счастливой, чтобы всё решилось и мне не пришлось больше ни о чём думать, но я не знаю, как это сделать. Я не знаю, как быть такой, и это несправедливо по отношению к тебе. Это-то и не в порядке, понимаешь?

Это слишком много для него. Слишком много, чтобы справиться с хаосом эмоций, бушующих в голове, поэтому он просто заставляет себя смотреть на неё. По-настоящему смотреть. Потому что всегда, какой бы ад не происходил вокруг, Джинни была оазисом спокойствия посреди бури. Непоколебимой. Вот только теперь... она не выглядит такой.

Её пальцы впиваются в ладони, словно она из последних сил держится, лишь бы не развалиться.

— Джинни, — говорит он, делая шаг к ней, и всё, чего он хочет в этот момент, — это исправить ситуацию. Чтобы она перестала так выглядеть.

Но она поднимает руку, останавливая его, и на лице застывает то же самое выражение, что тогда у пруда. Почти… паника. Как будто она боится его.

— Прости, — шепчет она. — Прости, что не смогла быть той, кто тебе нужен.

Затем она разворачивается и убегает, и единственное, что удерживает его от погони, — это её лицо, застывшее в памяти.

«Я не в порядке».

Гарри долго стоит на кухне, глядя на пустоту там, где секунду назад была Джинни, и пытается понять, что, чёрт возьми, только что произошло.

* * *

Джинни лежит в постели ещё долго после восхода солнца, ещё долго после того, как привычный утренний шум растворяется и сменяется полуденной тишиной. Никто её не беспокоит, даже Гермиона, проходя мимо с остальными, она лишь бросает пару косых взглядов, которые ей уже порядком надоели. То, что Джинни явно сходит с ума, стало негласным секретом. Она уже сбилась со счёта, сколько раз погружалась в воспоминания и не могла из них выбраться.

Но, судя по тому, что никто об этом не говорит вслух, это просто ещё одна вещь, которую можно замять и сделать вид, что её не существует.

«Я не в порядке».

Наконец признаться в этом вслух оказалось почти облегчением, если бы не выражение лица Гарри. Ей стыдно за то, что она так сорвалась, и именно поэтому рядом с ним всё становится невыносимо трудным. Потому что стоит ему появиться, и все правила можно выбросить в окно.

Контроль — единственный способ выжить. Но сейчас её стены, её защита трещат и осыпаются. Уже несколько дней, стискивая зубы, она упрямо возводит их заново, возвращает всё на свои места, и снова чувствует, как они будто рассыпаются.

Дырявые и хрупкие.

Потому что суровая правда в том, что всё это не работает. Она не в порядке.

Когда дом погружается в тишину, Джинни выбирается из постели. Открыв шкаф, она задерживает взгляд на сундуке, который каким-то чудом уцелел, будучи надежно спрятанным в «Салоне», пока замок разлетался на куски, а Выручай-комната полыхала адским пламенем.

Ещё одна бессмыслица.

Приподняв крышку, она оказывается не готова к наплыву знакомых запахов, к воспоминаниям, что тут же тянутся к ней и затягивают внутрь. И, Мерлин, на миг ей действительно кажется, что она пытается вернуться в замок. Это невозможно и неизбежно. Она должна быть сильнее.

Стиснув зубы, она дышит ртом и перебирает мантии, учебники, старые перья. Ищет книгу, которую так и не успела вернуть Снейпу. Интересно, что бы он сказал, если бы увидел её такой?

«Настоящий слизеринец никогда не позволяет эмоциям подорвать самоконтроль».

Это единственное, что она ему обещала: не забыть его уроки. Пора собраться. Перегруппироваться. Вернуться к знакомым, проверенным временем схемам; вернуться к началу. Это уже что-то.

Она поднимает тяжёлый фолиант, уже собираясь убрать всё обратно в сундук, но внизу, в самом углу, замечает небольшую деревянную шкатулку. И всё внутри снова опасно плывёт.

Опустив книгу на пол, Джинни наклоняется и открывает защёлку. Крышка откидывается, и внутри, аккуратно завёрнутый в хлопковую ткань, лежит амулет. Тот самый, которым она подчинила Крэбба и Гойла своей воле.

Она заставляет себя взять его в руку, ощутить грубую тяжесть в пальцах, ужасное чувство силы и расплаты, когда энергия проносится по коже.

Может быть, всё дело в том, что у неё просто закончилось место, где можно прятаться.

* * *

Джинни дожидается, пока кухня опустеет, чтобы развести небольшой огонь в камине. Шагает в пламя, бросает горсть летучего пороха и чётко произносит:

— Лютный переулок.

Через мгновение она вываливается из камина в тёмный зал. Вокруг почти пусто: лишь несколько человек в тяжёлых плащах сгрудились за одним столом.

Она чувствует на себе их взгляды, но никто не шевелится, а все лица по-прежнему тщательно скрыты. Джинни крепче сжимает палочку, даже зная, что не сможет ею воспользоваться.

Натянув капюшон плаща глубже на лицо, она быстро пересекает зал и выходит в переулок. Оказавшись на улице, она оглядывается по сторонам, пытаясь сориентироваться. Из темноты на другой стороне дороги выходит карга.

— Сикль на счастье, дорогуша.

Джинни качает головой, поворачивает налево и идёт вперёд, словно точно знает путь. Ещё три поворота — и наконец перед ней оказывается нужное место. Над дверью небольшого магазинчика висит позолоченная вывеска с облупившимися буквами: «Verdigris»⁽¹⁾.

Дверь поддаётся с лёгким скрипом, и Джинни проскальзывает в тёмное помещение, заставленное книгами. Она чувствует прилив облегчения, узнав девушку за стойкой.

Антония поднимает голову, когда дверь закрывается.

— Джинни, — произносит она, явно удивлённая её появлением.

Джинни пытается что-то сказать в ответ, хотя бы просто поздороваться, но горло сжимается и она не может вымолвить ни слова. Последний раз она видела Антонию на похоронах Кэролайн.

Антония обходит прилавок и мягко касается её плеча.

— Всё в порядке? — спрашивает она, нахмурившись, но, по правде говоря, это последнее, что Джинни сейчас нужно.

— Можно… — слова вырываются слишком поспешно. — Можно мне одолжить освящённый золотой кинжал? Прости, что вообще прошу. Просто сейчас у меня не так много денег. И я не уверена, что родители… поймут.

— Конечно, — тут же соглашается Антония, но её взгляд скользит по лицу Джинни, словно она ищет скрытое объяснение этой неожиданной просьбе. — Просто подожди здесь.

Она спешит вглубь магазина и через мгновение возвращается с тонким деревянным футляром.

Джинни принимает его из её рук.

— А ещё… может быть, копию Incantaxa Femella⁽²⁾?

Она замечает, как у Антонии расширяются глаза, будто именно этого недостающего фрагмента не хватало, чтобы картинка сложилась. Не говоря больше ни слова, Антония направляется к одной из стеклянных витрин за прилавком и возвращается с томом в тёмно-красном переплёте.

— Я твоя должница, — говорит Джинни, пряча книгу и футляр в складках мантии.

— Это так не работает, — напоминает Антония.

Джинни кивает, потому что конечно же так и есть. И всё же она уже разворачивается к двери, когда Антония берёт её за руку.

— Чаю? — спрашивает она, крепко сжимая пальцы.

Джинни понимает, что это отнюдь не вопрос.

— Конечно.

Они сидят вместе в глубине магазина уже полчаса, обсуждая всё, что не имеет никакого отношения к Хогвартсу, войне или тайной магии. Антония рассказывает о новой работе Теодоры, о тексте, который она безуспешно пытается разыскать уже несколько месяцев, о планах съездить в Париж и навестить Лукаса.

Джинни слушает простые, обыденные подробности жизни людей, и, когда она встаёт, собираясь уходить, ей кажется, что она снова почти может дышать.

— Джинни… — говорит Антония, останавливая её уже у самой двери.

Она оглядывается через плечо.

— Ты сделала то, что должна была.

«Необходимый».

Она кивает, сглатывая ком в горле.

— Я знаю, что сделала, но не могу отделаться от ощущения, что многие люди говорили то же самое о множестве ужасных вещей, которые совершили.

Антония не может с этим поспорить и просто смотрит на неё.

— Я верну их, когда смогу, — обещает Джинни.

Антония кивает.

На обратном пути в паб Джинни пару раз сбивается с дороги, так что проходит около часа, прежде чем она камином возвращается в Нору. К счастью, кухня всё ещё пуста. Она стряхивает с плаща предательский пепел, но не успевает добраться до лестницы, как хлопает задняя дверь.

— Её нет на пастбище, — буквально влетает запыхавшийся Рон. Его взгляд падает на Джинни. — О. Мам! Она здесь.

Молли врывается на кухню.

— Где ты была?!

Джинни моргает, ошеломлённая её тоном.

— Я навещала подругу в Лондоне.

Но это, похоже, её никак не успокаивает.

— Одна? — звенящим от негодования голосом спрашивает мать. — Никому не сказав?

Джинни тяжело вздыхает, снимая плащ.

— Это не так уж важно.

— Ты несовершеннолетняя, — напоминает Молли.

Как будто она когда-нибудь сможет об этом забыть.

— Ничего не случилось, — упрямо отвечает она, вешая плащ на спинку стула и впиваясь руками в ткань.

— Это небезопасно!

И всё. Всё. Последняя хрупкая нить, удерживавшая всё вместе, рвётся, и остаётся только ярость.

На мгновение Джинни хочется броситься наутек, швырять стулья и бить тарелки. Она хочет, чтобы это нелепое, тихое, аккуратное место показало, как она себя чувствует. Хочет, чтобы эта боль выплеснулась из её тела, и ей кажется, что если бы она могла материализовать все эти чувства, поместить их в бутылку и воткнуть кому-нибудь прямо в горло в обмен всего лишь на две минуты этого зыбкого облегчения, она бы не раздумывая так и сделала.

Она готова на всё.

— Небезопасно? — почти кричит она. — С каких это пор в нашей жизни вообще хоть что-то стало безопасным?

Рон и Молли вздрагивают, но ей плевать. Ей, чёрт возьми, абсолютно всё равно.

— Где были твои правила и защита в прошлом году? Когда я пошла в школу одна? Когда я заработала вот это? — говорит она, указывая на бледный синяк на скуле. — Или в любой из пяти раз, когда на меня накладывали Круциатус?

На кухне воцарятся гробовая тишина. Молли стоит, прижав руку ко рту, а глаза её наполняются слезами.

Джинни срывает плащ со спинки стула.

— Я скажу тебе, где они были. Нигде. Их нигде не было. Так что извини, если я не спросила разрешения на совершенно обычную прогулку.

Повернувшись, она выходит из кухни, взбегает по лестнице и как можно громче хлопает дверью, закрывая её за спиной.

Она полностью теряет контроль.

* * *

Гарри проводит рукавом по вспотевшему лбу, останавливается и пытается оценить, насколько продвинулся.

Он сейчас в одной из самых малоизвестных частей замка. Большой зал, больничное крыло, кухни, общие гостиные и спальни уже очищены от проклятий. Добровольцы в основном сосредоточены на уборке и восстановлении, чтобы сделать Хогвартс пригодным для жизни.

По его подсчётам уйдёт не больше двух недель, чтобы снять последние тёмные чары. Он изо всех сил старается не думать о том, чем будет заниматься потом. По крайней мере, всегда останется Запретный лес, с которым можно будет разобраться.

Он прислоняется к стене. Усталость наваливается, и он знает, что именно в таком состоянии чаще всего становится небрежным. К счастью, сегодняшние дела не так уж опасны. К несчастью, они слишком просты, поэтому и занять ими голову не получится. Всё становится ещё хуже, когда Рон возвращается в Нору, получив сову от Молли, которая пишет, что он там срочно нужен.

Гарри постоянно ловит себя на мысли о том, что случилось с Джинни, а ведь весь смысл пребывания здесь — не думать ни о чём. В общем, особого прогресса он не делает.

Через несколько часов Гарри слышит грохот осыпающихся камней и громкое ругательство. Он оглядывается и видит, как через завалы к нему пробирается Рон.

— Чёртова смертельная ловушка, — бурчит тот, осторожно перешагивая очередную груду камней.

— Эй, всё в порядке?

— Да, — отвечает Рон, наконец добираясь до него. — Джинни пропала.

— Что? — спрашивает Гарри, оборачиваясь и тут же позабыв о своих делах.

— С ней всё в порядке, — добавляет Рон, отмахиваясь от его беспокойства. — Просто ушла к подруге или что-то вроде того, но, конечно, даже не удосужилась сказать об этом маме.

Гарри пытается заставить сердце успокоиться.

— О.

Вместо того чтобы продолжить работу, Рон садится на пол и прислоняется спиной к стене.

Гарри хмуро смотрит на него, усаживаясь рядом.

— В чём дело?

Рон выдыхает, проводя рукой по лицу.

— Чертовы семейные часы, — говорит он. — Её стрелка застыла на «в пути». Ну, знаешь, прямо как у...

Прямо как у Фреда.

Гарри тихо ругается.

— Мама сильно разозлилась, — качает головой Рон. — За то, что вот так исчезла, хотя она ещё несовершеннолетняя.

— Могу представить, как Джинни это понравилось, — говорит Гарри, опуская руки на колени, и начинает рассеянно вертеть палочку в пальцах.

Рон морщится.

— Она просто... сорвалась.

Гарри вспоминает Молли и боггарта на площади Гриммо. Дети, лежащие на полу один за другим и уставившиеся пустыми глазами в потолок.

— Да уж, твоя мама, наверное, сильно испугалась.

— Не мама, — качает головой Рон. — Джинни сорвалась.

— Правда?

Может, ему и следовало бы этому удивиться, ведь всё лето она была такой тихой и спокойной. Но он не удивлён, потому что помнит её вчера вечером на кухне, как она, казалось, излучала неудержимую энергию.

— Я уже много лет не слышал, чтобы она так кричала. Она сказала… — Рон замолкает, сжимая зубы. — Она сказала, что в прошлом году на неё пять раз накладывали Круциатус.

— Что? — восклицает Гарри, резко выпрямляясь.

Рон только кивает, его лицо бледнеет.

Гарри снова видит лицо Джинни в темноте кухни.

«Даже после всего я всё ещё не могу пользоваться своей палочкой».

Он на самом деле не задумывался о том, что она имела в виду. Да и не особо хотел.

Рон царапает носком ботинка отколовшийся кусок камня.

— То есть я знал, что у неё бывают эти странные приступы, но никогда не задумывался почему.

— Странные приступы? — спрашивает Гарри, и у него внутри поднимается ощущение, будто он упустил что-то важное.

— Ну да. Знаешь, как будто она здесь, а в следующую минуту... — Он машет рукой перед лицом. — Как будто её больше нет, она где-то в другом месте, в каком-то плохом месте. Гермиона говорит, магглы называют это паническими атаками. Будто ты застрял в плохом воспоминании и не можешь вырваться.

— Я этого не знал, — говорит Гарри, впиваясь пальцами в колени.

— О. Похоже, тебя тогда просто не было рядом. Считай, повезло. Они ужасны.

Нет, его не было рядом. Он был здесь, в этом проклятом замке.

— Знаешь, — продолжает Рон, — несмотря на всё, что нам рассказывал Невилл, я всё равно думал, что им здесь было легче, понимаешь? Легче, чем нам. Как же чертовски глупо было так думать!

— Да, — соглашается Гарри, потому что он тоже в этом виноват, разве нет?

Рон откидывает голову на стену, глядя на замок.

— Что здесь произошло?

— Я не знаю.

Рон поворачивается к нему с мрачным выражением лица.

— Не могу отделаться от мысли, что... что я оставил её здесь одну.

Гарри хватает его за плечо и сжимает так крепко, что пальцы белеют.

— Мы все её оставили.

Но хуже всего, что это сделал он сам.

* * *

В тот вечер Джинни не спускается к ужину.

Гарри не особо удивлён. Возможно, даже немного чувствует облегчение, каким бы придурком это его ни делало. Он просто не уверен, что сможет смотреть ей в глаза и не представлять, как она истошно кричит от Круциатуса. Не задаваясь вопросом, где он был в это время.

Или, что ещё хуже, начнет задаваться вопросом, есть ли вероятность, что это произошло из-за него.

«Казалось... так безопаснее».

— Как Джинни? — спрашивает Рон, нарушая неловкую тишину за столом.

Весь ужин Молли выглядит подавленной и сейчас не поднимает глаз от тарелки, чтобы ответить на вопрос.

Артур накрывает её руку своей.

— Твоя сестра какое-то время погостит у Билла и Флёр. Она уезжает утром.

Рон открывает рот от изумления.

— Подождите. Вы отсылаете её прочь?

— Она сама попросилась уехать, — хриплым голосом отвечает Молли. — И мы ей разрешили.

— Почему?

— Это тебе самому придётся спросить у Джинни.

Артур сжимает руку Молли.

— Всё образуется само собой. Вот увидишь.

Гарри смотрит в тарелку, но особого голода больше не чувствует.

После ужина он идёт за Роном в сад, и целый час они вместе перебрасывают гномов через забор, пока Гермиона сидит на траве рядом. Рон непривычно молчалив, и Гарри не настаивает на разговоре, потому что всё равно не имеет ни малейшего представления, что сказать.

Когда, наконец, начинает темнеть, Гарри замечает, как Гермиона пытается поймать его взгляд. Он не сразу понимает, что она хочет поговорить с Роном наедине, но не знает, как об этом попросить.

Гарри отряхивает руки о джинсы.

— Пойду-ка я внутрь, — говорит он.

Гермиона благодарно ему улыбается.

— Спокойной ночи, Гарри.

Похлопав Рона по плечу, он оставляет их вдвоём и направляется в дом.

Он останавливается на первой лестничной площадке, глядя на закрытую дверь Джинни. Подумывает подойти и постучать, но понятия не имеет, что сказать и захочет ли она вообще его видеть.

Он переминается с ноги на ногу, уговаривая себя собраться и хотя бы попрощаться. Подойдя к двери, он стучит, пока не успевает передумать. Он ждёт, но в ответ тишина, и он не знает, потому ли это, что она прячется, или потому, что уже спит.

Развернувшись, он направляется в комнату Билла, хватает вещи и идёт в ванную.

Кругом тишина, все уже легли спать.

Он тянется к дверной ручке ванной, но она вдруг сама распахивается.

И Гарри оказывается лицом к лицу с Джинни. На ней халат, мокрые волосы падают на лицо.

Джинни испуганно втягивает воздух, явно не ожидая его тут увидеть.

— Прости, — вырывается у Гарри. — Я не знал, что там кто-то есть.

Она качает головой.

— Нет, — говорит она. — Всё в порядке. Мне не следовало…

Она замолкает, и Гарри думает спросить её, чего ей не следовало делать. Открывать дверь? Пользоваться ванной в собственном доме?

Она бросает на него быстрый взгляд, но тут же отводит глаза, и тогда он понимает, что всё ещё стоит прямо перед ней, мешая выйти.

— Я просто… — начинает он, отступая в сторону.

— Спасибо.

Они смущённо улыбаются друг другу и всё же расходятся.

«Ну, всё прошло явно хорошо», — думает Гарри, мысленно поморщившись.

— Гарри, — вдруг зовёт она.

Он оборачивается.

— Да?

— Не знаю, говорила ли мама что-нибудь об этом, но…

— Ты уезжаешь в Ракушку, — подхватывает он.

Она кивает.

— Завтра рано утром, — она натянуто улыбается. — Наверное, я бы не хотела исчезать, не попрощавшись.

— Конечно, нет, — отвечает он. — Это ведь моя фишка.

Джинни хмурится.

Гарри пытается улыбнуться, представив это как безобидную шутку, но сомневается, что она ему поверила.

— Надеюсь, ты хорошо проведёшь время.

Теперь её взгляд ясно говорит, что он точно сошёл с ума.

— Это не совсем такая поездка.

Ну конечно, чёрт возьми, не такая.

Он ненавидит, как неловко всё между ними, особенно потому, что, вероятно, сам виноват. Он просто не знает, что сказать, кроме: «Прости, что не заметил, как тебе тяжело».

Джинни отступает на несколько шагов, и ему точно не мерещится лёгкое разочарование на её лице.

— Пока, Гарри.

Он смотрит ей вслед, но не может удержаться и выпаливает:

— Ты же уезжаешь не из-за меня, правда?

— Что? — она резко оборачивается.

— Потому что мне не обязательно здесь оставаться.

Он мог бы вернуться на Гриммо. Или разбить палатку в Хогвартсе с другими студентами. Или снять комнату в «Дырявом котле».

— Гарри, — говорит она раздражённо. — Не всё теперь вертится вокруг тебя. Уже нет.

Он невольно морщится.

Её плечи опускаются, глаза на миг закрываются.

— Прости. Я не это имела в виду.

— Нет. Ты права.

И разве не этого он всегда хотел? Чтобы всё было не о нём?

Она не сразу уходит, и Гарри каким-то образом набирается смелости спросить то, что ему действительно интересно. Он почти уверен, что на самом деле не хочет слышать ответ, но ему просто нужно знать. Он устал от постоянных путаниц и ошибок.

— Что тогда произошло? Там, у пруда, когда я пытался тебя поцеловать?

Джинни вздрагивает, и он уже готов к тому, что она развернётся и снова убежит, но вместо этого она лишь плотнее стягивает халат на груди и на миг закрывает глаза, словно пытается собраться с мыслями.

— Я почувствовала запах дыма, — наконец, говорит она.

Это последнее, что он ожидал услышать.

— Что?

Она облизывает пересохшие губы, глядя куда-то в пол рядом с его ногами.

— Это был дым, и то поле, и тела… И ты, идущий в этот грёбаный лес. И я просто… — Она закрывает глаза. — Я не могла дышать.

«Боже», — думает Гарри.

Она выглядит почти сердитой на саму себя.

— Я знаю, что это глупо.

— Вовсе нет.

Это ужасно, мучительно и сбивает с толку, но точно не глупо.

Джинни смотрит на него твёрдым, холодным взглядом.

— Но с тобой ведь такого не бывает, правда?

Он понятия не имеет, что на это ответить, потому что она говорит так, будто чувствует себя слабой. Он беспомощно пожимает плечами.

— Наверное, я просто… не думаю об этом.

— И это работает? — спрашивает она. — Потому что, кажется, мои желания всё равно не имеют значения.

Гарри думает о том, как же он ошибался. Джинни стоит перед ним в полумраке и извиняется за то, что не может быть такой, как ему нужно.

— А как же Ракушка? — спрашивает он.

— Что?

Она сразу настораживается.

— Ты этого хочешь?

Потому что дело не в том, что нужно ему. Может быть, дело в том, что нужно ей.

Она молчит, долго разглядывая его, и, наконец, отвечает:

— Да. Я хочу этого.

— Ладно. Вот и отлично.

— Правда? — Она смотрит на него с лёгким смущением.

Гарри кивает.

— Я просто… я буду здесь, когда ты вернешься. Хорошо?

Теперь в её глазах не страх или паника, а нечто такое, на что почти больно смотреть прямо. Она кивает, прикусывая нижнюю губу.

— Хорошо.

Он тоже кивает, улыбается ей и поворачивается обратно к ванной.

— Гарри?

Он останавливается и оглядывается на неё.

— Ты мог бы сделать для меня кое-что?

— Конечно.

Она долго смотрит на него, а он изо всех сил старается не ёрзать под её пристальным взглядом.

— Просто… не спи больше в гостиной, ладно?

Он хочет спросить, откуда она об этом знает, но это ни к чему, ведь Джинни всегда лучше других понимала, что происходит вокруг.

— Да, хорошо.

Удовлетворившись, по-видимому, таким ответом, она неуверенно улыбается, а затем исчезает вниз по лестнице.

Гарри долго смотрит ей вслед, пока, наконец, не заходит в ванную и закрывает за собой дверь.

Пахнет цветами.

---

1) Verdigris может переводиться на русский язык как патина, малахит, медянка. Это название относится к зеленому или сине-зеленому слою, образующемуся на медных и бронзовых изделиях в результате коррозии. Здесь оставлено без перевода, как название магазина.

Вернуться к тексту

2) Incantaxa, вероятно, производное от латинского: incantare (лат. «заклинать, колдовать»), можно интерпретировать как «заклинание» или «магическая формула». Femella от лат. femella «женщина», «девушка», можно интерпретировать как «женский дух», «сущность».

Вернуться к тексту