Адский отпуск (джен)

Палата тонула в полумраке, который нарушало лишь приглушённое мерцание мониторов. Ровные пики на экранах выстраивались в гипнотизирующий, безжизненный узор. Воздух был стерилен и пах антисептиком.

Заведующая отделением, доктор Лаврентьева, стояла в центре комнаты. Ей было пятьдесят, и в её усталых, внимательных глазах читалась тяжесть многих подобных разговоров.

— Мы собрались здесь, — начала она тихо, но так чётко, что каждое слово было прекрасно слышно, — чтобы принять тяжёлое, но необходимое решение.

Родители Кати, Анна и Сергей, сидели у кровати, вцепившись друг в друга. Их лица были серыми от бессонных ночей, позы — сломленными скорбью.

— По совокупности данных — ЭЭГ, МРТ, динамики за всё время — восстановление когнитивных функций крайне маловероятно, — Лаврентьева говорила ровно, констатируя факты. — Сердце работает на препаратах, почки — на диализе. Качество жизни… его больше нет.

— Вы точно всё перепроверили? — выдохнула Анна, её срывающийся шёпот был едва слышен.

Невролог, доктор Морозов, мужчина лет сорока пяти с невозмутимым лицом, кивнул.

— Мы провели три независимых консилиума. Каждый раз был сделан один вывод.

— Значит, вы хотите… отключить? — Сергей сжал кулаки, сухожилия на его руках резко проступили в свете настольной лампы.

— Мы прекратим искусственную поддержку, — поправила Лаврентьева, и в её голосе впервые прозвучала едва уловимая жалость. — Это не убийство. Это прекращение борьбы с неизбежным.

— Нет! — Анна вскочила, её стул с грохотом отъехал назад. — Она же дышит! Она…

Тихая медсестра Ольга, до этого стоявшая в тени, подошла к Анне и мягко коснулась её плеча.

— Я понимаю. Но дыхание — это аппарат. Сердце бьётся, потому что мы его заставляем. Мозг…

Анна закрыла лицо руками, её плечи затряслись. Сергей молча, с трудом, обнял её.

Доктор Лаврентьева, выдержав паузу, сказала: — Если у вас есть вопросы — задавайте. Если нужно время — скажите. Но решение принято.

— Делайте, — прорычал Сергей, глядя в пол.

Лаврентьева кивнула Морозову. Тот медленно подошёл к стойке с аппаратурой. Его пальцы нашли нужный блок. Рука замерла над тумблером. В палате повисла тишина, такая густая, что в ней стало нечем дышать.

— Доктор… — внезапно, шёпотом, произнесла медсестра Ольга. Все взгляды устремились на кровать. — Девочка… она шевельнулась.

— Мам… — прошептала Катя. Тихо, почти неслышно, одним выдохом.

Тишина взорвалась. Монитор участил свои писки. Веки Кати дрогнули и медленно приоткрылись. Взгляд был мутным, но зрачки двигались. Пальцы левой руки слабо сжались, будто пытаясь что-то ухватить.

— Она говорит! Она слышит! — закричала Анна, падая на колени у кровати и хватая дочь за руку.

— Доченька, ты здесь? Смотри на меня! — Сергей бросился к изголовью, его голос срывался.

Доктор Морозов был уже рядом, его профессиональное спокойствие сменилось сосредоточенной энергией. Он щупал пульс, светил фонариком в зрачки.

— Реакция на стимулы… есть, хорошая! Ольга, срочно ЭЭГ! Лаврентьева, отменяем!

Голос Лаврентьевой дрогнул, но командирский тон тут же вернулся.

— Отменяем процедуру. Всем к работе. Быстро.

Отделение мгновенно наполнилось суетой. Ольга стремительно выскользнула за дверь. Морозов диктовал параметры. Анна, рыдая, гладила дочь по щеке, беспрестанно шепча её имя. Сергей, не отрывая взгляда от лица дочери, твердил: «Ты справилась, Катенька, ты справилась».

Монитор пикал увереннее, выводя на экран новый, живой ритм. Свет точки слегка дрожал, будто тоже переводил дух.

Доктор Лаврентьева отошла к окну, за которым лежала тёмная, безразличная ночь. Она смотрела на ожившую палату, и её сдержанное лицо выражало полнейшее недоумение.

— Не понимаю... — прошептала она сама себе. — Как такое возможно?

* * *

Реальный мир встретил Катю белизной потолка больничной палаты и тишиной. Стерильный воздух пах лекарствами, а не серой и порохом. Врачи, неделю назад разводившие руками, теперь качали головами, бормоча об «необъяснимой спонтанной ремиссии». Её сердце, много лет бывшее хрупким и слабым, теперь билось ровно и уверенно. И весь организм… Мышечный тонус возвращался к нему очень быстро и трудно было поверить, что Катя — та самая девочка, что никогда не занималась физкультурой и вообще пролежавшая долго без движения на больничной койке. И врачам ничего не оставалось, как отпустить уникальную пациентку домой.

Катя проснулась дома, на своей кровати, без привычного вороха проводов. Её разбудил тёплый солнечный луч, бивший в окно. Девочка открыла глаза. Рядом сидела мама, её лицо, исчерченное годами тревоги, теперь было спокойным.

— Доченька... — тихо сказала она, проводя рукой по её волосам. — Ты так крепко спала и будто что-то пыталась сказать. Тебе... тебе не снились кошмары?

Катя потянулась, как котёнок, и улыбнулась. Не той, прошлой, больной улыбкой, а новой, лёгкой.

— Нет, мам... Я же обещала тебе рассказать, что было перед тем, как потеряла сознание? Я не хотела никому говорить, но тебе расскажу.

— Неужели ты помнишь?

— Да. И прекрасно. В общем, я играла в свою любимую игру, Doom II.

— Ох, не нравилась мне она, страшная! Может, из-за неё ты…

— Да ладно, мам. Итак, я добралась до последнего уровня, где самый сильный демон, Икона Греха. Я его победила. Но вдруг открылся портал, которого раньше никогда не было. Я подумала, что это какой-то супертайный секретный уровень и шагнула в него... и тут я потеряла сознание.

— Напугала ты нас! Хорошо, что чашка со стола упала... Я услышала звон, захожу, а ты лежишь на клавиатуре и почти не дышишь!

— Прости, что напугала. Но я... я продолжила игру уже там.

— Где?

— Там, куда я попала. Я превратилась в Думгая. В самого героя.

— Вот же фантазёрка!

— Я не придумываю.

Катя помолчала, глядя в потолок, её взгляд был устремлён куда-то далеко.

— Дальше был... полный кошмар. Сражаться по-настоящему оказалось гораздо страшнее. И больно. Меня захватили в ловушку. Было очень страшно. А потом пришла она. Девушка-кошка. С каштановым хвостом и золотыми глазами. Она... спасла меня.

Мама ласково улыбнулась, списывая всё на фантазию выздоравливающего ребёнка.

— А сегодня? — спросила она.

Улыбка дочери стала ещё шире.

— Сегодня был хороший сон. Она снова мне снилась. Просто стояла и улыбалась... а потом помахала рукой и рассыпалась искрами…

Катя не знала, что где-то в недрах мультивселенной, в ядре взрыва, способного испепелить богов, эта улыбка, которую она видела во сне, была последним и самым важным сюжетным твистом, который Темпа — космическая авантюристка и автор собственной судьбы — когда-либо создала.