| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Люциус тяжело вздохнул, отчего в груди закололо сильнее, чем прежде. Он пробежал почти полмили, петляя переулками, чтобы не попасться никому на глаза. В голове с трудом укладывалось только что увиденное: так вот, кого хотел впечатлить Патрик! Жаль, что Гермиона вернётся утром воскресенья: её совет пригодился бы Люциусу. С Тони разговаривать не хотелось совсем — он скорее позлорадствует, чем посочувствует. Пора бы прогнать его уже…
Конечно же Люциус и Гермиона так и не добились от Тони внятного ответа в тот же вечер. С большим трудом и не без помощи магии они уложили его на диван, предусмотрительно отобрав бутылку. Долохов повозмущался, напугав при этом Косолапуса, мирно отдыхавшего в своём кресле, но вскоре уснул. Люциус и Гермиона отправились в спальню.
— Давно его таким не видел.
— Может, что-то случилось?
— Разве что Маккошка его бросила. Но тогда он слишком… трезвый.
— Узнаем завтра. Спокойной ночи.
Она быстро переоделась и забралась под одеяло. Люциус тем временем стоял, держа футболку в руках.
— Ложишься? — спросила Гермиона.
— Чёртов Тони, чтоб его кентавры затоптали! — выругался Люциус.
Он наконец-то надел футболку, лёг в постель, притянул Гермиону поближе и прижал к себе.
— Нет, Люциус. Ты же понимаешь. И насчёт кентавров: я знаю одного.
— Быть не может! Кентавры не жалуют людей.
— Ну, честно сказать, Флоренца свои-то не очень жалуют. За общение с людьми. И за преподавание в Хогвартсе.
— Неужели? И что же он преподавал?
— Прорицания. Ты должен знать. Драко не рассказывал?
Он задумался: ничего подобного не слышал. Скорее всего, кентавр заступил на должность, когда Люциус отбывал наказание в Азкабане, не получая почти никаких вестей со свободы.
— Удивительно, — только и сказала Гермиона.
Люциус не стал спорить: его начало клонить в сон. Он почти полностью провалился в него, когда она вдруг спросила:
— Спишь?
Он что-то промычал, всё ещё будучи сонным. Гермиона потянула его за руку.
— А? Что? — встрепенулся он.
— Я вспомнила кое-что. Профессор Макгонагалл недавно просила у меня одно зелье.
— Какое зелье?
Гермиона затихла, будто стыдилась ответа. Люциус снова начал засыпать, когда услышал:
— Зелье для прерывания беременности.
Её голос звучал холодно и безжизненно, что заставило насторожиться.
— А ты? Дала?
— Нет, — ответила Гермиона. — Оно не продаётся в аптеках, мы поставляем его в Мунго и больше никуда. Каждый экземпляр на счету. Да и не советовала бы я его вообще.
— Подожди, то есть Маккошка ждёт ребёнка от Тони? Ей же под семьдесят, какие дети?
— Я не знаю! Она не уточнила, что это для неё. Почему ты удивлён? Неужели волшебники стали рано стареть?
— Привык к маглам, которые не могут завести детей после пятидесяти.
Гермиона тихо засмеялась, но вдруг замолкла, повернулась к Люциусу и сказала:
— Пообещай, что не будешь злиться.
— На что? — спросил он, но, столкнувшись с её взглядом исподлобья, сдался: — Хорошо-хорошо, обещаю.
— Я испытывала это зелье на себе.
Он приподнялся, внимательно глядя на Гермиону — что она хочет сказать?
— У нас, скорее всего, не будет детей.
Люциус замер, ощущая разлившийся по всему телу холод: он ведь ещё не успел об этом подумать, а у них, оказывается, уже отняли даже призрачный шанс стать родителями. В то же время ему до ужаса стало обидно за Гермиону — так рисковать своим здоровьем и будущим из-за работы!
— Когда? — только и смог выдавить он.
— Год назад. Я только начинала работать в лаборатории, да и сама лаборатория состояла из нас с профессором. У нас не было контрольной группы, не было покупателей, в нас почти никто не верил. Мы просто варили зелья, как два сумасшедших учёных. А в тот день всё просто совпало…
Она вздохнула. Люциус нашёл её ладонь, сжал в своей.
— Всё совпало, потому что я считала, что для детей слишком рано, что карьера важнее. Рон, конечно, так не считал.
— Я тоже не считаю, — осторожно произнёс Люциус. — Я считаю, что карьера, которая наносит вред, — не то, за что стоит держаться.
— Я больше ничего не испытываю на себе. Как бы то ни было, а мой случай помог нам добиться формирования контрольной группы на базе Мунго, потому что многие зелья… Они опасны для домашнего использования. Сначала всё шло нормально, но на третий день мне резко стало плохо.
— Можешь не рассказывать, если не хочешь.
— Инфекция. — Голос Гермионы сорвался, она шмыгнула носом. — Это зелье… Каждый день я думаю, как всё исправить. Ничего.
Люциус поцеловал её в лоб, обнял покрепче.
— Всё получится, — уверенно сказал он. — Даже если нет, мы всегда будем друг у друга.
— Спасибо, Люциус. Прости, что думала о тебе плохо.
Гермиона сама начала долгий поцелуй. Люциус, воодушевлённый её инициативностью, осторожно провёл рукой по груди, животу, подцепил край пижамной футболки, задрал повыше. Гермиона не возражала, когда он склонился над её грудью, чтобы оставить на ней россыпь нежных поцелуев. Он сразу же ощутил её пальцы в своих волосах и опустился ещё ниже, умиляясь тому, как подрагивал её живот под губами. В прошлый раз он преследовал иные цели — хотел удивить Гермиону, расположить к себе. Сейчас же он стремился показать ей, насколько сильно любит. Люциус снял с неё штаны и нижнее бельё, расцеловал оголившиеся бёдра и наконец провёл языком снизу вверх.
Люциус, к своему стыду, был слаб в женской анатомии. Брак с Нарциссой не предполагал сексуального разнообразия — обходились классическими удовольствиями. После изгнания у Люциуса не было повода расширять кругозор. Он подозревал о своей зашоренности в плане секса. Конечно, он, как и любой обычный мужчина, знал, что у женщин есть половые ограны, но на этом его знания заканчивались. С Нарциссой Люциус пробовал оральный секс в первые годы брака, ещё до рождения сына. Она кричала и извивалась, чем не на шутку перепугала Люциуса: он подумал, что сделал ей больно. Она всегда казалась ему слишком громкой, и он не мог не сравнивать.
Тихие стоны и вздохи Гермионы казались ему прекрасной мелодией. Он прислушивался к ней, стараясь подстроиться, чтобы доставить как можно больше удовольствия. Но Гермиона вдруг с силой надавила на его голову.
— Что-то не так? — обеспокоенно спросил Люциус.
— Я не смогу… Слишком хорошо.
Люциус приподнялся, дотянулся до палочки, набросил на комнату заглушающее заклятие, но Гермиона не позволила ему продолжить, упёршись руками в его грудь.
— А вдруг он зайдёт!
— Я его убью, — хладнокровно пообещал Люциус. — Мне плевать на его личную драму. Он в гостях, а не у себя дома.
— Может, всё-таки повесим крючок на дверь?
— Обязательно. А сейчас позволь мне довести дело до конца, — мягко сказал он, поглаживая её по щеке.
Гермиона опустила руки, сдаваясь. Им повезло: Долохов поднялся только под утро, погремел чем-то на кухне, в туалете и больше не шумел. Хоть Люциус и понимал, что Тони не представляет для них опасности, всё равно во сне крепко обнимал Гермиону и даже встал с утра вместе с ней.
Пока Гермиона готовила завтрак, Люциус покормил Косолапуса и накрыл на стол.
— Ты же только поел! — укоризненно заметила Гермиона, когда кот потянулся лапами на стол.
Люциус улыбнулся и незаметно бросил на пол кусочек варёного яйца. Всё прошло бы удачно, но Косолапус сам себя выдал.
— Я не виноват, что он так громко чавкает!
— Прекрати подкармливать его! — потребовала Гермиона.
— Но он же просит, — попытался оправдаться Люциус.
— У него нормальный сбалансированный рацион. Он склонен к ожирению, — да, Косолапус, к ожирению, и не надо на меня фыркать! — ему прописали диету. И в эту диету не входят подачки со стола, тем более бекон, Люциус!
— Хорошо, — согласился он. — Больше не будем, правда, Лапка?
Но тот хрипло мяукнул, тряхнул лапой и ушёл.
— Довольна? Он считает меня предателем.
— Кажется, ты не любил кошек, — напомнила Гермиона.
— Поддался очарованию.
Люциус уткнулся в тарелку, но Гермиона вдруг серьёзно произнесла:
— И тебе стоит обследоваться. И, скорее всего, исключить из рациона бекон.
— С чего вдруг? — опешил Люциус, не успев прожевать еду.
— Думаю, у тебя проблемы с сердцем. О Мунго речи не идёт, но если у тебя будет диагноз из магловской клиники, я смогу правильно подобрать зелья. Надеюсь, у тебя есть страховка, чтобы не ждать приёма до следующего года.
— Конечно есть. Знаешь, сколько я за неё плачу?
— Замечательно. Запишись, пожалуйста, на приём к терапевту — он даст тебе нужные направления.
— Я всё ещё не вижу в этом необходимости.
— А я вижу. Я не хочу, чтобы тебе вдруг стало плохо! Не хочу тебя потерять!
Люциус отложил вилку, поднялся.
— Иди сюда, иди ко мне.
Гермиона неуверенно встала, и он заключил её в объятия.
— Я схожу к врачу, раз это так важно для тебя.
— Это очень важно, Люциус.
— Хорошо. Я уже говорил, что обожаю твои волосы?
Гермиона хихикнула и крепче прижалась к нему.
— Пообедаешь сам? Я сегодня целый день в Мунго с контрольной группой.
Когда она ушла, Люциус попытался растолкать Тони, чтобы отправить на работу, но тот отмахнулся, сказав, что взял отпуск за два года работы.
День проходил как обычно. Люциус получил на почте несколько новых журналов о компьютерной технике. Чтению он старался уделять по крайней мере пару часов в день. Компьютеры он находил крайне занимательными, но до сих пор не решался к ним приблизиться. Совет Гермионы подтолкнул его к изучению этой новой перспективной области. Чуть позже он позвонил в клинику, записался на приём и занялся своей обычной работой.
Через некоторое время дверь отворилась и Люциус отвлёкся, чтобы взглянуть на посетителя, который отличался от прочих.
Люциус совершенно не стыдился, что не знал званий полицейских, наоборот, в некоторой степени гордился этим, ведь это значило, что он и вправду начал новую жизнь без проблем с законом. Нет, конечно же, в случае чего он попытался бы подкупить представителя закона, как в старые времена, несмотря на то, что теперь создавал иное впечатление. Он слегка напрягся, безуспешно пытаясь сообразить, что от него может понадобиться полицейскому.
— Доброе утро, — осторожно поздоровался Люциус, стараясь не звучать слишком заискивающе.
— Привет, — кивнул тот. — Я тут рацию уронил. Посмотришь? Мне тебя очень советовали.
Полицейский положил перед ним пластмассовую коробочку с небольшой антенной. Люциус поднял её, повертел в руках, оценивая повреждения, и взялся за отвёртку. Он и раньше сталкивался с такими поломками: от удара у устройств часто что-то отваливалось внутри. Обычно это решалось пайкой. Так же и в этом случае: Люциус справился с ремонтом за пару минут, из которых половину рация остывала после температурного воздействия.
— Спасибо, выручил, — довольно протянул полицейский.
Люциус нашёл в себе смелость взглянуть на него: молодой, высокий, в новой чистой форме. Его глаза как будто смеялись, но на деле просто имели необычный разрез.
— Если что, меня зовут Майкл, — добавил тот и, забрав рацию, двинулся на выход.
— Но… вы не заплатили, — опомнился вдруг Люциус, приподнявшись вслед за ним.
Полицейский остановился, хитро — или нет — взглянул на него.
— Будут проблемы — обращайся, Люциус Малфой.
Он подмигнул и ушёл. Люциус вздрогнул, тяжело упав на стул. Начинать бояться или не стоит, он пока не знал. Он не мог представить, кто же советовал его услуги полицейскому. Неужели та глуповатая девица с залитым пивом проигрывателем DVD решила отомстить за отказ? Или Дилан вспомнил что-то не то? В обед он купил пару сэндвичей с беконом — не таких вкусных, как у Гермионы, но съедобных — и отправился в автосервис.
Патрик в какой-то степени даже обрадовал — с полицейскими он не дружил, а Дилан так ничего и не вспомнил.
— Тот, кто его отделал, знал, куда бить. Дело заводить не стали, он сам отказался.
— Но ты говорил, он спрашивал про меня? — напомнил Люциус.
— А, так это он интересовался, как волк твой заживает. Я сказал, всё хорошо.
— Гермиона убрала его на следующее утро.
Патрик усмехнулся.
— Кстати, как твоя женщина? — поинтересовался Люциус.
— Она… — Патрик почесал затылок. — Заходила. Я предложил сходить куда-нибудь, она сказала подумает.
Люциус сочувственно посмотрел на него.
— Она взяла визитку, так что… может быть. А нет, ну и ладно. Мне есть, чем заняться. У меня сын.
Люциус положил руку ему на плечо.
— Сын — это хорошо, но он у тебя уже почти совсем большой. Не пойдёт с тобой эта, найдёшь другую.
Патрик вздохнул.
— Ты хороший парень, и если она тебе откажет — сочувствую ей, — попытался подбодрить его Люциус.
— Ладно. Спасибо. Работать надо.
Люциус вернулся в мастерскую, но больше ничего не смог делать. Голова вдруг стала тяжёлой, а руки перестали слушаться. Почувствовав себя совсем уж плохо, он отправился домой, надеясь, что не заболел ничем серьёзным.
Тони не спал. Он пил, держа на руках не очень довольного Косолапуса, которым занюхивал каждый глоток крепкого алкоголя.
— Я поесть приготовил, — сообщил он. — Не знал, что вы дома не обедаете. Всё остыло давно. А ты чего так рано?
Люциус сел рядом и забрал у Тони кота, который тут же принялся мурчать.
— Выглядишь не очень. Не заболел?
— Надеюсь, что нет.
Долохов склонился над Люциусом и бесцеремонно коснулся губами его лба.
— Простыл. Ничего, сейчас чайку тебе налью, отлежишься.
— Лучше расскажи, что у тебя случилось.
Тони сделал большой глоток прямо из бутылки и скривился.
— Позвал мою замуж. А она не пошла. Ну, я её послал. И она пошла тогда.
— Из-за этого ты напился? — слегка раздражённо спросил Люциус.
— А чем не повод? Будто ты у нас спокойно развод пережил!
— Это другое. Почему ты пришёл к нам?
— Некуда. Завтра заберу пожитки и буду новую квартиру искать.
Люциус промолчал. Он не находил в себе сил как-то противостоять тому, что Долохов, похоже, задержится у них с Гермионой дольше, чем на пару ночей.
— Спасибо тебе за всё, Люц, — проникновенно произнёс Тони. — Сказал бы мне кто раньше, что мы с тобой такими друзьями станем, я, ну не знаю, ржал бы как конь. Обложил бы умника. А ты нормальный, оказывается. Без всей этой аристократской хуйни человеком стал. И с Гермионой тебе вон как повезло, что она приняла тебя. А я ведь, знаешь, своей не сказал ничего. Всё думал, но… Это первая женщина, которую я не хочу терять.
— И первая, которая подходит тебе по возрасту, — лениво усмехнулся Люциус.
— Ты на себя-то посмотри, — бросил Долохов.
Люциус откинул голову назад, прикрыв глаза. Косолапус положил лапы ему на грудь и потёрся мордой о подбородок.
— Не ты ли мне говорил, что не стыдишься себя? Как ты там выразился? «Я — Тони Долохов», да?
— Пошёл на хуй, — отрезал тот, поднялся, потрепал Люциуса за плечо. — Идём лучше чай пить.
Люциус с большим усилием встал. В голове помутнело, он с трудом мог сфокусироваться. Долохов заглянул в комнату.
— Ладно, сиди. Я тебе сюда всё принесу.
Спустя какую-то минуту перед Люциусом стоял чайник с чашкой и тарелка с поджаренными тостами, политыми чем-то ярко-жёлтым.
— Ешь давай. Моя бабуля всегда говорила: «Зелья зельями, а чай с мёдом лишним не будет». Я, вот, настоящий мёд достал, у пчеловода одного. Не то что в магазине.
Люциус сделал глоток чая. Горло неприятно обожгло. Он не верил в теорию долоховской бабушки и ждал, когда вернётся Гермиона: уж она его быстро на ноги поставит. Долохов никаких протестов слушать не желал и скормил ему немного тоста с мёдом, заляпав и его, и свою одежду. Он бы ещё попытался, но Люциуса спас звук открывающейся двери, от которого Тони подорвался и пошёл докладываться Гермионе.
— …запёк курочку по своему фирменному рецепту, — слышал Люциус, — кота покормил, а ещё…
— Тони, не сейчас, — устало ответила ему Гермиона. — Я неважно себя чувствую. Ушла пораньше. Сейчас выпью зелье…
— Так Люц тоже простыл!
— Как простыл?..
Гермиона подбежала к Люциусу, внимательно его осмотрела, погладила по щеке.
— О, мой милый, ты что, не помнишь, где у нас хранятся зелья?
Люциус едва ли мог отыскать в памяти эпизод, когда она показывала ему аптечку. Кажется, в ванной…
— В нашей спальне, в верхнем ящике комода. Ну ничего, потерпи. Это всё из-за той прогулки. Надо было взять зонт.
Через некоторое время они сидели на диване, наблюдая за дымом, который густыми клубами валил друг у друга из ушей.
— Мы ещё не придумали, как сделать зелье без такого эффекта, — виновато отозвалась Гермиона.
Когда они наконец почувствовали себя выздоровевшими, Тони пригласил их к столу, вернее, приказал пройти на кухню и поужинать. Гермиона поинтересовалась его делами, и Люциус второй раз выслушал ту же историю.
— Я только не понял, почему тебя выгнали из квартиры? — спросил он.
— Дал волю чувствам, соседи не оценили. — Тони развёл руками. — Меня попросили на выход, третье предупреждение всё-таки.
— Всего лишь третье, — едко усмехнулся Люциус, на что Долохов проворчал пару нечленораздельных ругательств.
— Так значит, Тони, профессор не знает, кто вы? — уточнила Гермиона.
— Я ей забоялся сказать. Я ведь, когда мы встретились, подслушал, о чём она говорила. Понял, что она непростая. Только имя мне ни о чём не говорило, я школу закончил до того, как она в неё пошла. А она знаете, как сделала? Был у нас разговор, и она заявила, мол, не в её правилах жить двойной жизнью, и призналась, что волшебница. А я только и сделал, что пронёс дурь какую-то, что всё понимаю, не осуждаю. А сам липким потом истекал, вдруг она меня знает откуда-то…
— Лучше ей сказать, — посоветовала Гермиона.
— Да, — поддержал её Люциус. — Пока кто-то не сказал за тебя.
— Разумеется не мы, — произнесла Гермиона, искоса глядя на Люциуса.
— Не мы, — подтвердил он и скривился. — Мало ли доброжелателей…
— Я ж её потеряю навсегда!.. — растерянно воскликнул Тони.
Гермиона вновь покосилась на Люциуса, кажется, понимая, что в это время он вспоминал тот самый обед, когда случился их момент истины, и легко погладила его по тыльной стороне ладони, успокаивая. Плохие мысли улетучились.
— Скорее всего, — сказала она. — Профессор очень принципиальна.
— Разве ты будешь из-за неё убиваться? — ехидно спросил Люциус, не обращая внимания на весьма болезненный тычок в бок.
— Буду! — Долохов ударил кулаком по столу, отчего всё на нём подпрыгнуло. — И убиваться, и реветь, как баба. Буду!
— О, да… — мечтательно протянул Люциус. — А я буду тебе припоминать твои же слова.
— Нет, не будешь, Люциус! — Гермиона снова ткнула его локтем в бок и обратилась к Тони: — Мы понимаем вас. Можете оставаться, пока не найдёте новое жильё. Но в нашем доме есть правила: не напиваться, ничего не ломать, не ругаться с соседями. А также мы ждём от вас посильной помощи по дому.
— На всё согласен! — горячо заявил Долохов.
Чуть позднее Гермиона между делом сообщила, что всю следующую неделю проведёт, представляя лабораторию на международной конференции зельеваров в Дублине.
— Фу, Дублин, — фыркнул Люциус. — Там же полно ирландцев!
Гермиона неверяще посмотрела на него.
— Ты что, националист?
— Его в школе ирландец дразнил, — ответил за него Долохов.
— А ты откуда знаешь?! — возмутился Люциус.
— Предположил. Значит, правильно?
— Так или иначе, дорогой мой, — начала Гермиона, — это в прошлом. Я не потерплю от тебя ксенофобных высказываний.
— Так или иначе, дорогая моя, — передразнил Люциус надменным тоном, — ты можешь ничего не терпеть. Я не люблю — не переношу — ирландцев, но раз тебе не хочется слышать моё мнение, я оставлю его при себе.
— М-м-м, семейная ссора, — довольно протянул Долохов. — Моё любимое…
— Тебя не спрашивали! — заткнул его Люциус.
Тони поднялся, отряхнул футболку и заявил:
— Тогда, раз мне запрещают пить и говорить, я пойду смотреть телек.
Люциус и Гермиона остались один на один. В напряжённой тишине звук столовых приборов казался во много раз громче: вилки и ножи с гадким визгом проезжались по тарелкам, будто бы напрямую по барабанным перепонкам. Люциус не находил слов, поэтому бросал на Гермиону осторожные взгляды. Но она безмолвно расправилась с ужином, очистила магией посуду и ушла. Люциусу же пришлось убрать всё со стола и вручную отмыть остальные тарелки и приборы, большую часть из которых оставил после себя Долохов.
В гостиной Гермионы не обнаружилось. Тони смотрел какое-то дурацкое шоу.
— Иди извинись, — посоветовал он, не отрывая взгляда от экрана. — Она в ванной.
Люциус прислушался к шуму воды, доносящемуся из-за закрытой двери.
— Она принимает душ.
— Нихрена подобного. Иди да проверь. Плачет она там. Из-за тебя, придурка.
Люциус взглянул на него с недоверием. Тони ухмыльнулся, так ни разу и не посмотрев в его сторону. Возможно, он был прав: Гермиона наверняка проходила мимо, и Долохов что-то увидел… Люциус решительно направился в ванную.
— Занято! — услышал он из-за задёрнутой шторки. — Кто там?
— Это я, не пугайся! — громко произнёс Люциус и заглянул туда, тут же получив по лицу мочалкой.
— За что? — отплёвываясь от мыльной пены, выдавил он.
— А чего лезешь? Сказала — занято!
— Извиниться! Твою же!.. Почему так щиплет? Ты что, кислотой моешься?
— Поговорили бы позже. Кто тебя гнал? Хотя погоди…
— Теперь ты меня понимаешь?
Гермиона потянула Люциуса к себе, принялась заботливо отмывать его от пены.
— Не такая уж это и трагедия, — приговаривала она. — Я догадывалась, с кем живу. Можешь не извиняться. Впрочем… Раздевайся!
Люциус, не до конца прозрев, принялся вслепую стягивать одежду, бросая её в сторону. Обтеревшись рубашкой, он попытался вглядеться в мутные очертания ванной, ища Гермиону.
— Палочка?
— В сумке, — весело отозвалась она. — Давай, не трусь, отомстим шефу Тони!
Люциус, должно быть, комично выглядел с раскрытым ртом.
— Кажется, это я должен говорить, — отмер он.
— У нас гораздо больше общего, чем мы думаем, не находишь? — соблазнительным шёпотом прошелестела Гермиона ему в ухо, поглаживая его грудь.
Их небольшой урок определённо пошёл Долохову на пользу.
— Ну вы и суки! — буркнул он, когда Люциус и Гермиона вышли из ванной, и тут же добавил: — Я, похоже, пересмотрел мелодрам…
Люциус же серьёзно задумался о других его словах. Почему-то он был твёрдо уверен: участь Долохова его ни за что не постигнет. Но делиться своими соображениями с ним он не собирался, выбрав в качестве советчика некомпетентного, но совсем не злорадного Патрика.
— Что-то случилось? — спросил тот, когда Люциус целеустремлённо вошёл в его мастерскую. — Энди?..
— Ты случайно не в курсе, как измерить размер кольца? — спросил Люциус, протягивая ему сэндвич, купленный по пути.
— Кольца? — прищурился тот. — Какое ты имеешь в виду?
— То, которое надевают на палец любимой женщине, конечно же.
Патрик прищурился ещё сильнее.
— Мне не приходилось… — растерянно ответил он. — Но по опыту — почти любой диаметр можно измерить штангенциркулем.
Люциус оглядел его с искренним непониманием.
— Как это — не приходилось?
— Ну… да? Сара забеременела и мы поженились. Предложения не было. Кольца купили её родители.
— Ладно, успеешь ещё.
Патрик ничего не ответил, отвернувшись, чтобы покопаться среди инструментов.
— Вот, — произнёс он, вытянув перед Люциусом странную рогатую линейку. — Смотри, это нужно открутить, — он совершил какую-то манипуляцию, отчего рога раздвинулись. — Зажать палец между губками и закрепить.
Он закрутил маленькую круглую штуку.
— А теперь считаем диаметр. Эта шкала называется «нониус».
— Я ничего не понимаю в этих «нюниусах», — отмахнулся Люциус. — Давай я просто отнесу его в магазин и буду прикладывать к кольцам.
— Или так, — согласился Патрик. — Хочешь, тебя обмерим? Заодно потренируешься.
Люциус принял из его рук штангенциркуль и сделал всё то же, что и Патрик, сомкнув губки на безымянном пальце.
— Не сжимай сильно, — предупредил тот.
Люциус закрутил винтик и хотел высвободить палец.
— Ну, что я говорил, — развёл руками Патрик. — Раскручивай теперь!
Чуть-чуть ослабив винт, Люциус смог вытащить палец.
— Хорошо я не дал тебе микрометр! — усмехнулся Патрик. — Дай-ка посмотрю. Хм… Девятнадцать с половиной миллиметров.
— Очень важное знание, — съязвил Люциус.
Он тут же подумал о Тони. Тот предложил бы ещё кое-что померить… Люциус усмехнулся, но озвучивать мысль не стал. Они с Патриком — взрослые серьёзные люди, в отличие от нестареющего душой Долохова.
— Ты чего? — в недоумении спросил Патрик.
— Хотел предложить тебе тоже безымянный палец измерить на случай скорой свадьбы, — попытался выкрутиться Люциус.
Патрик пожевал губу, раздумывая.
— Да нет, я знаю, о чём ты подумал! — вдруг разозлился он. — Мы не будем этого делать!
— А я и не предлагал, — невозмутимо ответил Люциус. — Я же не Тони Долохов.
— Не знаю этого Тони, но он мне уже не нравится! — отрезал Патрик. — Нам не по пятнадцать лет.
— Ты прав. Мне сорок шесть, — подтвердил Люциус. — А тебе?
— Двадцать девять…
Он растерянно осмотрелся по сторонам и махнул рукой в сторону неприметной двери в углу.
— Да уж… Не завидую той женщине, — мрачно произнёс Люциус, когда они вышли из туалета. — В молодости кажется: чем больше, тем лучше. А вот поживёшь и понимаешь, что таким, как у тебя, и убить можно. Хотя и не все понимают...
— Знаю, — отозвался Патрик. — У меня не особо складывается. И поэтому тоже.
— С Тони тебе всё-таки надо познакомиться. Он разбирается побольше нашего. Не удивлюсь, если он и с твоей пассией успел познакомиться.
— Вряд ли. Она нездешняя. Сказала, не лондонская совсем.
— Назначишь свидание — заходи, — предложил Люциус. — Тони живёт у нас, пока не найдёт квартиру.
На этом они распрощались. Люциус вернулся в мастерскую. У дверей его уже поджидал Энди. Он почему-то закрывал левую половину лица ладошкой и воровато озирался по сторонам.
— Что-то случилось, молодой человек? — деловито поинтересовался Люциус. — Что это ты там прячешь?
Энди убрал руку от лица и взору Люциуса предстал огромный синяк, разлившийся по всей глазнице и скуле.
— Мерлин, кто это тебя так?
— Жирный Дэйв, — уныло ответил Энди. — Он дразнит нас с Джоди с первого класса…
— Я бы посоветовал не обращать внимания.
— Знаю. — Энди шмыгнул носом. — Но он сегодня сказал нехорошие слова про маму Джоди.
Люциус вздохнул.
— Ладно, заходи, что-нибудь придумаем.
Он отпер дверь и пропустил Энди вперёд.
— Я сломал ему нос, — похвастался тот. — Он хрустнул!
Люциус усмехнулся и потрепал его по волосам.
— Садись, сейчас найду Гермионину волшебную мазь. Синяки проходят за минуту, представляешь?
— Круто! — воскликнул Энди. — Папа не будет расстраиваться. Не хочу его подводить…
— Ты большой молодец, — похвалил Люциус. — Уверен, тот Дэйв — настоящий мерзавец.
Он достал из ящика стола баночку с мазью — здесь она хранилась с тех пор, как её принесла Гермиона. Иногда Люциус пользовался ей, несмотря на аллергию — зато синяки и ожоги его больше не беспокоили. Люциус зачерпнул немного вязкой желтоватой субстанции и обработал лицо Энди. Как и обещано, синяк быстро позеленел, пожелтел и совсем сошёл. О травме больше ничего не напоминало.
— Вот и всё, мой юный друг. Ты как новенький.
— Спасибо, мистер Малфой! Вы такой классный! И Гермиона тоже, это же её мазь!
— Беги скорее к папе.
Энди попрощался и ушёл. Люциус принялся за работу.
Неделя шла своим чередом: Люциус и Гермиона просыпались вместе, завтракали, работали, приходили домой обедать долоховской стряпнёй — тот не зря звался шефом, — работали дальше, ужинали, занимались каждый своим делом, пока Долохов смотрел телешоу или мелодраму, отправлялись в постель.
В четверг, вернувшись с обеда, Люциус понял, что дверь мастерской не заперта, хотя помнил наверняка: замок закрывал на два оборота.
За столом обнаружился тот полицейский. Он сидел, закинув ноги на стол, и листал один из справочников.
— Ничерта не смыслю в этих вольтах, амперах и омах, — пожаловался он.
— Что вы здесь делаете? — без расшаркиваний спросил Люциус.
— Жду тебя, Люциус Малфой, разве не видишь?
Люциус решительно прошагал к столу и сбросил ноги Майкла с него.
— Во-первых, сила тока равна напряжению, делённому на сопротивление, это проходят в школе, — рассерженно заявил он и дёрнул его за рукав. — Во-вторых, я не купился на этот маскарад, юноша. «Полиция Бостона»! Говорите, что нужно, и проваливайте!
— Следи за речью, когда говоришь с представителем закона. Я уйду и больше тебя не потревожу. Только вот…
Он поднялся и подошёл вплотную к Люциусу, склонился к его уху и зашептал:
— Видишь ли, я следил за тобой пару дней. Хорошо ты устроился: свой магазин, молодая любовница. Сил-то хватает?
— Не твоё дело, сопляк! — вспыхнул Люциус. — Кто ты такой и что тебе от меня надо?
— Меня зовут Майкл, я полицейский из Бостона. Прямо сейчас я на больничном по ранению. А моему, скажем так, другу, очень нужно было увидеться с тобой.
— Я не понимаю! Прекрати говорить загадками!
— Кстати, недавно видел твою бывшую жену. Не скажу где. Сам узнаешь.
— Да кто ты такой?! — Люциус схватил его за форменную куртку, но тот ловко высвободился.
— Угадай. Только без имён. Дам подсказку: не так давно мой друг общался с неким Клиффордом Гатри. Тот очень хорошо о тебе отзывался. Вот мы и решили проверить его слова. Честно скажу, я в восторге! Особенно этот мальчик. Как его — Эндрю? Маленький маглорождённый волшебник — и водится с самим Люциусом Малфоем! Какова ирония судьбы!
Люциус посмотрел Майклу в глаза, пытаясь уловить хоть что-то. Взгляд, несмотря на чужие глаза, казался смутно знакомым.
— Твой друг послал тебя? — спросил он.
Майкл покачал головой, сложив руки на груди.
— Ты?.. — понял Люциус. — Как?
Майкл забрался во внутренний карман и отсалютовал ему фляжкой.
— Что теперь? — спросил Люциус. — Ты всё увидел. И что теперь? Убьёшь? Будешь пытать?
— И сесть? Ну уж нет! Знаешь, я просто хотел тебя разочаровать. Как я в тебе разочаровался.
Майкл отвернулся.
— Я простил тебя. За всё. А вот ты не простишь. Ни за что. Узнаешь, кто такой Майкл. Кто он для меня… Нет, ты не простишь.
Люциус рассмеялся — безудержно, до слёз. В его голове всё наконец-то улеглось по местам.
— Хочешь сказать, я сильно расстроюсь, узнав, что ты одолжил внешность своего молодого человека? Ты здесь, простил меня — это всё, о чём я мог мечтать!
Майкл удивлённо уставился на Люциуса.
— А я уж думал, осыплешь меня проклятьями с ног до головы. Неожиданно. Слушай, у меня скоро самолёт обратно. У Майкла заканчивается больничный, а я бы хотел побыть с ним на выходных.
— Подожди! Так что там мама?
— Мама? У неё всё хорошо. Напишу ей позже. Мне правда нужно ехать.
Он вдруг подошёл к Люциусу и притянул его к себе. Тот закрыл глаза и вжался лицом в чужое плечо.
— Мой мальчик, — прошептал он. — Живой, здоровый. Это самое главное.
Тот похлопал его по спине.
— Так непривычно быть выше тебя, папа. На самом деле, я сам едва достаю Майклу до плеча. Я всё расскажу однажды и… Слушай, я напишу адрес. Как только с меня снимут надзор, мы сможем увидеться по-настоящему.
Они разорвали объятия. Теперь Люциус точно знал: перед ним стоит его сын. Тот оставил ему фото с собой и этим Майклом, на обороте которого написал адрес.
— Прилетай с Грейнджер. Тебе с ней круто повезло.
И он ушёл. Но Люциус теперь утвердился в мысли, что виделись они не последний раз. Гермиона отреагировала на новость положительно, порадовалась за Люциуса и пообещала подумать насчёт совместной поездки в Бостон.
— Я, правда, с удовольствием бы полетела с тобой куда угодно, — оправдывалась она. — Но профессор вряд ли даст отпуск до следующей осени. Может, если наметится какая-нибудь деловая поездка, возьму тебя с собой.
Вечером пятницы звонил Патрик: он и его пассия назначили свидание на субботу, а он совсем не знал, что делать, как одеться и даже куда они пойдут. Поэтому на следующий день он пришёл, одетый в нелепый костюм, сидевший на нём как на гиппогрифе седло.
— Никуда не годится, — заявила Гермиона. — Рукава коротки, сидит мешком.
— Я был слегка полноват в восемнадцать, — пожал плечами Патрик.
Пока они пытались что-то придумать, из душа выполз Долохов, обёрнутый в одно только полотенце. Люциус недовольно оглядел его — ведь предупреждали о гостях!
— Это чё? — спросил Тони, глядя на Патрика.
— Костюм, — виновато отозвался тот. — С выпускного. И со свадьбы тоже.
Долохов долго осматривал его со всех сторон, заставил раздеться до трусов и принялся командовать.
— Люц, дай ему свои джинсы, тебе всё равно длинны. Гермиона, повяжи этот галстук.
Он протянул ей легендарный кошмарный галстук.
— Нужен ещё пиджак, — сказала Гермиона.
— Нахрена он ему? Лучше — вот!
Он снял со стула кожаную куртку и накинул Патрику на плечи.
— Дарю, — торжественно произнёс он.
Вообще, он последние дни выглядел очень подавленно. Кое-как он дозвонился до Макгонагалл и вызвал на разговор, который прошёл, мягко говоря, ужасно. Минерва готова была чуть ли не убить Тони за то, что он скрывал свою личность. Прощать его она ни в коем случае не собиралась.
— Это против моих правил, — сказала она. — Мерлинова борода, я несколько месяцев встречалась с опасным преступником! Нет, это не должно и не будет продолжаться! Разойдёмся на том, что я не сообщу о тебе в Аврорат.
Гермиона на выходе поймала Макгонагалл и спросила, зачем та просила зелье.
— Для студентки, — невозмутимо ответила профессор. — С ней всё в полном порядке. Ложная тревога, скажем так.
Гермиона сделала вид, что поверила. Люциус тоже сомневался в словах Макгонагалл.
Тем же вечером он подошёл к Тони, грубо схватил его за руку, задрал рукав и процедил:
— Вся твоя наука — мыльный пузырь!
Долохов попытался вывернуться, но Люциус скрутил его и придавил к дивану.
— Ты что творишь?! — закричала прибежавшая на звуки борьбы Гермиона. — Ты ему руку сломаешь!
— А ты глянь! — Люциус ткнул пальцем в татуировку на его предплечье. — Сам мне заливал: «Я — Тони Долохов, мне не от кого скрываться!» Тьфу!
С руки Долохова хитро глядел серый волк.
— Отпусти его. Мне всё равно, что он говорил. Это не повод!
— А знаешь, какую он себе фамилию придумал?
— Люциус, ради… да кого угодно! Перестань! — умоляла Гермиона. — Сейчас не время.
Люциус оттолкнул Долохова. Тот забился в угол дивана и насупился.
— Я всем представлялся как Тони Донохью. Так проще, — объяснил он. — И Минерве так же представился. А когда понял, что всё серьёзно — струсил, набил волка поверх метки. В любом случае, это бессмысленно. Вообще всё. Вся эта ебучая жизнь.
Он закрыл лицо рукой и глухо зарыдал. Гермиона села рядом, погладила его по вздрагивающей то и дело спине и так грозно посмотрела на Люциуса, что тот выдавил сухие извинения, сел с другой стороны и положил руку Тони на плечо. Он не знал, что ещё сказать. Все обычные слова поддержки звучали на его вкус глупо, пошло и неуместно.
— Тони, — тихо произнесла Гермиона. — Не буду говорить, что всё хорошо. Это ложная надежда. Тебе она не нужна. Тебе и так плохо. Это нормально. Такова жизнь. Ты имеешь право плакать — это твоя трагедия. Просто знай, что ты не один. Не слушай Люциуса. Бояться — это нормально.
— Да ладно, — засмеялся сквозь слёзы Тони. — Ему можно. Я же и правда пиздел ему на голубом глазу.
Именно поэтому Люциусу показался странным этот приступ щедрости. Где-то он слышал, что самоубийцы перед уходом выглядят необычно живыми, раздаривают свои вещи, а после совершают ужасное. Он посмотрел на Тони и понял: тот едва держится.
Тем не менее, кожанка сидела на Патрике шикарно, подчёркивая его широкие плечи и делая мужественнее на вид.
— Твоей точно понравится. Как её зовут хоть?
— Ой, а я не спросил… А она — не помню, сказала или нет… Вроде нет…
— Тяжёлый случай… — протянул Долохов.
Патрик почесал затылок. Он так и стоял в одних трусах, зато в рубашке с галстуком и куртке. Люциус до сих пор искал джинсы.
— Я их куда-то спрятал. Только не помню в какой ящик.
— Не ищи тогда, — бросил Долохов. — Гермиона мои увеличит, да?
— Я попробую, — сказала та. — Но они же у тебя одни!
— За меня не переживай. Люц свои потом отыщет.
Люциус бросил поиски и посмотрел на Тони, который пытался выглядеть невозмутимо, будто ничего особенного не происходило.
— Я бы не отдал последние штаны даже лучшему другу, — заметил он.
— Да бросьте! Я всё время дома, отпуск ещё неделю, что ты, не найдёшь эти грёбаные джинсы? Новые куплю!
Больше с Долоховым никто не спорил.
— Я вспомнил! — вдруг заявил Патрик. — Она же сразу представилась, её зовут Джанин Блэк!
— Красивое имя, — сказала Гермиона.
Люциуса насторожила фамилия, но мало ли Блэков во всей Британии? Он предпочёл не заострять внимание.
— Была у меня знакомая Джанин Блэк, — выдал Долохов. — Та ещё штучка. Единственная баба, которая мне не дала. А муж у неё — тот ещё хлыщ.
— Муж? — тут же поник Патрик.
— Ну, бывший. Разведёнка она. Да ты-то что переживаешь? Это вряд ли твоя. Той за сорок давно.
Патрик всё переминался с ноги на ногу. Люциус догадывался, что он хочет посоветоваться с Тони, но боится спросить, и решил помочь.
— Патрику нужна твоя консультация, как специалиста по части соблазнения женщин, — произнёс он.
Долохов хохотнул:
— Ну ты загнул! А что, у нашего мальчика с этим какие-то проблемы? Ладно, пошли покурим.
— В том-то и дело, что он далеко не мальчик, — пробормотал Люциус им вслед.
— Я заметила, — с ужасом прошептала Гермиона. — К такому очень долго привыкаешь…
— Есть опыт? — поинтересовался Люциус.
— К сожалению. Ему же лучше, если эта Джанин была замужем, как говорит Тони.
Люциус хмыкнул и принялся убирать разбросанные из комода вещи.
— Зато с тобой мне повезло, — проворковала Гермиона, подойдя сзади и обняв. — Сейчас Патрик уйдёт, и мы закроемся в спальне на весь день, как тебе идея?
Не нужно было и говорить, что Люциусу идея очень понравилась. Всё-таки в понедельник Гермиона отправится в Ирландию и они увидятся только через неделю. Возможно, хорошо, что Долохов остаётся — не так одиноко. Не скучно, по крайней мере.
Люциус прогадал примерно наполовину — после происшествия с Макгонагалл Тони стал невыносимо унылым. Впору помянуть дементоров, чего делать всё же не хотелось. Возвращаясь домой несколько дней кряду, Люциус в первую очередь слышал жуткие завывания какого-то мужика, а после лицезрел Тони, танцующего в обнимку с бутылкой водки — каждый раз с одной и той же, так и не початой. Создавалось впечатление, что тот целые дни проводит так. В среду Люциус не выдержал:
— Выключи эти загробные песнопения, или я заберу магнитофон! — приказал он. — Мне от его воя кусок в горло не лезет.
Долохов злобно зыркнул на него и стукнул по кнопке «стоп» чуть сильнее необходимого, отчего магнитофон крякнул и зажевал плёнку.
— Ничего ты не понимаешь, — бурчал он, распутывая ленту. — Вот Питер Стил, он в душевных страданиях побольше смыслит.
Видя подавленное состояние Долохова, Люциус поднялся, подошёл к полке, на которой высилась стопка кассет, вытянул одну наугад — с красивой женщиной на обложке.
— «День без дождя», — прочитал он. — Тебе подойдёт.
Он швырнул кассету в Тони так, что пластиковая коробочка хрустнула.
— Полегче! — прикрикнул тот. — Этот альбом ещё даже не вышел!
— Не говори, что соблазнил и эту певицу…
— Достал через знакомого с лейбла. Под эту музыку хорошо пить и реветь, знаешь…
— Ради бога, — закатил глаза Люциус. — Только не при мне.
Тони состроил жуткую рожу, но послушался.
Без Гермионы неделя тянулась в несколько раз медленнее, при том, что ничего особенного не происходило. Люциус работал, пару раз виделся с Энди, который только и говорил об отце: каким счастливым тот выглядит, как он много говорит о мисс Джанин и как сам Энди хочет уже с ней познакомиться.
Однажды Люциус встречался с мистером Гатри: тот снова собрался уезжать, в этот раз на родину миссис Гатри — всё детство она провела в деревне близ Кардиффа. Люциус рассказал ему о встрече с сыном, на что мистер Гатри довольно усмехнулся, а благодарность не принял, считая, что в этом нет его заслуги.
В пятницу Люциус решил навестить Патрика — интересно было узнать, как развиваются его отношения, да и повод для визита имелся весомый: вернуть штангенциркуль, поскольку бархатная коробочка с кольцом внутри давно уже притаилась в ящике комода, ожидая своего часа.
Подходя к автосервису, Люциус услышал яркий живой смех и удивлённый голос Патрика. Он улыбнулся — всё сработало как надо, раз эта Джанин среди бела дня торчит в пропахшей бензином и ржавчиной мастерской. Он уже собирался бесцеремонно разрушить их идиллию и взглянуть на ту, кто вскружил Патрику голову, как вдруг услышал:
— Так значит, Нарцисса, ты назвалась Джанин в честь песни? Или ты снова меня обманываешь?
Люциус на цыпочках проскочил к стене и прислонился к ней, подслушивая.
— Не обманываю, просто Джанин мне нравится больше, — говорила женщина. — В юности я была без ума от Дэвида Боуи.
«В какой это юности?» — насторожился Люциус.
Он осторожно заглянул внутрь. За пару секунд он разглядел светловолосую женщину, сидевшую на капоте какой-то развалюхи, беззаботно болтающую ногами. Одетая в простые, но элегантные платье и пальто, она смотрелась в этом интерьере чуждо. Рядом суетился Патрик в неизменном комбинезоне.
— У меня с собой кассеты, если тебе есть, куда их вставить, — кокетничала женщина.
С каждым словом Люциус утверждался в узнавании. Он снова высунулся из-за двери. Его бывшая жена улыбалась Патрику так, как никогда не улыбалась самому Люциусу. И хотя он давно отпустил её, сердце кольнуло. Может, Гермиона права — ему и правда нужно к врачу?
— Включи вот эту, — велела тем временем Нарцисса. — И перемотай на третью песню.
Через некоторое время из автомастерской полилась музыка, похожая на ту, под которую Люциус и Гермиона танцевали в её день рождения. Запела женщина. Почти сразу же к ней подключился второй голос — не из автомобильной магнитолы.
— Ого! Ты поёшь как она! — воскликнул Патрик, перекрикивая музыку.
— А это и есть я! — прокричала Нарцисса и продолжила подпевать.
Вскоре песня закончилась и наступила тишина.
— Это мой голос на записи. Подруга… — она осеклась. — В общем, Лиз придумала партию, которую не смогла повторить на записи. У нас с ней очень похожие голоса. Мне пришлось сбежать от мужа ночью, мы закрылись вдвоём на студии… Ну, и я спела для неё.
Люциус попытался припомнить, когда подобное могло произойти. Возможно, в конце восьмидесятых. Тогда он частенько просыпался от того, что Нарцисса выскальзывала из-под одеяла, жалуясь на кошмары, после которых обязательно нужно выпить травяного чая или прогуляться по саду, обязательно в одиночестве. Значит, обманывала, а сама спешила к своей подруге-магле заниматься бог весть чем.
— Не думай, что я пытаюсь тебе понравиться, но у тебя ангельский голос. Правда.
— Ты мне и так нравишься, глупенький.
Люциус поморщился. Иногда раньше он слышал пение Нарциссы, она часто мурлыкала что-то под нос. Люциус в такие моменты сбегал подальше. На его вкус мышиный писк или скрип несмазанных петель слушать и то приятнее. Он снова бросил быстрый взгляд на обстановку внутри: Патрик и Нарцисса самозабвенно целовались.
— А спой ещё! — попросил Патрик.
— Ну, не знаю…
Люциус вдруг случайно задел что-то, звякнувшее об асфальт.
— Кто там? — спросил Патрик.
Люциус попятился назад.
— Показалось, — последнее, что услышал он.
Вернувшись домой, он долго думал об увиденном и услышанном, но без оценки со стороны действовать никак не собирался.
Гермиона вернулась вечером субботы, раньше обещанного на полтора дня. После долгих объятий и поцелуев, она заявила:
— У меня замечательные новости!
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|