Ремонт техники мистера Гатри или Как колдовать паяльником под песни Джарвиса Кокера (гет)

Люциус привычным движением дважды провернул ключ в замочной скважине. Близилось Рождество, и Люциус чувствовал себя как никогда одиноким. Так паршиво ему было разве что два года назад, в декабре девяносто восьмого, когда он в одночасье оказался никому не нужен.

Как выяснилось, всем было плевать на обстоятельства, вынуждавшие Люциуса оставаться с Тёмным Лордом в последний год войны. Их не волновали его страхи, не волновало то, что он в своём доме был как незваный гость. И так разграбленное и пришедшее в упадок поместье опечатали, чтобы потом как-то использовать в своих целях. Даже предложение пожертвовать половину состояния никак не заинтересовало новых членов Визенгамота — уже не коррумпированных, как было раньше. Люциусу грозили пожизненным заключением, но на последнем заседании смягчились и предложили альтернативу: покинуть Магическую Британию навсегда.

— Да вы совсем?.. — устало спросил тогда Люциус. — Куда вы мне предлагаете идти?

— Нас как-то не волнуют ваши проблемы, — ответил ему новый Министр.

Визенгамот постановил: Люциусу Малфою запрещено появляться в магических районах и поселениях, его волшебная палочка — тут Люциус не выдержал и горько усмехнулся — подлежит изъятию и уничтожению, а то, что её уже и так нет год как, мало кого интересовало; также ни один камин или другой магический транспорт не будет доступен ему, а в довершение всего — почти всё состояние Малфоев уходит на нужды страны, и плевать, что жена и сын Люциуса остаются в волшебном сообществе, пусть и на птичьих правах.

— И на что вы предлагаете мне жить? — удивился Люциус. — Мне же нужны средства!

Ему выдали небольшую сумму денег на первое время банковским чеком и вышвырнули в чужой мир. Уж лучше бы заперли в поместье, да только такой вариант не рассматривался, а возвращаться в Азкабан Люциус боялся до дрожи — слишком свежи были воспоминания.

Лондон пугал Люциуса своими звуками, потоками людей, жутким транспортом и огромными зданиями. Он редко раньше бывал среди маглов, особенно днём, когда жизнь в городе кипела.

Сразу жить на министерские деньги у него не получилось — чтобы обналичить чек, нужны были документы, которых Люциус в глаза не видел. Если бы не Нарцисса, Люциус умер бы в какой-нибудь лондонской подворотне. Сама она среди простецов жить не собиралась, даже ради мужа, но как-то ухитрилась передать ему немного наличных, чтобы была возможность хотя бы снять жильё на первое время. Люциус понял: Визенгамот приговорил его к смерти — рано или поздно это, по их подсчётам, должно было случиться. Он совершенно не горел желанием как-то соприкасаться с маглами, но иного выхода не было: или так, или умереть.

Квартира, которая оказалась Люциусу по карману, которая находилась не в самой дыре и с арендой которой не возникло проблем, располагалась в Тоттенхэме. Правда, достойной работы не предвиделось: без документов и хотя бы начального образования его никуда не брали. Люциус за это всё больше ненавидел маглов: почему нельзя просто заниматься чем-то, как в волшебном мире, не имея каких-то идиотских документов? Впрочем, жизнь вынуждала его изворачиваться и упрашивать. Его даже взяли в супермаркет парковать тележки, такой жалкий у него был вид. Ещё ему удалось поработать курьером, но из-за отсутствия машины он долго не продержался.

Ему не везло ровно до тех пор, пока он однажды не встретил в чужом городе знакомое лицо. Антонин Долохов сначала смерил его презрительным взглядом, а потом, заметив, наконец, поношенную одежду и болезненный внешний вид, понял, что они, оказывается, в одной лодке. Долохов тоже выбрал «ссылку, а не расстрел». Обосновался он тоже в Тоттенхэме, в Маленькой России, буквально через улицу от квартиры Люциуса. Долохов постоянно вворачивал в разговор непонятные словечки, болел за Тоттенхэм Хотспур, не пропуская ни одной трансляции матча по телевизору, и много пил. Именно он здорово выручил Люциуса, когда тот совсем отчаялся. Оказывается, Долохов мастерски овладел беспалочковым Конфундусом, что и помогло ему обналичить тот злосчастный чек на сто тысяч фунтов, которыми отбрасывалось от изгнанников Министерство. Вскоре жизнь Люциуса наладилась: обучившись у Тони заклинанию, он смог оформить необходимые документы, устроиться на работу, с которой его, правда, выгнали через пару месяцев после проверки, и пришлось вновь устраиваться на унизительную должность.

В глубине души Люциус скучал по беззаботной жизни: по большому поместью, по некогда любимой жене, по сыну, да даже по павлинам, которых уже наверняка пустили в расход…

Некогда любимая жена накануне Рождества обрадовала Люциуса уведомлением об одностороннем расторжении брака, поскольку сам он явиться в Министерство не имеет возможности. Именно поэтому Люциус на Рождество девяносто восьмого чувствовал себя одиноким и брошенным. Тони не особо интересовался его делами, заявив, что дал ему удочку, а улов его уже не касается. Правда, вскоре, в конце года, они вновь пересеклись: Тони праздновал победу Тоттенхэма над Эвертоном и в ходе попойки завалился к Люциусу, притащил ему украденный где-то радиоприёмник: «Буишь музыку слушть, как наманый магл», и тут же заблевал пол перед дверью. Люциус не мог оставить его в беде, всё-таки Тони выручил его, а Люциус не любил быть в долгу. С тех пор они стали иногда видеться, правда, Тони был невыносимым пьяницей и бабником, а тот радиоприёмник не прожил долго, несмотря на то, что Люциус успел к нему прикипеть: негромкая музыка и голоса ведущих новостей помогали пережить одиночество. Покупать новый, правда, он не собирался: такой статьи расходов в его скромном бюджете не было.

В ремонтной мастерской недалеко от его дома заломили кошмарную цену. Старый мастер долго щурился, пытаясь разглядеть, что там ему подсунули, а потом вынес вердикт, от которого Люциус даже закашлялся — дешевле было вообще ничего не покупать. Да только тишина в квартире пугала его сильнее риска немного поголодать. Он так напрягся в тот момент, что все невысказанные слова вырвались небольшим потоком магии, устремившимся вверх и поразившим лампочку под потолком.

— Вот же!.. — вскрикнул старик. — Только вчера поменял!

Поняв, что натворил, Люциус попытался спутать маглу мысли, но заклинание дало осечку: тот оставался в здравом уме.

— А ты парень высокий, поможешь? — заявил вдруг старик. — А то мне уж совсем тяжело руки подымать.

Люциусу ничего не оставалось, кроме как встать на колченогий табурет, выцепить лампочку из протянутой коробки и вкрутить на замену перегоревшей. К счастью, это ему делать уже приходилось.

— Что ещё я могу сделать для вас? — процедил Люциус, спустившись на пол.

— Да ничего, сынок, — добродушно ответил старик. — Хотя… Отнесёшь по адресу и подключишь телевизор, и я дам тебе двадцатку.

Мистер Гатри, как старик представился сразу после того, как Люциус отнёс по адресу и кое-как установил на место телевизор, всё-таки дал ему обещанную двадцатку и предложил обменяться номерами телефонов, чтобы Люциус мог иногда подзаработать.

Спустя некоторое время, мистер Гатри стал доверять Люциусу больше: иногда просил его закрутить особо мелкие болты, а потом и вовсе научил его разбираться в схемах и пользоваться паяльником. Правда, в процессе обучения Люциус спалил прядь волос, и мистер Гатри посоветовал ему хотя бы завязывать их в хвост, прежде чем работать. Но Люциус вскоре осознал, что проще остричь их вовсе: противная головная боль от натяжения волос мешала думать.

— Мастерскую мне некому оставить, — сетовал мистер Гатри. — Детям не интересны все эти «штуки», как они говорят, а сам я уже и вижу хуже, и руки не слушаются. А люди-то идут!

Спустя год он полностью передал Люциусу дело. Рождество 99-го Люциус встречал с мистером Гатри и его женой. Тони тогда обрабатывал очередную подружку и поэтому не мог присоединиться.

Всё круто изменилось в августе двухтысячного. Люциус тогда услышал по радио песню, которая его разозлила. Пелось в ней о том, как стать простым человеком.

Тони работал в музыкальном магазине: торговал пластинками, компакт-дисками, кассетами и, как оказалось, радиоприёмниками тоже. Он страшно обиделся, когда узнал, что Люциус посчитал тот приёмник украденным. «На свои кровные купил, на Рождество тебе, а ты!» — высказал он ему. Устроиться в музыкальный магазин Тони помогло обаяние и любовь к тяжёлой музыке. Обошлось даже без Конфундуса — владельцу магазина было плевать на то, кем является продавец, который умеет впарить что угодно и кому угодно.

Они в тот день сидели у Люциуса — пили и слушали радио. Тони одобрительно кивал, пока играла песня, так не понравившаяся Люциусу.

— Постригись и найди работу, — проворчал Люциус. — Я бы его постриг.

— Так за чем дело стало? — Тони подтянулся на диване, так как съехал почти на пол и полез в карман куртки, которую не снимал даже в помещении. — Вот, билет на Рединг. Дарю. Сам не могу, там нарисовалась одна, она рок не любит. А я её походу это… Ну, всё, короче, влип по самое некуда.

Люциус недоверчиво уставился на него.

— Да бери! — Тони сунул ему билет. — У меня там и гостиница забронирована. Только пообещай, что на этих ребят в масках сходишь, которые в третий день выступают!

Люциус с неохотой принял билеты и подумал, что неплохо было бы всё-таки запустить в этого шибко умного певуна пивной бутылкой. Может, повезёт, и его не поймают. Он почесал щёку, огладил уже слишком отросшую бороду — со всеми этими телевизорами и магнитофонами он перестал думать о такой мелочи, как бритьё — и решил не бриться вовсе, разве что чуть-чуть подровнять усы.

Первый день фестиваля он пропустил: неинтересны ему были современные группы. На второй явился чуть раньше: ещё не вышли эти клоуны, которые пели о жизни «простых людей».

И вот он, наконец, услышал знакомую музыку. Он уже занёс руку, чтобы швырнуть в очкастого певуна бутылку, но сумасшедшие фанаты оттеснили его назад. К концу второй песни он потерял всякую надежду выразить недовольство, как вдруг наткнулся на невысокую девушку. Люциус хотел крикнуть ей, чтобы посторонилась, но она сама извинилась и отступила в сторону, выглядя при этом так невинно, что Люциус поперхнулся пивом. Солист группы с дурацким названием⁽¹⁾ тем временем взял гитару и что-то бубнил в микрофон. Первый аккорд буквально ударил Люциуса под дых.

— Потанцуем? — прокричал он, наклонившись к девушке.

Она тряхнула кудрями и немного неловко пожала плечами, что-то ответив, а потом склонила голову. Люциус протянул руку. Немного подумав, она всё же приняла приглашение. Пивную бутылку, так и не использованную, как было задумано, пришлось поставить на землю.

Они танцевали под, надо признать, неплохую музыку и Люциус откровенно наслаждался тем, как небольшая ладонь сжимает его плечо, пока другую он держал в своей.

— Как тебя зовут? — спросил Люциус, едва коснувшись её уха губами.

— Дебора, — со смешком ответила девушка и добавила чуть погодя: — Так ты не настоящий фанат!

— Как ты угадала?

— Ты не узнал песню.

— А причём тут песня и твоё имя? — удивился Люциус, а девушка рассмеялась, прижавшись к его плечу лбом.

После выступления она заявила, что уходит. Люциусу там тоже было нечего делать, и он вызвался проводить её.

— Не стоит, — отозвалась она. — Я далеко живу.

— Но ты же будешь на чём-то добираться? — уточнил Люциус.

— Не стоит, — повторила она так твёрдо, что спорить расхотелось.

— Встретимся на следующей неделе? — предложил он.

— Может быть, — она прищурила глаза, будто прикидывала, есть ли у неё планы.

— Пообедаем? Я знаю одно место, если тебе удобно…

— Где угодно, — кивнула она.

— У меня мастерская по ремонту техники в Тоттенхэме.

Она улыбнулась и снова кивнула, а Люциус уже не мог остановиться, так хотелось удержать её подольше рядом с собой:

— Вывеска «Ремонт техники мистера Гатри». На Брод-лейн, где почта.

— Хорошо. Я зайду, — ответила она.

Люциус сдержанно улыбнулся и приблизился к ней.

— Кое-кто так и не представился, — пошутила девушка.

— Я и твоё имя не расслышал, — отшутился в ответ Люциус.

— Тогда до встречи, мистер Гатри!

Она приподнялась и поцеловала его в щёку. Люциус ещё долго стоял, приложив ладонь к лицу. Её поцелуй был похож на пощёчину.

Конечно, он ждал. А она всё не появлялась. Тони, услышав эту историю, сразу после нелестных комментариев по поводу третьего дня фестиваля, долго смеялся.

— Да она тебя обвела вокруг этого… — он пощёлкал пальцами. — Члена? Не члена… — он посмотрел на руку. — А-а-а! Пальца, точно! — он дико заржал, на что Люциус только закрыл лицо рукой. — Да ладно тебе, Люц! Юмора не понимаешь… Так, и что эта девка? Зацепила тебя?

— Да я её и не запомнил! — ответил Люциус. — Там темно было. Но она мне показалась знакомой, да и голос я как будто уже слышал…

— Не придёт — забудь и другую найди, — посоветовал Тони. — Вокруг их вон сколько.

— И со всеми ты уже спал, — заметил Люциус, а тот опять заржал.

Девушка всё-таки явилась в четверг. Потопталась на пороге, наблюдая, как Люциус перепаивает дорожки на плате, увлечённый работой.

— Мистер Гатри? — позвала она, и Люциус поднял взгляд.

На пороге его мастерской стояла Гермиона Грейнджер. За два с половиной года она мало изменилась.

— А вы? — поинтересовался он, надеясь, что голос не сильно дрожит.

— Дебора. С Рединга, помните?

— Я решительно не понимаю, — Люциус поднялся из-за стола и протёр руки полотенцем. — Мы вроде бы на «ты»?

Он прикидывал в голове варианты: вот он говорит, что его зовут Люциус Малфой и Грейнджер уходит. Вот он не говорит…

— А я просто думала… На Рединге вы выглядели моложе. Мистер Гатри? — позвала она.

— Я обещал вам обед, Дебора, — произнёс он, надеясь, что этим всё и закончится.

Пугать Грейнджер ему не хотелось. Раз уж она не узнаёт его, пусть так и будет. В былые времена он, разумеется, потешил бы самолюбие тем, какой эффект оказывает его имя, но не теперь. Теперь это грозило большими проблемами, а Люциусу хотелось спокойно жить.

Он был уверен, что их с Грейнджер общение закончится после этого обеда. На самом деле поход в ресторан немного выходил за рамки его бюджета, но Люциус решил сделать исключение: он не Тони, чтобы вести девушку в какую-нибудь забегаловку.

Они сидели в ожидании заказа, к слову, Грейнджер не заказала ничего сверхдорогого, на что Люциус даже удивился, а потом подумал, что это вполне логично. Разговор не клеился. Люциус сначала мысленно повторял недавно прочитанный параграф из учебника физики, а потом пытался прикинуть, проще ли предложить хозяину телевизора, которым он занимался до прихода Грейнджер, купить новый, или всё-таки помучить ещё раз старый.

— Так вы, значит, ремонтируете технику? — неожиданно подала голос Грейнджер.

Люциус кивнул.

— И вас так и зовут — мистер Гатри? — уточнила она.

— Так меня и зовут, — холодно произнёс Люциус, почти не обманув Грейнджер: многие клиенты называли его так, считая сыном мистера Гатри. — Эта мастерская досталась мне по наследству, — всё-таки соврал он.

— Мистер Гатри? — позвала Грейнджер спустя ещё какое-то время. — Если вам неинтересна моя компания, я уйду.

— Извините, задумался, — ответил Люциус и взглянул на неё.

Выглядела Грейнджер хорошо, даже непослушные кудри не делали её внешний вид хуже. Люциус на секунду представил, как вплетает в них пальцы, чтобы потянуть…

— Нет, ну это уже никуда не годится! — Грейнджер хлопнула ладонями по столу. — Сами меня пригласили, а теперь делаете вид, что вам скучно.

Люциус вздохнул, когда она поднялась с места и сжал в руках меню, которое тупо сверлил глазами всё это время.

— Постойте, Дебора. Дело в том, что вы мне напоминаете кое-кого.

— А вот вы мне — нет, — отрезала она. — Неужели это повод игнорировать меня?

Люциус поправил салфетку на столе, откашлялся.

— Совсем не напоминаю?

— А должны?

Он сжал губы, сдерживая порыв поведать ей, наконец, кто он такой. Грейнджер села на место как раз вовремя, потому что им как раз принесли заказ: луковый суп для Люциуса и рыбу с овощами для Гермионы.

— Я вас целовать не буду, говорю сразу, — заявила она.

— Я вас тоже. Терпеть не могу рыбу, — парировал он.

Некоторое время они молча наслаждались едой.

— А суп неплох, — поделился Люциус.

— Рыба тоже великолепна, — отозвалась Гермиона.

— Не думаю, что то, что плавает в своих продуктах жизнедеятельности, может быть вкусным.

Гермиона уронила вилку.

— Ну, вы специально, мистер Гатри? Зачем вы меня вообще позвали?

— Не переживайте, Дебора, — начал было Люциус, особо выделив имя, но она подняла руку.

— Я заплачу за себя.

— Не позволю.

— А потом будете жалеть об этом до конца дней своих! Я же вижу, что вы ждёте, когда я уже уйду.

Она бросила на стол деньги и пошла на выход. Люциус не спеша доел суп, расплатился и ушёл бы спокойно, если бы не заметил под столом что-то… Что-то до боли знакомое. Он осторожно осмотрелся и, убедившись, что никто не смотрит, наклонился, выудил из-под стола волшебную палочку. Хмыкнув, он спрятал её в карман куртки и отправился в мастерскую, надеясь испытать, получится ли у него хотя бы наколдовать свет.

К сожалению, надежды его не сбылись. Грейнджер перехватила его у входа в мастерскую.

— Мы с вами разминулись, — осторожно начала она. — Вы ничего не находили там, в ресторане?

— Что же я должен был найти? — ехидно поинтересовался Люциус.

Грейнджер замялась, она явно была напугана тем, что какой-то магл мог найти её палочку.

— Один предмет…

Люциус открыл дверь и придержал. Она прошмыгнула внутрь.

— Это? — решив не издеваться над ней, спросил он и вытянул из-за пазухи палочку.

Грейнджер протянула было руку, но Люциус отвёл свою в сторону.

— Что это такое? — спросил он, глядя на неё испытующе.

— Это… Указка! — нашлась она. — Я — учительница.

— А разве, — он сложил руки на груди, — указки позволено носить с собой?

— Это моя личная указка! — выпалила Грейнджер, покраснев.

— И что же вы делаете этой «указкой»? — протянул Люциус, притопывая ногой.

— Указываю, очевидно, — не сдавалась она.

— Странно… Странно. Никогда раньше не видел подобных штук. Да и коротковата она, чтобы указывать.

Грейнджер снова потянулась за палочкой.

— Знаете, я обманула вас, — самоотверженно начала она, и Люциус немного напрягся: вот, сейчас она скажет ему, что зовут её Гермиона Грейнджер, а указка — не что иное, как волшебная палочка, но она снова его удивила: — Вы мне всё-таки кое-кого напоминаете. Был у нас в школе один мальчик, вёл себя как скотина. Поняли, да?

Люциус чуть ли не швырнул ей палочку.

— Возьмите свою указку! — проговорил он, сощурившись. — И больше никогда…

— У вас лук на усах, — невпопад перебила его Грейнджер.

Люциус прошёлся ладонью над верхней губой, мельком взглянув в дверное стекло, слабо отражавшее его лицо. Грейнджер покачала головой.

— Не ждите, что я помогу вам, мистер Гатри. Мы не в романтической комедии.

Люциус неожиданно для самого себя рассмеялся.

— Ладно, — хихикая, выдавила Грейнджер. — Только не пытайтесь меня поцеловать!

Она быстро смахнула с усов Люциуса видимый только ей кусочек лука, скользнув пальцем по губам, и добродушно улыбнулась.

— А если бы поцеловал, то что? — спросил он.

— От вас пахнет луком.

— Зато от вас не разит рыбой, — подметил он.

— А тунец вообще не особо пахнет, мистер Гатри, — со знанием дела ответила она.

Они так и стояли в дверях, как вдруг Люциус заметил, что к мастерской приближается неторопливой походкой мистер Гатри собственной персоной. Он иногда заходил проведать, как идут дела, и что-нибудь подсказать Люциусу, если была необходимость.

— Как жизнь, сынок? — весело поинтересовался он, отворив дверь.

Люциус весь сжался: вот, сейчас мистер Гатри назовёт его по имени — и будет фиаско века. Грейнджер всем там расскажет, где он и чем занимается, а может, и организует какую-нибудь проверку — тогда проблем не оберёшься.

— Ох, ты с дамой! — опешил старик. — Понял, не мешаю.

Он тактично вышел и скрылся из виду.

— Неудачное свидание получилось, — начала Грейнджер, на что Люциус сдержанно кивнул. — Дам вам ещё один шанс. Скажем, в субботу вечером.

— Я буду здесь, — как заворожённый, проговорил Люциус.

— Между прочим, у вас красивые глаза, когда вы не щуритесь, — припечатала она.

Люциус, взглянув в её, цвета крепкого чая, только и смог ответить:

— У вас тоже.

---

1) Джарвис Кокер

Вернуться к тексту

Люциус полчаса боролся с проклятой, вырвиглазной расцветки, удавкой, которую кто-то по недоразумению назвал галстуком. Это нечто больше походило на раздавленную змею в бензиновых разводах, совершенно не шло Люциусу, да и завязываться не желало: узел скользил, и кошмарный галстук возвращался в прежнее состояние.

— Встань ровно! — приказал Тони, всё это время наблюдавший за ним с дивана и не вынесший этой жалкой картины. — Вот так надо, — он обернул широкую часть галстука вокруг узкой и протянул конец сквозь получившуюся петлю. — Ты что, никогда галстука не завязывал, Люц?

— Я их и не носил раньше. И сейчас не собираюсь, — он потянул галстук через голову, но Тони резко шлёпнул его по руке.

— Во-первых, кто идёт на свидание без галстука? — рассуждал он вполголоса, затягивая кошмарную удавку на его шее. — Во-вторых, этот меня ещё ни разу не подводил.

— Да она меня за идиота примет! Хотя… ты прав, Тони, — произнёс Люциус, но дальнейший ход мыслей не озвучил.

А думал он, что, придя на свидание в таком виде, разочарует правильную Грейнджер и та больше никогда не захочет его видеть. Самый благоприятный исход — разойтись спокойно, без скандала.

— Вот и всё, — почти ласково промурлыкал Тони, отогнув воротник рубашки Люциуса. — Ну, жених!

Он вдруг щёлкнул его по носу и захохотал.

— Не боись! — он потрепал Люциуса за щеку. — Мне в этом галстуке ещё ни одна не отказывала!

Люциус оттолкнул Тони и пошёл к шкафу, где на вешалке болтался клетчатый пиджак — самый приличный из тех, что Люциус смог найти во всём Тоттенхэме.

— А ты не думал, что дамы тебя не отшивают только потому, что ты такой? — спросил он.

— Это какой же? — сложив руки на груди, поинтересовался Тони.

— Невыносимый шутник! — бросил Люциус, пытаясь попасть ладонью в рукав, но подкладка вывернулась, и поэтому он слепо тыкал в неё рукой.

— Так! — сказал Долохов почти сурово, отобрал пиджак, хорошенько встряхнул и помог надеть.

— Вот и всё, женишок, — проворковал он, разглаживая ткань на плечах и рукавах. — Ну, красавец! Она точно будет твоей, гарантирую.

Он взглянул на часы, и его лицо приняло нечитаемое выражение.

— Бля! Меня моя ждёт! Удачи, Казанова!

И он выбежал за дверь к своей мифической — а может быть, и реальной, кто же его знает — девушке. Люциус взглянул на себя в зеркало: выглядел он не то чтобы нелепо, просто как-то неуместно. То, что надо. Грейнджер поймёт, что он не тот, кто ей нужен, и они больше никогда не увидятся. От этой мысли Люциус нахмурился, разглядывая своё отражение; тут же встрепенулся, вспомнив последние слова Грейнджер, потёр пальцем морщинку между бровей — не помогло. Вспомнил вдруг её глаза… Тут же помотал головой — нельзя.

— Только попробуй! — пригрозил он сам себе.

Вечер — понятие растяжимое. Люциус третий час сидел в мастерской, не решаясь взяться за дело, чтобы убить время. Иногда он поглядывал на груду сложенных на стеллаже сломанных проигрывателей кассет и компакт-дисков, уже хотел потянуться хотя бы к одному, но одёргивал себя: а вдруг одежду испачкает? На часах было около половины седьмого, когда дверь вдруг распахнулась. Люциус подорвался, вскочил, оправляя пиджак, но, взглянув в сторону входа, обнаружил никак не Грейнджер, а какого-то мелкого зарёванного мальчишку, который что-то прижимал к груди. Он что-то провыл, и Люциус сначала скривился от пронзительного звука, потом недовольно и шумно выдохнул.

— Мастерская закрыта, молодой человек, — надменно произнёс он, а пацан заревел ещё сильнее.

В руках у него была игровая приставка со слегка оплавившимся корпусом. С неё стекали грязные капли, будто кто-то окунул её в лужу.

— Это не починить, — холодно заметил Люциус. — Никакая техника не терпит воды.

— Ну, пожалуйста! — взвыл пацан. — Папа меня убьёт!

— Прямо-таки убьёт? — хмыкнул Люциус.

— Он сказал!.. Пожалуйста, мистер Гатри! Вы же мистер Гатри?

Люциус подтолкнул пацана к своему столу и заставил сгрузить на него приставку, с которой тот никак не желал расставаться.

— Что ты с ней сделал?

— Я… — пацан всхлипнул. — Я боюсь говорить…

Люциус почесал бороду и смерил его снисходительным взглядом.

— Я — не твой отец. Мне можешь рассказать.

Пацан склонил голову и вдруг выдал:

— Я играл. А там! Меня убили! Я так разозлился! — он удручённо вздохнул. — Она загорелась…

— А как и когда она, — он кивнул на приставку, — загорелась?

— Я разозлился, и она сверкнула! Оттуда пошёл дым! — затараторил пацан. — Я побежал на кухню, взял стакан и облил её. Она не работает! — опять заныл он. — Папа меня убьёт! Он подарил её мне на день рождения!

Люциус склонился над столом, разглядывая то его, то приставку.

— Ты разозлился, да? — переспросил он. — И она тут же сверкнула и задымилась? Ты больше ничего не делал? Так?

Он кивнул. «Маглорождённый! Магический выброс!» — понял Люциус.

— Знаешь, что это значит? — осторожно спросил он, на что пацан помотал головой. — Это значит, что у тебя есть определённые способности, недоступные другим. Некая энергия, которой ты пока что не умеешь управлять. Ты не замечал за собой больше ничего странного?

— Я как-то подумал, что забор соседей страшный. И он вдруг стал как новый! Мне никто не поверил… — он шмыгнул носом.

— Ну, всё, успокойся, — приказал Люциус. — Оставляй приставку, я посмотрю, но не сегодня. Приходи в понедельник.

Он взглянул на дверь, как раз вовремя, потому что та сразу же отворилась и в мастерскую вошла Грейнджер. Люциус подтолкнул пацана, и тот, поблагодарив его, побежал прочь, но уже на пороге обернулся и спросил:

— А что за энергия?

— Поговорим об этом в понедельник, — отмахнулся Люциус.

Когда пацан наконец скрылся, Грейнджер сдержанно улыбнулась и подошла к Люциусу.

— Замечательно выглядите, мистер Гатри.

Она смотрела на кошмарный галстук, сдерживая смешок, который забавно кривил её губы. Люциус поймал себя на мысли, которую тут же отверг, и покачал головой.

— Шутите, Дебора?

— Нет, — она кокетливо улыбнулась. — Правда, узел немного кривой.

Она протянула руку к шее Люциуса, едва коснувшись, но и это чуть не заставило его вздрогнуть. Грейнджер отогнула воротник рубашки, потянула за тугой узел, и галстук вдруг оказался в её руке.

— Думаю, симметричный узел будет смотреться лучше, мистер Гатри.

Она прямо на руке соорудила нечто, что Люциус точно не смог бы повторить, накинула петлю ему на шею, затянула кошмарный галстук, но не так, как это сделал Тони. Теперь Люциус не чувствовал, будто ему перекрыли разом весь кислород.

— Спасибо, — проговорил он немного хрипло, когда она снова коснулась его шеи кончиками пальцев, поправляя воротник.

Он взглянул на результат в дверное стекло, но толком ничего не увидел из-за освещения, а зеркал в мастерской он не держал, поэтому решил довериться Грейнджер в вопросе внешнего вида. Та улыбалась, и Люциусу хотелось провалиться сквозь землю от давно забытого чувства, скрутившего внутренности. Он никак не мог припомнить: а с Нарциссой было так же или всё же чуть спокойнее? Так или иначе, он воскресил в сознании мысль, что всё рано или поздно закончится. Грейнджер узнает его — это неизбежно.

— Ну, так что? — она выжидающе смотрела на него. — Какие планы?

— Кино, — предложил Люциус. — Я узнавал, сейчас показывают один драматический фильм…

— А давайте сходим на комедию? — тут же перебила его Грейнджер. — Вчера в прокат вышел фильм, называется то ли «Украли», то ли «Своровали».

— Как пожелаете, — Люциус выставил в сторону локоть, но Грейнджер взяла его ладонь, мягко сжала и потянула за собой.

Фильм оказался неприлично смешным. Люциус и не помнил, когда столько смеялся — громче, чем обычно позволял себе, по-настоящему. Грейнджер не отставала — заливалась смехом, всякий раз толкая Люциуса плечом или крепко прижимаясь лбом к его ладони, покоившейся на подлокотнике кресла. В полумраке зала кинотеатра Люциус вдруг увидел слабый свет и почувствовал, что наконец-то начал жить в полную силу. С трудом он сдерживался, чтобы не потянуться к Грейнджер, ведь знал — пропадёт безвозвратно. Пока он боролся с собой, в зале включился настоящий свет, а Грейнджер поднялась с места.

После кино они немного прогулялись, обсуждая фильм.

— Пёсики, пёсики, любите пёсиков? — выдала вдруг Грейнджер.

— Пёсиков? — протянул Люциус.

Похоже, это было из фильма, но Люциус тогда, видимо, был слишком увлечён Грейнджер, а не сюжетом. Та, несмотря на секундное замешательство, всё равно рассмеялась. Но вдруг резко стала серьёзной, произнесла:

— Мне в метро. Проводите?

Люциус кивнул. У входа на станцию, Грейнджер вдруг потянулась к нему сама, первая, обхватила щёки руками, и Люциус понял — пропал. Пропал окончательно и бесповоротно. Всё, что существовало в тот момент, — её пальцы, перебиравшие волосы на висках, и её губы, эти прекрасные, мягкие и нежные губы. Он кое-как совладал с собой, чтобы не опустить руки ниже положенного.

Но всё заканчивается. Это Люциус усвоил навсегда. Поцелуй закончился. Грейнджер вдруг отстранилась и полезла в сумочку, что-то оттуда достала и вложила ему в ладонь.

— Мой телефон. Пора бы и вам назначить свидание, мистер Гатри. До встречи!

Она ещё раз поцеловала его, опешившего, не понимающего, что вообще происходит, и побежала в метро.

— До свидания, Гермиона, — прошептал Люциус, когда она скрылась за дверьми.

Полночи он ворочался с боку на бок, на спину и снова. Он всё думал о Гермионе, об их поцелуе, о том, как хорошо ему было с ней, как ни с кем другим. Как-то забылась Нарцисса, которая бросила его. Прежняя жизнь, беззаботная поначалу, полная страха в конце Второй Магической, пустая и безнадёжная последние два года, тоже ушла на второй план. Как-то внезапно Люциус вспомнил того пацана с приставкой, напуганного и растерянного, не знающего ничего о своей природе. Если Люциусу с самого детства доходчиво объяснили, что он особенный, наделённый даром, недоступным простецам, то кто объяснит этому мальчишке? А Грейнджер? Ей кто объяснил, что странности, случавшиеся с ней, не что иное, как магия, рвущаяся наружу? Люциус вдруг осознал: маглорождённые имеют право на жизнь.

Оставалась одна проблема: как теперь быть, когда в душе уже начало что-то зарождаться, а Грейнджер наверняка помнит его настоящего не в лучшем свете? Люциусу нужен был совет. Правда, будить Тони среди ночи он не рискнул: переживал за целостность лица.

Они встретились на следующий день, точнее вечер, в любимом баре Тони. Там опять играли какие-то лохматые, орущие как потерпевшие, парни, а Тони орал: «Я, блядь, обожаю этих ребят! Лучшие!» Люциус кривился, потягивая пиво из высокого стакана.

— Ну, так что у тебя стряслось, Люц? Видок у тебя, будто за тобой дементор гнался! — прокричал Тони и загоготал во всё горло.

— Ты скажешь, это ерунда… — попытался перекричать музыку Люциус.

— Чего?! Какие провода? — заорал Тони. — Не видел я никаких проводов!

— Пошли ко мне, — крикнул Люциус.

Тони захватил пару бутылок водки и, не очень довольный, двинулся вслед за Люциусом.

— В общем, — начал Люциус, когда они расположились у него в гостиной. — Вчера я сходил на лучшее свидание в жизни.

— Поздравляю, Люц! — Тони хлопнул его по плечу так, что он чуть не продавил убитый, доставшийся от прежних владельцев, диван. — Ну, а чего грустный? Ху…

— Без рифм! — прикрикнул Люциус. — Я не вынесу больше ни одной твоей глупой шутки! У меня серьёзная проблема.

Он залпом выпил стакан водки и закашлялся.

— Галстук ей не понравился? — прищурился Тони. — Ну и ху… хрен на неё тогда!

— Не буду дальше тянуть. Дебора, с которой я познакомился на Рединге, не Дебора.

— Та-а-ак, — протянул Тони, почесав затылок, и налил себе ещё стакан.

— Я её сначала вообще не узнал, там темно было. А потом она пришла ко мне в мастерскую. И это, оказывается, Гермиона Грейнджер, — закончил он с трагичным выражением лица.

Тут уже Тони не сдержался: водка выплеснулась из его рта на полпути и забрызгала всё вокруг. Он страшно кашлял, стремительно краснея и держась за сердце.

— Ты! — выдавил он. — Замутил! С Гермионой, мать её, Грейнджер! Той самой!

Он откашлялся и выдал:

— Мой герой!

И бросился обниматься.

— Я ведь помню её с Отдела Тайн. Хорошенькая девка! Есть у тебя вкус, Люц!

— Тони… — Люциус покачал головой и нахмурился.

— Да бля, да я бы сам с ней! Помнишь же, как я её приложил? Вот, думаю, лучше бы…

— Заткнись! — закричал Люциус, схватил его за куртку и встряхнул. — Заткнись, тварь!

Он скинул Тони с дивана и навалился сверху.

— Ещё слово из твоего гнилого рта вылетит, — он занёс кулак, — я тебя голыми руками порву, без магии!

— А ты, Люц, конкретно охуел, — прохрипел Тони, жутко скалясь. — Что я тебе сделал?

— Ещё хоть слово, Долохов! Ещё слово о ней…

Но Долохов ловко перевернулся и навис сверху.

— Не на того полез, шкет, — он несколько раз ударил Люциуса по лицу. — Порвёт он! — он сильно приложил его затылком об пол. — Счастливо оставаться!

Он поднялся, тяжело дыша и, прихватив бутылки, двинулся на выход.

— И это, — остановившись у двери, жёстко произнёс он. — Кинет тебя эта Грейнджер, ко мне даже не суйся. Мне теперь вообще насрать на тебя, ясно? Шуток он, блядь, не понимает!

Он плюнул прямо на пол и, в довершение всего, оглушительно хлопнул дверью. Люциус лежал на полу, дыша через раз: больно было даже просто существовать. Он осторожно коснулся носа — вроде не сломан. Прошёлся пальцами по скулам и лбу, вляпался в небольшую ссадину на скуле, нашёл источник мерзкой струйки, которая щекотала висок и затекала в ухо — рассечённая бровь отозвалась болью. Люциус пошевелил челюстью — зубы вроде бы не пострадали.

Сил встать он не нашёл — так и уснул на полу. Правда, он и двух часов не проспал, подскочил среди ночи. Странный реалистичный сон, в котором Гермиона узнала его и поразила непростительным, ещё долго не выходил из головы. Люциус поднялся, пошатываясь, добрёл до ванной, осмотрел разбитое лицо сквозь небольшое зеркало: вроде бы ничего серьёзного, правда, под глазом налился синяк, а бровь Долохов ему разделил на две половины. Кровь уже не текла, запеклась противной коркой, и Люциус пошёл в душ, чтобы отмыть хотя бы часть бордовых разводов тугими струями воды. Трогать ссадины он не рисковал.

Не рисковал он и звонить Гермионе. Чтобы назначить свидание, нужно было дождаться, пока лицо придёт в относительный порядок. Иначе что она подумает? Он всё смотрел на листок с номером, сожалея, что так отчаянно бросился на Долохова и струсил ударить по-настоящему, а не только угрожать. Знал же, что тот его в любом случае победит, надо было и ему подправить черты лица.

В понедельник утром он всё-таки посмотрел приставку. Восстановлению она не подлежала: слишком много повреждений из-за короткого замыкания. Люциус сосредоточенно разглядывал плату, понимая, что ничего не сможет сделать. Он оглядел корпус — тот был оплавлен с одной стороны. Наудачу он занёс руку, пробормотал заклинание. Ничего не произошло.

— Репаро, Мордред тебя задери, репаро! — ворчал он, крутя в одной руке пластиковый корпус.

Хлопнула дверь. Он взглянул на вошедшего.

— Здравствуй, сынок! — весело произнёс мистер Гатри. — Как дела?

— Да вот, — он развёл руками. — Как думаете, это можно спасти?

Мистер Гатри, опираясь на трость, подошёл к его столу, взглянул на сломанную приставку.

— Да тут даже самая сильная магия не поможет! — воскликнул он. — Она уничтожена!

— А я, кажется, пообещал невыполнимое, — признался Люциус.

— Вот и скажешь…

— Не могу, — отрезал он.

— Иногда, Люциус, приходится честно говорить, что ты не можешь что-то сделать, — мистер Гатри похлопал его по плечу. — Ну, не можешь, зачем врать? Это же та новая приставка для видеоигр? Оставь, ничего не выйдет. Её ведь даже по гарантии не сдашь!

Слова о честности заставили сердце Люциуса подпрыгнуть, и он выдал:

— Я вас обманул. Я не терял работу.

Мистер Гатри рассмеялся.

— Думаешь, я не понял? Мне всё равно, что ты там натворил, пока хорошо делаешь дело.

Люциус выдохнул и подумал: а что он всё-таки будет делать с приставкой? Сказать пацану всё как есть? А вдруг его отец правда тиран и садист вроде отца Снейпа? Он решил сначала дождаться его, а там уже решить, что делать.

— Впрочем, — прервал его размышления мистер Гатри, — если позволишь, я сам поколдую над ней дома.

Люциус и раньше замечал за ним странности. На Рождество, например, он отчётливо слышал, как за окном ухнула сова, но не придал этому значения. А уж то, как мистер Гатри справлялся с починкой сложных поломок, не рассказывая, что и как сделал! Да и то, что в первую встречу на нём не сработал Конфундус наводило на одно заключение.

— Вы — волшебник? — прямо спросил Люциус.

— Такой же, как и ты, — усмехнулся мистер Гатри.

— Да или нет? — не желая разгадывать загадки, с нажимом переспросил он.

— Об этом не принято…

— Я — волшебник! — выпалил Люциус. — Я учился в Хогвартсе!

Мистер Гатри снисходительно взглянул на него.

— Брось, мой мальчик. Ильверморни куда лучше, чем этот ваш Хогвартс.

Следующие пару часов они говорили о жизни. Люциус наконец-то без страха рассказал о себе, да и о мистере Гатри узнал много интересного: тот, оказывается, приехал из Америки, потому что влюбился в маглорождённую англичанку, которая приехала учиться по обмену в Ильверморни, но оставаться в стране не собиралась. Их дети и внуки, все до одного, жили в Штатах, изредка навещая родителей. Всем им не было дела до увлечения мистера Гатри, они считали его предприятие крайне сомнительным. Сам мистер Гатри не считал, что ошибся в своём выборе, даже несмотря на то, что его жена много лет работала в госпитале святого Мунго, а ему места среди магов не нашлось.

— Когда появились первые телевизоры, мне захотелось узнать, что это за штука такая, — рассказывал мистер Гатри. — Но он быстро сломался, я починил его, а потом начались проблемы с этим дурацким законом. Мэг даже хотела уйти от меня, представь себе! До сих пор припоминает, что оставила блестящую карьеру ради меня.

— Так сколько же вам лет? — поинтересовался Люциус.

— Знаешь, после того, как мне исполнилась сотня, я перестал считать, — с хитрой улыбкой ответил он. — А ты так и не ответил, кто это тебя?

Он обвёл рукой лицо.

— Старый знакомый, — угрюмо ответил Люциус, пытаясь припомнить, когда мистер Гатри успел задать этот вопрос.

— А та девочка, которая…

— Ничего не получится. И я не хочу это обсуждать.

К счастью, мистер Гатри не был слишком настойчивым и понял с первого раза. Он показал Люциусу, как можно чинить технику, правда, с приставкой так ничего и не получилось сделать: эта магическая поломка даже магическому ремонту не поддавалась.

— Должен заметить, — произнёс мистер Гатри, подняв взгляд на Люциуса. — Ты и без магии весьма талантливый молодой человек. Иначе я бы тебе мастерскую не доверил.

Люциус скромно улыбнулся. Даже несмотря на то, что он давно разменял пятый десяток, выглядел он и правда неплохо, гораздо лучше любого магла того же возраста. А уж для мистера Гатри и староватый, но пытающийся молодиться Долохов наверняка будет «юношей».

Долохов… Люциусу тяжело было думать о нём. Всё вышло как-то по-идиотски, в одночасье подобие дружбы рассыпалось. А Люциусу ведь иногда было с ним неплохо… Он так сильно нахмурился, что бровь отозвалась резкой болью, а на столешницу упала красная капля.

— Уж извини, лечить такое я не умею, — покачал головой мистер Гатри. — Мэг умеет, но её тоже руки плохо слушаться стали…

— Не надо, спасибо, — выдавил Люциус.

— Ты бы хотя бы пластырем заклеил!

Люциус кивнул. Мистер Гатри посидел с ним ещё немного и ушёл домой.

Пацан прибежал ближе к вечеру и очень расстроился, узнав, что Люциусу не удалось починить приставку.

— Месяц без телевизора! — протянул он расстроенно. — И без мороженого…

Люциус подавил смешок. Как ему хотелось вернуться в детство, чтобы его единственной бедой было отсутствие мороженого на десерт!

— Ничего страшного, это можно пережить.

— Вы говорите, как мой отец! Слово в слово! — надулся пацан.

— А ты посмотри с другой стороны, — предложил Люциус. — Вместо телевизора можешь приходить ко мне: я расскажу тебе о твоей особенности и научу больше не ломать приставки.

— Правда расскажете? — оживился он. — Правда-правда?

— Для начала как тебя зовут?

Пацан — а звали его Энди — оказался способным юным волшебником. У него не всегда получалось с первого раза контролировать выбросы, но уже через несколько дней он, наконец, начал делать небольшие успехи: у него один раз получилось поменять отчеканенное на монете изображение Королевы на морду какой-то рептилии вместо того, чтобы спалить что-то в мастерской, из которой Люциус предусмотрительно вынес всё ценное в подсобку.

— Просто сосредоточься на монете, когда опять разозлишься или обидишься на кого-то, — наставлял Люциус. — Кстати, о чём ты думаешь, чтобы спровоцировать выброс?

— Я вспомнил учительницу математики, миссис Маккарти. Она всегда кричит на меня, однажды у неё даже задымились волосы… Ой! — он зажал рот ладонью.

— А что это за существо? — поинтересовался Люциус, разглядывая новое изображение на монетке.

— Это же Микеланджело!

Люциус нахмурился.

— Черепашки-ниндзя! — подсказал Энди, но Люциус не понял о чём речь и предпочёл не спорить.

— Тебе нужно упражняться, — сказал он. — Основы я тебе показал. А дальше сам.

— А мне правда на следующий год придёт письмо? — спросил Энди.

— А как же. Будешь учиться в специальной школе, как и все юные волшебники.

— И вы учились? — допытывался он. — А вам нравилось учиться?

Люциус ответил утвердительно, но всё же покривил душой. Как он объяснил бы десятилетнему мальчишке, что сам не очень любил Хогвартс, да и сына туда отдавать не хотел? Нет уж, неудобная правда останется при нём, а Энди будет радоваться новой интересной жизни через год.

Со всеми делами Люциус последнее время вспоминал о Гермионе только ближе к ночи, когда звонить было уже неприлично. Да и не собирался он ей звонить. Ну и что, что она что-то там всколыхнула? Сам же хотел отвязаться, да и лицо ещё не зажило.

С их свидания прошло больше недели. Люциус как раз собирался отойти пообедать, как вдруг столкнулся в дверях с ней. Она выглядела обеспокоенной.

— Вы так и не позвонили. Я подумала, что-то случилось, — тяжело дыша говорила она, не пропуская Люциуса на выход.

— Всё в порядке, — излишне надменно ответил он. — Был занят.

— У вас… О, Боже! — она потянулась к его лицу. — Как так вышло?

Люциус не успел даже отбрехаться, что это не её дело, что с ним всё в порядке. Гермиона вдруг поцеловала его, отчаянно, жадно. Люциус пошатнулся, но устоял на месте, несмотря на то, что ноги, да и остальные части тела ощущались как нечто чужое. В груди свело, а голова опустела, стала лёгкой, как никогда раньше. Гермиона Грейнджер сводила его с ума — отрицать это теперь не было смысла. Он оторвался только затем, чтобы запереть дверь и задёрнуть жалюзи на окне и двери, после чего резко подхватил её и потянул к себе. Она целовала его лицо, пока он нёс её к столу, на который усадил и пристроился между разведённых ног.

— Давай же! — простонала она, пытаясь стянуть с него рубашку.

Люциус потянулся было к ремню, но вдруг осознал: так поступить он не может. Он отстранился и без сил опустился на стул.

— Что случилось, Гатри? — спросила Гермиона.

— Так нельзя.

Она спрыгнула со стола и склонилась над Люциусом, обняла его за плечи, поцеловала за ухом.

— Всё в порядке, — прошептала она. — Всё хорошо.

— Я так не думаю, — отмахнулся он.

— Успокойся.

Она принялась массировать его плечи и шею. Напряжение медленно отступало.

— Не сейчас, так не сейчас, — ласково сказала она. — Мы же никуда не торопимся, правда?

— Я собирался пообедать.

— Я тоже.

— Пойдём вместе? — предложил Люциус, повернувшись к ней лицом.

Она нежно улыбалась.

— Конечно.

Она поцеловала его снова, но уже легко, невесомо, лишь на секунду коснулась губ.

— Кстати, у меня есть замечательная мазь. Будешь как новый.

Люциус горько усмехнулся. Он ощущал себя загнанным в угол: сказать правду и всё потерять — ничего не делать с тем же исходом. Ничего хорошего.

«Скажи правду! — твердил внутренний голос. — Скажи уже правду! Чем раньше, тем лучше!»

Но Люциус принял малодушное решение: пока Гермиона ещё ничего не знает, попытаться взять как можно больше, чтобы было, что вспомнить, когда всё закончится.

— Идём обедать! — заявил он. — Я знаю ещё одно неплохое место.

Гермиона счастливо улыбнулась и взяла его за руку.

Обед в целом прошёл хорошо, если не считать того, что после него они разошлись в разные стороны: Гермионе нужно было возвращаться на работу, да и у Люциуса в мастерской накопилось дел.

— Ну так что, Дебора? — спросил Люциус, пока они ждали заказ.

— Шутка затянулась, — серьёзно произнесла она, и Люциус забыл, что хотел спросить. — Я не Дебора. Я же пошутила, а ты не понял. Дебора — это из песни «Disco 2000». А я — Гермиона.

Он почувствовал, как задрожали руки, — вот он, момент истины. Сейчас… сейчас она спросит его имя, и всё будет кончено.

— А ты предпочитаешь, чтобы тебя называли Гатри? — уточнила она.

— Да, — соврал Люциус. — Знаешь, мне настолько не нравится моё имя, что все называют меня по фамилии.

— Ну что ж, — Гермиона хитро прищурилась, будто знала всё и даже больше. — Когда-нибудь я всё равно узнаю. Но ладно, Гатри так Гатри. Если тебе так удобнее. Хотя я бы не стала осуждать в любом случае — это же всего лишь имя.

Люциус кивнул и тихо вздохнул. Опасность пока что миновала, но всё-таки никуда не делась. Он вдруг чуть не подскочил: а если она увидит, пусть и бледную, почти неразличимую, но никуда не исчезнувшую метку на левом предплечье? Люциус попытался успокоить себя, что, когда дойдёт до постели, им будет чем заняться. А если нет? Если они будут пристально разглядывать друг друга? Он решил оставить этот вопрос на потом. Главное, что в этот раз он поцеловал её первым, пусть и на прощание.

Вернувшись в мастерскую, он попытался снова починить приставку, но так и не смог ничего сделать. Похоже, действительно проще было купить новую. В течение дня к нему ещё приходили новые клиенты, но он откладывал новые дела на потом, занимаясь разгребанием небольшого завала. Правда, ему даже и половины запланированных дел закончить не удалось. Дверь резко распахнулась, будто её дёрнули со всей силы, и на всю мастерскую раздалось: «ДОБРЫЙ ВЕЧЕР!» Люциус подскочил на стуле, свалил на пол видеомагнитофон и стукнулся коленом о столешницу. На пороге качался из стороны в сторону Долохов. В руке у него был огромный пакет из какого-то супермаркета.

— Не ждал? — протянул он пьяным голосом. — А я вот он, припёрся!

— Мы с вами знакомы? — сквозь зубы выдавил Люциус.

— Да ладно тебе! Вернись, я всё прощу!

Он рухнул на край стола, смёл с него всё, что счёл лишним, и водрузил рядом с собой пакет.

— Кто ещё кого прощать должен, — огрызнулся Люциус.

Тони раскрыл пакет так, чтобы им обоим было видно содержимое: сырая курица, куча каких-то пакетиков и пара бутылок, одна из которых была повёрнута прямо к Люциусу. Прочитав надпись на этикетке, он обомлел.

— Откуда?

— А вот места знать надо! Моя достала! Завидуй молча.

— А твоя… — Люциус щёлкнул языком, выбирая выражение пожёстче. — Девка твоя, она что, как-то с Магической Британией связана?

— А вот этого не скажу, — игриво ответил Долохов. — Секрет! Много будешь знать…

Он посмотрел на Люциуса и как будто на секунду протрезвел, схватил его за челюсть и дёрнул так, что чуть не свернул шею.

— Это я тебя так? — спросил он. — Ох, блядь… Ни хера себе! Ну, ты сам хорош, конечно! Цепанула тебя эта Грейнджер, раз ты так взбесился.

Люциус промолчал. «Цепанула» — это ещё мягко сказано…

— Ладно, извиняй. Тоже не рассчитал, да и про любимку твою я ничего не думал такого вообще. Просто пошутил, ясно, да? Мир?

Он протянул руку.

Люциус неохотно сжал её, но Тони вдруг потянул его к себе и стиснул в крепких объятиях.

— Ну не могу я без тебя, Люц! Скучно!

— А, так тебе пить не с кем, — догадался Люциус.

— И это тоже, — отстранившись, признался Тони. — Но в первую очередь я ценю тебя за твои человеческие качества, вот! Всё утро репетировал, — похвастался он.

Люциус устало засмеялся. Тони, как всегда, привносил в жизнь больше хаоса, чем пользы.

Прежде чем идти за Долоховым, Люциус убедился, что убрал кассу в сейф и запер дверь. Возвращаться к работе в ближайшие два дня — а именно столько он обычно отходил, если в дело вмешивались огневиски и Долохов, — он не планировал. Разумеется, они никогда не ограничивались одной бутылкой.

— Ну так что там твоя Грейнджер, — спросил Тони после второго стакана.

— Всё настолько хорошо, что хочется самого себя заавадить, — ответил Люциус, после того, как прожевал кусок запечённой курицы. — Кто вообще закусывает огневиски курицей, Тони?! — не сдержался он.

— А что, невкусно? — нахмурился тот.

— Вкусно…

— Закрой рот и ешь тогда. Я тут готовлю, как домовой эльф какой-нибудь, а ему не нравится! Лучше, вон, про заавадить подробнее давай.

— Да что подробнее? Когда она узнает, кто я, она меня, скорее всего, Авадой и угостит.

— А что ж не скажешь? Всю жизнь скрывать будешь? — Тони проглотил ещё огневиски и жутко выдохнул: — Ха! Прикидываешь, на свадьбе, значит. Тебе говорят, короче: «Люциус Малфой, согласны ли вы…» А она такая: «ЛЮЦИУС МАЛФОЙ?!» — и бегом от тебя!

— Ты мне вообще сейчас не помог.

Люциус закрыл лицо рукой. А ведь, скорее всего, будет так, как сказал Тони. Разве что без свадьбы…

— Как она тебя называет-то? — поинтересовался Долохов.

— Гатри. Меня же все теперь так называют. Как на вывеске написано.

— А что, дедок твой не разрешает менять название?

— Не спрашивал.

— Так спроси! Глядишь, вывеску сменишь, Грейнджер твоя увидит, что ты успешный человек среди простецов, поймёт и простит сразу.

То, что логика Долохова была донельзя логичной, Люциус говорить не стал. Впрочем, после того, как их посиделки из культурных превратились в свинские — Тони перебил посуду и сорвал с петель дверь, пытаясь добраться до туалета, — он сказал ему не только это, но и много ещё хорошего.

Люциус проснулся под утро. Точнее, он даже сначала и не понял, проснулся на самом деле или уже умер и очнулся на том свете. Но тяжёлая головная боль убедила его в том, что он всё-таки ещё принадлежит миру живых. С ужасом он обнаружил, что в постели лежит ещё кто-то. Он приподнялся в попытках разглядеть растянувшуюся рядом фигуру.

— Ты что тут делаешь? — спросил он, дёрнув Долохова за плечо. — Тони, какого Мордреда ты забыл в моей кровати?

Долохов проворчал что-то и плотнее завернулся в одеяло, стащив его с Люциуса, которому не оставалось ничего, кроме как пойти в гостиную, чтобы доспать на диване. Однако там его ждал сюрприз: диван больше не был пригоден для использования по назначению. Долохов всё-таки продавил сидение, и из-под обивки вылезли пружины, к тому же одна ножка почему-то валялась в раковине на кухне. Люциус выругался и опустился в кресло. Каким-то чудом ему удалось ненадолго задремать.

Когда он снова открыл глаза, в комнате было совсем светло, а время на часах почти доползло до восьми утра. Люциус потянулся, отметил, что чувствует себя чуть лучше, несмотря на то что шея и ноги немного затекли из-за неудобной позы.

Он вспомнил вчерашнее неожиданное свидание. Интересно, если он позвонит Гермионе с самого утра, она не рассердится? Почему-то Люциус верил, что её голос окончательно отрезвит его и придаст сил. Он прикинул, что в такое время она, должно быть, собирается на работу и ей будет не до разговоров. Но когда ещё он так твёрдо решится? Он взял со стола телефонный аппарат и набрал цифры, которые за последнюю неделю запомнил почти наизусть. Правда, первый раз он попал не туда: перепутал последнюю цифру. На второй раз попал на автоответчик. Едва он успел сказать хоть что-то, ему ответила уже настоящая Гермиона:

— Гатри? Что-то случилось? Почему так рано?

— Хотел услышать твой голос, — признался Люциус. — А ты разве не собираешься на работу?

— Я в восемь встаю, а сейчас без десяти, — она зевнула. — Ладно, спасибо, что разбудил пораньше. Успею позавтракать.

Люциус не мог сдержать улыбки. Гермиона была забавной.

— Встретимся в субботу? — спросил он, уже предвкушая, как совсем скоро сможет привести её к себе…

— Нет, — твёрдо ответила она, но тут же продолжила: — Прости, Гатри. Я уезжаю к друзьям на все выходные. У меня день рождения во вторник, а мы можем собраться все вместе, как раньше, только на выходных, — объясняла она, но Люциус едва слышал её из-за противного шума в ушах.

«Нет».

— Гатри? — позвала она. — Хочешь, встретимся во вторник?

— Вторник? — отмер Люциус. — Но у тебя же день рождения.

— И что? Я хочу отметить его с тобой.

— У тебя же есть родители, я прав? Почему не с ними?

Гермиона весьма слышно вздохнула.

— Они в другой стране, — проговорила она. — У меня нет возможности бросить всё и лететь посреди недели на другой континент. А я, знаешь ли, не хочу отмечать день рождения в компании кота.

Она замолчала. Люциус тоже не спешил отвечать. Часы тем временем показывали ровно восемь.

— Слушай, мне пора собираться, — спохватилась она. — Оставь свой номер, я перезвоню вечером.

Люциус послушно продиктовал ей цифры, и они распрощались. Пока ещё ничего не было ясно. Люциус хотел верить, что вечером она перезвонит и назначит встречу. Или он назначит. В любом случае никаких свиданий, пока в квартире такой беспорядок. Люциус примерно прикинул, как надавить на Тони, чтобы тот убрался и помог ему вынести старый диван.

— Чего ты орёшь на меня с самого утра? Да чего тут выносить-то? — ворчал тот спустя пару часов, стоя посреди комнаты в одних трусах и почёсывая небритый подбородок. — Тут ножку приладить — и всего делов!

Люциус посмотрел на него исподлобья, сдерживаясь, чтобы не обругать. Они приступили к работе.

— Твою мать, блядь! — орал Тони, держась за палец, ударенный молотком вместо гвоздя. Они уже побороли диван: потратили почти час на то, чтобы кое-как приладить ножку и вернуть пружину на место. Будь у них палочки, они бы уже со всеми делами расправились, но, поскольку выбора у них не было, с помощью магии они смогли только восстановить обивку. А вот дверь, которую Тони снёс, прибивать назад пришлось полностью вручную. Причём Тони сначала прибил её так, что она застряла и не желала открываться. Тони оказался заперт в ванной и выбил дверь второй раз за сутки, уже вместе с коробкой.

— Своей скажешь, что у тебя стиль «лофт», — заключил он, разглядывая своё творение.

— Возвращай как было, — упёрся Люциус. — У меня квартира в аренде.

Спустя пару часов с помощью молотка и матерных выражений на двух языках, Тони наконец повесил дверь как надо.

— Мои услуги небесплатны, чтобы ты понимал, — начал он, но Люциус грозно посмотрел на него.

— Ты тут всё переломал. Забыл?

— Ладно, не дуйся. Давай, бывай. Меня уж моя потеряла, наверное, — сказал он и похлопал Люциуса по плечу. — Расскажешь потом, как всё прошло.

Люциус в тот день настолько хорошо себя чувствовал, что даже нашёл силы отправиться в мастерскую после обеда и разобрать значительную часть навалившейся работы. Домой он вернулся в приподнятом настроении, разогрел и съел замороженные спагетти, которые ни один здравомыслящий человек, но явно не производитель этого продукта, пастой не назвал бы, и устроился в кресле с газетой.

Вообще-то на вкус еда была вполне сносной, гораздо лучше, чем если бы Люциус сам попытался приготовить, особенно на страшной плите, которая его совершенно не слушалась. Если с микроволновой печью ему как-то удалось договориться, то от газовой плиты лишь иногда прикуривал Тони, а это было то ещё зрелище…

Гермиона так и не звонила, хотя должна была уже освободиться. Не желая терзать себя всяческими домыслами, Люциус сам набрал её номер.

Трубку она не взяла. Люциус сдержанно поинтересовался у автоответчика, не забыла ли Гермиона о своём обещании и попросил перезвонить, как только она сможет.

Смогла она спустя два часа, объяснив, что задержалась на работе. Люциус удивился: она ведь говорила, что работает учительницей, значит, скорее всего, преподаёт в Хогвартсе, но почему-то там не живёт. Он озвучил свои мысли — кроме Хогвартса, — на что Гермиона хмыкнула.

— Я не учительница, Гатри. Пока что я не могу сказать, где работаю.

— Почему? — заранее зная ответ, спросил Люциус.

— У меня будут большие проблемы.

«Статут о секретности», — подумал Люциус и не стал больше пытать Гермиону.

— Я могу задержаться на работе, — продолжала она, — но не каждый день. Во вторник обещаю без опозданий!

Люциус усмехнулся — опоздает, конечно. Что у них вообще может идти по-человечески?

Они назначили встречу на вечер вторника, но на этот раз не в мастерской Люциуса, а в центре Лондона. Почти всю неделю Люциус провёл на работе, окончательно разобравшись с накопившимися делами. Пару раз к нему заглядывал Тони, но Люциус отказывался выпивать с ним, боясь, что Долохов опять разгромит его квартиру. Как-то раз к нему заходил мистер Гатри, и Люциус, наконец, спросил насчёт вывески. Мистер Гатри очень удивился, что Люциус задал этот вопрос только сейчас, и разрешил ему сменить название.

Медленно, но неумолимо подкрадывался вторник. Люциус ждал его, одновременно страшась: а если всё пойдёт слишком уж хорошо и они отправятся к нему, как быть с меткой? Грешным делом он поделился переживаниями сначала с мистером Гатри, который предложил просто перебинтовать руку, а потом и с Тони. Тот заскочил к нему в обеденный перерыв, притащив с собой магнитофон с трещиной на корпусе и груду старых кассет. Всё это он вывалил перед Люциусом и приземлился следом, по обыкновению, прямо на стол.

— Я тут думал, — загадочно протянул он, почёсывая небритую щёку, и тут же добавил: — И не надо иронизировать, я умею! Так вот, Казанова, если ты всё же заманишь эту твою Грейнджер в свою берлогу, тебе просто необходимо музыкальное сопровождение.

Люциус нахмурился, перевёл взгляд на кассеты, потом на Долохова.

— Это что?

— Ты слепой, глухой или тупой? Музыка для твоих с Грейнджер романтических этих.

Тони всучил ему одну из кассет.

— «Этих»? — переспросил Люциус, разглядывая яркую обложку с незнакомыми символами. — Чего «этих»?

— Сексов, ну! Ты что-то сегодня вообще не такой. Не выспался?

Он похлопал Люциуса по плечу, тот отклонился в сторону.

— Задумался.

— Ну?

Тони поёрзал, облокотился на стол, устроился, подперев подбородок кулаком.

— Ты не скрываешь тёмную метку? — осторожно спросил Люциус.

— А зачем? Да и от кого? Ты же знаешь, мне без разницы, кто что скажет. Ну, есть у меня метка, и что? Хозяин сгинул, туда ему и дорога, а я ошибся, с кем не бывает. Я, когда знакомлюсь, сразу говорю: «Я — Тони Долохов», и похер, кто что подумает.

— На что это ты намекаешь, Тони Долохов?

Тот оскалился и заглянул Люциусу в глаза.

— А я не намекаю, я прямо говорю. Не знаю, чего ты сразу не представился Грейнджер этой твоей. Ты же вроде не узнал её? Не легче было сказать, как тебя зовут, чтобы твоя Грейнджер сразу же вмазала тебе и убежала?

— Я не помню, почему не сказал, — попытался оправдаться Люциус.

— Да ты ненавидишь себя, Люц! Тебе стыдно, что ты натворил всякого дерьма под своим именем. Боишься, да? Удивительно, что ты старику Гатри представился! А я, вот, не боюсь. Мне, знаешь ли, нравится быть собой. И не стыдно представиться какой-нибудь бабе.

Каждое слово Долохова било точно в цель, как жалящее заклятие. Люциусу невыносимо было слушать это. Слишком унизительно.

— Прекрати, — попросил он тихо.

— Слушай, — приказал Долохов. — Твоя тайна раскроется, и раскроется самым поганым способом. Тебе будет так больно, ты будешь реветь, как баба, когда Грейнджер тебя бросит. А она бросит…

— Заткнись!

Люциус попытался столкнуть Тони со стола, но тот ухватился за его свитер, опасно потянув чуть ли не до треска.

— Правда глаза колет? — усмехнулся он. — Мог бы избежать этого всего! Сразу ей сказать, кто ты! А то привязался, влюбился в эту свою Грейнджер!

Люциус всё-таки столкнул его на пол, но Долохов удачно приземлился и тут же выпрямился.

— Проваливай! — потребовал Люциус. — И магнитофон забери!

— Подарок не отдарок, — буркнул Долохов и выскочил из мастерской, в дверях столкнувшись с мужчиной, который не стал его задерживать, а пропустил и только потом зашёл, направившись прямиком к Люциусу.

Люциус мельком оглядел посетителя: примерно одного с ним роста, но куда крепче телосложением, одетый в потёртый комбинезон с жирными пятнами, из кармана которого торчал здоровенный гаечный ключ.

— Это вы мистер Гатри? — спросил он, тут же протянув руку. — Патрик Гилберт.

— Чем могу помочь? — с опаской поинтересовался Люциус, пожимая большую мозолистую ладонь.

— Я — отец Энди. Мальчика, которому вы морочите голову своей магией.

Люциус взглянул прямо в светло-голубые глаза Гилберта. Несмотря на то, что тот усердно хмурился, Люциус прекрасно понимал, в чём дело. Похожую затаённую боль он видел и в своих глазах, когда смотрел в зеркало, пусть и старался игнорировать. Стоило хотя бы попытаться донести до Гилберта свои мысли насчёт Энди.

— Ваш сын — волшебник, — сказал Люциус. — Этого не изменить.

— Просто прекратите, ладно? Отстаньте от моего сына.

— Хорошо, — согласился Люциус. — И, простите, я не смог починить его приставку. Если хотите, могу вернуть.

— И на что Энди сломанная приставка? — горько усмехнулся Гилберт. — Оставьте себе. И больше не приближайтесь к моему сыну. А придёт — прогоните. Иначе разговор будет другим. Вы поняли, мистер Гатри?

Люциус кивнул. Гилберт смерил его тяжёлым взглядом, тоже кивнул, развернулся. Когда он уже поднёс ладонь к дверной ручке, Люциус опомнился, проговорил чуть дрогнувшим голосом:

— На самом деле, меня зовут не мистер Гатри, а Люциус Малфой.

— Мне плевать, как вас зовут, — отозвался Гилберт.

Хлопнула дверь. Люциус упёрся руками в столешницу. От осознания, что Долохов оказался как никогда прав, грудную клетку сдавило. Он и правда редко назывался своим именем в последнее время. Люди приходили к мистеру Гатри, и Люциус не спорил с ними. Так было удобнее, да и мало ли — вдруг кто-то случайным образом знает его по прошлым делам и распустит слухи? К тому же в прошлой жизни он обманывал куда чаще и без угрызений совести. Но всё-таки Люциус не потерял способность быть честным. Значит, и Гермионе признается сам. Главное, чтобы она восприняла информацию спокойно.

Отец Энди, вопреки попыткам казаться опасным, не вызвал у Люциуса страха. Скорее сочувствие. Гилберт блефовал, притащив с собой гаечный ключ, сжимая кулаки и отчаянно хмурясь. Драться он не хотел, но и не исключал такой возможности. И Люциус понимал его, как отец отца. Если бы он узнал, что его Драко ходит к какому-то проходимцу, тут же не колеблясь проклял бы того, как следует.

При мысли о Драко сердце Люциуса тоскливо свело. Как он хотел увидеть своего сына хотя бы мельком! Узнать, что с ним всё хорошо, что он не бедствует. Он даже обрадовался бы хорошим новостям от Нарциссы, пусть и вспоминал её лишь изредка. Но новостей не было никаких. И не предвиделось.

Конечно же, магнитофон, принесённый Долоховым, не работал. Точнее, работал наполовину: один из динамиков, как раз с треснутой стороны, сначала хрипел и задыхался, а после и вовсе заглох. Люциус вздохнул и отставил его в сторону — хотя ремонт занял бы не больше часа, ему хватало работы и без этого. Он решил, что эта несрочная проблема может потерпеть и до понедельника. Люциус вдруг задумался: все подарки от Долохова или сразу ломались, или попадали в руки Люциуса в заведомо нерабочем состоянии, или просто странно выглядели. Чего стоил, например, полудохлый фикус, который Долохов принёс из своего магазина, поскольку хозяин поручил избавиться от растения. Этот подарок на юбилей вымахал в двухметровое дерево, но в целом хлопот не доставлял. Люциус ждал и боялся Рождества — что на этот раз взбредёт Тони в голову? Хорошо, что ждать оставалось больше трёх месяцев.

Утром пятницы явился Энди. Люциус помнил просьбу его отца, но не очень хотел расстраивать мальчика. Поэтому он решил начать издалека.

— Ты разве не должен быть в школе?

Энди попытался соврать, что уроки уже закончились, но Люциус, знакомый с подобными ужимками и интонациями, присущими, кажется, каждому десятилетнему мальчишке, только покачал головой.

— Ну и с какого урока ты сбежал? — разочарованно спросил он.

— С математики… — признался Энди и глубоко вздохнул.

— Твой папа велел прогнать тебя, — сообщил Люциус. — Я не хочу. Но должен.

— Я знаю. Он запретил ходить к вам.

— Тебе придётся уйти. Я уже всё рассказал и показал.

— Но вы обещали!.. Вы говорили, расскажете о волшебной школе и о предметах.

Энди шмыгнул носом и очень пронзительно исподлобья посмотрел на Люциуса. Тот плохо запомнил его отца, но отметил, что похожи они смутно. У Энди глаза и волосы были тёмными, а у его отца светлыми. Разве что они одинаково хмурились.

— Я обещал всё это до того, как твой папа запретил мне учить тебя.

Но тот всё равно насупился.

— Вот что, — предложил Люциус. — Давай-ка я отведу тебя к папе и мы попытаемся убедить его?

Энди подпрыгнул на месте от радости, подбежал к Люциусу и обнял его.

— Вы самый добрый волшебник в мире! — восторженно сказал он.

Люциус не считал себя чрезмерно чувствительным, но от этих слов — а добрым волшебником его никто никогда не считал и не называл — у него заслезились глаза.

— Послушай, Энди, — произнёс он, отстранив того от себя. — Я ничего не обещаю. Нет никаких гарантий, что мне удастся убедить твоего папу. Но я сделаю всё возможное.

Он не хотел расстраивать Энди, но скорее всего так бы и вышло. Он взял его за руку, когда запер дверь мастерской, и тот повёл его на работу к отцу.

Патрик Гилберт, отец Энди, работал в автосервисе на Бернард-роуд. Когда Люциус и Энди переступили порог несуразного сооружения, больше похожего на гараж, Гилберт стоял к ним спиной, что-то перебирая в автомобиле. Он не сразу повернулся к вошедшим, лишь когда отложил инструменты в сторону.

— Добрый день, — сначала сказал он, но, повернувшись и увидев Люциуса, прищурился, укоризненно поглядел на своего сына.

— Что я тебе говорил об этом, а, Энди?

— Пап, ну пожалуйста! — попытался тот, но отец был непреклонен.

— Я всё уже сказал. Не стоило отнимать время у мистера… как вас там?

— Мистер Гатри, пап, — громким шёпотом подсказал Энди, не дав Люциусу произнести ни слова.

— Да как угодно. Мистер Гатри обещал, что не будет больше лезть к нам, да?

— Я, уж простите, не смог прогнать ребёнка, раз он пришёл, несмотря на ваш запрет. Возможно, есть шанс, что вы меня выслушаете?

— Мы вчера всё обсудили! Мне нечего добавить. Давайте не тратить время на всякую чушь.

Энди потянул Гилберта за рукав.

— Ну, пожалуйста! — взмолился он.

— Так, — Гилберт присел, нашарил что-то в кармане и вложил сыну в руку, — купи себе что-нибудь. И, пожалуйста, — добавил он чуть тише, — не сбегай больше с математики! Да, Маккарти та ещё крыса, но тебе осталось совсем чуть-чуть до средней школы. Ладно?

— Хорошо пап, — не очень довольным голосом ответил Энди.

— Ну, всё, беги!

Гилберт взъерошил его волосы и поцеловал в лоб, отчего Энди скривился — видимо, считал себя уже большим для всяких нежностей, тем более при другом человеке, которого считал авторитетом. Тем не менее, он поблагодарил отца, махнул обоим мужчинам рукой и побежал вприпрыжку тратить деньги.

Когда Люциус и Гилберт остались одни, они некоторое время молчали, выжидающе глядя друг на друга.

— Я говорил, что разговор будет коротким? — спросил Гилберт.

— Я отвёл Энди к вам, потому что он прогуливает школу.

— Он часто сбегает с математики, — внезапно откровенно ответил он. — Эта Маккарти ненавидит его. С тех пор, как он подпалил её волосы… Уж не знаю, как умудрился, но эта крыса два года ходила в парике и с тех пор придирается к Энди по любому поводу.

Люциус усмехнулся, но тут же одёрнул себя.

— Вы ведь замечали за ним странности?

— Да тут и слепой бы заметил. Я хочу, чтобы Энди рос, как обычный мальчик, и всё для этого делаю.

— Но ваш сын — волшебник. Он должен и будет учиться в специальной школе.

Гилберт сложил руки на груди и сурово посмотрел на Люциуса.

— Слушайте, мистер Малфой: или вы уходите и прекращаете проповедовать свои уличные фокусы, или мы с вами будем говорить на другом языке.

Он сделал шаг, почти вплотную подойдя к Люциусу.

— О, вы запомнили, — заметил тот. — А почему не поправили Энди?

— Это ваша тайна, а не моя. Не мне её раскрывать.

Люциус внезапно проникся уважением к Гилберту.

— Хорошо, я вас понял. Но я не могу прогонять Энди, если он будет приходить. Не могу, потому что это его расстроит.

— Да какое вам дело до какого-то мальчика?

— У меня тоже есть сын. Я не видел его два года. Это долгая история, не думаю, что вам будет интересно. Когда Энди пришёл с той приставкой, растерянный, я понял, что обязан рассказать ему, с чем он столкнулся, и помочь. Кто ещё ему помог бы? Вы?

— Мне плевать на ваши личные дела, ясно? Отвалите от моего сына!

— Просто объясните ему сами, почему не стоит приходить в мою мастерскую! — прикрикнул на него Люциус, тоже сделав шаг вперёд, отчего они чуть ли не столкнулись носами.

— Я-то объясню! А вы не приближайтесь к нам!

Люциус собрался идти, как вдруг его посетила одна любопытная мысль, всё это время лежавшая где-то на поверхности, которую он тут же озвучил:

— А что думает об этом мать Энди?

Гилберт тут же вспыхнул, схватил Люциуса за куртку. Его глаза опасно блеснули. Он не говорил ни слова, только тяжело дышал, а потом резко отбросил Люциуса от себя. Тот полетел назад и приземлился на бетонный пол, больно ударившись обо что-то спиной.

— Нет у него матери! — отчаянно бросил Гилберт.

— Соболезную, — только и смог выдавить Люциус сквозь ослепившую его боль.

— Не о чем соболезновать, — отмахнулся тот. — Долгая история.

Он подошёл, наклонился и протянул Люциусу руку. Тот неохотно взялся за неё и поднялся на ноги. Гилберт помог ему отряхнуться.

— У нас, похоже, у обоих «долгая история», — заключил он. — Выпьем пива на выходных? Энди будет у моих родителей, а при нём я не пью.

Они договорились о времени и месте. Люциус надеялся, что в случае чего Гермиона поймёт его и простит.

А Гермиона встретилась ему у двери мастерской.

— Привет, — с улыбкой сказал Люциус.

— Привет, прости, мне уже нужно бежать! Я ждала тебя почти весь обед…

Она обняла его и прошептала:

— Я так соскучилась… Не хотела ждать до вторника.

— Я тоже, — отозвался Люциус. — Скучал.

И как-то вполне естественно они потянулись друг к другу, несмотря на то, что стояли на улице и что вокруг сновали незнакомцы. С большой неохотой Люциус оторвался от Гермионы, чтобы спросить:

— Зайдёшь?

— Мне пора, — с сожалением ответила она. — Начальник — мудак.

Люциус ещё раз поцеловал её.

— До вторника.

— Кстати, о вторнике…

В этот момент он ощутил, как перевернулось всё внутри — это что же, свидание не состоится?

— Не хочу встречаться в центре, — заявила она вдруг, мягко похлопав Люциуса по плечу. — Давай ты уже покажешь мне свою квартиру?

— О, милая, — выдохнул он облегчённо и горячо поцеловал её. — Как тебе угодно. Тогда здесь, в шесть.

Она погладила его по щеке, улыбнулась и, чмокнув на прощание, побежала на работу.

На выходных Люциус занялся генеральной уборкой. Ещё несколько лет назад те, кто убирались самостоятельно, да ещё и без помощи магии, вызывали у него смех. В первые несколько месяцев изгнания он чувствовал себя униженно, выполняя домашние дела. А когда он впервые отжимал половую тряпку руками, его чуть не вырвало от вида грязной воды, стекавшей в ведро. Но со временем он привык. Уборка здорово прочищала мозги. Кроме мытья полов и всех остальных поверхностей, он сходил в прачечную, чтобы выстирать занавески, постельное бельё и одеяло. Он даже подрезал ветки фикуса, чтобы тот выглядел аккуратнее. А вечером воскресенья понял, что совсем забыл о главном — о подарке для Гермионы.

Он и не знал, чем можно порадовать человека, которого знаешь буквально пару недель, если не считать слухов и рассказов сына — всё это он не стремился запоминать. Кажется, Гермиона говорила, что любит читать, но вдруг он подарит ей уже прочитанную книгу? Да и любимое произведение она так и не назвала, чтобы отыскать какое-нибудь особенное издание. Он также сомневался насчёт пластинки или кассеты — что если Гермионе не на чем слушать музыку? Но как-то же она узнала о существовании групп, которые выступали в Рединге… Люциус подумал и решил, что наименее проигрышным вариантом будет купить ей карманное радио. Именно поэтому в понедельник он закрылся пораньше и отправился в музыкальный магазин, где работал Тони.

— Чего тебе? — угрюмо спросил тот.

В руках он держал журнал, на обложке которого красовались те самые типы в масках, вызвавшие у Люциуса культурный шок в третий день фестиваля.

— У тебя же есть карманное радио?

— Для тебя по двойной цене, — заявил Долохов.

— Это за магнитофон?

— В том числе. Кстати, я тут подобрал для тебя парочку имён, если эта твоя Грейнджер опять поинтересуется.

Люциус насторожился, а Долохов, не отрывая взгляда от журнальных страниц, произнёс:

— Как тебе «Шон»? Или, может, «Джои»?

— Ты это откуда взял? — Люциус заглянул в журнал. — Ах, да. Шутник.

— Ладно, забыли, — отмахнулся Долохов. — Ты серьёзно собрался дарить своей Грейнджер радио? У нас тут дохрена винила на любой вкус и цвет, а ты — радио?

— Я же не знаю, есть у неё проигрыватель или нет. К тому же, я без понятия, где она живёт и есть ли там электричество.

— Как скажешь…

Тони тяжело поднялся, прошёл к стеллажу с музыкальной техникой, снял с полки маленькую коробочку и протянул Люциусу, но тут же отвёл руку назад.

— Подумай хорошенько, — предупредил. — Если ей нравится современная музыка, где она по-твоему её услышала? Есть у неё радио, сто процентов. Или какой-нибудь старенький Walkman, на который она наложила кучу всяких чар.

Слова Долохова не были лишены логики.

— Да и вообще, не знаешь, что подарить — купи цветы и своди в ресторан.

— Она хочет посмотреть мою квартиру.

— Цветы и романтический ужин дома, значит. А потом сам знаешь что. Если ты ей приготовишь что-нибудь сам, она тебе точно даст.

Люциус напрягся: приготовить он мог разве что чашку чая и карбонару из супермаркета, в чём тут же и признался.

— Что бы ты без меня делал. Так и быть — помогу тебе.

Они договорились, что Люциус даст Тони ключи от квартиры, а тот попросит свою девушку подменить его на работе, и приготовит для Люциуса и Гермионы превосходный ужин, и свалит не позже шести вечера, оставив ключи в прихожей. Каким-то шестым чувством Люциус ощущал, что довериться Долохову — большая ошибка.

— Да не волнуйся, травить вас мне нет никакой выгоды, я же переживаю за ваши отношения с тех пор, как ты мне о них рассказал, — заливался Долохов.

О магнитофоне Люциус вспомнил только под конец рабочего дня. Он решил разделаться с ним в обед в день свидания. Так и случилось. Справился он за полчаса, считая проверку магнитофона. Среди стопки кассет на глаза ему попался специально подложенный шутником Тони альбом, где и была та самая песня, благодаря которой Люциус оказался на фестивале в Рединге. Теперь она не раздражала, а вызывала приятное ностальгическое чувство. Остальные кассеты он не успел проверить, потому что прибежал Тони, вытряс из Люциуса денег на покупку продуктов для ужина и забрал магнитофон, пообещав всё сделать в лучшем виде.

Люциус закрыл мастерскую в пять часов, не торопясь сходил в цветочный магазин, откуда вышел с небольшим букетом оранжевых роз. Несмотря на подозрения, что Гермиона опоздает, она подошла к мастерской на пару минут раньше. Одета она была совсем не празднично, зато по погоде: весь день шёл сильный дождь с ветром. Взглянув на её светлый плащ, тонкий джемпер и джинсы, слегка забрызганные водой снизу, Люциус вдруг понял, что забыл надеть выстиранную одежду, и отправился на работу, а теперь и на свидание в брюках, на которые случайно пролил моющее средство. Но Гермиона, похоже, не особо интересовалась состоянием его одежды. Она держала в руке зонт, который тут же подняла повыше, чтобы укрыть от дождя и Люциуса.

— Привет, — весело сказала она. — Как день прошёл?

— Весь день я думал о тебе, так что хорошо.

— Я рада. Пойдём?

Люциус улыбнулся, но идти никуда не спешил. Он протянул Гермионе букет, наклонился, приобнял её, шепнул на ухо: «С днём рождения!» — и крепко поцеловал. Её руки тут же обвили его плечи, одна из ладоней легла на затылок. Зонт, который Гермиона при этом уронила, упал на тротуар, обиженно — если, конечно, зонты умели обижаться — хрустнув.

— Ох, Гатри, — еле слышно проговорила она, захлёбываясь воздухом, когда они смогли оторваться друг от друга. — Как же я ждала этого…

— И я ждал.

Зонт они всё-таки подняли и отряхнули. Пока они шли к Люциусу, тот молился всем, кого только вспомнил, лишь бы Тони уже скрылся.

Дверь квартиры, не запертая, отворилась с едва слышным скрипом. Люциус пропустил Гермиону вперёд, включил свет, забрал зонт, который повесил рядом со своим, забытым с утра. Они прошли в гостиную, куда Тони обещал перетащить стол, и оба опешили.

— Какая красота! — выдохнула Гермиона, глядя на стол, заставленный всяческой утварью.

Долохов даже умудрился поставить в центре вазу, куда тут же отправились цветы, и подсвечник — спасибо, свечи не зажёг, оставил предусмотрительно коробок спичек рядом. На одной из тарелок лежала записка. Не успел Люциус потянуться за ней, как услышал от Гермионы особо восхищённый вздох.

— Ризотто с морепродуктами! Как ты угадал?

Люциус пожал плечами.

— А вот и записка от шефа. — Он продемонстрировал бумажку с каракулями Тони. — Нет, Гермиона, это не ризотто с морепродуктами. Это «резото с Ктулхом, сам изловил».

— Так это не ты готовил? — удивилась она.

— Я не умею, — честно ответил он. — Друг помог. И я надеюсь, он уже ушёл, — чуть громче произнёс он.

Гермиона заглянула в записку, прижавшись к Люциусу сбоку.

— Шеф Тони, похоже, большой шутник, — заключила она, хихикая.

— Да уж… Присаживайся, будем пробовать ризотто с Ктулху, которого изловил шеф Тони.

Он отодвинул один из стульев.

В ходе праздничного ужина выяснилось, что ризотто у шефа Тони получилось отменным, а также, что и Люциус, и Гермиона одинаково не любят оливки.

— Вряд ли он знал, — сказал Люциус, выковыривая из салата чёрные кружочки. — Ещё и нарезал, чёрт!

— Всё вместе вполне съедобно, — успокоила его Гермиона. — Ничего страшного.

Она отпила немного вина — его Люциус купил сам, потому что не доверял Долохову в вопросе хорошего алкоголя.

— Я не знал, что подарить тебе, поэтому решил организовать ужин.

— Гатри, дорогой, ничего и не нужно. Друзья завалили меня подарками, я ещё и не смотрела, что там. Помнишь, я сказала, что хочу провести этот день только с тобой? Я не очень люблю шумные праздники. И всякие безделушки тоже. Мы же только начали встречаться, у нас будет время узнать друг друга. Так что, если надумал себе что-то, перестань. Будем считать, что ужин — твой подарок, потому что такого вкусного ризотто я давно не ела.

— Я же не сам его приготовил…

— Люди много чего делают не сами. Всё хорошо, Гатри.

— Потанцуем? Шеф Тони обеспечил нас целой коллекцией романтической музыки.

— Этот шеф Тони, видимо, твой лучший друг, — предположила Гермиона. — Хотелось бы мне на него взглянуть!

— Ни за что! К тому же, у него кто-то есть.

— Здорово же! Можно сходить на двойное свидание.

— Посмотрим, — с улыбкой, несмотря на покрывший всё тело холодный пот, ответил Люциус и подал руку Гермионе.

Первая же кассета, лежавшая на самом верху стопки рядом с магнитофоном, с надписью на непонятном языке, оказалась сборником каких-то псевдонародных мотивов с электронными инструментами. Гермиона взглянула на обложку и сказала:

— А, ну это кириллица, точно. Видишь, некоторые буквы на греческие заглавные похожи.

Она изучила буклет, но ничего из написанного так и не поняла. Подумав пару минут, она торжественно объявила:

— Это же что-то балканское! Один мой знакомый любит такую музыку, он показывал мне свою коллекцию.

— Знакомый? — настороженно спросил Люциус.

— Бывший. Это было давно и неправда.

Она тут же поцеловала Люциуса, будто бы убеждая, что никто другой ей не нужен. Они принялись перебирать кассеты.

— Ого, а на этой написано «Робин Гатри», — удивилась Гермиона. — Твой однофамилец, наверное.

— Впервые вижу эту кассету. Да и вообще, тут несколько имён.

Мысленно проклиная Тони, он попытался отложить кассету в сторону, но Гермиона вытянула её из вмиг ослабевших пальцев и вставила в лоток магнитофона. Комната наполнилась звуками фортепиано, к которому вскоре присоединились гитара и ударные.

Люциус и Гермиона кружились по комнате, улыбаясь друг другу.

Люциус потянулся и сел на кровати. Гермиона только что ушла на работу, попросив не провожать. О завтраке не шло и речи: начальник Гермионы не перестал быть мудаком и вполне мог наказать её за опоздание. Тем не менее, это не испортило Люциусу настроение — хотя бы потому, что Гермиона особенно нежно поцеловала его на прощание и пообещала зайти в обед.

Вчерашний вечер прошёл замечательно: они не отклонились от негласного плана завершить свидание в постели. Люциус мог поклясться, что давно не переживал столь волнующий опыт. Может, в молодости он и испытывал чувства посильнее, да только теперь всё забылось и не имело значения. Они наслаждались друг другом весь вечер. Люциус счёл особо очаровательным то, что Гермиона, пусть и не выражала удовольствие во весь голос, ясно давала понять — ей с Люциусом хорошо. Ласковая, отзывчивая — на какую-то долю секунды Люциус выхватил из бесконечного потока восхищённых эпитетов мысль, что, кажется, любит её. Это осознание так пронзило его, что он замер.

— Что не так? — тяжело дыша, спросила Гермиона.

Люциус только помотал головой; он возобновил движения, хоть они и стали несколько заторможенными. Гермиона же взяла всё в свои руки — потянула его в сторону, попросив перевернуться, а он и не противился, позволяя ей вести. Ему оставалось лишь завороженно наблюдать за ней.

Чуть позже, когда она устроилась у него под боком и сосредоточенно выписывала какие-то одной ей известные узоры у него на груди, он — не иначе чёрт дёрнул, пикси покусали, а может Долохов через подружку добыл сыворотку правды и влил вместо вина в ризотто — вдруг тихо-тихо произнёс:

— Ты спрашивала про имя, — и, не успела Гермиона отреагировать, признался: — Люциус.

Некоторое время она молчала, и эта тишина показалась бы ему пугающей, не продолжай Гермиона обводить пальцем его ключицы.

— Гермиона? — позвал он.

— Красивое имя, — задумчиво ответила она. — Редкое, должно быть, потому что ты второй Люциус в моей жизни.

Вероятно, она уловила его участившееся сердцебиение и сделала правильные выводы — вот о чём думал в тот момент Люциус. Но Гермиона приподнялась, устроилась на подушке, оперевшись на локоть, заглянула ему в глаза.

— И почему же ты не любишь своё имя? — сочувственно спросила она. — Тебя дразнили в школе?

— Да, — хрипло отозвался Люциус, вспомнив первый курс Хогвартса. — Сначала я был слишком маленьким и слабым, чтобы отстоять свою честь, а родители никогда не вмешивались в мои дела. А потом шутка устарела, но я всё равно знаю, как люди коверкают моё имя у себя в голове, когда я представляюсь. Даже сейчас.

— Я вообще-то не думала ни о чём таком! — твёрдо сказала Гермиона. — Зря ты переживал. Я же говорила, что приму любой твой ответ.

— Ты не так говорила, — из вредности подловил её Люциус.

Она вместо ответа закрыла ему рот самым эффективным способом. Но его вдруг начали посещать сомнения.

— А что за первый Люциус? Не зря же ты о нём вспомнила?

— Что за ревность? — Гермиона прищурилась и укоризненно протянула: — Гатри… Тебе не стоит об этом беспокоиться. Мы едва ли были знакомы.

Что-то в её словах, как будто не до конца честных, смутило Люциуса. Он не мог припомнить, чтобы вообще когда-то раньше заговаривал с Гермионой или находился в одном и том же месте, если не считать чемпионата мира по квиддичу — как она красноречиво покраснела, когда он смерил её презрительным взглядом. Люциус урывками помнил сражение в Отделе Тайн, но тогда проклятием её поразил Долохов. Почему же Гермиона говорила о нём прошлом с едва скрываемым раздражением? Что он ей вообще сделал? По ощущениям пытал, не меньше. В любом случае, правду о себе говорить расхотелось. Да и знакомить Гермиону с Долоховым Люциус не собирался: не хотел стать свидетелем стычки, которая обязательно произойдёт. К тому же Тони совершенно не умел фильтровать речь.

— Спишь? — поинтересовалась Гермиона.

Со всеми мыслями Люциус и правда чуть не задремал. Он не успел засомневаться, сможет ли ещё раз, особенно после слов Гермионы, потому что почувствовал, как небольшая ладонь направляет его, и решил повременить с размышлениями хотя бы до завтра. Гермиона встретила его тихим стоном и притянула ближе. Люциус ощутил себя самым счастливым мужчиной в мире.

— Знаешь, — как бы невзначай поделилась Гермиона, когда они уже исчерпали силы и готовились ко сну, — я так счастлива, что мы встретились.

— Я тоже. — Люциус улыбнулся. — Не сомневайся.

Гермиона, как выяснилось, не просто предполагала, а была твёрдо уверена, что останется у Люциуса, и взяла с собой пижаму. Сам Люциус тоже всегда спал одетым с тех пор, как стал жить среди маглов: если раньше он не следил за расходами на отопление и мог позволить себе поддерживать комфортную температуру хоть во всём поместье, то теперь такой возможности не было, особенно первое время.

Они лежали рядом, лениво переговариваясь.

— Всё забываю спросить, сколько тебе исполнилось?

— Двадцать один. А что? Хочешь посчитать разницу?

— Тут и считать нечего, двадцать пять лет.

— Не может быть! — Гермиона рассмеялась. — Я думала тебе не меньше шестидесяти!

— Я тебе это обязательно припомню, — пообещал Люциус.

Чуть позже она спросила, может ли хотя бы иногда называть его по имени, и Люциус, будучи уже очень сонным, кажется, согласился.

Люциус проснулся чуть раньше Гермионы. Первое, что бросилось ему в глаза, причём в прямом смысле, — её волосы, которые разметались по всей подушке. Пытаясь неловко отмахнуться от них, он разбудил Гермиону; та сонно протянула:

— Привыкай. Они не поддаются укладке. Доброе утро.

Она приподнялась, чтобы посмотреть на настенные часы.

— Если встану сейчас — не получу третий за месяц выговор, — заключила она.

Люциус притянул её к себе, чтобы поцеловать.

— А зубную щётку ты тоже с собой взяла? — в шутку поинтересовался он.

Гермиона на мгновение задумалась, шумно вздохнула и хлопнула себя по лбу:

— Забыла! Всё взяла, кроме неё!

К счастью, у Люциуса всегда хранилась запасная щётка в шкафчике ванной, о чём он и сообщил Гермионе, а сам принялся наблюдать за тем, как она суетится, собираясь. Вставать он не спешил, чтобы не мешать. А особое удовольствие доставило то, что свою домашнюю одежду она сложила и спрятала под подушкой, намекая на скорое возвращение.

После того, как Гермиона ушла, Люциус полежал немного, неспешно позавтракал и отправился в мастерскую, возле которой его уже поджидал первый посетитель.

— Так и знал, что секс творит чудеса, — вместо приветствия сказал Тони. — Выглядишь почти как человек.

Люциус отмахнулся, занятый дверным замком.

— Рассказывай! — потребовал Долохов. — Как ей ужин?

Услышав краткий пересказ вчерашнего свидания — к сожалению, без интимных подробностей, — Долохов впервые за всё время не нашёл слов.

— Ну ты это… Я польщён, конечно, что твоя Грейнджер хочет познакомиться!

— Не в этой жизни! — отрезал Люциус.

— А это не тебе решать, — парировал Долохов, закинув ноги на стол. — Если женщина чего-то хочет, она это получит. Я свою спрошу, и если она захочет, мы идём в мой любимый ресторан.

— Если ты имеешь в виду ту жуткую забегаловку, где я отравился, мы туда не пойдём!

— Ну, сам выбирай место тогда. — Долохов пожал плечами.

Люциус кивнул и тут же понял, что согласился на ужасную авантюру. Если Гермиона и Долохов не поубивают друг друга, можно будет считать вечер удавшимся. Единственным плюсом он считал знакомство с загадочной подружкой Тони. Он давно ломал голову, кто же та особа, столь долго удерживающая Долохова рядом с собой. Это, должно быть, очень сильная и волевая женщина.

— Она сказала, у меня красивое имя, — поделился Люциус.

— Ты ей признался? — Долохов так сильно оттолкнулся ногами от стола, что завалился назад и растянулся на полу.

— Не то чтобы. Просто сказал имя.

— О-о-о, — протянул Долохов, отряхиваясь, — всё ещё хуже, чем я думал.

— Я не могу ей сказать! Она вспомнила меня из прошлого, говорила так, будто я ей всю жизнь испортил! А потом сказала, что счастлива со мной. Это невыносимо.

Долохов притянул Люциуса к себе, закинув руку ему на плечо; в нос тут же бросился запах перегара вперемешку с нотками ментоловой жвачки, которая, очевидно, не справлялась.

— Или она сама узнает, или ты себя так замучаешь, что не сможешь с ней быть, и конкретно свихнёшься. Лучше сам ей всё скажи. Но я тебя даже понимаю. Хочешь, помогу?

Люциус оттолкнул его и сердито посмотрел в ответ, но Тони тут же поднял руки вверх.

— Шучу же! Не злись, просто, ну… Только с тобой и могла произойти такая ситуация.

— С чего вдруг? — Люциус смягчился и хитро прищурился. — По-моему, это с тобой должно было случиться нечто подобное.

Долохов довольно улыбнулся.

— Старый добрый Люц! Наконец-то, а то надоела твоя кислая рожа, не представляешь. А если, вот, серьёзно, надо тебе этой твоей Грейнджер всё рассказать. Ну, или пойти фамилию сменить. И не бриться никогда. Как она вообще тебя не узнала, она слепая совсем? Из их компашки вроде только Поттер очкариком был.

Люциус отмахнулся от него. Долохов хотел ещё что-то сказать, но ему помешал посетитель, пришедший за отремонтированным телевизором.

Гермиона, как обещала, забежала в обед, принеся с собой сэндвичи.

— Тебе с беконом, мне с тунцом, — сообщила она.

— Не жди, что я тебя буду после такого целовать, — ответил Люциус, припоминая ей первое свидание.

— Не очень-то и хотелось, — обиделась она — Люциус не понял, всерьёз или нет.

Он поспешил обнять её и доказать, что его слова были не чем иным, как шуткой.

— Вообще-то, смешно получилось, — сказала она. — Надо было добавить лука в твой сэндвич.

Люциус покрутил в руке завёрнутый в фольгу квадратик.

— Так ты их сама сделала?

— Ну да, а что? — спросила она и принялась есть.

— И когда успела… — задумчиво произнёс Люциус и последовал её примеру, а когда закончил, поинтересовался: — Кем ты всё-таки работаешь?

— Помнишь ту заживляющую мазь? — когда Люциус кивнул, она продолжила: — Я участвую в разработке препаратов.

— И что, — попытался подловить её Люциус, — эта мазь есть в продаже?

— Нет. На самом деле, это секретно, но раз уж я испытала на тебе опытный образец…

— А, ну тогда вот что: у меня после твоей мази страшно слезились глаза и заложило нос.

— Что? Да не может быть! — воскликнула Гермиона, но тут же потянулась за сумочкой, откуда достала маленький блокнотик, в котором черкнула пару слов.

— Нужно сказать начальнику о побочных действиях, — тут же объяснила она. — Я уже говорила, что он — мудак? Но он — гений, работа с ним открывает многие двери. Он раньше был моим профессором, но теперь не преподаёт.

— Ты так увлечённо о нём рассказываешь, — заметил Люциус, подозрительно глядя на Гермиону.

— Ох, Люц, ты слишком ревнивый!

От произнесённого Гермионой имени перехватило дыхание. Люциус поспешил перевести тему:

— Кстати, шеф Тони согласен на двойное свидание. Но хочу тебя предупредить: он бывает невыносимым.

— Как здорово! И не ревнуй, пожалуйста! Иначе я никогда не познакомлю тебя со своими подругами, которые помогают мне собираться на свидания.

Люциус приложил руку к груди, шутливо изображая глубокое потрясение.

— Уверен, у тебя замечательные подруги, но ты сама не будешь ревновать?

— Буду, — согласилась Гермиона. — И ужасно.

В этот момент, как назло, в дверь постучали. Сквозь стекло Люциус различил широкоплечий силуэт, который тут же скрылся. Нежданный визитёр заглянул в окно, и Люциус признал в нём Патрика Гилберта. Чтобы избежать встречи — всё-таки тот знал его настоящую фамилию и мог случайно, по незнанию, выдать чужую тайну — Люциус мгновенно притянул Гермиону к себе и вовлёк в долгий поцелуй, чтобы Гилберт увидел, что пришёл не вовремя. Возможно, это было как минимум некрасиво, как максимум — жестоко, учитывая мутную историю с матерью Энди, которой, по версии его отца, не существует. Но Люциус в ту минуту думал только о себе.

Кажется, это сработало. Когда Люциус и Гермиона отстранились друг от друга, за окном уже никого не наблюдалось.

— Неожиданно, — сказала Гермиона. — Но не набрасывайся так больше.

— Ничего не могу с собой поделать. Это всё ты.

Гермиона рассмеялась, но Люциус заметил, как порозовели её щёки после его слов.

— Просто ты же понимаешь, мне скоро на работу возвращаться, а ты…

— Как хорошо, что я уже на работе.

Гермиона бросила взгляд за окно, будто высматривая там кого-то.

— Это ты из-за того типа за дверью? Кто он?

Люциус вздохнул. Рассказывать о Гилберте всё равно, что разматывать клубок. Он за пару секунд представил все наводящие вопросы, которые можно задать, чтобы выйти в конце концов к единственному ответу: Люциус не тот, за кого себя выдаёт. Чтобы совсем не завираться, Люциус решил выбрать проверенную временем полуправду.

— Просто один придурок, с которым я собирался выпить на выходных. И который не умеет читать, судя по всему.

— А я уж подумала, шеф Тони собственной персоной. Я его примерно так представляла…

Люциус неожиданно даже для самого себя расхохотался, представляя реакцию Гермионы, когда перед ней предстанет настоящий Долохов: мало того что старый и некрасивый, так ещё и бывший враг.

— Поверь, Тони совершенно не такой, как ты думаешь.

— Ну, я уже знаю, что у него есть чувство юмора.

— Единственное положительное, что в нём есть. Помнишь тот кошмарный галстук? Он мне его дал.

— Тебе он, между прочим, идёт, — заявила Гермиона.

— Тони подложил мне кассету с балканской музыкой.

— Что же ты с ним тогда дружишь?

— Не знаю, — признался Люциус. — Просто так. Он сам пристал, а мне было очень одиноко. Он весёлый, но иногда бывает опасным.

Гермиона вдруг потянулась к нему, нежно погладила по щеке, провела пальцем по брови.

— Он?

Люциус лишь поразился её проницательности и кивнул.

— За что?

Он вздохнул и помотал головой, не желая пересказывать тот случай. Гермиона понимающе улыбнулась и перевела тему.

— Как думаешь, уместно напроситься к тебе ещё на одну ночь?

— Я бы хотел, чтобы ты осталась со мной на все ночи, — сказал Люциус.

Они долго не могли найти в себе силы оторваться друг от друга, но пришлось. Гермиона взглянула на часы и ничуть не удручённо отметила:

— Вот теперь профессор Снейп точно нашипит на меня.

Люциус не подал вида, но в глубине души ужаснулся: худшего начальника для Гермионы он не мог пожелать.

В бытность свою Пожирателем Смерти он часто сталкивался со Снейпом, которого знал ещё со школы. Он всегда подозревал, что этому человеку не стоит открываться. Чутьё Люциуса не подвело. После окончания войны он узнал: Снейп играл за обе команды, если можно так выразиться. Как он выжил после небольшого инцидента в визжащей хижине, Люциус не понимал. Этого двойного агента, перехитрившего Тёмного Лорда, сильнейшего легилимента, представили к ордену и всячески чествовали благодаря Поттеру.

Похоже, Снейп добился того, чего хотел большую часть жизни: своей лаборатории, где можно проводить исследования и разрабатывать новые зелья. Но то, что Гермиона, которую, если верить рассказам Драко, Снейп презирал чуть ли не с первого взгляда, устроится к нему работать, никак нельзя предположить. А уж то, что она открыто заявляла о том, что Снейп — мудак, вполне ясно давало понять, что хорошей рабочей обстановкой там даже отдалённо не пахло. Люциус, думая об этом, ощутил желание расспросить Гермиону подробнее об её отношениях с начальником и предложить в случае чего поменять работу.

Гилберт в тот день так и не вернулся. Люциус здраво рассудил, что у того, скорее всего, много работы, и решил пройтись до автосервиса. Ему повезло: двери гаража, распахнутые настежь, выпускали наружу холодный свет, но самого мастера не наблюдалось.

— Мистер Гилберт? — позвал Люциус, пытаясь отыскать его взглядом.

Тот выкатился из-под автомобиля и чуть сердито посмотрел на Люциуса. Правда, узнав его, он смягчился и едва заметно улыбнулся.

— Мистер Малфой! Как ваши дела?

Не желая тратить время на пустые разговоры, Люциус спросил:

— Вы ведь приходили? Кажется, вас я видел в обед.

— Да. — Гилберт поднялся, почесал затылок. — А вы вроде как были заняты.

— Предложение в силе?

— Если удобно, да. Я бы предложил вечер субботы. Вы не против?

Назначив встречу, Люциус отправился домой. Примерно час спустя в дверь позвонили. Открыв и оказавшись в крепких объятиях, Люциус понял, что за полдня сильно соскучился по Гермионе.

— Что на ужин? — спросила она.

Люциус замялся. После вчерашнего ризотто предлагать ей разогретую в микроволновке пасту? Ужасно стыдно.

— Ладно, пойдём, посмотрим, что у нас есть. А если нет, мы вроде успеваем заказать пиццу.

За всей суетой он как-то перестал стыдиться того, что никогда не готовил и боялся плиты. Гермиона не смеялась над ним, терпеливо объясняла и показывала, что делает.

После ужина они посмотрели телевизор, которым Люциус до этого мало интересовался. Но когда Гермиона придвинулась к нему вплотную, устроив голову на плече, он оценил всю прелесть совместного просмотра фильмов и подумал, что неплохо бы купить ещё и видеомагнитофон.

Гермиона осталась не только на эту, но и на две следующие ночи. Люциус рядом с ней чувствовал себя счастливым, невзирая на то, что в глубине души боялся будущего. С ней существовало только здесь и сейчас, и Люциусу хотелось как можно дольше жить одним днём.

К сожалению, хрупкое счастье часто находилось под угрозой. Одной из таковых стал Долохов; он припёрся вечером пятницы и громко долбил кулаком в дверь, потому что Гермиона и Люциус в это время занимались приготовлением ужина и не услышали звонок. Люциус сказал Гермионе, что разберётся, погладил её по плечу, оставил следить за соусом, который шипел на сковородке, и отправился открывать. Увидев Долохова на пороге, он попытался захлопнуть дверь, но тот протиснулся в квартиру.

— Ты чего такой негостеприимный, — протестовал он, отбрыкиваясь от Люциуса, который не оставлял попыток вытолкать его вон.

— Ты не вовремя, — прошипел Люциус. — Уходи!

— А-а-а! — протянул Долохов. — Так я мешать не буду. Я тихонько посижу, поем то, чем там у вас так вкусненько пахнет.

— Нет.

— Мы же всё равно с ней увидимся, какая разница?

Люциус хотел объяснить, что всему своё время и что ни к чему торопить события, но услышал, как Гермиона окликнула его, чтобы узнать, что стряслось.

— Я бы предпочёл, чтобы меня вырубили поближе к дивану, — сказал Долохов. — А не в ресторане, где куча острых предметов.

Люциус вздохнул и, прежде чем пропустить Долохова на кухню, проинструктировал:

— По фамилии не называть, за столом вести себя прилично. И пользуйся не только ложкой!

— Тьфу! — отплюнулся Тони. — Вроде в Тоттенхэме живёшь, а от аристократских замашек так и не избавился.

Он прошёл вперёд, задев Люциуса плечом.

— Не выдам я тебя, не бойся, — тихо сказал он.

Люциус впервые слышал, чтобы он разговаривал почти шёпотом. Возможно, ему это вообще показалось.

Всё сложилось слишком хорошо. Тони не успел дойти до кухни, как вдруг у него в кармане что-то запиликало, и он умчался со словами: «Бля, меня моя потеряла!»

— И кто это там приходил? — поинтересовалась Гермиона, когда Люциус вернулся к ней. — Уж не шеф ли Тони?

— Он самый, — с облегчением произнёс Люциус. — Но у него возникли неотложные дела.

Он на секунду задумался.

— Погоди, Тони купил мобильный. Сам он не додумался бы. Хотел бы я взглянуть на женщину, которая вьёт из него верёвки.

Гермиона рассмеялась и толкнула его в бок.

— Тебе тоже надо бы.

— И не подумаю, — усмехнулся Люциус.

— Завтра всё-таки идёшь пить с тем… как его?

— С Патриком, дорогая.

— Ладно, — вздохнула она. — Мне всё равно надо сделать у себя уборку, а ещё мой кот, наверное, совсем заскучал.

— У тебя есть кот? — удивился Люциус.

— Не любишь кошек? — спросила Гермиона.

— Чихаю от них.

— О, не переживай. Мой — гипоаллергенный.

— Чего? — не понял Люциус.

— Ну, от него ещё никто не чихал.

Люциус хмыкнул и отвернулся, делая вид, что ищет что-то в холодильнике. Видимо, придётся терпеть кота ради того, чтобы жить с его хозяйкой…

Следующим вечером он отправился к автосервису, где его уже ждал Гилберт. Люциус заметил, что тот на этот раз одет не в грязный комбинезон, а в застиранные джинсы и куртку, которая очевидно плохо сидела на Гилберте из-за того, что была ему чудовищно велика.

— Какое пиво пьёте? — после приветствия спросил Гилберт.

Люциус пожал плечами.

— Светлое пойдёт.

— Светлое, так светлое. У меня как раз только оно и есть.

— А зачем спрашивали?

— Чтобы знать, заходить в магазин или нет.

Квартира Гилберта находилась в десяти минутах ходьбы от автосервиса. Она была маленькой — всего одна комната и кухня, где стоял диван.

— Устраивайтесь, — сказал Гилберт и принялся рыться в холодильнике.

Разговор не клеился: некоторое время они сидели рядом и молча пили.

— Так вы, значит, волшебник, мистер Малфой? — попытался начать беседу Гилберт.

— Несколько лет назад я был не просто волшебником. Я был состоятельным и уважаемым представителем волшебного сообщества.

Он вкратце рассказал о своих злоключениях, приведших его в магловский Лондон. Гилберт слушал его внимательно.

— И всё-таки я не понял, чем этот ваш Волделорд был так хорош. У немцев тоже один такой умник был, если ты понимаешь, о чём я.

— Слышал. Нашего просто вовремя остановили — тем и хорош.

— Так ты говоришь, Энди — один из ваших? Волшебник?

— Да, и в одиннадцать ему придёт письмо из Хогвартса — это волшебная школа в Шотландии.

— В Шотландии? — ужаснулся Патрик. — Исключено! Это очень далеко!

Люциус вздохнул.

— Пойми, твоему сыну нужно магическое образование. Знаешь, чем грозит отказ от развития магических способностей? Хочешь, чтобы он умер?

— Но… Он, получается, дома будет только летом, а всё остальное время так далеко. Один.

— В школе будут другие дети, — возразил Люциус, — тоже волшебники. И преподаватели. Скучать ему не дадут.

Гилберт закрыл лицо руками, откинулся назад.

— Ты не представляешь, как мне страшно. Я же всё время пытался делать вид, что с Энди ничего не происходит.

Он тяжело вздохнул.

— Ему было года полтора, может, чуть меньше. Я вернулся с работы, а Сара — ну, ты понял? — она встретила меня вся заплаканная, твердила, что с моим сыном что-то не так. Энди ненавидит яблоки, а она пыталась накормить его яблочным пюре. Я зашёл на кухню, там всё было в этом грёбаном пюре, и я подумал, что это она разозлилась. Она всегда орала, как дура, если Энди делал что-то не так, как она хотела. Я объяснял ей, что он ещё маленький, а она не слушала.

Патрик замолчал, отпил немного из бутылки, провёл рукой по волосам, приглаживая их.

— Потом я увидел, как двигаются предметы. Я пытался найти объяснение. Пытался убедить Сару, что волноваться не о чем. Но…

Он сильно сжал челюсти, напрягся, шумно втягивая воздух носом.

— Энди не хотел пить сок, потому что он яблочный, а она заставляла. Я всегда ей говорил, что она слишком жестока к моему сыну, но она ссылалась на какую-то там дисперсию.

— Депрессию, — поправил Люциус. — У моей бывшей жены она была после рождения Драко.

— Может быть, — отозвался Патрик. — Она при мне вышла из себя и ударила Энди. Он заплакал, она начала орать, что он её достал и всё такое. Я не понял, как так случилось, но когда она опять замахнулась, то полетела через всю кухню и хорошо приложилась. Ну, она, конечно, тут же собрала вещи и бросила нас. Сказала: «Катись к чёрту со своим дьявольским отродьем!» Я был в шоке… Пытался как-то справляться. Делал вид, что с Энди всё нормально, что он обычный ребёнок, но он всё равно чудил иногда — меньше, конечно, после ухода Сары. Я живу ради него, понимаешь? Ни разу в жизни руку на него не поднял.

Люциус подозрительно посмотрел на него.

— Почему тогда в первую встречу он сказал мне, что ты его убьёшь?

Патрик удивлённо посмотрел на Люциуса.

— Я понятия не имею, откуда он такого нахватался. Я его если и наказываю, то не физически.

— Боишься, что он даст тебе сдачи, как матери? — поддел его Люциус.

— У него нет матери!

Патрик в несколько глотков осушил бутылку и отставил на пол. Люциус свою допил уже давно.

— Отец лупил меня за каждый проступок. Я его так ненавидел, до сих пор в глаза не могу смотреть. Не хочу, чтобы Энди так же ко мне относился.

— Понимаю, — сказал Люциус. — Мой был такой же. Какое же я испытал облегчение, когда он умер…

Патрик предложил ему ещё одну бутылку.

— Расскажи ещё, что ждёт моего сына?

Люциус принялся рассказывать о Хогвартсе, волшебном мире и обо всём, что там происходило. Патрик с каждым словом ужасался всё сильнее.

— И Энди будут подстерегать все эти опасности?

— Теперь нет. Всё зло побеждено, а кто выжил, тот либо сидит, либо как я.

— Не могу сказать, что мне жаль. Если бы у меня был выбор, я тебе ни за что бы не доверился.

Люциус и Патрик одновременно засмеялись. Они посидели ещё пару часов. Патрика ужасно развезло.

— Ещё пять лет назад я весил триста фунтов! — рассказывал он. — А потом открыл автосервис.

Люциусу он нравился всё больше и больше. С первого взгляда недружелюбный, но всё-таки открытый и приятный человек. Люциус решил поделиться с ним переживаниями по поводу Гермионы.

— Насчёт девушек я вообще не советчик, — отмахнулся Патрик. — Не до них как-то. Но насчёт этой штуки у тебя на руке могу помочь. Мой двоюродный брат держит тату-салон в Камдене. Договорюсь, он скидку сделает.

— Было бы здорово. — Люциус улыбнулся. — Тогда запиши мой номер.

— А пошли прямо сейчас. — Патрик хлопнул Люциуса по спине. — Дилан всё время допоздна там сидит. Пошли-пошли, прокатимся на метро.

Идея, заведомо обречённая на провал, не напугала хмельного Люциуса. Несмотря на то, что дорога вместо обещанного получаса заняла в два раза больше, потому что они пропустили пересадку, а Дилан — парень с длинными тёмными волосами, весь забитый какими-то узорами — встретил их не очень дружелюбно, они всё же нашли общий язык и вскоре уже оживлённо спорили насчёт эскиза.

— А может волка, а? — предложил Патрик.

— Я тебе не вонючий оборотень! — возразил Люциус.

— А чего оборотень-то сразу?

— Девочки, не ссорьтесь, — вклинился Дилан. — Может, медведя тебе набить? Белого, — он заржал. — Ну-ка, покажи руку.

Люциус задрал рукав и положил руку на невысокий столик, вокруг которого они сидели, кто на чём: Патрик полулежал на диванчике, Люциус сидел в кресле, а Дилан крутился на круглом табурете.

— Ого, череп со змеёй! — восхитился он. — Крутой партак, тут просто обновить — и красота будет.

— Это знак банды, — объяснил ему Патрик и тут же уточнил у Люциуса: — Правильно говорю?

— Да понял я, — отмахнулся Дилан. — К моему другу Колину пару месяцев назад пришёл мужик: рожа бандитская, на руке череп со змеёй. Попросил на волка перебить.

Люциус напрягся. Кто ещё из Пожирателей выбрал ссылку к маглам, он не знал. Может, Яксли? Но тот, вроде, не любил волков. Грейбек? Вряд ли его, представляющего опасность для мирных жителей, опустили бы свободно разгуливать. Да и метки у него, вроде как, вообще не имелось.

— Фамилия у него ещё, он сказал…— Дилан пощёлкал пальцами, вспоминая. — Доннелли? Не Доннелли… И не Донован…

Всё вело к одному. Люциус предположил:

— Долохов?

— Нет, — сказал Дилан, помотав головой так, что его волосы закрыли всё лицо и убирать их в сторону пришлось рукой. — Но «х» там точно было… Дох… Донх… Донохью, вот!

— Тогда это не наш. У нас не было никого по фамилии Донохью, — сказал Люциус.

Дилан пожал плечами и протянул Люциусу альбом. Некоторое время они молча листали его.

— Как тебе? — спросил Дилан, ткнув пальцем в изображение льва, на которое Люциус фыркнул. — Тогда я не знаю, что предложить!

Он вырвал альбом из его рук и швырнул на столик.

— Да у тебя тут выбирать не из чего!

Патрик, который всё это время дремал, встрепенулся и предложил Люциусу позвонить Гермионе и спросить её, что она хочет на нём видеть.

Они все сочли это хорошей идеей, но не учли, что Гермиона уже легла спать. Она не сразу поняла, что от неё требуется и подумала, что случилась беда и нужно срочно приехать. Когда Люциус наконец растолковал ей, в чём дело, она всё ещё сонным голосом сказала:

— Ничего не делай. Зачем тебе татуировка?

Люциус принялся объяснять, что не каждый день получаешь скидку и нужно, вот обязательно, воспользоваться возможностью.

— Ну, наколи тогда волка, — Гермиона громко зевнула. — Я слышала, их много кто делает. Завтра приду — покажешь.

Люциус пожелал ей спокойной ночи и положил трубку. Некоторое время он сидел молча.

— Бьём волка? — спросил Патрик.

— Бьём волка, — подтвердил Люциус.

— Бьём волка! — торжественно заключил Дилан. — Обязательно расскажу Колину об этом.

Когда игла пробила кожу Люциуса, тот окончательно протрезвел и взвыл от боли.

— Терпи, что ты как в первый раз, — приговаривал Дилан, возя по его руке жужжащей машинкой.

Спустя несколько часов адских мук, Люциуса отпустили. На руке у него теперь красовался волк с хитрым взглядом.

— Вот и всё, — подытожил Дилан, стянув с рук перчатки. — С вас пиво, я пить хочу.

Патрик тут же вытянул из внутреннего кармана заранее припасённую бутылку.

Вернувшись домой, Люциус переоделся, упал на кровать и тут же уснул. Он проснулся на следующий день от дверного звонка.

— Хорошо вчера погуляли? Привет.

Гермиона окинула его взглядом. Он пропустил её в квартиру, приветственно чмокнул в губы и поплёлся за ней на кухню.

— Только встал? — поинтересовалась она. — Хочешь, сварю овсянку?

— Хочу, — ответил Люциус и сел за стол.

— Показывай! — потребовала Гермиона. — Я должна видеть, из-за чего ты меня вчера разбудил.

Он протянул ей руку, развернув внутренней стороной предплечья вверх. Она покачала головой, глядя на припухшую и покрасневшую кожу, на которой чернела татуировка.

— Ужасно. Ещё и криво.

— И на всю жизнь, — согласился Люциус.

— Ну…

Гермиона коснулась его плеча и посмотрела в глаза.

— Я должна тебе кое-что сказать.

— Что? — спросил Люциус, положив свою руку на её.

— Я… Помнишь ведь ту указку?

— Которой ты, очевидно, указываешь? — усмехнулся Люциус.

— Да, и ты мне не поверил. Правильно сделал. Потому что это — волшебная палочка. А я — волшебница.

Люциус молча смотрел на неё, не зная, что сказать. Врать не хотелось, себя выдавать тем более.

— Люц, скажи что-нибудь, — попросила Гермиона. — Пожалуйста, не молчи.

— Гермиона, у меня нет слов, — осторожно ответил он.

— Чёрт! — она убрала руку с его плеча, отвернулась. — Так я и знала! Так и знала! — Она всхлипнула. — Да, мы недавно знакомы, но ты мне дорог и я думала…

Люциус тем временем поднялся, шагнул к ней и обнял сзади.

— Тише, моя дорогая, — прошептал он. — Всё хорошо.

— Правда? — спросила Гермиона.

Люциус вместо ответа поцеловал её в висок, развернул к себе, стёр с щёк слёзы.

— Что ты такое пил? — нарушив романтичность момента, поморщилась Гермиона.

— Дешёвое пиво, — ответил Люциус. — Так что? Ты можешь взмахнуть своей волшебной указкой — и татуировка исчезнет? Я был бы не против, потому что рука ужасно болит.

— Я могу, но не гарантирую, что у меня получится.

— Почему?

— Да потому, что профессор Снейп показал один раз и на себе! Он изобрёл заклинание, удаляющее любые метки с тела человека.

Люциус хмыкнул. Так он и знал, что проныра Снейп что-то подобное придумает.

— Попробуй, — он протянул ей руку.

Гермиона тут же вытащила из кармана палочку, направила на его предплечье. Что она произнесла, Люциус не разобрал, потому что в тот же момент с него будто бы содрало всю кожу одним резким рывком. Он осел на стул, отходя от жуткой боли.

— Милый, ты как? — испуганно спросила Гермиона, склонившись над ним. — Ты как? Почему ты молчишь?

— Больно, — прохрипел Люциус.

— Зато гляди! — Гермиона погладила его по руке. — Чисто! Я молодец?

Люциус не смог сдержать слёз, увидев идеально чистую кожу, не осквернённую ни татуировкой, ни тёмной меткой. Он потянул Гермиону на себя так, что та упала ему на колени, не удержавшись на ногах.

— Ты — умница, — ласково сказал он, с восхищением смотря на неё. — Моя волшебница.

И наградил её самым нежным поцелуем, на который был способен.

Люциус стоял у дверей, прикидывая, сколько времени прошло с тех пор, как он добрался до этого проклятого места. Его слегка подташнивало: он собирался сделать нечто нехорошее, ради чего стащил палочку Гермионы, потому что знал: в кулачных боях он не силён.

В воскресенье, когда Гермиона призналась Люциусу, что она волшебница, он, конечно же, спросил, почему она медлила с этим откровением.

— Потому что боялась тебя потерять, — ответила Гермиона, прекратив помешивать содержимое кастрюльки.

— По-моему, зря. Кто бы отказался встречаться с настоящей волшебницей? — хитро улыбаясь, заявил Люциус.

— Не хочу это обсуждать.

Она стала интенсивнее размешивать овсянку.

— Почему? — не отставал Люциус.

Он протянул руку и взял её за запястье, останавливая.

— Посмотри на меня.

— Ой, вот только не надо этого «посмотри на меня»! — злобно передразнила она и высвободила руку.

— Хорошо, не смотри, — ухмыльнулся Люциус.

Он склонился к ней и не успел ничего сделать.

— Мерлина ради, почисти уже зубы!

Он попытался коснуться её плеча, чтобы успокоить, но Гермиона отскочила. Ложка, которую она держала до этого в руке, звякнула об пол.

— Не подходи! — крикнула Гермиона.

Но Люциус не послушал, сделал небольшой шаг, который чуть не стал для него последним. В руке Гермионы мелькнула палочка вроде бы только что лежавшая на столе.

— Петрификус Тоталус!

Он чудом успел отпрыгнуть в сторону. Ударился о стол. Сзади что-то задребезжало. В глазах Гермионы он заметил какой-то первобытный ужас.

— Успокойся! — закричал он.

Прятаться было негде.

— Не подходи ко мне! Не трогай меня!

Люциус хотел бы сделать наоборот: подскочить к ней, схватить и крепко прижать к себе, но понимал, что так только сильнее напугает её и сделает хуже. Проходил уже с бывшей женой.

— Не подхожу, — проговорил он как можно спокойнее. — Не трогаю.

Гермиона, неверяще глядя, замерла, направив на него палочку.

— Я только отключу газ, — сказал Люциус, медленно повернув голову к плите. — Овсянка горит.

Гермиона метнула взгляд в ту же сторону и кивнула, тем не менее палочку не опустив. Люциус шаг за шагом подбирался к плите.

— Я поворачиваю ручку, — комментировал он свои действия, не в силах унять дрожь во всём теле. — Газ отключается. Я ухожу в другую комнату.

Всё это он делал, не сводя взгляда с Гермионы, которая пристально следила за ним.

— Я ухожу. Тебе нечего бояться.

Он развернулся и медленно вышел из кухни. Гермиона нагнала его на полпути.

— Не оставляй меня!

Она схватилась за Люциуса, вжалась в его спину.

— Как скажешь.

Он не понял, что она попросила: её голос сорвался и утонул в рыданиях.

Когда-нибудь раньше, лет эдак двадцать пять назад, он счёл бы подобное поведение отвратительным. Но жизнь показала ему на конкретном примере, что такое душевная травма и насколько серьёзной и тяжёлой она бывает. Порой с ней не сравнятся и физические увечья. Люциус не сомневался, с чем имеет дело. Он собрался, как можно осторожнее коснулся её пальцев, вцепившихся в край его футболки, но больше ничего не предпринял, выжидая. Его не волновало, как глупо они выглядели, стоя вот так. Кажется, вечность или мгновение спустя — Люциус не понял, что случилось со временем — он услышал более различимую просьбу, которую тут же беспрекословно выполнил: развернулся, сомкнул руки на пояснице Гермионы, которая уткнулась ему в середину груди.

— Я не наврежу тебе, — пообещал Люциус. — Меньше всего я хочу этого.

Он переместил одну руку выше, невесомо гладя напряжённую спину. Гермиона постепенно успокаивалась. Вместе с тем ей всё тяжелее становилось стоять на месте: это Люциус заметил по тому, как она переступала с ноги на ногу.

— Хочешь прилечь? Я помогу добраться до кровати, — предложил Люциус.

Восприняв изданный Гермионой звук как согласие, он подхватил её и понёс в комнату. Такая лёгкая, он совсем не напрягался, держа её на руках. Люциус давно не носил женщин на руках, с самой свадьбы. Тогда он едва дотащил Нарциссу до постели. Вроде бы худая, она весила ровно столько, сколько нужно было, чтобы Люциус сорвал спину, а вместе с ней и брачную ночь. Впрочем, возможно, с годами он стал сильнее, но её поднимать больше не пытался.

— Не хочу в кровать, — запротестовала Гермиона, когда он почти опустил её на так и не застеленную постель.

— На диван? — спросил Люциус и, получив утвердительный ответ, повернул назад в гостиную, где бережно уложил её, а сам ушёл на кухню, откуда вскоре вернулся со стаканом, который предложил Гермионе: — Простая вода.

Она отпихнула его. Немного воды из стакана выплеснулось на Люциуса, но он не придал этому значения.

— Попей, милая. Станет легче, обещаю.

Кое-как ему удалось уговорить её. Но она сделала лишь пару глотков и вернула стакан, который пришлось отставить на столик. Люциус присел на пол рядом с диваном.

— Если тяжело, не рассказывай. Но скажи хотя бы, чего мне следует избегать?

Гермиона посмотрела на Люциуса, протянула руку и коснулась пальцами его лица. Он прищурился.

— Я доверяю тебе, Люциус, — севшим голосом сказала она. — Я расскажу. Только иди сюда.

Она приподнялась, позволив ему устроиться возле неё, потом легла, устроив голову на его коленях.

— Для начала тебе нужно знать кое-что. Во-первых, мы, волшебники, называем таких как ты, не волшебников, маглами.

Она начала слишком уж издалека — всё, что она рассказывала, Люциус и так знал, но слушал и кивал, ведь для Гермионы это было важно.

— Мы с тем парнем познакомились на концерте. Прямо как с тобой, — наконец дошла до сути она. — Он был такой, как тебе объяснить, рокер.

— Прости, я настолько старый, что ничего в этом не понимаю, — отшутился Люциус.

— Ну, знаешь, длинные волосы, кожаная куртка, весь в татуировках. Он мне сначала показался милым и весёлым. Как ты понял, мои родители — маглы, и я не особо боялась заводить отношения с обычными парнями. Но Дилан стал ужасной ошибкой.

Это имя заставило Люциуса вздрогнуть. Он хотел убедить себя, что это совпадение — Лондон огромен и Диланов в нём наверняка сотни, если не тысячи, — но с каждым словом убеждался в обратном.

— Он хвастался своим тату-салоном в Камдене, но я сразу поняла, что он на грани банкротства. Он ведь чуть ли не на первом свидании попытался взять у меня в долг крупную сумму, а я не придала значения.

В эту секунду у Люциуса в голове щёлкнул переключатель.

— Что он сделал? — твёрдо спросил он.

— Сломал мою палочку, — глухо, будто отстранённо, отозвалась она. — И разбил мне лицо.

Все эпитеты Люциус оставил при себе — ни к чему пугать Гермиону.

— Я сказала ему, что я волшебница. Думала, он поймёт. Хотя должна была догадаться, что нет: он ведь только и умел, что врать и говорить сальные комплименты.

«Сальные, как его волосы», — подумал Люциус.

— Он попросил наколдовать ему пива.

Люциус нервно засмеялся: конечно, что ещё такое существо может попросить.

— А я не смогла, это невозможно. Я могу наколдовать только воду! Конечно, его это не устроило. Знаешь, что он сказал? Что, вот, Иисус воду в вино превращал, а я — волшебница — не могу наколдовать ему бутылочку пива!..

Она говорила об этом так яростно, что Люциус поспешил взять её за руку, начав поглаживать пальцы.

— Слово за слово, он схватил меня за руку, потом было вот это «посмотри на меня», этот запах изо рта, а потом он дёрнул меня за плечо. Я не успела защититься — он отнял палочку и сломал. Лучше бы он руку мне сломал — кости срастаются за ночь, а палочку невозможно починить. Боже, я просто чудом сбежала…

— Это всё? Всё, что он сделал? — спросил Люциус.

— Всё. Но, поверь, мне этого хватило.

Он погладил её по тыльной стороне ладони.

— Верю, дорогая.

— Я тогда побежала к бывшему…

— К тому, который любит балканскую музыку?

— Что? — отвлеклась от рассказа Гермиона. — Нет! Виктор из Болгарии, а я пошла к Рону. Мы учились вместе.

Люциус догадался, что Рон — не кто иной, как сын Артура Уизли, с которым у него имела место обоюдная неприязнь.

— Почему ты с ним разошлась?

— Не ужились. Он неплохой, просто не мой человек. Но, когда я пришла, он помог без вопросов. Мне больше некуда было. Он, конечно, рвался разобраться с Диланом, еле отговорила не пачкать руки.

— Меня бы не отговорила, — зловеще произнёс Люциус.

— Я больше тебе ничего не расскажу, понял?

— Ну, так чем всё кончилось?

— Мне пришлось купить новую палочку. Я решила больше не ходить на концерты и тем более не знакомиться там.

— Интересно, где же это мы с тобой тогда познакомились? — усмехнулся Люциус.

— Я не собиралась в Рединг. Да, я слушаю радио на работе, но без фанатизма. Это подруга подарила мне билет, сказала, всё будет хорошо. А там подошёл ты, и я сначала не хотела танцевать, но ты показался мне неплохим. Не делал дурацких комплиментов, не пытался облапать. А ещё ты не похож на рокера: у тебя короткие волосы, нет кожаной куртки и татуировок. Но потом я испугалась, что ты поведёшь себя, как Дилан, если узнаешь, что я волшебница. Представляешь, как мне было страшно, когда я поняла, что моя палочка у тебя?

— Прости, что издевался, — смущённо сказал Люциус. — Я не знал.

— Ничего. Ты всё-таки оказался хорошим, — сказала она, нежно посмотрев на него. — Ты добрый. Мне хорошо с тобой. И ты сейчас сделал всё настолько правильно, что — знаю, ещё рано — но хотела бы я однажды сказать, что люблю тебя.

— Я хотел ещё в нашу первую ночь, — ответил Люциус.

— Ох, помнишь ведь, когда я пришла, а ты был весь побитый?

— Так уж и весь!

Они оба рассмеялись.

— Я подумала, что наступаю на те же грабли с тобой, но заметила твои руки. Скажешь теперь, за что шеф Тони тебя побил? — хитро улыбнувшись, спросила она.

— Он не следит за языком. Начал молоть чушь, вот я и вспылил. Я только грозился, а он сразу полез драться.

— Знаешь, что самое стыдное? Я ужасно возбудилась от этого…

— Страх и желание иногда стоят рядом, — со знанием дела ответил Люциус. — Не стыдись. И вообще, ты должна знать: билеты на фестиваль мне отдал Тони, не смог поехать. Он как раз рокер, но без волос и татуировок. Зато куртка у него кожаная, он её так редко снимает, что я вряд ли узнаю его без неё. Так вот, у меня была одна цель: запустить бутылкой в Джарвиса Кокера.

Гермиона слабо засмеялась.

— Чем же он тебе насолил?

— Песней про жизнь обычных людей.

— Ты необычный. — Она слегка сжала его ладонь. — Хотя бы тем, что именно с тобой осуществилась моя мечта.

— Какая у тебя была мечта?

— Потанцевать под ту песню. «Something Changed», помнишь?

Люциус улыбнулся.

— Это незабываемо. Хочешь, поставлю её прямо сейчас?

— Хочу, но ты же ещё не завтракал! Пойдём, посмотрим, осталось ли что-то съедобное от овсянки.

Люциусу понравилась такая оживлённость, по его мнению это значило, что Гермионе стало лучше, когда она выговорилась. Она поднялась и потянула его за собой, но на полпути остановилась.

— Спасибо, Люциус, — сказала она и потянулась за поцелуем, но он отстранился.

— Я всё-таки почищу зубы, а потом буду тебя целовать.

Она сама коротко прижалась к его губам и отпустила. Правда, чуть позже объявилась на пороге ванной и понаблюдала, как Люциус чистит зубы и умывается.

— Не думала, что ты бреешься, — удивилась она. — Мне казалось, бороду просто отращивают, ну, стригут иногда, но больше ничего с ней не делают. Никогда не интересовалась этим вопросом.

Люциус пару раз провёл станком по шее и хмыкнул:

— Тогда я бы оброс как не знаю, кто!

— Слушай, овсянка не получилась, прости. Хочешь сэндвич?

— Хочу. Мне нравится всё, что ты готовишь, Гермиона, — ответил Люциус.

— Говоришь, чтобы не обидеть, — фыркнула она. — Я не шеф Тони и много чего не умею.

Люциус вытерся и подошёл к ней.

— Ужасно обидно, что кто-то внушил тебе, будто ты хуже, чем есть на самом деле.

Она опустила взгляд.

— Я просто адекватно себя оцениваю…

— Недооцениваешь, — возразил Люциус.

— Перестань! — она ткнула пальцем в его грудь. — Я не умею готовить многие блюда, которые хотела бы.

— Зато сколько умеешь.

Больше они не спорили. Гермиона приготовила сэндвичи, и больше ничего не напоминало им об утреннем происшествии.

Спустя два дня Люциус осознал, что думает об одном и том же: он жаждет мести. Подумать только, он позволил Дилану осквернить своё тело кривым волком! Впрочем, благодаря этому, он получил от Гермионы признание. Сам он, тем не менее, открываться не спешил, переживая, как Гермиона сможет принять факт, что её добрый и любящий Люциус — преступник, некогда презиравший её? Своё малодушное желание как можно дольше греться в её объятиях Люциус прикрывал благородными мотивами.

Утром он отвлёк Гермиону, чтобы стащить палочку. Необходимо было провернуть всё до обеда, чтобы вернуть ей палочку под предлогом того, что она забыла её дома. Но грёбаный Дилан не шёл. Видимо, отсыпался после пьянки. Ведь, как сказала Гермиона, пиво он любил больше девушек. Ближе к одиннадцати он всё-таки объявился: нетвёрдой походкой добрёл до двери своего салона и, заметив Люциуса, пошатнулся, попытавшись приветственно махнуть рукой.

— Здорово, как жизнь? Как волк?

— А ты запомнил, — ухмыльнулся Люциус. — Кое-что случилось. Взглянешь?

— Ну давай.

Дилан отворил дверь и прошёл в помещение, по пути щёлкнув парой выключателей на стене. Люциус поначалу хотел от души пошвырять его, а потом вырезать на коже что-нибудь, что отпугивало бы от него всех девушек, но всё же придумал более простой план и, увидев его, вот такого убогого, утвердился в мысли: да Дилан сам по себе прекрасно справляется! Воняло от него, во всяком случае, омерзительно. Но желание отомстить всё равно жгло сердце Люциуса. Он протянул руку.

— Исчезла твоя татуировка, Дилан.

— Гонишь! — хрипло воскликнул тот. — Это другая рука!

В доказательство своих слов, Люциус обнажил и правое предплечье, хитро улыбаясь.

— Да чтоб меня! — Дилан вытаращился на его руки, приложив руки к голове. — Ты меня дуришь!

— А ты посмотри поближе, — загадочно проговорил Люциус и, дождавшись, когда тот склонится ниже, схватил за волосы и резко дёрнул вниз, подставив колено. Что-то хрустнуло. Дилан приглушённо завыл, схватившись за нос.

— За что?!

— Хм… — Люциус почесал бороду. — Не припоминаешь, случайно, никого по имени Гермиона?

Он принялся наступать на Дилана, который пытался отползти подальше, путаясь в ногах, руках и натыкаясь на всё, что попадалось по пути.

— Ну, была у меня страшненькая девка, той ещё ведьмой оказалась! И что?

Люциус достал из кармана куртки палочку и направил на Дилана.

— Блядь! — вскричал тот. — Только не говори, что ты тоже из этой ведьмачьей пиздобратии!

Он попытался закрыться табуретом, но Люциус успел произнести заклинание. Все сальные патлы до последнего волоска сползли с головы Дилана. Он стал совершенно лысым. Поняв, в чём дело, он выронил табурет себе на ноги, схватился за обритый череп и заверещал, осознав потерю.

— Это тебе напоминание о нашей встрече.

— Блядь! Блядь, козёл! — орал Дилан. — Она тебе всё рассказала?! Да мне жаль! Мне жаль, ясно? Не хотел я её бить! Да ты сам знаешь, какая она истеричная сука!

— Лучше заткнись, — посоветовал Люциус. — Пока я не вырезал у тебя на лбу что-нибудь неприличное.

— Стой! Пожалуйста, верни-и-и… — провыл он, всё ещё держась за голову.

— Пока отрастают твои мерзкие сальные патлы, советую пересмотреть отношение к женщинам. И к жизни. Всего хорошего.

— Я всё Патрику расскажу! — закричал Дилан ему вслед.

— А этого делать не стоит. Он тебя не поддержит.

— Он — мой брат!

— Всего лишь двоюродный.

Он оставил Дилана оплакивать свою трагедию. Времени оставалось достаточно, чтобы доехать обратно на метро, так как аппарация не входила в план. Люциус успел как раз вовремя. Только он разделся и сел, создавая видимость занятости, в мастерскую ворвалась, иначе и не скажешь, Гермиона.

— Бежишь ко мне со всех ног, — нагло заметил Люциус, ощущая себя хозяином положения. — Так соскучилась?

— И это тоже, — запыхавшимся голосом ответила она. — Сейчас, дай отдышаться.

— Кажется, я знаю, в чём дело. Кое-кто кое-что забыл с утра. Не волнуйся, я знал, что ты её хватишься.

Люциус по-доброму улыбнулся и помог Гермионе снять пальто, которое тут же отправил на вешалку, а сам достал из кармана куртки то, ради чего она так спешила.

— Знаешь, — решительно сказала Гермиона, когда Люциус подошёл к ней и протянул палочку, — забудь, что я сказала в воскресенье. Мне всё равно, что мы познакомились месяц назад. Я уже люблю тебя, Люциус.

От такого заявления он чуть не забыл о своём плане. Впрочем, небольшие отклонения он предусмотрел. В любом случае, признание Гермионы приятно тронуло его.

— Я тоже люблю тебя, — ответил он. — Я уже говорил.

Гермиона вдруг нервно усмехнулась. Люциус приподнял бровь, ожидая, что она поделится с ним своими мыслями.

— Я просто подумала, можно уже говорить о том, чтобы познакомить тебя с Косолапусом, или ещё рано.

Люциус напрягся. Он думал, что они ещё нескоро вернутся к этому разговору.

— Поняла… — протянула Гермиона чуть грустно.

И Люциус подумал: а чем он лучше Долохова? Гермиона точно так же манипулирует им.

— Прости, — поспешил объясниться он, — я ещё не готов. Обсудим это позже?

— Конечно.

Гермиона задержала взгляд на его шее — Люциус специально повернул голову так, чтобы она точно заметила.

— Ты тоже, видимо, спешил, — она хихикнула и провела пальцем по щетинкам, которые Люциус нарочно оставил при бритье, зная, что она обязательно обратит внимание.

— Какая ты внимательная! Ну, теперь уже ничего не сделаешь, — развёл руками он.

— Забыл? Я — волшебница.

— Напомни ещё раз, — попросил Люциус.

Она направила на него палочку и произнесла заклинание.

— Ну, вот, — она тут же поцеловала его, но Люциус не успел ответить, так как она отпрянула, потянувшись в карман, откуда достала монету, в которой Люциус узнал галлеон.

— Мы с друзьями так передаём срочные сообщения. Потом расскажу, — объяснила она. — Это Рон. Спрашивает, где я. Видимо, что-то важное.

Люциус кивнул и позволил ей ответить на сообщение с помощью волшебной палочки.

— Ты же не против, если он зайдёт? Он бывает резковатым, но он хороший, правда.

Люциус хотел согласиться, но вдруг осознал: Рон — это тот самый Уизли, которого он едва ли сможет терпеть. Не так давно Люциус прочитал, что мир состоит из молекул и атомов. И в этот момент ему показалось, что всё его существо сжалось до такого крошечного атома. Не так он видел открытие правды и расставание с Гермионой. Он знал: им осталось не больше пяти минут. Желая сохранить для себя последнее яркое воспоминание, он притянул Гермиону к себе и поцеловал, как в последний раз. Она даже потерялась от такого напора и не сразу ответила. Впрочем, почти тут же они услышали звук открывающейся двери и нехотя отстранились друг от друга.

— Да ничего страшного, я бы подождал, — недовольно произнёс не кто иной, как Рон Уизли.

Одет он был в какую-то нелепую хламиду, которую ни один магл на себя не накинул бы.

— Рон, это мистер Гатри. Мой Гатри, помнишь, я говорила? Не переживай, он знает, что мы волшебники.

Он сурово посмотрел на обоих и тут же сбросил с себя чары, представ перед ними в аврорской мантии.

— А ты опять ввязалась в отношения с маглом, — холодно сказал он. — Будто не знаешь, чем это грозит. Я, в общем-то, искал тебя по этому вопросу. Час назад кто-то разгромил магазин, или как оно называется, твоего бывшего. В Камдене. Я хотел бы получить объяснения: где ты была и что делала.

— Но, Рон, почему? — не поняла Гермиона.

— Потому что он сказал, что его заколдовали. Он твердил о тебе и каком-то мужчине. Скажи, этот магл помогал тебе?

— Я не понимаю, о чём ты! Гатри, ты же был здесь? А я на работе, спроси профессора Снейпа!

— Но Дилан же твой бывший, Гермиона, — давил Уизли. — Мистер Гатри уже знает?

Гермиона покраснела, но кивнула. Люциус легко сжал её руку и приобнял за плечи.

— Я не хочу тебя задерживать, понимаешь?

Уизли переменился в лице, оттянул воротник.

— У вас есть стакан? Умираю, пить хочу.

Люциус принёс из подсобки чашку. Уизли тут же наполнил её заклинанием, проглотил содержимое.

— Я был в ОМП по одному делу и услышал, что в Камден послали стирателей памяти. Какой-то магл орал о волшебниках на всю улицу. Я решил проверить, что там. И увидел того типа, обритого, со сломанным носом. Он твердил что-то про тебя и вот этого мистера Гатри. Я всех отослал и решил заняться этим делом сам. И знаешь, что он мне рассказал? Что его обрили волшебной палочкой.

Гермиона повернулась к Люциусу и красноречиво на него посмотрела. Он, не ожидавший, что в это дело влезет Отдел Магического Правопорядка и аврорат в лице Уизли, не находил слов, глядя прямо перед собой.

— Прости меня, Гермиона, — сказал он, отошёл от неё и вытянул руки перед Уизли. — Я имею право хранить молчание? Или как вы там говорите при задержании?

Тот отмахнулся.

— Да погодите вы. Объясните, что там вообще произошло.

— А ты разве не посмотрел воспоминания? — удивилась Гермиона.

— Больно мне надо копаться в башке у этого урода! — огрызнулся Уизли и тут же обратился к Люциусу: — Она вам уже рассказала?

Он кивнул.

— Гермиона, дорогая, — Люциус посмотрел на неё. — Я стащил твою палочку.

— Но зачем?

— Хотел припугнуть его! Знал, что он испугается и сделает всё, что я скажу. Заставил его обрить себе голову, а сам всё это время угрожал ему твоей палочкой.

— Так и знал — этот урод что-то попутал! — хохотнул Уизли. — Но я всё равно должен убедиться. Гермиона?

Он протянул руку. Она беспрекословно вложила в неё палочку. Уизли проверил последние заклинания:

— Так, ну это ты на моё сообщение ответила. А это что? Подозрительно! Твой мужик вроде бородатый, а я вижу, что ты кого-то побрила как следует.

Люциус тут же продемонстрировал свою шею.

— Кое-кто отвлекал меня с утра, да, Гермиона?

Она вздохнула.

— Ой, фу, давайте без этого! — фыркнул Уизли. — Ладно. Я всё равно стёр этому уроду память. Мистер Гатри, на пару слов насчёт Гермионы.

Люциус пригласил его в подсобку. Уизли зашёл следом и наложил на комнату заклятие, чтобы Гермиона не услышала их.

— Я сразу узнал тебя, Малфой, — сказал он. — И я посмотрел воспоминания, там был ты. Если ты с Гермионой ради того, чтобы вернуться домой, ничего не выйдет. Это невозможно.

— Я и не рассчитывал, — честно ответил Люциус.

— А зачем тогда? Какая тебе выгода?

— Нет выгоды.

— Не поверю. Вы, Малфои, ничего просто так не делаете!

Люциус порядочно разозлился от нападок Уизли и не выдержал:

— Хорошо, вот, какая у меня выгода: регулярный секс и вкусная еда! А ещё я рассчитываю меньше платить по аренде!

Уизли поперхнулся.

— Совсем омаглился! Я недавно слышал про ещё одного, поймали на серии беспалочковых Конфундусов, а он просто слишком настойчиво выбивал скидки у продавцов с рыбного рынка.

— Как-то плохо вы отслеживаете заклинания, — подловил его Люциус. — Я уже сколько раз тут пользовался магией, а вы и не чешетесь.

— Мастерская и не отслеживается. Уж не знаю, как ты заполучил это место, но тебе повезло. В общем, я бы рассказал всё про тебя Гермионе, но как-то не хочу лезть в это. Сам ей скажешь. Ты же помнишь, что произошло в твоём доме?

Люциус помотал головой.

— Тогда вдвойне сочувствую. Я тебе вроде как благодарен за этого Дилана. Ты понятия не имеешь, каково это: она у меня на пороге, вся избитая… Если я узнаю, что ты плохо с ней обращаешься, — убью. Ясно?

— Не узнаете, мистер Уизли, — ехидно улыбнувшись, сказал Люциус.

Тот в ответ ткнул его палочкой в грудь.

— Не зли меня лучше. И как она тебя только не узнала?

Когда они вышли из подсобки, Гермиона смерила обоих выжидающим взглядом.

— Рон, я знаю, что ты угрожал мистеру Гатри. У вас на лицах всё написано! Он не обидит меня, пойми.

— Мистер Гатри уже убедил меня в этом, — немного загадочно произнёс Уизли и тут же метнул взгляд на Люциуса. — Я вижу, у вас тут тоже своего рода магия творится, — он кивнул на паяльник, лежащий на специальной подставке. — Расскажите о своей волшебной палочке.

Люциус непонимающе посмотрел на него.

— Из чего сделана, что внутри, — подсказал Уизли.

— Ну, это, — замялся Люциус, ощущая себя так, будто оказался на экзамене, — пластиковая ручка, металлический корпус. А внутри… Нихромовая проволока, намотанная на металлическую трубку. И медное жало. Сорок ватт максимальной мощности.

Уизли удовлетворённо усмехнулся, крепко, даже чересчур, пожал Люциусу руку и, попрощавшись, ушёл. Гермиона сразу же переменилась в лице и встала, сложив руки на груди и сердито глядя на Люциуса.

— И зачем ты это сделал?

— Что конкретно? Ты о Дилане? Отомстил за тебя. Это он наколол мне волка. Он — родственник того парня, с которым я выпивал.

— Какое чудесное совпадение! — срывающимся голосом воскликнула Гермиона. — Но я не просила мстить за меня! А если бы он не купился на фокус? Ты чем вообще думал? Я бы не простила тебя, если бы он сломал и эту палочку! Или покалечил тебя! Дурак!

— Я же думал только о тебе, Гермиона, — попытался оправдаться Люциус. — Ты ещё пожалей этого Дилана!

— Нет! Но ты просто дурак!

Она внимательно посмотрела на него. В тёмных глазах промелькнул неясный отблеск узнавания. Она тряхнула головой, отчего её волосы подпрыгнули и заслонили обзор. Люциус воспользовался этим, шагнул к Гермионе, прижал к груди, позволяя ругать себя, но вскоре слова кончились. Её плечи дрожали. Она тихо плакала, вцепившись в Люциуса.

Им вновь помешали. Увидев на пороге девушку, державшую в руках проигрыватель дисков, Гермиона ушла в подсобку, чтобы привести себя в порядок, и терпеливо ждала, пока Люциус оформлял бумаги.

— Подпишите здесь и здесь, — указал он в квитанции на ремонт ручкой, которую тут же протянул девушке.

Та будто бы случайно коснулась его пальцев, что могло бы вызвать определённую реакцию, если бы Люциус не думал в этот момент о Гермионе.

— Хорошо, мисс Картрайт, — сказал он отстранённо. — В понедельник всё будет готово.

— А нельзя ли пораньше? — кокетливо спросила та.

Люциус метнул взгляд на подсобку и покачал головой.

— За срочность цена будет выше.

— Может, всё-таки…

Люциус нахмурился. Мисс Картрайт вздохнула и ушла. Гермиона тут же показалась из-за двери подсобки.

— Я не приду к тебе сегодня, извини, — сказала она.

— Почему? — удивился Люциус. — Если ты из-за клиентки, это же рабочий момент!

— Нет, хотя эта ничего такая. Я просто должна подумать. То, что ты сделал… Я тебя просила, а ты не послушал.

— Во-первых, — остановил её Люциус. — Ты не просила. Во-вторых, если ты со мной — привыкай, что я буду стремиться защитить тебя. Никто не посмеет сделать тебе больно.

— А если это будешь ты? — устало усмехнулась она. — Побьёшь сам себя?

Она проигнорировала его попытку помочь, надевая пальто.

— Я должна всё взвесить. Пока, Люциус.

Когда Гермиона вышла, он ударил кулаком по столу в бессилии. Что за неблагодарная!

Ночами он подолгу ворочался, не в силах найти удобное положение. Без Гермионы было холодно и одиноко. Она покинула его на долгих два дня и три ночи.

За это время к нему наведался Энди, которому отец наконец-то разрешил ходить к Люциусу. Разговоры о волшебной школе здорово отвлекали.

— А почему вы не живёте с другими волшебниками? — неожиданно спросил Энди.

Люциус потерялся от такого вопроса. Что он мог ответить десятилетнему ребёнку? Как он расскажет о войне?

— Я был очень плохим, — ответил он. — Меня наказали, запретив жить среди волшебников.

Энди охнул.

— Но вы же хороший! Вы так добры ко мне! И папе понравились!

Люциус вымученно улыбнулся.

— Я стал таким здесь.

— А вы не хотите опять жить с волшебниками?

— Раньше очень хотел. Но сейчас мне достаточно того, что моя девушка тоже волшебница.

— У вас есть девушка? Круто! — воскликнул Энди, но тут же поник: — А вот у папы никого нет...

Люциус понимающе кивнул.

— Папа говорит, что у меня нет мамы, но я знаю, что у всех она есть. Просто наша куда-то делась.

— Твой папа расскажет тебе, — сказал Люциус, чувствуя себя неловко из-за обмана.

Никогда Патрик ему не расскажет.

— А можно ещё чуть-чуть про учителей? — вдруг попросил Энди.

— Ну, многие уже, наверное, не работают… Но профессор Макгонагалл наверняка ещё у дел, — начал Люциус, а Энди заёрзал на стуле в нетерпении — так он любил слушать про волшебный мир.

В пятницу к Люциусу заглянул Долохов, принесший новость, что совместный ужин пока что отменяется.

— Ты же понимаешь, Люц, завтра наши разнесут Лидс Юнайтед! Я не могу этого не увидеть! А она в позу встала: «Или я, или футбол!» — рассказывал Тони. — Ну я и сказал, мол, пошла на хуй, раз так. Не понимает она! Не понимает…

— Ну да, — согласился вполуха слушавший его Люциус, так и не понявший, отчего дама Долохова обиделась.

— А у тебя что? Как твоя Грейнджер поживает? — искренне поинтересовался Долохов.

— Обижается, — ответил Люциус. — Я кое-что сделал.

Он в подробностях рассказал о своей мести незадачливому маглу. Тони аж присвистнул.

— Как в старые добрые! Помнишь наши рейды?

— Это лишь исключение, — прервал его Люциус.

— Молодец вообще! — воскликнул Долохов. — Реально! А ты правда волка себе набил?

— Гермиона его уже убрала, — с улыбкой ответил Люциус, заметив, как Тони почесал сквозь куртку левое предплечье. — Тоже хочешь?

— Да вот ещё! — чересчур бурно отреагировал Тони. — Я тебе уже всё сказал!

Люциус состроил самое непринуждённое выражение лица, которое мог.

— Грейнджер твоя вернётся, увидишь, — заверил его Долохов.

— А твоя?

— А моя… Ну, что поделать, цветов куплю, удовлетворю как следует. Ты со своей тоже попробуй, схема рабочая. Безотказная, я бы сказал.

— Что попробовать? — не понял Люциус.

— Я бы тебе прямо сказал, но ты же у нас не такой! Ушки твои аристократские завянут!

— Ну, что?! — потребовал он.

— Языком её приласкай, вот, что!

Люциус приоткрыл рот от шока. Всё же сказанное Долоховым было слишком вульгарным. Они с Гермионой не дошли ещё до такого уровня раскрепощённости, но если она вернётся, почему бы не поприветствовать её столь интересным способом? Глядишь, сработает и она забудет все обиды. А может и Люциусу доставит схожее удовольствие когда-нибудь.

Гермиона объявилась следующим вечером.

— Привет, — тихо сказала она, стоя на пороге. — Я и правда не просила. Но в следующий раз я должна быть в курсе твоих планов, если они касаются меня.

— Прощаешь?

— Нет. — Гермиона лукаво улыбнулась. — Просто не могу теперь спать одна.

— Иди сюда, — позвал Люциус. — Хочу показать тебе кое-что.

— Что? — заинтересованно спросила Гермиона и тут же взвизгнула от того, что Люциус резко поднял её и понёс в спальню.

Спустя некоторое время Гермиона сдалась и окончательно простила Люциуса — тот был очень убедителен. Люциус сам ощутил возбуждение в процессе.

— Тебе понравилось? — спросил он, устроившись рядом с ней.

— Очень, но твоя борода щекочется.

Гермиона похлопала Люциуса по щеке. Он сжал руку на её бедре, пытаясь подтянуть к себе.

— Подожди, — попросила Гермиона, тут же погладив его привставший член через домашние штаны.

— А может ты мне? — нерешительно предложил Люциус. — Ну, это…

— Отсосу? — догадалась Гермиона. — Называй вещи своими именами, Люциус. Нет, я не могу.

— Почему?

— Рвотный рефлекс. Ты захочешь, чтобы я взяла глубже, и вечер будет испорчен.

— Я не буду так делать, с чего ты взяла.

— Да что ты говоришь! — Гермиона рассмеялась, всё ещё поглаживая Люциуса. — Скажи ещё, не будешь дёргать за волосы. Вот этого я терпеть не могу.

— Я буду лежать неподвижно, — заверил её Люциус.

— Я всё равно не очень хороша в этом.

Гермиона сползла вниз и потянула его штаны. Люциус, как и обещал, старался держать себя в руках и не пытаться толкнуться ей в горло, а чего стоило не трогать её волосы, которые он чуть ли не с самого начала мечтал намотать на кулак! Удовольствие получилось отстранённым, будто пролетевшим совсем рядом. Гермиона ловко отстранилась прежде чем он кончил и быстро убрала заклинанием все следы с его футболки и штанов.

— Извини, я предупреждала.

Люциус улыбнулся и погладил её по голове, наконец-то коснувшись её волос. Чуть позже, когда они лежали рядом, он спросил:

— Твой кот точно гипоаллергенный?

— Да, — отозвалась Гермиона чуть рассеянно. — Почему спрашиваешь? Готов познакомиться?

— Не готов.

— Ну и всё тогда.

— Я постараюсь к нему привыкнуть, — пообещал Люциус. — Я хочу, чтобы ты жила со мной.

— Ладно.

Она прижалась к нему крепче.

— Ладно? — переспросил Люциус. — А когда я сделаю тебе предложение, тоже скажешь «ладно»?

— А ты сделай сначала. И чего ты ждал, что я заплачу от счастья?

— Нет, но это «ладно»…

— Люциус, я два дня думала, стоит ли нам продолжать отношения. Не заставляй меня передумать.

— Молчу, — ответил Люциус.

— Прости, я очень устала. Я толком не спала прошлой ночью. Давай спать, а утром я приготовлю примирительный завтрак.

Люциус поцеловал её и вскоре уснул. Он проснулся от того, что Гермиона трясла его, и попытался отмахнуться от неё. Кажется, сквозь сон он слышал, как звонит телефон, но это мог быть только Тони, который наверняка спешил поделиться восторгами по поводу победы его любимой команды.

— Пошли его куда-нибудь, — пробормотал он, кутаясь в одеяло с головой.

Но Гермиона не переставала тормошить его.

— Люц, вставай! С твоим другом что-то случилось.

— Да что ему сделается…

— Там сообщение на автоответчике. Пожалуйста, Люц! Вставай!

Проклиная тот день, когда выкупил у одного из клиентов сломанный автоответчик и, починив, установил дома, Люциус поднялся и побрёл за Гермионой, на ходу потягиваясь и пытаясь проснуться.

Гермиона нажала кнопку проигрывания записи, и аппарат принялся отматывать плёнку. Люциус стоял, прислонившись к дверному косяку и слегка сердито глядя то на телефон, то на автоответчик. Наконец включилась запись, на которой Тони грязно ругался насчёт того, что Люциус не берёт трубку, а после начал говорить с ним:

— Наши проиграли, Люц. Долбаный Лидс Юнайтед. Навешали нам во втором тайме. Отыграться не получилось. У этого Лидса отбитые фанаты… Слушай, Люц, извини, если что. И перед своей от меня извинись. Эх, не получится на двойное свидание сходить…

Из динамика раздался треск и грохот. Тони хрипло выругался и закашлялся.

— Моя ещё трубку не берёт, а этот грёбаный мобильник не включается, — посетовал он. — Правильно я не хотел… Люц, скажи ты ей уже всё. И это, помни, что ты мне как брат. Ну, такой тупой младший братишка, знаешь? Ебучий Лидс, проклятое место!

Он опять закашлялся, после чего в динамике что-то застучало и зашипело. Через несколько секунд запись закончилась.

— Ясно, Тони опять оскорбил меня и заставляет за что-то извиниться перед тобой, — заключил Люциус. — Ничего нового. Пойдём дальше спать, он протрезвеет и забудет, что говорил.

— Ты так ничего и не понял? — спросила Гермиона, неверяще уставившись на него. — Да он же с тобой прощался! И что это ты мне должен сказать?

Люциус вдруг поперхнулся.

— Что люблю тебя и хочу жениться, — проблеял он неубедительно.

— Я же узнаю, — предупредила Гермиона.

— Идём спать?

— Ты вообще меня слышишь? С твоим другом что-то стряслось, а ты — спать? На твоём месте он точно побежал бы тебе на помощь!

— Ты его не знаешь, — огрызнулся Люциус.

— Я знаю, что он уже для тебя сделал! Куда больше, чем ты для него!

— Я, может, не всё тебе рассказываю, — фыркнул он.

— Хватит спорить! Он говорил тебе, куда собирается?

— На футбол, — ответил Люциус. — Он ещё вроде со своей дамой из-за этого поссорился.

— Что он ещё говорил? — допытывалась Гермиона.

— Ты слышала, ему, очевидно, не нравится Лидс.

— Он потащился в Лидс на футбол? — удивилась она.

— Он мог, Тоттенхэм Хотспур играют. Он большой фанат.

Люциус покосился на коврик, который после того случая с Тони отстирывал несколько раз. Гермиона тем временем пыталась что-то сообразить.

— Лидс — это миль двести отсюда… На поезд мы точно опоздали, а машина…

— Я знаю, где можно достать машину, — попытался помочь Люциус.

— К чёрту. Аппарируем, — решительно заявила Гермиона. — Одевайся скорее.

Она приманила чарами одежду себе и Люциусу.

— Что делаем? — переспросил он.

— Увидишь, — бросила Гермиона, натягивая джинсы. — Ну, ты одеваешься или нет?

Люциус хотел признаться ей в том, что на него наложили множество запретов в отношении почти всего волшебного, но побоялся.

— У нас точно не будет никаких проблем? — осторожно спросил он. — Это законно?

— Успокойся! И возьми меня за руку. Я была в Лидсе только пару раз, так что действуем по ситуации. Начнём со стадиона, где играл Тоттенхэм, надо будет спросить местных, если кого встретим, конечно…

Люциус крепко сжал её руку и почти сразу же ощутил непривычный, первый за долгое время рывок. Потом его сжало так крепко, что, будь он и правда маглом, испугался бы за целостность своих рёбер. Он огляделся: незнакомое место, похожее на какой-то парк.

— Здесь у меня была встреча с одним человеком. Не спрашивай, — объяснила Гермиона. — Пойдём ловить кэб.

— Но я не взял денег! — спохватился Люциус.

— Я взяла, — успокоила его Гермиона.

Им повезло и несмотря на очень глубокую ночь, они вскоре уже ехали к стадиону Элланд Роуд, где со слов кэбмена вечером играли Лидс с Тоттенхэмом.

Люциус и Гермиона искали Тони по всем окрестностям стадиона. Они даже обошли вокруг паб «Старый Павлин», ведь Тони любил выпить. Через несколько минут безрезультатного хождения по кругу, Гермиона догадалась:

— Он сказал, что его мобильник не работает. Но откуда он тогда звонил?

— Ищем телефонную будку, — закончил за неё мысль Люциус.

К счастью, ближайшая будка находилась совсем рядом. В ночном освещении они едва заметили, что её дверь приоткрыта и наружу торчит нога. Люциус и Гермиона тут же помчались к Тони. Тот, весь побитый, в грязной одежде, не реагировал на их попытки привести его в сознание, но по хриплому дыханию Люциус и Гермиона поняли, что он жив.

— Это точно твой друг? — недоверчиво спросила Гермиона.

— Да, а что? — невинно отозвался Люциус.

— Я его знаю. И если бы не ты, убила бы. Он раньше был очень злым волшебником. Помнишь, я сказала, что шрам у меня на груди от падения с велосипеда? На самом деле это твой друг меня проклял.

— Тогда давай оставим его здесь, — предложил Люциус. — Или подбросим в больницу.

— Он тебе что, котёнок? Подбросим… Помоги поднять его. Осторожнее! — прикрикнула она, когда Люциус резко дёрнул Тони за руку, а тот вдруг очнулся и заорал не своим голосом от боли.

— У него рёбра сломаны, а ты дёргаешь! — ругалась Гермиона. — Подними его, но медленно, а не на себя тяни. Аппарируем прямо отсюда к нам в квартиру. Нам не нужно лишнее внимание.

Всё случилось молниеносно: вот они стоят у телефонной будки в обнимку с вновь вырубившимся Тони, вот летят так быстро, что глаза видят лишь полосы света, вот они в гостиной, Люциус пытается удержать сползающего вниз Тони, а того выворачивает прямо на пол, и Гермиона тут же убирает всё заклинанием.

— Уложи его на диван, — командовала она. — Сними с него куртку. Принеси полотенце.

Люциус ощущал себя домовым эльфом. Пока Гермиона размахивала палочкой, то накладывая на комнату заглушающее, то диагностируя состояние Долохова, он бегал туда-сюда по её поручениям.

— Принеси мою сумочку, — потребовала она. — И только скажи что-нибудь! Я уйду и оставлю его на твоей совести!

Люциус промолчал. Гермиона долго копалась в своей сумочке, выуживая оттуда многочисленные флакончики и баночки, которые могли понадобиться. Взяв один, она пояснила:

— «Костерост-Форте». Наша недавняя разработка. Улучшенный состав, действует за полчаса, но причиняет адскую боль всё это время.

— И дурацкое магловское название, — подметил Люциус себе под нос.

Когда Гермиона влила Тони в рот зелье и заставила проглотить, он заорал, будто его режут. Впрочем, скорее всего что-то подобное у него внутри и происходило. Гермиона поразила его парализующим заклятием, и Тони перестал кричать. Из его глаз текли слёзы. Гермиона тем временем осматривала его голову на предмет других травм.

— У него сотрясение. И неслабое, иначе он не терял бы сознание без конца. Дадим ему укрепляющее. Люц, возьми мазь, обработай раны.

Люциус взял со стола баночку с надписью «Синяк-офф» и усмехнулся:

— Надеюсь, не ты придумываешь эти ужасные названия лекарствам.

— Ты что, у нас целый отдел этим занимается, — отмахнулась Гермиона. — Я не раз им говорила, что названия не очень.

— Зато запоминается.

— И то правда. Эта мазь очень хорошо продаётся, в том числе, благодаря названию.

— Ты же говорила, она не продаётся.

— Это я тебе говорила, потому что ты не знал, что я волшебница.

— Какие ещё у вас есть смешные названия? — поинтересовался Люциус, втирая пахучую мазь в синяки и ссадины на теле Тони.

Гермиона не ответила, занятая подбором лекарств для Долохова. Когда прошло полчаса, она, наконец, сняла с него заклинание и он снова смог двигаться.

— Лучше вам не испытывать это на себе, — прохрипел он. — Грейнджер, спасибо. Есть у тебя что от горла? Я голос по ходу сорвал.

Гермиона тут же сунула ему несколько флакончиков.

— Пейте, мистер Долохов. И отдыхайте. Завтра. Всё завтра. Точнее, сегодня.

Она отправилась в спальню.

— Тебе тоже спасибо, Люц, — сказал Тони.

— Это всё Гермиона, — ответил тот.

Тони кивнул и, выпив все зелья, откинулся обратно на диван. Люциус пошёл следом за Гермионой, когда услышал:

— Хорошая она у тебя. Не проеби.

Люциус лёг рядом с Гермионой, которая тут же повернулась к нему.

— Прости, что кричала на тебя.

— Я всё понимаю. Сам испугался.

— Теперь всё будет хорошо, — сказала она. — Во сколько встанешь?

— После десяти точно.

Они замолчали. Люциус начал проваливаться в сон.

— Шеф Тони такой худой, — вдруг прошептала Гермиона.

— Да, и довольно лёгкий для мужчины, — сонно согласился с ней Люциус.

— А ты видел у него тату на руке?

— Не разглядывал.

— Ладно, потом посмотришь.

Гермиона подвинулась ближе к Люциусу, и он прижал её к себе. Вскоре они уснули. Все вопросы и объяснения откладывались до утра.

Обед с пассией Долохова изначально казался Люциусу провальной затеей. Больше всего он переживал о том, что встреча окончится грандиозным скандалом, в ходе которого они с Тони обязательно подерутся, а Гермиона непременно узнает о том, кто же Люциус такой на самом деле, и разорвёт отношения в ту же минуту.

Он проснулся от восхитительного запаха, прокравшегося в спальню. Следом до него донеслись приглушённые голоса: грубая ругань на двух языках и звонкий, яркий смех. К собственному удивлению, ревности Люциус не ощутил: он прекрасно знал, что Долохов не позарится на его девушку, особенно после всего, через что они прошли.

Поэтому Люциус не торопясь встал, посетил ванную и только после этого отправился на кухню.

— Да как ты его режешь?! — услышал он, ещё находясь в коридоре. — Ты не режешь, ты давишь! Дай сюда!

Зайдя на кухню, Люциус стал свидетелем забавной сцены: Долохов чересчур грубо отобрал у Гермионы нож и принялся мелко рубить лук.

— Вот так, — приговаривал он. — Поняла?

Гермиона кивнула, приняла обратно нож и попыталась повторить только что увиденные действия с другой половиной луковицы.

— Да что ж ты творишь, красавица! — прорычал Долохов и взял её за запястье, корректируя хват. — Помни о контроле.

Люциус не выдержал и издал неопределённый звук, уведомляя Гермиону и Долохова о своём присутствии.

— Уже проснулся? — спросила Гермиона, отложив нож и обернувшись к нему. — Мы, наверное, разбудили тебя! А я вам говорила, шеф Тони!

— Ой, да ладно, — отмахнулся тот.

— Между прочим, — заметил Люциус, подойдя к Гермионе и заключив её в объятия, но обращаясь тем не менее не к ней, — мы легли спать в половине пятого из-за тебя.

— Перестань, — одёрнула его Гермиона. — Шеф Тони не виноват, что попал в беду.

— Вообще-то Люц прав, — скромно ответил Долохов. — Я сам нарвался на тех придурков. И вам тут на голову свалился. Ты мне скажи, Люц, я точно ничему не помешал?

— Мерлин, Тони! — закашлялся Люциус.

— Я его еле растолкала, — доложила Гермиона.

Они рассмеялись, на что Люциус лишь хмыкнул.

— Я уже говорил: твоя Гермиона — святая женщина. Женись скорее, пока не убежала.

Тони похлопал Люциуса по плечу.

— Что готовите? — поинтересовался тот.

— Обед, — загадочно ответил Тони. — Моя придёт после двенадцати.

— Позавтракай пока что, — предложила Гермиона и махнула рукой в сторону стола: — Твой любимый сэндвич и чай.

Люциус поцеловал её в знак благодарности и принялся за еду, которая была будто только что приготовленной, но на деле точно пролежала пару часов под чарами.

Время до полудня пролетело быстро за разговорами обо всём и ни о чём. Тони и Гермиона даже успели разругаться на политической почве. Начался спор с того, что Долохов принялся рассказывать о своём детстве.

— До семи лет я в деревне жил у бабушки. Хорошо там было… Потом родители в город забрали, в школу определили. В обычную, магловскую. Тогда в СССР было туго с магическим образованием: много волшебников бежали в Революцию. Мои родители до последнего на что-то там надеялись, но их расстреляли в тридцать седьмом.

Гермиона ахнула.

— За то, что они были волшебниками?

— Нет, за то, что у отца был слишком длинный язык. В коммуналке даже у стен есть уши. В общем, мать тоже к делу приплели. Ну, бабушка сразу поняла, что нужно меня спасать, подальше от советской власти упрятать. Там же, если родители — враги народа, это клеймо на всю жизнь. В общем, ей удалось отправить голубя дальним родственникам, те ей совой порт-ключ. Если она ещё кое-как по-английски изъяснялась, то я вообще ни бэ ни мэ. На ходу учил…

— А что в Дурмстранг не поступил? — спросил Люциус.

— Куда пристроили, туда и поступил, — отмахнулся Долохов.

— Так в Советском Союзе совсем не было магического общества? — поинтересовалась Гермиона.

— Его и при царе толком не было. Советская власть просто добила остатки. Я вот слышал, что были частные уроки на квартирах, но такие «школы» быстро накрывали. Обычно пришивали пятьдесят восьмую и на расстрел, пикнуть не успеешь, не то что отбиться. Наша магия — ничто против кандалов и пули. Ебучие Советы…

— Мне кажется, вы утрируете, — возразила Гермиона. — Я читала, что в пятидесятые, после смерти Сталина, режим стал смягчаться, а пятьдесят восьмую статью отменили в шестидесятых. Да и расстреливали не всех, многие отбывали заключение. К семидесятым магическое сообщество в СССР полностью восстановилось, хоть и сепарировалось ещё сильнее, чем наше. Вплоть до того, что маглорождённых изымали из семей, а родителям стирали память.

— И где же ты такого начиталась? — сквозь зубы процедил Долохов.

— В истории русской магии!

— Знаешь что? Посмотрел бы я на тебя, если бы твоих родителей расстреляли или, как ты сказала, стёрли память!

Гермиона вдруг швырнула лопатку, которой переворачивала мясо на сковороде, и выскочила из кухни.

— Психичка! — бросил ей вслед Долохов.

— Договоришься, — пообещал Люциус.

Он пошёл за Гермионой, которая пыталась закрыться в ванной, но не могла, потому что замок, благодаря Тони, не работал. Люциус зашёл следом за ней и притворил дверь.

— Не слушай его, — тихо сказал он. — Тони иногда как скажет. Я-то привык уже.

Гермиона шмыгнула носом.

— Он просто задел за живое, — объяснила она. — Я однажды стёрла память родителям…

— Ты? Сама? — удивился Люциус, пытаясь разглядеть её лицо сквозь зеркало. — Зачем?

— Чтобы уберечь от войны. От таких, как Долохов.

Люциус открыл рот, но Гермиона вдруг резко развернулась и посмотрела ему в глаза.

— Люциус, прошу тебя…

Дверь распахнулась.

— Ну извини меня, дурака! — торжественно произнёс Долохов, и Люциус не узнал, о чём же Гермиона хотела его попросить.

Тони тут же спохватился:

— Я вам помешал?

— Ничего страшного, — отозвалась Гермиона. — Всё нормально.

Выходя из ванной, она шепнула Люциусу: «Потом поговорим». В груди сдавило от тревоги: что же она хочет сказать? Неужели догадалась? Не может быть! — она тогда не стала бы откладывать. Люциус вздохнул и, прежде чем вернуться на кухню, чтобы помочь Долохову перетащить в гостиную стол, решил: вне зависимости от того, чем закончится обед, выпроводив Тони, он сразу же во всём признается Гермионе. И будь что будет. Тянуть дольше он не мог. Хоть он и был счастлив, постоянное ощущение тревоги не давало до конца расслабиться. Он ведь даже не планировал влюбляться. В любом случае, он утешал себя тем, что у него останутся счастливые воспоминания.

Ровно в полдень, если не считать пары секунд, напряжённую тишину, в которой каждый из троих думал о своём, разрядил дверной звонок. Все трое подорвались:

— Я открою!

И тут же сели обратно.

— Квартира моя, так что я и открою, — заявил Люциус.

Тони хотел возразить, но Гермиона шикнула на него. Отворив дверь, Люциус обомлел. Женщина же, представшая его взору, как будто ничуть не удивилась встрече.

— Здравствуйте, мистер Малфой, — произнесла она.

— Добрый день, профессор, — севшим голосом прохрипел Люциус.

Перед глазами пролетели все отработки, назначенные ему на младших курсах за малейшие провинности и совершенно безобидные шалости…

— Нужно провести с Тони беседу по поводу выбора друзей, — чопорно заключила профессор.

Конечно же, войдя в комнату следом, он увидел лишь тень первоначальной реакции на лице Гермионы.

— Минерва! — воскликнул Тони.

Он тут же вскочил с места, подлетел к профессору Макгонагалл и расцеловал её в обе щеки.

— Мы кое-что забыли принести, — с нажимом произнесла Гермиона и тут же дёрнула Люциуса за рукав.

Они оставили Долохова и Макгонагалл наедине, а сами закрылись на кухне.

— Поверить не могу, профессор Макгонагалл и шеф Тони! — громким шёпотом сказала Гермиона. — Что он ей наплёл?!

— Мне тоже интересно, — согласился Люциус.

— Так, нужно придумать план.

Гермиона закусила губу,

— Действуем по ситуации? — предложил Люциус.

— А ещё говорят, безвыходных ситуаций не бывает… Ты прав. План мы всё равно не придумаем, уж не за пять минут точно.

Она вдруг повисла на Люциусе, так внезапно, что он едва смог её удержать. В ту же секунду на кухню заглянул Тони.

— Нашли время! — фыркнул он.

Гермиона, сдерживая смех, извинилась. Люциус понял, что перестал чему-либо удивляться. Да и предлог, чтобы Тони не задавал лишних вопросов, был отличный.

Наконец они собрались за столом. Некоторое время обед проходил в молчании. Долохов слишком усердно резал мясо, скрипя вилкой и ножом о тарелку. Профессор Макгонагалл ласково и снисходительно косилась на него. Люциус и Гермиона переглядывались. Он пытался подавать знаки, двигая бровями, чтобы она начала разговор. Но Гермиона хитро щурилась и делала вид, что очень занята содержимым тарелки. Люциус глотнул вина, вытер рот салфеткой и произнёс:

— Может быть, расскажете, как познакомились? Тони?

Тот оживился, уронил приборы прямо в тарелку.

— Мы с моей Минервой, — он положил руку на её запястье, — встретились здесь, в Тоттенхэме. В июле. Она искала тут адрес по работе. А я ей помог. Да, Минерва?

Та едва заметно покраснела и смущённо улыбнулась.

— А ты не стесняйся, тут такое дело… В общем, у моего друга девушка тоже волшебница. Да, Гермиона?

Та подавилась куском мяса.

— Я знаю, — спокойно ответила Макгонагалл. — И твой друг мне тоже знаком.

Гермиона тем временем пыталась откашляться, а Люциус неловко хлопал её по спине.

— Да ладно? — воскликнул Долохов. — И откуда?

— Они оба — мои бывшие ученики.

— Реально? Круто!

— Не понимаю твоего веселья, — строго сказал Люциус. — Впрочем, не ты сейчас обедаешь с преподавателем. Бывшим преподавателем.

— А ты где встретился со своим другом, Тони? — спросила Макгонагалл.

— Здесь же. Ну а там как водится. Много ли надо двум мужикам, чтобы дружить!

— Вместе выпивать, — пояснил Люциус.

— Надеюсь, вы оба осознаёте вред алкоголя и не злоупотребляете. Раз мы все делимся историями, мисс Грейнджер?

Та дёрнулась, но отвечать не спешила.

— Мы встретились на концерте, — ответил за неё Люциус.

— Я не вас спросила, мистер Малфой!

Люциус сжался. Всё тело сковало холодом. Перед глазами расстелилась мутная пелена. В голове шумело, как из радиоприёмника. Дальнейший разговор доносился до него будто сквозь стену.

— Неужели вы его не узнали, мисс Грейнджер?

— Не ваше дело, — резко ответила Гермиона.

— Как вы можете! — воскликнула Макгонагалл. — После всего, что произошло! Вы — и с ним!

— А я настоящим живу, — заявила она. — Мои отношения — это только моё дело.

— Что ж. — Профессор поднялась. — Спасибо за обед. Было очень вкусно. Тони, мы уходим.

Тот послушно встал, махнул Гермионе рукой, сжал плечо Люциуса и побежал следом за Макгонагалл.

— Они ушли, — сказала Гермиона.

Люциус только тогда заметил, что всё это время она держала его за руку.

— Я должен был сам сказать, — сухо произнёс он.

— Ничего страшного. Чёртов Тони! Кто же знал! Я сама места себе не находила.

— Теперь ты можешь уйти.

— Зачем?

— Ты же знаешь, кто я.

— Да, знаю. И что?

— Ты уйдёшь. Всё кончено.

— Послушай, если ты будешь меня выгонять, я правда уйду.

— Так уходи.

Гермиона заглянула ему в глаза, погладила по плечу, обхватила лицо руками.

— Ты же не хочешь этого.

— Ты хочешь.

— Нет, не хочу! Люц, я знаю, кто ты. Это ничего не меняет. Я просто хотела, чтобы ты сам это сказал. Боже мой, да что с тобой такое?

Она взяла его за запястье, подержала немного, достала палочку, несмотря на то, что Люциус попытался отмахнуться, произнесла какое-то заклинание, вскочила, побежала куда-то, вернулась с сумкой, откуда достала флакон и заставила Люциуса выпить содержимое. В голове тут же прояснилось, холод, сковывавший тело, исчез. Гермиона обняла его.

— У тебя давление подскочило…

— Чёртов Тони! — выдохнул Люциус.

Гермиона помогла ему подняться и добрести до дивана.

— Полежи немного, зелье скоро полностью подействует, — попросила она. — Будешь как новенький.

— Давно ты знаешь? — спросил Люциус, устраиваясь удобнее на коротком и узком диване.

— Ну, прямо знаю недавно. Но догадывалась, наверное, с первого свидания. Просто не хотела сопоставлять. Мне хотелось обычных отношений. Особенно после… ты понял. Я вцепилась в то, что ты простой магл, и из-за этого боялась признаться, что я волшебница. Я так зациклилась на своём страхе, что просто не позволяла себе думать о чём-то другом.

— Что будет теперь? Когда ты знаешь.

— Ничего не изменилось. Если ты не будешь прогонять, конечно.

Люциус засмеялся, чувствуя, как становится легко дышать без гнёта страшной тайны.

— Я же сказала, я уже всё обдумала. Если бы я не хотела быть с тобой, я бы просто не пришла.

— Вот как? Так ты, значит, узнала меня тогда? И не убежала, даже не попыталась убить?

Гермиона поёжилась.

— Если бы это случилось на первом свидании, то да, убежала бы. Или прокляла. Память стёрла. Но не теперь. В тот момент у меня в голове всё сложилось, и я просто не знала, что делать. Дома подумала, потом нашла доказательства — перебрала газеты. Составила пару таблиц, подумала ещё, и вернулась к тебе. Да, глупо вышло, когда я признавалась тебе в том, что я волшебница…

— Вовсе не глупо. Я оценил.

Он потянул Гермиону к себе. Некоторое время они лежали, обнявшись, пока Люциус не заметил:

— Всё слишком хорошо. Так не бывает.

— Хочешь грандиозный скандал? С битьём посуды?

— Нет. Битьё посуды это по части Тони.

Он потянулся к Гермионе, но та вдруг выдала:

— Я не понимаю! Тони что, не узнал профессора Макгонагалл?

— Смотря сколько ей лет. Он мог выпуститься и не застать её. А потом у них не было поводов познакомиться.

— Надеюсь, ему не придёт в голову всё ей рассказать!..

Люциус поморщился.

— Не могу представить, что Маккошка подменяла Тони в магазине! Интересно, как они вообще встретились.

— Думаю, Тони не врёт. Они встретились где-то здесь. Скорее всего, она искала маглорождённого, чтобы осчастливить.

— Это так происходит? — поинтересовался Люциус. — А к тебе кто приходил?

— Угадай с одного раза. Меня больше удивляет, что профессор Макгонагалл совмещает работу в Хогвартсе и отношения с Тони здесь. Хотя… Она же директор.

— Ну да, — согласился Люциус. — Камином до «Дырявого Котла», а там на метро…

— Или аппарация. Кстати, — она сжала руку Люциуса, — поможешь мне собрать вещи? У меня дома.

— Когда?

— Чем скорее согласишься, тем скорее я перееду к тебе. Как себя чувствуешь?

Люциус осторожно поднялся, отмечая, что это далось ему относительно легко. Даже в глазах не потемнело. Он прошёлся по комнате, убеждаясь, что способен сохранять равновесие, и протянул руку Гермионе.

— Придётся познакомиться с твоим… — он скривился. — Котом.

Гермиона весело засмеялась, встала, обняла Люциуса и через секунду, пролетевшую мимо них яркой полосой, они уже стояли в маленькой комнатке. В окно был виден жилой район без каких-либо достопримечательностей.

— Где мы? — спросил Люциус.

— В Брикстоне.

— Я думал тут поселиться.

— А я смотрела квартиру недалеко от твоей.

— Как думаешь, то, что мы встретились, — судьба? — спросил Люциус.

— Я думаю, что жизнь — это последовательность случайных событий, которые мы пытаемся как-то объяснить и сопоставить.

— А прорицания?

— Лженаука. Ты что, учил эту чепуху?

— У меня были отличные оценки, — с гордостью заявил Люциус.

Гермиона усмехнулась и расположила свою сумочку на полу. Оттуда она вытащила стопку картонных коробок.

— Знаешь, с тех пор, как я живу среди маглов, мне кажется, что чары расширения противоречат законам физики, — прокомментировал Люциус.

— А ты смотри на это шире. И лучше особо не болтай, эти чары экспериментальные. Подруга поделилась разработкой.

— В обмен на твои чудодейственные зелья?

Гермиона кивнула и принялась собирать коробки. На шорох прибежало нечто рыжее и лохматое.

— Косолапус! — прикрикнула Гермиона. — Перестань сейчас же!

Но кот не послушался и забрался в коробку.

— Так вот он какой, — холодно произнёс Люциус.

— Можешь погладить, — предложила Гермиона, взяв сопротивляющегося кота на руки.

— Воздержусь. Кажется, у меня уже чешется нос.

Гермиона отпустила кота.

— Не прикидывайся! Просто скажи, что не любишь кошек!

— Особенно рыжих.

— Ладно, но корзину понесёшь ты. Я боюсь аппарировать вместе с ним.

Косолапус тем временем обнюхал Люциуса и ушёл на свою лежанку, дёрнув при этом задней лапой.

— Что ж, это взаимно, — заключила Гермиона.

На сборы у них ушёл почти весь день.

— Ты же можешь просто приманить всё магией, — вспомнил Люциус, заклеив очередную коробку и отправив её в сумку.

Гермиона выронила одну из книг, которые несла.

— Ты не знала? — искренне удивился он.

Гермиона подошла к нему, взяла за руки.

— Ты что, не понимаешь? Я давно могла собрать всё сама, это заняло бы не больше часа. Но я хотела сделать день переезда особенным для нас. Чтобы ты тоже поучаствовал. Понимаешь?

— Кажется, да…

Но Люциус даже и не приблизился к пониманию. Гермиона, конечно же, догадалась.

— Это что-то вроде ритуала. Сейчас мы соберём вещи, дома разберём их, а потом отметим мой переезд.

— Ясно. Извини, но я бы воспользовался магией. Хотя бы дома. Я не смогу это всё ещё и разобрать.

Гермиона вытащила из кармана палочку и протянула её Люциусу.

— Вперёд. Я серьёзно. Пользуйся.

Тот недоверчиво принял палочку и собрал все оставшиеся книги в коробку.

— Можешь колдовать, но только дома, хорошо?

Люциус посмотрел на Гермиону. Он едва ли мог поверить, что она доверяет ему в таком серьёзном деле, особенно после того, как он подвёл её. Он положил руки ей на плечи, наклонился и нежно поцеловал. Он знал: она понимает, как он соскучился по настоящей магии.

— Прости, что обманывал, — тихо сказал он. — У меня нет оправданий. Я так боялся тебя потерять…

— Я понимаю, почему ты это делал. Просто пообещай, что впредь будешь со мной честен.

И Люциус пообещал без раздумий. Быть честным с ней теперь стало легко.

Совсем скоро они отправились домой. Путь пришлось преодолевать на метро: Гермиона боялась навредить коту аппарацией. Косолапус не особо возражал, когда его запихнули в тесную корзину, и почти не шумел в дороге. Когда они переступили порог квартиры, Люциус поставил корзину на пол и открыл крышку. Кот выбрался оттуда и принялся обходить новую территорию.

— Он у тебя умный, — подметил Люциус.

— У нас, — поправила Гермиона.

Косолапус тем временем нашёл себе любимое место: устроился в кресле и, покрутившись немного, свернулся клубком, спрятав морду под лапой.

— Ты говорила что-то о вине.

— Сначала вещи.

Разбирать кучу коробок даже с помощью магии было задачей не из простых. Одно дело просто доставать и класть вещи на места — надо же ещё эти места найти. Пришлось немного потеснить Люциуса, да и сама Гермиона в процессе отобрала небольшую коробку.

— Сдадим на благотворительность, — пояснила она.

Люциус спорить не стал.

Утром он проснулся от того, что кто-то трогал его лицо. Приоткрыв глаза, он увидел наглую рыжую морду, уставившуюся на него. Он повернул голову — Гермионы рядом не было. Часы показывали половину девятого. Хотя бы работу не проспал.

— Она что, не кормила тебя? — спросил Люциус, почесав кота за ухом. — Пойдём, поглядим.

Он поднялся, на ходу разминая затёкшие конечности, и пошёл за Косолапусом, который целенаправленно двигался к кухне. На столе обнаружился завтрак под чарами и небольшая записка.

«Ты так сладко спал, — писала Гермиона. — Не стала будить. Но поцеловала на прощание, не переживай. Косолапусу не верь: он завтракал. Приятного аппетита! Люблю, твоя Г.

P.S. Ни в коем случае не давай ему бекон!»

Люциус и Косолапус переглянулись.

— Она не узнает, если мы ей не скажем, да, Лапка?

Кот хитро сощурился и облизнулся. Люциус не мог устоять перед ним.

Приближаясь к своей мастерской Люциус издали заприметил расхаживающую у двери женщину. Кажется, это была та клиентка, которая помешала им с Гермионой.

— Мистер Гатри! — чересчур приветливо окликнула она его издалека.

— Мистер Малфой, — поправил её Люциус. — Я просто не успел поменять вывеску.

— Мистер Малфой, — кокетливо протянула женщина. — Как там мой DVD-проигрыватель? Вы обещали в понедельник!

Люциус сдержал вздох. Конечно, он вспомнил и её, и проигрыватель, который не подлежал ремонту: его как будто залили пивом, из-за чего в нём замкнуло всё, что можно и нельзя.

— Я ещё даже не открылся, — сохраняя остатки спокойствия, сказал Люциус. — Пока что можете отыскать квитанцию.

Наконец отворив дверь и пропустив женщину вперёд, он прошагал к своему столу, на котором лежал проигрыватель с запиской.

— Как же так? — наигранно удивилась женщина. — Неужели ничего нельзя сделать?

— Стоило подумать, прежде чем выливать на него пинту пива, — произнёс Люциус.

Она издала невнятный звук, хлопая глазами.

— Если вы на что-то надеялись, мисс Картрайт, я вас расстрою.

— Я не надеялась. Мне сказали! Впрочем, не важно…

Она вздёрнула подбородок, но блеск в глазах выдавал её.

— Здесь какая-то ошибка. У меня есть девушка.

— Девушка! — нервно усмехнулась мисс Картрайт. — Это, конечно, не моё дело, но она вам не то что в дочери, во внучки годится!

Люциус хотел ответить, но уловил краем уха едва слышный скрип.

— О, привет, Люц! Не знал, что ты общаешься со всякими шалашовками! — громче необходимого проорал Долохов.

Мисс Картрайт вздрогнула, обернулась и выбежала за дверь со словами: «На себя посмотри, чтоб ты от сифилиса подох!»

— Бывшая… — развёл руками Тони.

— Какая из? — устало спросил Люциус.

— Ну, до моей точно.

Люциуса от упоминания Макгонагалл передёрнуло.

— Она вчера пыталась против тебя возникать, но я же уже говорил о безотказном средстве. В общем, она согласилась ещё раз встретиться.

Люциус закашлялся и схватился за сердце.

— Как у тебя с твоей Гермионой, кстати?

— Она всё знала.

— Ха! — Тони стукнул ладонью по столу. — Так и знал! Но я тебя не выдавал, если что.

Люциус улыбнулся. Всё-таки Тони, несмотря на чудаковатость и излишнюю грубость, был на редкость верным другом.

— Поможешь поменять вывеску? — спросил он.

Она лежала в подсобке больше недели, потому что Люциус никак не решался на столь радикальные перемены. Вместе с Тони они справились с заменой всего за полчаса. Гермиона этот шаг оценила.

— Теперь, если кто-то упрекнёт меня в том, что я встречаюсь не с тем человеком, буду говорить, что он успешен среди маглов.

— До успехов тут далеко, — признался Люциус. — Доходы падают с каждым месяцем.

— Почему бы тебе не скупать технику? — предложила Гермиона. — А потом перепродавать с наценкой?

Люциус прикинул, сколько ему нужно вложить в это дело, и согласился.

— И, может, начнёшь чинить компьютеры? По-моему, это прибыльно.

Люциус внимательно посмотрел на Гермиону: она так легко предлагала решения, до которых он сам не мог додуматься много месяцев…

— Что бы я без тебя делал? — спросил он.

— Брось, это же простые идеи… — смущённо ответила она.

— Не преуменьшай.

Гермиона ничего не ответила. Она достала из сумки блокнот — Люциус наконец-то углядел на обложке изображение кота, — пролистала его до нужного места и вырвала страницу, на месте которой из крошечных обрывков у корешка тут же принялся расти новый чистый лист.

— Никогда раньше таких не видел. Где взяла?

— Подарили, — загадочно ответила Гермиона.

— Не хочешь — не говори.

Гермиона вздохнула, спрятала блокнот обратно в сумку и посмотрела на Люциуса.

— Да ты же захочешь его сжечь, если я скажу!

— Неужели Снейп? — подозрительно спросил Люциус.

— Что ты имеешь против него? Возьми, — она протянула ему листок. — Список покупок. Я сегодня задержусь. А блокнот профессор Снейп подарил мне на прошлый день рождения. Я наложила чары.

Люциус неожиданно для самого себя засмеялся. Вряд ли он мог себе представить, что Снейп способен на подобные поступки. В какой-то степени он испытал облегчение.

— Я уже говорил, что восхищён твоими талантами? — спросил он, поглаживая её предплечья.

— Не помню. Можешь повторить на всякий случай.

Люциус наклонился и прошептал ей на ухо:

— Я восхищён тобой, Гермиона.

И тут же поцеловал. Но не успели они насладиться друг другом, как услышали скрип двери и детский возглас: «Ой, извините!» — Люциус вспомнил, что они забыли запереть дверь. Они с Гермионой отстранились друг от друга, переглянулись.

— Здравствуй, Энди, — строго произнёс Люциус. — Надеюсь, ты не пренебрёг сегодня уроком математики.

— Нет! Литературу отменили, учитель заболел.

Люциус улыбнулся, коснулся руки Гермионы.

— Дорогая, это Энди. Он волшебник. Энди, это мисс Грейнджер, моя девушка. Тоже волшебница.

— Круто! — воскликнул тот. — Очень приятно, мисс Грейнджер!

— Просто Гермиона, — немного смущённо ответила она. — Мне тоже очень приятно. Мы, кажется, уже однажды виделись.

Люциус вкратце рассказал ей удивительную историю знакомства с юным волшебником. В то же время он попросил Энди называть его мистером Малфоем и никак иначе.

— Папа расстроится, если узнает, — доложил тот. — Скажет, опять его обманули.

— Твой папа знает. Просто он умеет хранить секреты.

Гермиона взглянула на часы, поднялась.

— Это всё просто замечательно, но мне пора на работу.

Она поцеловала Люциуса и напоследок спросила:

— Что, если Энди и его папа завтра придут к нам на ужин? Ты же не против, Люциус?

Конечно Люциус был не против, о чём тут же сообщил. Гермиона попрощалась с ними обоими, погладила Энди по голове, на что тот не выказал недовольства, и убежала. Энди, впрочем, тоже не задержался у Люциуса надолго: он спешил поскорее обрадовать отца.

Люциус занялся делом: взялся за один трудный ремонт телевизора, но ближе к концу рабочего дня дверь как-то особо тревожно скрипнула. Его обыденное приветствие слилось с чужим сдавленным вскриком.

— Люциус?

Женщина вихрем подлетела к поднявшемуся с места Люциусу и впечаталась в него всем телом.

— Нарцисса, что ты тут делаешь? — как можно более ненавязчиво поинтересовался он, пытаясь высвободиться из её хватки.

Та отпустила его, но тут же принялась судорожно ощупывать.

— Так изменился! Люциус, если бы не вывеска, я бы тебя не узнала!

— Как ты вообще меня нашла?

— Бороду отрастил… Зачем ты бороду отрастил?

Люциус вздохнул и закатил глаза: Нарциссу теперь не остановить.

— А с меня надзор вот только-только сняли, — щебетала она. — Я к тебе сразу.

Она ещё попричитала о том, как же изменился Люциус, и в конце концов поцеловала. Он почувствовал нарастающее желание оттолкнуть её и дать пощёчину, чтобы перестала вести себя как наивная дура. Но он терпел, не отвечая на поцелуй, не шевелясь, пока она сама не отстранилась.

— Что с тобой, Люциус? — спросила она расстроенно.

— Ты развелась со мной.

— Развелась… Да, мне пришлось!

Она вцепилась в его плечи, заглянула в глаза.

— Люциус, меня вынудили развестись! Иначе я не знаю, что со мной было бы, как ты не понимаешь!

Она всхлипнула и больно ударила его в грудь.

— Директор Макгонагалл сегодня утром сказала, что знает, где ты. Я сразу же помчалась к тебе! Я жила ожиданием нашей встречи!

Люциус внимательно осмотрел её от светлых волос до чересчур старомодной одежды в явно шотландскую клетку и пары старых туфель — их Люциус помнил; Нарцисса купила их незадолго до войны.

— Одеждой тебя тоже профессор обеспечила? — беззлобно заметил он.

— Конечно, ну не ходить же мне среди простецов в мантии!

Она нервно рассмеялась.

— Как Драко? — спросил Люциус.

Нарцисса тут же замолкла и изменилась в лице. Буквально за секунду она помрачнела и будто состарилась на десяток лет.

— О, Люциус, — она захлебнулась в рыданиях, — наш сын… Наш Драко…

— Что с ним?

— Наш мальчик нас покинул!

Люциус схватил её за плечи и встряхнул, не в силах совладать с собой. В глазах у него потемнело от осознаваемого ужаса. Не таких новостей он ждал…

— Покинул? Как ты это допустила?!

— А что я могла? Что? Он просто взял и уехал!

Люциус выдохнул и отпустил её, подтолкнув к стулу.

— Сядь. Налью тебе воды.

Он принёс ей из подсобки чашку, в которую плеснул воды из-под крана. Нарцисса сделала всего пару глотков.

— Когда тебя изгнали, а нас с Драко буквально вышвырнули на улицу, я пыталась бороться. У меня было немного денег на чёрный день, нас они спасли, но этого не хватало.

— Можно короче? — попросил Люциус.

— Какой же ты нетерпеливый! Я несколько раз подавала прошение о пересмотре наших дел, они ведь не имели права отнимать средства.

— При чём здесь Драко?

— При том, что его тяготило всё это. Однажды он заявил, что это из-за тебя мы оказались в таком незавидном положении. Слово за слово, мы поругались, он обвинил нас с тобой во всех грехах, а потом исчез. Оставил записку, чтобы его не искали…

— Ты пыталась?

— Он не отвечает на письма. Совы долго не возвращаются, значит, он очень далеко.

Люциус прислонился плечом к стене, чувствуя, как силы его покидают. Нарцисса поднялась, взяла его под руку, помогла сесть.

— Мне всё-таки удалось вернуть большую часть денег.

— Да что мне эти деньги, — отозвался Люциус, взял чашку и залпом проглотил содержимое.

— В поместье открыли приют.

Вода пошла не в то горло, и Люциус закашлялся.

— Не переживай, — успокоила его Нарцисса, похлопывая по спине, — они практически ничего не меняли, только сделали ремонт.

— А павлины?

— С ними всё хорошо. Дети от них в восторге. Я бываю там, чаще летом. Занимаюсь садом. Твои павлины по-прежнему портят клумбы.

Люциус улыбнулся, вспоминая довоенные годы. Тогда они с Нарциссой часто ругались из-за этого.

— Ты работаешь в приюте? — спросил он.

— Нет, только подрабатываю, чем ты слушаешь. Работаю в школе, спасибо директору Макгонагалл. Там же и живу. А ты чем занимаешься?

— Технику ремонтирую, как видишь. — Он обвёл рукой помещение.

— Я знала, что ты не пропадёшь.

— Это не моя заслуга. И не твоя тем более.

— Но я же пыталась помочь!

— Твоей помощи мне хватило на месяц, и если бы не помощь хороших людей, я бы умер в подворотне. О какой помощи ты говоришь? О паре тысяч фунтов?

— Это было всё, что я могла тебе дать, — обиженно ответила Нарцисса.

— Чего ты хочешь сейчас? Помочь мне ещё парой тысяч? Спасибо, не надо!

— Я думала, ты ждёшь меня.

— Жду?! — вспыхнул Люциус. — Два года! Ни одного письма, кроме конверта с деньгами! Как я должен был понять? Ты развелась со мной! Я должен был догадаться, что это фиктивный развод? Почему ты мне ни разу не написала?

— Да потому! — крикнула она. — Потому, что мне нельзя было отправлять тебе письма! За то, что я помогла тебе, мне продлили надзор на три месяца! Ты ужасно неблагодарный!

— Чего ты хочешь? Я должен расцеловать тебя? Отвести в свою квартиру, снова жениться? Ты отказалась быть со мной, когда меня изгнали, а теперь заявляешься как ни в чём не бывало! Поздно!

— Ты кого-то нашёл, — поняла Нарцисса. — С этого и стоило начать. Она… из простецов, да? Впрочем, ничего не хочу знать! Я отправлю тебе все деньги совой. Ничего мне от тебя не надо!

Люциус не стал спорить — пусть делает, что хочет. Нарцисса тем временем направилась к выходу и у самой двери, не оборачиваясь, произнесла:

— Я не хотела мешать тебе. Вдвоём нам было бы намного тяжелее.

И она ушла. В тот день Люциус закрылся на полчаса раньше, потому что больше не мог ни на чём сосредоточиться. Одеваясь, он случайно разбил ту чашку, задёв её рукавом.

Правда, домой он пришёл даже позже Гермионы, потому что несколько часов слонялся по супермаркету, глядя сквозь список. Он думал о всей этой ситуации. Пытался вспомнить, ждал ли этой встречи на самом деле. Возможно, только первое время. В любом случае о Нарциссе он совсем перестал думать с появлением Гермионы в его жизни, лишь иногда сравнивая их. Больше его волновало то, что он скорее всего никогда не увидится с сыном.

Вернувшись домой, увидев её, взволнованную, он поставил пакеты на пол и притянул Гермиону к себе. Он больше не мог и не хотел врать ей.

— Нарцисса заходила.

— Мисс Блэк? — переспросила Гермиона. — Что она хотела?

— Я так и не понял, что конкретно. Мисс Блэк, значит?

— Она преподавала у меня зельеварение.

— Не говори, что вернулась в школу после войны.

— Не скажу. — Гермиона хихикнула. — Вообще-то, благодаря ей я серьёзно заинтересовалась этим предметом.

Люциус погладил её по спине.

— Она говорила о деньгах. Я спросил про Драко.

— О, я знаю, что он уехал, — сказала она, отстранившись. — Конечно, он не мог бы сделать этого без разрешения. Хочешь, я поспрашиваю у знакомых из Министерства?

— Было бы замечательно.

— Раздевайся и пойдём ужинать. Приготовила, что смогла.

Вкусная еда в компании любимой женщины помогла Люциусу успокоиться и расслабиться. За ужином он чуть подробнее рассказал о визите Нарциссы, а также узнал кое-что новое.

— Поначалу мисс Блэк очень тяжело осваивалась в школе, я как староста помогала ей с дисциплиной. А перед Рождеством застала её всю в слезах. Оказалось, ей поставили условие — или развод, или пожизненный надзор. Угадай, что я ей посоветовала сделать.

— Как дальновидно! — усмехнулся Люциус.

— Ну, если бы она этого не сделала, вы бы вообще не увиделись. Возможно, она даже лишилась бы работы в Хогвартсе. Впрочем, мы о тебе с тех пор не говорили. Зато я помогла ей помириться с сестрой. Так что мы иногда видимся, и мне теперь будет очень стыдно.

— За что?

— Я же по сути увела тебя из семьи.

Люциус отложил столовые приборы и потянулся через стол, чтобы взять Гермиону за руку.

— Не говори глупостей. Ты не могла знать.

Гермиона посмотрела на него и улыбнулась.

— Спасибо. Кстати, что я точно знаю, так это то, что ты дал Косолапусу бекон.

Больше они о Нарциссе не говорили. Та дала о себе знать на следующий день. Во время ужина с Патриком и Энди чрезвычайно наглая сова чуть не разбила окно, а потом и вовсе обгадила пол на пути к столу. Увесистый свёрток она бросила прямо Люциусу в тарелку, на прощание укусила за палец и улетела, утащив со стола большой кусок куриной грудки.

— Привет от бывшей жены, — с натянутой улыбкой пояснил Люциус. — Вот так, Энди, волшебники обмениваются письмами. Но обычно совы ведут себя повежливее.

— Здорово! А я так смогу?

— Конечно, — вместо Люциуса ответила Гермиона. — Будешь писать папе. В школе есть совятня. Там живут не только личные совы учеников, но и школьные. У меня, например, не было совы. Зато с Косолапусом ты уже познакомился. А ты кого бы хотел себе?

— Конечно, сову! Совы классные! — ответил Энди бескомпромиссно.

Патрик, всё это время задумчивый, отмер и разулыбался, погладил сына по голове и сказал:

— Ты ещё передумаешь. До сентября почти год.

Перед уходом Энди под присмотром Гермионы поиграл с Косолапусом, а Патрик отозвал Люциуса в сторонку поговорить.

— Слушай, мне нужен совет.

— По поводу Энди?

— Нет. — Патрик особенно загадочно улыбнулся. — Я, кажется, женщину встретил.

— Женщину? — недоверчиво переспросил Люциус, прищурившись.

— Ну да, только она мне телефон не оставила. Но она кое-что забыла у меня в гараже.

— Так ты подожди, пока у неё ещё что-нибудь сломается.

— Она не клиентка. Я её на улице встретил.

— Будь я женщиной, я бы навсегда забыл о той вещи! — пошутил Люциус. — Додумался, привёл в гараж!

— Там долго рассказывать, не важно. Что делать, если она вернётся?

Патрик выглядел так растерянно, будто никогда до этого не видел женщин.

— Будь честен, — посоветовал Люциус. — Придёт — скажи прямо, что она тебе понравилась и ты хотел бы познакомиться поближе.

Патрик повторил всё вслух, чтобы запомнить, и тут же признался:

— Я так давно ни с кем не встречался… Последний раз меня Дилан… О, кстати, я вчера к тебе зайти хотел! Забыл совсем, из головы вылетело!

Люциус напрягся.

— Его кто-то отметелил так, что до больницы дошло. Ничего не помнит.

— Не понимаю, при чём здесь я?

Патрик пожал плечами, выглядя очень растерянно.

— Он спрашивал про тебя… Ладно, забудь. К чёрту Дилана.

С этим утверждением Люциус мог согласиться на сто процентов. Впрочем, ему было интересно, кто же исполнил его желание. Неужели Уизли обманул их?

— Он точно ничего не помнит? — осторожно поинтересовался он.

— По нулям. Говорит, что как проснулся — пустота. Да и плевать. Я ему говорил — доиграешься со своими долгами. Доигрался.

Они оба замолчали, наблюдая за тем, как Энди гладит довольно мурчащего кота.

— Скоро Энди поступит в Хогвартс, — сказал Люциус. — Пора тебе вспоминать о личной жизни.

— Я не виню его. Просто никого не хотел видеть рядом. Да и девушки обычно теряют интерес, когда узнают об Энди. А эта женщина… Когда я упомянул Энди, она заплакала. И сказала, что я, наверное, замечательный отец. Знаешь, я думаю, она прекрасна.

— Кто прекрасна? — вдруг спросил Энди.

Патрик покраснел, осознав, что сказал это громче положенного.

— Твой папа говорит о куриной грудке, — попытался выгородить его Люциус.

— По-моему, она просто вкусная, — сказал Энди как ни в чём не бывало.

Гермиона хитро посмотрела в сторону Люциуса и Патрика.

— Нам пора, — сказал последний.

Оставшись вдвоём, Люциус и Гермиона убрались, помыли посуду и устроились на диване, чтобы посмотреть телевизор. Косолапус последовал их примеру и свернулся в кресле.

— Кажется, он освоился, — заключила Гермиона. — О чём говорил с Патриком?

— Он кого-то встретил.

— Это хорошо. Он симпатичный, хотя и пахнет бензином.

С этим Люциус поспорить не мог. Хотя он не оценил бы его внешность в полной мере, у Патрика хотя бы не было выраженных внешних уродств и в целом он выглядел неплохо, лет на тридцать пять.

— Ты дал ему номер?

— Домашний и рабочий.

— Надеюсь, у него всё будет хорошо. Энди нужна мать.

Люциус хмыкнул и притянул Гермиону к себе, чтобы она положила голову ему на плечо: ему особенно нравилось сидеть с ней так.

Больше до конца недели не случалось ничего из ряда вон выходящего. Гермиона, как и обещала, узнала о Драко: тот теперь находился под надзором в Америке, где за ним следили ещё строже, чем на родине. Зато он вроде бы устроился на работу.

Люциуса это не особо радовало. Он по-прежнему грустил из-за разлуки с сыном, в то же время осознавая свою вину в ней. Гермиона понимала и пыталась поддержать. Немного обнадёжил и мистер Гатри, который заглянул к Люциусу в пятницу. Как оказалось, он с женой целую неделю провёл в Бостоне, где жила их младшая дочь, ровесница Люциуса. Мистер Гатри принёс много фотографий — обычных, магловских.

— Не люблю я колдографии, — объяснил он. — Не оставляют простора для фантазии.

Люциус же счёл момент подходящим для того, чтобы поделиться планом реорганизации мастерской.

— Ни за что не связывайся с подержанным товаром! — отрезал мистер Гатри. — Проблем себе наживёшь!

— Что в этом плохого? — удивился Люциус. — Я видел здесь недалеко ломбард.

— Можешь сразу написать на вывеске: «Скупка краденого». Огромными красными буквами! Серьёзно, Люциус, я бы не был против…

— Начнём с того, что вы продали мне мастерскую.

— И закончим тем, что ты до сих пор не расплатился! Можешь ремонтировать всё, что тебе по плечу, но ради всего святого, не связывайся со скупкой техники!

Люциус почему-то очень сильно разозлился.

— Я могу расплатиться с вами хоть сейчас, — сквозь зубы проговорил он.

Мистер Гатри шокированно посмотрел на него, сгрёб со стола фотографии и поднялся.

— Посмотрим, как ты запоёшь после первого допроса, мальчишка! Ты же откажешься отстёгивать полиции! Делай как хочешь и потом не жалуйся!

Вдруг Люциус всё понял.

— Вы?..

— Открывал скупку техники. Деньги мне никто не вернул. Допрашивали, будто я сам лично воровал. Это унизительно.

— Простите меня.

И Люциус рассказал об идеях Гермионы, о том, что она на самом деле очень умна, просто, наверное, не знала, как тут всё устроено.

— Кстати, то был последний раз, когда я прислушался к советам Мэг, — сказал мистер Гатри. — А твоя Гермиона — это случайно не та милая девочка? Ты ещё говорил, что ничего не выйдет.

Люциус смущённо улыбнулся и поделился их историей. Мистер Гатри в свою очередь рассказал об Америке, в частности о Бостоне, о своих внуках, самому младшему из которых недавно исполнилось десять лет.

— Между прочим, — неожиданно сказал мистер Гатри, — молодой человек из транспортного отдела напомнил мне тебя.

Люциус оживился.

— У него и фамилия такая же. Конечно, я спросил, кто его отец. — Он усмехнулся. — Угадай, что он ответил.

— Что у него нет отца? — с горечью спросил Люциус.

Мистер Гатри положил руку ему на плечо и сжал.

— Я попытался рассказать о тебе, но разве этих мальчишек заставишь слушать! Зато я получил порт-ключ быстрее! Не переживай, подрастёт — поймёт.

Хотел бы Люциус верить в это. Примирения с Драко он готов был ждать хоть всю жизнь.

Он мог проговорить с мистером Гатри хоть весь день, но того хватилась жена.

— Клиффорд! — строго протянула она с порога. — Вот никак тебя от этой мастерской не отлучить!

Она тут же посмотрела на Люциуса и заметно смягчилась.

— Здравствуй, дорогой, как поживаешь?

После короткого обмена любезностями мистер Гатри развёл руками и собрался уходить. Миссис Гатри, маленькая, но очень активная старушка, выглядела на фоне мужа ещё меньше, чем на самом деле. Но Люциус подозревал, что её нисколько это не смущает: не ей ведь нужно наклоняться — а именно это пришлось сделать мистеру Гатри, чтобы дотянуться губами до её щеки.

— С тобой весь день потом не разогнёшься! — проворчал он, оставляя ещё один поцелуй на её седой макушке.

Люциус задумался: доживут ли они с Гермионой до столь преклонных лет и смогут ли пронести сквозь года чувства? Пока он думал, миссис Гатри уже утащила мужа куда-то — кажется, они говорили про кино… До сих пор ходят на свидания. А ведь Люциус с Гермионой так никуда и не выбирались с самого её дня рождения! Конечно же он озвучил эту мысль вечером. Точнее, предложил сходить в ресторан или в кино.

— Поесть мы и дома можем, — ответила Гермиона с некоторым недоумением. — Мы и кино можем дома посмотреть.

— Но неужели тебе не хочется романтики? Цветов? — возразил Люциус. — Я думал, женщины любят такое.

— А разве смотреть вместе телевизор не романтично? Хорошо, я хочу романтическую прогулку.

— Завтра? — уточнил Люциус.

В субботу они, несмотря на не очень благоприятную погоду, выбрались из дома. Люциус никогда раньше не исследовал район и почти не знал его, за исключением нескольких адресов. Их поиски увенчались успехом — уже вскоре они прогуливались по небольшому, но красивому парку недалеко от дома. Если присмотреться, можно было заметить белочек, которых не распугал небольшой дождь. Гермиона достала из кармана бумажный пакет, полный орешков.

— Подготовилась? — с нежной улыбкой спросил Люциус.

— Конечно! — деловито заявила Гермиона, уже присевшая на корточки и протянувшая ладонь вперёд.

К ней тут же подбежала шустрая белочка, схватила орешек и тут же юркнула за дерево. Люциус не смог сдержать смеха.

— Они такие смешные, — пояснил он. — Когда я был маленьким, я любил кормить белок. Они жили у нас в саду.

— Надеюсь, дальше не будет ничего, вроде «а потом отец их извёл»? — недоверчиво спросила Гермиона, смотря на то, как ещё один зверёк, опасливо принюхиваясь, приближается к ладони, чтобы цапнуть самый большой и вкусный орех.

Люциус опустился рядом, взял горстку орехов.

— Нет, — ответил он. — Садом у нас всегда занимались женщины. Тогда — моя мать. Отец к нему даже и не приближался. Он не был ценителем прекрасного.

— Кстати, о поместье.

— Знаю. Нарцисса сказала. — Он помолчал, некоторое время наблюдая за белками, и добавил: — Я рад, что всё так обернулось. Теперь рад.

— Ты так и не смотрел, что в посылке?

— Посмотрим вместе, — предложил Люциус.

Тем же вечером они распаковали увесистый свёрток и ахнули от количества пачек купюр, обнаружившихся внутри. Разумеется, Гермиона пересчитала их с помощью магии: вышло без малого десять миллионов фунтов стерлингов. Она тут же рассчитала, сколько это будет в галлеонах, чтобы Люциус мог сопоставить цифры и обнаружить, что они не совпали примерно на треть.

— Мы же не оставим всё себе? — уточнила Гермиона. — Нужно вернуть часть мисс Блэк.

— Не возьмёт.

— Это сейчас она так говорит.

— Я её лучше знаю, не возьмёт.

— Тогда пока что спрячем их магией, а потом решим, что делать.

— Я думаю, как минимум четверть можно сразу положить под проценты. Ещё я бы купил ценных бумаг и…

— Никакой игры на бирже, Люциус! — сурово произнесла Гермиона.

Возражать он не собирался, как и беспрекословно следовать её приказам. Он всё же очень хорошо разбирался в финансовых вопросах. Стоило только убедить в этом Гермиону.

Воскресенье вместо отдыха преподнесло неприятные сюрпризы. Первый настиг Люциуса при пробуждении, когда он, как обычно, сквозь сон почувствовал запах овсянки. Косолапус уже по обыкновению устроился у него на груди, но именно в этот день среди рыжей шерсти на наглой морде виднелось нечто серое.

Нечто серое, которое к тому же вяло трепыхалось.

К своему стыду, Люциус с криком сбросил кота на пол, отчего мышь выпала у того изо рта и шмыгнула в сторону кровати. Люциус закричал ещё громче и потянул на себя одеяло. На крик прибежала Гермиона с ложкой в руке. Не успела она сказать ни слова, как мышь выскочила из-под кровати, убегая от Косолапуса.

— Убери её! — кричал Люциус. — Убери, Мерлина ради, Господи!

Гермиона спокойно подошла к кровати, взяла с тумбочки свою палочку и оглушила мышь, которая не успела добежать до выхода из комнаты.

— Ты что, мышей боишься? — удивилась Гермиона.

— А то не видно, — огрызнулся Люциус.

Косолапус тем временем потрогал мышь лапой, немного покатал её по полу, схватил в зубы и вразвалочку направился к Люциусу.

— Убери это! Фу!

— Он тебе завтрак в постель принёс, а ты… — пошутила Гермиона.

— Скажи ему, чтобы больше так не делал! — потребовал Люциус. — Я чуть не умер!

— Слышал, Косолапус? Ты чуть не убил Люциуса! — шутливо пожурила она кота. — Ну ладно, не дуйся, милый, пойдём завтракать, — сказала она уже Люциусу.

Но тот потянул её к себе за руку.

— Надеюсь, ты выключила газ, — хитро сказал он, прежде чем поцеловать.

Следующие полчаса им было не до завтрака и уж точно не до Косолапуса, который отнёс мышь на кухню и положил рядом со столом, видимо, решив, что раз человек его хозяйки не хочет принимать пищу в спальне, то не откажется от подношения в отведённом месте. Конечно, Люциус не остался равнодушным: он пригрозил Лапке, что перестанет тайком от Гермионы делиться с ним беконом и наливать молоко в мисочку.

К вечеру, когда Люциус и Гермиона собирались заказать пиццу и посмотреть пару фильмов на видеокассетах, их потревожил сначала прерывистый звонок, а после стук в дверь. Открыв, Люциус увидел Долохова: тот обнимался с косяком, чтобы не упасть. В руке он сжимал бутылку водки.

— Я это… — он икнул и весь содрогнулся, громко сглотнув. — Меня это…

Он повалился на Люциуса без чувств.

Люциус тяжело вздохнул, отчего в груди закололо сильнее, чем прежде. Он пробежал почти полмили, петляя переулками, чтобы не попасться никому на глаза. В голове с трудом укладывалось только что увиденное: так вот, кого хотел впечатлить Патрик! Жаль, что Гермиона вернётся утром воскресенья: её совет пригодился бы Люциусу. С Тони разговаривать не хотелось совсем — он скорее позлорадствует, чем посочувствует. Пора бы прогнать его уже…

Конечно же Люциус и Гермиона так и не добились от Тони внятного ответа в тот же вечер. С большим трудом и не без помощи магии они уложили его на диван, предусмотрительно отобрав бутылку. Долохов повозмущался, напугав при этом Косолапуса, мирно отдыхавшего в своём кресле, но вскоре уснул. Люциус и Гермиона отправились в спальню.

— Давно его таким не видел.

— Может, что-то случилось?

— Разве что Маккошка его бросила. Но тогда он слишком… трезвый.

— Узнаем завтра. Спокойной ночи.

Она быстро переоделась и забралась под одеяло. Люциус тем временем стоял, держа футболку в руках.

— Ложишься? — спросила Гермиона.

— Чёртов Тони, чтоб его кентавры затоптали! — выругался Люциус.

Он наконец-то надел футболку, лёг в постель, притянул Гермиону поближе и прижал к себе.

— Нет, Люциус. Ты же понимаешь. И насчёт кентавров: я знаю одного.

— Быть не может! Кентавры не жалуют людей.

— Ну, честно сказать, Флоренца свои-то не очень жалуют. За общение с людьми. И за преподавание в Хогвартсе.

— Неужели? И что же он преподавал?

— Прорицания. Ты должен знать. Драко не рассказывал?

Он задумался: ничего подобного не слышал. Скорее всего, кентавр заступил на должность, когда Люциус отбывал наказание в Азкабане, не получая почти никаких вестей со свободы.

— Удивительно, — только и сказала Гермиона.

Люциус не стал спорить: его начало клонить в сон. Он почти полностью провалился в него, когда она вдруг спросила:

— Спишь?

Он что-то промычал, всё ещё будучи сонным. Гермиона потянула его за руку.

— А? Что? — встрепенулся он.

— Я вспомнила кое-что. Профессор Макгонагалл недавно просила у меня одно зелье.

— Какое зелье?

Гермиона затихла, будто стыдилась ответа. Люциус снова начал засыпать, когда услышал:

— Зелье для прерывания беременности.

Её голос звучал холодно и безжизненно, что заставило насторожиться.

— А ты? Дала?

— Нет, — ответила Гермиона. — Оно не продаётся в аптеках, мы поставляем его в Мунго и больше никуда. Каждый экземпляр на счету. Да и не советовала бы я его вообще.

— Подожди, то есть Маккошка ждёт ребёнка от Тони? Ей же под семьдесят, какие дети?

— Я не знаю! Она не уточнила, что это для неё. Почему ты удивлён? Неужели волшебники стали рано стареть?

— Привык к маглам, которые не могут завести детей после пятидесяти.

Гермиона тихо засмеялась, но вдруг замолкла, повернулась к Люциусу и сказала:

— Пообещай, что не будешь злиться.

— На что? — спросил он, но, столкнувшись с её взглядом исподлобья, сдался: — Хорошо-хорошо, обещаю.

— Я испытывала это зелье на себе.

Он приподнялся, внимательно глядя на Гермиону — что она хочет сказать?

— У нас, скорее всего, не будет детей.

Люциус замер, ощущая разлившийся по всему телу холод: он ведь ещё не успел об этом подумать, а у них, оказывается, уже отняли даже призрачный шанс стать родителями. В то же время ему до ужаса стало обидно за Гермиону — так рисковать своим здоровьем и будущим из-за работы!

— Когда? — только и смог выдавить он.

— Год назад. Я только начинала работать в лаборатории, да и сама лаборатория состояла из нас с профессором. У нас не было контрольной группы, не было покупателей, в нас почти никто не верил. Мы просто варили зелья, как два сумасшедших учёных. А в тот день всё просто совпало…

Она вздохнула. Люциус нашёл её ладонь, сжал в своей.

— Всё совпало, потому что я считала, что для детей слишком рано, что карьера важнее. Рон, конечно, так не считал.

— Я тоже не считаю, — осторожно произнёс Люциус. — Я считаю, что карьера, которая наносит вред, — не то, за что стоит держаться.

— Я больше ничего не испытываю на себе. Как бы то ни было, а мой случай помог нам добиться формирования контрольной группы на базе Мунго, потому что многие зелья… Они опасны для домашнего использования. Сначала всё шло нормально, но на третий день мне резко стало плохо.

— Можешь не рассказывать, если не хочешь.

— Инфекция. — Голос Гермионы сорвался, она шмыгнула носом. — Это зелье… Каждый день я думаю, как всё исправить. Ничего.

Люциус поцеловал её в лоб, обнял покрепче.

— Всё получится, — уверенно сказал он. — Даже если нет, мы всегда будем друг у друга.

— Спасибо, Люциус. Прости, что думала о тебе плохо.

Гермиона сама начала долгий поцелуй. Люциус, воодушевлённый её инициативностью, осторожно провёл рукой по груди, животу, подцепил край пижамной футболки, задрал повыше. Гермиона не возражала, когда он склонился над её грудью, чтобы оставить на ней россыпь нежных поцелуев. Он сразу же ощутил её пальцы в своих волосах и опустился ещё ниже, умиляясь тому, как подрагивал её живот под губами. В прошлый раз он преследовал иные цели — хотел удивить Гермиону, расположить к себе. Сейчас же он стремился показать ей, насколько сильно любит. Люциус снял с неё штаны и нижнее бельё, расцеловал оголившиеся бёдра и наконец провёл языком снизу вверх.

Люциус, к своему стыду, был слаб в женской анатомии. Брак с Нарциссой не предполагал сексуального разнообразия — обходились классическими удовольствиями. После изгнания у Люциуса не было повода расширять кругозор. Он подозревал о своей зашоренности в плане секса. Конечно, он, как и любой обычный мужчина, знал, что у женщин есть половые ограны, но на этом его знания заканчивались. С Нарциссой Люциус пробовал оральный секс в первые годы брака, ещё до рождения сына. Она кричала и извивалась, чем не на шутку перепугала Люциуса: он подумал, что сделал ей больно. Она всегда казалась ему слишком громкой, и он не мог не сравнивать.

Тихие стоны и вздохи Гермионы казались ему прекрасной мелодией. Он прислушивался к ней, стараясь подстроиться, чтобы доставить как можно больше удовольствия. Но Гермиона вдруг с силой надавила на его голову.

— Что-то не так? — обеспокоенно спросил Люциус.

— Я не смогу… Слишком хорошо.

Люциус приподнялся, дотянулся до палочки, набросил на комнату заглушающее заклятие, но Гермиона не позволила ему продолжить, упёршись руками в его грудь.

— А вдруг он зайдёт!

— Я его убью, — хладнокровно пообещал Люциус. — Мне плевать на его личную драму. Он в гостях, а не у себя дома.

— Может, всё-таки повесим крючок на дверь?

— Обязательно. А сейчас позволь мне довести дело до конца, — мягко сказал он, поглаживая её по щеке.

Гермиона опустила руки, сдаваясь. Им повезло: Долохов поднялся только под утро, погремел чем-то на кухне, в туалете и больше не шумел. Хоть Люциус и понимал, что Тони не представляет для них опасности, всё равно во сне крепко обнимал Гермиону и даже встал с утра вместе с ней.

Пока Гермиона готовила завтрак, Люциус покормил Косолапуса и накрыл на стол.

— Ты же только поел! — укоризненно заметила Гермиона, когда кот потянулся лапами на стол.

Люциус улыбнулся и незаметно бросил на пол кусочек варёного яйца. Всё прошло бы удачно, но Косолапус сам себя выдал.

— Я не виноват, что он так громко чавкает!

— Прекрати подкармливать его! — потребовала Гермиона.

— Но он же просит, — попытался оправдаться Люциус.

— У него нормальный сбалансированный рацион. Он склонен к ожирению, — да, Косолапус, к ожирению, и не надо на меня фыркать! — ему прописали диету. И в эту диету не входят подачки со стола, тем более бекон, Люциус!

— Хорошо, — согласился он. — Больше не будем, правда, Лапка?

Но тот хрипло мяукнул, тряхнул лапой и ушёл.

— Довольна? Он считает меня предателем.

— Кажется, ты не любил кошек, — напомнила Гермиона.

— Поддался очарованию.

Люциус уткнулся в тарелку, но Гермиона вдруг серьёзно произнесла:

— И тебе стоит обследоваться. И, скорее всего, исключить из рациона бекон.

— С чего вдруг? — опешил Люциус, не успев прожевать еду.

— Думаю, у тебя проблемы с сердцем. О Мунго речи не идёт, но если у тебя будет диагноз из магловской клиники, я смогу правильно подобрать зелья. Надеюсь, у тебя есть страховка, чтобы не ждать приёма до следующего года.

— Конечно есть. Знаешь, сколько я за неё плачу?

— Замечательно. Запишись, пожалуйста, на приём к терапевту — он даст тебе нужные направления.

— Я всё ещё не вижу в этом необходимости.

— А я вижу. Я не хочу, чтобы тебе вдруг стало плохо! Не хочу тебя потерять!

Люциус отложил вилку, поднялся.

— Иди сюда, иди ко мне.

Гермиона неуверенно встала, и он заключил её в объятия.

— Я схожу к врачу, раз это так важно для тебя.

— Это очень важно, Люциус.

— Хорошо. Я уже говорил, что обожаю твои волосы?

Гермиона хихикнула и крепче прижалась к нему.

— Пообедаешь сам? Я сегодня целый день в Мунго с контрольной группой.

Когда она ушла, Люциус попытался растолкать Тони, чтобы отправить на работу, но тот отмахнулся, сказав, что взял отпуск за два года работы.

День проходил как обычно. Люциус получил на почте несколько новых журналов о компьютерной технике. Чтению он старался уделять по крайней мере пару часов в день. Компьютеры он находил крайне занимательными, но до сих пор не решался к ним приблизиться. Совет Гермионы подтолкнул его к изучению этой новой перспективной области. Чуть позже он позвонил в клинику, записался на приём и занялся своей обычной работой.

Через некоторое время дверь отворилась и Люциус отвлёкся, чтобы взглянуть на посетителя, который отличался от прочих.

Люциус совершенно не стыдился, что не знал званий полицейских, наоборот, в некоторой степени гордился этим, ведь это значило, что он и вправду начал новую жизнь без проблем с законом. Нет, конечно же, в случае чего он попытался бы подкупить представителя закона, как в старые времена, несмотря на то, что теперь создавал иное впечатление. Он слегка напрягся, безуспешно пытаясь сообразить, что от него может понадобиться полицейскому.

— Доброе утро, — осторожно поздоровался Люциус, стараясь не звучать слишком заискивающе.

— Привет, — кивнул тот. — Я тут рацию уронил. Посмотришь? Мне тебя очень советовали.

Полицейский положил перед ним пластмассовую коробочку с небольшой антенной. Люциус поднял её, повертел в руках, оценивая повреждения, и взялся за отвёртку. Он и раньше сталкивался с такими поломками: от удара у устройств часто что-то отваливалось внутри. Обычно это решалось пайкой. Так же и в этом случае: Люциус справился с ремонтом за пару минут, из которых половину рация остывала после температурного воздействия.

— Спасибо, выручил, — довольно протянул полицейский.

Люциус нашёл в себе смелость взглянуть на него: молодой, высокий, в новой чистой форме. Его глаза как будто смеялись, но на деле просто имели необычный разрез.

— Если что, меня зовут Майкл, — добавил тот и, забрав рацию, двинулся на выход.

— Но… вы не заплатили, — опомнился вдруг Люциус, приподнявшись вслед за ним.

Полицейский остановился, хитро — или нет — взглянул на него.

— Будут проблемы — обращайся, Люциус Малфой.

Он подмигнул и ушёл. Люциус вздрогнул, тяжело упав на стул. Начинать бояться или не стоит, он пока не знал. Он не мог представить, кто же советовал его услуги полицейскому. Неужели та глуповатая девица с залитым пивом проигрывателем DVD решила отомстить за отказ? Или Дилан вспомнил что-то не то? В обед он купил пару сэндвичей с беконом — не таких вкусных, как у Гермионы, но съедобных — и отправился в автосервис.

Патрик в какой-то степени даже обрадовал — с полицейскими он не дружил, а Дилан так ничего и не вспомнил.

— Тот, кто его отделал, знал, куда бить. Дело заводить не стали, он сам отказался.

— Но ты говорил, он спрашивал про меня? — напомнил Люциус.

— А, так это он интересовался, как волк твой заживает. Я сказал, всё хорошо.

— Гермиона убрала его на следующее утро.

Патрик усмехнулся.

— Кстати, как твоя женщина? — поинтересовался Люциус.

— Она… — Патрик почесал затылок. — Заходила. Я предложил сходить куда-нибудь, она сказала подумает.

Люциус сочувственно посмотрел на него.

— Она взяла визитку, так что… может быть. А нет, ну и ладно. Мне есть, чем заняться. У меня сын.

Люциус положил руку ему на плечо.

— Сын — это хорошо, но он у тебя уже почти совсем большой. Не пойдёт с тобой эта, найдёшь другую.

Патрик вздохнул.

— Ты хороший парень, и если она тебе откажет — сочувствую ей, — попытался подбодрить его Люциус.

— Ладно. Спасибо. Работать надо.

Люциус вернулся в мастерскую, но больше ничего не смог делать. Голова вдруг стала тяжёлой, а руки перестали слушаться. Почувствовав себя совсем уж плохо, он отправился домой, надеясь, что не заболел ничем серьёзным.

Тони не спал. Он пил, держа на руках не очень довольного Косолапуса, которым занюхивал каждый глоток крепкого алкоголя.

— Я поесть приготовил, — сообщил он. — Не знал, что вы дома не обедаете. Всё остыло давно. А ты чего так рано?

Люциус сел рядом и забрал у Тони кота, который тут же принялся мурчать.

— Выглядишь не очень. Не заболел?

— Надеюсь, что нет.

Долохов склонился над Люциусом и бесцеремонно коснулся губами его лба.

— Простыл. Ничего, сейчас чайку тебе налью, отлежишься.

— Лучше расскажи, что у тебя случилось.

Тони сделал большой глоток прямо из бутылки и скривился.

— Позвал мою замуж. А она не пошла. Ну, я её послал. И она пошла тогда.

— Из-за этого ты напился? — слегка раздражённо спросил Люциус.

— А чем не повод? Будто ты у нас спокойно развод пережил!

— Это другое. Почему ты пришёл к нам?

— Некуда. Завтра заберу пожитки и буду новую квартиру искать.

Люциус промолчал. Он не находил в себе сил как-то противостоять тому, что Долохов, похоже, задержится у них с Гермионой дольше, чем на пару ночей.

— Спасибо тебе за всё, Люц, — проникновенно произнёс Тони. — Сказал бы мне кто раньше, что мы с тобой такими друзьями станем, я, ну не знаю, ржал бы как конь. Обложил бы умника. А ты нормальный, оказывается. Без всей этой аристократской хуйни человеком стал. И с Гермионой тебе вон как повезло, что она приняла тебя. А я ведь, знаешь, своей не сказал ничего. Всё думал, но… Это первая женщина, которую я не хочу терять.

— И первая, которая подходит тебе по возрасту, — лениво усмехнулся Люциус.

— Ты на себя-то посмотри, — бросил Долохов.

Люциус откинул голову назад, прикрыв глаза. Косолапус положил лапы ему на грудь и потёрся мордой о подбородок.

— Не ты ли мне говорил, что не стыдишься себя? Как ты там выразился? «Я — Тони Долохов», да?

— Пошёл на хуй, — отрезал тот, поднялся, потрепал Люциуса за плечо. — Идём лучше чай пить.

Люциус с большим усилием встал. В голове помутнело, он с трудом мог сфокусироваться. Долохов заглянул в комнату.

— Ладно, сиди. Я тебе сюда всё принесу.

Спустя какую-то минуту перед Люциусом стоял чайник с чашкой и тарелка с поджаренными тостами, политыми чем-то ярко-жёлтым.

— Ешь давай. Моя бабуля всегда говорила: «Зелья зельями, а чай с мёдом лишним не будет». Я, вот, настоящий мёд достал, у пчеловода одного. Не то что в магазине.

Люциус сделал глоток чая. Горло неприятно обожгло. Он не верил в теорию долоховской бабушки и ждал, когда вернётся Гермиона: уж она его быстро на ноги поставит. Долохов никаких протестов слушать не желал и скормил ему немного тоста с мёдом, заляпав и его, и свою одежду. Он бы ещё попытался, но Люциуса спас звук открывающейся двери, от которого Тони подорвался и пошёл докладываться Гермионе.

— …запёк курочку по своему фирменному рецепту, — слышал Люциус, — кота покормил, а ещё…

— Тони, не сейчас, — устало ответила ему Гермиона. — Я неважно себя чувствую. Ушла пораньше. Сейчас выпью зелье…

— Так Люц тоже простыл!

— Как простыл?..

Гермиона подбежала к Люциусу, внимательно его осмотрела, погладила по щеке.

— О, мой милый, ты что, не помнишь, где у нас хранятся зелья?

Люциус едва ли мог отыскать в памяти эпизод, когда она показывала ему аптечку. Кажется, в ванной…

— В нашей спальне, в верхнем ящике комода. Ну ничего, потерпи. Это всё из-за той прогулки. Надо было взять зонт.

Через некоторое время они сидели на диване, наблюдая за дымом, который густыми клубами валил друг у друга из ушей.

— Мы ещё не придумали, как сделать зелье без такого эффекта, — виновато отозвалась Гермиона.

Когда они наконец почувствовали себя выздоровевшими, Тони пригласил их к столу, вернее, приказал пройти на кухню и поужинать. Гермиона поинтересовалась его делами, и Люциус второй раз выслушал ту же историю.

— Я только не понял, почему тебя выгнали из квартиры? — спросил он.

— Дал волю чувствам, соседи не оценили. — Тони развёл руками. — Меня попросили на выход, третье предупреждение всё-таки.

— Всего лишь третье, — едко усмехнулся Люциус, на что Долохов проворчал пару нечленораздельных ругательств.

— Так значит, Тони, профессор не знает, кто вы? — уточнила Гермиона.

— Я ей забоялся сказать. Я ведь, когда мы встретились, подслушал, о чём она говорила. Понял, что она непростая. Только имя мне ни о чём не говорило, я школу закончил до того, как она в неё пошла. А она знаете, как сделала? Был у нас разговор, и она заявила, мол, не в её правилах жить двойной жизнью, и призналась, что волшебница. А я только и сделал, что пронёс дурь какую-то, что всё понимаю, не осуждаю. А сам липким потом истекал, вдруг она меня знает откуда-то…

— Лучше ей сказать, — посоветовала Гермиона.

— Да, — поддержал её Люциус. — Пока кто-то не сказал за тебя.

— Разумеется не мы, — произнесла Гермиона, искоса глядя на Люциуса.

— Не мы, — подтвердил он и скривился. — Мало ли доброжелателей…

— Я ж её потеряю навсегда!.. — растерянно воскликнул Тони.

Гермиона вновь покосилась на Люциуса, кажется, понимая, что в это время он вспоминал тот самый обед, когда случился их момент истины, и легко погладила его по тыльной стороне ладони, успокаивая. Плохие мысли улетучились.

— Скорее всего, — сказала она. — Профессор очень принципиальна.

— Разве ты будешь из-за неё убиваться? — ехидно спросил Люциус, не обращая внимания на весьма болезненный тычок в бок.

— Буду! — Долохов ударил кулаком по столу, отчего всё на нём подпрыгнуло. — И убиваться, и реветь, как баба. Буду!

— О, да… — мечтательно протянул Люциус. — А я буду тебе припоминать твои же слова.

— Нет, не будешь, Люциус! — Гермиона снова ткнула его локтем в бок и обратилась к Тони: — Мы понимаем вас. Можете оставаться, пока не найдёте новое жильё. Но в нашем доме есть правила: не напиваться, ничего не ломать, не ругаться с соседями. А также мы ждём от вас посильной помощи по дому.

— На всё согласен! — горячо заявил Долохов.

Чуть позднее Гермиона между делом сообщила, что всю следующую неделю проведёт, представляя лабораторию на международной конференции зельеваров в Дублине.

— Фу, Дублин, — фыркнул Люциус. — Там же полно ирландцев!

Гермиона неверяще посмотрела на него.

— Ты что, националист?

— Его в школе ирландец дразнил, — ответил за него Долохов.

— А ты откуда знаешь?! — возмутился Люциус.

— Предположил. Значит, правильно?

— Так или иначе, дорогой мой, — начала Гермиона, — это в прошлом. Я не потерплю от тебя ксенофобных высказываний.

— Так или иначе, дорогая моя, — передразнил Люциус надменным тоном, — ты можешь ничего не терпеть. Я не люблю — не переношу — ирландцев, но раз тебе не хочется слышать моё мнение, я оставлю его при себе.

— М-м-м, семейная ссора, — довольно протянул Долохов. — Моё любимое…

— Тебя не спрашивали! — заткнул его Люциус.

Тони поднялся, отряхнул футболку и заявил:

— Тогда, раз мне запрещают пить и говорить, я пойду смотреть телек.

Люциус и Гермиона остались один на один. В напряжённой тишине звук столовых приборов казался во много раз громче: вилки и ножи с гадким визгом проезжались по тарелкам, будто бы напрямую по барабанным перепонкам. Люциус не находил слов, поэтому бросал на Гермиону осторожные взгляды. Но она безмолвно расправилась с ужином, очистила магией посуду и ушла. Люциусу же пришлось убрать всё со стола и вручную отмыть остальные тарелки и приборы, большую часть из которых оставил после себя Долохов.

В гостиной Гермионы не обнаружилось. Тони смотрел какое-то дурацкое шоу.

— Иди извинись, — посоветовал он, не отрывая взгляда от экрана. — Она в ванной.

Люциус прислушался к шуму воды, доносящемуся из-за закрытой двери.

— Она принимает душ.

— Нихрена подобного. Иди да проверь. Плачет она там. Из-за тебя, придурка.

Люциус взглянул на него с недоверием. Тони ухмыльнулся, так ни разу и не посмотрев в его сторону. Возможно, он был прав: Гермиона наверняка проходила мимо, и Долохов что-то увидел… Люциус решительно направился в ванную.

— Занято! — услышал он из-за задёрнутой шторки. — Кто там?

— Это я, не пугайся! — громко произнёс Люциус и заглянул туда, тут же получив по лицу мочалкой.

— За что? — отплёвываясь от мыльной пены, выдавил он.

— А чего лезешь? Сказала — занято!

— Извиниться! Твою же!.. Почему так щиплет? Ты что, кислотой моешься?

— Поговорили бы позже. Кто тебя гнал? Хотя погоди…

— Теперь ты меня понимаешь?

Гермиона потянула Люциуса к себе, принялась заботливо отмывать его от пены.

— Не такая уж это и трагедия, — приговаривала она. — Я догадывалась, с кем живу. Можешь не извиняться. Впрочем… Раздевайся!

Люциус, не до конца прозрев, принялся вслепую стягивать одежду, бросая её в сторону. Обтеревшись рубашкой, он попытался вглядеться в мутные очертания ванной, ища Гермиону.

— Палочка?

— В сумке, — весело отозвалась она. — Давай, не трусь, отомстим шефу Тони!

Люциус, должно быть, комично выглядел с раскрытым ртом.

— Кажется, это я должен говорить, — отмер он.

— У нас гораздо больше общего, чем мы думаем, не находишь? — соблазнительным шёпотом прошелестела Гермиона ему в ухо, поглаживая его грудь.

Их небольшой урок определённо пошёл Долохову на пользу.

— Ну вы и суки! — буркнул он, когда Люциус и Гермиона вышли из ванной, и тут же добавил: — Я, похоже, пересмотрел мелодрам…

Люциус же серьёзно задумался о других его словах. Почему-то он был твёрдо уверен: участь Долохова его ни за что не постигнет. Но делиться своими соображениями с ним он не собирался, выбрав в качестве советчика некомпетентного, но совсем не злорадного Патрика.

— Что-то случилось? — спросил тот, когда Люциус целеустремлённо вошёл в его мастерскую. — Энди?..

— Ты случайно не в курсе, как измерить размер кольца? — спросил Люциус, протягивая ему сэндвич, купленный по пути.

— Кольца? — прищурился тот. — Какое ты имеешь в виду?

— То, которое надевают на палец любимой женщине, конечно же.

Патрик прищурился ещё сильнее.

— Мне не приходилось… — растерянно ответил он. — Но по опыту — почти любой диаметр можно измерить штангенциркулем.

Люциус оглядел его с искренним непониманием.

— Как это — не приходилось?

— Ну… да? Сара забеременела и мы поженились. Предложения не было. Кольца купили её родители.

— Ладно, успеешь ещё.

Патрик ничего не ответил, отвернувшись, чтобы покопаться среди инструментов.

— Вот, — произнёс он, вытянув перед Люциусом странную рогатую линейку. — Смотри, это нужно открутить, — он совершил какую-то манипуляцию, отчего рога раздвинулись. — Зажать палец между губками и закрепить.

Он закрутил маленькую круглую штуку.

— А теперь считаем диаметр. Эта шкала называется «нониус».

— Я ничего не понимаю в этих «нюниусах», — отмахнулся Люциус. — Давай я просто отнесу его в магазин и буду прикладывать к кольцам.

— Или так, — согласился Патрик. — Хочешь, тебя обмерим? Заодно потренируешься.

Люциус принял из его рук штангенциркуль и сделал всё то же, что и Патрик, сомкнув губки на безымянном пальце.

— Не сжимай сильно, — предупредил тот.

Люциус закрутил винтик и хотел высвободить палец.

— Ну, что я говорил, — развёл руками Патрик. — Раскручивай теперь!

Чуть-чуть ослабив винт, Люциус смог вытащить палец.

— Хорошо я не дал тебе микрометр! — усмехнулся Патрик. — Дай-ка посмотрю. Хм… Девятнадцать с половиной миллиметров.

— Очень важное знание, — съязвил Люциус.

Он тут же подумал о Тони. Тот предложил бы ещё кое-что померить… Люциус усмехнулся, но озвучивать мысль не стал. Они с Патриком — взрослые серьёзные люди, в отличие от нестареющего душой Долохова.

— Ты чего? — в недоумении спросил Патрик.

— Хотел предложить тебе тоже безымянный палец измерить на случай скорой свадьбы, — попытался выкрутиться Люциус.

Патрик пожевал губу, раздумывая.

— Да нет, я знаю, о чём ты подумал! — вдруг разозлился он. — Мы не будем этого делать!

— А я и не предлагал, — невозмутимо ответил Люциус. — Я же не Тони Долохов.

— Не знаю этого Тони, но он мне уже не нравится! — отрезал Патрик. — Нам не по пятнадцать лет.

— Ты прав. Мне сорок шесть, — подтвердил Люциус. — А тебе?

— Двадцать девять…

Он растерянно осмотрелся по сторонам и махнул рукой в сторону неприметной двери в углу.

— Да уж… Не завидую той женщине, — мрачно произнёс Люциус, когда они вышли из туалета. — В молодости кажется: чем больше, тем лучше. А вот поживёшь и понимаешь, что таким, как у тебя, и убить можно. Хотя и не все понимают...

— Знаю, — отозвался Патрик. — У меня не особо складывается. И поэтому тоже.

— С Тони тебе всё-таки надо познакомиться. Он разбирается побольше нашего. Не удивлюсь, если он и с твоей пассией успел познакомиться.

— Вряд ли. Она нездешняя. Сказала, не лондонская совсем.

— Назначишь свидание — заходи, — предложил Люциус. — Тони живёт у нас, пока не найдёт квартиру.

На этом они распрощались. Люциус вернулся в мастерскую. У дверей его уже поджидал Энди. Он почему-то закрывал левую половину лица ладошкой и воровато озирался по сторонам.

— Что-то случилось, молодой человек? — деловито поинтересовался Люциус. — Что это ты там прячешь?

Энди убрал руку от лица и взору Люциуса предстал огромный синяк, разлившийся по всей глазнице и скуле.

— Мерлин, кто это тебя так?

— Жирный Дэйв, — уныло ответил Энди. — Он дразнит нас с Джоди с первого класса…

— Я бы посоветовал не обращать внимания.

— Знаю. — Энди шмыгнул носом. — Но он сегодня сказал нехорошие слова про маму Джоди.

Люциус вздохнул.

— Ладно, заходи, что-нибудь придумаем.

Он отпер дверь и пропустил Энди вперёд.

— Я сломал ему нос, — похвастался тот. — Он хрустнул!

Люциус усмехнулся и потрепал его по волосам.

— Садись, сейчас найду Гермионину волшебную мазь. Синяки проходят за минуту, представляешь?

— Круто! — воскликнул Энди. — Папа не будет расстраиваться. Не хочу его подводить…

— Ты большой молодец, — похвалил Люциус. — Уверен, тот Дэйв — настоящий мерзавец.

Он достал из ящика стола баночку с мазью — здесь она хранилась с тех пор, как её принесла Гермиона. Иногда Люциус пользовался ей, несмотря на аллергию — зато синяки и ожоги его больше не беспокоили. Люциус зачерпнул немного вязкой желтоватой субстанции и обработал лицо Энди. Как и обещано, синяк быстро позеленел, пожелтел и совсем сошёл. О травме больше ничего не напоминало.

— Вот и всё, мой юный друг. Ты как новенький.

— Спасибо, мистер Малфой! Вы такой классный! И Гермиона тоже, это же её мазь!

— Беги скорее к папе.

Энди попрощался и ушёл. Люциус принялся за работу.

Неделя шла своим чередом: Люциус и Гермиона просыпались вместе, завтракали, работали, приходили домой обедать долоховской стряпнёй — тот не зря звался шефом, — работали дальше, ужинали, занимались каждый своим делом, пока Долохов смотрел телешоу или мелодраму, отправлялись в постель.

В четверг, вернувшись с обеда, Люциус понял, что дверь мастерской не заперта, хотя помнил наверняка: замок закрывал на два оборота.

За столом обнаружился тот полицейский. Он сидел, закинув ноги на стол, и листал один из справочников.

— Ничерта не смыслю в этих вольтах, амперах и омах, — пожаловался он.

— Что вы здесь делаете? — без расшаркиваний спросил Люциус.

— Жду тебя, Люциус Малфой, разве не видишь?

Люциус решительно прошагал к столу и сбросил ноги Майкла с него.

— Во-первых, сила тока равна напряжению, делённому на сопротивление, это проходят в школе, — рассерженно заявил он и дёрнул его за рукав. — Во-вторых, я не купился на этот маскарад, юноша. «Полиция Бостона»! Говорите, что нужно, и проваливайте!

— Следи за речью, когда говоришь с представителем закона. Я уйду и больше тебя не потревожу. Только вот…

Он поднялся и подошёл вплотную к Люциусу, склонился к его уху и зашептал:

— Видишь ли, я следил за тобой пару дней. Хорошо ты устроился: свой магазин, молодая любовница. Сил-то хватает?

— Не твоё дело, сопляк! — вспыхнул Люциус. — Кто ты такой и что тебе от меня надо?

— Меня зовут Майкл, я полицейский из Бостона. Прямо сейчас я на больничном по ранению. А моему, скажем так, другу, очень нужно было увидеться с тобой.

— Я не понимаю! Прекрати говорить загадками!

— Кстати, недавно видел твою бывшую жену. Не скажу где. Сам узнаешь.

— Да кто ты такой?! — Люциус схватил его за форменную куртку, но тот ловко высвободился.

— Угадай. Только без имён. Дам подсказку: не так давно мой друг общался с неким Клиффордом Гатри. Тот очень хорошо о тебе отзывался. Вот мы и решили проверить его слова. Честно скажу, я в восторге! Особенно этот мальчик. Как его — Эндрю? Маленький маглорождённый волшебник — и водится с самим Люциусом Малфоем! Какова ирония судьбы!

Люциус посмотрел Майклу в глаза, пытаясь уловить хоть что-то. Взгляд, несмотря на чужие глаза, казался смутно знакомым.

— Твой друг послал тебя? — спросил он.

Майкл покачал головой, сложив руки на груди.

— Ты?.. — понял Люциус. — Как?

Майкл забрался во внутренний карман и отсалютовал ему фляжкой.

— Что теперь? — спросил Люциус. — Ты всё увидел. И что теперь? Убьёшь? Будешь пытать?

— И сесть? Ну уж нет! Знаешь, я просто хотел тебя разочаровать. Как я в тебе разочаровался.

Майкл отвернулся.

— Я простил тебя. За всё. А вот ты не простишь. Ни за что. Узнаешь, кто такой Майкл. Кто он для меня… Нет, ты не простишь.

Люциус рассмеялся — безудержно, до слёз. В его голове всё наконец-то улеглось по местам.

— Хочешь сказать, я сильно расстроюсь, узнав, что ты одолжил внешность своего молодого человека? Ты здесь, простил меня — это всё, о чём я мог мечтать!

Майкл удивлённо уставился на Люциуса.

— А я уж думал, осыплешь меня проклятьями с ног до головы. Неожиданно. Слушай, у меня скоро самолёт обратно. У Майкла заканчивается больничный, а я бы хотел побыть с ним на выходных.

— Подожди! Так что там мама?

— Мама? У неё всё хорошо. Напишу ей позже. Мне правда нужно ехать.

Он вдруг подошёл к Люциусу и притянул его к себе. Тот закрыл глаза и вжался лицом в чужое плечо.

— Мой мальчик, — прошептал он. — Живой, здоровый. Это самое главное.

Тот похлопал его по спине.

— Так непривычно быть выше тебя, папа. На самом деле, я сам едва достаю Майклу до плеча. Я всё расскажу однажды и… Слушай, я напишу адрес. Как только с меня снимут надзор, мы сможем увидеться по-настоящему.

Они разорвали объятия. Теперь Люциус точно знал: перед ним стоит его сын. Тот оставил ему фото с собой и этим Майклом, на обороте которого написал адрес.

— Прилетай с Грейнджер. Тебе с ней круто повезло.

И он ушёл. Но Люциус теперь утвердился в мысли, что виделись они не последний раз. Гермиона отреагировала на новость положительно, порадовалась за Люциуса и пообещала подумать насчёт совместной поездки в Бостон.

— Я, правда, с удовольствием бы полетела с тобой куда угодно, — оправдывалась она. — Но профессор вряд ли даст отпуск до следующей осени. Может, если наметится какая-нибудь деловая поездка, возьму тебя с собой.

Вечером пятницы звонил Патрик: он и его пассия назначили свидание на субботу, а он совсем не знал, что делать, как одеться и даже куда они пойдут. Поэтому на следующий день он пришёл, одетый в нелепый костюм, сидевший на нём как на гиппогрифе седло.

— Никуда не годится, — заявила Гермиона. — Рукава коротки, сидит мешком.

— Я был слегка полноват в восемнадцать, — пожал плечами Патрик.

Пока они пытались что-то придумать, из душа выполз Долохов, обёрнутый в одно только полотенце. Люциус недовольно оглядел его — ведь предупреждали о гостях!

— Это чё? — спросил Тони, глядя на Патрика.

— Костюм, — виновато отозвался тот. — С выпускного. И со свадьбы тоже.

Долохов долго осматривал его со всех сторон, заставил раздеться до трусов и принялся командовать.

— Люц, дай ему свои джинсы, тебе всё равно длинны. Гермиона, повяжи этот галстук.

Он протянул ей легендарный кошмарный галстук.

— Нужен ещё пиджак, — сказала Гермиона.

— Нахрена он ему? Лучше — вот!

Он снял со стула кожаную куртку и накинул Патрику на плечи.

— Дарю, — торжественно произнёс он.

Вообще, он последние дни выглядел очень подавленно. Кое-как он дозвонился до Макгонагалл и вызвал на разговор, который прошёл, мягко говоря, ужасно. Минерва готова была чуть ли не убить Тони за то, что он скрывал свою личность. Прощать его она ни в коем случае не собиралась.

— Это против моих правил, — сказала она. — Мерлинова борода, я несколько месяцев встречалась с опасным преступником! Нет, это не должно и не будет продолжаться! Разойдёмся на том, что я не сообщу о тебе в Аврорат.

Гермиона на выходе поймала Макгонагалл и спросила, зачем та просила зелье.

— Для студентки, — невозмутимо ответила профессор. — С ней всё в полном порядке. Ложная тревога, скажем так.

Гермиона сделала вид, что поверила. Люциус тоже сомневался в словах Макгонагалл.

Тем же вечером он подошёл к Тони, грубо схватил его за руку, задрал рукав и процедил:

— Вся твоя наука — мыльный пузырь!

Долохов попытался вывернуться, но Люциус скрутил его и придавил к дивану.

— Ты что творишь?! — закричала прибежавшая на звуки борьбы Гермиона. — Ты ему руку сломаешь!

— А ты глянь! — Люциус ткнул пальцем в татуировку на его предплечье. — Сам мне заливал: «Я — Тони Долохов, мне не от кого скрываться!» Тьфу!

С руки Долохова хитро глядел серый волк.

— Отпусти его. Мне всё равно, что он говорил. Это не повод!

— А знаешь, какую он себе фамилию придумал?

— Люциус, ради… да кого угодно! Перестань! — умоляла Гермиона. — Сейчас не время.

Люциус оттолкнул Долохова. Тот забился в угол дивана и насупился.

— Я всем представлялся как Тони Донохью. Так проще, — объяснил он. — И Минерве так же представился. А когда понял, что всё серьёзно — струсил, набил волка поверх метки. В любом случае, это бессмысленно. Вообще всё. Вся эта ебучая жизнь.

Он закрыл лицо рукой и глухо зарыдал. Гермиона села рядом, погладила его по вздрагивающей то и дело спине и так грозно посмотрела на Люциуса, что тот выдавил сухие извинения, сел с другой стороны и положил руку Тони на плечо. Он не знал, что ещё сказать. Все обычные слова поддержки звучали на его вкус глупо, пошло и неуместно.

— Тони, — тихо произнесла Гермиона. — Не буду говорить, что всё хорошо. Это ложная надежда. Тебе она не нужна. Тебе и так плохо. Это нормально. Такова жизнь. Ты имеешь право плакать — это твоя трагедия. Просто знай, что ты не один. Не слушай Люциуса. Бояться — это нормально.

— Да ладно, — засмеялся сквозь слёзы Тони. — Ему можно. Я же и правда пиздел ему на голубом глазу.

Именно поэтому Люциусу показался странным этот приступ щедрости. Где-то он слышал, что самоубийцы перед уходом выглядят необычно живыми, раздаривают свои вещи, а после совершают ужасное. Он посмотрел на Тони и понял: тот едва держится.

Тем не менее, кожанка сидела на Патрике шикарно, подчёркивая его широкие плечи и делая мужественнее на вид.

— Твоей точно понравится. Как её зовут хоть?

— Ой, а я не спросил… А она — не помню, сказала или нет… Вроде нет…

— Тяжёлый случай… — протянул Долохов.

Патрик почесал затылок. Он так и стоял в одних трусах, зато в рубашке с галстуком и куртке. Люциус до сих пор искал джинсы.

— Я их куда-то спрятал. Только не помню в какой ящик.

— Не ищи тогда, — бросил Долохов. — Гермиона мои увеличит, да?

— Я попробую, — сказала та. — Но они же у тебя одни!

— За меня не переживай. Люц свои потом отыщет.

Люциус бросил поиски и посмотрел на Тони, который пытался выглядеть невозмутимо, будто ничего особенного не происходило.

— Я бы не отдал последние штаны даже лучшему другу, — заметил он.

— Да бросьте! Я всё время дома, отпуск ещё неделю, что ты, не найдёшь эти грёбаные джинсы? Новые куплю!

Больше с Долоховым никто не спорил.

— Я вспомнил! — вдруг заявил Патрик. — Она же сразу представилась, её зовут Джанин Блэк!

— Красивое имя, — сказала Гермиона.

Люциуса насторожила фамилия, но мало ли Блэков во всей Британии? Он предпочёл не заострять внимание.

— Была у меня знакомая Джанин Блэк, — выдал Долохов. — Та ещё штучка. Единственная баба, которая мне не дала. А муж у неё — тот ещё хлыщ.

— Муж? — тут же поник Патрик.

— Ну, бывший. Разведёнка она. Да ты-то что переживаешь? Это вряд ли твоя. Той за сорок давно.

Патрик всё переминался с ноги на ногу. Люциус догадывался, что он хочет посоветоваться с Тони, но боится спросить, и решил помочь.

— Патрику нужна твоя консультация, как специалиста по части соблазнения женщин, — произнёс он.

Долохов хохотнул:

— Ну ты загнул! А что, у нашего мальчика с этим какие-то проблемы? Ладно, пошли покурим.

— В том-то и дело, что он далеко не мальчик, — пробормотал Люциус им вслед.

— Я заметила, — с ужасом прошептала Гермиона. — К такому очень долго привыкаешь…

— Есть опыт? — поинтересовался Люциус.

— К сожалению. Ему же лучше, если эта Джанин была замужем, как говорит Тони.

Люциус хмыкнул и принялся убирать разбросанные из комода вещи.

— Зато с тобой мне повезло, — проворковала Гермиона, подойдя сзади и обняв. — Сейчас Патрик уйдёт, и мы закроемся в спальне на весь день, как тебе идея?

Не нужно было и говорить, что Люциусу идея очень понравилась. Всё-таки в понедельник Гермиона отправится в Ирландию и они увидятся только через неделю. Возможно, хорошо, что Долохов остаётся — не так одиноко. Не скучно, по крайней мере.

Люциус прогадал примерно наполовину — после происшествия с Макгонагалл Тони стал невыносимо унылым. Впору помянуть дементоров, чего делать всё же не хотелось. Возвращаясь домой несколько дней кряду, Люциус в первую очередь слышал жуткие завывания какого-то мужика, а после лицезрел Тони, танцующего в обнимку с бутылкой водки — каждый раз с одной и той же, так и не початой. Создавалось впечатление, что тот целые дни проводит так. В среду Люциус не выдержал:

— Выключи эти загробные песнопения, или я заберу магнитофон! — приказал он. — Мне от его воя кусок в горло не лезет.

Долохов злобно зыркнул на него и стукнул по кнопке «стоп» чуть сильнее необходимого, отчего магнитофон крякнул и зажевал плёнку.

— Ничего ты не понимаешь, — бурчал он, распутывая ленту. — Вот Питер Стил, он в душевных страданиях побольше смыслит.

Видя подавленное состояние Долохова, Люциус поднялся, подошёл к полке, на которой высилась стопка кассет, вытянул одну наугад — с красивой женщиной на обложке.

— «День без дождя», — прочитал он. — Тебе подойдёт.

Он швырнул кассету в Тони так, что пластиковая коробочка хрустнула.

— Полегче! — прикрикнул тот. — Этот альбом ещё даже не вышел!

— Не говори, что соблазнил и эту певицу…

— Достал через знакомого с лейбла. Под эту музыку хорошо пить и реветь, знаешь…

— Ради бога, — закатил глаза Люциус. — Только не при мне.

Тони состроил жуткую рожу, но послушался.

Без Гермионы неделя тянулась в несколько раз медленнее, при том, что ничего особенного не происходило. Люциус работал, пару раз виделся с Энди, который только и говорил об отце: каким счастливым тот выглядит, как он много говорит о мисс Джанин и как сам Энди хочет уже с ней познакомиться.

Однажды Люциус встречался с мистером Гатри: тот снова собрался уезжать, в этот раз на родину миссис Гатри — всё детство она провела в деревне близ Кардиффа. Люциус рассказал ему о встрече с сыном, на что мистер Гатри довольно усмехнулся, а благодарность не принял, считая, что в этом нет его заслуги.

В пятницу Люциус решил навестить Патрика — интересно было узнать, как развиваются его отношения, да и повод для визита имелся весомый: вернуть штангенциркуль, поскольку бархатная коробочка с кольцом внутри давно уже притаилась в ящике комода, ожидая своего часа.

Подходя к автосервису, Люциус услышал яркий живой смех и удивлённый голос Патрика. Он улыбнулся — всё сработало как надо, раз эта Джанин среди бела дня торчит в пропахшей бензином и ржавчиной мастерской. Он уже собирался бесцеремонно разрушить их идиллию и взглянуть на ту, кто вскружил Патрику голову, как вдруг услышал:

— Так значит, Нарцисса, ты назвалась Джанин в честь песни? Или ты снова меня обманываешь?

Люциус на цыпочках проскочил к стене и прислонился к ней, подслушивая.

— Не обманываю, просто Джанин мне нравится больше, — говорила женщина. — В юности я была без ума от Дэвида Боуи.

«В какой это юности?» — насторожился Люциус.

Он осторожно заглянул внутрь. За пару секунд он разглядел светловолосую женщину, сидевшую на капоте какой-то развалюхи, беззаботно болтающую ногами. Одетая в простые, но элегантные платье и пальто, она смотрелась в этом интерьере чуждо. Рядом суетился Патрик в неизменном комбинезоне.

— У меня с собой кассеты, если тебе есть, куда их вставить, — кокетничала женщина.

С каждым словом Люциус утверждался в узнавании. Он снова высунулся из-за двери. Его бывшая жена улыбалась Патрику так, как никогда не улыбалась самому Люциусу. И хотя он давно отпустил её, сердце кольнуло. Может, Гермиона права — ему и правда нужно к врачу?

— Включи вот эту, — велела тем временем Нарцисса. — И перемотай на третью песню.

Через некоторое время из автомастерской полилась музыка, похожая на ту, под которую Люциус и Гермиона танцевали в её день рождения. Запела женщина. Почти сразу же к ней подключился второй голос — не из автомобильной магнитолы.

— Ого! Ты поёшь как она! — воскликнул Патрик, перекрикивая музыку.

— А это и есть я! — прокричала Нарцисса и продолжила подпевать.

Вскоре песня закончилась и наступила тишина.

— Это мой голос на записи. Подруга… — она осеклась. — В общем, Лиз придумала партию, которую не смогла повторить на записи. У нас с ней очень похожие голоса. Мне пришлось сбежать от мужа ночью, мы закрылись вдвоём на студии… Ну, и я спела для неё.

Люциус попытался припомнить, когда подобное могло произойти. Возможно, в конце восьмидесятых. Тогда он частенько просыпался от того, что Нарцисса выскальзывала из-под одеяла, жалуясь на кошмары, после которых обязательно нужно выпить травяного чая или прогуляться по саду, обязательно в одиночестве. Значит, обманывала, а сама спешила к своей подруге-магле заниматься бог весть чем.

— Не думай, что я пытаюсь тебе понравиться, но у тебя ангельский голос. Правда.

— Ты мне и так нравишься, глупенький.

Люциус поморщился. Иногда раньше он слышал пение Нарциссы, она часто мурлыкала что-то под нос. Люциус в такие моменты сбегал подальше. На его вкус мышиный писк или скрип несмазанных петель слушать и то приятнее. Он снова бросил быстрый взгляд на обстановку внутри: Патрик и Нарцисса самозабвенно целовались.

— А спой ещё! — попросил Патрик.

— Ну, не знаю…

Люциус вдруг случайно задел что-то, звякнувшее об асфальт.

— Кто там? — спросил Патрик.

Люциус попятился назад.

— Показалось, — последнее, что услышал он.

Вернувшись домой, он долго думал об увиденном и услышанном, но без оценки со стороны действовать никак не собирался.

Гермиона вернулась вечером субботы, раньше обещанного на полтора дня. После долгих объятий и поцелуев, она заявила:

— У меня замечательные новости!