Между двух миров (гет)

Проснувшись утром, Гермиона оглядела пустую половину кровати. Рона рядом не было. И не могло быть. Как можно жалеть об этом после вчерашних событий? Она продолжала лежать, уставившись в потолок. Гарри, вероятно, спал в гостиной. Гермиона перевела взгляд на часы –только шесть утра. Можно принять душ, приготовить завтрак, или еще час лежать и пялиться в пустоту. Гермиона выбрала третье. Воспоминания нахлынули с неожиданной силой, картины их лучших минут с Роном мелькали на белом полотне потолка…

* * *

Она призналась ему первой и никогда не жалела. Никогда — до теперешнего момента. Рон не был сдержанным в проявлении радости, недовольства, обиды, удивления, но свою любовь к ней скрывал до последнего. Её интуиция уже тогда подсказывала, что они не смогут быть просто друзьями — его взгляды украдкой, их пылкие ссоры, любое их прикосновение — всё это заставляло обоих мучительно краснеть. До окончания войны казалось, что проявлять чувства было несправедливо по отношению к Гарри, страшно для них самих — неуверенность в завтрашнем дне сковывала и пугала.

Но после битвы за Хогвартс всё изменилось. Несмотря на боль и потери, они были живы, это казалось невероятным, хоть радость долго не могла прорваться сквозь усталость. Два дня после победы Гарри, Рон и Гермиона отсыпались, позировали перед камерами, давали интервью, принимали поздравления и ловили восторженные взгляды.

Тяжелей и безрадостней всех было Рону — смерть брата разрывала его сердце, ему мучительно было видеть страдания Джорджа и родителей. Они по-прежнему были вместе, Гарри и Гермиона рядом с ним, но потеря сковала его чувства — Рон не мог ни плакать, ни радоваться.

Гермиона хорошо помнила день, когда нужно было уезжать из Хогвартса. Множество учеников, оживленно беседуя, завтракали в полуразрушенном большом зале, где ещё недавно лежали тела погибших, когда Минерва МакГонагалл, директор Хогвартса, решительным шагом вышла на середину и громко объявила:

— Хогвартс Экспресс отходит сегодня в пять. Можете отправляться домой! Остаются только волонтёры, участвующие в восстановлении замка, — она окинула радостным взглядом всех собравшихся.

Одобрительный, возбужденный гул прокатился по залу, а МакГонагалл подошла к Гарри, Рону и Гермионе.

— Я надеюсь, вы сможете, наконец, отдохнуть после всего, что было. Вы это заслужили! Излишне повторять, как мы вами гордимся!

Гермиона неуверенно проговорила:

— Мэм, я хочу остаться восстанавливать замок! Можно мне остаться?

— Разумеется, нет, — удивленно ответила МакГонагалл. — Нам хватает людей! Все, кто не смогли принять участие в битве, готовы помочь! У нас сотни добровольцев, которые за несколько недель смогут привести замок в порядок. Конечно, былого не вернёшь, но он не рухнул!

— Пожалуйста, попросите, чтобы меня оставили, в виде исключения! — взмолилась Гермиона.

— Мисс Грейнджер, я и слушать не хочу об этом! Отправляйтесь домой! Отдохните, отоспитесь, поешьте, наконец! Подумайте о том, где будете дальше применять свои способности, — ответила директор и, не принимая возражений, уверенно удалилась.

Гермиона еле сдерживала слёзы. Гарри и Рон изумленно уставились на неё.

— Ты хочешь остаться? — спросил Гарри, — но почему?

Она нервно кусала нижнюю губу.

— Гермиона, тебе не надоела такая жизнь? Тебе не хочется домой? — Рон не мог понять, чего она добивается, — хватит геройствовать! Кому и что ты хочешь доказать?

Гермиона отчаянно боролась со слезами.

— Вы не понимаете? Мне некуда ехать! — с горечью сказала она. — Что мне делать одной в моём пустом доме?

— Ты можешь поехать со мной! — в недоумении сказал Гарри.

— Гарри, извини, но в Гриммолд Плейс я не поеду. Там слишком мрачно для меня, всё напоминает о войне.

— Но я не еду в Гриммолд Плейс, — воскликнул он, — Джинни и миссис Уизли пригласили меня пожить в Норе. Возможно, меня скоро возьмут стажером в министерство, и я сниму квартирку в Лондоне.

— Гермиона, разумеется, ты тоже поедешь в Нору! — возмущенно сказал Рон.

— Рон, я не хочу навязываться! У вашей семьи и так трудные времена.

— Навязываться? — Рон повысил голос, и сидящие за столами стали обращать на них внимание. — Ты почти часть семьи, Гермиона, ты нужна нам! Побудь в Норе хоть недолго!

Недолго. Это слово обожгло её. Неужели она ошиблась, думая, что Рон никогда не захочет расстаться с ней? Побыть недолго, посочувствовать по-дружески, а потом начать свою жизнь. Уж лучше всё разрубить сейчас.

— Рон, у нас у каждого есть своя семья! Я скучаю по родителям и хочу вернуть их из Австралии, но не знаю, как. А если они, вспомнив меня, не простят? Если не захотят возвращаться в Англию? Тогда я останусь с ними в Австралии. Наверно, мне нужно сразу ехать туда.

— В Австралию? — такая перспектива ужаснула Рона, — а как же мы с Гарри?

— Я думаю, вы с Гарри переживёте! — сердито прошипела она, — пойду собирать вещи!

Гермиона выскочила из-за стола и быстро направилась в сторону спальни, где они расположились после финальной битвы.

— Что с ней? — удивленно спросил Гарри.

Рон, не отвечая, бросился вслед за Гермионой, но настиг её только через несколько переходов. — Гермиона, постой!

Она, не останавливаясь, бежала в сторону спальни.

Догнав её, Рон схватил её за руку, развернул и, тяжело дыша, возмущенно сказал:

— Куда ты бежишь от меня? Я же тебя зову?

— Извини, что, как собачка, не спешу не твой зов!

— Гермиона, что случилось? — Рон был в недоумении, — чем я тебя обидел? Тем, что не успел сделать официальное приглашение в Нору? Так ты приглашена! Я думал, это само собой разумеется!

— Зачем мне туда ехать, Рон? Война закончилась, и у каждого из нас начинается своя жизнь, — грустно сказала она.

Он помолчал немного и еще крепче взял её за руку.

— Я не смогу без тебя! Пожалуйста, будь рядом! — Рон безуспешно пытался поймать её взгляд, а затем притянул её к себе и крепко обнял, положив щеку ей на голову. Она стояла, обескураженная, опустив руки.

— У каждого своя жизнь? Мерлин, как ты можешь такое говорить? Гермиона, я не представляю свою жизнь без тебя! Война тут ни при чём, Гарри тут ни при чём! — он говорил, шевеля губами по её растрепанным волосам. — Пожалуйста, скажи, что поедешь в Нору! Я попрошу отца, в министерстве помогут найти твоих родителей и вернуть их домой! Когда будет нужно, я поеду с тобой в Австралию. Если ты, конечно, захочешь, — неуверенно закончил он, отстранив её и, наконец, заглянув ей в глаза.

— Ты сделаешь это для меня? — спросила она, с надеждой глядя в его взволнованное лицо.

— Если ты вытрешь слёзы и пообещаешь, что не будешь от меня убегать! Я набегался за эту войну!

Гермиона вытерла слёзы и улыбнулась.

— Хорошо, обещаю! Пойдём?

Взявшись за руки, они вместе отправились собирать свои немногочисленные пожитки. Их было настолько мало, что они могли бы уместиться в небольшом чемодане без всякого волшебства.

* * *

В Хогвартс-экспрессе они сидели вместе в одном купе — Гарри и Джинни, Рон и Гермиона, и каждый думал о чём-то своём. Разговаривать не хотелось, потому что назавтра их ждали похороны Фреда, и нависшее горе угнетало всех четверых.

Вскоре Джинни уснула, опустив голову Гарри на колени, а Гермиона просто склонилась к плечу Рона, и он накрыл их двоих своей мантией. Его рука под мантией легко коснулась её спины, и она вздрогнула. Сквозь несколько слоёв одежды она почувствовала тепло его прикосновения, но не подала виду, только закрыла глаза. Его рука медленно скользила по её спине, вызывая мурашки. У неё словно порхали бабочки в животе! Это новое, незнакомое чувство удивило Гермиону. Рон улыбался краешком губ, даже не глядя на неё.

Гермионе хотелось поднять голову и поцеловать его, ощутить его волосы в своих руках, провести ладонью по его щеке. Но она тихо лежала с закрытыми глазами, подвергаясь этой невероятной пытке.

* * *

Тяжелее дня, чем день похорон Фреда, Гермиона не могла вспомнить. Видеть жизнерадостное рыжее семейство в молчании и горе было невероятно грустно. Многие друзья Уизли пришли поддержать их, но Гермиона всё время держала за руку Рона и думала о том, что он может сорваться в любую минуту. Как только его взгляд падал на убитую горем Молли и на безжизненного Джорджа, он сглатывал комок в горле и сжимал её пальцы. После погребения за холмом неподалеку от Норы, после речей, которые не могли ничего изменить, все медленно направились в дом, но Рон, словно в ступоре, стоял на месте.

— Извини, мне нужно уйти ненадолго, — неожиданно сказал он, — иди в дом!

Он решительно направился в сторону сада, подальше от дома, а потом побежал, как будто за ним кто-то гнался. Увидев это, Джинни сказала:

— Гермиона, пожалуйста, сходи за ним. Я не могу! — она повернула к Гарри заплаканное лицо и потянула его в сторону Норы.

Гермиона медленно брела вслед за Роном. Она знала, где его искать — за холмом в саду была поляна возле шиповника, куда они не раз приходили, оставаясь на лето в Норе. Это место не было видно из дома, и в детстве Рон иногда прятался там от своих братьев.

Подойдя к шиповнику, Гермиона услышала сдавленные рыдания. Рон лежал прямо на траве на животе, опустив лицо на руки, и тихо вздрагивал. Ей было неловко видеть его слабость, зная, что он хотел скрыться от посторонних глаз. В нерешительности она постояла минуту, но дольше не выдержала, подошла поближе, села на траву и положила руку ему на голову. Они просидели так несколько минут, слёзы бежали по её лицу, и она не могла ничего сказать, чтобы не разрыдаться и не расстроить его ещё больше. Как она могла помочь ему? В этот момент Гермиона с ясностью осознала, что любит его, что готова ради него на всё. Ей было невыносимо видеть его боль. Она вытянулась и легла на Рона сверху, закрывая своим маленьким телом лишь часть его распластанной фигуры. Пусть в землю уйдет вся его боль, а от меня придет сила, думала она, обхватив его плечи руками и уткнувшись носом в шею. Наверно, он почувствовал её слезы на себе, потому что тихо сказал:

— Гермиона, пожалуйста, не плачь. Всё будет хорошо.

И то, что он утешал её, было очень трогательно, поэтому она сказала то, что должна была сказать в ту минуту:

— Рон, я люблю тебя.

Он ничего не ответил, но она и не ждала ответа. Сердце громко стучало от волнения, оттого, что она избавилась от своей давней тайны, а дальше — будь, что будет! Он же сказал — всё будет хорошо.

Когда стал накрапывать дождь, они сели рядом на траву, не решаясь взглянуть друг другу в глаза. Рон заулыбался первым, ловя её взгляд, и, чтобы не намокнуть, они дружно вскочили и подошли к стволу большого клена, под кроной которого было совсем сухо. Гермиона запомнила навсегда его глаза, когда он своим телом прижал её к жесткому стволу и стал целовать, как будто завтра — конец света. Она соединила руки у него за спиной и отвечала ему, как умела — неловко и неуверенно, удивляясь его силе и настойчивости. Когда они наконец остановились, чтобы перевести дыхание, Рон улыбнулся и сказал:

— Я всегда знал, как найти к тебе подход — нужно давить на жалость! — его красное от слёз лицо уже не было грустным, как будто вся боль, как она и просила, ушла в землю.

— Нам нужно идти. Все будут волноваться, Рон, — улыбаясь, сказала она.

— Да, конечно, — ответил он, — и поцеловал её снова.

Гермиона почувствовала, что земля закачалась под ногами. Это был одновременно и трудный, и счастливый день в её жизни, и его молчаливое признание — это уже была победа. В их поцелуе было столько любви, что Гермиона не сомневалась — Рон скажет важные для неё слова, но потом, когда сам захочет.

* * *

На приятные воспоминания ушло несколько минут, и Гермиона вернулась в суровую реальность. Рона нет; вчера её чуть не убили прямо на рабочем месте.

Нужно встать, приготовить завтрак для Гарри и поскорей отправить его домой к Джинни, а потом идти на работу, не думая о личных проблемах.

Гарри уже встал, когда она вышла к нему в гостиную.

— Как ты? — обеспокоенно спросил он.

Она лишь улыбнулась и кивнула.

— Я чай приготовил! — повеселевшим голосом сказал Гарри. — Послушай, Гермиона, я хочу, чтоб ты знала, что Рон в Синей Ели. С ним всё в порядке, я думаю, он скоро вернётся домой.

Гермиона измерила друга холодным взглядом.

— Я понимаю, как тебе хочется от него избавиться, Гарри, и очень тебе сочувствую, но сюда он не вернется. Отправь его куда-нибудь в другое место. Может, он захочет пожить в Норе? Иначе мне придется сегодня же искать новую квартиру, я никак не могу возвращаться к родителям. Это будет их полным триумфом, а я к этому не готова. Скажи ему, что я найду квартиру за неделю, но до этого времени пусть перекантуется где-нибудь, ладно?

Всё это она выпалила, не давая вставить слово изумлённому Гарри.

— Да, если ему нужны вещи, пусть не стесняется, заходит днём, когда меня нет дома. Но если оставит беспорядок или посуду не помоет — я его одежду выкину из окна, — она довольно улыбнулась.

— Знаешь что, скажи ему это сама! Я не собираюсь участвовать в ваших разборках! — выпалил Гарри.

— Извини, но раз уж он ходит к тебе плакаться в жилетку и поливать меня грязью, может, окажешь и мне услугу? Больше я от тебя ничего не прошу! — Гермионе было неприятно вспоминать их разговор перед сном, когда Гарри прямым текстом спросил, что у неё с Миллсом. Во-первых, какое ему дело? Во-вторых, он вот так легко поверил домыслам Рона и тоже записал её в распущенные девицы? Неужели Гарри не изучил её за столько лет, чтобы предъявлять такие обвинения?

— Гермиона, ты сама знаешь, что всё это глупости, и вы завтра помиритесь. Ладно, я, пожалуй, пойду домой, а то Джинни не поймёт, — Гарри на ходу допил чай, запихнул в рот кусок пирога и, подойдя к камину, крикнул:

— Увидимся в Министерстве!

Гермионе стало стыдно, что она сорвала свою злость на Гарри. Конечно, он хотел, как лучше, и правильно сделал, что спросил обо всём напрямик. Вот только она не рассказала ему всей правды. Страдала она не от подозрений Рона и не от страха перед магом в чёрном капюшоне. Её мучило ужасное открытие, объяснение которому она так и не нашла: Рон изменил ей с другой. Она не смогла сказать об этом Гарри, потому что ей неловко было впутывать его в отношения двух лучших друзей. А ещё ей было ужасно стыдно за своего жениха. Гермиона понимала, что должна поговорить с Роном, но боялась узнать правду. Откладывая разговор, она сохраняла в себе последнюю надежду на то, что произошла ошибка, и Рон просто навещал пострадавшую девушку в лазарете Аврората.

Гермиона не понимала: как он осмелился заявиться вечером в лабораторию, обозвать её шлюхой и сломать её стул, если его совесть не чиста, и он сам изменил ей с другой?

В глубине души Гермиона знала, что не сможет простить измену, но всё равно искала Рону оправдание. Альтроменте. Неизвестно, как отразилось на нём это чёрное заклинание! Возможно, он болен гораздо серьёзней, чем она думала, и просто не хочет волновать её. Кроме того, Рон не имел права даже ей ничего рассказывать о миссии, потому что был связан клятвой тайны.

Чем больше Гермиона думала о вчерашнем дне, тем больше убеждала себя, что Рон ни в чём не виноват, и что сейчас важнее обратить своё внимание на вечерний инцидент: Чёрный капюшон… Преступник проник в их лабораторию, её саму чуть не убили Авадой, их секретарь погибла.

Размышления Гермионы были прерваны хлопками от трансгрессии. Кто-то аппарировал за входной дверью в Ирис! Она услышала тихие мужские голоса и насторожилась. Неужели сюрпризы ещё не закончились? Жаль, что Гарри нет рядом! С ним ей было бы намного спокойней! Вчера пришлось оставить свою палочку в Аврорате, так как она была важным вещественным доказательством, и теперь у Гермионы была надежда только на беспалочковую магию, которую она изучала во Франции.

Она смело распахнула дверь на настойчивый стук. На пороге стояли два знакомых ей аврора, Стенли и Оливер, и у неё отлегло от сердца. Она не знала их лично, но, со слов Рона и Гарри, это были хорошие опытные авроры из одной команды. Отвечая на её удивленный взгляд и немного смущаясь, Оливер сказал:

— Гермиона Грейнджер, вас приказано задержать в связи с тяжким преступлением — применением запрещенных заклинаний. Вы должны пройти с нами в Аврорат для дачи показаний.

Гермиона с недоумением посмотрела на гостей.

— Что за глупые шутки с утра пораньше, Оливер? Не лучший день для розыгрыша! Если вы к Рону, то его здесь нет. Если ко мне — проходите. Кофе или чай? — обратилась она к ним, улыбаясь.

Улыбка сразу исчезла с её лица, когда Стенли и Оливер отвели глаза.

— Это какое-то недоразумение, Гермиона! — воскликнул Стенли, — но пока со всем этим разберутся, тебе придется пройти с нами.

Это была не шутка. Что-то произошло за ночь, и она чувствовала, что её ждут неприятности.

— Ну, чего скисли? — невозмутимо сказала Гермиона. — Одеться можно или у вас есть приказ доставить меня в пижаме?

— Гермиона, послушай, мы тут ни при чём, — ответил Оливер, — мы выполняем приказ. Переодевайся, но, по инструкции, чтобы ты не убежала, я должен при этом присутствовать.

— Рона нет дома, так что не бойся, никто тебе кости не пересчитает, — отшутилась Гермиона и заметила, что Оливер с облегчением вздохнул. — Я не преступница и убегать не собираюсь.

Она переоделась без свидетелей.

* * *

В Аврорате её ждал новый сюрприз — авроры заперли её в камере для допросов и удалились, не отвечая ни на какие вопросы. Гермиона недоумевала: кто мог отдать приказ арестовать её без объяснений? Долгие два часа она просидела на скамье, упражняясь в умении вызывать радугу над умывальником. Потом она наколдовала множество пузырей из мыла, и погоняла их стайками по камере.

Никто явно не спешил допрашивать её, и Гермиона заскучала. Не привыкшая сидеть без дела, она почистила окно и пол — и всё это, используя беспалочковую магию. Интересно, Гарри тоже напрочь про неё забыл?

Когда Гермиона уже собиралась вызвать шум водопада, дверь, наконец, открылась, и в камере появилась высокая фигура начальника Аврората — Альдонара Стайка. Гермиона много слышала о нём от сотрудников министерства, которые его уважали и побаивались. Поговаривали, что он мог простить трусость, но никогда обман. Являясь её самым главным начальником, мистер Стайк принимал финальное решение о её приеме в лабораторию, но в реальной работе они никогда не встречались.

Рон обожал Стайка. Он не раз восхищался его выносливостью и силой, умением настроить авроров на боевой лад, хитростью при разработке операций и обострённым чувством справедливости. Хоть Стайк и внушал некоторый страх Гермионе, она обрадовалась его появлению: она ни в чём не виновата, и он, безусловно, во всем разберется!

— Здравствуйте, мисс Грейнджер, — холодно сказал Стайк, и сразу перешел к делу, — к вашей палочке был применен Приори Инткантатем. Последним заклинанием, выпущенным из неё, было запрещенное заклинание смерти. Этим заклинанием вчера была убита ваша коллега Альба Картер. Кроме вас, в комнатах лаборатории никого не было. Как вы это объясните?

— Но я всё уже объяснила вчера! — в недоумении сказала Гермиона, — в лаборатории был человек в чёрной мантии с капюшоном, он использовал мою палочку против меня.

Начальник резко прервал её.

— Я читал вчерашний отчет, мисс Грейнджер. Ваши объяснения выглядят неубедительно. Какое именно заклинание применил к вам ваш загадочный враг?

— Авада Кедавра,— прошептала она.

— И вы, не имея палочки, смогли защитить себя?

— Да! Не зря же вы взяли меня в Аврорат! Думаете, без палочки я ничего не стою? — возмущенно воскликнула Гермиона.

— Я не сомневаюсь в ваших способностях, мисс Грейнджер, однако ваш рассказ — вымысел от начала и до конца, и я хочу немедленно знать, что произошло на самом деле. Я не люблю, когда у меня под носом происходят непонятные вещи. Почему вы убили нашу сотрудницу? Она вам угрожала?

— Я уже сказала всю правду. Можете проверить — используйте Легилименцию.

— Я знаю, что вас учили противостоять Легилименции. Я читал ваше личное дело. Поэтому я и взял вас в Аврорат. Но сейчас понимаю, что это было ошибкой, — Стайк резко встал, и его крупная фигура нависла над Гермионой. — Вы понимаете, чем вам грозит молчание? Вас обвинят в совершении тяжкого преступления и отправят в Азкабан.

— Я знаю, что бывает за использование Авады. Мне жаль, мистер Стайк, что вы набираете сотрудников, которым совсем не верите. Это очень опасно при вашей работе! — выпалила Гермиона.

— Ты будешь учить меня, как делать мою работу? — грозно сказал Стайк, переходя на «ты». — К тебе применят сыворотку правды, и всё всплывет, но я хочу узнать правду сейчас. Я даю тебе шанс объяснить всё самой, иначе ты не только увязнешь сама, но и потянешь за собой своих друзей. Они тоже могут попасть под подозрение. Ваша троица всегда была вместе, и, если вы что-нибудь затеваете за моей спиной…

— Гарри и Рон здесь ни при чём! Мы ничего не затеваем! — воскликнула Гермиона и зашагала по камере. — Я поняла! Если вы не можете защитить собственных сотрудников в стенах Аврората, то предпочитаете избавляться от них. Ведь иначе вам придется отвечать на неудобные вопросы, например, откуда в закрытой лаборатории, защищенной паролями, взялся посторонний человек? Что ему было нужно, и как он безнаказанно совершил убийство и скрылся?

Её глаза метали молнии, она совершенно забыла о том, что сама находилась в роли обвиняемой.

— Ну, это уже слишком, — от её прямолинейности Стайк пришел в негодование, — я знаю, что не было никакого человека. Но, если хочешь упрямиться, тебе же хуже!

Он вышел, не оглянувшись, оставив перепуганную Гермиону стоять посреди камеры.

Её сердце бешено билось. Не перегнула ли она палку? Самый главный её начальник пришёл выяснить правду, а она бросила обвинения ему в лицо. Сейчас Гермиона понимала, как это неразумно. Ей меньше всего хотелось иметь Стайка в роли врага. Теперь он настроен против неё, и всё из-за её несдержанности. Что будет дальше? Почему он ей не поверил? А как же свидетельство Гарри?

И тут Гермиона поняла, что слова Гарри ничего не значат. Что он видел? Что она бежала по коридору со своей палочкой в руках и пустила в него заклинание? Что мертвая женщина лежала в своём кабинете? Кто поверит, что она смогла вызвать без палочки Протектум Сфера и избежать смертельного заклятия? Большинству и более опытных волшебников это не под силу! Из её палочки было выпущено смертельное заклинание. Очевидно, убийца воспользовался своей палочкой, убивая Альбу Картер. Всё это было очень странно и никак не сходилось в одну картину. Отсутствие системы пугало Гермиону. Теперь она не станет забавляться, сидя в этой проклятой дыре. Она будет думать.

Прошло еще несколько часов, но её больше никто не потревожил, кроме охранника, подавшего еду. Ей казалось, что вчерашний день был ужасным? Сегодняшний мог составить ему конкуренцию.