За стеной (гет)

— А если я это сделаю, то всё опять пойдет хорошо, и если я скажу, что холмы похожи на белых слонов, тебе это понравится?

— Я буду в восторге. Я и сейчас в восторге, только теперь мне не до этого. Ты ведь знаешь, я всегда такой, когда нервничаю.

Эрнест Хемингуэй. «Белые слоны»

* * *

— Что-то ты сегодня выглядишь непривычно довольной, — отметила Луиза, привет-ведьма, как всегда дружелюбно улыбаясь, сидя за столом с табличкой «Справки».

Гермиона не определила, что это было — претензия или комплимент, но на всякий случай выдавила из себя дежурную улыбку. Нет, Луиза ей нравилась, но её страсть к сплетням настораживала. Если у тебя есть какая-то тайна, от людей вроде неё лучше держаться подальше. А Гермионе было что скрывать.

— Хорошо спалось этой ночью, — отозвалась она, решив, что отделаться скупым приветственным кивком не удастся. Излишняя молчаливость тоже могла повлечь за собой ненужные разговоры. Ох, она уже мыслит так, словно совершила преступление и пытается замести следы… А ведь близкие (ну ладно, пусть очень, неприлично, до затруднённого дыхания и учащённого сердцебиения близкие) отношения с разведённым мужчиной — это не преступление. Даже если он намного старше. Даже если он был Пожирателем и недавно вышел из тюрьмы.

— Да? И с кем же так хорошо спится? — деловито поинтересовалась Луиза, заставив Гермиону от волнения сжать кулаки так, что ногти впились в ладони. — Мне тут птичка напела, что у тебя было свидание с нашим Оливером-Парнем-Хоть-Куда-Вудом. Одобряю выбор. Всяко получше твоего бывшего.

— Свидание… было давно. Прости, мне пора работать, — и она быстрым шагом, больше похожим на бег, помчалась в ординаторскую, а перед глазами всё стояло удивлённо-обиженное лицо приятельницы.

В последнее время Гермиона действительно спала хорошо. Потому что не одна.

Однажды она пришла с ночной смены, когда ещё не рассвело, и обнаружила Люциуса спящим на своей кровати. Не стала ни будить, ни прогонять его, просто легла рядом и тут же сама уснула, а утром они оба сделали вид, что ничего необычного не произошло. С тех пор Люциус взял за привычку ночевать в спальне Гермионы, а она взяла за привычку делать вид, что всё так и должно быть. Получалось у неё неплохо.

Переезд Люциуса слегка задержался, но, пусть на неделю позже, пусть недалеко, он всё-таки перебрался за стену. Гермиона тогда была в Мунго, а когда вернулась, чужих вещей в её квартире уже не было. Помимо разве что дубликата ключа, который оставил ей Люциус на тумбочке у входной двери. Что-то вроде: «Заходите, когда вам будет угодно», только без слов. Гермиона сразу же добавила этот ключ в свою связку и в слегка расстроенных чувствах ушла спать. Сон тогда долго не шёл, но в конце концов ей удалось задремать в обнимку с громко мурчащим Косолапусом, который в кои-то веки решил составить ей компанию.

А на следующую ночь Гермиона воспользовалась оставленным ключом (намеренно проигнорировала всегда находящуюся под рукой многофункциональную палочку) и заглянула к своему новому соседу по площадке. Тот, казалось, поджидал её: сразу появился в прихожей, выглядел особенно свежо (почти как в свои лучшие времена), даже предложил ей вина. Она не отказалась. А после — не отказалась остаться на ночь. Так Гермиона заглядывала к Люциусу «на огонёк» почти каждую ночь, и это вошло у неё в привычку. Всё чаще она ловила себя на мысли, что думает о нём, когда не должна.

«Ты вообще никогда не должна о нём думать!» — говорил ей рациональный внутренний голос.

Но назойливые мысли от этого не переставали посещать её голову. Минуло уже две недели с тех пор, как Люциус переехал, и Гермиона успела пожалеть, что нашла ему отдельное жильё. Когда он обитал у неё, она могла делать вид, что мечтает о том, чтобы он съехал. Умудрялась успешно убеждать в этом даже саму себя, а его — и подавно. Но как только Люциус перебрался в соседнюю квартиру — скрывать тот факт, что он ей нужен (пусть в первую очередь физически, но нужен!), стало невозможно. Скрывать от самой себя. Да и от него — с каждым днём всё сложнее.

Иногда, например, после работы, которая, бывало, затягивалась до глубокой ночи, Гермиона просто тихонько, на носочках, проскальзывала в квартиру Люциуса и ложилась к нему под бок. Так и засыпала, слушая размеренное дыхание и внутренне разрываясь от желания обнять его сильно-сильно. Но нельзя ведь — он проснётся и будет ворчать что-то, пусть и беззлобно.

Вообще, Гермиона ужасно боялась.

Когда-то давно, учась на втором курсе, она боялась Люциуса Малфоя, потому что этот статный мужчина был в её глазах воплощением власти и силы, которые применялись отнюдь не для добрых дел.

Спустя три года он пугал её тем, что являлся куда более опытным магом, чем она. Будь Гермиона хоть трижды лучшей ученицей Хогвартса, одолеть его в схватке один на один не представлялось возможным.

А во время поиска хоркруксов, когда она с друзьями попала в Малфой-мэнор, страх вызывал не столько сам Люциус, сколько его метка. С помощью которой он мог с лёгкостью вызвать Волдеморта. Который жаждал убить Гарри. Который был лучшим другом Гермионы, а ещё — единственной надеждой волшебного мира. Да, тогда Гермиона просто тряслась от ужаса.

А вот в те месяцы, когда Люциус был в Азкабане, Гермиона его не боялась. Вообще о нём не вспоминала и, откровенно говоря, считала, что вряд ли когда-нибудь встретит этого человека вновь. Но вот не сложилось. Она не только встретила его, но впустила в свой дом, и он (опять!) заставил её испытывать страх.

На этот раз Гермиона боялась, что у него есть какой-то коварный план. Что Люциус маскируется под беззащитного никчёмного бывшего Пожирателя, а на самом деле только и ждёт, чтобы напасть на неё. Но он не напал, и это беспокойство со временем стихло.

И сейчас (вот даже прямо сейчас, во время обхода пациентов) Гермиона больше всего боялась привязаться к Люциусу Малфою. Хотя в глубине души понимала, что поздно страшиться этого, всё уже свершилось. Необратимо.

Не так давно Гермиона подумала, что они с Люциусом словно бы пара. Да, настоящая пара, как бы странно и глупо это ни звучало. Пусть она называет его «мистер Малфой», а он её — «мисс Грейнджер», но они проводят вместе ночи, вместе завтракают и ужинают. В выходные он обычно заглядывает к ней, и они вдвоём читают, едят пиццу и болтают обо всём и ни о чём, не затрагивая ни одну из тем, волнующих Гермиону по-настоящему. А один раз, на прошлой неделе, он даже помогал ей готовить обед. У них тогда всё подгорело, но было весело.

— Мисс Грейнджер, почему вы считаете, что томаты необходимо резать дольками, а картофель — кружками? Простите, но я не вижу в этом логики, — до смешного серьёзным тоном спросил тогда Люциус, стоя у разделочной доски с ножом в руках.

— Потому что моя мама всё время так делала, мистер Малфой, — ответила ему Гермиона.

— А вы не думаете, что блюдо смотрелось бы гармоничнее, нарежь я эти томаты такими же кружками, только потоньше?

— Или вы будете резать помидоры дольками, или я прогоню вас с кухни и оставлю без обеда.

— Да вы настоящий тиран, — он неожиданно улыбнулся.

— И не говорите. Мне не хватает только пары-тройки хоркруксов, так я смогла бы поработить весь мир.

— Только не это, мисс Грейнджер. Боюсь, я не переживу повторения истории.

— Да ладно вам, будете моей «правой рукой». Опыт у вас имеется.

— Только через мой труп.

— Как жаль. В таком случае, я уже знаю, чью смерть использовать для создания первого хоркрукса.

Тут Люциус отбросил нож в сторону и приблизился к ней.

— Не шутите так. А не то я…

— Не то вы что? — вызывающе усмехнулась она. — Оставите меня без обеда?

— А ещё без ужина.

— И кто из нас двоих тиран?

В ответ Люциус её поцеловал. Несколько раз. Вообще, довольно много раз, и не только поцеловал. А потом, судя по появившемуся запаху, стало очевидно, что мясо подгорело, и они оба остались без обеда. Но не особо из-за этого расстроились.

Сейчас Гермиона брела по коридору Мунго и улыбалась, вспоминая о том случае. Как-то так ей в воображении рисовались идеальные взаимоотношения мужа и жены, очень похоже по-доброму переругивались между собой на кухне её родители, когда она была ещё ребёнком.

Конечно, она не могла сказать, что любит Люциуса. Нет. Но он был ей очень дорог, хотелось быть к нему как можно ближе, несмотря на то, что он частенько её раздражал. Бессмысленные перепалки обычно плавно перетекали в страсть, и всё заканчивалось хорошо. И ей куда важнее было уснуть, чувствуя его запах, уложив голову на его груди, чем, собственно, сам секс. Хотя и он был, бесспорно, неповторим, но ощущение невероятной близости после — не сравнить ни с чем. Гермиона могла бы лежать рядом с удовлетворённо улыбающимся Люциусом целую вечность. Наверное, это было похоже на любовь. А может, и нет — она точно не знала. Как когда-то давно ей говорила Джинни: «Настоящие отношения — это когда вы спите вместе, независимо от того, хочется ли вам физической близости». Сомнительная философия жизни от тогда ещё семнадцатилетней ведьмы, но тем не менее. Когда Гермиона только начала встречаться с Роном и ещё жила отдельно, то во время «женских дней» всегда ночевала в одиночестве. Рон не считал нужным быть с ней, если под «спать вместе» подразумевался действительно просто совместный сон на одной кровати. Гермиона немного обижалась, но виду не подавала. А вот с Люциусом всё совсем иначе…

Тут она резко остановилась прямо перед дверью в очередную палату.

Стоп, Гермиона.

Стоп!

Вопрос первый: как давно у тебя были эти треклятые «женские дни»?

Вопрос второй: ты предохранялась, когда спала с Люциусом в первый раз?

Ответ первый: достаточно давно, чтобы можно было начинать паниковать.

Ответ второй: нет. Разве в ту ночь им обоим было до того? Гермиона вообще не помнила, что тогда происходило. Был ночной кошмар, потом Люциус, его губы, пол, мужские объятия… Ванна, сон, утро, Люциус. Жаль, но в этом списке точно не нашлось места пункту «противозачаточное зелье».

* * *

— Что это? — спросила Гермиона.

Люциус протягивал ей разноцветную картонную коробочку размером с большой кулак. Она с необоснованной опаской взяла её.

Последний час Гермиона провела в квартире Люциуса, не находя себе места. По пути домой заглянула в маггловскую аптеку и купила там пять (все имеющиеся виды) тестов на беременность. Удобнее было бы приобрести специальное зелье прямо в аптекарской лавке Мунго, но… Вот основной минус статуса героини войны: все тебя знают, следят за твоей жизнью и обсуждают. Такая покупка могла бы повлечь за собой не самые приятные последствия вроде сплетен — в лучшем случае, а в худшем — публикации в «Ежедневном пророке» или том же «Ведьмополитене» с кричащими заголовками. Ну нет, Гермиона это уже проходила.

Зайдя в подъезд, она сначала уверенно вошла в свою квартиру, достала злосчастные тесты, изучила инструкцию к каждому, но потом положила их обратно в сумочку, так и не использовав по назначению. Сама до конца не понимая зачем, повинуясь скорее эмоциям, чем здравому смыслу, она направилась в соседнюю квартиру. И впервые решила не открывать дверь своим ключом, а использовала звонок. Ответа не последовало. Тогда она постучала. Звонок. Стук. Снова стук. Звонок. Ещё раз… Пришлось всё же открыть дверь самой. Люциуса, как и следовало ожидать, дома не оказалось. В тот самый момент, когда он так нужен… Куда-то пропал!

«Зачем он тебе сейчас нужен?» — ехидно поинтересовался внутренний голос.

«Нужен», — раздражённо ответила ему Гермиона. Ещё чего не хватало — спорить с самой собой!

Хотя, собственно, Люциус вряд ли мог ей чем-то помочь. Они неплохо проводили время вместе, но когда дело касалось чего-то серьёзного, он обычно «давил по тормозам», а то и вовсе «давал задний ход». Взять, к примеру, тот случай пару недель назад, когда она долго распиналась перед ним, говорила о возможности смягчения приговора для него по истечении пяти лет. Гермиона столько всего вычитала об этом! О том, кто должен написать заявление о пересмотре дела в Визенгамоте, какие условия должны быть при этом соблюдены, каковы шансы на успех, какие были прецеденты… А он просто не слушал! Или сделал вид, что пропустил всё мимо ушей (к слову, ещё не известно, что хуже).

Гермиона тогда была раздосадована и даже обижена. «Я не буду повторять», — сказала она и ушла, надеясь, что он переспросит. Но этого не произошло, и ситуация стала злить ещё сильнее. Одно дело, когда она растолковывала Рону и Гарри сложную тему, скажем, по трансфигурации, а они отвлекались на всё подряд и свершено не желали усваивать материал… Студенты — что с них взять? Но совсем другой разговор, когда взрослый человек мнит себя не пойми кем и только и может, что говорить о том, как он всё потерял. Да ещё с таким лицом, что Гермионе становилось стыдно и неловко. Даже сейчас, вспоминая о его словах, она внутренне сжалась, подумав: «А ведь Люциус прав. Мои проблемы слишком поверхностны в сравнении с его трагедией. Потерял семью, уважение, магию…» Но тут же Гермиона обрывала себя. Нет! Если бы не он, у неё было бы как минимум на одну проблему меньше, а если быть более точной, то на одну проблему и пять тестов на беременность в сумочке меньше.

Вскоре послышалось, как в квартире открывается входная дверь.

Неужели.

И тут весь боевой дух словно испарился. Когда Гермиона увидела Люциуса, глядящего на неё с тревогой, то от страха не смогла выдать даже банальное приветствие. Что уж говорить о «серьёзном разговоре». Но Люциус, казалось, и не ждал от неё пояснений. Тут-то он достал из кармана свою загадочную коробочку и протянул ей.

— Что это? — спросила она опять, вертя её в руках и не решаясь открыть.

— Это вам, — пояснил Люциус. Но понятней от этих слов не стало.

Гермиона открыла коробочку, и там не оказалось ничего сверхъестественного — просто маленький керамический слоник. Белый. Довольно симпатичный.

— Это слон, — сказал Люциус так, будто она сама не видела.

— И зачем он?

— Просто так. Я увидел его в сувенирной лавке — и вот он здесь. Впервые захотелось купить что-то самому.

— Спасибо, — сказала Гермиона, хотя сильной благодарности не испытывала. Хотелось, чтобы Люциус не болтал о пустяках, о том, что он захотел или не захотел, а спросил о ней. Тогда она, может, и рассказала бы ему всё. А так… нет, не сможет, не получится.

— Давно здесь ждёте? — спросил, садясь рядом и приобнимая.

— Не очень.

«Ну, ну же, сейчас-то точно спросит, зачем она его ждёт?..»

— Если бы я знал, что моя квартира не пустует, поторопился бы.

Тут Люциус нагнулся и поцеловал её. Приятно. Но Гермиона ждала и хотела другого. А он мягко подтолкнул её и уложил на диван, нависая сверху.

«Хм, нет. Я не затем сюда пришла».

— Я не хочу. Не сейчас.

Но Люциус только продолжал целовать её и уже начал расстёгивать пуговички блузки. Сказал:

— Расслабьтесь… И всё будет замечательно.

Тут Гермиона разозлилась. По-настоящему. Она с силой оттолкнула его и села, прижав к себе диванную подушку. Хоть и понятно было, что скорее Люциус сам позволил ей сделать это, Гермиона вновь почувствовала себя бойцом. Хотелось ещё и ударить его — пусть удивится. Правда, тогда он поймёт, как сильно раздражает её. Но если ничего не делать — решит, что ему всё дозволено. Безвыходная ситуация только раззадоривала закипающую злость.

— Может, прикажете ещё закрыть глаза и думать об Англии? — гневно поинтересовалась Гермиона.

— Англия, конечно, прекрасна… Но не настолько, — Люциус глядел на неё с любопытством. — Мисс Грейнджер? Что-то стряслось? Или сегодня просто неблагоприятный день… для кого-то из нас?

— Нет, — вопреки логике, отозвалась Гермиона.

«Ты хотела, чтобы Люциус поинтересовался твоей жизнью. И он это сделал. Так чего ещё тебе недостаёт?..» Гермиона не знала ответа на этот вопрос.

— Тогда, может, мы продолжим?

— Нет, — опять сказала она, встав с дивана и бросив ему эту чёртову подушку.

Думала уже уйти к себе (может, даже хлопнув дверью для зрелищности), но тогда последние три часа лишились бы всякого смысла. Поэтому она развернулась и… села прямо на ковёр, по-турецки (а что, не садиться же рядом с ним?) И Люциус… Люциус продолжил смотреть на неё, на этот раз к любопытству примешалось удивление. Потом он и сам поднялся на ноги, приблизился к ней и сел сзади, обняв её со спины.

— Если что-то случилось, вам надо с кем-то поделиться. Пусть этим человеком стану я.

— Я же сказала, что всё в порядке, — с упрямством, достойным лучшего применения, отозвалась Гермиона.

— Вы солгали, мисс Грейнджер. Но разве я могу вас в этом винить?

— Я просто не хочу ничего сейчас обсуждать.

— Да? А почему же тогда вы до сих пор здесь? — вкрадчиво поинтересовался Люциус.

Она сама не знала. Ей необходимо было с ним поговорить, но одновременно с этим Гермиона понимала, что вряд ли у неё получится это сделать. Так что же, действительно, она здесь забыла?

— Потому что мне нужен кто-то рядом. Пусть этим человеком станете вы, хорошо?

Гермиона говорила искренне. Она сейчас словно бы находилась в центре большой комнаты, которую вдруг окутала кромешная тьма. И с уходом света внезапно забылось, что расположено вокруг. Гермиона, казалось, вообще не понимала, где находится. Так и брела наугад, делая шаг за шагом, когда вдруг наткнулась на стену, как на спасение от неизвестности. Обычная стена… Разве это решение проблемы? Нет, конечно, но хоть какая-то опора. Люциус и стал для неё «хоть какой-то опорой».

— Хорошо, — согласился он и обнял её чуть крепче.

Вскоре Гермиона размякла от близости Люциуса, расслабилась и сползла с его груди на пол, подумывая пролежать так до утра. Он тут же отреагировал, заметив перемену в её настроении: сменил позицию и, ничего не говоря, вновь навис сверху, прильнул губами к её шее. Впору было почувствовать себя беспомощной. Беспомощной, неспособной к сопротивлению, любящей умелые мужские поцелуи и прикосновения, бестолковой дурёхой. Именно таковой Гермиона себя и считала. И сейчас ей было наплевать на это — Люциус находился слишком близко и не оставлял пространства для здравых размышлений.

Снова на полу. Как в первый раз.

Гермиона только успела забыть о том, что её тревожило весь день, но тут щека коснулась колючего ворса шерстяного ковра. Это отрезвило.

— Хватит! — сказала она. После чего вырвалась и села, закусила губу.

«Чёрт. Нет, Гермиона, только не это… Не вздумай плакать!»

Слезинка скатилась по щеке.

«Чёрт!»

Ещё одна слезинка.

«Чёрт, чёрт, чёрт!»

— Что такое? — Люциус выглядел обеспокоенным. — Я сделал вам больно?

— Нет, — произнесла с трудом.

— Мерлин, я не хотел вас расстроить…

— Я просто… У меня… — Гермиона шмыгнула носом. — У меня задержка. Уже пять дней.

Надо же, она всё-таки это сказала. А думала, что для подобного признания потребуется проработать детальный план беседы, учесть все нюансы и выждать несколько дней. Но всё оказалось куда проще — достаточно позорно разрыдаться, сидя на полу.

— Задержка? — тупо переспросил Люциус.

Гермиона молча кивнула. Надеялась, он понимает, что она имеет в виду. Пускаться в объяснения было выше её сил.

— Так значит… ребёнок?

Гермиона судорожно вздохнула, потом чересчур активно помотала головой.

— Нет. Наверное, нет. Это же всего пять дней. Такое бывает иногда. Я ещё не проверяла.

— Почему?

— Я… боюсь.

— Это больно?

Гермиона вновь мотнула головой.

— Вы боитесь узнать ответ? — догадался Люциус.

Теперь — кивнула.

«Разумеется, я боюсь! Как будто вы бы не боялись забеременеть на моём месте! От человека, с которым вас не связывает ровным счетом ни-че-го! Помимо лестничной площадки и общей стены», — сказала бы Гермиона, если бы смогла.

— Это мой ребёнок?

«Да нет никакого ребёнка!»

Чуть помедлив, кивнула.

— Тогда я тоже имею право знать. Вы должны проверить.

«Ничего я вам не должна!»

Гермиона промолчала. Люциус выждал около минуты и ушёл в сторону кухни. Вскоре вернулся — со стаканом воды.

— Я думала подождать пару дней, а потом сделать тест, — опустошив стакан, озвучила она только что придуманный план действий.

— От этого результат станет точнее?

— Возможно, — уклончиво ответила Гермиона.

— А если говорить честно?

— Нет. Не станет.

— Вы должны проверить, — снова настойчиво сказал он. Тогда она поняла, зачем пришла сюда — у Люциуса была та сила, которая могла повлиять на неё. Могла и влияла. — Проверьте прямо сейчас.

* * *

— Мисс Грейнджер… Но…Это ведь не такая плохая новость — ребёнок?

— Я не могу сейчас заводить детей, — резко сказала Гермиона, а после прибавила: — Не хочу. К тому же это огромная ответственность. Знаете ли, не у всех в распоряжении есть отряд домовиков-нянек, которые готовы прийти на помощь в любой момент.

Она ходила по гостиной, выжидая минуты, по истечении которых узнает результат теста. Пожалуй, даже итогов СОВ и ТРИТОНов она не ждала с таким нетерпением. И страхом.

— Вы говорите на эмоциях.

— Я. Не могу. Заводить. Ребёнка. Мистер Малфой!

— Это не только ваш ребёнок.

Она резко развернулась и дала ему пощёчину. Лишь бы он только замолчал!

Всю кисть правой руки в ту же секунду охватила боль, словно в ладони сосредоточилась парочка Круциатусов. Гермиона зажмурилась и напряжённо выдохнула. Больно. Ужасно больно. Неизвестно, что больше ранило: удар или душевная сумятица. А Люциус даже не дёрнулся, хоть на его щеке и виднелся отчётливый красный след. Гермиона всхлипнула, глядя на свою ладонь.

— Дай посмотреть руку... — сказал он, обескуражив её.

— Со мной всё в порядке.

Тогда Люциус сам аккуратно взял её ладонь и, детально осмотрев, вынес свой вердикт:

— Просто ушиб. Надо приложить лёд. Или… воспользуйся палочкой.

— Я же сказала, что всё в порядке.

Ничего не было «в порядке». Ничего. И Люциус это понимал, без сомнений.

— Залечи свою драклову руку! Ты же целитель! — воскликнул он.

А секунду спустя нашёл на полу возле дивана её сумочку, достал оттуда палочку и отдал её Гермионе. Она тут же поколдовала сперва над своей ладонью, потом — над щекой Люциуса. И вот — как будто ничего и не произошло.

Потом она ушла в уборную (на сей раз — безо всяких указаний с его стороны!) и обнаружила, что все до единого тесты показали отрицательный результат. Сомнений быть не могло, и Гермиона, теперь это было очевидно, подняла панику на пустом месте. Когда она вернулась в гостиную, сгорая от стыда и тайно внутри себя прыгая от радости и облегчения, Люциус сидел на диване и глядел в пустоту. Ну конечно, он тоже, должно быть, переживал не меньше неё.

Гермиона села рядом, положив ещё недавно ушибленную руку ему на колено. Его массивная ладонь опустилась сверху. Он посмотрел на неё с беспокойством.

— Я не беременна.

— Ты рада?

— Да, — ответила предельно честно. — Надеюсь, тебя это не очень оскорбляет, но я не могу…

— …не можешь сейчас заводить ребёнка, я это уже слышал.

— Только не говори мне, что ты расстроен.

— Напротив, я рад. Рад, что ты успокоилась. Не хочу, чтобы тебе было больно из-за меня, — говоря это, провёл пальцами по наружной стороне её ладони.

— Ведь это я тебя ударила.

— Я помню. И не станешь извиняться?

— Не надо было меня злить.

— Обычно ты забавная, когда выходишь из себя.

— Но не сегодня?

— Уж лучше будь такой, как сегодня. Главное — будь.

— Куда же я могу отсюда деться? — не поняла Гермиона.

— Мне показалось, сегодня ты была в шаге от того, чтобы куда-нибудь убежать и забыть обо всём, что произошло. Не только между нами, а вообще. Видела бы ты свои глаза со стороны…

— Каждый день в зеркале.

— Нет, отражение — это не то же самое. Себя настоящую ты там не замечаешь, а я — всё вижу, — меланхолично заметил Люциус. — Мне хорошо с тобой.

Интересно, как он отреагирует, услышав от неё слова: «Я люблю тебя»? Гермиона не настолько любопытная, чтобы проверять это.

«И я вовсе не люблю его, — подумала она отстранённо, и тут взгляд зацепился за белого керамического слоника, стоявшего на журнальном столике. — Так ведь?»

* * *

Последующие несколько дней Гермиона делала то, что у неё неплохо получалось: усердно притворялась, что всё в порядке, что всё идёт по-старому. Люциус, судя по всему, ничего не имел против избранной ею линии поведения. Единственное заметное изменение — они наконец стали называть друг друга по имени. И ей это нравилось.

Люциус. Люциус. Люциус.

«Как прошёл твой день, Люциус?»

«Неправда ли, погода всё хуже и хуже с каждым днём, Люциус? Наверное, скоро Лондон ждёт второй всемирный потоп».

Люциус. Лю-ци-ус. Л-ю-ц-и-у-с.

Не меньше ей нравилось и то, как он произносил её имя. Гермиона. Из его уст оно звучало по-особенному, какой бы глупостью это ни казалось со стороны. Ведь не зря считается: важно не то, что ты говоришь, а то, как ты это произносишь. Так вот, имя «Гермиона» Люциус произносил совсем не так, как прежнее «мисс Грейнджер». И не так, как это делали остальные.

— Тебя назвали в честь кого-то, Люциус? — спросила она, в очередной раз смакуя его имя на языке. Они, наверное, в сотый раз сидели в гостиной с книгами в руках, на этот раз — в её квартире.

— А ты как думаешь?

— В честь Люцифера. Всё сходится, — заявил Гермиона. — И тебе трудно будет меня переубедить.

— Я обязан хотя бы попытаться, — вздохнул Люциус в ответ. — Итак, краткий экскурс в историю моего рода… Можешь даже записать, я слышал, в ведении конспектов ты хороша. Впрочем, хороша ты не только в этом, так что не будем отвлекаться, — тут он картинно откинулся на спинку дивана и заговорил: — Люциус Малфой I — мой предок из далёкого шестнадцатого века. Поговаривали, что он был обручён с королевой Елизаветой, но это просто слухи. Хотя в те времена Малфои, как и другие волшебники, не брезговали связями с немагическим сообществом, если это было им выгодно. Собственно, как ты уже догадалась, меня назвали в его честь.

— Я ожидала большего углубления в историю, — призналась Гермиона, подумав, что Люциус, похоже, вернулся к «истокам» — вновь «не гнушается» общаться с магглами… и с магглорождёнными.

— Как-нибудь в другой раз. А что насчёт твоего имени?

— Шекспир, — просто ответила Гермиона. — Мама его очень любила.

— Маггловский писатель?

— Просто писатель, отбрось уже своё пренебрежение. Его называют Великим Бардом. Не понимаю, как я до сих пор не дала тебе его книг — там есть про ведьм и магию, про любовь и смерть, про заговоры и предательства…

— Он писал про мою жизнь? — Люциус усмехнулся.

— Не льсти себе. Хотя… у него есть книга, где главный герой-волшебник отрекается от магии и живёт на острове, вдалеке от большой земли.

— И как называется?

— «Буря».

— Я же говорю — он описывал мою жизнь…

Тут раздался звонок в дверь, Гермиона встрепенулась. Людей, которые знали её теперешний адрес, можно было пересчитать по пальцам одной руки, и это учитывая, что двое из них (она сама и Люциус) находятся по эту сторону двери. Гермиона метнулась к глазку и увидела там... Гарри. Он топтался на пороге, как всегда взлохмаченный, как всегда в очках — в общем, классический Гарри Поттер, ни с кем не спутаешь.

— Спрячься в спальне, — тут же шепнула она Люциусу, пытаясь приструнить зарождающуюся панику. — То есть не так. Лучше в ванной. Хотя нет. Всё-таки в спальне. В шкафу, да, спрячься за мантиями!

— Ты шутишь?

— Нет. Я бы наложила на тебя маскирующие чары, но не представляю, что будет, если ты соприкоснёшься с магией. Пожалуйста, Люциус.

Он, наверное, уловил в её голосе такую мольбу, какой не слышал раньше, потому что покорно, ничего не говоря, встал и скрылся за дверью спальни. Гермиона облегчённо выдохнула и метнулась в прихожую.

— Ты очень долго не открывала, — с недовольством отметил Гарри, переступая порог. — Я уже думал аппарировать.

— Я не… не привыкла, что сюда вообще кто-то заходит. Что-то случилось?..