Ощущения (гет)

Всё было мертво и пусто в этом безжизненном октябре. Холод стоял такой, что казалось, будто бы все вокруг замерло, скованное его властью. Еще оставшиеся кое-где разноцветные листья выглядели какими-то тусклыми и неяркими — они нарядились, только для того, чтобы умереть, и я сочла бы их наряд скорее траурным, чем праздничным.

…Мои глаза взирали на тебя с карандашного портрета. Это был одновременно похожий и непохожий на меня портрет — черты были переданы с величайшей точностью, но где-то там, в глубине глаз, отсутствовало то, что обычно делает портрет живым. Ты поглядел на него пару секунд, поморщился как от зубной боли, и порвал. Клочки бумаги с карандашными линиями — вот все, чем стала я для тебя…

Холод поедал все. Он медленно, по капле, вытравливал из меня всю радость, он забирал все мои улыбки, он стирал все хорошее из памяти, оставляя холодную же пустоту. И все вдруг стало казаться мне таким нелепым, придуманным, нарисованным черной ручкой на клочке плотной бумаги — рвать получается не с первого раза, а если постараться, можно и пальцы порезать.

Ты обещал любить меня. Ты не сдержал обещания.

Эту боль нельзя спутать ни с какой другой, она ледяная и приторно-острая, разящая с одного удара, оставляющая за собой беспомощность.

Мне пусто. Мне так оглушительно пусто, что даже она не смеет задерживаться в моей душе, не найдя ничего, за что могла бы уцепиться. Кажется, что пустота звенит в ушах, гнетущей своей мелодией и только сердце бьется и бьется, как-то нереально, ненатурально, ибо на самом деле я не жива, я просто не могу быть живой, наглотавшись пустоты до такой степени.

Мои руки мерзнут, и я натягиваю рукава до самых кончиков пальцев в надежде согреться, тянусь к чашке с кофе, но его остатки давно остыли. В тишине звякает ложка, и я поеживаюсь от этого звука, старательно убеждая себя, что мерзну от холода, а не от этой вот пустоты.

Мои глаза смотрят теперь так же, как и глаза моего портрета.

Я понимаю свою глупость и свою вину, но все же закрываю глаза и как мантру, бесконечно шепчу всего два слова: ты обещал.

Эти мертвые вечера за мерцающим монитором с кофе и сигаретами мне так надоели, что хочется выть, долго и протяжно, как воют на луну волки.

Я теперь постоянно мерзну и кутаюсь в необъятную теплую шаль, но мерзну все равно.

Я наливаю себе десятую за вечер, наверное, чашку кофе и грею об нее руки, точнее, пытаюсь греть — руки все равно остаются ледяными, как у трупа. Я мрачно улыбаюсь — все же логично, ведь я уже не могу назвать себя живой.

Когда-то, ты меня спас.

Ты научил меня любить себя (на свою беду).

Ты хвалил меня и мои заметки в три предложения. Ты, именно ты, заставил меня писать, лишь только произнеся один раз: «у тебя великолепно получается».

Ты идеализировал меня, возвел в статус божества.

И, знаешь, наверное, не моя вина, что я не оправдала твоих ожиданий.

Я совсем не такая, нет, не спорю, может быть, я и красива, может, и умна тоже. Но я не то трепетное и нежное тепличное существо, какое было в твоих мыслях. Хотя, что говорить, я — маленькая злая девочка, совсем еще глупая.

Когда-то, ты спас меня.

Теперь же — убил.

Мне холодно и пусто. Холод уничтожил меня.

Можешь посмеяться.

Я же скажу только одно: ты обещал.