Закон привлекательности (гет)

Pink — Heartbreaker

Bethany Dillon — Beautiful

Роберт успевает сменить выходной костюм на обычные пижамные штаны и надеть очки для чтения, когда в дверь раздаётся громкий стук.

Раз, два, три…

Отложив газету, он ни спеша подходит к двери и, повернув ключ, дёргает ручку на себя.

Зелёные глаза Фэй горят, почти сливаясь с ярко-изумрудным шёлковым платьем, волосы растрёпаны, тающие на локонах снежинки, скатываются на пол каплями.

Воздух вокруг медленно электризуется. Он становится сладким из-за её духов, тягучим, как вода, от переизбытка кислорода, густым и звенящим, острым и холодным из-за уличного мороза. Кожа у Фэй ещё бледнее, чем обычно, и это странно, потому что у нормальных людей она краснеет от холода, но сейчас надо думать не об этом.

— Фэй, — полуутвердительно, полувопросительно говорит Роберт и, опомнившись, отступает назад, пропуская её.

Каждая клеточка тела Фэй, каждое нервное окончание напряжены. Смотря на него в упор, не моргая, Данауэй почти не обращает внимания на то, что Блэк без рубашки, а в этих очках выглядит на свой возраст. Черты его лица теряют привычную насмешливость, да и весь его вид какой-то уставший. Фэй впервые видит его таким настоящим, что ли.

-Ты, — выплёвывает она, — ты не имел никакого права говорить все те слова. Ты не знаешь меня, ты понятия не имеешь, какая я на самом деле.

Фэй делает два стремительных шага вперёд и захлопывает дверь каблуком. Слова формируются в голове с бешеной скоростью, она никогда не была ни в чём так уверена, как в правильности происходящего.

— Возможно, ты и воспринимаешь жизнь объективнее, чем я, и оттого все твои взгляды на мир пропитаны цинизмом, — её зелёные глаза впиваются в его голубые, смешиваясь в яркую палитру несуществующих оттенков. — Ты считаешь, что если видел в жизни многое за свою карьеру, то знаешь всё обо всём и можешь внушать окружающим то, что тебе вздумается. Но все эти истории: убийства, изнасилования, потрясения — случались с другими людьми, а не с тобой, ведь так? Ты и понятие не имеешь, что такое настоящие чувства…

Роберт молчит, и Фэй надменно улыбается.

— Может, я и не могу разобраться в себе, но кто из нас ребёнок, ещё надо решить. Я, такая замкнутая и упрямая, или ты, бегущий от настоящей человеческой ответственности, не готовый впустить что-то серьёзное в свою жизнь, как ребёнок, укрывшийся одеялом и закрывший уши, чтобы не слушать родителей. Смею предположить, что кто-то задел твою ранимую душу, может даже бывшая жена, о которой ты не любишь говорить. Ах, бедный Роберт, давайте, пожалеем его! — Фэй наигранно прижимает руки к груди. — Нет, он же у нас сильный и всё про всех знает. Ты не Бог, чтобы судить и указывать людям на их недостатки. Какой бы ограниченной в своих взглядах я не была, не признавая всю «аморальность» этого мира, все свои мысли я держу исключительно при себе. Даже если ты считаешь своё мнение истиной в последней инстанции, не смей резать словами чужую душу. Каждый сам выбирает, как жить.

Первое потрясение у Роберта быстро проходит, он снимает очки, ощущая, как сводит скулы от злости.

Кто-то, наконец, растаял. Он и не подозревал, что его слова так задели Фэй. Если честно, Блэк вообще не думал об этом.

Жёстко усмехнувшись, Роберт обхватывает рукой запястье Фэй, притягивая к себе, и вкрадчиво шипит:

— Ты пришла за тем, чтобы всё это мне сказать? Открыть глаза? — он перестаёт контролировать себя, сильнее сжимая её запястье. — Молодец, возьми пирожок с полки…

Данауэй пытается резко отдёрнуть руку, но лишь задевает локтем вазу сзади, и та падает на пол, разлетаясь на сотни мелких осколков.

— Отпусти мою руку, — медленно, с расстановкой, отвечает Фэй. — Да, я пришла, просто чтобы сказать тебе это. Мне плевать, что ты об этом думаешь…

Её пальцы смыкаются на горле Блэка почти неосознанно, с одним единственным желанием: пусть он отпустит её руку. Фэй отводит его голову от своего лица, смотря прямо в глаза, и её начинает пугать пылающая там ярость.

Прерывисто дыша, они отпускают друг друга.

В наступившей тишине слышно лишь то, как идут часы, отбивая каждую секунду, ударяя по оголённым нервам.

Это мир сошел с ума или только они? А, может, он такой на самом деле, просто мы не можем принять его.

Между ними восемнадцать лет разницы в возрасте. Взгляд больших глаз Фэй расползается по коже, забираясь в лёгкие сквозь приоткрытые губы, завязывая их в тугой узел. Пол превращается в поле, усыпанное лезвиями, где надо собрать их голыми ступнями.

Между ними пропасть. Стены вибрируют в ритме бьющегося сердца, потолок в сотый раз рушится на глазах, осыпая мелкими частицами звёзд. В окно бьёт снег, пытаясь затушить пожар.

Между ними разница во взглядах и ценностях. По запястью медленно растекается кровь, меняя оттенок кожи на багрово-лиловый. Осколки вазы танцуют в воздухе, летят к потолку, сбивают люстру, прилипают к стеклу, стремясь встретиться со снежинками с другой стороны окна.

Осколки и снег.

Роберт как никогда чувствует себя взрослым и знает, что дело в Фэй. Её нельзя назвать сильной или хрупкой, взрослой или маленькой. Данауэй пробуждает в нём ответственность, даже если он сам этого не хочет. Нет, про неё нельзя сказать сопливое «она из тех, о ком надо заботиться». Просто вдруг понимаешь, что сам хочешь делать это, а не потому, что что-то «надо».

В Блэке просыпается дикая весёлость, заставляя нервно рассмеяться.

Бровь Фэй ползёт вверх, губы слегка приоткрываются. Смех — последнее, что она ожидала.

— Знаешь, — он пытается подавить свой порыв, — ты похожа… на Лондон.

Да, на Лондон. На Англию. На чёртову Британию. Среди всего этого Нью-Йорка: его огней и дешёвых фанфар — Фэй — старый, живой, родной, идеальный Лондон.

Она отступает назад, упираясь спиной в холодную стену. Вся страсть и пыл, вложенные в слова, испарились, оставляя после себя усталость.

Вот и всё. Фэй сказала то, что хотела. Да, послезавтра ей придётся сидеть перед ним на лекции, смотреть в глаза, но это стоило того. Взорваться, вспыхнуть на одну чёртову секунду и ощутить бескрайнюю свободу в душе.

Блэк подходит к ней вплотную, стараясь выглядеть как можно сдержаннее. Так странно чувствовать себя взрослым рядом с кем-то.

— Успокоилась?

Фэй только сейчас чувствует, как сильно замёрзла на улице в одном платье. Она молчит и осознаёт, что стоит напротив Блэка вся растрёпанная, а он с оголённым торсом.

— Я, — начинает она, несколько раз хлопнув ресницами. — Пожалуйста, отойди от меня. Я сейчас уйду.

Возможно, не эту фразу он ожидал услышать после того, как увидел её разъярённое лицо за дверью. Но, машинально кивнув, пускай и удивлённо, Роберт делает совсем другое. Он протягивает ей руку.

Около минуты они смотрят друг на друга, а потом Фэй неуверенно хватается за неё, на ватных ногах делает шаг навстречу и вдруг понимает, что Блэк прижимает её к себе. Вот так просто. Без дикой страсти или робкой неуверенности. Фэй чувствует, как подкашиваются коленки, и прячет лицо в изгибе его шеи. От Роберта пахнет дорогим виски, остатками парфюма и мятным гелем для душа. Странно, об этом обычно думают героини в пресловутых бульварных книжках в пёстрых обложках.

Мы глупы, когда думаем, что имеем право судить, что правильно, а что глупо. Критики любят говорить «так не бывает — это жизнь», а какая она, эта самая жизнь? Для каждого она разная, и если в этот момент весь твой мир сужается до тёплых объятий, то это не значит, что ты слащаво-приторная, ведь на самом деле плевать, что происходит в остальном мире.

Роберт гладит Фэй по спине, как маленького ребёнка, словно защищая от взрослой реальности. Он молчит, даже не пытаясь что-либо сказать, потому что не знает, что вообще говорят в таких случаях. А о чём надо думать? Вот Роберт, например, думает о том, что же в таких случаях полагается думать. А ещё, кажется, он совсем запутался.

Фэй обнимает его за шею, скользя руками по его голым плечам и спине, чувствуя, как мышцы Блэка напрягаются. Боже, он такой… Другой, что ли. Да, Роберт часто ведёт себя, как избалованный ребёнок, циничный мизантроп, но он… Фэй не может подобрать правильные слова, но знает, что он совершенно не похож ни на одного парня, с которыми она общалась. Да, Блэк и не парень, а мужчина. Вот так, стоя в его объятьях, ощущаешь себя как дома: тепло, уютно и под надёжной защитой.

Они оба не представляют о чём говорить, когда они отстранятся друг от друга, но Блэку придётся «быть взрослым» и решать всё самому.

Фэй глубоко вдыхает и, нехотя, отпускает его. В синих глазах Роберта столько спокойствия и уверенности, что она расслабляется, забывая о неловкости.

— Я вызову тебе такси.

Блэк разворачивается, ища глазами телефон. Как бы не хотелось отпускать её, воспользоваться положением, чтобы просто переспать с Фэй — это было слишком низко даже для того, кто делает это со студентками ради развлечения.

— Да, — ответ получается рассеянным, как и её взгляд, ползущий по стенам.

Блэк, наконец, находит телефон и выходит на балкон, прикрыв за собой дверь. Наверное, выходить в такой холод без рубашки было глупо, но, по крайней мере, так легче собраться с мыслями.

Фэй смотрит на него сквозь стеклянную дверь, понимая, что ей совсем не хочется уходить. Может, в этом и был весь смысл? Чтобы принять себя полностью, не подавлять, а потом оказаться именно здесь. Выбор за ней, только вот решать всё равно страшно.

Фэй идёт к нему, открывает балкон, прислушивается к телефонному разговору и проводит рукой по волосам, окончательно распуская их.

Если развернуться и уйти, то они больше этого не вспомнят, и жизнь станет прежней. Профессор и студентка. Хочет ли она этого?

Раз. Рядом с Робертом так хорошо. Два. Мороз снова щипет кожу. Три. Это такое дикое желание — снова касаться его, целовать. Четыре. Кажется, он не замечает её присутствия. Фэй делает последний пятый шаг, осторожно проводя рукой по маленькому шраму на его лопатке.

Блэк вздрагивает от неожиданности, поворачиваясь к ней.

Что она делает? Неужели, не понимает, что ещё чуть-чуть, и ему станет труднее себя контролировать?

Роберт перехватывает одной рукой её ладонь, а другой с силой сжимает телефон.

Данауэй смотрит ему в глаза, становится ещё ближе и невесомо целует его в уголок губ, не веря в происходящее.

— Фэй, — выдыхает он, роняя телефон на пол. — Ты же сейчас снова сбежишь, а потом…

Блэк не успевает договорить из-за её губ, накрывающих его собственные мягким поцелуем. Не…

Роберт обхватывает руками тонкую талию и, не прерывая поцелуй, уводит её с балкона, где стало слишком холодно и жарко одновременно.

— Возможно, стоит сразу открыть дверь, чтобы кое-кому легче было убежать, — усмехается он.

— Я тебя поцеловала, а ты хочешь, чтобы я ушла, — Фэй перехватывает его улыбку.

— К чёрту, — после секундного молчания произносит Роберт, притягивает её к себе и снова целует.

Поцелуй получается нежным, постепенно превращаясь во что-то дикое, страстное и необузданное.

Фэй льнёт к нему всем телом, отчётливо понимая, что ни о чём не хочет думать. Зачем вообще думать, когда так хорошо? Зачем сдерживать себя? Ради кого или чего? Это так приятно: делать то, что хочешь, а не то, что надо. Кому какое дело, что сейчас происходит между ней и профессором Блэком, когда каждый должен быть занят своей жизнью? По телу Фэй пробегают приятные мурашки, когда его руки проходятся по её спине, цепляются за молнию платья… У неё перехватывает дыхание от осознания того, что она делает, верней их последствия. Немного страшно, но даже страх такой… притягательный.

Замок платья заклинивает, Роберт несколько раз дёргает бегунок вниз, комкая ткань на спине, пока она, наконец, не рвётся. Его пальцы путаются в волосах Фэй, скользят вдоль позвоночника, чуть надавливая на каждую косточку. Роберт почему-то задаётся вопросом: почему, когда он пытался с ней флиртовать — ничего не получалось, а когда сдавался, то всё выходило вдруг само собой. Наверное, Данауэй просто другая.

Несколько сумбурных шагов, поворотов, не разрывая поцелуй и не разбирая дороги. Блэк пытается по памяти идти к спальне, но в темноте комнат ударяется затылком о картину на стене.

Всё ещё прижимаясь к Роберту, Фэй отрывается от его губ, жадно хватая воздух ртом. Всё так стремительно развивается, что она снова пугается самой себя, но цепкая хватка Блэка вселяет уверенность. Фэй смотрит на него, пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте коридора, и прикрывает глаза.

Блэк целует её; целует мягко, но настойчиво, проникая языком в рот, словно пытается наверстать упущенное время за минуту перерыва. Ему кажется, что всё происходящее слишком нереально, чтобы быть правдой. Ведь Роберт хотел забыть о ней, оставить «Фэй шесть» в прошлом, как и риск потерять контроль над ситуацией. Чёрт, он же сам говорил, что она ребёнок, который не определился в жизни. Да, это так, но как можно здраво соображать, когда желания и чувства берут вверх над разумом?

Роберт толкает дверь в комнату, которая должна быть его спальней, и прижимает Фэй к стене, чуть отстраняясь. Её платье падает зелёным шёлком на пол, и лунная полоска скользит по её обнажённому телу. Щеки Фэй пылают, хочется спрятаться, сжаться до невидимых размеров; Роберт отрывается от её губ, проходится взглядом по её телу, отчего Данауэй бьёт дрожь.

Без одежды, без маски — она стоит перед ним, пытаясь справиться с волнением и неловкостью. Никогда прежде ни один парень не видел её такой, какой видит он.

Нет ничего прекраснее музыки и совершеннее женского тела. Роберт очерчивает пальцем её плечо, ведёт им вниз, вдоль талии, фиксируя ладонь на бедре.

Каждое его прикосновение отдаётся бешеным стуком в груди и мурашками по коже. Фэй опускает веки, осторожно целуя Роберта в подбородок.

Поцелуй, мгновенно меняющий жизнь, стирающий прошлое, разрушающий барьеры.

У него что-то бьётся о рёбра. Что-то, что, как он думал, давно перестало существовать.

Все сказанные слова превращаются в снежинки, тающие в витиеватом танце воздуха.

Несколько шагов к кровати, и Блэк падает на спину, увлекая Фэй за собой. Кончики её волос щекочут шею. Фэй такая лёгкая, как иней, оседающий на тыльной стороне ладони. И ему так хорошо, как не было никогда раньше. Не хочется спешить, но её близость сводит с ума, и Роберт просто поддаётся инстинктам.

Фэй оставляет мокрую дорожку поцелуев вдоль его шеи, проводя руками по широким плечам. Это так легко: расслабиться и позволить чувствам вести тебя в темноте, ведь к ней так быстро привыкаешь.

Поцелуи, выжигающие изнутри ноющую тоску, реанимирующие душу, стирающие травмы прошлого. Каждый новый поцелуй рождает новую вселенную, которая навсегда останется только их.

Переворот, и Фэй оказывается вжатой в кровать под тяжестью его тела, прижимаясь оголённой грудью к груди Роберта. Так же и должно быть…

Все эмоции смешиваются, когда Роберт целует её тело миллиметр за миллиметром. Все желания разом загораются изнутри, когда от его прикосновений начинает пылать кожа. Все чувства сливаются воедино, когда его губы возвращаются к губам Фэй, захватывая их в жадный поцелуй.

Роберту хочется обладать ею целиком и полностью, как грёбанный собственник, единоличник, называйте, как хотите. Ему всегда было плевать на приклеенные ярлыки.

Сквозь закрытые веки, Фэй всё равно видит его лицо. Она скользит подушечками пальцев по шее Блэка, груди, прессу, добираясь до резинки брюк. Фэй бьёт дрожь, предвкушение, страх, наслаждение — Боже, как же сложно испытывать столько чувств одновременно, задыхаясь под их тяжестью! Властные касания, жадные поцелуи, уверенные движения…

Запах жасмина, почти незаметный, сладкий, почти удушающий кружит голову. Запах цветов, кожи, волос. Запах нежности, невинности и страсти. Он впитывается в кожу, отпечатывается в голове, вырываясь глухим стоном сквозь полуоткрытые губы.

Крепче, ещё, быстрее… Поцелуями, руками, ещё ближе… Жарко, хорошо, холодно, ближе… Рядом, ещё, ещё, жадным касанием, диким поцелуем…

Тело Фэй выгибается навстречу каждому новому движению, на лбу блестят капельки пота, грудная клетка разрывается, грозя выпустить сотню мифических бабочек, дробящих кости в пыль. Внешнего мира не существует, как и людей, прошлого, будущего — всё сливается воедино, в одну маленькую вселенную, падающую на голую кожу…

Роберт откидывается на спину и тяжело дышит, уставившись в потолок. Сумбур мыслей застилает сознание, он не может думать, хотя и пытается. Это был не просто секс — физический акт — это было что-то большее. Такое дикое, безудержное влечение, что хочется раствориться в мгновении, в воспоминаниях, в ней.

Фэй медленно съёживается, натягивая на себя простыню и укрываясь с головой. Она прячется в свой мир, как улитка в раковину, пытаясь совладать с нахлынувшими эмоциями. Под простынёй тихо и уютно, немного одиноко, зато так привычно. Только её маленький мир, где Фэй может побыть со своими мыслями и чувствами наедине. До сих пор не зная, как на всё это реагировать, ей хочется оказаться где-нибудь в другом месте, чтобы осмыслить произошедшее. Было так странно: хорошо, приятно и больно одновременно. Её тело напоминало музыкальный инструмент, на котором так легко и красиво играл Роберт…

Блэк ищет одеяло рукой, поворачивает голову, прислушиваясь к тихому дыханию под простынёй. Он и представить не мог, что в преддверии сорока лет испытает такое. Фэй снова исчезает в своём мире, подобно Алисе, следующей за кроликом туда, куда нет входа посторонним. Осторожно приподняв край ткани, Роберт ловит её взгляд в серебристом сиянии луны.

— Фэй, — тишина разрывается севшим голосом.

Она очерчивает глазами его лицо, пытаясь выровнять дыхание. Кожа Фэй до сих пор пылает от прикосновений его рук, губ… Ей кажется, что щёки покрываются румянцем, потому что ей снова неловко. Между ними расстояние в вытянутую руку, в пропасть между мирами, в тысячи взглядов, когда она, наконец, прижимается к нему, а простыня аккуратно падает на их тела.

Возможно, это просто порыв тела, крик души, а может, приглашение в её мир, ради которого Фэй расширила его границы.

Блэк касается губами её горячей кожи, оставляет невесомый поцелуй на ледяных губах. Странно, они всегда такие холодные.

Кончики пальцев скользят по его груди, подрагивая от каждого биения сердца. Обхватив ладошками лицо Роберта, Фэй чувствует, как тяжело сжимаются лёгкие из-за отсутствия кислорода, и судорожно выдыхает.

— А что будет дальше? — тихо спрашивает она, ощутив, что окончательно сдалась. А, может, это случилось ещё раньше? Фэй не знает, да и это не важно, а вот что будет, когда через несколько часов взойдёт зимнее солнце — неизвестно.

Роберт молчит, наслаждаясь таким ласковым прикосновениям, дурманом застилающим глаза. Что будет? Продолжение жизни, новый день, новые воспоминания, Фэй…

— Я не знаю.

Он правда не знает. Важные решения? Наверное, всё изменится, или останется как прежде.

Жить настоящим, забыть о прошлом, несущем печаль. Не думать о будущем, несущем тревоги. Вот так вот просто взять и жить настоящим.