Резонанс (джен)

Меньше чем через час Гарри разбудила мадам Помфри. Медсестра суетилась вокруг него до тех пор, пока он не убедил ее, что ему ничего не нужно кроме здорового крепкого сна. Как только дверь за ней закрылась, Гарри плотно задернул полог кровати и понадеялся, что его сон больше не прервут.

— Мистер Поттер, — разбудил его знакомый голос. Гарри отодвинул занавеску. Солнце уже стояло низко в небе. Между его и роновой кроватью стояла профессор МакГонагалл, склонив голову на бок.

— З’расьте, пр’фессор, — сонно поприветствовал ее Гарри.

Она шутливо сказала:

— Мы не можем начать торжество без вас.

— А сколько времени?

— Половина седьмого.

Удивленный тем, что, оказывается, проспал так долго, Гарри перекинул ноги через край кровати и встал. Он оглядел себя и постарался разгладить самые мятые места на мантии.

— Нет-нет. Парадную мантию, дорогой, — мягко настояла МакГонагалл.

Затуманенный мозг Гарри прояснился.

— Зачем?

— Там могут быть один-два фотографа, — как бы между прочим сказала она.

Гарри поскреб голову, прошел к сундуку и достал свою парадную черную мантию с атласным воротником и обшлагами и комплект туалетных принадлежностей. Тело двигалось на автопилоте. У двери в спальню он внезапно обернулся. Протирая глаза, он спросил:

— Волдеморт на самом деле мертв? Мне не приснилось?

Он поправил очки, глядя на МакГонагалл снизу вверх.

— Да, мистер Поттер, — ответила она. Гарри услышал улыбку в ее голосе.

Он прочистил горло:

— Хорошо.

Они спустились, и МакГонагалл подождала в коридоре у ванной, пока Гарри освежится и переоденется. Смочив волосы, Гарри попытался расческой уложить их во что-то благопристойное. Наконец он пожал плечами и сдался, убрав расческу в чехол. Он присмотрелся к своему отражению. И не скажешь, что перед ним победитель Волдеморта. Он со вздохом заглянул в свои зеленые глаза. Они не выглядели глазами триумфатора, скорее казались выжженными. До боли резануло желание, чтобы его сейчас могли видеть родители. Он был уверен, что они бы гордились им, или как минимум испытывали бы огромное облегчение. Он снова вздохнул и с трудом протолкнул комок в горле. Бурлившие после битвы эмоции все еще были у самой поверхности.

МакГонагалл по-прежнему ждала его за дверью. Если бы ее там не было, он бы весь вечер просидел один, сейчас ему никого не хотелось видеть.

— Как ты, дорогой? — тепло спросила профессор, когда он вышел из-за двери.

— В порядке, мэм, — тихо ответил Гарри.

Она положила руку ему на плечо.

— Гарри, ты уверен, что продержишься? Ты вовсе не обязан делать то, чего тебе не хочется, — добавила она весело. — Думаю, сейчас ты мог бы попросить у нас все, что угодно. По правде говоря, нам просто казалось нечестным праздновать без тебя. Предыдущий праздник ты тоже пропустил, а ведь в прошлый раз ты тоже был виновником торжества.

Гарри улыбнулся ей.

— Мне бы не хотелось пропускать веселье, профессор.

МакГонагалл обхватила его за плечи, якобы для того, чтобы проводить к остальным. Однако сперва она прижала его к себе и погладила по волосам. Гарри удивленно поднял на нее взгляд. Обычно она была гораздо более сдержанной.

— Мэм?

— Мы так гордимся тобой, Гарри, — сказала она и снова притянула его к себе.

Гарри опустил глаза.

— Спасибо, мэм.

Они пошли по коридору.

— И вовсе ты не заносчивый, — пробормотала она, словно про себя. — Почему Северус так упрямо настаивает на этом?

Гарри бросил на нее обеспокоенный взгляд, но отвлекся, вынужденный поспевать за ее более широким шагом.

Из-за дверей в Большой Зал Гарри слышал приглушенные голоса и звон посуды. Профессор увлекла его прочь от первой, через которую он обычно входил, поскольку она была ближе всего к гриффиндорскому столу. У центральных дверей она с любовью улыбнулась ему и раскрыла резные створки, указав жестом, чтобы он шел впереди.

Гарри заглянул внутрь и замер на пороге. Большой Зал заставили также, как для Рождественского бала во время Турнира Трех Волшебников, большими круглыми столами, над каждым из которых парило около дюжины собранных вместе свечей. Четыре стола стояли на платформе у дальней стены, и стулья возле них смотрели только в зал. Сейчас здесь было собрано в два раза больше народа, чем бывало во время повседневного обеда.

Все разговоры стихли. К Гарри повернулись головы, по полу заскрипели стулья. Из-за одного из главных столов поднялся Дамблдор в струящейся голубой мантии, переливавшейся искрами под сиянием свеч. Вслед за ним поднялся Фадж. Они начали аплодировать. За ними тут же начал хлопать весь зал.

Оглушенному Гарри понадобился тычок в спину, чтобы он тронулся с места. Словно в тумане он прошел по узкому промежутку в центре через море хлопавших стоя волшебников. Дамблдор встретил его у края платформы и пожал руку.

— Поднимайся, Гарри, — пригласил пожилой маг.

Гарри, с трудом переваривая все происходящее вокруг него, сел рядом с Фаджем, лицом к обширному залу. Аплодисменты стихли, и внимание Гарри привлек шум от одного из столов слева. Он застыл, когда увидел, что Фред и Джордж, а вслед за ними и вся семья Уизли, подняли свои кубки.

— За Гарри!! — прокричали близнецы.

Остальные за их столом и многие за другими подхватили их клич, завершившийся громогласным «гип-гип-ураа!»

Гарри улыбнулся на выкрутасы рыжих братьев. Заметно веселое состояние Уизли и содержимое кубков на столах заставили Гарри заподозрить, не этим ли объяснялось необычно вольное поведение МакГонагалл.

Дамблдор, по-прежнему стоявший рядом, положил руку Гарри на плечо.

— Благодарю всех вас за то, что пришли, особенно за то, что откликнулись так быстро. Я подумал, что будет честно воздать Гарри должное вдвойне, ведь в первый раз, когда весь магический мир праздновал гибель Волдеморта, Гарри не мог осознанно поучаствовать в торжестве вместе с нами.

Гарри был рад, что никто не зашипел при имени Волдеморта.

— Верно! — выкрикнул кто-то из зала. Гарри показалось, что это Хагрид, и он огляделся, уверенный, что его найти будет не трудно. Оглядывая толпу, Гарри видел перед собой море восторженно счастливых лиц. За одним из столов справа сидел Хагрид, переговариваясь с Мундугусом. Когда их взгляды встретились, полувеликан подмигнул Гарри.

— Гарри, — к нему обращался Дамблдор. Гарри поспешно повернул голову к нему. — Ты не скажешь нам несколько слов в честь такого знаменательного события? — Гарри побледнел, но старый маг жестом уже приглашал его встать. Провожая Гарри из-за стола ближе к аудитории, Дамблдор наклонился к нему и подмигнул: — твоя сегодняшняя речь может оказаться в учебниках по Истории Магии, мой мальчик.

Гарри откашлялся и оглядел свой стол в попытке потянуть время. Кроме директора и Министра с ним сидели мадам Спраут, профессор Снейп и еще один человек, которого Гарри, кажется, знал как министра магии из Болгарии.

Гарри медленно заговорил:

— Что ж… Первое, что приходит в голову — туда ему и дорога.

Слушатели рассмеялись и тихо обменялись фразами.

Гарри сделал глубокий вдох и собрал разбежавшиеся мысли.

— У всех нас есть жизнь, к которой мы теперь должны вернуться, — продолжил он, про себя думая: «А моя жизнь, наконец-то, начнется по-настоящему». Подбодренный этой мыслью, он подумал о своих не знавших ни минуты покоя преподавателях, которые сверх того были членами Ордена Феникса. — Каждый из нас должен вспомнить, какие у него были цели до того, как началась эта война, потому что все имеют право заниматься в жизни тем, чем хочется, а не тем, что они вынуждены делать.

Некоторые из аудитории вслух выразили одобрение его словам.

Гарри хотел упомянуть о тех, кто не дожил до этого дня, но даже мысль об этом разбивала вдребезги его хрупкое самообладание. На него смотрело слишком много народу, чтобы рисковать публичным проявлением чувств. Он слишком долго простоял молча — на это ему указали шорохи заерзавших слушателей. Поспешно отмотав мысли подальше от рискованной темы, Гарри сказал весело:

— Лично я не могу дождаться, когда снимут запрет на квиддич.

Гости рассмеялись громче, чем прежде.

— Это мы устроим, Гарри, будь уверен, — ответил Дамблдор.

Рон издал радостный вопль. Гарри улыбнулся и посмотрел на столик Уизли, рассмотрев каждого из них. Даже Перси был с ними, хотя как обычно выглядел так, словно чем-то недоволен.

— Как хорошо, что вас здесь так много, — сказал он неожиданно для себя.

— Да, просто замечательно, Гарри, — ответил Дамблдор, похлопав его по плечу, — и этим мы обязаны тебе. — Словно поняв, что Гарри завел сам себя на скользкую почву, директор продолжил: — наслаждайтесь ужином, друзья. Дедалус Диггл обещал, что в десять часов начнет из Хогсмида праздничный салют.

Вокруг возобновились оживленные разговоры. Дамблдор отвел Гарри на место рядом с собой.

МакГонагалл перегнулась через директора и похвалила Гарри:

— Отлично сказано.

— Меня никто не предупредил, — с ноткой обвинения ответил Гарри.

— Импровизированные речи всегда даются лучше, — парировала она так, словно это был самый очевидный факт. Отсалютовав Гарри кубком, она сделала из него большой глоток, подтвердив его подозрения. Он думал, что в своем обнаружит сливочное пиво. Однако, к его большому удивлению, в нем оказалась медовая брага. Даже маленький глоток обжег горло, но он сделал еще один.

На столе появились блюда с жарким из баранины и из гусей, заправленных овощами. В Гарри внезапно проснулся зверский голод, и он наполнил тарелку из ближайшего блюда, с трудом дожидаясь, пока остальные положат себе порцию, чтобы можно было приступить.

Болгарский министр широко улыбнулся, когда Гарри посмотрел в его сторону.

— Вы, наверное, не помните меня, — сказал министр.

— Кажется, помню, — ответил Гарри. — Мы виделись на финале мирового чемпионата по квиддичу.

Волшебник улыбнулся еще шире.

— Верно. Я весьма польщен. Но нас тогда не представили, как полагается, — произнес он со славянским акцентом. — Горазд Оболенски.

Гарри наклонился вперед и пожал ему руку.

— Рад снова с вами увидеться, сэр.

Оболенски сел на место, расправив жесткую парадную мантию, и сказал:

— Думаю, мне сегодня весьма повезло с местом. — Он улыбнулся Дамблдору и воткнул вилку в кусок мяса.

Гарри понял, что пора, и начал с волчьим аппетитом поглощать свой ужин.

— Тебя здесь совсем не кормят? — спросил Оболенски, заметив это.

Проглотив кусок, Гарри ответил:

— Кормят, сэр. Просто я проспал обед.

— Ах, да, аппетит юноши в… сколько тебе, шестнадцать?

— Да, сэр.

— Кхм-кхм, — откашлялся Фадж. Гарри пришло в голову, что ему, вероятно, не следует разговаривать с чужим министром, наклоняясь через своего. — У тебя уже есть планы на будущее, Гарри?

Тот почти ответил честно, но инстинктивно сдержался.

— Я еще думаю над этим, сэр.

Краем глаза он заметил, как все четыре преподавателя замерли на секунду, услышав его ответ. Гарри глянул на МакГонагалл. Она посмотрела на него с неодобрением и закатила глаза, словно умывала руки.

— Что ж, юноша, непременно поделись с нами, когда примешь решение, уговор? — Фадж говорил с ним как дядюшка, привыкший баловать дорогого племянника.

Гарри молча похвалил себя за то, что придержал язык. Ему не хотелось пользоваться волосатой лапой, чтобы попасть в школу авроров, очень строго отбиравшую претендентов.

— Дальше будет гораздо легче, — продолжал Фадж. — Придется заново привыкать к временам, когда проблема дырявых котлов является значимой, — рассмеялся он себе под нос.

Гарри высидел ужин, хотя ему он показался почти бесконечным.

Фадж отодвинул стул и объявил:

— Пора пройтись по гостям.

Бросив скомканную салфетку на свою усыпанную костями тарелку, он поклонился соседям и ушел. Вскоре тарелки очистились перед второй подачей. Гарри взял себе рисового пудинга с подноса, медленно описывавшего круги над центром стола и через минуту исчезнувшего.

Оболенски сел на освободившийся рядом с Гарри стул, принеся с собой тарелку с куском шоколадного торта.

— Не возражаете? — спросил он у Гарри.

Тот покачал головой. Оболенски довольно замычал, отведав торта.

— Чудесно. Мои комплименты вашим поварам, — сказал он Дамблдору.

Директор кивнул, принимая похвалу, и налил чаю МакГонагалл и себе.

— Мир и покой в скором времени восстановятся в Болгарии, не так ли?

— Полагаю, да. Мы потеряли всех дементоров и вампиров, но есть мнение, что часть из них еще вернется. Как мы управимся с ними… будет видно. — Он улыбнулся Гарри и положил в рот большой кусок торта. — Какие незначительные трудности, — добавил он слегка мечтательно, затем покачал темноволосой головой. — До меня доходили слухи в прошедшем году, будто от вас, мистер Поттер, ждут повторения того, что вы уже когда-то совершили. Затем я вспомнил мальчика, сидевшего рядом со мной на верхнем балконе трибуны квиддичного турнира, и подумал — у него нет ни единого шанса.

Гарри рассмеялся:

— Надеюсь, вы не ставили на это деньги.

Оболенски открыл, было, рот, чтобы ответить, потом изумлённо ответил:

— Конечно же, нет.

— Ну, тогда все в порядке, — дружески сказал Гарри.

Министр магической Болгарии взял себя в руки. Поведение Гарри его, видимо, слегка встревожило.

— Надеюсь, когда-то и я смогу быть таким же легкомысленным, говоря на эту тему, мистер Поттер. Или, быть может, все объясняет выпитая вами брага?

Гарри пожал плечами. Если он не будет таким, то расклеится, но он не собирался объяснять это своему собеседнику.

Оболенски взял свою салфетку и, встряхнув, наложил на нее разглаживающие чары. Расположив ее хогвартским гербом вверх, он наклонился ближе, шаря в кармане:

— Вы не будете против? — спросил он, достав самозапраляющееся перо. Встряхнув его, он пробормотал какое-то заклинание, которое превратило кончик в миниатюрную жесткую губку, наполнявшуюся чернилами за счет неиссякаемого заклинания, наложенного на само перо.

Гарри упрекнул себя за то, что не ожидал этого совершенно очевидного поворота, но его вдруг отвлекло любопытство:

— Что это было за заклинание? — спросил он.

Оболенски широко улыбнулся:

— Неужели я могу научить заклинанию знаменитого Гарри Поттера? — пробормотал он с ноткой благоговения. Он снова встряхнул перо, вернув его в первоначальный вид отменяющим заклятьем. — Заклинание произносится "Знакписатель". Смотрите. — Министр несколько раз повторил и отменил заклинание и передал перо Гарри.

Министр три раза поправил произношение Гарри, но в итоге Поттер сделал из пера то, что по сути являлось маггловским маркером. Ему не хватало их в магическом мире, и это заклинание показалось ему весьма полезным.

— Здорово, — обрадованно воскликнул он.

— Так вы подпишете? — повторил свою просьбу министр, подвинув салфетку ближе к Гарри. — Я обещал Виктору, что привезу ему ваш автограф.

Гарри моргнул, уставившись на него в изумлении:

— Виктору?

МакГонагалл откашлялась. Гарри оглянулся на учителей, смотревших на него с разной степенью насмешки. Снейп закатил глаза.

— Виктору Краму? — спросил он министра, словно не верил ушам.

— Тому самому. Вы ведь встречались, насколько мне известно.

— Ну да, — подтвердил Гарри. У него слегка закружилась голова. Он опустил взгляд на салфетку. — Что вы хотите, чтобы я написал? — спросил Гарри, заранее предвкушая, как расскажет об этом Рону.

Оболенски произнес что-то по-болгарски, словно прикидывая, как составить фразу.

Гарри весело заметил:

— Это вам придется продиктовать по буквам.

— «Моему дорогому другу, Виктору», — предложил Оболенски.

Гарри набрал в грудь побольше воздуха и лучшим своим почерком написал эти слова, ниже поставив подпись. Внизу оставалось еще много пустого пространства. По краю салфетки он добавил: «Праздник по случаю гибели Волдеморта, май 1997».

— Замечательно, — проговорил Оболенски, восхищаясь результатом его трудов. Аккуратно сложив салфетку, он убрал ее в карман. Гарри вернул ему перо.