Сильнее и дольше бесконечности (джен)

История одного человека

Однажды на нашей улице появился Пёс. Почему с заглавной? Не знаю. Имени его не знаю, но он чей-то, а значит, уже с именем, и некрасиво было бы с моей стороны называть его по-другому. Так что пусть будет просто Пёс. Он был грустным. Нет, серьёзно, если бы ты его видел, точно сказал, что у грусти такое лицо. У собак вообще взгляд побитый, а у этого в глазах застыл концентрат, обрамленный чёрными ресницами.

Кто он, чей он — я не знал. Знал только, что он сидел у домов, ожидая милости. Только его гнали отовсюду. Совсем: то дети, то брезгливость, то страх. А я вынес ему объедки, что остались от ужина. Сел на крыльцо, зажег сигарету. Он съел всё и, клянусь, благодарно посмотрел на меня. У него очень выразительные глаза были. Воды ещё, точно. Я докурил, а он закончил с трапезой. Положил мне голову на ноги. Так естественно, как будто мы всю жизнь друг друга знаем. Гладил по вихрастому загривку, упавшим ушам. Фонари далеко, их свет не доходил до моего крыльца, и казалось, будто тень легла мне на колени.

Думал о чём-то, хотя обычно старался не оставаться наедине с собой — так страшно задуматься.

Правда страшно. Ужасно. Потом из дома послышался голос моей жены. Прости, но ей тоже брезгливость не позволяет. Нам бы ребёнка, а не пса.

На следующий день он опять пришел. Объедков не осталось, пришлось мясо срезать. Теперь собирал со стола то, что осталось, ссылаясь на нового домашнего любимца коллеги. О Псе рассказывать ей не хотелось. Она закатит скандал, что я думаю о чём угодно, но не о семье. Так и выходил кормить — в полутайне. Она бы никогда не узнала — у неё агорафобия, даже в окна не смотрит. Не понимаю, как она собралась детей растить.

Пёс был хорошим. Послушным и ласковым. Приходил в одно время и сразу же после моего ухода исчезал. Он был не просто полудомашним актом милосердия белого воротничка, а чем-то совершенно иным. Он точно не был собакой, но это слишком сложно, чтобы тебе объяснить. Ну, знаешь, когда чувствуешь, а слов не хватает. Или таких слов не существует. Что-то волшебное. К тому же даже если я тебе это рассказываю, пусть хоть что-то в этой истории останется только моим.

Пёс начинал привязываться. Я поднимался со ступеней, шёл в дом, а он — робко за мной. Я оборачивался и вздыхал, говорил "нельзя". Он, конечно, слушался, а с глаз всё равно лилась грусть. Глубокие сапфиры — у жены были серьги с такими камнями. У него с глаз падала синяя стеклянная крошка, у меня — пепел с сигареты.

Я начинал привязываться. Часто смотрел в окно — вдруг ещё раз пришёл? Жена даже стала подозрительной. — "Кого ты там высматриваешь?" — "Показалось, шумел кто-то".

Потом она слегла. Оказалось, у неё рак последней стадии. Что я мог сделать? Ничего. Я ничего не делал. Разве что готовить начал и ухаживать за ней, потому что она не вставала. Ей и до этого было плохо, только спорить с ней — всё равно что кричать в пропасть. Никаких врачей — и хоть убейся. Иронично.

У меня было двадцать минут счастья и спокойствия с Псом, а потом жизнь офисного работника почти вдовца.

Он всё-таки пришёл второй раз. Склонил голову на плечо, так, как совы делают. Посмотрел в глаза — мороз по коже. Но что я мог? На сегодня лимит исчерпан, прости, меня жена за руку держит. Заскулил. Ушёл, низко склонив голову. Мне ещё никогда не было так тоскливо. Даже когда узнал про болезнь жены.

На следующий день я не поехал на работу. Сидел не деревянных ступенях, иногда стряхивая пепел с сигареты. Там, в конце улицы, заканчивался последний день лета. Пахло полынью. Я с детства любил полынь и ковыль, хорошо, что их в неухоженном саду тьма росла. Сегодня умерла моя жена. Пёс не пришёл.