Волны (гет)

Она едва успела сварить кофе, когда он показался на пороге кухни. Бледный, слегка растрепанный, и темные круги под глазами ничуть не посветлели. Неудивительно: они ведь спали часа три. Ей нужно быть в госпитале к десяти, но она-то легко справится с последствиями бессонной ночи, а вот ему наверняка предстоит тяжелый день. Не стоило тащиться в этот клуб…

Она стояла спиной к окну, и солнце светило ей в спину, отчего прядки у висков приобрели золотой отлив. Тони невольно отметил, что она выглядела еще свежее и моложе в обычной для ее ровесников одежде: узких джинсах и футболке с ярким принтом. Его собственная помятая физиономия, должно быть, смотрелась хуже некуда, судя по выражению тревоги в ее глазах. «Связался черт с младенцем», — шепнул язвительный внутренний голос. Старк заставил его замолчать и слабо улыбнулся девчонке:

— Не такое уж доброе утро, да, детка?

Она вернула улыбку и придвинула к нему поближе чашку с кофе.

— Сейчас будет лучше.

Действительно. Он сделал глоток, и его лицо просветлело. Впрочем, ненадолго: в следующий миг он поморщился и потер висок пальцами.

— Черт, надо бы таблетку аспирина, — пробормотал он себе под нос.

Но стоило Тони потянуться к кухонному шкафчику, как его руку мягко остановили.

— Энтони, — вдруг спросила девчонка, — сколько раз в неделю ты пьешь аспирин?

Старк нахмурился.

— Раза четыре, кажется. А что?..

Она покачала головой:

— Не стоит принимать его так часто. Меняется состав крови и поражаются клетки печени.

Тони одарил ее своим фирменным насмешливым взглядом.

— Детка, — протянул он, — моей печени уже ничто не страшно, уверяю. Но все же приятно, что ты так обо мне беспокоишься.

Она усмехнулась, но мысленно испустила тяжкий вздох. Его отношение к собственному телу было крайне странным. Сквозь тонкую футболку отчетливо проступал мышечный рельеф, а бицепсы выглядели литыми даже сейчас, когда его руки спокойно лежали на столе. Никакой дряблости и вялой мускулатуры, свойственных возрасту. Цена подобной формы в его годы — литры пота в тренажерном зале, и у него явно не было сомнений в том, что их стоит проливать. Он уделял большое внимание внешнему облику — всему, что выставлял напоказ для журналистов, публики и деловых партнеров. Безупречный вкус в одежде, отличная стрижка, ровный загар, создающий иллюзию молодости… И все это прекрасно уживалось с жутким безразличием к состоянию и потребностям собственного организма. Он полностью пренебрегал той частью самого себя, что была скрыта за сверкающим фасадом, отшвыривал ее в сторону, как бесполезный хлам. Похоже, знаменитое себялюбие Энтони Старка имело весьма своеобразный оттенок… Интересно, свои внутренние проблемы он так же игнорирует? Ладно, в любом случае, одними сожалениями делу не помочь.

— И все-таки не хочешь попробовать другое средство? — осторожно предложила девчонка спустя несколько минут. Старк вновь нахмурился, и она шутливо добавила. — Действует не хуже, уверяю. Заодно устроишь отпуск печени, ты ей явно должен за переработки.

При этих словах Тони не смог удержаться от улыбки.

— Только в обмен на поцелуй, — поддразнил он.

Ответом ему был смешок.

— Договорились, — согласилась девчонка. — Подожди минуту, я сейчас приду.

Направляясь к выходу из кухни, она легко погладила его по плечу, и у Тони против воли потеплело на сердце. В последние дни эти мимолетные, как бы случайные касания вошли у нее в привычку, и он был рад, что ничего не изменилось после его вчерашней резкости. Не стоило швырять правду ей в лицо, это было жестоко и глупо… Его мысли были прерваны возвращением девчонки, которая положила перед ним на стол упаковку таблеток.

— Это еще что? — спросил он, с подозрением изучая состав.

— Безобидный спазмолитик, — со смешком ответила она. — Но головную боль снимает лучше аспирина, будь уверен. Ты допил свой кофе?

— Да, — кивнул Тони.

Он хотел еще что-то добавить, но слова вылетели из головы, когда ее теплое тело вдруг оказалось у него на коленях, а светлые глаза совсем близко от его собственных. В следующий миг она уже целовала его. Настойчиво, не дразня, а сразу углубляя поцелуй. Ее смелость кружила ему голову. Хоть прежняя зажатость девчонки ушла без следа (и он подозревал, что смена гардероба немало в этом помогла), никогда раньше она не перехватывала инициативу настолько решительно. Он вернул поцелуй, и девчонка подалась ему навстречу. Ее короткая футболка задралась, и рука Тони гладила узкую полоску обнаженной кожи, а потом нырнула под ткань. Девчонка вздрогнула, но не отстранилась, только поцеловала его еще более пылко, и Тони забыл и о ноющих висках, и о предстоящем суматошном дне… Резкий возглас заставил их оторваться друг от друга. В дверях со смесью раздражения и шока на лице стояла Пеппер. Тони мысленно чертыхнулся. Наверняка девчонка сейчас вскочит на ноги и пулей вылетит из кухни. Но та удивила его. Она облизала припухшие губы и чмокнула Тони в висок перед тем, как неторопливо встать и едко пожелать оторопевшей Поттс доброго утра. На ее щеках был лишь легкий румянец, который сложно было спутать с удушливой краской стыда.

— Мне что теперь стучать, входя на кухню? — наконец выдавила Пеппер с явным недовольством в голосе.

— Было бы неплохо, — буркнул Тони.

Поттс захлебнулась возмущением, но вовремя опомнилась: тирада в такой ситуации не сошла бы ей с рук. Вынужденное молчание, однако, злило ее еще больше. Девчонке стоило нечеловеческих усилий побороть смущение, но она совладала с собой. Бьянка бы ею гордилась. А бабушка была права, как и обычно: терпение, и скоро этот узел распутается сам собой. Девчонка хмыкнула, и один уголок ее рта пополз вверх.

Реальность обрушилась на него словно цунами, едва не утопив в своих волнах. Тони пришлось выдержать две непростые пресс-конференции и еще более сложную встречу с рабочими злосчастного завода, пообещав им тщательное расследование инцидента. Работу нескольких цехов пришлось остановить до выяснения причин взрыва, людей отправить в оплачиваемые отпуска. Компания терпела убытки в дополнение к прошлогодним, курс акций скакал словно пульс у сердечника.

Тони должен был сделать все, чтобы расследование не затянулось. В понедельник он улетел в Нью-Йорк, потом все дни до самой пятницы торчал в Лос-Анджелесе, возвращаясь на виллу лишь глубокой ночью. Поесть в офисе получалось не всегда, зато дома постоянно можно было найти что-нибудь легкое: салат с морепродуктами, мясо на гриле, а часто и томатный суп, название которого Тони никак не мог запомнить. Пеппер, как-то раз заставшая его за поздним ужином, была весьма удивлена. «Ты ешь нормальную еду?» — спросила она, подняв бровь и сделав ударение на слове «нормальную». Ее попытки отучить его от бесконечных чизбургеров с треском провалились еще лет пять назад. Он и сам удивился, после того случая отметив, что пристрастие к фаст-фуду впрямь слабело. Медленно, но верно. Нет, он все еще любил и чизбургеры, и шаурму, правда, все чаще предпочитал им сэндвич с тунцом и карпаччо.

Мастерская в Малибу в эту суматошную неделю оказалась почти заброшена, но Тони иногда все же находил время заняться своей последней разработкой. Его эксперименты были неудачны, как никогда раньше: почти каждый из них завершался травмой. Синяки и ссадины, растяжение связок, а однажды — рваная рана на предплечье. Девчонка, в первый же вечер заметив синяк на скуле и плохо забинтованное запястье, предложила помощь. Он попытался было отшутиться в своей язвительной манере. Она рассмеялась, а потом почти серьезно сообщила, что последним предметом в минувшем семестре у нее как раз была десмургия,* и со стороны Тони жестоко лишать ее лишнего шанса применить знания на практике. От неожиданности он замолчал секунды на три, а потом с выражающим всю мировую скорбь вздохом протянул ей пострадавшую руку. У нее оказались ловкие пальцы и уверенные движения, и он почти не ощутил боли в те моменты, когда должен был ее испытывать. С тех пор ему не приходилось больше самому возиться с перекисью и бинтами. Пеппер не давала бы ему покоя, читая бесконечные нотации, девчонка лишь вздыхала и шутила, что если дальше так пойдет, она в итоге станет травматологом.

В один из дней он сильно ударился затылком. Услышав про головокружение и тошноту, девчонка, кажется, испугалась не на шутку и попробовала уговорить его показаться врачу. Поняв, что попытки бессмысленны, попросила прилечь хотя бы на двадцать минут. Тони сперва возражал, и тогда она применила самый надежный аргумент: положила руки ему на плечи, заставляя лечь и подкладывая под голову диванную подушку, а сама легла рядом. Диван был узковат для двоих, и она прижималась к Тони, одной рукой обвив его грудь, а второй придерживая у него на лбу холодный компресс. Тони едко заметил, что вообще-то рассчитывал на другой исход событий, с удовольствием отметив появившийся румянец на ее щеках. Ему до сих пор нравилось время от времени дразнить девчонку. Потом его начало клонить в сон, но она не позволила ему задремать, отвлекая разговорами, пока не убедилась, что неприятные симптомы ослабели.

С субботы у нее начались суточные дежурства, и в особняк она возвращалась, едва не падая от усталости. В один из дней перед глазами Тони развернулась целая картина: в гостиную вошел Хэппи, необычайно бережно держа спящую девчонку на руках, и шепотом пояснил боссу, что было жаль будить. Тони отобрал ценный груз с поспешностью, которая удивила его самого.

Иногда ее дежурства выпадали на два дня подряд. Тони, не выдержав, спросил однажды, настолько ли это необходимо. И тотчас же отвесил себе мысленный пинок за дурацкое беспокойство: он все еще пытался убедить себя, что жизнь девчонки за пределами этого дома никаким боком его не касалась. Правда, получалось все хуже. Она бросила на него быстрый взгляд (удивленный, как отметил Тони) и произнесла со вздохом, что вообще-то практика после второго курса студентам положена с серьезными ограничениями. Затем пояснила в ответ на вопросительный взгляд, что мыть полы в операционных ей запретить никто не вправе. Тони пару секунд не мог придти в себя от удивления.

— Ты работаешь санитаркой? — выдохнул он, наконец. — Ты, с твоими деньгами?..

Она пожала плечами:

— В моей семье работы никто не чурался. И потом, это единственный шанс попасть в операционную и своими глазами увидеть процесс. Таких знаний не дадут никакие учебники.

Тони вдруг вспомнил, как сам в студенчестве делал волонтерские проекты. Он ничего не сказал, но улыбка, коснувшаяся глаз, говорила лучше любых слов.

Вечером того же дня он работал в кабинете, разбирая бесконечный поток электронной почты, и отвлекся только тогда, когда услышал легкие шаги по лестнице, а потом звук закрываемой двери соседней комнаты и характерный щелчок замка. Тони потер уставшие глаза и потянулся.

— Джарвис?

— К вашим услугам.

— Это Беллс вернулась?

— Совершенно верно, сэр. Осмелюсь заметить также, что мисс Орзатти весьма расстроена. Точнее сказать, она плачет.

Тони показалось, будто он ослышался.

— Что?..

Механический голос стал слегка саркастичен:

— У людей этот процесс называется «плакать», сэр, или «лить слезы». Деятельность слезных желез, расположенных…

— Тихо, — резко скомандовал Тони, и электронный дворецкий умолк.

В госпитале что-то стряслось, без сомнений. Скорей всего, новая смерть, из-за пустяка она не стала бы плакать. Тони имел возможность убедиться, что нервы у девчонки весьма крепкие. Пару раз он случайно подслушал ее ночные разговоры с Бьянкой, и хотя Джарвис перевел лишь основное, было понятно, что они не слишком отличаются от его собственных бесед с отцом. О, синьора Орзатти была виртуозом, вне всяких сомнений: ни явного давления, ни угроз (Говард мог бы у нее поучиться), но под мягким бархатом перчатки скрывалась воистину стальная рука. Девчонка твердо отражала атаки, правда, выражение лица у нее при этом было совершенно похоронным. Тони был отчасти виновен в происходящем: смена гардероба, вскользь брошенные фразы о том, что каждый человек ответственен за свою жизнь и что порой стоит критически оценивать советы самых близких — и вот, пожалуйста, бунт на корабле. Девчонка, по-видимому, никогда прежде не перечила тетке, и сейчас было явственно видно, как тяжело дается ей сопротивление. Он ждал упоминания об этих звонках, но она упорно молчала. И вот теперь закрылась у себя вместо того, чтоб выговориться. А Тони знал, как тяжело бывает, когда не с кем обсудить свои проблемы: пока Роуди учился в академии на другом конце страны, он испытал это сполна. «Она тебе не доверяет», — немедленно проснулся внутренний голос. — «В прошлый раз ты повел себя как придурок, и теперь она предпочитает прятать свои чувства. Если сейчас с ней не поговоришь, момент будет упущен навсегда». Пару минут поколебавшись, Тони вышел в коридор. Из-за двери соседней комнаты доносились явственные всхлипы. Вздохнув, он постучал.

— Беллс?

Всхлипы затихли, но ответа не последовало. Выждав еще несколько секунд, он снова постучал, уже настойчивее. Дверь открылась. Она стояла на пороге — встрепанная, с красными глазами, но следов слез не было. Видимо, успела сполоснуть лицо, о чем говорили мокрые прядки у висков. Слова вылетели у него из головы, и вместо того, чтобы что-то сказать, он привлек девчонку к себе и обнял, в любую минуту ожидая, что она попытается отстраниться. Однако этого не случилось. Они стояли так с минуту, тесно прижавшись друг к другу, а потом она тихо спросила:

— Как твоя рука?

Он хотел было ответить, что все нормально, но она уже внимательно изучала бинты.

— Надо бы сменить повязку, — заключила девчонка. — Идем на кухню, за столом будет удобнее.

Они спустились на первый этаж. Девчонка сняла старые бинты и пластырь, осмотрела рану. Затем наложила новую повязку. Аккуратно, стараясь не причинять лишней боли. У него была тонкая кожа и наверняка низкий болевой порог. Как он вообще терпел все эти бесконечные ушибы и ссадины…

— Все в порядке, заживает хорошо, — констатировала она, не поднимая взгляда от бинтов. — Через пару-тройку дней совсем затянется.

Тони внимательно наблюдал за ее лицом, обдумывая, стоит ли начать разговор напрямую. В итоге решил, что другого выхода, пожалуй, просто нет.

— Детка, — произнес он мягко, — ты точно ничего не хочешь мне сказать?

И тут же заметил, как напряглись ее плечи. Она отвела глаза.

— Как с этим можно жить, Энтони? — наконец, тихо спросила она. — Я не хочу бросать, но... Это как бетонная плита, которая давит на грудь.

Он взял ее ладонь в свои.

— Я знаю, каково это, уж поверь. Но жить с этим можно, как и со многим другим.

Они смотрели друг другу в глаза несколько долгих мгновений.

— Хоть легче-то станет со временем? — произнесла с горечью девчонка.

Он так же горько усмехнулся.

— Станет. Как ни страшно это говорить, ты постепенно привыкнешь и прекратишь переживать это так остро. Как кожа покрывается мозолями, так и чувства притупляются, — проговорил он, глядя на свои руки. — Я не говорю, что тебе станет все равно, отнюдь, — продолжил Тони, глядя в пустоту, — будет больно, но уже по-другому... Знаешь, как старые раны болят. Не острая боль. Приглушенная. Из строя не выводит, но жизнь портит знатно. Ты научишься ее игнорировать и будешь жить дальше, будешь даже радоваться, но рана будет ныть всегда. Считай это платой за спасение других жизней. Чтобы чего-то достичь, нужно что-то отдать, таков уж закон мироздания.

Девчонка слушала его, затаив дыхание.

— По первости особенно тяжко, пока первые мозоли не набьешь. У тебя еще и кожа очень нежная, — вдруг добавил Тони, погладив ее ладонь.

Она впервые за весь вечер улыбнулась по-настоящему.

— Уже начинает сохнуть от спирта, — заметила девчонка. — Еще чуть-чуть и задубеет окончательно.

Эти слова вызвали у него смешок.

— Ну нет, этого мы допустить не можем, — в таком же тоне ответил он. — Не так приятно будет целовать, — и с этими словами поднес ее ладонь к губам.

— Придется делать парафиновые ванночки, — с притворной печалью вздохнула девчонка. — Парафин с тебя. Я даже знаю, где лежат твои запасы, — поддразнила она.

Тони закатил глаза.

— Хоть весь бери, я закажу еще, — хмыкнул он.

— Договорились.

Они немного помолчали, а потом девчонка вдруг спросила:

— Почему ты...

— Что "я"? — поднял он бровь.

— Почему ты не уговаривал меня бросить все это ни раньше, ни сейчас? Изучать только теорию и не лезть в практику?

Тони хмыкнул.

— Детка, — очень серьезно произнес он, — как я тебе уже говорил, это твоя жизнь. Я могу дать совет, если ты в нем нуждаешься, могу поддержать. Но решать за тебя не стану. Я тебе не Бьянка, — закончил он с нотой сарказма.

Девчонка поперхнулась чаем.

— Сегодня она тебе не выносила мозг, надеюсь? — спросил Тони, успокаивающе похлопывая ее по спине.

— Ты все слышал, — сказала она не спрашивая, а утверждая и взглянула на него в упор.

— Не все, — спокойно возразил он, — но довольно много. Если не хочешь это обсуждать...

Девчонка сжала переносицу, зажмурившись. Потом решительно сказала:

— Поздно менять тему, раз уж начали. Понимаешь, меня с самого детства приучили жить по правилам.

— Шаг влево, шаг вправо — расстрел, — кивнул Тони. — Знакомо.

— С одной стороны, я понимаю, что она желает мне добра. С другой — это попросту невыносимо. Не забота, а какой-то... — тут она запнулась.

— Тотальный контроль, — закончил за нее Тони. — По-моему, ваш последний спор был как раз из-за твоей работы?

— Да, — кивнула девчонка. — Она говорит, что это не для меня.

— И ее мнение всегда было истиной в последней инстанции, — заметил Тони. — Ты поэтому считала, что я думаю так же?

Она молча кивнула.

— Вот тебе моя точка зрения, если хочешь знать: раз уж уверена, что это твое (а ты явно уверена), иди к цели, не оглядываясь ни на кого. И не важно, что там говорит твоя тетка: это не ее выбор и не ей жить с его последствиями.

Девчонка сжала его ладонь.

— Спасибо.

— Не за что. Поехали дальше? Так вот... С такими людьми, как твоя тетушка, в открытую спорить бессмысленно. Чем сильнее ты сопротивляешься, тем сильней будет давление. Начнется ссора, которой не будет конца. А важность взаимоотношений с семьей мы с тобой раньше уже обсуждали. Поэтому лучше соглашайся с ней вслух, но в то же время поступай по-своему.

— Но... — попробовала было возразить девчонка.

— Поверь мне, я был бы очень благодарен, скажи мне это кто-нибудь лет двадцать пять назад. Сберег бы кучу сил и нервных клеток.

"Да уж, вы с Говардом бились лбами, как два барана, только что искры не летели во все стороны", — шепнул внутренний голос.

Позже он успешно применил описанную тактику с Пеппер. На деле Тони подчинялся ее требованиям только тогда, когда сам считал нужным, хотя помощница была уверена, что может контролировать босса почти полностью. Никаких конфликтов, все довольны.

— Я попробую, — вздохнула девчонка.

— Отлично. Рано или поздно до Бьянки дойдет, что диктат бесполезен. А поскольку она не глупа и, я уверен, прекрасно чувствует границы, то истерик после каждого неподчинения не последует.

— А если все-таки... — неуверенно произнесла она.

— Сделаешь невинное лицо, — сказал Тони со своей фирменной ухмылкой. — Тебе ужасно жаль, и ты понятия не имеешь, как так получилось.

У девчонки вырвался смешок.

— В любом случае, держи меня в курсе. Если попробует давить и дальше... Впрочем, я уверен, до этого не дойдет.

Девчонка вздохнула.

— Я тоже на это надеюсь. — И вдруг добавляет. — По-моему, не мне одной есть, чем поделиться.

— Я в порядке, — быстро отвечает Тони. — Бывало и хуже.

"Да, я вижу, что ты "в порядке", — хмыкнула девчонка про себя, но не стала настаивать: не хотела уподобляться Поттс. Та, без сомнений, принялась бы клещами вытаскивать из него правду. Поэтому она сменила предмет разговора:

— Давно хотела у тебя спросить... Рояль в гостиной. Он ведь не просто украшение, так?

Он снова поднял бровь.

— То есть ты хотела спросить, умею ли я играть? Ответ: умею. В моей чертовой школе музыка была обязательным предметом. Люблю ли? Не очень, но иногда помогает отвлечься. И я не играл уже очень давно, поэтому, если ты вдруг хотела попросить меня об этом, предупреждаю сразу: будешь разочарована.

Девчонка смотрела на него глазами брошенного щенка, и в этом взгляде светилось: "Пожааалуйста".

— Если только предплечье не слишком тебя беспокоит, — произнесла она неуверенно.

Тони закатил глаза.

— Ну хорошо, так и быть.

Допив свой чай, они переместились в гостиную.

Девчонка сперва села на диван, но Тони попросил ее пересесть куда-нибудь еще: "Чувствую себя, как на экзамене". Она устроилась рядом с ним на скамейке.

— Так лучше?

Он кивнул, но не смог удержаться от сарказма:

— Теперь как на уроке музыки.

Девчонка возвела очи горе, а он медленно и неуверенно начал вступление к "Менуэту ми минор" Моцарта. Тони и вправду играл неважно: пару раз спутал ноты, сбился, но девчонка слушала его почти благоговейно. Он это чувствовал, и постепенно его игра выровнялась: по крайней мере он закончил произведение без ошибок. Она легко поцеловала его в щеку и предложила сыграть что-нибудь в четыре руки. Они сыграли "Шутку" Баха, затем "Вальс" Брамса, и Тони неожиданно отметил, что чувствует себя немного лучше как физически, так и морально. Почти как в тот вечер, когда девчонка пела. В конце он сыграл отрывок из "Лунной сонаты" уже вполне сносно, и получил еще несколько поцелуев в щеку и висок. Они молчали минуты две, а потом Тони произнес, будто решившись на что-то:

— Я хочу тебе кое-что показать.

Эту коллекцию фотографий собирал он сам и частью Роуди. Старшие классы школы, учеба в университете, первые несколько лет после выпуска. Джарвис тщательно отсортировал снимки, чтобы среди них не оказалось ничего провокационного. Шокировать девчонку ни к чему. На первой фотографии ему пятнадцать, и он страшно серьезен, не иначе, как решает уравнение. Вот он же на лужайке перед университетским кампусом — они с друзьями устраивают друг другу душ из минералки. Момент вручения диплома: на заднем плане его мать со счастливым лицом… В этих кадрах калейдоскоп событий его жизни. Девчонка все их рассматривает с неподдельным интересом, иногда задавая вопросы, и Тони дает пояснения, скрывая вдруг нахлынувший приступ острой ностальгии. На следующем фото они в обнимку с кем-то из приятелей — кадр с новогодней вечеринки, кажется. Ему здесь восемнадцать. Гладкая кожа, яркие глаза, озорная, беззаботная улыбка, притягивающая взгляд. Вскоре родители Тони погибнут. Так улыбаться он не будет больше никогда… В этот миг двадцать три года, прошедшие с момента съемки, начинают давить на его плечи с удвоенной силой. Счастливые дни давно уже минули, того мальчишки больше нет, и теперь в висках у него седина, которой с каждым днем становится чуть больше, а глаза уже давно утратили юношеский блеск. Девчонка с восхищенным вздохом смотрела на его сияющее молодое лицо, и у Тони защемило в груди. «Найди себе ровесника», — горько подумал он, отвернувшись, чтобы она не заметила его мрачного взгляда. — «Кого-то без дыры в груди, ночных кошмаров и сожалений о прошлом. Того, кто тебе куда больше подходит». Прохладная ладонь вдруг коснулась его щеки, побуждая повернуть голову. Он закрыл глаза, не желая встречаться с ней взглядом. Она целовала его веки, лоб и, наконец, губы. В этот вечер их ласки наконец-то зашли чуть дальше обычного.

С того дня в их отношениях что-то неуловимо поменялось. Тони все еще не слишком откровенничал, но все же кое-что рассказал о своей семье, друзьях. Парочка историй со времен юности (без упоминания частной школы и конфликтов с отцом), воспоминания о нью-йоркском доме, где он родился и провел первые пять лет своей жизни, о матери — совсем немного и скупо. Девчонка о себе рассказывала куда охотнее, и Тони пользовался случаем, чтобы узнать ее получше, удивляясь сам себе. Он почти уже забыл, каково это испытывать искренний интерес к другому человеку. Тем приятнее было сознавать, что он еще не разучился «читать» людей. Предположения Старка, касающиеся ее характера, подтверждались все больше и больше. К примеру, тщеславие ей было чуждо: одна из лучших студентов на курсе, она никогда об этом не упоминала (такие подробности Тони аккуратно выяснил сам), хотя ей, кажется, благоволил сам доктор Ву, не раз заявлявший, что женщинам не место в хирургии. Ценя комфорт, она не преувеличивала значение денег, а, обладая весьма сильной волей, не имела склонности подавлять. Все это в комплексе не могло не радовать, и Тони не заметил, как простой интерес и влечение почти переросли в привязанность.

В следующий четверг он вернулся домой около шести совершенно измотанный и вспомнил, что надо бы сменить реактор, а это означало, что ему снова была нужна помощь Пеппер. Просить ее об этом он терпеть не мог: она, конечно, соглашалась, но ее лицо неизменно выражало обреченность. В этот раз все обстояло еще хуже: Тони сам отправил Пеппер в Нью-Йорк готовить материалы к очередному собранию совета директоров. О, черт, и как он не подумал, что ее помощь может так скоро понадобиться? Вдруг очень кстати вспомнилось, что не у одной Пеппер маленькие руки... «Не так давно ты отказался показать ей тот чертов альбом, а теперь готов доверить свою жизнь, — шепнул внутренний голос. — Ты выжил из ума?». «Заткнись, — раздраженно выдохнул вслух Тони, закатив глаза, и мысленно продолжил. — Она уже раз двадцать доказала, что руки у нее растут из правильного места. И потом, раз вид крови ее не пугает, то уж это тем более…». Тут Джарвис сообщил ему, что девчонка вернулась домой, и Тони, послав сомнения подальше, попросил его передать ей просьбу спуститься в мастерскую.

Она нахмурилась, что-то опять стряслось (иначе с чего вдруг ей был предоставлен доступ в святая святых?), и, прихватив на всякий случай сумку, быстро спустилась вниз по ступенькам.

— Что случилось? — спросила она, входя в помещение, и замерла.

Девчонка еще ни разу не видела его без рубашки и сейчас не могла оторвать глаз. Он стоял к ней спиной, изучая содержимое какого-то ящика. Сколько все-таки труда вложено в это тело… Плечи, узковатые от природы, за счет развитых мышц казались шире, талия — уже, но излишней массивности не было, а хорошие пропорции заставили забыть о невысоком росте. Старк повернулся к ней. Ее взгляд сместился вниз, к его груди, и губы сложились в букву «о». Она поставила сумку на ближайший стул и подошла ближе, чтобы рассмотреть реактор.

Тони внимательно следил за сменой эмоций на ее лице: он помнил страх и отвращение Пеппер, которые помощница тщетно пыталась прятать. Но нет, тут ни испуга, ни брезгливости. Острый, внимательный взгляд. Такой он видел у своего отца, когда тот работал с очередным механизмом.

Она слышала о таком и раньше, читала описания, смотрела фотографии. Когда-то эта методика помогла спасти жизнь, но так и не получила широкого распространения. Слишком тяжелая операция, двое из трех пациентов умирали на столе. Конечно, девчонка была в курсе слухов, окружавших Старка, и не раз уже имела возможность увидеть голубоватое свечение, пробивающиеся сквозь ткань его одежды, и ощутить холод и твердость металла при тесном объятии. Она никак не думала, что доведется наблюдать работу уникальной технологии в реальности, и медик в ней сгорал от любопытства. Потом ее взгляд задержался на шрамах, окружавших дугу реактора, и у девчонки сжалось сердце. Все восхищение этим изобретением, научный интерес мгновенно отошли на второй план. Каково носить в себе кусок железа день за днем? И это даже не титановый протез… Тут она одернула себя. «Хватит, прекрати распускать нюни! Жалости он не потерпит».

Девчонка подняла бровь и присвистнула:

— Впечатляет. За такое дают Нобелевку.

У Тони вырвался вздох облегчения, и он улыбнулся с легким сарказмом.

— Это и сделал нобелевский лауреат, — пояснил он. — Мой друг, профессор Инсен.

Она кивнула, и по ее лицу скользнула печальная тень:

— Они с доктором Ву получили премию за эту разработку еще восемь лет назад. — Девчонка благоразумно воздержалась от сожалений о ранней гибели Инсена и, улыбнувшись, наконец, спросила. — Так чем помочь?

Тони торопливо принялся растолковывать ей механизм действия магнита, но она мягко прервала его.

— Энтони, — сказала девчонка все с той же улыбкой, — я знаю, как работает устройство. Лучше объясни мне еще раз про смену реактора. И не части, пожалуйста.

Она слушала его внимательно, лишь один раз прервав вопросом. Потом сама подключила кардиомонитор и вдруг снова нахмурилась, увидев его показания.

— Эй, что ты там разглядываешь? — язвительно поинтересовался Старк.

— Твою кардиограмму, — едва слышно ответила она, не отрывая взгляда от экрана.

«И то, что я там вижу, мне не нравится». Но как бы то ни было, сейчас не время это обсуждать. Вздохнув, она достала антисептик и тщательно протерла руки. Тони шумно выдохнул:

— У нас не так уж много времени, поэтому…

— Достаточно, учитывая скорость кровотока, — невозмутимо сказала девчонка.

— Уверена? — скептически хмыкнул он.

— У меня высший балл по анатомии, — спокойно пояснила она. — Само собой, уверена. Поверь мне, все будет отлично.

И Тони, действительно, очень хотелось поверить.

Она быстро извлекла старый реактор, потом опустила кисть внутрь, заставив его напрячься всем телом.

— Все нормально, — сказала вдруг девчонка, и ее улыбка была почти… ободряющей? — Дыши.

Он и сам чувствовал неприятный запах субстанции на дне шахты, но девчонка даже не поморщилась. Она была серьезна, собрана и абсолютно сдержанна. Мгновение, и новый реактор встал в паз с легким щелчком.

— Ну вот, — улыбнулась она, вытирая руки полотенцем, а потом смотрит на наручные часы. — Всего-то дел на две минуты.

В его глазах было такое облегчение, что она не смогла удержаться от того, чтобы, склонившись, поцеловать его между бровей, чувствуя, как разглаживается под губами морщинка. Отстранившись, снова перевела взгляд на монитор, и улыбка исчезла с ее губ. «Что ты хотела? Образ жизни, да и возраст…». Кто бы мог подумать, что у Тони Старка обыкновенное человеческое сердце, не слишком молодое и совсем не здоровое.

Тони легонько дернул ее за полу рубашки.

— Детка, чем эта штука тебя так гипнотизирует?

Она со вздохом опустила взгляд. Затем осторожно произнесла:

— Энтони, я понимаю, что менять свой график ты не собираешься. Но хотя бы сократи нагрузку в тренажерном зале.

Он фыркнул с оттенком своей излюбленной насмешки:

— Цветочек, по-моему, уговаривать меня пожертвовать вот этим, — Тони указал на кубики пресса, — слегка не в твоих интересах, тебе не кажется?

У девчонки вырывался краткий смешок, но она быстро вновь обрела серьезность.

— Здесь совершенно не о чем волноваться, — невозмутимо сказала она. — Это, — девчонка легко погладила ладонью его живот, — не пострадает. Как и это, — теперь внимание досталось грудным мышцам, — если ты уменьшишь кардионагрузки и возьмешь штангу полегче.

«Ты ведь больше не питаешься пиццей и бургерами».

— Так и быть, обещаю подумать, — хмыкнул он, стараясь скрыть приятную дрожь, порожденную этими прикосновениями, и с этими словами дал команду Джарвису выключить монитор.

Экран погас, и девчонка украдкой выдохнула с облегчением: смотреть на это все же было тяжело. Старк небрежно сдернул датчики, встал и, отвернувшись к столу, швырнул старый реактор в коробку, а она не могла оторвать глаз: шрамы на груди совсем его не портили… Эти мысли прервали две широкие ладони, накрывшие ее щеки. Он улыбался, а глаза излучали тепло с каплей мягкой усмешки, и в глубине их плясали знакомые искорки.

— Засмотрелась, детка? — поддразнил ее Старк и поцеловал, прежде чем она успела придумать ответ поостроумнее.

Ее руки обнимали его талию, гладили спину и плечи. Ощущение под ладонями тугих мышц и гладкой кожи кружило голову, и девчонка прижималась к нему так крепко, что край реактора больно вдавливался в солнечное сплетение, но она не обращала на это никакого внимания. Поцелуи следовали один за другим, и воздух в помещении как будто накалился. Его ладонь уже давно была у нее под рубашкой, и прикосновения вызывали волны сладкой дрожи. Девчонка отстранилась на миг, чтоб сделать глоток воздуха, и вдруг выпалила на одном дыхании, прежде чем Тони успел вовлечь ее в очередной поцелуй:

— Наверх?

Его лицо в тот же миг посерьезнело. Без лишних слов было понятно, что именно подразумевалось под этим предложением. Секунду он молчал, а затем спросил, поглаживая ее щеку большим пальцем и глядя девчонке прямо в глаза:

— Уверена?

Она, сглотнув, кивнула. Он внимательно смотрел ей в лицо, затем, словно приняв решение, произнес:

— Запомни: до конца идти не обязательно. Мы всегда можем остановиться.

«Да ну? — шепнул в ухо едкий голос. — А если в последний момент… Ты точно не переоценил себя?». «Поди ты к дьяволу», — мысленно чертыхнулся Тони. Этот внутренний диалог был прерван улыбкой девчонки.

— Я думаю, нам не придется.

В тот день у Тони появился лишний повод похвалить себя: соединить спальню с мастерской при помощи лифта все-таки было гениальной идеей.

Шарлин терпеть не могла, когда ее отрывали от проверки бухгалтерских книг. И тем не менее, в этот раз сняла трубку. Звонили из Рима. Бьянка была необыкновенно мила, и только последние новости выбили ее из колеи.

— Она похоже влюблена и не на шутку, — вздохнула Шарлин.

На том конце провода воцарилась секундная тишина, а затем раздался возмущенный возглас:

— Что?! И вы так спокойно говорите об этом? А если…

— У нее есть своя голова на плечах, — резко прервала мадам Бьен. — И прости, но все случившееся закономерно. Я всегда была против обучения в проклятом монастыре, если ты помнишь. Потому что это ненормально в глаза не видеть мужчин до пятнадцати лет. Ты и потом ее держала в четырех стенах. Неудивительно, что сейчас девочка потеряла голову. Там есть, от кого ее терять, — едко закончила она, зная, как неприятно будет ее собеседнице слышать подобное.

— Только не говорите, что вы это серьезно, — пренебрежительно фыркнули на том конце провода. — Вдвое старше ее...

— Красив, умен и умеет пустить пыль в глаза, — парировала Шарлин с усмешкой. — Вспомни себя в двадцать лет.

Бьянка обескураженно молчала несколько секунд.

— Так что мне делать, не подскажете? — наконец, ядовито спросила она.

В ответ раздалось хмыканье.

— Успокоиться, в первую очередь, — был не менее язвительный ответ. — Ей, слава Богу, давно не тринадцать. Старк — взрослый мужчина, и мозги у него на месте. Не вижу поводов для паники.

— Надеюсь, что это у нее пройдет, — мрачно произнесла Бьянка.

«Если б все было так просто», — подумала Шарлин.

Они лежали в постели, обнявшись. Вообще-то Тони не любил все эти сопливые нежности, но едва они оба перевели дух, как он сам привлек ее к себе.

Говоря честно, в сексе Тони больше любил получать, чем отдавать. О нет, его подружкам не на что было жаловаться: навыков, приобретенных с годами, вполне хватало для того, чтобы они были довольны, но ему в жизни не приходило в голову прикладывать для этого какие-то особые усилия. Не говоря уж об эмоциях, которых просто не было. Выражение «заниматься любовью» никогда не вызывало у Тони ничего, кроме саркастической ухмылки. Похоть, продиктованная инстинктами, была ему знакома и понятна. Секс всегда был способом «выпустить пар», снять нервное напряжение, отвлечься, в конце-то концов, но никогда близостью. Если б еще год назад ему сказали, что однажды чье-то удовольствие будет значить для него куда больше собственного, он рассмеялся бы в лицо этому чудаку. И все же, Тони с самого начала нравилось наблюдать за реакцией девчонки на свои прикосновения, за тем, как гормоны берут верх над пуританским воспитанием. У нее не было ни фальши, ни подобострастного желания угодить — только пыл, свойственный юности. Даже легкая скованность и неловкость вызывали лишь чувство умиления, незнакомое до этих пор.

Конечно, это не был лучший секс в его жизни: Тони знавал ощущения намного острее. Вдобавок к этому — необходимость сдерживаться, боязнь причинить боль и в то же время подспудный страх разочаровать ее. Кто из двоих сильнее нервничал — еще большой вопрос. Пожалуй, впервые за долгое время он был рад, что страсть уже не сносит голову, как в юности. Даже долгий перерыв в его нынешнем возрасте не приводил к утрате контроля. На простыне под их телами расплылось алое пятно. Кстати об этом…

— Очень больно было? — едва слышно спросил он, отведя с ее лба шелковистую прядь.

Она отрицательно покачала головой и поудобнее устроилась в его объятиях.

— Так, немного, — и ощутила, как его объятия сомкнулись чуть крепче, и губы коснулись ее волос.

Девчонка знала, что сама мысль о том, чтобы причинить ей боль, была для него тяжела, но что поделать: физиология… Чтобы отвлечь его от этих ненужных размышлений, она произнесла шутливым тоном:

— Знаешь, в Средние века окровавленные простыни вывешивали на балкон.

Старк выглядел почти шокированным:

— Это еще зачем?

Она хмыкнула.

— Подтвердить невинность избранницы.

Тони внутренне содрогнулся, представив свой балкон с подобным украшением.

— Вот это было бы зрелище, — протянул он с ехидцей. И добавил уже серьезно. — Я уж скорее сожгу эту проклятую тряпку. Пойдем, — он сел в постели и потянул девчонку за собой. — Сначала в душ, потом на подвиги.

У нее вырвался смешок, но, приняв вертикальное положение, она немедленно поморщилась.

— На пару дней придется сделать перерыв, — пояснила она извиняющимся тоном.

Тони хмыкнул, а затем заговорщически подмигнул ей.

— Есть другие способы, — он улыбнулся, заметив, как девчонка слегка покраснела, и ощутил волну тепла в груди. — Пошли, продемонстрирую.

Полчаса спустя они жгли в камине ни в чем не повинный кусок ткани, веселясь, словно проказливые школьники. Тони чувствовал себя моложе лет на двадцать.

Мария позвонила на следующее утро. После непродолжительной болтовни о пустяках она исподволь поинтересовалась, как обстоят дела на личном фронте. Девчонка смолкла на мгновение, решая, стоит ли ее в это посвящать. Да почему бы нет? В конце концов, интимные подробности ее жизни никогда не сообщались Бьянке и не было причин сомневаться, что все останется в секрете и в этот раз. Мария несколько секунд молчала.

— Да ну, — наконец выдохнула она. — Все действительно прошло так охрененно?!

— Действительно, — подтвердила с улыбкой девчонка. — И даже лучше.

— Ты еще скажи, что больно не было, — недоверчиво протянула ее собеседница.

— Было, — невозмутимо призналась Изабела. — Но ощущения до и после стоили того.

Мария присвистнула.

— Вот тебе и эгоистичный тип… Да ему памятник надо поставить!

— Тише ты, еще услышит, — со смехом прервала ее девчонка. — И воплотит в жизнь.

— Нет, я серьезно, — вздохнула Мария. — Он мало того, что не потащил в постель в первый же вечер, так еще все это время носился с тобой. Помяни мое слово, без причины такого не делают.

* Искусство наложения повязок