Время итогов (джен)

— Здесь. — Люциус отворил дверь, посторонился, пропуская Толю вперёд, и тот оказался во второй в своей жизни библиотеке. Как она отличалась от дворцовой! В той связки книг гнездились везде, где только можно, грозя обрушиться на голову, проходы между стеллажами были узкими и образовывали затейливый лабиринт, где в крохотном закутке за поворотом внезапно обнаруживался стол или рояль, которые из-за тесноты уже нельзя было вынести вон, чтобы освободить место. Здесь же был зал правильной квадратной формы, и огромные стеллажи возвышались полукругом, словно крепостные стены, грозя похоронить в своей тени. От двери вглубь зала вёл проход, в конце его, у противоположной стены нашёлся камин, а рядом, по обе стороны — два больших стола.

Двинувшись между стеллажами, Толя осторожно касался пальцем корешков — новых и старых, с тиснением и без него, совсем растрёпанных и книг вообще без корешков. Наугад менестрель вытащил одну книгу, шёпотом прочёл тиснёное серебром по зелени название:

— «Деяния Дракона, Великого Князя».

Обернувшись к Люциусу, чтобы спросить, что это за Дракон, он обнаружил, что его рядом нет, и нашёл его только по стуку переставляемых книг. Министр, держа в руке два толстенных фолианта, вытаскивал с полки ещё один, вытащил, едва не выронив. Толя показал ему свою книгу:

— Милорд, кто такой этот Дракон?

Министр взглянул мельком.

— Не читайте, — посоветовал он. — Спать не будете, таковы его деяния. Впрочем, в чём-то он прав.

Толя послушно отнёс книгу на место, вернулся, и Люциус повёл его к столу. Толя несмело опустился рядом с ним на лавку, и герцог молча придвинул к нему самую толстую книгу. Она была отделана золотистой кожей и инкрустирована прозрачными камешками. Менестрель приподнял украшенную обложку, перевернул. На первом листе крупными чёрными знаками было прописано название. От каждого знака отходили по нескольку линий, которые сплетались вокруг слов в узор. Узор шёл и по краю листа, но уже другой, в виде переплетённых ветвей с листьями. Толя смотрел, не совсем понимая, где начинается узор и кончаются слова, и не мог ни оторваться, ни прочитать.

— Переворачивайте, — мягко сказал Люциус. Он сидел, поставив локоть на стол и подперев ладонью щёку, и наблюдал за очарованным менестрелем. Толя перевернул лист, ощутив попутно его мягкость, отметив потрёпанные края, стёршиеся уголки. На развороте с левой стороны оказался рисунок: чёрное с белыми точками небо, зелёная земля, по центру — раскидистое дерево с птицей в ветвях и змеёй у корней. На правой стороне в две колонки шёл текст, первая буква была нарисована золотой краской.

— Теперь понимаете, почему о хорошо сказанном слове говорят, что оно золотое? — нарушил тишину Люциус.

— Это потому, что первая буква всегда пишется золотом, — кивнул Толя. — А эта книга и есть Семистихийник?

— Это Изборник святого Стеррина, — ответил министр. — В неё входит Семистихийник и Предания Великих Лет, сокращённо ПВЛ. Стеррин велел переписать две эти книги в один фолиант, и благодаря этому они были сохранены. С того оригинала есть три списка. Старший в Хайдланде, средний в Мистландии, младший у вас в руках.

— А оригинал где? — спросил Толя.

— Исчез. Говорят, он сейчас в Вёльфланде, но так как оттуда никто не возвращался, то точно сказать нельзя. Утешьтесь, в нашем списке самые красивые миниатюры.

Толя перелистнул страницу, отстранённо глядя на ровные строчки, и ему показалось, что страницы чуть подрагивают.

— Нравится? — спросил Люциус чуть насмешливо.

— Ещё как… — прошептал Толя.

— Хотите прочитать?

Менестрель поднял глаза на искусителя.

— Хочу…

— Ну что же, — Люциус поднялся, подошёл к неприметному шкафчику в углу, достал пачку пергамента, перья и чернильницу. — Тогда берите вон ту книгу.

Толя взял, вслух прочёл:

— «Язык Древний Высшего наречия. Система и словник».