Упала, очнулась - султанша! (джен)

Мы опоздали.

Твою мать, да чем занимался этот дебил? Мух ебал на столе?! Пять недель, ПЯТЬ НЕДЕЛЬ долбоёбы не могли найти одну-несчастную корову! Они что, каждую пылинку вручную приподнимали?!

Двое старших шехзаде заболели оспой.

И даже зарёвываясь под сочувствующие взгляды Лале и Мёге, я понимала, что наверняка Сулейману требовалось подтверждение собранной мной информации, что нельзя вызывать подозрений отца, даже самых странных, и, казалось бы, безобидных, а поэтому ходить и спрашивать про больной скот напрямую было нельзя... всё равно злость на брата прямо душила.

А также и на себя.

Ведь вспомни я раньше — да вот хотя бы прошлым летом, когда мы с мужем снова ездили в Манису — и времени хватило бы с лихвой! Ну почему, почему я такая идиотина!!!

Уж не специально ли?

Что?

Быть может, что-то сверхъестественное и правда существует? Как-то же ты сюда попала, в тело средневековой султанши. И тогда, возможно, это что-то повлияло на твою память, чтобы не изменять историю.

Мне казалось, раньше мы уже решили этот вопрос. К тому же какой в этом смысл — сажать на место Хатидже другого человека и ожидать, что изменений не будет? Бред. Ничего, кроме своей дырявой башки, я винить не могу.

Как знаешь...

Легко свалить ответственность на кого-то, это всегда легче, чем признать, что случившееся — твоя вина.

Искандер мрачно молчал. Может быть, у него появились какие-нибудь подозрения, но мне уже не было до того никакого дела. Оставалось лишь ждать и молиться.

А ещё я замучила его требованиями регулярно показываться лекарям.

Конечно, мужичок сопротивлялся, мол, приёбнутой жёнушке опять какая-то дурь в голову ударила, но я наплевала уже на все приличия, даже на хрупкое наше равновесие, и пёрла как танк, методично вынося несчастному супругу мозг. Однажды даже ночью, когда проснулась по нужде и обнаружила мужа за тем же самым.

Тихо-тихо, стараясь не шуршать, я откинула пледик, спустила ноги на пол и подкралась со спины к Искандеру, мирно делающему свои дела в горшок. Завершив процесс, он спокойно натянул штаны, закрыл ёмкость и сунул её на привычное место, а потом... а потом обернулся.

— Ты был у лекарши? — вылупив глаза, вопросила я.

Ответ не содержал ни единого цензурного слова.

— Пожа-а-а-луйста, — сделав глазки кота из Шрека и дождавшись окончания экспрессивной тирады, заканючила я.

— Ты не женщина, ты шайтан! Так и быть, но только один раз!

Довольная собой, я улеглась спать.

На следующий день, конечно, выяснилось, что муж, хоть и имеет несколько мелких болячек, в целом здоров. Да я и не надеялась — сердечный приступ обычно внезапный, но мало ли. Вдруг получится полезного человека сохранить?

Я старалась дома кормить его относительно диетическим меню, помня про советы по профилактике инфаркта — не есть слишком острого и жирного, чтобы не допускать образования холестериновых бляшек, двигаться, чтобы разгонять кровь, много пить, чтобы она не была вязкой и не образовывались тромбы... но это, увы, почти полностью уничтожалось тем, что обедал он в Топкапы.

А там пища ой-ой какая жирная, особенно для высокопоставленных лиц.

Не хотелось бы становиться вдовой даже несмотря на то, что, в общем-то, почти всё, что хотела, я от Искандера получила — мы закончили, наконец, подробный проект вакфа, осталось лишь найти финансирование. Он дал мне контакты нужных людей: разного рода купцов, строителей, а также их наследников на всякий случай. С некоторыми даже пообщался сам, аккуратно намекнув, что, возможно, в будущем их услуги будут востребованы. Уж это даже папаша не смог бы под казнь подвести: мало ли, мужик хочет купить что-то или дом лишний построить. Да и вряд ли султанское влияние настолько велико.

Искандер даже пообещал подумать, стоит ему вкладываться в будущий мой вакф или нет. Услышав это, я с трудом задавила грусть — вероятно, дорогой, ты не доживёшь, даже с моей помощью.

К слову сказать, ещё около года назад я аккуратно, выгнав всех, обсудила с ним возможность отмены закона Фатиха и охренела не только от услышанного, но и от своей тупости.

Братоубийство поддерживало подавляющее большинство знати и улемов.

Во-первых, если назначен наследник, то это вмешательство в божественное провидение, которое само должно возносить своего наместника на бренной земле. Во-вторых, и эта причина представлялась мне наиболее практичной — провидение почти всегда выбирало того, кто имел поддержку властных людей — пашей, беев, улемов и так далее. То есть того, кто устраивал большую часть знати.

И, разумеется, не всегда это был старший наследник.

Кроме того, так у местных дворян было право выбора: кого утопить, а за кого неплохо бы держаться. И шехзаде в условиях жёсткой конкуренции были вынуждены прислушиваться к чиновникам, в какой-то степени прогибаться под них, потому что не сделаешь ты — сделает другой.

Это приводило к тому, что обычно на трон восходил опытный, изворотливый политик, поддерживаемый большей частью элиты. А это, в свою очередь, обеспечивало крепкую, стабильную власть.

Правда, как известно, работало это не всегда, да и загнанный в угол обречённый шехзаде способен поднять бунт или сбежать в другую страну, что могло обернуться проблемами. Тот же драгоценный кузен Мурад, насколько мне известно, всё ещё жив, и всё ещё у Сефевидов. Его шансы на османскую власть тают с каждым годом, но всё равно он — лишняя проблема.

Таким образом, если я хотела отменить закон Фатиха, надо было продавить дворянство под себя. А как это сделать — я не представляла совершенно, да и Искандер тоже особо не знал.

Можно было умыть руки, конечно, с трудом, но я могла бы заставить себя почти ничего по этому поводу не предпринимать, но...

Позволив Хюррем убить Мустафу — в первом поколении после Сулеймана я получу минимум одну смерть. Минимум — потому что Баязид и Селим явно друг друга терпеть не собираются, и при удаче кого-либо этот кто-то, пусть и колеблясь, но даст добро на применение закона Фатиха. 

А что потом? Новые и новые витки бесконечной спирали резни?

Я хочу мыслить глубже. Пусть Фатих усохнет там, в своём гробу — мы отменим этот зверский закон!

Вон, как в тех же Европах короли: да, плодят наследников. Да, даже от любовниц. Да, у них там порой даже родные братья ретиво друг друга режут. Но — противозаконно! Это грех! Это нужно скрывать!

Самое главное, что убийство братьев царствующим монархом там — не обязанность, а очень даже наоборот, хотя бы формально. И ничего, устояли государства.

Если наследник назначен, его, конечно, попробуют сбросить со счетов, чтобы продавить своего кандидата — попытаются отравить, организовать покушение и так далее. Но это всё равно не будет тем же самым, что и узаконеное братоубийство. Не будет таким отвратительным. Закрепить законодательно, что наследником может быть только сын того, кто был султаном — и вуаля, младшая ветвь отсекается от наследования. Да, сложно, да, опасно, но в таком случае у людей уже есть шанс на жизнь, а не стопроцентная смерть.

Искандер был мне нужен, так как я не знала, почему Сулейман даже не попытался сохранить жизнь всем своим сыновьям.

Кроме того, муж... почти что друг. Он мне дорог. Если он умрёт, мне будет больно. Даже не так.

Пиздец как больно.

* * *

Маниса. Неделю назад.

— То есть, — медленно произнёс Сулейман, — Хатидже не приедет?

Валиде прикрыла глаза и согласно качнула головой.

— Повелитель желает видеть Искандера-пашу в столице, а жена должна быть с мужем.

Секунд пять шехзаде всерьёз рассматривал вариант государственного переворота, но здравый смысл с помощью усилий воли одержал верх.

— Мне тоже нелегко, сынок, ты же знаешь. Но нужно смириться и ждать. Аллах не оставит нас в своей милости.

Сулейман чувствовал, как медленно, но неуклонно звереет.

Сын должен почитать отца. Так говорится во всех священных книгах, даже у неверных, так учат детей с начала времён. Но с каждым годом получалось всё хуже.

Он не роптал после кафтана, хотя тогда впервые ощутил мощное желание убить. Причём убить родственника. Ведь кто займёт османский трон, не стань Селима? Ответ очевиден. Даже с учётом болтающегося где-то в Персии кузена Мурада.

Это открыло бы для него, Сулеймана, в буквальном смысле целый мир.

Однако, пока отец ещё дышал, такие намерения шли рука об руку со смертью. Раньше Сулейман считал, что падишах никогда не убьёт своего единственного наследника, ведь это породит смуту и станет огромнейшим ударом по спокойствию государства, но теперь в здравом смысле Селима не было никакой уверенности.

— Госпожа! — застучала в дверь какая-то рабыня. — Госпожа, пожалуйста, откройте, это очень срочно!

Валиде лишь раздражённо вздохнула, отворачиваясь от камина. Всполохи огня успокаивали, завораживали. Бьётся, словно в клетке, горит, светит и дарит тепло...

— Войди.

— Госпожа, — вбежала насмерть перепуганная девушка. — Шехзаде Махмуд и шехзаде Мурад заболели оспой!

И в эту секунду мир для Сулеймана замер.

— Что?! — воскликнула Валиде. — Лекарей сюда, и немедленно! Всех, кого только можно найти!

* * *

Две недели спустя.

Сулейман сидел рядом с матерью и с усталой скорбью подпирал голову рукой. Корову, похоже, нашли, но было уже поздно... сестра предупреждала, что во время болезни проводить манипуляции нельзя.

Мурад сгорел за десять дней, Махмуд уже еле держался. К тому же от сына заразилась и Фюлане. Мустафу и Махидевран от греха подальше отослали в охотничий домик — к счастью, хотя бы они не заболели. Гюльфем, несмотря на слёзные мольбы, заперли в отдельных покоях на карантин.

— Шехзаде, — поклонился столичный лекарь, которого прислал Селим и которого Валиде приказала всегда незамедлительно пропускать в свои покои, — мне нужно вас осмотреть.

— Я здоров, — глухо ответил Сулейман.

Один его сын умер. Второй при смерти. Как такое пережить? Есть ли на свете боль сильнее? Есть ли участь ужаснее, чем родителю хоронить своего ребёнка?

Сулейман пока ещё не знал, что есть — когда ты хоронишь ребёнка намеренно.

— Сынок, — тихо дотронулась до его руки едва сдерживающая слёзы Валиде, — будем молить Аллаха, чтобы он сохранил нашего Махмуда и упокоил душу Мурада. Но помни, что у тебя не двое, а трое сыновей — есть ещё маленький Мустафа, которому в такое тяжёлое время нужен отец. Ради его благополучия ты должен заботиться о себе.

Сулейман устало прикрыл глаза. Должен, должен, должен... всем кругом должен, просто потому что родился наследником в правящей семье.

— Хорошо, идём.

Три дня спустя он в кровь разбил костяшки кулаков об узорчатые стены покоев Ибрагима, сшибая напрочь штукатурку и с рыданиями сдирая крошечные кусочки засохшей краски.

За эти три дня к Аллаху отправились и Фюлане, и Махмуд. Наследником по их линии теперь оставался лишь Мустафа.

Только тихие-тихие, спокойные, но полные горечи слова своего сокольничего помогали не сойти с ума окончательно, не захлебнуться в поглотившей нутро боли. Ибрагим понимал его, как никто — ведь сам тоже терял семью, да ещё и всю сразу, за один, считай, день.

У Сулеймана хотя бы оставался сын. А также мать и сёстры.

У Ибрагима же больше не было никого.

— Ты — мой брат, — печально, но твёрдо сказал в тот роковой вечер Сулейман, утирая слёзы кровавыми руками, словно какой-то плебей. — И всегда им будешь.

Ибрагим лишь молча поклонился. Шёлкового шнурка на шею после восшествия брата на престол он не хотел, даже несмотря на всю теплоту от таких предложений.

Оставался один вопрос.

Как о случившемся сообщить Хатидже?

Примечания:

Как-то так, дорогие папищеки. Надеюсь, у вас всё ок