Упала, очнулась - султанша! (джен)

Полгода спустя.

Я бездумно смотрела на падающий снег, который отвлекал от мирской суеты и настраивал на философский лад. Соболиная меховая накидка на плечах, чуть-чуть сбрызнутая жасминовыми духами, приятно пахла и хорошо грела, но пальцы всё равно оставались ледяными.

Хоть и прошло время, скорбь не ушла. Стихла до терпимого уровня почти сразу, но не ушла. Видимо, останется со мной уже на всю жизнь. Это всё моя вина. Не уберегла, не уследила.

Племянники умерли — и умерли по вине оспы, конечно, не я убила, но я не помогла выжить, хотя могла.

Синдром спасателя — знаешь такой?

Да, но от того не легче.

Лале, вернувшаяся с кухни, куда ходила за семечками и яблочным соком, хлопнула закрывавшейся дверью. Резкий звук заставил меня вздрогнуть, оторвав от размышлений. В основном мы, конечно, пользовались услугами открывающих двери евнухов, но от своей комнаты (а была во Влахернском и такая, пусть маленькая, но эдакий мой кабинетик со столом, стулом, врезанными в стены шкафами и диванчиком) я их отставила. Мало ли что, мало ли кто. Вдруг услышат то, что не надо...

Вышивавшая сбоку Мёге рассержено сказала:

— Могла бы и потише, мы же тут отдыхаем!

— Ну извините, — не удержавшись, съязвила подруга, — простите неуклюжую рабыню, проявите снисхождение.

Я горько усмехнулась. Порой девочкам приходилось ждать за дверью, когда я, допустим, беседовала с сёстрами, потому что те не желали откровенничать в присутствии незнакомцев, но в целом я считала, что приобрела скорее подруг, чем служанок. Конечно, иногда я поручала им что-то мелкое, например, на ту же кухню смотаться, но они ещё помнили, из какого дерьма я их вытащила, и потому не возникали. Странная смесь дружбы и службы... почти как у Ибрагима с Сулейманом.

— Выпей, — сев рядом, протянула стакан Лале, — Кан-ага постарался, откопал откуда-то яблок. Да ещё свежих! Как раз твой любимый сок получился.

Я неохотно приняла посудину, всё ещё погружённая в меланхолию, и немного глотнула. Сладковатая жидкость потекла вниз по горлу, приятно его смачивая. Хотелось поинтересоваться, где наш шеф-повар смог раздобыть свежие фрукты, но моральных сил разбираться не было, и я решила забить.

Климат, в целом, тёплый, несколько урожаев в год снимаются, заготовки, опять же, делаются, так что вполне могли за месяц привезти откуда-нибудь из самых южных провинций. Правда, не совсем свежих тогда, но тоже вполне приемлемых. Благодаря расположению Османской империи и моему социальному положению в ней, авитаминоз мне явно не грозил. Хоть что-то хорошее.

В бюджет кухни я особо не вникала, лишь составила примерное меню, которое хочу видеть, и вызнала рыночные цены продуктов, которые, на удивление, за год скакали не слишком сильно. Экономика государства в более-менее нормальном состоянии. Закупками ведала Ёзге, как главная калфа нашего дворца. Раз в две недели я требовала предоставить эдакие бухгалтерские выписки, где проверяла, не наёбывают ли слуги свою глупую госпожу. К каждому акче не цеплялась, но примерный порядок оценивала. Пока что всё было нормально.

— Такая погода холодная, — поёжилась Лале, щёлкая семечки и складывая кожурки в отдельную миску, — ужас!

Я поневоле усмехнулась. Ты же бывшая Анна, северная девочка, на твоей родине зимы куда более суровые, чем здесь... впрочем, уже почти половину жизни ты — Лале, должно быть, привыкла. Ровесница. Мне двадцать три года, подумать только. Я теперь намного больше османская султанша, чем обычная девушка.

— Так оденься теплее, — пожала плечами Мёге, не отрываясь от вышивки.

Более спокойная, более медлительная, она хорошо уравновешивала лёгкую на подъём Лале и порою вспыльчивую меня. Эдакий голос разума. Впрочем, тут она права — и питание, и одежду я старалась своим девушкам организовавать хорошее — ели мы вместе, за одним столом (конечно, когда не было Искандера, ужинала я всегда с ним, иногда завтракала). Соболиных мехов, конечно, у них не было, но качественные тёплые накидки подешевле — пожалуйста.

— Какая ты умная, аж завидно.

— Грешно.

— Перестаньте, — вздохнула я с улыбкой, снова глотнув сока. Всё-таки есть, есть ради чего жить... та же кухня турецкая — в большинстве своём слишком тяжёлая и жирная для моего желудка, но очень вкусная и питательная. Ешь — и прямо наслаждаешься. Ну, либо это наш Кан такой искусник, что из говна вкуснятину создаёт.

— Может, погуляем?

— Чуть позже, — ответила я, допивая сок. — Сначала давайте проверим ведомости по слугам.

Я заставила Ёзге подготовить мне кратенькие записки на каждого из тех примерно шестидесяти человек, которые жили во дворце. Как зовут, сколько лет, откуда, сменил ли веру, предыдущее место работы и так далее. Должна же я знать, с кем крышу делю, в конце концов? Да и нового человека хрен подбросишь, если все на учёте стоят, быстро замечу. Примерно через год после замужества я уже помнила каждого в лицо и по именам.

А ведь на них — на каждого! — выделялись казённые деньги. Пусть небольшие, но безотчётные. Просто потому, что я — султанша крови. Богатый паша, желающий завести себе дворец, вынужден был бы содержать его исключительно на жалование. Так что Искандер, можно сказать, жил на мои деньги, без них шиш ему, а не халявная резиденция. Свои слуги у него были, даже свой дом, конечно, не сравнить с дворцом или поместьем, просто крупный, хорошо огорожённый участок с большим, хорошо обставленным двухэтажным строением. Там он и жил, когда жену похоронил и дети разъехались, а где находилось их обиталище до того, меня не слишком интересовало. Вероятно, было поместье, которое он продал за ненадобностью.

Слуги Искандера, которые были у него ещё до брака со мной, остались в доме, чтобы поддерживать должный порядок, хотя нехилую часть он, насколько я знала, уволил (или продал, но об этом я старалась не думать). Какая-то часть его "зарплаты" уходила на обеспечение того жилища, какая-то отсылалась детям, иногда вместе с письмами (которые он не часто, но писал), а оставшееся сохранялось здесь, во Влахернском. Я не лезла в финансы мужа, полагая, что это лишь его дело и всерьёз рассчитывать на них при гособеспечении просто маразм.

Я повысила Ёзге жалование, но взамен ежемесячно требовала ещё и ведомости по слугам — кто сколько получил, какие были штрафы (опрокинул чан с молоком, не досмотрел за хранением крупы, разбил стекло и т.п.). Кухня, к примеру, была полностью зоной ответственности Кана, и за мелкими задачами на ней он был обязан следить и докладывать, если что не так. Эти отчёты суммировались и были примерно одинаковые, но бегло проглядывать их я считала своей обязанностью. В чём девочки со мной не были согласны.

— Ну Хатидже!

— Чуть позже, всё равно сейчас на улице очень ветрено.

* * *

Пять месяцев спустя. Июнь 1520 года.

Я поплыла.

Натурально, оторвалась от рук Искандера, в воде поддерживающего меня под живот, и поплыла. Сама тому не веря.

Руку раз, руку два, ногами шевелить, дышать в такт... тёплая вода приятно омывала тело, только мокрые рукава одежды неприятно обдавали холодом руки и ноги, когда я на секунду приподнимала их над поверхностью.

Но я — плыла!!!

— Не заплывай далеко!

Медленно и неуклюже развернувшись, я направилась назад к мужу, стоящему в воде чуть ниже, чем по грудь, и почему-то улыбающемуся.

— Выходим, пора.

— Ну ещё чуть-чуть, пожалуйста!

Искандер, уже направившийся к берегу, обернулся и тяжело вздохнул. Потом, наконец, остановился, ожидая, когда я подойду. И... я не сдержалась.

— Спасибо! Спасибо тебе, спасибо!

Муж сдавленно охнул, когда я повисла у него на шее, но ничего не сказал. Я чуть потёрлась щекой о колючую щетину, ощущая родное тепло, как будто это мой отец или дедушка. Крепкие руки заботливо похлопали меня по спине.

— Тише, тише, я понял...

— Ты мой друг, — выпалила я, продолжая обнимать супруга, прежде чем успела смутиться, — друг, который был так мне нужен.

Искандер хмыкнул.

— Глупая, глупая девочка.

Но объятья не разомкнул.

В какой-то мере муж заменил мне отца. Я до сих пор скучала... Валиде была аналогом мамы, пусть и не равноценным, конечно, появились сёстры и любимый брат, а вот султан Селим...

Мне настопиздело постоянно бояться за свою жизнь, а также брата, мужа, матери. Последний год я уже откровенно ждала, когда ж местный папаша отбросит коньки.

Да, двуличность — пользоваться привилегиями и тихо ненавидеть человека, благодаря которому их получила. Но, собственно, тут особая ситуация, потому что даны они мне без воли Селима, просто за то, что я его дочь.

Я наконец отлепилась от мужа, совершенно неаристократично сплюнула попавшую в рот воду и, счастливая, отправилась в карету — переодеваться, сушиться и просто праздновать. Лале и Мёге, кстати, были в ней, чтобы помочь — они-то плавать уже умели, в детстве научились. Хорошо...

* * *

А через три дня я слегла с, видимо, кишечной инфекцией. Колики были жуткими.

Болел живот так, что хотелось самовыпилиться — честное слово, лежи рядом пистолет, серьёзно в какой-то момент спустила бы трясущимися руками курок. Правда, слабость дикая, так что, скорее всего, либо промахнулась бы, либо обеспечила куда более мучительную смерть от раны. Казалось, весь мир сузился до несчастных сантиметров пониже пупка, приносящих столько страданий. Даже если бы посреди покоев внезапно возник Сулейман без трусов и начал лезгинку танцевать, я бы даже взглядом его не удостоила.

Продриставшись в горшок, я вздыхала с временным облегчением и вновь укладывалась на кровать. Приглашённая лекарша прописала травяные настои, отвар каких-то очень кислых ягод, но у меня не было сил выяснять детали — честное слово, и кошачью мочу выпила бы, если б она точно помогла. Так и промаялась двое суток, благо, хоть температуры то ли не было, то ли не выше тридцати восьми, градусников же тут тоже, блять, не было.

Только бы не глисты, только бы не глисты, только бы не глисты... ну или ещё какие паразиты...

Это да. Надо бы ещё как-то активированный уголь сварганить, только вспомнить требуется, как его делать.

Ладно, ладно. Следует просто немного поспать. Только выпью чего-нибудь успокаивающего...

* * *

Яд обжигал внутренности, словно огонь. Я чувствовала, как он спускается вниз по пищеводу, в желудок, всасывается в кровь, растекается по кишечнику. Я специально подобрала самый щадящий из местных нейротоксинов — ни крови изо рта, ни острой боли, только невероятная слабость, из-за которой даже для дыхания приходилось прикладывать неимоверные усилия, словно на грудь давила бетонная плита.

Я качнулась, падая на каменный пол, но Сулейман успел метнуться вперёд и подхватить меня под лопатки. Где-то в глубине черепа скользнула шальная мысль...

Всё-таки любит.

— Хатидже! Что ты натворила?!

— Брат...

Сознание медленно угасало. Дети всем обеспечены, Бейхан позаботится, наверняка уже выехала по приглашению. Они будут в безопасности. Жаль, конечно, им нужна мать... но здоровая, а не психически больная.

— Ты помнишь... как-то сказал мне...

— Хатидже!

Я уже безвольным кулём висела на руках у брата, в состоянии лишь договорить отчаянно рвавшиеся наружу слова.

— Со временем боль пройдёт... ты забудешь... излечишься...

Лёгкие начало рвать от недостатка кислорода, нормально дышать я уже не могла. Судорожным кашлем организм пытался добрать хоть немного так необходимого воздуха.

— Время прошло, брат... и очень много... только я не смогла забыть...

— Хатидже...

— Я не смогла забыть... будь уверен, ты тоже не сможешь... у Хюррем... не будет даже могилы... как у Ибрагима...

— Хатидже...

Я прикрыла глаза, чувствуя, как немеют и наливаются холодом конечности, как покидают тело последние силы и нет больше возможности даже немного вздохнуть.

— Хатидже!

Отчего так тихо? Отчего голос брата звучит словно издалека, словно полушёпотом? Отрава уже добралась до слуховых центров мозга?

Голова безвольно свесилась вниз. Яд полностью сожрал основные нейронные связи. И лишь последним краешком угасающего сознания я успела услышать отчаянный крик Сулеймана.

— Хатидже!!

Темнота. Покой.

Примечания:

Тыща лайков офигеть вы машины