Исправление и наказание (гет)

Я почти дома, думает Гермиона. Прошу, умоляю, готова пасть на колени. Готова сама умереть, только бы…

Она откроет глаза. Моргнёт, щурясь от света, падающего из окна. Равнодушно проскользнёт взглядом мимо Рона Уизли. Подбежит к Розе, подхватит её на руки… Нет. Как же тогда взять горсть летучего пороха? Хорошо, она подхватит дочь одной рукой, протащит её к камину и скажет:

— Больница Святого Мунго!

Там её исцелят. Но от чего исцелят? От магического истощения, разумеется! Она перенесла маму в другой мир, пробила стены Вселенных своим желанием и палочкой отца. Спасла тысячи людей, которые никогда не узнают её имени.

Потом Гермиона добьётся единоличной опеки, снимет другую квартиру. Уйдёт из ММ, найдёт то место, где им будет хорошо вдвоём. А через два года дочка поедет на волшебном поезде в Хогвартс. Найдёт друзей, научится тому, что должно знать хорошему магу. Будет жива и счастлива.

С папой они будут видеться на выходных. Возможно, со временем Гермиона простит его, если он того пожелает. Но вот в чём дело, Рон Уизли… Тебе понадобилось всего несколько лет, чтобы захотеть другую, а мне — двести лет! Она округляет числа, конечно, но суть от этого не меняется.

Её тянет на философские бесполезные размышления. Но не с кем поделиться, не с кем поговорить, кроме как с деревом. И с медальоном, суть которого — Сириус Блэк. Нет, не суть. Просто прах.

— Здравствуй, Сириус, — снова говорит она, задирая голову, рассматривая кроваво-красную крону чардрева.

Нет ни пира, ни празднования. Слишком много костров. Слишком много потерь.

Она уже видела это. Не костры, но битвы. Отрубленные руки, вопящие рты, страх перед воем Иных. Каждая битва отпечатана в её памяти раскалённым клеймом. Воины падали, умирали, а затем восставали вновь. Но она сражалась, надеясь на что-то неведомое.

— Здравствуй, Призрак… Нет! Здравствуй, Солнышко!

Я не тороплюсь умирать, думает Гермиона. Никогда не спешила. Но сейчас, в тени чардрева, она думает, что им там так хорошо… Нет ничего, только покой. Она помнит это чувство. Но беда в том, что мёртвые не могут творить. Лишь на краткий миг, когда звёзды ясны, а человеческие намерения чисты, они могут помочь людям в их смертных жизнях. Тени сказали своё слово Жойену Риду, вывели его на свет.

— Гермиона…

Она оглядывается на столь знакомый голос. Искренне улыбается, поднимается на ноги, стремительно подбегает, а затем обнимает лорда Старка.

Я привыкла к ранам, думает она. Могу бегать.

* * *

И снова они все изменились. Джон Сноу стал Эйгоном Таргариеном. А Джейме Ланнистер и Эддард Старк присягнули ему на верность.

Эддард стоит на месте, словно столб. Его талию обвивают девичьи руки, пальцы вцепились в спину, словно бы… Он не силён в сравнениях, но хочется подобрать нужное слово. А затем эта невозможная девушка отскакивает от него, кружится под чардревом, исполняя самый нелепый танец, который ему когда-либо доводилось видеть. То приседает, едва ли не падая, затем машет локтями, как крыльями; тихо хлопает в ладоши, сжимает невидимые руки партнёра.

Она четырежды повторила эти движения, а затем всё же упала в снег. И тихонько рассмеялась:

— Лорд Старк, простите. Это ведь священное место для вас. А я тут исполняю танец маленьких утят. Просто обняла вас, вспомнила о своей утиной походке… И понеслось. Как думаете, я уже свихнулась?

А он снова понял, что стоит столбом, глупо выпучив глаза. Безмолвно указывает на берег пруда, туда, где ступали её ноги.

Он видел магию Гермионы Грейнджер в самых разных проявлениях. Она могла защитить от дракона, пусть и ценой оружия; разрушить замок грандиозным взрывом, при этом замораживая тела обидчиков; вырастить зубы у самого древнего старца, потыкав деревяшкой в пустые дёсна… Долго перечислять, думает он.

— Оглянись, — просит Эддард, всё ещё указывая на берег пруда, ведь колдунья смотрит только на него.

Сквозь снег проросли тонкие стебельки подснежников, распустились прямо у него на глазах, пока Гермиона нелепо вскидывала руки. Нелепо? Просто танец, но зима отступила там, где она касалась земли своими ногами, обутыми в грубые башмаки.

— О! — выдыхает она. — А здесь часто такое бывает? Как красиво! И как я их не заметила, пока здесь сидела…

Жаль, что этого не видит Торос, думает Нед, всё ещё стоящий недвижно, ошеломлённый. Чудо, истинное чудо. Но это просто несколько хрупких цветков, пробившихся сквозь холод. Он уже видел столько всего, к чему удивляться этому… чуду. Ну не может Нед подобрать красивых сравнений.

— Как погиб Марк Пайпер? — спрашивает Гермиона, отведя взгляд. — Он был при вас… Скажите мне, знаете ли вы, как погиб мой друг? Хотя… Нет, не знаю!

— Что? — он всё ещё смотрит на подснежники.

— Я не знаю, как он жил. Не знаю, чем он жил. Вновь, как и все прошлые жизни, меня интересует только смерть. Смерть Короля Ночи. Смерть, идущая с Севера, что была остановлена вами.

— Союзными войсками, — Нед переводит взгляд на следующий цветок.

— Да, конечно, но… Скажите, прошу. Я намерена посетить Розовую Деву, когда весь этот ад закончится. Если всё ещё буду здесь, — она встаёт на ноги, отряхивает штаны и камзол.

— Он погиб, когда мы вышли из крепости. И, — Нед медлит, — это был метательный нож из обсидиана. Должно быть, кто-то хотел попасть в мертвеца, но промахнулся. Ударил своего.

Лицо у Гермионы вытягивается, глаза округляются, но слёз нет. Дёрнулась бровь, тело слегка отшатнулось, словно бы желая найти утешение в чардреве.

— Я поняла, — тихо говорит она. — Знаете, перед битвой… Он предложил мне разделить с ним жизнь в Розовой Деве. Я согласилась. Ох, нет, нет, нет! Ведь ещё ничего не закончено, так? Я снова думаю о мёртвых, о битвах, всё это вертится перед глазами, словно калейдоскоп.

На этот раз Гермиона не танцует. Просто стоит, смотрит вникуда. Нед уже видел такое. Она смотрит в своё прошлое, наполненное сражениями и бесплотными надеждами.

— Это страшно, Эддард, — снова называет его по имени, но взгляд не становится осмысленнее. — Страшны не столько воспоминания, сколько то, что в этот раз я ничем уже помочь не смогу! Моя палочка сгорела дотла. Я и не знала, что сердечная жила дракона может не выдержать чары щита. Но вот, узнала! Я теперь бесполезна. Ничем не смогу помочь… Помочь… Впрочем, я ведь ничего такого и не сделала даже с палочкой. Хотя, — взгляд становится твёрже, направлен на Неда, — я спасла тебя.

И моих детей, хочет сказать он, но зачем? Это и так всем известно.

— Идём в крепость, — говорит Нед. — Тебя не было на советах. При разговорах. Ты помогала исцелять раны, а потому не знаешь, как мы видим будущее.

Она снова подходит к нему, теперь заметно прихрамывая. Заводит за пояс два пальца левой руки. Смотрит недовечиво и напряжённо.

— Скажите здесь. Здесь, под этим чардревом, в листьях которого мне слышится забытый голос Сириуса Блэка, — взгляд Гермионы окончательно прояснился. — Скажите здесь своё слово, лорд Старк.

Он говорит.

Прошёл уже месяц с битвы, что прозвали Льдистым огнём. Или Огненным льдом, но это уж кому как больше по нраву. Новости с юга скудны, но даже из них ясно, что Дейнерис захватила столицу и Королевские земли. Как ей это удалось за столь короткий срок? Всё просто. Ещё во время тех бурь, что задержали её прибытие в Утёс Кастерли, она послала два корабля на юго-запад. Обратно, туда, где лежит Эссос. Отозвала войска из залива Драконов, приказала наёмникам прибыть в Вестерос. И вот, в тот час, когда шло сражение с Иными, на горизонте близ Королевской Гавани возникли незнакомые паруса. Позже, через две недели блокады, после победы над королём Эйгоном, не дожидаясь своих дотракийцев и Безупречных, королева Дейнерис прошлась пламенем по тому малому числу защитников, что оставались в столице. Она захватила замок, имея при себе лишь дракона и наёмников Младших сыновей.

Но беда не только в этом, думает Нед.

— Лорд Рид принял на себя беженцев с юга. Так я приказал, но… Приходится держать их буквально на болотах, ведь…

— … Бледная кобылица убивает их, — заканчивает за него Гермиона и отворачивается.

Жестокая болезнь, подобная дизентерии.

Нед продолжает рассказ. Его сын заявил, что он — Эйгон Таргариен. Он — защитник Вестероса и всех его жителей. Таковы мои клятвы, отец. Так он сказал, в душе всё ещё будучи лордом-командующим Ночного Дозора. Джейме всё равно, кому подчиняться, ведь его дочь заявила, что уходит в септы. А Ширен? Эйгон Таргариен объявил её своей наследницей, так что она и не против. Ближайшие родственники по драконьей линии всё же…

Подснежники кивают своими нежными головками, распускаются лепестки, но не опадают на белую землю.

— Он спрашивал меня, могу ли я убить дракона, — бормочет Гермиона.

Тиреллы и Мартеллы шлют им письма на пропахших костром воронах. Дейнерис не приняла присяги своих лордов. Огонь шествует по Простору.

— Вчера в Винтерфелл прибыли два человека. Без болезни, разумеется. Лорд Рид держал их в отдельной хижине, пока они не доказали, что чисты, — сухо говорит Нед. — Лорда Вариса и лорда Тириона Ланнистера. Джейме вспылил, едва не… Но это не так уж и важно. Они сбежали от Дейнерис после битвы с Эйгоном. Даже их совести это было не по нутру. Мормонт погиб, прикрывая их бегство. Но вот в чём дело…

Нед прикрывает глаза. Тоже прислушивается к шелесту листьев. Словно бы пение, а подснежники качаются ровно в такт, но лишь в его разуме.

— Насыщенный месяц, — с горечью усмехается Гермиона.

Он открывает глаза и спокойно говорит, хотя душа его отнюдь не тиха:

— Весь этот месяц король Эйгон искал выход. Он искал, как одолеть иноземную армию и дракона, не вступая в открытое противостояние. Теперь же знай, что Дорн готов стоять до конца, но Тирелллы… Их лорд Уиллас написал своей рукой, что присягнёт до конца времён тому, кто остановит огонь, сжигающий их сады. Нет веры этим словам, но они сказаны пред взором Семерых, перед Верховным септоном, что бежал из столицы. Хотя и Мартелллы… Гермиона, Джон советовался со всеми бывшими десницами королей. Со мной, Ланнистером и Давосом. Он спрашивал, но ответ нашёлся лишь у Тириона. Как одолеть Дейнерис, не вступая на новое Пламенное поле? Тирион указал на гордость королевы, её уверенность в своих правах на родной дом. Да и я сам, честно говоря, слышал что-то подобное от неё.

Нед качает головой, подходит к Гермионе. Она же хмурит брови, слушает его, но ещё и листья чардрева.

— Мой сын вызывает Дейнерис Таргариен на судебный поединок. Он разослал письма, назначил место — Остров Ликов. Джон составил письмо, в котором сказано, что Дейнерис — предательница королевства. Она — цареубийца, ибо в битве погиб законный король Эйгон Таргариен. Её вина была взвешена и найдена достаточной, чтобы призвать к ответу. Оружие — меч и дракон.

— Это соответствует вашим законам? — серьёзно спрашивает Гермиона.

Нед качает головой, но затем кивает.

— На грани. Король может выносить суждение, не прибегая к иным лордам и их мнениям. Он может вызвать виновного на поединок, даже если тот не желает, — перехватывает дух. — Вспомни моего отца и брата.

— Дракон? — бросает вопрос, не требующий пояснений.

— Мой сын вызвал на поединок не столько Дейнерис, чтобы сразиться за корону… Он хочет убить дракона, который сжигает южные земли. Говорит, что у него больше шансов победить, чем у любого другого. Его же дракон… Он имеет в виду лишь себя и свой меч Длинный коготь.У него не будет своего зверя.

— Ох, — Гермиона вздыхает, подходит к чардреву, прижимается лбом к коре. — Неопалимый, да? Но во время битвы Джон смог убить дракона лишь с помощью уловки…

— Я уверен, что дело не только в том, что он — истинный Таргариен, — выдавливает из себя Нед. — Есть что-то ещё, что он нам не говорит. Пока что… Джейме говорит, что Джон рехнулся. Бринден говорит, что Джон — самоубийца. А Бронзовый Джон… он верит в своего короля. Глупо, да?

Она качает головой, всё ещё прижимаясь к чардреву. Слабо улыбнулась, отвернулась, а затем резким движением вскинула руку назад. Попала прямо в грудь Неду. Сжала меховую куртку, словно бы не желая никуда отпускать. Впрочем, он и не собирался уходить.

— Я не могу помочь ему магией, — говорит Гермиона, не разжимая пальцев. — Но я попытаюь помочь с Бледной кобылицей. А дракон… Я принесу ему свои сапоги из драконьей чешуи. Если что, то босым во время битвы не останется.

— Он бы и не согласился на твою помощь в поединке. В остальном же… Джон сказал… Эйгон сказал, что, если его постигнет неудача, то все мы должны склониться. А затем — ждать. Нам нужно ждать момента, пока опаснейшее оружие этого мира не издохнет. Или сама Дейнерис, ведь Варис поведал, что королева бесплодна. Армии держим наготове. Расквартировали тех, кто может сражаться. Мы готовы одолеть иноземных захватчиков. Несколько мелких или одна крупная, но битва ещё грядёт.

Она поворачивается к нему, на этот раз прижимаясь к чардреву спиной. Снова внимательно смотрит.

— Скоро ты вернёшься домой, — счёл нужным сказать Нед. — Пламя при любом исходе погаснет. Теперь можешь отдохнуть. Это наша земля. Мы сами защитим её.

— Где? Вы предлагаете мне соль и хлеб?

Нед, поддавшись внезапному порыву, подаётся вперёд. Наклоняется, целует колдунью в лоб, а затем говорит:

— Дом Старков никогда не бросит тебя в снегах. Я поклялся.

Она что-то бормочет, снова обнимает. Так они и стоят в богороще. Листья шепчут, подснежники трясут своими лепестками. Расскажу ей позже, думает Нед. Но я обязательно расскажу ей, что и без палочки она может творить жизнь. Цветы распустились под её ногами, а я… Не нахожу слов, чтобы объяснить значение этого, казалось бы, ничтожного события.

Чудо, но не разрушающее замки. Просто цветы. Просто новая жизнь в Винтерфелле.