Разоблачение государственной измены (джен)

Капитан Завала, отдав приказ поднять якорь, подошел к Диего и сказал:

— Берите свой чемодан и следуйте за мной.

Диего, подчиняясь, подхватил чемодан, и они двинулись по трапу в чрево корабля. Мрак узкого коридора обволакивал их, пока они не достигли запертой двери. Щелчок ключа в замке, и капитан жестом пригласил Диего внутрь. Чиркнув спичкой, Завала зажег маленький фонарь и повесил его на крюк.

— Это — ваша каюта, до дальнейших распоряжений, — сообщил он. Вы останетесь здесь. Выход на палубу — только с моего позволения. А с этим, — он указал на наручники Диего, — я не беспокоюсь, что вы решите искупаться. Хотя, кто в них плавает, скажите на милость? Но и бесцельно бродить по палубе я вам не позволю. Еду вам будут подавать сюда. Не доставляйте мне хлопот, сеньор, и я вас не потревожу. Договорились?

— Договорились, капитан Завала, — ответил Диего.

— Очень хорошо. Ужин — в шесть склянок.

С этими словами капитан покинул каюту, и замок щелкнул за его спиной. Диего окинул взглядом свои скромные владения. Каюта была настолько тесной, что ее можно было пересечь в несколько шагов. Вдоль стены тянулась узкая скамья с тощим матрасом — его ложе. У противоположной стены ютился столик с прибитым к нему стулом. Одинокая вентиляционная шахта и тусклый фонарь — вот и все убранство. Рядом с фонарем висело зеркало, у которого по краям почти не осталось серебряной оправы. На полу, у двери, стояли миска и кувшин с водой. Конечно, это был не самый роскошный угол на корабле, но и не худшая из темниц.

Первым делом Диего решил проверить, сможет ли он освободиться от наручников. Зная, как ведется время на корабле, он понимал, что шесть склянок означали, что у него есть около двух с половиной часов до ужина. Подойдя к фонарю, он поднял скованные запястья к свету. Затем нагнулся, снял левый ботинок и извлек оттуда металлический предмет, который давил на него с самого утра. Кривая усмешка тронула его губы, когда он поднес его к свету. Это была отмычка Бернардо. Сегодня утром ему удалось незаметно спрятать ее в ботинке. Прислонившись к стене у фонаря, он принялся за работу.

Было неудобно орудовать инструментом, когда обе руки скованы, но он не сдавался, и спустя минут десять услышал долгожданный щелчок. Надавив на дужку, он освободил левую руку. Он замер, растирая онемевшее запястье. Снимать наручники полностью сейчас не стоило — нужно было надеть их обратно до ужина. Но он был более чем доволен тем, что может освободиться в любой момент. Это значительно облегчало его побег.

Он подошел к двери и принялся изучать замок. Ему нужно было больше света, поэтому он снял фонарь с крюка и, держа его в левой руке, внимательно осмотрел механизм. Похоже, и с этим замком не должно возникнуть особых проблем. Но прежде чем рисковать и пытаться его вскрыть, нужно было узнать расписание вахт. Ему меньше всего хотелось открыть дверь и увидеть перед собой матроса с пистолетом, нацеленным ему в лицо. Он спрятал отмычку обратно в ботинок, но на этот раз в правый. Пусть левая нога отдохнет от мучений, которые он ей причинял весь день.

Вернув фонарь на крюк, Диего умылся, смыв остатки томата с шеи, затем сел на койку, погрузившись в раздумья. Ему нужен был план. Как можно скорее покинуть этот корабль и вернуться в Лос-Анджелес. Он понимал, что, как только он скроется, капитан Завала тут же отправит сообщение магистрадо, извещая о случившемся. Следовательно, известие, посланное Сантьяго, не должно его встревожить. Единственное, что могло бы его успокоить, — весть о смерти самого Диего. Задумчиво поглаживая подбородок, Диего решил, что это выход. Он инсценирует свою смерть, оставив предсмертную записку в каюте. Сыграть нужно будет убедительно.

Следующим шагом станет незаметное исчезновение за борт. А затем — долгий заплыв до берега. Нужно будет хорошенько сориентироваться, чтобы знать, в каком направлении плыть. До берега наверняка придется плыть несколько миль, поэтому ему нужно отдохнуть. Из-за ночного спасения Бернардо он почти не спал последние сутки. Он решил использовать эту ночь, чтобы набраться сил. А завтра изучит корабль и его команду. Возможно, удастся выведать у кого-нибудь, как далеко они продвинулись, чтобы точнее определить место, где он сможет сойти на берег.

Приняв решение, Диего откинулся на спинку койки и вытянул ноги. Его ступни уперлись в край, и Диего поморщился. Койка была короче примерно на пятнадцать сантиметров. Ночь предстояла не самая удобная. Он защелкнул наручники на запястье, убедившись, что они надежно закреплены. Вскоре усталость и покачивание корабля убаюкали Диего, и он провалился в сон.

Звон корабельной рынды вырвал его из объятий сна. Шесть ударов — значит, как прикинул он, семь часов вечера. Протерев лицо, он с трудом поднялся с койки. Ему отчаянно требовался свежий воздух. Открыв иллюминатор, он подставил лицо прохладному, влажному ветру. За крохотным окном царила непроглядная тьма. Звук поворачивающегося замка заставил его обернуться. Очевидно, о такой любезности, как стук, не стоило и мечтать.

В каюту вошел невысокий, смуглый мужчина, держа в руках поднос. На подносе скромно ютилась тарелка с чем-то похожим на вареную говядину и немного хлеба. Рядом стояла кружка, содержимое которой Диего не смог определить с первого взгляда.

Стараясь сохранить дружелюбный тон, он произнес::

— Добрый вечер. Меня зовут Диего де ла Вега. Осмелюсь спросить ваше имя?

— Биско[1], сеньор, — сказал мужчина, слегка шепелявя.

Диего невольно улыбнулся, находя это прозвище забавным и уместным для морского волка. Биско смотрел на него, прищурив один глаз, что придавало ему комичный вид. К тому же, у него, по-видимому, отсутствовали передние зубы, а на голове красовалась почти абсолютная лысина, лишь редкие пряди напоминали о былой шевелюре. Его губы постоянно совершали странные движения, словно язык настойчиво пытался заполнить пустоту на месте утраченных зубов.

— Наш Биско, может, и не красавец, сеньор, — раздался голос капитана Завалы, стоявшего в дверях. — Но он спас мне жизнь шесть лет назад, и я всегда рад его видеть.

Биско поклонился, одарив капитана беззубой улыбкой, полной обожания. Диего заметил искреннюю привязанность между этими двумя столь разными людьми.

Диего сдержанно улыбнулся в ответ.

— Я понимаю вас, капитан, — сказал он, вспоминая Бернардо, ожидающего его в пещере. — У меня тоже был слуга, который отдал бы за меня жизнь.

— Да... Ну, пошли, Биско, — Завала жестом выпроводил матроса из каюты. — У нас еще много дел до отбоя.

— Слушаюсь, капитан Завала, — прошамкал смуглый моряк, вытирая рот тыльной стороной ладони. Из-за шепелявости имя капитана прозвучало комично, заставив Диего вновь подавить смех.

Повернувшись к Диего, Завала произнес:

— Доброй ночи, сеньор.

— Доброй ночи, капитан, — ответил Диего, наблюдая, как дверь захлопнулась и была заперта на ночь.

Он вздохнул и принялся за ужин. Но прежде, как всегда, ему пришлось повозиться, чтобы освободить руки от наручников. На этот раз дело пошло быстрее, опыт был на его стороне. Еда была далека от изысканной, но вполне съедобной. Деревянная вилка вызвала у него усмешку — Завала, по-видимому, был весьма экономным человеком. В кружке оказалась свежая вода, да и хлеб был не так уж плох. Это подтверждало его впечатление о капитане как о человеке честном, исполняющем свой долг и не получающем удовольствия от страданий заключенного. Диего понимал, что ему повезло — ведь были и такие, кто с радостью превратил бы его жизнь в ад, упиваясь властью и безнаказанностью. Возможно, им бы даже доставляло удовольствие физическое насилие, ведь кому он мог пожаловаться? Он потер затылок, вспоминая брошенный в него помидор. Нет, несомненно, ему повезло, что его тюремщиком оказался капитан Завала.

Смена караула происходила в восемь склянок, или в восемь часов. Диего слышал голоса, смех и ругань, доносящиеся из коридора. Через какое-то время все стихло. Лишь скрип корабля и мерный звон колоколов, отбивающих каждые полчаса, нарушали ночную тишину. Наконец, Диего задул фонарь и откинулся на спинку койки, прислушиваясь к шагам ночного караульного, который, как он знал, обязательно проверит заключенного. Неохотно, он снова надел наручники на случай физического осмотра.

Пока он ждал, его мысли вернулись к посланию Грасилии. Очевидно, записка была написана до похищения и отправки его в Санта-Барбару, потому что она пыталась предупредить его о поездке. Что-то или кто-то помешал ей доставить записку вовремя. Он вспомнил женщину, которую напугал на темной дороге в Лос-Анджелесе. Это, должно быть, была Пиппа, служанка Грасилии, пытавшаяся доставить письмо. Прочла ли она записку? Владела ли она информацией, которая могла бы помочь собрать воедино план Сантьяго? Грасилия лишь намекнула на суть заговора, но этого было недостаточно. Хорхе хочет всю землю. Землю твоего отца. Всю землю Калифорнии, — писала она. Большая часть богатств Калифорнии заключалась в самой земле. Варга знал это, когда пытался захватить Калифорнию и продать ее тому, кто предложит самую высокую цену. Но в чем заключался интерес Сантьяго? Он вновь вспомнил слова Грасилии. Я слышала их разговор. Они хотят твоей смерти.

Зачем? Какую выгоду Сантьяго извлекал из его смерти? Зачем обвинять его в измене, а затем устраивать этот фарс с судом, чтобы просто убить? Существовали гораздо более простые способы избавиться от человека, чем прилагать столько усилий. Сантьяго мог просто использовать своего фальшивого Зорро, чтобы убить Диего. Или нанять убийцу. Вся эта ситуация по-прежнему оставалась загадкой. Он был благодарен Грасилии, да упокоится ее душа, за попытку предупредить его, но как бы он хотел, чтобы она могла сообщить больше деталей. Все, что он знал, — это то, что это как-то связано с желанием Сантьяго завладеть огромными территориями.

Он вновь упрекнул себя за то, что позволил этому случиться, тем самым подвергнув опасности своего отца. Но тут же отбросил эти мысли как бесполезные. Ему нужно было думать о другом. Как скоро Сантьяго предпримет попытку захвата гасиенды? Сможет ли он сбежать и вернуться домой вовремя, чтобы сорвать планы Сантьяго? Он должен это сделать. На его стороне было одно обстоятельство — педантичность Сантьяго. Без тщательного и скрупулезного планирования, а также без терпения, он не смог бы добиться всего, что успел с момента своего прибытия в Лос-Анджелес. Диего надеялся, что это даст ему необходимое время, чтобы вернуться домой. Его немного успокаивал тот факт, что Бернардо был рядом с отцом и сделает все возможное, чтобы защитить его до его возвращения.

В записке Грасилии упоминалось настоящее имя самозванца — Урести. Это еще один вопрос, которым ему придется заняться, когда он вернется. Он не мог позволить Сантьяго и дальше использовать Зорро в качестве личного оружия. Кем бы ни был этот Урести, его нужно было найти и обезвредить. Диего стиснул зубы. Урести, прикрываясь маской Зорро, убил беззащитную Грасилию. Но, как бы он ни злился на Урести, его гнев и возмущение были еще сильнее из-за того, что Сантьяго отдал приказ убить ее. И тот, и другой должны понести ответственность за это злодеяние. Сеньор Сантьяго, будучи магистрадо, претендовал на высокие моральные принципы в своих попытках добиться справедливости в своем правлении. Что ж, справедливость, которую вершил Эль Зорро, станет его последним делом, если Диего будет суждено вернуться. Сантьяго придется заплатить за все. Он и его приспешники должны быть наказаны и ответить за свои преступления. Если не в суде, то с помощью шпаги Зорро.

Диего попытался устроиться поудобнее, но понял, что может расслабиться, только повернувшись на бок — он был слишком длинным для этой койки. Впрочем, сейчас это была наименьшая из его забот. Сначала до слуха донеслись шесть ударов колокола, а затем, спустя целую вечность, снова услышал восемь ударов. Полночь. Несмотря на отчаянные усилия, веки наливались свинцом, и он уже готов был подняться, расхаживая по тесной каюте, лишь бы не провалиться в сон, когда услышал, как скрипнул замок. Кто-то проверял, надежно ли он заперт. Уголки губ Диего тронула едва заметная улыбка. Если ничего не изменится, то после ужина его не побеспокоят как минимум четыре часа. Времени будет достаточно, чтобы осуществить задуманное. Успокоенный, он позволил себе провалиться в сон, убаюканный мерным покачиванием корабля.

Пробуждение наступило, как ему показалось, около шести утра. Сквозь крошечный иллюминатор пробивался робкий солнечный луч. За ночь он затек, не имея возможности вытянуть ноги. Не зная, во сколько подадут завтрак, он потянулся, насколько позволяла его маленькая комната. Не зная, когда подадут завтрак, он потянулся в тесном пространстве каюты, надеясь, что его накормят пораньше — голод давал о себе знать. Подойдя к чемодану, он извлек бритвенный набор, расческу и зубную щетку. С помощью воды из кувшина ему удалось побриться, причесаться и почистить зубы. Наручники немного стесняли движения, но он справился. Это заметно подняло ему настроение. Затем он сел и принялся ждать.

Долго ждать не пришлось. Вскоре после звона, отмеряющего время, в двери загремел замок. Диего выждал, и в комнату вошел Биско.

— Простите, сеньор, — прошепелявил Биско. — Я уберу вашу посуду и принесу завтрак.

— Gracias, — сказал Диего, жестом показывая, что все в порядке.

Биско, поклонившись, вынес посуду, оставив дверь приоткрытой. Любопытство взяло верх, и Диего медленно приблизился к двери. В проеме возник капитан Завала.

— А, капитан, — произнес Диего. — Я вас там не заметил.

— Вернитесь на свое место, сеньор, — скомандовал Завала не грубо, но с нескрываемым ожиданием повиновения.

— Да, капитан Завала, — ответил Диего, отступая и опускаясь на койку. С этим капитаном придется быть предельно осторожным. Он не упустит ни одной детали.

Биско принес Диего завтрак: все тот же кусок вареной говядины, немного сыра и хлеб. В качестве питья — снова вода. Диего подумал, что рад предстоящему побегу. Такая диета быстро наскучит.

— Gracias, — снова поблагодарил он Биско. Затем, обратившись к Завале, спросил: — Капитан, могу ли я подняться на палубу после еды? Хотелось бы размять ноги и подышать свежим воздухом.

Завала изучал Диего мгновение, а затем его взгляд скользнул по наручникам. Это, казалось, стало решающим фактором.

— Да, — произнес он. — Я пришлю Биско за вами позже, — с суровым видом добавил он. — Вы будете вести себя пристойно, сеньор, иначе навсегда останетесь заперты в своей каюте до самого прибытия на берег. Я выражаюсь достаточно ясно?

— Вполне, капитан Завала, — ответил Диего. — Я не доставлю вам хлопот. Даю вам слово.

На лице Завалы промелькнуло сомнение в ценности слова предателя, но капитан проявил такт и не озвучил свои мысли. Он лишь кивнул Диего и скомандовал:

— Пойдем, Биско.

Вдвоем они вышли из каюты, надежно заперев за собой дверь.

Диего прислушивался, пока шаги не стихли, затем снял наручники и принялся за завтрак. Он потянулся и открыл иллюминатор, вслушиваясь в крики чаек и шум корабля. Вспомнив капитана «Санта-Антонии», он пожалел, что все так обернулось. Ему было жаль, что он оставит у этого человека неверное представление о себе. Капитан отплывет в Испанию, так и не узнав, что Диего невиновен в предъявленных ему обвинениях. Он решил, что после того, как все закончится, отправит капитану личное письмо, которое очистит его имя в глазах этого человека. Капитан Завала был тем, кого Диего мог уважать, и он заслуживал знать правду, даже если бы письмо дошло до него через месяцы или годы.

В середине утра Биско пришел, чтобы вывести его на палубу. За поясом у него висели нож и пистолет, но он не угрожал ими. Он проверил, насколько надежно закреплены наручники Диего, и жестом показал, что пора следовать за ним. И хотя Диего был в полтора раза выше Биско, он покорно последовал за морщинистым моряком вверх по лестнице, к свету. Было приятно выбраться из тесной каюты. Он глубоко вдохнул свежий морской воздух.

Слегка поклонившись, Биско произнес:

— Сеньор. Капитан Завала сказал, что вы можете ходить по палубе, но должны постоянно находиться на виду у всех. Вы не можете подходить к рулевому и спускаться вниз без сопровождения.

— Я понимаю, — ответил Диего. Прежде чем Биско успел уйти, он спросил: — О, сеньор Биско? Просто любопытно, как далеко мы уже продвинулись?

Биско на мгновение прищурился, глядя на солнце, и его губы зашевелились, когда он облизнул их. Диего снова пришлось подавить улыбку при виде этого маленького человечка. Моряк явно заслужил уважение капитана, и Диего в свою очередь относился к нему с почтением. Достав из кармана на удивление чистый носовой платок, Биско потер шею и вытер слюну с уголка рта. Когда он это сделал, из складок ткани выпал белый овальный диск и приземлился на палубу.

Диего наклонился и поднял его. Это был кусок резного дерева. На нем было выгравировано лицо красивой женщины.

— О, кто это, сеньор Биско? — спросил он, очарованный ее красотой.

Биско смутился, переминаясь с ноги на ногу.

— Это моя единственная настоящая любовь, — проговорил он, глядя на диск. — Ее зовут Ташина.

— Очень экзотическое имя, — заметил Диего, возвращая диск Биско.

— Да, сеньор, — ответил тот. — Она ждет меня на одном из островов, мимо которых мы проплываем. Во всем мире нет никого, похожего на нее, — он с любовью посмотрел на диск.

— Осмелюсь предположить, что она думает о вас то же самое, сеньор Биско, — сказал Диего, сохраняя невозмутимое выражение лица.

Было очевидно, что Биско по-настоящему влюблен в эту женщину. Что она думала об этом маленьком человечке с прищуром, можно было только гадать. Что ж, в мире много странного, не так ли?

— Хм, кажется, вы собирались рассказать мне, как далеко мы продвинулись, — напомнил Диего, чтобы вывести маленького человека из задумчивости.

— Ах, да. Завтра на рассвете мы будем у берегов Сан-Диего, сеньор, — сообщил он, указывая на юго-восток. — Мы должны зайти туда, чтобы забрать почту и груз, направляющийся в Аргентину.

— Спасибо, — поблагодарил Диего. — И я желаю вам всего наилучшего с вашей сеньоритой.

Биско застенчиво улыбнулся и, поклонившись, удалился по своим делам. Раскачивающаяся походка выдавала в маленьком человеке многие годы, проведенные в море. Диего смотрел ему вслед. Информация о Сан-Диего была полезной, и он был доволен. Он окажется не так далеко от дома, как опасался. Там он сможет найти лошадь и немного еды, чтобы вернуться в Лос-Анджелес. По его расчетам, как только он сойдет с корабля, он высадится где-нибудь недалеко от Ла-Хойи на побережье. Теперь оставалось придумать, как покинуть корабль.

Диего впервые внимательно оглядел судно. Несколько матросов, старательно работавших с большим парусом, разбросанным на передней палубе, казались погруженными в ремонтную суету. На корме корабля стояли двое: один за штурвалом, другой — с подзорной трубой, сканируя бескрайний горизонт. Диего узнал капитана Завалу. Чтобы разогнать застоявшуюся кровь, он решил несколько раз обойти палубу, заодно изучая планировку корабля, выискивая укромное место для ночного побега. После пары кругов его взгляд остановился на груде ящиков, громоздившихся у правого борта в носовой части судна. Они могли стать надежным укрытием. С небрежным видом он направился к ним, кивнув матросам, все еще колдовавшим над парусом, и присел на один из ящиков, словно отдыхая, любуясь водной гладью. Краем глаза он оценивал расстояние между люком из-под палубы и выбранным им тайником. Затем, поднявшись, он облокотился на перила, вглядываясь в пенный след за кормой, пытаясь определить расстояние до воды. Прыгать с такой высоты ночью было рискованно. Всплеск мог привлечь внимание ночной стражи.

В замешательстве он заметил кусок веревки, небрежно намотанный на ящик. Привязанная к поручню, она, казалось, не несла никакой полезной функции. Медленно, стараясь не привлекать внимания, Диего подошел к веревке, опираясь на поручень для вида. Делая вид, что любуется морем, он попытался продеть веревку сквозь стойку перил. Движения его были осторожными, выверенными. Вдруг за его спиной раздался голос, от которого он замер на месте.

— Красиво, не правда ли? — произнес капитан Завала. Диего обернулся, отчаянно надеясь, что нога не запуталась в веревке.

К его облегчению, Завала стоял по другую сторону ящиков и не мог видеть его манипуляций.

— Да, капитан, — ответил он. — Вспоминаю свой первый опыт плавания на таком океанском судне. Это было, когда я отправился учиться в Мадридский университет. Помню, как меня очаровала игра красок морской воды.

— О? И когда это было? — поинтересовался Завала.

— Пять лет назад, — ответил Диего.

Завала кивнул:

— На каком корабле вы плыли? Возможно, я его знаю.

— «Новая Испания». Капитан Энрике Милагрос, — ответил Диего.

Завала вновь обратил взор к океану. В его глазах мелькнула тень печали.

— Да… прекрасный корабль, сеньор. Два года назад он пропал у мыса Горн, к сожалению. Весь экипаж погиб в ужасном шторме.

Диего был искренне опечален этой новостью. Они с капитаном Милагросом сблизились во время путешествия в Испанию.

— Мне очень жаль это слышать, — сказал Диего, глядя на море.

— Это риск, на который мы все идем, — изрек Завала.

В этой отрезвляющей новости Диего увидел возможность для создания правдоподобной истории своего исчезновения с корабля. Это был подходящий момент, чтобы посеять семена своего «самоубийства» в мыслях Завалы. Он вздохнул и произнес:

— Начинаю думать, что чистая смерть в океане иногда не так уж и плоха.

— Что вы имеете в виду, сеньор? — Завала пристально посмотрел на Диего.

— Только это, капитан, — ответил Диего, не желая говорить лишнего, чтобы не вызвать подозрений и не навлечь охрану к своей двери.

— Думаю, вам стоит спуститься вниз, сеньор де ла Вега, — сказал Завала и, обернувшись, крикнул через палубу: — Биско! Биско! Иди сюда!

Когда к ним подбежал щуплый человечек с прищуренным взглядом, Завала приказал:

— Отведи заключенного обратно в его каюту.

Повернувшись к Диего, он сказал:

— Сеньор? — и указал на вход в трюм.

Диего кивнул и последовал за Биско в свою каюту. Утренняя прогулка прошла весьма успешно. Он узнал достаточно о корабле, чтобы ориентироваться в темноте, и заронил в душу Завалы семена сомнения, подготовив почву для своей «предсмертной» записки. Когда Биско принес ему обед, Диего попросил перо, чернила и бумагу, сказав, что хочет сочинить стихи, чтобы скоротать время. Ему снова пришлось довольствоваться той же скудной пищей, что и с момента подъема на борт: говядина, хлеб и вода. Но он уже доел их, когда ему принесли то, о чем он просил.

Диего набросал несколько непонятных стихов, которые он выучил в университете, полагая, что Завала их не знает. На всякий случай, если капитану вздумается почитать его писанину. Готовясь написать предсмертную записку, он вдруг осознал, что Сантьяго может сообщить отцу о его самоубийстве. Эта мысль раньше не приходила ему в голову. Со вздохом он понял, что ничего не поделаешь. Ему необходимо покинуть корабль и заставить Сантьяго поверить в свою смерть. С мрачным настроем он принялся за письмо. Однако, он оставил в послании скрытое сообщение для одного человека, которого он оставил в пещере. Рискованный шаг. Но если этот человек увидит записку, он поймет, что Диего жив и скоро вернется. Это все, на что он осмелился надеяться. Закончив писать, он спрятал записку под матрас. Затем достал томик стихов, который взял с собой, и погрузился в чтение, используя тусклый свет маленького иллюминатора. Он решил еще немного вздремнуть, чтобы быть полным сил перед ночным делом. Время тянулось мучительно медленно, пока, наконец, не пришло время ужина.

На этот раз Завала лично сопровождал Биско, когда тот принес еду в шесть часов. Диего с трудом сдержал гримасу, увидев знакомое блюдо. «Как жаль, что в Калифорнии так много говядины», — подумал он про себя. Соленая говядина была одним из самых дешевых продуктов, которые можно было взять на борт корабля. И, судя по всему, капитан Завала запасся ею впрок.

Завала взял со стола листки со стихами и углубился в чтение. Диего с любопытством наблюдал за его реакцией. Стихи были мрачными, полными безысходности и тоски. Прочитав всего несколько строк, Завала поднял взгляд на Диего.

— Тревожные стихи, сеньор, — произнес он. Диего молча смотрел на него. — Вы всегда пишете такие меланхоличные вещи?

— Нет, капитан, — ответил Диего. — Но в последнее время мне в голову приходят только они.

Покачав головой, Завала положил листки обратно на стол. Жестом подозвав Биско следовать за собой, он вышел из комнаты и запер дверь. Диего тут же прильнул к двери, прислушиваясь. Хорошо. В коридоре никого не было. Если все останется как вчера, то он услышит смену караула в восемь часов, а значит, у него будет четыре часа до следующей проверки. Сморщившись при виде еды на тарелке, он все же немного поел. Он не стал есть все, чтобы не задыхаться от тяжести в животе, когда будет плыть к берегу. Он откинулся на кровать и подождал, пока не услышал, как корабельный колокол ударил четыре раза. Значит, было десять часов.

Диего освободился от наручников, положив их на стол с приглушенным стуком. Затем он достал из-под матраса предсмертную записку. Он сложил ее и адресовал капитану. Затем, приблизившись к чемодану, извлек четки и небольшой мешочек с деньгами. Четки принадлежали не матери, как он обмолвился сержанту Гарсии. Их подарил ему в детстве далекий родственник, которого он так никогда и не увидел. Он бережно положил бусины поверх записки.

На нем был один из его темных костюмов, но он снял пиджак, пояс и белую рубашку. Сложив рубашку, отложил ее в сторону. Затем он достал из чемодана черную рубашку и надел ее. В этой одежде его было бы трудно различить в ночной тьме. Ботинки он снял, зная, что без них ему будет легче плыть, и, используя куртку вместе с поясом, связал их в подобие узла, который обвязал вокруг талии. Мешочек с деньгами спрятал под рубашкой, убедившись, что он надежно закреплен. Сложенную белую рубашку вернул в чемодан и закрыл его, стараясь, чтобы в комнате все выглядело аккуратно. Он хотел создать впечатление, что все было сделано со спокойной душой.

Не желая терять ни минуты, Диего снял фонарь с крючка, взял со стола деревянную вилку и направился к двери. Несколько мгновений он прислушивался, но слышал лишь привычные звуки корабля. Одной рукой держал фонарь, другой — ковырялся в замке. Каждый раз, когда замок щелкал, он замирал, боясь привлечь внимание. Наконец, замок с громким щелчком поддался. Диего затаил дыхание. Убедившись в тишине, он поставил фонарь на место и снова взялся за вилку. Вставив ручку в замок, он согнул ее до тех пор, пока она с треском не сломалась. Снова прислушался — тишина. Обломок вилки он бросил на пол возле двери. Его цель — убедить капитана в том, что ему удалось открыть замок с помощью вилки. Повернувшись, он взял со стола наручники и спрятал их под рубашку, не обращая внимания на холод металла, обжигающий кожу. Он избавится от них при первой возможности. Но сейчас они — часть его плана. Когда капитан Завала обнаружит пропажу заключенного и прочитает предсмертную записку, он решит, что Диего мертв, ведь, как он сам любил повторять, «кто может плавать в наручниках?» Капитан, возможно, поверит, что дверь открыта с помощью вилки, но он точно знает, что наручники таким способом не открыть.

Диего затянул узел на поясе и задул огонек в фонаре. Подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Работа в потемках была для него привычным делом. В конце концов, владения Зорро — это ночь. Опустившись на колени у двери, медленно и бесшумно приоткрыл ее, прислушиваясь к каждому шороху. Пригнувшись, выскользнул наружу, оставив дверь слегка приоткрытой, чтобы ее нашла ночная стража. Поднялся по лестнице и вышел на палубу. К счастью, луны сегодня не было. Замер, оглядывая палубу, выискивая рулевого и ночных дозорных. Убедившись, что они на своих постах, бесшумно двинулся к ящикам в носовой части корабля, стараясь держаться в тени грот-мачты, чтобы не попасться на глаза рулевому. Вскоре он добрался до места, где к перилам была привязана веревка, и присел за ящиками. Завершив работу, начатую еще утром, он перебросил веревку через борт. Вновь оценив обстановку, он вскарабкался на ящики, перелез через поручень и, ухватившись за веревку, начал спускаться вниз, перебирая руками. Когда его ступни коснулись воды, он задохнулся от холода. Знал, что вода будет холодной, но не представлял, что настолько ледяной. Собравшись с духом, он отпустил веревку и прыгнул в воду, чтобы его не утянуло за кораблем.

Оказавшись в воде, он откинул мокрые волосы с лица и сориентировался по кораблю и звездам. Знал, что берег находится к востоку от него, а «Санта-Антония» движется прямо на юг. Корабль проплыл мимо него, уносясь в темноту по направлению к Сан-Диего, а он покачивался на волнах. Продолжая плыть по воде, он вскоре увидел, как темный силуэт корабля удаляется от него. Пора было уходить.

Но сначала нужно закончить одно дело. Вытащив из-под рубашки тяжелые наручники, Диего поднял их. Разжав пальцы, он с небольшим всплеском отпустил их в ледяную бездну.

— Ну вот, сеньор магистрадо! Попробуйте теперь их найти! — тихо произнес он с немалым удовлетворением. Ненавистные оковы исчезли, и он почувствовал, как с его плеч свалился тяжкий груз — не только с запястий, но и с души.

Снова взглянув вверх, он выбрал созвездие в качестве ориентира и поплыл к берегу. Он надеялся, что это упражнение немного согреет его. Вода была невыносимо холодной. Размеренными гребками он плыл к своей цели, стараясь поддерживать темп, который, как ему казалось, позволит ему добраться до берега. Время от времени он поглядывал на огни «Санта-Антонии», наблюдая за ее медленным и величественным движением к южному горизонту, но вскоре они скрылись из виду. Теперь он мог ориентироваться только по сверкающим звездам. Он осознал, насколько уязвим, плывя в чернильной тьме ночи, где ни в одном направлении не было видно ни единого признака человеческого жилья.

Он чувствовал себя очень одиноким.

[1] Bizco (исп.) — косоглазый