Какого цвета красная стена? (джен)

Глава восьмая, в которой Полина оправдывается и оплакивает несчастную судьбу Доси, которая уже решена, капитан мечет громы и молнии и раздает наказания, но при этом не говорит навигатору ни единого грубого слова.

* * *

— Это было яйцо, Станислав Федотович, просто яйцо! Только красное. Оно даже не в зооотделе стояло! Я помнила про договор. Честно-честно! И в зоомагазины даже и не заглядывала! Я же понимаю… ну, что не удержусь, в смысле, ну или вообще, а вы же запретили… так вот и зачем заглядывать, расстраиваться только… А это была просто интерактивная быстроешка, ну из таких, в которых еду готовят прямо у тебя на глазах и можно даже выбрать, из чего именно. И там как раз они и стояли, упаковки с яйцами местных клуш. Все как одно зелененькие, как и полагается. А это — красное. Ну я его взяла, просто так взяла, безо всяких таких мыслей, Станислав Федотович, вы не подумайте… я действительно тогда ни о чем таком не думала. Я о туфлях думала. Видела как раз на витрине, ну и вот… Вспоминала, какие они офигенные, синие такие, со стразиками и на высоченных шпильках, сроду ведь такие не надену, и стоят ужасно дорого, но помечтать-то никто же не запрещает, правда? А оно, ну яйцо это… он, то есть. Досенька… Понимаете, Станислав Федотович, он проклюнулся у меня на руках, а я тогда как раз о туфлях думала, что вот как бы хотелось, ну и яйцо это в руках вертела… и тут — бац! В руках уже не яйцо вовсе, а туфелька. Такая, какой я ее представляла. Только красная и без стразиков. Ну я сразу и поняла, что это новорожденный вимпус, кто бы это еще и быть-то мог! Ну сами подумайте, красненький если?! Маленький совсем, беспомощный, даже ни единого зубика. Бубочка такая! Я его сразу Досей назвала, ну чтобы сразу вроде бы и в честь щурька, и в то же время вроде бы как бы и нет. Он такой хорошенький был, ну почти как Мося! А они его на омлет собирались, вы представляете?! Еще и возмущались, думали, это фокус такой, что я вроде как яйцо украла…. пришлось заплатить как за готовую порцию. Ну, а дальше вы знаете, Станислав Федотович… он ведь вроде как моим стал, ну я же за него вроде как заплатила же… ну вот и…

— И ты не придумала ничего лучше, чем притащить эту пакость на борт, тем самым поставив под угрозу жизнь и здоровье остальных членов экипажа?

— Ну, а что мне было делать, Станислав Федотович? Не бросать же Досеньку на верную гибель?! — спросила Полина так трагично, что любой другой на месте Станислава немедленно бы устыдился собственного жестокосердечия. Но Станислав за время совместных рейсов уже несколько попривык к Полининому обаянию, да и раньше нервы имел не чета многим. Полина вздохнула и возобновила прощупывание прочности капитанских оборонительных сооружений, на этот раз зайдя немного с другого фланга. — Станислав Федотович, ну он же маленький и слабый тогда совсем был, Дося-то! А маленьким и слабым надо помогать, это же правильно, правда? Мы же всегда помогаем, и Котьке вот, и Лансику… да и вообще! А он же совсем крохотный, он сам даже и питаться еще не умел! Он бы там не выжил, Станислав Федотович! Я надеялась выпустить его на какой-нибудь дикой планете. Попозже, когда он сам уже научится добывать себе пропитание. Я бы его научила, он бы сумел, он бы потом выжил…

— Ну да, ну да, выжил бы. Научившись питаться кусочками мирных и ничего не подозревающих поселенцев.

Полина слегка смутилась — но именно что слегка.

— Ну я бы постаралась подобрать совсем-совсем дикую планету, Станислав Федотович! И выпустила бы Досю на ней. Мы же бываем и на почти совсем-совсем диких. Ну, иногда… или, возможно, побывали бы… ну, когда-нибудь… в будущем.

Под суровым взглядом капитана девушка говорила все тише и медленней. Тот дождался, пока она замолчит окончательно, выдержал театральную паузу и спросил:

— Полина, а как быть с тем, что ты нарушила договор?

— Какой договор, Станислав Федотович? — захлопала глазами Полина с видом полнейшей невинности. — Ах, этот договор… Но так вы же мне сами разрешили! Я же вам его показала! И вы разрешили! Не договор, в смысле, а Досеньку показала! Ну когда вы меня с ним поймали… ой… ну то есть когда я на борт вернулась. Сразу же показала, все объяснила и спросила: можно ли оставить? А вы же очень добрый, Станислав Федотович, я в вас никогда не сомневалась, вы сказали, что можно!

При последних словах Полине, правда, хватило совести слегка покраснеть. Но — опять-таки! — только слегка.

— Полина, как ты думаешь, что я сейчас собираюсь сделать?

— Вы собираетесь его выкинуть… — Губы у девушки задрожали.

— Хотелось бы. Но не судьба. Завтра сдадим твоего драгоценного Досю в Новоэдемский зоопарк, ничего там с ним не случится, а вот с тобой…

— Вы собираетесь его выкинуть в этот ужасный зоопарк, где его никто никогда больше не будет любить! Бедный Дося! Он ведь такой нежный, такой ранимый, такой чувствительный! Его там замучают! И не будут кормить свеженьким! И гладить перед сном! И чесать ему пузичко! И…

Полина захлюпала носом, и Станислав понял, что воспитательную беседу пора сворачивать.

— А тебе — две недели нарядов по кухне. Бессменных. Одиночных. Ты меня поняла?

— Поняла… — Полина еще раз всхлипнула и вдруг спросила деловито и с надеждой: — Станислав Федотович, а можно четыре недели нарядов, но Досеньку все-таки оставить? Он ко мне уже совсем-совсем привык, и привязался даже, и не убегал почти, и…

— Три недели! — рявкнул Станислав. — И никаких Дось! Свободна.

Полина выскочила за дверь с такой прытью, словно Станислав неожиданно превратился в маньяка и покушался если не на ее жизнь, то на честь точно, если и не девичью, то зоологическую. И чуть не врезалась при этом в Дэна — тот стоял в полутемном коридоре напротив двери капитанской каюты, молчаливый, бледный, спокойный.

Похоже, он простоял здесь все время, с самого начала разговора Полины с капитаном, ожидая своей очереди на разнос. Готовый к наказанию, понимающий его справедливость — и все равно уверенный, что поступал правильно. Уж настолько-то капитан знал эту наглую рыжую морду, чтобы не заметить упрямо выпяченный вперед подбородок, плотно сжатые губы и чуть сдвинутые к переносице брови — сказать, что навигатор их нахмурил, было бы явным преувеличением, но чуть сдвинуты они все-таки были, и это говорило о многом. Особенно если учитывать его обычную невозмутимость.

Рыжий ждал. Смотрел в упор и ждал — окрика, приказа зайти, просто раздраженного приглашающего жеста. И разноса потом. Но сам ни малейших движений в сторону капитанской каюты не делал, просто стоял. Просто ждал. И смотрел на Станислава в упор — все время, пока дверная панель автоматически скользила на место. Забавно, но раньше Станислав не замечал, как же медленно она, оказывается, закрывается. Очень медленно.

Можно было вполне успеть сказать: «А тебя, Денис, мне ругать не за что. Ты ведь ничего не сделал. Просто ничего не сделал».

Станислав не стал ничего говорить. Он вообще притворился, что никакого навигатора в коридоре в упор не замечает. Но почему-то ему показалось, что рыжий все понял правильно — в последний миг маска непримиримого спокойствия треснула и сквозь нее пробилось что-то… что? Удивление? Растерянность? Обида?

Дверь захлопнулась, надежно отгораживая коридор и рыжего навигатора со всеми его заморочками. Станислав секунду-другую посверлил ее мрачным взглядом, хмыкнул и буркнул уже почти беззлобно:

— Мозгоеды!

* * *