Неизлечимый слизеринец (джен)

Альбус Дамблдор не ошибся, когда назвал Гарри Поттеру имя Терренс Морган. Это не было ложью, а лишь суровой и горькой правдой, которую ничем нельзя было прикрыть. Гарри Поттер зря не поверил словам своего наставника и зря продолжал считать себя тем, чью роль играл с раннего детства. Если бы он, прежде чем идти к друзьям, догадался связать изменения в голосе с внешностью и подойти к зеркалу, то узнал бы о себе очень много нового. Гарри, который на самом деле действительно был не Поттером и даже не Гарри, об этом не подумал. Он так и не осознал, что внешность изменилась, став такой, какой была бы с рождения, если бы не афера Альбуса Дамблдора. Жаль только, что снятие иллюзии не в силах было исправить зрение. Именно поэтому Терренс прекрасно видел в очках, но очень плохо — без них.

Когда-то у Терренса Моргана был шанс на нормальную жизнь, без всего этого обмана. Он мог бы быть самим собой. Да, пускай рос бы без отца и жил только с матерью, но у него была бы его жизнь. У него было бы детство, общение с любящей матерью, он знал бы с малолетства о магии и о том, как устроен мир. И у него было бы самое главное сокровище: мать, способная ради сына на всё.

Морган — фамилия его матери. Вот только об этом подставному Гарри Поттеру только предстоит узнать, так как в планы Альбуса Дамблдора не входил рассказ о его настоящей семье. Впрочем, если о матери Дамблдор мог что-то рассказать, то об отце — ни слова. Селия Морган свято хранила тайну и никому не сказала о том, кто же отец ребёнка. Историю настоящей семьи, Терренсу Моргану предстояла узнать самостоятельно. Не мог он положиться и на своих друзей, так как, к несчастью юноши, в планы Альбуса Дамблдора совсем не входили беседы Моргана с Грейнджер и Уизли. Если дети в будущем и восстановят общение, то им придётся не только знакомиться заново, но и вновь привыкать друг к другу.

Альбус Дамблдор, за несколько минут, наложил на Терренса не простое заклятие. Теперь, стоило тому произнести имя Гарри Поттер (вслух или мысленно, представить собственный подставной образ и ещё ряд иных ограничений), как магия тут же откликалась.

Откликнулась магия и сейчас, ведь Терренс Морган назвался чужим именем, которое теперь было для него под запретом.

Волшебники не первый раз накладывали ограничения на какое-то имя. Например, ограничения были наложены на Волдеморта. Правда накладывал заклятие сам тёмный волшебник и именно поэтому, стоило кому-то назвать Того-Кого-Нельзя-Называть по имени, Пожиратели Смерти об этом узнавали достаточно быстро и являлись по душу назвавшего.

Теперь же запрет был персональным для Терренса Моргана, чтобы он никому не смел назваться Гарри Поттером, а мастер легилименции не смог бы узнать об этом в его мыслях.

В первые пару секунд ничего не изменилось, а затем ужасная боль пронзила каждую клеточку тела Терренса, словно кто-то навёл на него волшебную палочку и произнёс пыточное заклятие, заставив юношу упасть на спину, сцепить зубы и сжать кулаки, лишь бы не завопить от боли. Ребята, напуганные столь быстрой переменой, вскочили на ноги.

— Джинни, за мадам Помфри! — скомандовала Гермиона, зная, что её лучшая подруга очень быстро бегает.

Младшая Уизли поспешно кивнула и бросилась к замку, особо не задумываясь, что совсем недавно была расстроена тем фактом, что место Гарри Поттера занял какой-то другой студент, что так просто заговорил с ними, словно никто из них не был легендами.

Боль, терзавшая Терренса, увеличивалась с каждым ударом сердца юноши. Он не мог сделать и движения, как-то избежать позора, который окутывал его от понимания, что друзья видят его таким слабым, беспомощным и это ощущение убивало его гораздо больше, чем нечеловеческая боль, которую он испытывал из-за того, что назвал имя, которое ему не принадлежало теперь.

В какой-то момент боль стала настолько сильной, что Морган не выдержал и сознание отключилось, погрузив юношу в спасительную тьму. Когда его тело расслабилось, ребята попробовали расслабиться, но у них не получалось. Они все ощущали какую-то тревогу, не ясность, а Гермиона не могла вспомнить, чтобы видела этого студента в Хогвартсе.

— Он без сознания, — тихо заметила Луна, опускаясь на колени рядом с лежащим Терренсем и накрывая его лоб холодной ладошкой. — Он горит. Боль продолжает его терзать… Бедный…

— Меня больше волнует не этот припадок, а то, что я его не помню, — уверенно произнесла Гермиона. Чуткостью не к друзьям она не отличалась. Война научила её тому, что следует заботится лишь о друзьях и близких.

— Да ладно тебе, Гермиона? — простонал Рон. — Он в школьной форме. Значит студент. Я его вижу впервые, значит учился на одном из других факультетов. Лавгуд, может он с твоего?

Луна покачала головой.

— Нет. Он не очень умный, чтобы учиться в Равенкло. Я не видела его ни разу в гостиной.

— Ну вот и решили. Значит он учится на факультете змей или барсуков, — пожал плечами Уизли. — Гермиона, ну не хмурься ты так! Тебе это абсолютно не идёт!

— Я. Его. Не. Помню. — По слогам произнесла Грейнджер, затем встряхнула головой, развернулась и направилась в сторону замка. Правда, сделав несколько шагов, она остановилась, обернулась и посмотрела на Луну и Невилла. — Ребята, побудьте с ним, пожалуйста, а мне надо в библиотеку.

После сказанных слов, девушка уверенным шагом направилась в сторону замка. Что-то не давало ей покоя, но что именно она понять не могла и решила, что книги помогут успокоиться и принять происходящее.

Так было всегда. Когда-то книги заменяли Гермионе целую жизнь: друзей у маленькой Грэйнджер было не много, а Гарри и Рон стали теми, кого она впервые в жизни могла назвать не только лучшими друзьями, но и друзьями вообще. Грэйнджер, сколько себя помнила, всегда старалась быть лучшей во всем, сама себе устанавливая планку и стараясь до неё дотянуть. За учебой она не замечала, как дни проносятся, а её все чаще не замечают, что даже в школьном автобусе она сидела в одиночестве, а во время обеда к ней никто не подсаживался, а одноклассницы никогда не звали в гости.

Гермиона не привыкла доверять своей интуиции, но выбора не было. Что-то тревожило её душу и это что-то погнало в библиотеку, словно старые фолианты могли подарить волшебнице успокоение и возможность отстраниться от ситуации, ведь не должна же она так переживать за абсолютно постороннего юношу, с которым она ни разу не пересекалась в Хогвартсе.

— Гермиона, подожди! — поспешно крикнул Рон, мельком посмотрев на Луну и Невилла.

— Мы останемся с ним, не волнуйся, — мягко произнесла белокурая девушка, погладив лежащего без сознания юношу, чьё тело продолжала терять боль.

— Гермиона, я с тобой! — и как бы Рон не хотел остаться на свежем воздухе, он бросился за подругой, испугавшись оставить её одну.

Луна, в отличие от Гермионы, часто полагалась на интуацию. И сейчас, видя, что кому-то плохо, приняла единственно верное решение для себя: попытаться исправить ситуацию. Лавгуд являлась чистокровной волшебницей и знала магию буквально с пелёнок. Быть может, будь у неё волшебная палочка, то эксперимент матери не закончился бы так плачевно и не пришлось видеть смерть самого любимого человека.

— Луна, ты чего? — испуганно спросил Невилл, когда заметил, как подруга судорожно сжимает палочку.

Но Лавгуд не ответила. Она в уме перебирала заклинания, пытаясь понять, какое именно подойдёт.

— Antipyrinum! — произнесла заклинание девушка, надеясь, что оно снимет жар Моргана. Но эффекта никого не произошло. — Не то… это не температура… — Луна поджала губы, не обращая внимания на происходящее, пытаясь сосредоточиться. — Anestesio! Bono sis animo!

Следующие два заклинания также не принесли никакого эффекта, а Луна не могла понять причины. Девушка использовала три самых простых заклинания, которые могли помочь в любой ситуации: обезболивающие, жаропонижающее и успокаивающее.

— Это не похоже на болезнь, да? — Невилл тоже достал свою палочку. — Попробую то, что бабушка так любит… Enervate!

Но и это заклинание не помогло, так как Терренс не был одурманен, чтобы давать ему немного энергии. Невилл сглотнул.

— Гермиона больше знает заклинаний… — признал юноша.

— Конечно, знает, — согласилась Луна. — Как и ты. Как и любой из нас… а что если… Невилл, а что если это магия? Что если то, что испытывает юноша, это последствия магии? Надо попробовать! Finite Incantatem!

Заклинание не могло снять то, что наложил на Моргана Альбус Дамблдор, но оно сняло боль и позволило юноше расслабиться: жар утих, дыхание перестало быть хрипрым, напряжение ушло из тела.

— Что это значит? — спросил Невилл, не понимая, почему подруга стала вмиг серьёзной и куда делась её легкость, с которой она всегда смотрела на жизнь. — Луна?

— Он проклят… — уверенно произнесла Лавгуд, убирая волшебную палочку. — Невилл, это проклятие… но я не знаю какое. Почти всегда это контр-заклятие не работает, но однажды мама неправильное заклинание применила, а папа использовал это на ней… и удалось. Оно не снимает проклятие. Оно убирает временно последствия… и, судя по всему, это связано с Гарри Поттером… заметил, что после этих слов с ним случилась беда?

Невиллу не оставалось ничего иного, кроме как кивнуть.