Слепая вера (джен)

Было всего несколько моментов за всю жизнь Бобби Сингера, когда он действительно был удивлен. А учитывая его образ жизни, они были, как правило, более необычными, чем у среднестатистического человека, но те, что он помнил лучше всего, оставили… неизгладимые впечатления.

Он всегда был книжным червем: зачитывался фолиантами о древних культурах и фольклоре — одним словом, это была его страсть. Поэтому когда демон вселился в миссис Сигер, и милая Карен убила двух детей, которым давала уроки игры на пианино, это стало настолько большим потрясением, что жизнь буквально перевернулась с ног на голову.

Бобби до сих пор помнил ощущения, которые испытал, открыв входную дверь и увидев Дина с несмелой улыбкой на лице, с ног до головы перепачканного землей, через четыре месяца после его похорон. Любой другой человек наложил бы в штаны от такого зрелища: Бобби собственными глазами видел искалеченный труп парня, который Сэм закопал где-то в глуши через несколько дней после смерти. Надо признать, от такого даже Сингер приходил в себя очень долго.

Потом был случай, когда в него вселился демон и чуть не убил Дина. Даже зная все заклинания, чары и другие средства защиты, Бобби все равно был максимально близок к тому, чтобы убить парня, которого он считал своим сыном. Это был как плевок в лицо его профессионализму.

Проснувшись в больнице, он не имел ни малейшего представления, как туда попал. Он даже был не в состоянии сказать, на месте ли его ноги, потому что ниже пупка ни черта не чувствовал… Он думал, что это последний сюрприз в жизни, который он сможет вынести.

Это был очень неприятный опыт, поэтому Бобби решил, что он буквально неуязвим, и теперь обычными человеческими вещами его не проймёшь. Теми, с которыми люди сталкиваются регулярно.

Ты никогда не сможешь узнать всю правду о человеке, не зависимо от того, как долго вы знакомы — это факт. И Бобби на своей шкуре его подтвердил. Он привык иметь доступ к информации, о которой большинство людей даже не подозревает, привык чувствовать себя в безопасности, благодаря своим знаниям, поэтому образ друга, держащего пистолет прямо возле его лица, честно признаться, здорово удивил.

— Что за черт… Ты рехнулся?

Оружие дрожало в руке египтянина, но дуло все еще целилось Бобби в правый глаз. Одной рукой он схватил Кольт, мирно лежащий на коленях у Сингера.

— Мне очень жаль, Роберт, — проговорил Имам, забирая у него старый револьвер и пряча в карман, — Ничего личного.

— Ничего личного?! Ты тычешь пистолетом мне в лицо, козел! — взорвался Бобби. С тех пор, как Сэм, Дин и Имам ушли, он беспрерывно вглядывался в темноту, ища любые признаки опасности, чтобы вовремя предупредить друзей. За спиной египтянина и его девяти миллиметровым пистолетом все было по-прежнему тихо, только… слишком тихо. Парней нигде не было.

— Где Сэм и Дин?

Имам не ответил, бросая ему на колени наручники.

— Это просто страховка… Пожалуйста, не заставляй меня делать тебе больно.

С каждой секундой груди Бобби нарастала тревога.

— Страховка на что?

— На то, что все пойдет по плану, — ответил Имам. В следующее мгновение на голову Сингера натянули вонючий черный мешок и подвезли инвалидное кресло к машине. Его уложили на заднее сидение пикапа животом вверх, будто фаршированную рыбу, и единственным, что хоть немного успокаивало, было осознание того, что его, видимо, собирались сделать рычагом давления на парней. А как известно, шантаж плохо работает, если убить заложника.

* * *

Бобби до сих пор считал наиболее унизительным в жизни то, что в инвалидном кресле его поначалу возил тощенький и приставучий медбрат, но опыт общения с двумя безмозглыми головорезами, другом-иудой и еще одним высокомерным засранцем показал, что костлявый интерн — не самая омерзительная вещь в его жизни.

Место, куда они приехали, было недалеко от Абу-Симбела, но точно не родной город Имама. Бобби бывал там пару раз и знал, что единственная дорога, ведущая в Дарау, это маленький деревянный мостик, перекинутый через трубу системы орошения, который адски скрипел, когда по нему проезжала большая машина.

А вот где они находились сейчас, Бобби даже предположить не мог.

Этот городок был больше, оживленнее Дарау, с продавцами, громко выкрикивавшими цены на товары, с ребятишками, верещащими под окнами, с переговаривающимися мужчинами и женщинами. Во время поездки всего на несколько коротких минут он смог уловить плеск волн о берег и рокот старых моторных лодок. Потом пикап проехал через открывающиеся металлические ворота, и тут же послышался треск гравия под колесами. Лишь тогда машина остановилась.

Когда мешок сняли, Бобби зажмурился и смог, наконец, вдохнуть полной грудью. Он сидел на стуле в гостевой комнате маленького полуразрушенного дома: грязные металлоконструкции торчали из бетонных стен, и на этом этаже осталось лишь одно застекленное окно.

Человек, стоящий перед Бобби, по-видимому, был здесь главным: все остальные почтительно держались на расстоянии и старались не встречаться с ним взглядом. На мужчине была надета шелковистая темно-синяя туника и белая шапка куфи, и единственное, что отличало его от других, была черная борода с полоской седых волос прямо по центру, из-за которой казалось, что на лицо ему приклеили хвост скунса.

— Бобби Сингер… рад познакомиться с вами лично, — проговорил он с сильным акцентом, протягивая руку. — Мое имя Обахам Джером Кроули, я лидер Ордена Восточных Тамплиеров.

Бобби бросил на него красноречивый взгляд, вскинул брови и демонстративно поднял связанные руки, чтобы почесать бороду.

— Не разделяю твоих эмоций, — покачал он головой.

Мужчина проследил за движением его ладоней, натянуто улыбнулся и незаметно опустил проигнорированную руку.

— Вы правы… не лучшие обстоятельства для знакомства, но я уверяю вас, если бы первоначальный план сработал, не было бы необходимости в этих… сложностях.

— Какой еще первоначальный план? — нахмурился Бобби в ответ. У него было очень, очень плохое предчувствие относительно того, к чему все идет. Виноватые взгляды, которые Имам время от времени бросал на него, делали все еще хуже. Лишь тогда Сингер понял причину, по которой его привезли сюда, и он с гордостью улыбнулся:

— Парни ускользнули из твоих лап, да?

Обахам прожег его долгим взглядом и продолжил:

— Скажите, вам знакомо слово «тоо’м»? Это распространенный, очень надежный способ ловли добычи, особенно той, к которой сложно подобраться, — сказал он, оставляя без внимания фразу Бобби.

— Наживка, — с отвращением сморщился Сингер.

Настала очередь Обахама улыбнуться.

— Прямо сейчас, мистер Сингер, вы всего лишь наживка, как вы выразились, и ваша жизнь будет стоить не дороже, чем «парни» ее оценят. И на вашем месте я бы уже начинал молиться, чтобы они делали то, что потребуется. В этом случае вы проживете немного дольше.

Бобби почувствовал, как ярость закипела у него в животе, как заскрипели его зубы, возникло сильное желание броситься вперед и стереть противную ухмылку с лица этого подонка, но его останавливало отсутствие рабочих ног. Поэтому не было другого варианта, кроме как сосредоточить весь возможный яд в своем голосе и надеяться, что египтянин упадет замертво, только услышав его.

— А если они откажутся?

— Скоро вы сами все узнаете.

Хитрая улыбка мужчины настораживала Бобби почти так же, как и мысль о том, что его используют для того, чтобы заманить Винчестеров в это безумие.

* * *

Голос Дина было легко узнать. Он приглушенно доносился из сотового телефона, который Обахам прижимал к уху, морщась и отодвигая его все дальше и дальше по мере того как парень срывался на крик. По тону и громкости было понятно, что он чертовски зол. Но Бобби знал его гораздо дольше, чем эти полудурки, и слышал страх и неуверенность, которые то и дело проскакивали в его браваде. Он очень надеялся, что больше никто этого не замечает.

Когда лидер Ордена повернулся, смерив его взглядом полным ярости и разочарования, Сингер уже догадался, что произойдет, до того, как Обахам гневно крикнул: «Эксар эдо!». (араб. «сломать (ему) руку» )

Бобби съежился от этих слов, прекрасно понимая, что бежать некуда. И нечем. Очевидно, целью было не причинить ему боль, а заставить Дина слушать крики друга.

Сидя на жестком стуле, куда его запихали, как безвольную куклу, он отчаянно пытался сохранить остатки невозмутимости, когда один из членов Ордена схватил его за левую руку и начал выкручивать, увеличивая давление с каждой секундой, пока не почувствовал, как кости скрежещут друг о друга и, наконец, ломаются.

Крик, вырвавшийся из уст Бобби, невозможно было сдержать. Слишком поздно он прикусил язык, пообещав себе не издавать больше ни звука, но что сделано, то сделано. Он едва ощутил вкус крови, заполнивший рот из-за горького разочарования. Черт возьми! Он не ломал кости с зимы 97-го, когда поскользнулся на льду. Он успел забыть, как же это мать твою больно!

Через динамик сотового телефона Бобби услышал, как Дин в отчаянии выкрикнул его имя.

- Ибн иль кальб! (араб. «сукин сын») — прохрипел Бобби Обахаму и его людям, начиная перебирать все ругательства из своего немаленького глоссария, произнося на обоих языках, чтобы убедиться, что уроды поняли каждое слово, выходящее из его рта.

Бобби в который раз убедился в болеутоляющем эффекте мата.

Но было уже слишком поздно. Теперь, когда парни услышали его крик, они, как слабонервные девчонки, сделают все, что этот ублюдок потребует, не задавая лишних вопросов. Двое идиотов.

Красный туман, пропитанный беспокойством и болью, начал окутывать Бобби, окутывать его тело и мыли, и отступил лишь на короткое мгновение, когда он услышал слова Обахама про ковчег. Из всех вещей, что он мог потребовать…

Он имел в виду тот самый Ковчег? Ковчег Моисея?

Мозг яростно начал работать, воскрешая в памяти все, что он когда-либо читал об этом артефакте. Бобби вспомнил совсем немного, был ли тому виной болевой шок или старческий маразм, не известно. Ходили легенды, что Ковчег Завета как-то связан с Богом и что армия, несущая его, становится непобедима. Бобби не мог придумать ни одной действительно веской причины, почему Орден хочет заполучить такой могущественный артефакт, учитывая, что его вообще может и не существовать. В конце концов, это всего лишь слухи.

— Ну почему именно они? У тебя людей, что ли, мало?— процедил Бобби, как только Обахам отключил телефон. — Зачем тебе все это?

— Почему, почему, почему, — передразнил Обахам, сверкая глазами. — Величайший вопрос человечества! Вы так любите ныть, как надоедливые маленькие дети, которым больше нечего делать, кроме как задавать вопросы. Вас не беспокоит то, что скоро настанет конец всему живому, а ответов вы так и не получили? Остались ни с чем, а?

Бобби смотрел на него, пытаясь понять, к чему он клонит.

— С самого рассвета человечества мы жили в темноте. Невежественные обезьяны, ищущие повсюду глубокий смысл, высшие цели, связь со всемогущими существами… Но теперь Люцифер восстал! Носитель света ходит среди нас. И Апокалипсис грядет!

Глаза египтянина расширились, и на последней фразе он раскинул руки в стороны — короткая, но пламенная речь так вдохновила его последователей, что несколько мужчин, стоящих возле него, запрокинули головы и блаженно заулыбались. Черт побери, они с такой радостью едят дерьмо, которое им скармливает Обахам, как будто это божественная амброзия. Имам тоже прикрыл глаза и сцепил руки в замок. Бобби не мог поверить, что этот тот самый человек, с которым он торговал и поддерживал связь на протяжении последних двадцати лет.

Застряв в этом дешевом пластиковом стуле, все что ему оставалось, это помотать головой, чтобы отогнать навязчивые мысли.

— Итак, вы знаете, что дьявол на свободе, — проговорил он. Эта идея казалась настолько абсурдной, что он уже начал сомневаться, не упустил ли что-то. — И вы действительно хотите помочь Люциферу? Вы так ждете конца света? — процедил Бобби, изо всех сил стараясь не двигать сломанной рукой, прижав ее к груди. Если не дышать слишком глубоко, то боль, в принципе, можно было терпеть. — Вы спятили?

Обахам подошел ближе и снисходительно похлопал Бобби по плечу. Если бы Сингер мог встать на ноги, то египтянин оказался бы значительно ниже его, он был уверен. Но инвалидность есть инвалидность, так что Обахам беспрепятственно навис над ним.

— Апокалипсис не означает конец света, как думают мелочные, невежественные умы, — наставлял он. — Это греческое слово, означающее откровение. Прозрение. Свет, сияющий над нами.

Бобби фыркнул.

— Единственный свет, который будет сиять на твоей безмозглой башкой — это адское пламя. Если Люцифер добьется своего, он сожжет нас всех к чертовой матери.

— Не всех, — убежденно сказал Обахам. — Орден, его истинные последователи, те, кто помогаю ему, будут вознаграждены.

— И ты называешь это помощью? Да вы всего лишь маленькие дети, играющие со спичками.

— Ты правда в это веришь? — мрачно спросил Обахам, сверкая глазами. Спустя несколько секунд, не сводя с Сингера пристального взгляда, он крикнул: — Асмодей, продемонстрируй нашему другу на что мы способны.

Бобби оглянулся вокруг, пытаясь понять, к кому обращался египтянин. Он знал это имя. Во всех исследованиях, которые он проводил, чтобы помочь Винчестерам, так или иначе все сводилось к Люциферу и его свите, поэтому Бобби знал на зубок всех игроков в ближайшем окружении дьявола. Асмодей был одним из главных генералов Люцифера, так что у него не было ни единой причины быть здесь, а уж тем более подчиняться приказам мелкого человечка.

Никто из присутствующих не шевельнулся, и на секунду Бобби уже решил усмехнулся, потому что наглый блеф Обахама был разоблачен. И только когда парень, стоящий рядом с ним упал на колени, охотник понял, что вот оно… то, что должен был «продемонстрировать» Асмодей. Молодой человек отчаянно схватился за шею, захрипел и упал на колени. Ужас застыл в его маленьких карих глазках.

— Ты больной ублюдок, — выдохнул Бобби, не в силах что-либо предпринять, растерянно наблюдая, как мальчишка, который всего несколько минут назад был его охранником, корчился на земле в предсмертных судорогах. — Думаешь, дьявол за это повысит тебя в звании? Наградит?

Обахам самодовольно ухмыльнулся и посмотрел на пленника.

— Я гарантирую нам места подле Люцифера, доказываю, что мы достойные союзники. Ковчег, Винчестеры… это лишь начало.

— И какой же конец? — спросил Бобби, желая узнать, ради какой высшей цели египтянин так старается.

— Если повезет, ты сам увидишь, — сказал лидер Ордена, взмахнув рукой. — Отнесите его к священному колодцу.

* * *

Как человек, выросший в тихой, нецивилизованной деревне, Бобби намного больше любил засыпать, вглядываясь в далекие звезды под стрекотание сверчков — вид пожирающих горизонт небоскребов и звуки дорожного движения нагоняли на него тоску.

Глубокое небо, усеянное тысячами блестящих белых точек, и ни одного облачка в поле зрения… В любой другой момент его жизни он бы мог просидеть здесь целую ночь: прохладное пиво в правой руке, удобное кресло, в котором можно утонуть, и этого было бы вполне достаточно, чтобы назвать его довольным человеком.

Но в настоящее время это невозможно. Никакого комфорта, удовольствие на нуле и, конечно, довольным его назвать нельзя.

«Священный колодец», как его назвал Обахам, к счастью, был снабжен лестницей. Египтяне усадили его на дно круглой ямы высотой в полтора, может быть, два метра, притащили тяжелый камень, чтобы закрыть вход, и просто ушли.

Если бы Бобби мог встать на ноги, то все, что ему нужно было сделать — поднять руку, схватиться за край колодца и можно было бы распрощаться с Обахамом и его гостеприимными друзьями. И это до крайности бесило. Без ног он мог лишь понуро прислониться спиной к холодной стене, как можно аккуратнее прижать сломанную руку к груди и ждать.

Сорок восемь часов.

Сингер знал, что парни придут за ним. Господи… Хотел бы он, чтобы они поступили разумнее, но они в принципе не способны трезво мыслить в подобных ситуациях, так что иного ожидать не приходилось. У Винчестеров уже наверняка был готов какой-нибудь безрассудный план, и они полным ходом мчались навстречу неприятностям. Это та часть безумия, с которой он ни черта не мог поделать.

Бобби воззрился на камень, закрывающий проход, пытаясь прикинуть свои шансы сдвинуть эту штуку и выползти отсюда. Глубоко вздохнув, он застегнул рубашку и поместил сломанную руку в промежутке между двумя пуговицами.

С тех пор, как он потерял ноги, верхняя часть его тела стала в разы сильнее. Он не прилагал никаких особых усилий, это просто происходило, понемногу каждый день, когда возникла необходимость приспосабливаться к повседневным занятиям без возможности встать на ноги.

Сингер пополз в сторону лестницы, подтягивая на одной руке почти девяносто килограммов веса. Он ни разу так не потел за последние несколько месяцев, и казалось, что пока Бобби упрямо двигался к другому краю колодца, он похудел как минимум на килограмм.

— Твою мать, — просипел охотник, когда правая рука начала гореть огнем. Он изо всех сил постарался завалиться на спину, а не на сломанную руку. — К чертям все это.

Иного пути не было. Бобби не мог выбраться из этой проклятой дыры, он даже до лестницы еще не добрался, а уже выбился из сил. И сделать так, чтобы ребята не приходили за ним, он тоже не мог. Бесполезный кусок инвалидного мяса.

Вытирая пот с глаз, он увидел звезды. Если верить Кастиилу и другим ангелам, там находился Тот, кто всегда наблюдал за ними.

Бобби никогда особо не верил в Бога. Он, конечно, ходил в церковь с Карен, но не заморачивался по поводу длинных проповедей, которые говорил священник. А после смерти жены… Что ж, к тому времени Бобби уже успел понять, что эти мужчины с белыми воротничками знают о Боге не больше, чем пятилетние дети.

Но именно сейчас ему очень хотелось, чтобы кто-нибудь сверху услышал его просьбу и оградил парней от опасности.

Конечно, он просил слишком многого, но когда сверху раздался какой-то шум, всего на секунду Бобби решил, что на его молитву все-таки ответили. Однако хитроумное приспособление, которое свесилось через край колодца, было мало похоже на божье милосердное вмешательство.

И в следующее мгновение на голову Бобби посыпался песок.

* * *

Солнце уже поднялось над горизонтом, когда в колодец с грохотом перекинули веревочную лестницу. Спустя несколько секунд спустился Имам и несмело обернулся на Сингера. Охотник не мог сказать, который час, но прошло достаточно времени, чтобы проклятый песок достиг половины его бедра.

Поначалу он занервничал и постарался забраться повыше, пытаясь не дать бесполезным ногам зарыться в падающей крошке. Через пару часов он сдался. Чертово дно было абсолютно ровным, и если никто не собирался останавливать падение песка в ближайшее время, то не было ничего, что как-то могло помочь.

— Я принес воды, — заявил Имам, стараясь не встречаться взглядом с Бобби, пока тот жадно пил из бутылки. — Они не разрешают приносить еду, но мне удалось настоять на воде.

— Мило с твоей стороны, — выдохнул Бобби, убирая бутылку ото рта. У него и так слишком много проблем, чтобы беспокоиться о нечистой совести Имама. Пусть чувствует себя виноватым. Поделом.

— Роберт… Дай мне все объяснить…

— У меня и без тебя сложилась довольно хорошее представление о происходящем, не волнуйся, — едко перебил его Сингер. — Позор мне, я-то думал, что ты умнее, Имам.

Вина в глазах египтянина сменилась жарким пламенем, и он одухотворенно произнес:

— Это гораздо важнее нас с тобой, Роберт. Важнее, чем те двое мальчишек, которых ты пытаешься защитить. То, что я видел, мощь, которой Обахам обладает… он особенный человек. Он может контролировать демонов, заставить чистое зло делать добрые вещи. Он проведет нас через эти мрачные времена, Роберт.

— Это все чушь собачья, тебе ли не знать, — проговорил Бобби. Рука онемела, но боль пронзала каждый раз, когда он повышал голос. — Ты же был одержим. Ты знаешь, на что способны эти сукины дети, — сказал он низким голосом, пытаясь достучаться до человека, которого он в течении двадцати лет называл другом. — Мы все знаем, что Люцифер восстал, большой босс теперь на свободе… Если одна из его шестерок обладает такой силой, что с легкостью могла бы убить нас всех, то как ты думаешь, что произойдет, когда сам дьявол решит, что вы ему больше не нужны, и явится по вашу душу?

— Он не убил бы меня, — прошептал Имам.

— Что ты сказал?

— Демон, которым я был одержим, когда мы впервые встретились, — повторил египтянин еще более слабым голосом. — Ему было приказано не причинять мне вреда… Когда Обахам сказал, что ему нужен кто-то для миссии в Америке, я… я был еще мальчишкой, Роберт, но вера уже жила во мне. Я…

— Ты меня подставил, — заключил Бобби. — Так нечаянно столкнулся со мной вскоре после того, как я узнал, что убило Карен… Обахам вселил в тебя демона… и ты позволил?

Имам смотрел себе под ноги, хватаясь за край веревочной лестницы.

— Мы все должны бороться за то, что считаем правильным. Я сожалею только о том, что вы при этом пострадали… я никогда этого не хотел. Я постараюсь принести еще воды немного позже.

Прошло больше суток перед тем, как Бобби увидел кого-то еще.