Среди руин цветут деревья (джен)

От автора. У меня что-то случилось с проверкой орфографии, поэтому буду благодарна, если вы укажете мне на опечатки. Приятного чтения!

1

Я рад вновь увидеть тебя, мой друг. За то время, что мы провели порознь, я успел собрать немало любопытных сведений. Сдается мне, и ты пришел сегодня не с пустыми руками. Давай же закажем местного вина и продолжим по крупицам собирать нашу сказку.

Как видишь, столица быстро приходит в себя. Еще два дня назад в небе над ней разрывались ядра корабельных пушек, а сегодня она вновь играет красками своих садов. В отличие от провинций, что уходят вглубь материка, Эвна не горюет долго, ветер уносит в океан ее беды, ее жители не способны подолгу смотреть в глаза тоске — они отводят взгляды и вновь устремляются в вихрь цветов. Если хочешь, они убегают от реальности, каждый по-своему. Этот город живет мгновением. В Эвне никто не знает, что произошло с королевской семьей, и смута не поглотила столицу лишь потому, что никто не стремится об этом знать, они уверены, что правящая династия, оплот стабильности, по-прежнему находится во дворце. Даже слухи про нашествие гномов умчались с попутным ветром: здесь боятся подземных жителей и стараются не допустить даже мысли о них в привычный уклад своей спокойной размеренной жизни.

Однако не сомневайся, спокойствие продлится недолго. Королевская власть держится на плечах эвийской знати, собранной в совет министров. Эти люди могут влиять на решения королей: за древними родами стоит время, собственная магия и власть, пришедшая еще из Эвейята. Смерть короля и исчезновение его семьи оставило страну фактически на растерзание эвейятским гиенам. Вспомни, к каким последствиям привел бунт лишь одного рода — а их таких десяток, если не больше. Пока над ними стоял король, эвийская знать действовала сообща; объединяясь против его самодурства, они могли найти общий язык. Теперь короля нет — и каждый из них уверен, что лишь его род достоин возглавить страну Эв. И они, каждый по отдельности, будут отвоевывать этот шанс. Думаю, ты и сам понимаешь, что в таком случае ждет королевство. Я живу на этом свете долго, очень долго — я родился гораздо раньше, чем ты можешь себе представить. Я видел немало подобных сюжетов, поверь мне, именно в борьбе за власть люди становятся наиболее похожи на диких зверей. Если королевство хочет уцелеть, ему нужно по меньшей мере чудо.

Эволдо положил начало длинной череде жертв. Лангвидэр, попавшая в эту страну лишь волей злого рока, королева Эвьен с детьми, армия, отправленная под Сентабу, и жители самой Сентабы. Род Або'Кенейя, озлобленный сражением в городе… еще неизвестно, как после этого они поведут себя, обороняя Карсалью. Все знатные рода королевства Эв владеют фамильной магией, но у джинксландцев, как ты догадываешься, магия не эвийская. И одному небу известно, порвут ли они все связи с королевством или, поддавшись соблазну, тоже включатся в борьбу за власть, чтобы встать во главе страны, приютившей когда-то их предков. История, начинавшаяся в облаках магнолиевых цветов, ускоряет свой бег.

О том, что на самом деле происходит в стране, известно лишь совету министров и высшему командованию эвийской армии. Будь уверен, здешняя знать не приучена терять время даром — не сегодня-завтра они себя проявят. А в руках Меремаха, человека, для которого большинство проблем континента — пустой звук, находится документ, подтверждающий, что коронация наследника мужского пола станет судьбоносным толчком к изменению распределения власти. Эволдо не волновало, что будет после него, но его старший сын — а именно принцу Эвардо надлежало принять корону — оказался бы связан по рукам и ногам волей совета министров. Могла ли эта страна когда-либо представить марионетку на троне…

В истории Эв, насколько мне известно, власть никогда не передавалась по женской линии. Регентство при малолетнем короле — да, бывало неоднократно, на такой итог сентабского похода Его величества рассчитывала Эвьен. Она была уверена, что Эволдо не вернется. И она… не знала о том, какими условиями Его величество убедил своих министров закрыть глаза на происхождение чужеземки. Именно поэтому она так упорно искала ту бумагу. Совет министров, в свою очередь, не может не понимать, что документ вступит в силу лишь в том случае, если наследовать королю Эволдо будет человек мужского пола. Таковых не осталось, соответственно, теперь за власть им придется сражаться друг против друга — королевский трон свободен.

А единственная, кого меньше всех интересовала судьба эвийского престола, лишилась головы лишь за то, что король Эволдо захотел видеть ее имя в династической книге. Изволь, если ты хочешь, я могу показать тебе эту книгу: ее страницы пересыпаны песком Эвейята, а обложка — кожа дракона, пойманного в предгорьях. Всё, что вписано в книгу, становится истиной, и здесь, поверь мне, это не просто слова, это древние ритуалы континента.

Я позвал тебя сюда лишь потому, что в маленьких ресторанчиках подают великолепное эвийское вино. Однако отсюда открывается вид на площадь, и ты, мне кажется, уже понял, к чему именно я хотел подвести свою мысль. Если бы женщина с островов осталась жива, именно ей выпало бы сейчас стать тем чудом, что спасет страну Эв от окончательного раскола. Не осталось никого, кто принадлежал бы к королевскому роду, а ее имя, как я уже сказал, значится в книге. Разумеется, большой вопрос, какая правительница получилась бы из чужеземки, что ненавидит и страну, и уже заранее весь материк в целом, но в данной ситуации уж лучше такая, чем никакой. У нее мышление островитянки, а их пугают большие площади суши, и всё же… нет, я думаю, женщины, что отказалась бы надеть корону.

Не буду с тобой спорить, она красива. Не потому ли ты так уверен, что ее история ее не закончена? Я с радостью посмотрю, как будут развиваться события, если ты всё-таки окажешься прав: на моей памяти никто из тех, чья голова отделялась от тела, не принимал больше участия в политической жизни своих государств. Голова — это, поверь мне, принципиально важно, она должна быть. Вначале я хотел предложить тебе покинуть сейчас эту чудесную террасу и наведаться к нашему общему знакомому — адмиралу Меремаху. Его участие во всем этом кажется мне особенно необычным: он не знает материк и не способен без карты ориентироваться на территориях собственной родины, однако сейчас сама судьба втягивает его в эту игру. Именно Меремах привез в Эв женщину, с которой всё началось, — теперь ему не удастся остаться в стороне. Однако, на мой взгляд, посещение королевского дворца окажется сейчас куда более интересно.

* * *

Прибывшие в Эвну семьи королевских министров разместились во дворце. Высший — после короля — орган власти в Эв составляли крупные землевладельцы, между которыми, словно лоскуты на одеяле, были распределены регионы государства. А поскольку власть в провинциях испокон веков передавалась по наследству, за исключением редких случаев, которых за всю историю страны было максимум десяток, то нетрудно догадаться, что пофамильный состав совета министров не изменялся уже очень давно.

Дворцовые слуги сбивались с ног, исполняя прихоти провинциальных правителей и их капризных женщин. Смута в королевстве начиналась красиво — с надушенных причесок, шуршащих платьев и томного звона шпаг. Во дворце готовился грандиозный бал. Никого не останавливало даже то, что кости покойного короля лишь утром упокоились в земле, — эвийская аристократия праздновала свободу. Если раньше над ними стояла правящая династия, то теперь у каждого из почтенных королевских министров был шанс сделать именно свою династию правящей. Тронный зал наполняла смесь ароматов, говоривших об искусстве парфюмеров, а за окнами шелестели тёмной листвой бесчисленные магнолии.

Казалось, объявляемые имена и титулы никогда не закончатся.

— … сиятельный господин Ксефалай, губернатор столичного округа!

— … да будут долгими дни господина Огару из города Гаялет!

— … долины Ромьераланда…

— … земли Роше Ри по обоим берегам Ржавой реки…

Сверкали фамильные перстни и амулеты, освященные в эвейятских песках, звучали названия городов, было душно от постоянного движения, и даже ветер, раздувающий тонкие занавеси на окнах, не приносил свежести. Никто из присутствующих не сомневался, что судьба королевства решится в ближайшие несколько дней.

* * *

Нам выпала большая удача, мой друг: мы можем увидеть здешнюю аристократию во всей красе. Заседания совета министров — не совсем то, чем я хотел бы ограничиться во время нашего путешествия. Только в кругу семьи, в блеске собственных титулов можно увидеть их настоящими. Готов поспорить, эти бородатые старики для тебя сейчас на одно лицо. Но ведь и ты видишь их лишь второй раз. Не беспокойся, я объясню тебе, кто есть кто на этом странном пиру. Потомственные эвийцы, каждый из них может похвастаться тем, что из века в век его семья блюла чистоту крови, не допуская никаких порочных примесей вроде той, что так влияет на отношение к королеве Эвьен. О нет, никаких гномов, винки или манчкинов, только закрытые браки в пределах своих земель, подчас внутри семьи — несмотря на очевидные последствия, во многих городках близкородственные союзы до сих пор считаются верхом благородства. Я предлагаю тебе смешаться с толпой и немного изучить лица этих людей — поверь мне, иногда это бывает увлекательнее любого театра. К тому же я неплохо знаю Эв и смогу разъяснить тебе расстановку сил на этом красочном празднике. Когда мы были здесь в предыдущий раз, порывы ветра были пропитаны запахом магнолий. Но течение жизни неминуемо даже в те годы, когда деревья цветут словно в последний раз.

Большинство присутствующих и впрямь прибыли из самых разных районов страны. Таким составом министры собираются, пожалуй, только на коронацию правителя в Эвейяте — собственно, главы родов уверены, что и сейчас съехались именно за этим, причем королем каждый из них видит себя. Если кто-то и примет спустя несколько дней верховную власть, обряд традиционно будет проводиться в старом городе. Но это так, к слову… Начнем, пожалуй, с единственного исключения из правил: Его превосходительство генерал Ксефалай, губернатор Эвны и прилежащих к ней земель, включая тот клочок побережья, где ютятся колесуны. Ксефалай имеет военное звание — несмотря на то, что ни дня не состоял на военной службе, разве что командовал когда-то расквартированной под Эвной армией новобранцев. Но это скорее ещё один красочный пример оригинального мышления короля Эволдо. Губернатор является отцом четырех сыновей, один из которых возглавляет местный суд, а единственная дочь до замужества состояла фрейлиной королевы. Да, женщина, которая подает ему блюдо с фруктами, и есть его дочь. Но не думаю, что она будет иметь какое-то значение, а я не хочу сбивать тебя с толку излишними деталями. Почтенный Ксефалай и его семья — единственные, кто родился в Эвне, а потому он считает себя вправе делить королевство на столицу и «прочие земли». Разумеется, вслух эти соображения не звучали ни разу — к примеру, тот же лорд Унхева из Анардаху за причисление его северных владений на границе с Ринкитинком к «прочим землям» может запросто оттаскать за бороду.

Вот, кстати, и лорд Унхева. Несмотря на то, что ему уже перевалило за сотню, он не собирается выпускать из рук бразды правления. Интересно, но именно он поддержал Ферсаха Або'Кенейя, когда тот выступил против короля. Хотя, казалось бы, Анардаху и джинксландские крепости… Видишь ли, провинция Анардаху — это северо-восток королевства, через нее Эв граничит с Ринкитинком. Сама по себе не слишком примечательная земля, выигрывает разве что тем, что находится дальше всего от военных действий, от которых страдает юг. А в Ринкитинке мне доводилось бывать неоднократно, так что пограничные участки не стали для меня секретом. В Анардаху разводят овец и торгуют шерстью, но особых причин демонстрировать храбрость и независимость у Унхевы, в отличие от Кенейя, я не вижу.

Кто тут ещё заслуживает внимания… Огару из Гаялета? Имя правителя, признаюсь, и мне ни о чем не говорит, но местность эту знаю. Гаялет чуть южнее Эвны и тоже находится на побережье. Говорят, он соединен с островом Элбоу подводным хребтом. Я нисколько в этом не сомневаюсь, потому что на пути от Элбоу к материку несколько раз в год извергаются вулканы, и тогда в воздух бьют потоки кипящей воды. К тому же скалистый берег материка на этом участке и бесплодная земля острова во многом похожи, а в окрестностях города Гаялет находится единственный в Эв вулкан. На поверхности с гаялетским регионом граничит Ромьераланд (вот уж воистину рай для садоводов!), еще дальше — Роше Ри, юг и юго-запад. Эту землю пересекает Ржавая река, она же — местное божество. В отличие от северной окраины, провинция Роше Ри до начала войны с Икс была одной из самых благоденствующих и вполне имела шансы на независимость, однако боевые действия внесли свои поправки, и сейчас земля на берегах Ржавой реки — не более чем один из множества регионов королевства.

Западные окраины страны Эв до недавних событий представляли Карсалья и Сентаба, а также еще одна провинция, где, по слухам, обитают в водопадах волшебные существа с серебристым мехом. Но я увлекся, приношу свои извинения — гораздо продуктивнее будет прислушаться к разговорам. Без короля Эволдо господа министры ведут себя совершенно иначе. Это лишь первый день, и они, как видишь, настроены пока вполне благодушно, скрывая алчные оскалы за танцами и светскими сплетнями. Эволдо объединял их, заставляя действовать сообща, — сейчас здесь каждый сам за себя. И, уверяю тебя, за трон королевства овцевод из Анардаху перегрызет горло садовнику из Ромьераланда, ни секунды не сомневаясь в своем решении. Смена династии здесь происходит впервые — это вершина, карабкаясь на которую, они будут сталкивать вниз своих противников.

… Однако за окнами уже светает, и мы, мой друг, не заметили, что прошло уже несколько часов. Гости покидают бальный зал, дабы набраться сил для нового дня. Пожалуй, нам тоже следует отдохнуть: впереди еще много событий, а я уже говорил тебе, что эта история заинтересовала даже меня. Идем, мы увидели здесь всё возможное. Хотя… постой-ка, мне показалось, или из сада кто-то действительно кричал? Бежим, мы можем упустить что-то важное! О нет, я не собираюсь оказывать никому помощь, ты же не хочешь раскрыть себя и нарушить полотно истории? Мы здесь всего лишь свидетели, мы не имеем права вмешиваться, даже если ты этого не понимаешь. Эх, молодость, молодость…

В сад уже сбегаются слуги с факелами. Значит, мы не ошиблись, здесь действительно что-то случилось. Заинтересовались и гости — те, что еще не разошлись по спальням; со стороны забора, смотри, приближается стража. Ты напрасно настолько строг ко мне — ты просто слишком мало прожил на свете, чтобы научиться ценить красивые истории. Но, поверь мне, это придет с опытом. Быстрее, подойдем со стороны розовых кустов. Сюда выходят окна покоев королевы — только для нее в дворцовом саду выращивали розы. Присмотрись, кусты смяты, словно кто-то боролся на земле, и на них брызги крови. Выходит, пока в бальном зале продолжалось веселье, кто-то из гостей стал жертвой нападения в саду? Если хочешь, пробирайся вперед. Судя по туфелькам, это юная дама, а судя по количеству крови…

2

Тёплый вечер опускался на столицу медленно и успокаивающе, словно большая птица бесшумно накрыла Эвну мягким оперением. По всему кварталу загорались в стеклянных шарах оранжевые фонари. Глава Золотой Армады, скрестив руки на груди и зажав в зубах незажженную трубку, стоял у окна в собственном кабинете и задумчиво рассматривал дворец: там явно что-то происходило. Еще засветло в город из своих родовых имений начали стекаться королевские министры, причем каждого сопровождали ближайшие родственники, вассалы и вооруженная гвардия.

На душе адмирала было тревожно. Нападение на Эвну его собственных кораблей осталось безнаказанным лишь потому, что некому было отдать приказ об аресте командования Золотой Армады — Меремах чувствовал, что за это должен благодарить гномов. Останься Эвьен в живых — и даже собственной шкурой он не смог бы остановить многочисленные казни своих подчиненных. На этот раз судьба была на его стороне: известие об освобождении адмирала остановило пальбу, исчезновение королевы и наследников и вовсе поставило точку в планируемой королевской супругой чистке армейского командования. Заниматься чем-то подобным в ситуации, когда страна осталась фактически без правителя, было просто некому. Однако первое облегчение от того, что военное правосудие отвело свой меч от личного состава Золотой Армады, сменилось поначалу недоумением, а потом и вовсе чем-то сродни панике. Будь Меремах моложе, а его кровь не так закалена в бесчисленных сражениях — и он неминуемо потерял бы самообладание: стране грозила борьба за власть, которую развяжет совет министров. Недаром они съезжались в город в сопровождении свиты, стараясь уже одним видом парадных кавалькад внушить противникам страх. Меремах, за последние десять лет пару раз побывавший на торжественных приемах в королевском дворце, прекрасно представлял, с чего начнется смута в стране: бородатые старики, обвешанные бесчисленным количеством амулетов и фамильных драгоценностей, будут торжественно перечислять свои титулы, названия подчиненных городов и провинций, ежегодный доход и количество жителей… будут соизмерять свои шансы на королевский трон.

Бесшумно открылась входная дверь, и на пороге появилась молоденькая служанка. Адмирал вынырнул из своих мыслей, неторопливо обернулся, девушка поклонилась.

— Ваше превосходительство, — она чуть запнулась. — К вам посетитель.

Служанка исчезла раньше, чем Меремах успел отреагировать: сказать, что никого не принимает, хотя бы спросить, кого принесло на ночь глядя. Судя по ее тону, посетитель не принадлежал к числу его постоянных гостей, что бывали в доме регулярно. Она должна была хотя бы назвать имя. «Кого только жена нанимает в прислугу…» — мелькнуло в голове адмирала и тут же исчезло: порог кабинета переступил тот самый таинственный посетитель. Меремах прищурился, оценивающе рассматривая высокую худую фигуру старика в длинном, традиционном для алхимика одеянии. Старик в свою очередь изучал адмирала цепким пронзительным взглядом, от которого, казалось, не способна укрыться ни одна деталь.

Меремах с некоторым удивлением понял, что знает этого человека, однако имени вспомнить не мог. Визитер служил у короля Эволдо и гордо именовал себя ученым. К ученым, что характерно, имел весьма опосредованное отношение, зато неоднократно посещал самые отдаленные районы континента и, поговаривали, изведал много таких тайн, о которых и упоминать-то рискнет не каждый. В любом случае, старик этот обладал влиянием на короля и, что удивительно, пользовался некоторой благосклонностью Эвьен, а его дочь прислуживала Лангвидэр с первых дней появления чужеземки во дворце. Сколько же ему лет… Меремах мысленно прикинул: пятьдесят или около того, что совершенно не вязалось с внешним видом — выглядел гость старше как минимум лет на двадцать. Его лицо пересекали многочисленные морщины и глубокие, словно от кислоты, шрамы.

Неизвестно, сколько могло бы продолжаться это изучающее молчание, если бы с улицы не послышался быстрый конский топот, который удалялся куда-то в сторону дворца. Меремах вновь обернулся к окну.

— Они съезжаются во дворец, — тихо произнес посетитель, словно и так было понятно, о ком речь. Как же его зовут… Меремах безуспешно напрягал память. — Они не оставят от страны ни клочка, если не успеть вовремя остановить их. Судьба королевства в твоих руках, адмирал.

Меремах пожал плечами: слишком громкими, исполненными ненужной патетики звучали сейчас эти слова. В другой ситуации это вызвало бы смех, однако сейчас адмирала мучило нехорошее предчувствие, и он сдержался. Он не предлагал колдуну сесть, но тот, по-видимому, не испытывал неловкости, и они по-прежнему стояли друг напротив друга.

— Я знаю, кто ты, но не могу понять, что за дело привело тебя ко мне. Чего ты хочешь? И о какой судьбе королевства ты пытаешься сейчас толковать? Я не был на материке несколько лет и не имею никакого желания принимать участие в том, что здесь происходит.

Старик непонятно усмехнулся, не сводя изучающего взгляда с лица Меремаха. Тот начинал терять терпение.

— У тебя нет выбора. Ты привез на материк женщину с островов, ты связан с ней — тебе и действовать ее именем. А теперь слушай меня внимательно. Твоя задача — посадить ее на трон. Это спасет королевство от раскола и спутает планы тем, кто сейчас в тронном зале делит землю точками на карте.

Меремах опешил. На миг ему показалось, что старик сошел с ума, однако тот продолжал сверлить его колючим взглядом.

— Что ты несешь? Я своими глазами видел, как ей отрубили голову. Если ты думаешь, что после этого выживают, то ты глубоко заблуждаешься.

— Это уже не твоя забота. Живая, мертвая… по сути, никакой разницы. Не лезь в то, в чем не разбираешься, просто уясни: в твоих силах отдать ей трон королевства. Сумеешь это сделать — спасешь страну, не сумеешь — Эв перестанет существовать, — старик шагнул вперед и понизил голос. — Нет абсолютно никакой разницы, с головой или без. Она записана родственницей короля, отталкивайся от этого. Совет министров не имеет права отменить свое решение — даже когда они поймут, что происходит. А теперь позволь откланяться, адмирал. Все исходные данные я тебе предоставил.

Тирада необычного визитера Меремаха не впечатлила. Он никак не мог избавиться от мысли, что придворный колдун попросту сумасшедший: в здравом уме обычно не утверждают, что между живыми и мертвыми нет никакой принципиальной разницы. К тому же его рассуждения по поводу Лангвидэр… Адмирал не спорил, именно он первым увидел эту женщину, он же решил привезти ее королю, можно даже сказать, в какой-то мере нес за неё ответственность. И в итоге сторговал красивую чужеземку за отставку с военной службы и пожизненную пенсию. Он предвидел, что в роли королевской возлюбленной Лангвидэр долго не проживет, однако и подумать не мог, что женщину сначала впишут как принцессу в правящий род, а потом и вовсе обезглавят на главной площади Эвны.

Или же… Меремах задумчиво подергал ус. Не может быть, чтобы она осталась жива: без головы еще никто не задерживался на этом свете, и жители Саламандровых островов не исключение. Единственным вариантом, что позволил бы придворному алхимику настолько уверенно рассужать о судьбе чужеземки, могла стать лишь казнь вместо нее кого-то другого. Адмирал напряг память: когда его привезли на площадь, отрубленную голову женщины уже демонстрировали той немногочисленной толпе отчаянных зевак, что не разбежалась после первого пушечного залпа. Мог ли он, человек, благодаря которому Лангвидэр появилась в Эвне, поклясться, что это именно ее голова? Нет, не мог. Длинные волосы, капающая с шеи кровь… Издалека адмирал не мог достаточно четко рассмотреть лицо. Кто вообще из присутстовавших на площади людей теперь, спустя несколько дней, заявил бы под присягой, что видел именно принцессу Лангвидэр?

Такой ход событий вносил хоть какой-то смысл в слова недавнего визитера, позволяя рассматривать варианты, отличные от того, что колдун попросту рехнулся. Меремах, за годы службы несколько утративший способность давать волю воображению, стремился сводить получаемые сведения к простым и понятным наборам четких данных. Получилось и сейчас: командир Золотой Армады почти убедил себя в том, что по приказу королевы была на самом деле казнена не Лангвидэр, и принялся размышлять в этом направлении. Если чужеземка и впрямь осталась жива, такой поворот событий существенно менял дело. Разве что… кому могла быть выгодна подмена? Лангвидэр без Эволдо не имела никакого влияния, а на момент ее казни короля не было в городе. Более того, на момент казни никто не знал, что Ее величество Эвьен с детьми отправилась навестить дальних родственников.

Если отбросить мистические рассуждения, в словах алхимика присутствовало рациональное зерно. Изменение в полномочиях совета министров вступало в силу лишь в случае передачи трона по мужской линии — от королевской власти оставалось при этом одно название. Коронация любой из дочерей Эволдо аннулировала бы бумагу в два счета, тот же эффект получался и при передаче власти сомнительной родственнице. Они пошли на такую фальсификацию лишь потому, что у короля пять сыновей — это делало наследование по женской линии практически невозможным. Никто же не предполагал, что в развитие событий вмешаются гномы.

Меремах и сам удивлялся тому, насколько легко даже в мыслях стал называть свою подопечную принцессой. Какая из нее принцесса, из трофея с Саламандровых островов. Однако история поворачивалась таким образом, что Лангвидэр становилась по сути единственной наследницей королевства. Разумеется, в том случае, если она жива. Суматоха и какая-то лихорадочная беготня во дворце отчасти нарушала размеренный ход рассуждений Меремаха. Там происходило что-то, всколыхнувшее торжественный лад беседы эвийской аристократии, однако сейчас его не слишком интересовали подробности.

Не заинтересовали они его и утром, когда Мередит принесла новость, что дочь главы одного из родов была найдена мертвой в дворцовом саду. Выходит, борьба за трон будет куда более жестокой, чем рассчитывал не знавший порядков континента адмирал. И всё же одна деталь заставила его насторожиться. У трупа отсутствовала голова.

* * *

Волны лениво выплескивались на неровный каменистый берег. Невдалеке курился туманом соседний остров, над холмами кружились птицы. Картина была уже настолько привычной, что Лангвидэр не сомневалась: стоит ей открыть глаза — и с небесной высоты откроется перед ней рассекающая океан цепочка Саламандрового архипелага. Уединенные острова, вдалеке от торговых путей, они не привлекают путешественников и не нуждаются в влиянии извне. Те, кто родился на Саламандровых островах, покидая земную жизнь, становились птицами.

Женщина нерешительно приоткрыла один глаз и тут же вновь зажмурилась. Шум океанских волн обернулся шелестом листвы в саду, вместо каменистого побережья в небольшое окно была видна кирпичная кладка забора. Сердце кольнула тревога.

Последним, что Лангвидэр помнила, были грубые доски помоста перед ее лицом. Они находились настолько близко, что женщина видела каждую их неровность. В ближайшие минуты — она не желала терять в этом уверенность — ей должны были отрубить голову, разом освободив из той клетки, которой стал для нее континент. Лангвидэр хотела умереть. То, что происходило сейчас, не укладывалось в ее понимании. Она осталась жива. Это разрушало все ее надежды на перерождение вдали отсюда, вновь обрекая на бесконечное заключение на материке. Лангвидэр уронила голову на руки и тихо, беспомощно заскулила.

Она не знала, чем прогневала океан, божества которого обрекают ее на бесконечное искупление грехов вдали от родины. Однако сейчас желание разом покончить со своим безнадежным существованием вспыхнуло в ней как никогда сильно. Женщина окинула комнату быстрым взглядом: ей нужен всего лишь небольшой кинжал — и у нее хватит решимости вонзить его себе в сердце. Остатки здравого смысла, еще не вытесненные бесконечной опустошенностью, не давали смириться с тем, что пытка продолжается.

Лангвидэр попыталась встать, с некоторым удивлением поняла, что тело не слушается. Дальнейшие ее стремления разобраться в происходящем были прерваны появлением Нанды: девушка вбежала в комнату из-за тканевой перегородки, заменявшей дверь, и молча упала перед Лангвидэр на колени.

— Моя госпожа!.. — ее голос сорвался на всхлип, и служанка, не удержавшись, вновь заплакала. Последние дни Лангвидэр слишком часто видела ее в слезах. Девушка шептала что-то неразборчивое, и всякий раз, когда взгляд ее падал на лицо Лангвидэр, сопровождался новым приступом рыданий. Из попытки протянуть руку и привычно погладить девчонку по кудрявым волосам ничего не вышло — Лангвидэр смогла лишь едва пошевелить пальцами. Требовать каких-то объяснений от служанки было сейчас, по всей видимости, бесполезно — та, сидя у ног женщины, продолжала заливаться слезами.

Лангвидэр терпеливо ждала. Теперь ее интересовал не столько вопрос, почему она жива (как раз с этим-то можно было покончить одним ударом в сердце), сколько то, почему она фактически не может двигаться. Потому что такой поворот событий делал невыполнимыми даже самые простые мысли о самоубийстве. Отчаяние стояло за спиной неумолимо-близко.

Еще одним открытием, шокировавшим Лангвидэр примерно в той же степени, что и осознание самой себя всё еще в мире живых, стало для нее понимание здешнего языка. Не просто узнавание определенных звуков — так, к примеру, Нанда обращалась к ней всегда одним и тем же образом. Женщина именно понимала, более того, неожиданно легко с ее губ сорвались чужие слова.

— Нанда, что происходит?

Голос тоже был чужим, ничем не похожим на ее собственный. Лангвидэр вздрогнула, словно обжегшись его звучанием. Тревожное чувство, что после этой странной несостоявшейся смерти она стала словно бы кем-то другим, женщина списала на общий испуг. Родной язык, вытесняемый варварским эвийским наречием, ускользал куда-то в прошлое. По щекам Лангвидэр медленно поползли слезы. Вместо смерти, дающей право на перерождение, с ней сделали что-то, что было для нее ужаснее любого проклятия. Материк не желал ее отпускать. Эвьен придумала для нее куда более страшную казнь — смерть показалась королеве слишком мягким наказанием для пленницы с островов.

Служанка утерла рукавом заплаканное лицо, жалобно шмыгнула носом. Однако, едва подняв голову, она вновь ударилась в слезы, и Лангвидэр непонимающе нахмурилась. Ситуация, похоже, была сложнее, чем казалась на первый взгляд. Вместо ответа Нанда вскочила на ноги и с неожиданной для столь маленького существа легкостью помогла Лангвидэр подняться. Женщина фактически повисла на ней, кусая губы и чувствуя, что по щекам продолжают катиться слезы. Неведомое раньше чувство собственной беспомощности, когда невозможно даже покончить с этим позорным существованием, хищной птицей клевало в виски.

Нанда подвела ее к небольшому зеркалу, и бывшая королевская возлюбленная растерянно уставилась в его мутноватую поверхность. Лицо, смотревшее сейчас на Лангвидэр, не имело ничего общего с ее собственным. Оно принадлежало юной девушке, ровеснице Нанды или чуть старше, обладало очаровательными голубыми глазами, пухлыми губами и трогательно вздернутым носиком, но, как бы то ни было… это было другое лицо. Не ее. Волосы, обрамлявшие эту еще не до конца оформившуюся картинку, растрепались, словно при падении, однако знающий человек вполне смог бы угадать прическу, что носили аристократки из южной эвийской провинции Роше Ри, непосредственно граничащей с королевством Икс.

Лангвидэр медленно перевела взгляд на шею, закрытую несколькими рядами крупного жемчуга. Ощущение нереальности происходящего спасало ее от сумасшествия: женщина убеждала себя, что все это происходит не с ней. Какая-то местная магия, морок, что-то еще… но только не такая реальность, в которой из зеркала смотрит чужое лицо. Нанда, стоя позади, расстегнула жемчужный ошейник, и Лангвидэр невольно вскрикнула: шею рассекала яркая полоса еще не зажившего шрама, в происхождении которого у принцессы не было никаких сомнений. Именно эта багровая, покрытая застывшей кровью полоса была границей ее собственного тела и чужой головы. Лангвидэр с тихим стоном сползла на пол.

Одна дотащить ее до кровати Нанда не смогла, пришлось звать отцовского помощника. В жилище придворного алхимика кроватей было всего две — его самого и его дочери; мужчины, ассистировавшие в экспериментах, на ночь уходили в комнаты дворцовой прислуги. Поэтому с тех пор как Лангвидэр очутилась в пристройке, она занимала кровать своей служанки, а Нанда, свернувшись в клубок на полу, чутко прислушивалась к дыханию госпожи, готовая вскочить по первому ее зову.

Сама Нанда никак не могла смириться с тем, что у госпожи теперь другое лицо, чужая голова какой-то провинциальной наследницы. Однако выбора не было: голова Лангвидэр исчезла практически сразу после казни, когда Нанда лежала в глубоком обмороке. Девушка убеждала себя, что вскоре привыкнет, что чужая голова — это, по сути, такие мелочи в сравнении с тем, что отец сумел спасти госпожу от смерти. Ведь она, Нанда, потеряла смысл жизни в тот момент, когда топор палача коснулся обнаженной шеи женщины.

Наблюдать за действиями отца в ту ночь Нанде позволено не было: алхимик выгнал ее прочь, едва получив голову, и на вопрос, будет ли Лангвидэр жить, философски пожал плечами: «Живая, мертвая… какая разница?». Эта фраза вновь всплыла в памяти, когда Нанда стирала мокрым платком запекшуюся кровь с шеи женщины. А потом, повинуясь внезапному порыву, склонилась ближе и уткнулась ей в ключицу, чувствуя, как влажная полоса, отделявшая тело от головы, отпечатывается у нее на лбу. От кожи Лангвидэр пахло магнолиями — казалось, цветы, изо дня в день вплетаемые в длинную косу, всё еще находились где-то рядом. Чужая голова и кровавый след, охватывающий шею… иногда Нанда думала, что не так уж и важно, с чьим лицом сегодня выходит в люди принцесса Лангвидэр, что госпожа всегда останется собой — даже меняй она головы по несколько раз в день. А иногда… иногда девушка замирала, понимая, что каждая новая голова будет уничтожать что-то неуловимое в их отношениях — до тех пор, пока от первоначального маленького мира, созданного в отдаленном дворцовом крыле красивой чужеземкой и ее служанкой, от ночных прогулок в саду и ритуалов собирания причесок не останется ни единого напоминания. И тогда душу Нанды охватывал липкий страх — страх окончательно потерять свою госпожу.

Нанда не заметила, как вошел отец. Он остановился в нескольких шагах от двери, скрестив руки на груди, и лишь снисходительно хмыкнул. Девушка подняла голову — на коже Лангвидэр остались следы слёз, и Нанда не удержалась, чтобы не смахнуть их, задерживая руку чуть дольше, чем необходимо. Никогда и ни к кому до появления чужеземки она не испытывала этой трогательной нежности.

— Я же говорил… живая, мертвая — какая разница? — старик усмехнулся, в голосе послышалось небрежно скрытое самодовольство. — Давно не делал ничего подобного. Помнят руки-то, помнят…

— Отец… спасибо, — Нанда вскочила, подбежала и, схватив его руку, порывисто прижала ее к губам.

— Ты же не думаешь, что я для тебя так стараюсь? — он ухмыльнулся, но руку не забрал. — Принцесса Лангвидэр, так уж получилось, последняя из всей королевской династии, кто не умер или не провалился к гномам. Все остальные благополучно исчезли с глаз долой. Но если про Эвьен я не знал, то король погиб исключительно по собственной глупости. По поводу джинксландцев его предупреждали неоднократно: если он хочет с ними расправиться, это нужно делать на своей территории, но никак не на их, и не лезть ни в Карсалью, ни куда-либо еще, если жизнь что-то для него значит. Они ведь договариваются с духами… А, кстати, — спохватился алхимик, внезапно оборвав изложение своих мыслей по поводу королевской династии. — Будь готова к тому, что она на самом деле рассчитывала умереть. Для нее это стало бы освобождением и шансом вернуться туда, где она родилась, так что свое воскрешение здесь принцесса считает едва ли не проклятием. Я не запугиваю, я просто предупреждаю: никаких острых предметов и прочего, если не хочешь уже завтра ее хоронить. Тело существует отдельно от головы — и оно вполне смертно. Окончательно. С телом ничего не должно случиться, ты за это отвечаешь. Уж извини за двусмысленность, головой, — старик коротко хохотнул и снисходительно потрепал дочь по волосам.

— Отец, а голова? Что будет, если…

— … снять голову? Да ничего особенного, говорю же, тело и голова больше не связаны. Мы упустили ее собственную, а я предпочел бы иметь дело с ней, а не с телом. Но такова судьба, работаем с тем, что есть в наличии. Нанда, ты меня поняла? С телом ничего не должно случиться. У нее еще остались невыполненные дела.

Девушка покорно кивнула.

— Отец, скажи, а почему… почему госпожа не может двигаться сама?

— Многого хочешь, — скептически хмыкнул он. — По большому счету, это всего лишь оживленный труп — а тебе нужно, чтобы она танцевала? Не будет такого. Я сделал всё, что в принципе можно было сделать, но отрубленную голову назад не приставишь и в тело полноценную жизнь не вернешь. Чтобы удержать искру жизни, нужно было начинать ритуалы практически сразу после казни. А мы потеряли непозволительно много времени. Надеюсь, тебе хватит ума это понять.

Придворный алхимик покойного короля рассказывал дочери далеко не всё, что было известно ему самому. Нанде вовсе не следовало знать о том, что при возвращении на шею Лангвидэр ее собственной отрубленной головы женщина покинет этот мир навсегда, и никакими ритуалами, никакими договорами с внешними силами материка он не сможет вновь зажечь в ней искру жизни. Лишь при воссоединении головы и тела принцесса Лангвидэр наконец получит покой, а ее душа — возможность переродиться на островах. Нанде ни к чему было и то, что поиск утраченной головы станет единственной идеей существа, в которое стечением обстоятельств и местной магии превратилась королевская пленница. Лангвидэр, уж лучше такая, чем никакой, еще не до конца выполнила то, что было запланировано для нее в этом мире. Судьба женщины складывалась таким образом, что ее желание отгородиться от окружающих событий уже не раз перечеркивалось чужой волей, заставляющей принимать в них активное участие.

Камердинер короля ждал алхимика у заднего входа во дворец. Издалека заметив знакомую фигуру, он внутренне напрягся и попытался отвести взгляд в сторону, однако старик лишь самодовольно оскалился и заботливо, как-то даже по-дружески тронул его за плечо.

— Где голова женщины, которую казнили на площади?

— Я приказал похоронить ее на городском кладбище, — слова против воли слетали с языка. Камердинер таращил глаза и отворачивался, но, к своему ужасу, не мог сопротивляться воле человека, давно и прочно держащего в руках эвийскую магию.

— Ты приказывал закрыть ей глаза?

— Нет.

— Прекрасно. Сегодня вечером ты пойдешь на городское кладбище. Найдешь место захоронения и откопаешь голову принцессы Лангвидэр, после чего принесешь ее с собой и спрячешь так, чтобы никто, кроме тебя, не узнал о ее местонахождении. Голова принцессы Лангвидэр должна бесследно исчезнуть до тех пор, пока я не прикажу передать ее мне.

— Можешь рассчитывать на меня, господин, — безразлично пробормотал королевский камердинер и, почувствовав, что чужая рука больше не лежит на плече, двинулся прочь. Старик проводил его удовлетворенной усмешкой. Нанда, глупая девочка, выполнит всё, о чем попросит ее существо, древними эвейятскими обрядами задержанное на границе миров. Душа женщины рвется обратно на острова, полудух-полуптица теряет перья, обжигаясь о прутья клетки, — она будет просить, ей будет нужна ее голова. Принцесса Лангвидэр на эвийском престоле прославится волшебным умением менять собственный облик.

3

— Итак, господа… мы собрались здесь, чтобы совместными усилиями найти выход из создавшегося положения, — генерал Маттаго, заложив руки за спину, неторопливо прохаживался по гостиной Меремаха. Сам хозяин дома, устроившись в кресле в углу, с отсутствующим видом набивал трубку. Душным безветренным вечером в гостиной адмирала собрались представители военной верхушки королевства — включая тех, кто благополучно вернулся из сентабского похода. Теперь, когда королевской династии больше не существовало, противники и сторонники Эволдо, забыв былые разногласия, объединились против совета министров. Прежде единая аристократия разбилась на враждующие кланы — прежде раздробленное военное командование сплотилось в неизбежном порыве.

Несмотря на то, что именно Меремах располагал наиболее подробными сведениями о происходящем во дворце, от роли руководителя зарождающегося заговора он категорически отказывался — долгое отсутствие в королевстве давало о себе знать. Маттаго же, быстро введенный в курс дела непосредственно перед собранием, чувствовал себя сейчас как рыба в воде.

— Как вам известно, по возвращении из Сентабы Его величество Эволдо скоропостижно скончался. Я не буду останавливаться на мотивах и общей нецелесообразности штурма города, на этот счет у каждого здесь свое мнение. Лишь замечу, что город на краю ущелья забрал жизни многих наших соратников.

Присутствующие недовольно загомонили. Мнения эвийской военной верхушки относительно дальнейшей судьбы джинксландских земель разделились: кто-то предлагал оставить их в покое, кто-то рвался мстить за погибших товарищей. Маттаго усмехнулся и кашлянул в кулак.

— Господа, спокойнее, никто в ближайшее время туда не пойдет. Подобные развлечения обходятся нам слишком дорого, Сентаба стоила королевству трети сухопутных сил. Если мы и дальше продолжим в том же духе, придется отправлять туда личный состав нашего флота.

При упоминании флота Меремах вздрогнул, хмуро буркнул: «Ещё чего!» — и вновь ушел в свои мысли. Маттаго отвесил в его сторону легкий поклон. Запрет вновь высылать войска под Сентабу имел куда более глубокие корни: встретившись задолго до начала общего собрания, соратники, не сговариваясь, решили отправить послов в Джинксланд. Вполне возможно, это тупиковый путь, однако нельзя исключать вероятность, что там, на далекой и давно забытой родине, хоть кто-то да окажется в курсе, какие силы призывает для защиты своих городов почтенный род Ферсаха Або'Кенейя. Какими бы миролюбивыми ни казались джинксландцы, после того, на что обрек их Эволдо, упускать их из виду, оставляя за спиной, было бы непозволительной беспечностью. И в то же время открытая война, без понимания природы их магии, приведет лишь к новым смертям. Информация ценилась теперь выше любого вооружения.

— Будем благоразумны и закончим то, к чему так стремилась королева, — по возможности подпишем мир. В случае, если Ферсах Кенейя будет настаивать на выходе из состава королевства, — пусть делает что хочет, но мир с ними нам сейчас необходим. Клан Ферсаха со своими тремя городами стоит, думаю, половины совета министров, и страна сейчас не в том состоянии, чтобы сражаться еще и с ним. Войско от Карсальи нужно отозвать в самые сжатые сроки. Разумеется, если от этого войска еще что-то осталось…

— И чьим, позвольте, именем мы будем подписывать мир? Уважаемого адмирала Меремаха? — скептически раздалось из угла, занятого командованием воздушных войск.

— Это следующий вопрос на повестке дня, — вновь усмехнулся Маттаго — он никуда не торопился. — Не менее важный, чем джинксландцы. Итак, господа, я прошу от вас максимальной серьезности. Незадолго до смерти Его величество Эволдо заключил сделку с нашим советом министров. Наследовать королю должен был один из его сыновей, с наибольшей вероятностью — принц Эвардо, благо он до нашествия гномов пребывал в добром здравии. В обмен на признание пленницы с Саламандровых островов членом королевской фамилии и первой принцессой страны Эв Его величество позволял совету министров урезать полномочия нового короля, делая таким образом именно их, а не наследника вершиной власти в государстве. Данный договор теряет силу при передаче власти по женской линии. Сейчас, в это же самое время, во дворце решается вопрос о том, кто именно из этих феодалов глухомани достоин взять страну в свои руки. Каким бы ни был итог, захолустье Анардаху или, к примеру, какое-нибудь пограничное Роше Ри, все остальные не примут новую власть и потребуют независимости, и вместо единого государства Эв мы получим связку маленьких, но крайне гордых городишек.

Военачальники согласно хмыкали. Из всех эвийских провинций смысл хотеть независимости был, пожалуй, только у Сентабы и Карсальи, только они в военном и экономическом плане были достаточно самостоятельны. Прочие же, столетиями связанные между собой, быстро придут в упадок.

— В наших руках, господа, возможность этого избежать. Совет министров отступит от своих притязаний лишь в том случае, если на трон взойдет кто-то из прежней королевской династии. А потому мы предлагаем поддержать в правах на эвийский престол принцессу Лангвидэр… племянницу короля Эволдо.

По гостиной пронесся ропот недоумения. Маттаго помолчал, создавая драматическую паузу. Они все считают ее мертвой. Он сам считает ее мертвой. Чертовски тяжело делать вид, что ты понимаешь больше всех в творящейся неразберихе. Когда генерал впервые услышал эту идею от Меремаха, он не подумал ничего рациональнее, чем то, что адмирал попросту перегрелся на солнце. Но тот твердо настаивал, что Лангвидэр жива, и это было настолько желанным выходом из положения, что Маттаго, несмотря на сопротивление здравого смысла, довольно быстро согласился. Теперь женщину, которую многие из присутствующих не видели вообще ни разу, надлежало посадить на трон, возглавив ее именем переворот, пресекающий раздел страны.

Еще одна мысль не звучала вслух, но всё же ощутимо витала в воздухе. Лангвидэр не сможет править сама — да, впрочем, ей никто и не даст, сделав ее марионеткой в руках поддержавших ее военных. И пока красавица-принцесса наслаждается роскошью дворца, государственные вопросы будут решать совсем другие люди. Это открывало новые перспективы, делавшие ее выгодным кандидатом на престол.

— Я прошу проголосовать, господа. Именем Лангвидэр мы имеем право уже сегодня отдать приказ о взятии королевского дворца.