Каникулы в Годриковой Заднице (гет)

В чулане было черным-черно и пусто. Луна и Драко ударились друг об друга лбами и только тогда догадались зажечь свет волшебных палочек.

— Что ты хочешь мне показать? — спросил, раздираемый любопытством Драко.

— Как спасти мистера Уизли, — пояснила Луна, скидывая с себя мантию. Она осталась в легком шерстяном свитере и тяжёлых кожаных сапогах, с которых ручьями текла вода.

— Там на первом этаже замес какой-то был, я пока до палаты добралась... приготовься.

— Хорошо, — согласился Драко, стараясь не допустить в голосе откровенного недоверия, коим были полны его мысли.

— Так… — Луна подняла волшебную палочку и жестом указала Драко убрать свою. — Заклинание, которое я собираюсь на тебе испытать, Драко — это магия Древнего Рима, времён его упадка. Оно называется заклинание Внутреннего единорожика.

— И как оно действует? — нервно спросил Драко. — Если всё сделать правильно, заклинание вызовет внутреннего единорожика, который есть в каждом из нас, — пояснила Луна. — А по окончанию внутренний единорожик вернётся обратно в глубины подсознания. Но если хоть чуток напортачить — пиши пропало. Ты навсегда останешься рогатым. Я прочитала об этом заклинании в книжке "Квиддич сквозь кумар", какой-то ученик описал его на полях, на двадцать третьей странице.

— Отвали ты, глупая девчонка! — плюнул Драко. — Я не собираюсь на это подписываться!

— Драко!

— Отвали!

— Ты хочешь спасти мистера Уизли?

— Уже нет.

— Он отец Джинни!

— Хммм.

— Он чистокровный маг!

— Ладно. — С огромным трудом выдавил Драко, трижды прокляв себя за то, что не захватил с собой Оливера. Вот над кем было бы в пору позволить этой девчонке ставить эксперименты.

— Итак, приготовься. Сейчас я превращу тебя в единорога и мы возьмём твою кровь, чтобы излечить мистера Уизли.

Луна достала заткнутый за щиколотку в ботинке огромный обсидиановый нож. Он был грубой работы, но с острым и блестящим кончиком.

— Чистая кровь за чистую кровь. Справедливо, — пробормотал про себя Драко.

— Убирайтесь, мозгошмыги, пожалуйста, — так же про себя прошептала одним губами Луна.

— Что?

— Ничего. Нужно больше света.

* * *

К Джинни возвращалось сознание. Она лежала на полу. Из комнаты выветрился запах горя и у собравшихся в ней весельем и счастьем облегчения горели глаза. Она не стал спрашивать, что произошло.

— Папусёныш, — пробормотала она, садясь на кровать и чувствуя, как холодная дрожь отпускает её руки. Отец кашлянул и тонкая струйка серебряной крови пробежала из уголка его губ по щеке.

— Как ты? — спросила Джинни.

— Нормалды... — мистер Уизли погладил дочку по длинным волосам и очень-очень тяжело вздохнул.

* * *

Утром, не найдя дома ни Драко, ни лошади, вернувшийся с коньячного чаепития Абраксас Малфой тут же решил посадить Драко в подвал до конца лета. Он сел писать письмо гоблинам в Гринготтс, с наказанием заморозить личный счёт внука, но через окно увидел идущего по дорожке борзого поцика.

Борзый поцик выкинул перед его носом пакет и спросил:

— Мистер Малфой?

— Да.

— Абраксас Кветвурий?

— Да.

— Примите пакет и распишитесь.

Борзый поцик ушел. Абраксас посмотрел на пакет и понимающе свистнул. Да! Вот и оно, то самое, чего он уже давно ждал. Он вскрыл пакет, прочел и скомкал начатое письмо. Теперь не надо было садить Драко в подвал, надо было вызывать экзорциста!

В комнату вошел Драко — и разгневанный Абраксас стукнул кулаком по столу. Но следом за Драко вошли миссис Уизли и Джинни.

— Тише! — сказала Молли. — Ни кричать, ни стучать не надо. Драко не виноват. Виноваты вы, и ещё моя дочка. Но вы больше.

— Да, — подхватила Джинни, — вы больше. Мама, держи наготове палочку. Вон у него револьвер. Очень громко стреляет.

Абраксас посмотрел на Джинни, потом на револьвер, на прострелянный портрет. Он что-то начинает понимать, он догадывается, и он спрашивает:

— Так это тебя всё лето он драл здесь по ночам, Джинни?

— Да. То есть нет! Ничего такого не было, я провела здесь всего одну ночь! Мама, расскажи этому старому дурню все толком, а мы возьмем ведро, тряпку и пойдем мыть коняшку.

Через несколько дней, когда Молли сидела на террасе, через калитку прошел Люциус Малфой. Он шагал твердо, уверенно, как будто бы шел к себе домой, и удивленная Молли поднялась ему навстречу. Под глазом у гостя сиял лазурной синевой приличный синяк.

— Это что же? — тихо спросила Молли. — Это опять… на лошади покатались?

— Нет, — отвечал Люциус. — Я на минуту зашел проститься. Отец теперь любить и целует в попу Драко, а меня отколотил и выгнал из дому.

— Почему? — спросила Молли, недоумевая.

— Не знаю, — честно ответил Люциус. — Да и хрен с ним. Спойте мне и сыграйте, Молли, что-нибудь на прощанье. А то у Нарциссы дома скука смертная.

Он сел. Молли взяла баян. Полился её тихий, но твёрдый голос в такт ритмичной мелодии:

Ты...

Ты зол...

Ты так зол

Ты...

Ты зол...

Ты так зол

Ты так зол

Ты зол, узнав ответ

Ты зол, узнав ответ

Ты зол, узнав ответ, я прошептала нет!

Nein

Nein

Буду ли всегда я верной?

До конца дней моих нервных?

Найн!

Найн!

Буду ли всегда я верной?

До конца дней моих нервных?

Нет!

Нет!

Нет!

— Вот, — сказала она. — Больше ничего на ум не идёт, простите, никакой прощальной песни я не знаю.

— Ничего, — сказал Люциус. — Всё здорово. Разве от Нарциссы я когда-нибудь услышал бы перепевку Rammstein-а?

Молли задумалась, и, отыскивая хорошую, но не глупую и не грубую остроту, она притихла, внимательно поглядывая на его серые и смеющиеся глаза.

* * *

Джинни, Драко и Терва сидели в саду и пили чай за маленьким пластиковым столиком.

— Слушайте, — предложила Джинни. — Папу сегодня выписывают из Мунго. Давайте встретим его всей командой. Давайте херанём позывной общий. То-то будет переполоху!

— Фигню придумала, — отказался Драко.

— Почему?

— Почему?! Нам что, потом каждого выписанного из вытрезвителя пьянчугу так встречать?

— Ну, не хочешь, как хочешь, — согласилась Джинни. — Вы тут посидите, а я пойду в озере топиться. Она ушла, а Терва рассмеялась.

— Чё смешного-то? — не понял Драко. Терва поперхнулась чаем, вконец разоржалась, да так, что грохнулась со стула, обрушив за собой стол.

— Ну и молодец, ну и хитра у нас Джинька! «Я пойду в озере топиться»!

— Внимание! — раздался с поляны за обугленным сортиром звонкий голос Джинни.

— Подаю позывной сигнал общий.

— Дура! — подскочил Драко. — Да сейчас сюда примчится триста пятьдесят человек! Прекрати!

Но уже зашлась в ритмичных извивах сигнальная змея, «бау — чики, чики», «бау — чики, чики», бау, бау, бау! И загремели под крышами домов, в чуланах, в курятниках сигнальные звонки. Пускай и не триста пятьдесят, а, как минимум, тридцать ребят быстро мчались на зов знакомого сигнала.

— Мама, — ворвалась Джинни на террасу, — мы пойдем встречать папу тоже! Нас много. Выгляни в окошко.

— Ох, дела-с, — отдергивая занавеску, удивился Люциус Малфой. — Да у вас команда большая. Пойду я, пожалуй. Тёмный Лорд без меня там заскучал. Людей мало, лето, все в отпусках, некому ему служить. Вашей ватаге меточки бы проставить, может и времени у меня свободного бы побольше появилось.

— Нельзя! — вздохнула, повторяя слова Драко, Джинни. — Тёмный Лорд всем приказал слать с порога нашего брата в жопу. А жаль! Я бы и то куда-нибудь там… в бой, в атаку. Смерть грязнокровкам!.. Пер-р-рдарде Максиме!

— Дура ты! И ничего не понимаешь! — огрела ее полотенцем Молли, и, перекидывая через плечо ремень баяна, она сказала. — Ну что ж, если уж с ума сходить, так сходить под музяку. Они вышли на улицу. Молли стала играла на баяне. Потом захрипели и заскрипели вразнобой луженые глотки — это ребята, которые мнили себе, что умеют петь, подали голос. Грянула песня.

Они шли по зеленым улицам, обрастая все новыми и новыми встречающими. Сначала посторонние люди не понимали: к чему шум, гром, визг? Что это вообще за песня и для кого? А, услышав ответ, они оседали на землю в немом удивлении и кто в глубине души, а кто и вслух завидовали мистеру Уизли, и желали, чтобы и их так встречали по-возвращению домой после грандиозной попойки. Когда толпа подошла к новенькому вокзалу, старушка-прораб в испуге забежала внутрь и закрылась. Но через минуту и там послышался беспокойный шум, а потом отворилась дверь, и на пороге возникло забинтованное, рыжее, избитое чудо.

К мистеру Уизли подошла жена.

— Ну, здравствуй! — сказала она. — Больше не будешь уезжать надолго без меня и дочки?

Он покачал головой и пожал ей руку:

— Не знаю… Как карта ляжет!

— ААААА! — завизжал кто-то от переизбытка чувств. Хохот, свист, шум, и снова занялось пение. Опирающегося на трость мистера Уизли повели домой. Миссис Уизли шла задумчивая. В голове у Джинни вихрилось большое и ей самой непонятное счастье. Драко мрачный, как какашка, но в глазах у него тоже маленько мерцают радостные искорки.

— Ну вот, — сказал он, — ещё недельку и обратно в Хогвартс. Хорошо. — И, тотчас же споткнувшись, он добавил: — Впрочем, там этот поганый Поттер, так что я лучше не буду торопить время.

— А я? — закричала Джинни. — Разве я тебя не достала? А они? — Она показала на ребят. — А это? — И она ткнула пальцем на чёрно-золотую свастику.

— Будь спокоен! — отряхиваясь от раздумья, сказала Драко Молли. — Тебе вечно какая-то хрень лезет в голову, не даст эта голова покоя твоей заднице. Не даст. Ох, не даст!

Драко поднял взгляд. Ах, и тут не мог он ответить иначе, этот злой и циничный мальчишка!

Он окинул взглядом ребят, плюнул и сказал:

— Вот стою я... смотрю. Всем хорошо. Все довольные, как пьяные воробьи на кормушке! Ну и хрен с вами! Пойду я лучше на речку, бобрам хатки крушить.

Свернул с дороги и ушёл гордо в чащу. Скрылся за стволами дубов и осинок. И никому до этого не было никакого дела.