Империус (гет)

К своему новому распорядку, включавшему экстремально ранние утренние прогулки, Гермиона привыкла довольно быстро, и до определённого момента всё шло просто прекрасно: зелье выглядело идеально на каждой стадии, а найденные специализированные диагностические заклинания исправно показывали состояние мозга трансфигурированных мышек. С лечебными было сложнее: понять, имеют ли они эффект, при отсутствии повреждений оказалось невозможно, а какое-нибудь проклятие с похожим воздействием, так или иначе вызывающим локализованное внутреннее кровотечение, отыскать пока не удалось, но она не теряла оптимизма.

До поры.

Когда Гарри сделал вид, что подлил Рону Феликс Фелицис, Гермиона пылала от возмущения, однако после напоминания о злосчастном Конфундусе и признания в инсценировке немного успокоилась и готова была помириться, но случилась Лаванда Браун.

Сразу со всей ясностью стало понятно: спрашивала та про него не из пустого любопытства или желания посплетничать; может, даже отступила бы, скажи Гермиона, что Рон ей нравится, но она не сказала. Гермиона и сама окончательно поняла и признала это только в заброшенном классе, когда натравила на него трансфигурированных птичек.

Рон был ужасным выбором, правда не худшим, пока в школе оставались кадры вроде Смита, Забини, Слоупера, Малфоя или Вейзи, но сулившим множество проблем. И теперь он встречался с другой, более того, делал вид, словно не понимал, почему она так реагирует — может, и не притворялся, но от этого лишь обиднее, — а об их договорённости пойти вместе на рождественскую вечеринку к Слагхорну — чисто по-дружески, как Гермиона себе раньше говорила — можно забыть.

Наверное, даже горше понимания, что поезд ушёл, а она его бездарно прохлопала, было появившееся между ними с Роном — в немалой степени по её вине — отчуждение, из-за которого страдал ещё и Гарри. Хоть Гермиона и повторяла себе, что друзья так не поступают, это свинство и эгоизм, а на четвёртом курсе ни о какой ревности речь не шла, она всего лишь приняла желаемое за действительность, а даже если не так, прошло слишком много времени и возможные чувства со стороны Рона давно остыли — исключительно по её вине — из-за отсутствия проявлений встречного интереса, так что его винить вроде бы и не в чем… но всё равно злилась и ничего не могла с собой поделать.

Когда Гарри объявил о возобновлении ОД, он, во-первых, признался Гермионе, что ему очень нужна помощь с невербальными заклинаниями, а во-вторых, предупредил: если они с Роном продолжат вести себя на собраниях по-прежнему, он на них обоих сильно обидится. От этого сделалось ещё хуже. Она не слишком умела и нисколечко не любила притворяться, но пришлось.

Последней каплей стало то, что очередным ингредиентом её тайного проекта должно было быть зелье этого года, которое они ещё не готовили на уроке, так что расспросить Слагхорна, почему в результате никак не получается добиться запаха сушёных яблок, хотя в остальном зелье выглядит согласно описанию, оказалось невозможно, а порядка, заданного в учебнике, он придерживался очень вольно: мог что-то пропустить, дать рецепт из конца учебника, потом из середины, а за ним — проигнорированный пару недель назад. Никаких гарантий, что они не приступят к так нужной ей сейчас Элоквенции, скажем, в мае.

У проблемы имелось два решения. Гермиона готова была поспорить на что угодно: в учебнике Гарри найдётся исправный рецепт, и сваренное по нему зелье будет источать правильный аромат; но если она воспользуется заметками Принца, то тем самым признает его авторитетным источником, заслуживающим доверия.

Нет уж, лучше посидеть в старой доброй библиотеке с десятком справочников и попытаться разобраться самостоятельно, пока есть шанс, что они с Джинни сумеют и впредь удерживать одного неразумного любителя экспериментов от постоянного использования неизвестных заклинаний сомнительного авторства и назначения на всех подряд.

Хотя не то чтобы у неё было так много свободного времени, тем более уже завтра их снова отпустят в Хогсмид и желательно точно знать, какие ингредиенты ей понадобятся: Гарри иногда — по совету Принца — добавлял что-то совершенно на первый взгляд постороннее. Хорошенько подумав, Гермиона могла понять, как именно это работало, но сама — с нуля и без подсказки — ни за что не догадалась бы попробовать. С зельями, в отличие от чар и трансфигурации, у неё не было интуитивного чутья, когда ты просто знаешь, что для нужного эффекта петельку следует вывести резче, а не осознанным усилием вспоминаешь три теоремы, два закона и сравнительные значения из таблиц. Оставалось надеяться, что раньше ей просто недоставало мотивации.

Малфой, как обычно, внаглую примостившийся за её стол, почти не вызывал раздражения и, когда она о нём всё же вспоминала, этим фактом бесил ещё сильнее, чем раньше, доводя Гермиону практически до исступления. Собственно, того он и добивался, так? Чтобы его перестали воспринимать в качестве угрозы, подпустили ближе. Сила привычки — великая вещь, и она даже не сразу поняла, что план Малфоя работает: медленно, но до жути эффективно.

Правда, сегодня он, вопреки обыкновению, не копался в книгах и ничего не строчил с деловитой целеустремлённостью, а сидел и с каким-то отрешённым видом наблюдал за ней. Гермиона невольно посмотрела на него, и Малфой, конечно, это заметил. Она не скрываясь поморщилась и мысленно загадала, что если он сейчас начнёт снова приглашать её в Хогсмид, то получит по голове самым увесистым справочником, и плевать на недовольство мадам Пинс.

— Вау, этот день войдёт в историю, — Малфой вполне натурально изобразил удивление и восторг. — Как день, когда ты перестала делать вид, что меня нет.

Гермиона подчёркнуто отвернулась, но он принял единственный неосторожный взгляд за приглашение к разговору. Вернее, за повод, которым явно собирался воспользоваться.

— Инсайдерская информация с ваших милых клубных посиделок? — хмыкнул Малфой, но она упорно сверлила взглядом статью из «Самых распространённых сочетаний несочетаемого: о парадоксах и курьёзах высших зелий», раскрытых как раз на странице с Элоквенцией. — Ораторское зелье будет на следующем уроке, и ты, в напрасной жажде своей превзойти Поттера, решила заранее подготовиться получше? Забей, серьёзно. Говорю это как человек, пытавшийся сделать что-то подобное годами, только в квиддиче. Кто бы мог подумать — уж очень хорошо он это скрывал, — но талант есть талант.

Скрипнув зубами, чтобы не ляпнуть о настоящем источнике «таланта» Гарри, Гермиона изо всех сил пыталась не обращать на Малфоя внимания, следя за ним лишь боковым зрением. Не нужно ему ничего отвечать, его тут вообще нет! Если повторить это много-много раз и не сорваться, может, он заскучает от общения сам с собой и отстанет от неё.

— Нет, я не могу смотреть на твои мучения. Такое ощущение, что ты сейчас от натуги лопнешь, а этого не стоит ни одно зелье. Два факта, Грейнджер: раньше ты варила по Мышьякоффу и была лучшей в классе. Сейчас ты варишь по Бораго, и выходит хреново, — Малфой с брезгливой миной подцепил вышеупомянутый учебник кончиками пальцев, и Гермиона не выдержала.

— Держи свои грязные руки подальше от моих книг, — она резким движением вырвала у него осквернённый «Расширенный курс зельеварения» — тот остался целым лишь каким-то чудом — и с грустью осознала, что сегодня проку от сидения в библиотеке уже не будет: он не отстанет.

— Руки у меня, между прочим, чистые, — ничуть не смутился Малфой. — Куда чище, чем мои намерения.

Удивлённая настолько откровенным признанием в том, что он замыслил недоброе, Гермиона мысленно посетовала, что на приготовление зелья для него нужно так много времени, но на лице постаралась своих чувств не показать и принялась складывать книги в стопки, чтобы отнести мадам Пинс.

— И вот тебе третий факт: Мышьякофф выпустил семь учебников, по одному на каждый год, — никак не хотел успокоиться он, а её игнорирующее молчание — конечно же — принял за знак согласия: покопался в своей сумке и вытащил оттуда учебник, помахал им у неё фактически перед носом. — Намёк понятен?

Оставив эту вопиющую наглость без внимания, она подхватила одну из двух внушительных стопок и понесла её к библиотечной стойке, а когда вернулась — выяснив, что упомянутый учебник действительно существует, но оба школьных экземпляра на руках, — была встречена ехидным взглядом Малфоя, который не то слышал, не то догадался.

— Могу поделиться своим, — предложил он. — Совершенно безвозмездно.

— Спасибо, как-нибудь обойдусь, — бросила Гермиона и схватилась за вторую стопку, оказавшуюся тяжеловатой.

— Немыслимо! Грейнджер отказывается от знаний…

— Не удивительнее, чем Малфой, желающий помочь кому-то вроде меня, — сдавленно пробормотала она — раз уж всё равно собралась уходить, то какой смысл молча терпеть — и пошатнулась под весом толстенных фолиантов. В голову пришла запоздалая мысль, что надо было поделить их ещё на два захода, но очень хотелось сбежать побыстрее. Если они сейчас упадут и, не дай Мерлин, порвутся, мадам Пинс отлучит её от библиотеки на неделю, не меньше.

— Ой, да ради бога! — Малфой вскочил, отобрал у неё книги. — Клянусь, руки у меня действительно чистые, — и потащил их к стойке; шатался он при этом не в пример меньше её самой. Гермиона так и застыла на месте, удивлённо за ним наблюдая, и отмерла — принялась складывать многочисленные свитки с заметками, — только когда он вновь плюхнулся на свой стул и вдруг спросил:

— Кому-то вроде тебя — это ты про своё происхождение?

— Разве не ты и тебе подобные называют нас грязнокровками? — процедила Гермиона с каким-то мазохистским удовольствием. — Не думай, будто у меня короткая память. Даже не надейся, что я об этом забуду.

Ей хотелось однозначно дать ему понять: бессмысленно рассчитывать усыпить её бдительность, можно даже не пытаться.

— А хочешь знать, в чём на самом деле твоя проблема, Грейнджер? — спросил он вдруг почти беззаботным тоном.

— В достающем меня мелком заносчивом засранце, одном из кучки самодовольных чистокровных индюков с фашистскими замашками? — поделилась она своим вариантом.

— Если бы. В том, что в глубине души по какой-то невообразимой причине ты с этими индюками согласна. Разве тебе пришло бы в голову обижаться, назови тебя случайный прохожий с улицы, скажем, дурой?

— Сам ты дурак, Малфой, — снисходительно покосилась на него Гермиона. — Ты несёшь чушь.

— Нет, послушай! — он схватил один из немногих пергаментов, ещё не уложенных в сумку. — Считай его моим заложником! Так вот, ты точно знаешь, что умнее многих, чёрт, да ты умнее почти всех, с кем я за всю жизнь встречался, поэтому ты просто скажешь этому прохожему, что он сам дурак, как сейчас сказала мне, и пойдёшь дальше. Почему же вопли про нечистую кровь и бред о превосходстве из-за происхождения, точно волшебники — породистые собачки с рецессивным экстерьером, вообще способны задеть тебя, по факту — лучшую ведьму за последние сколько-то там десятков лет?

Да потому, что она чужая здесь и каждая сволочь не устаёт напоминать об этом, а все её достижения — способ доказать обратное, но у Гермионы скорее отсох бы язык, чем вылетело подобное признание.

— С каких пор ты заделался психоаналитиком? — поинтересовалась она с неприкрытым скепсисом.

— Ладно, как хочешь, — почему-то отступил он. — Учебник-то дать?

— Кажется, я уже сказала, что обойдусь.

— Думаешь, я мог подготовить фальшивку, чтобы подшутить над тобой на зельях? Или даже подставить, изменив рецепт так, чтобы получилась какая-то отрава? Вообще-то, на меня похоже… А, ладно, ты всегда можешь заказать себе экземпляр во «Флориш и Блотс».

Именно так она и собиралась поступить, но после его слов засомневалась, однако предположить, что он договорился с книжным магазином о какой-то каверзе, было, наверное, чересчур. Да и почту проверяют.

— Заложника своего мне верни, — сухо потребовала Гермиона, и Малфой безропотно послушался. Вряд ли можно было исхитриться как-то его проклясть, но она всё же проверила парочкой выявляющих заклинаний.

— Ещё один будущий параноик с постоянной бдительностью на мою голову, — он упёрся подбородком в сложенные на столе руки и посмотрел на неё со странной грустью.

Никакого стеклянного марионеточного взгляда, полная достоверность. Но так и работает хорошее заклятие Империус: не отличить, а иначе оно не стало бы непростительным. От контраста внешней естественности его поведения и страшной сути по позвоночнику пробежал холодок, и Гермиона, впервые с той знаменательной встречи возле библиотеки, присмотрелась к нему действительно внимательно, не пытаясь игнорировать сам факт его существования.

Малфой всегда был довольно тощим, но сейчас его можно было назвать скорее болезненным. Странно, но ему шло. Делало не таким противно-кукольным, более мужественным, и в то же время будило внутри неё что-то слишком похожее на жалость. Она хотела задавить это чувство, но не смогла: ему явно приходилось несладко. Может быть, когда наконец-то получится освободить его от гнёта чужой воли — и не убить в процессе, пожалуйста, — он сумеет пересмотреть свои взгляды? Нельзя же оставаться верным тем, кто делает с тобой такое… Это уже за гранью.

Никто ведь не потребует от него перехода на светлую сторону и активного участия в войне на их стороне — простого нейтралитета было бы достаточно: уже минус один враг, минус лишняя угроза и повод для беспокойства. Если только Малфой не пошёл на это добровольно, с полным пониманием и одобрением происходящего. Сама Гермиона не смогла бы, но она не расист-фанатик, верно? Откуда ей доподлинно знать, на что способны подобные люди, где проходит для них граница допустимого? Конечно, прочитанные после возрождения Волдеморта биографии нескольких нацистов дали ей примерное представление, но не всеобъемлющее. Точно сказать она не бралась, потому что в тех книгах не было пределов: ничто не казалось их персонажам слишком ужасным или недопустимым.

Но это же Малфой! Высокомерная задница, человек-заносчивость и человек-самомнение. Пошёл бы он на такое, сумел бы придавить себя до такой степени, даже при желании? Гермиона всё же сомневалась: слишком рафинированным цветочком, не знавшим реальных проблем и трудностей, он рос. Неоткуда было в нём взяться стержню, негде было закалиться, осознать, что есть вещи поважнее собственных желаний.

Малфою тем временем, похоже, наскучило молчание.

— Ты взрываешь мой мозг, Грейнджер, — протянул он с усмешкой.

— А? — Гермиона могла только надеяться, что это не прозвучало настолько же растерянно и жалко, насколько она сейчас себя ощущала, ведь именно взорвать ему мозг — по сути — как раз и было её планом. Неужели Малфой как-то вызнал про зелье или заклинания и догадался? Проследил?

— То делаешь вид, что я не существую, то устраиваешь мне сцены, только что минут пять смотрела, будто я какой очередной неудачный эксперимент Лонгботтома на уроке зельеварения, а сейчас вот изображаешь кролика перед удавом. Такая непостоянная…

— Чего тебе от меня надо? — спросила она устало и самую капельку облегчённо: случайное совпадение слов, не более. Если только не вспоминать, как он однажды намекал на Сириуса. «Как пёс». Но сейчас было совсем не похоже на тот раз: совсем другие интонации. Однако в данный момент он не был обычным собой. Чёрт, так можно запутаться до совершеннейшего умопомрачения.

— Понять. Люблю загадки, Грейнджер. Вот как ты ко мне относишься: ненавидишь, презираешь, боишься, интересуешься? Столько противоречивых сигналов… сейчас, к примеру, напряжённая работа мысли во всё лицо.

— Не выдумывай глупостей, — Гермиона демонстративно задрала нос. — Мне совершенно на тебя плевать.

— Я бы поверил, но ты хреновая актриса и просто отвратительно делаешь вид, что меня не замечаешь, хотя до нашествия Уизли и Поттера не прикидывалась. А в Большом зале ты настолько упорно не смотришь на слизеринский стол, что это даже примечательно.

Он слишком проницательный. И что сказать? Ведь не о том, что всё это — результат их прошлого… общения в коридоре возле библиотеки. И не о своих подозрениях — которые на самом деле давно уже твёрдая уверенность — и порождённом ими плане. Так странно и непривычно пытаться говорить с ним дольше одной минуты и без оскорблений.

— Забавно, но это второй наш более-менее нормальный разговор за весь год, — подмигнул Малфой.

— И за всю жизнь, — добавила она нерешительно.

Не бывает таких совпадений, правда же? Если бы Гермиона не знала абсолютно точно, что мысли читать невозможно, то заподозрила бы его в этом, но на пятом курсе, когда Гарри пришлось брать уроки окклюменции, она изучила всю доступную литературу и могла с уверенностью заявить: легиллименция работает не так. Даже на высшей ступени мастерства, когда уже не так важны палочка и заклинание, обойти необходимость смотреть в глаза просто нереально, а Гермиона очень старательно избегала его белёсых гляделок, но кто знает, что можно найти в литературе, которая ей недоступна. Слишком наивно полагать, будто в школьной библиотеке собраны абсолютно все существующие книги по магии.

Последний из свитков тем временем наконец-то занял своё место в сумке Гермионы, и можно было без потерь отступить.

— Мне пора, — торопливо бросила она и поспешила вон из библиотеки.

Это даже хорошо, что они пообщались, причём относительно мирно. Когда зелье будет готово, ей придётся подобраться к Малфою поближе, чтобы суметь его напоить. Имитация приятельских отношений — даже если они оба знают об их фальшивости — предоставит ей такую возможность.

* * *

В канун похода в Хогсмид Спайк плёлся на очередную ночную вылазку с большой неохотой: всё равно ни одного еще не испробованного заклинания для починки Исчезательного шкафа у него в арсенале не осталось, а за последние семь дней всё свободное от занятий время уходило на одно — попытки освоить Империус.

Тренировался он на пауках — примерно с такими в позапрошлом году Крауч под личиной Грюма показывал им мастер-класс по непростительным, — но те чхать хотели на все потуги Спайка. Он даже заподозрил было, что подопытные ему достались какие-нибудь магические, особо устойчивые — мало ли, какая фауна водится в Хогвартсе, вон, тысячелетний василиск спокойно себе по трубам сколько времени ползал, — но Винки, которая и наловила их где-то по тёмным углам замка по его просьбе, клялась, что пауки самые обыкновенные.

Помнится, летом между боевыми заклинаниями и Круциатусами тётка Белла любила поболтать о непростительных, тем самым, по её мнению, уча непутёвого племянничка уму-разуму и полезным в жизни премудростям, так что Спайк мог бы написать докторскую по любому из них, но знать и делать на практике — вещи немного разные; Империус не давался ему категорически, что застало его врасплох: это была первая серьёзная неудача с того времени, как он стал Драко Малфоем. Все прочие заклинания рано или поздно поддавались — с первого или пятидесятого раза, идеально или кое-как, — но не это. Абсолютное фиаско. Империус, как и другие непростительные, отличался от подавляющего большинства прочих заклинаний тем, что требовал желания подчинять, властвовать и наслаждаться процессом. Именно от этих чувств зависела ювелирность контроля и способность заставить жертву сделать то, что в обычном состоянии было бы ей не по силам. Второй составляющей успеха являлась сила воли — для подавления сопротивления объекта, — но уж с этим проблем не было. Отец, кстати, был в Империусе настоящим экспертом — ходили слухи, даже лучше Тёмного Лорда, — что многое говорило о его характере, а вот Спайк никогда не любил власть — в первую очередь, конечно, над собой — и не желал её, ассоциируя с ответственностью и лишним геморроем, который ему однозначно никуда не впёрся. Даже миньонов он заводил исключительно по серьёзной необходимости, а не ради статуса и возможности самоутвердиться, и любил называть себя анархистом, а для полного счастья в жизни ему с головой хватало Дру и самых простых вампирских развлечений: хорошенько подраться и немного поиграть с едой перед обильным ужином.

Но жить и не дать мучить близких тебе людей захочешь — ещё не так раскорячишься, и Спайк ежевечерне накручивал себя, чтобы применить треклятый Империус, потому что и жить хотел, и родителей любил, притом сильно, а пример Каркарова наглядно показал, что от Тёмного Лорда не побегаешь. Опытный и умелый маг, он продержался всего год, себе Спайк самокритично давал не больше месяца и готов был поспорить, что за это время Избранный от их общей проблемы избавиться не успеет. Он, в принципе, не больно-то торопился.

Не идти вовсе, а отоспаться перед завтрашним визитом к Тёмному Лорду или всю ночь продолжать тренировки, мешала вероятность, что Уизли вновь сидела в нише за доспехами и ждала его. Особых причин на это не было, но подобные мелочи её, как успел понять Спайк, обычно не волновали. Может, так проявлялась гриффиндорская адреналиновая зависимость, а он просто служил удобным поводом?

В любом случае стоило проверить, тем более что лучшая возможность без проблем и свидетелей передать ей зачарованный галлеон вряд ли представится.

Когда на их привычном месте Уизли не оказалось, Спайк немного растерялся, и именно этот момент она выбрала, чтобы с озорным «Бу!» появиться из ниоткуда за его спиной. Нервы и без того были расшатаны, поэтому ничего удивительного, что в неё полетела связка из Экспеллиармуса и Ступефая. Первое Уизли пропустила, но от второго ушла невообразимым кувырком и, растянувшись на полу, возмутилась:

— Сдурел?

— Мать твою, чудесную женщину, ты больная? — рявкнул Спайк. — Смерти моей хочешь?

— Это кто ещё чьей смерти хочет, — буркнула она, поднимаясь и отряхивая мантию. — Просто хотела, чтобы ты оценил моё Дезиллюминационное.

И он понял: хвастаться пришла.

— Тебе что, не с кем поделиться успехами? — это прозвучало уже на несколько тонов ниже.

— Ну, и Демельза, и Гермиона, и Луна… да вообще все, с кем я общаюсь, ходят на собрания вместе со мной, — Уизли развела руками и обезоруживающе улыбнулась.

— Или Поттер учитель от бога, или ты талант, — вынужден был признать Спайк, до сих пор щеголявший с кривым заклинанием.

— Если честно, даже Невилл его освоил, так что скорее первое, кстати, я же как раз за этим и пришла. Ты во время замаха кисть держишь прямо, а надо под углом, градусов пятнадцать, и немного расслабить. Дай покажу!

— Давай, — он протянул ей палочку, и она несколько раз медленно продемонстрировала движение, исчезая, появляясь и вновь исчезая.

Уже со второй попытки Спайк, первым делом снявший свою кривоту, без особых проблем наколдовал идеальные Дезиллюминационные чары.

— Спасибо, тыковка, — он ловко ухватил её за невидимую руку и символически приложился к ней губами. Высмотреть Уизли теперь, когда знаешь, что нужно искать, не составило труда: стоять неподвижно она была, похоже, в состоянии только при крайней нужде, и воздух то и дело шёл легчайшей рябью, очерчивая невидимый силуэт.

— Это всё Гарри, — в её голосе послышалось смущение. — И ты тоже, в какой-то степени. Сама я раньше о существовании подобных заклинаний даже не слышала — откуда бы, — но посмотрела на тебя и поняла, что они могут быть очень полезны, спросила его. Выяснилось, что он однажды видел, как Грюм колдовал невидимость, и запомнил движение.

— Чем больше я узнаю о талантах Поттера, тем меньше понимаю… — протянул Спайк. — Ладно, пойдём.

— Воровать сладости из кабинета Дамблдора? — хихикнула Уизли. — Я слышала, его зефирки — это что-то необыкновенное.

— И любовную переписку с Макгонагалл! — подхватил он.

— Тьфу на тебя, им же по сто лет!

— Ну, деканша ваша ещё очень даже ничего, вполне справная тётка, а если вспомнить её анимагическую форму…

— О, заткнись, — она рассмеялась.

— Кстати, я вроде как завязываю с регулярными ночными прогулками, — Спайк порылся в кармане, вытащил оттуда галлеон и подкинул тот в воздух, чтобы сделать видимым. — Лови.

Он снова пропал, когда Уизли легко его поймала.

— Это?..

— Ну, если вдруг что понадобится, то просто отправь через него сообщение, — объяснил Спайк. — Там на аверсе в эмблеме Гринготтса заменена буква, чтобы не перепутать с чем-нибудь другим. При активации нагревается, так что в лифчик или трусы не засовывай.

— Далось тебе моё нижнее бельё, — хмыкнула Уизли.

— А разве женщины не там обычно хранят деньги? — он изобразил голосом самое искреннее удивление. — Зачем ещё оно нужно?

— О, это великая тайна, но когда-нибудь ты до неё дорастёшь, — провозгласила она пафосно.

— Разве что метафорически, — вздохнул Спайк. Он и в прошлой жизни не был дылдой или качком, но вампирская сила делала это несущественным, теперь же всё изменилось, хотя волшебная палочка отчасти компенсировала его слабую личную боеспособность. Увы, слишком легко было её лишиться или банально не успеть с заклинанием. К сожалению, на физические тренировки совершенно не оставалось времени. Может, позже… если будет ещё жив. На самом деле, вряд ли ему действительно грозила смерть — Тёмный Лорд не позволит так легко отделаться, — но едва ли это могло служить утешением: на свете есть множество способов заставить человека пожалеть, что он ещё жив.

Проводив Уизли до её общежития, Спайк вернулся в подземелья и — неожиданно для самого себя — легко уснул, и кошмары его не мучили.

Следующим утром он отправился в Хогсмид вместе с Паркинсон и её подружками: Буллстроуд и Гринграсс. Проводив их до «Завитков и клякс», с которого они собирались начать свой великий предрождественский тур по магазинам, Спайк принялся откланиваться, ссылаясь на неотложные дела, которые жестоко лишают его столь прекрасного общества, из-за чего он безмерно страдает.

— Я прекрасно знаю, что вы, парни, просто терпеть не можете болтаться по магазинам, даже лучшие из вас, — преувеличенно беззаботно прощебетала Паркинсон, которая на самом деле была примерно в курсе, какие именно дела его ждали, и настояла на этом маленьком спектакле, когда они обсуждали предстоявшую прогулку несколько дней назад. Не от недоверия к подружкам, а из нежелания половину дня объяснять Гринграсс, какие это такие срочные дела оторвали его от сопровождения своей девушки, и если они не настолько важные, то не появился ли у неё самой шанс на внимание Дракусика.

— Ты меня раскусила, милая, — Спайк изобразил виноватую улыбку. — Я готов искупить свою вину в «Трёх мётлах», когда вы закончите с покупками.

— Ловлю тебя на слове! — она чмокнула его в щёку и тоже улыбнулась. — На удачу, — тон был беззаботно-весёлым, а глаза — серьёзными.

— Она мне пригодится, спасибо, — прошептал он, коротко, но крепко обнял её, изобразил полупоклон в сторону Буллстроуд с Гринграсс и оставил их.

На почте Спайк забрал пухлый конверт от Горбина, присланный на оговоренный абонентский ящик, и отправил письмо с новыми инструкциями и галлеоном для оперативной связи, а на выходе столкнулся с Грейнджер. Он подмигнул ей, и она закатила глаза, но хотя бы не стала притворяться слепоглухонемой, как делала раньше, что при желании можно было счесть хорошим знаком.

Как и в прошлый раз, из «Кабаньей головы» его проводил внимательный взгляд бармена, а дома встретила больше похожая на привидение, чем на живого человека, матушка, но аудиенции пришлось изрядно подождать.

«Тронный зал» с последнего визита ничуть не изменился, даже состав прихлебателей, неотлучно состоявших при сиятельной персоне, кажется, остался прежним.

— Мой лорд, — Спайк упал на одно колено и склонил голову.

— Ах, юный Драко. Тебе есть чем меня порадовать?

— Починка Исчезательного шкафа идёт полным ходом, — он скрупулёзно перечислил три десятка заклинаний, которые успел опробовать. Тёмный Лорд изволил выслушать не перебивая, но выглядел при этом достаточно скучающим, чтобы предположить: о деталях расспрашивать не станет; и Спайк рискнул добавить: — Сегодня я получил данные от своего помощника за пределами Хогвартса и рассчитываю, что это поможет мне серьёзно продвинуться, — хотя письма Горбина ещё даже не открывал, и там могли обнаружиться лишь бесполезные наблюдения и отчёты о том, что в шкафу никаких изменений не происходило.

— Что ж, неплохо. Я поражён основательностью и тщанием, с которыми ты подошёл к выполнению возложенной на тебя задачи, — Тёмный Лорд задумчиво постучал пальцами левой руки по подлокотнику своего кресла, в правой небрежно покручивая палочку. Всё же есть большая разница в том, как именно подавать информацию, ведь по сути Спайк сказал, что никаких успехов у него нет. Может, ещё обойдётся? — Но что с твоим основным заданием?

— Почти всё готово для попытки. Я разработал план с учётом известных мне мер безопасности, предпринятых в этом году для защиты школы, и он имеет очень высокие шансы на успех, не хватает только одной маленькой детали, но это вопрос времени.

— И что за деталь? — скуку заменил лёгкий интерес.

— Заклинание, которое мне пока не удалось освоить… — начал объяснять Спайк, но Тёмный Лорд его прервал:

— Ты хочешь сказать, что выучил кучу бесполезных чар для второстепенной задачи, но не нашёл времени разучить одно-единственное заклинание, которое действительно необходимо?!

— На него было потрачено довольно много времени, мой лорд, — необдуманно возразил Спайк, за что тут же поплатился.

— Круцио!

Пыточное заклинание в исполнении Тёмного Лорда оказалось… жидковато: едва тянуло на восьмёрку по десятибалльной шкале. Для сравнения: выжиганию тёмной метки можно дать пять, даже пять с половиной, а тётка Белла в особенно плохие дни выдавала твёрдую девятку.

К тому же это просто боль. Через некоторое время с ней учишься мириться, перестаёшь обращать столько внимания. Дело привычки. Став вампиром, он никогда не щадил других (во время тренировок — даже Дру), но и себя тоже, поэтому боль можно было назвать его старой приятельницей, слишком хорошо изученной, чтобы произвести неизгладимое впечатление, на которое явно рассчитывал Тёмный Лорд, сделавший ставку на то, что Драко Малфой отвратительно переносил боль, в чём смогли убедиться все присутствовавшие на знаменательной церемонии получения им метки. За всю историю существования пожирателей смерти он был единственным, кто позорно грохнулся в обморок.

Склонившись ещё ниже, почти распластавшись по полу, Спайк терпел, но чем дальше, тем сложнее — вопреки всему его опыту — ему становилось. Он начинал понимать, почему от слишком долгого воздействия этого заклинания люди частенько сходили с ума, и испытал мимолётную благодарность к тётке Белле, никогда не державшей его под Круциатусом дольше нескольких секунд. Выходит, и ей не чужда некоторая извращённая забота о родной крови. Счёт пошёл на минуты, когда его стошнило желчью — хорошо, что за завтраком совсем не было аппетита, — и Тёмный Лорд прекратил, недовольно сказав:

— Ты разочаровал меня, Драко, а я очень не люблю быть разочарованным. В следующий раз я не ограничусь один заклинанием, — его высокий, холодный голос сочился презрением с тенью насмешки. — Нарцисса!

— Мой лорд? — отозвалась матушка каким-то пустым, неестественно спокойным голосом.

— Прибери здесь.

— Да, мой лорд.

Зловонная лужа под носом Спайка пропала, а самого его подхватили тонкие, но сильные руки. Вцепившись в матушку, он сумел подняться и более-менее выпрямиться, даже изобразил что-то вроде прощального поклона, и только в коридоре силы оставили его окончательно: они оба чуть не упали, но она умудрилась прислонить Спайка к стене и позвать эльфа, который перенёс их в его комнату, а затем притащил Бодрящее зелье и пахший какими-то травами холодный компресс.

Уложив Спайка в кровать, матушка почти насильно споила ему несколько ложек довольно мерзкой на вкус и запах субстанции — от которой желудок поначалу вновь попытался взбунтоваться, но почти сразу затих — и шлёпнула на лоб влажную прохладную ткань, вызвавшую в голове приятное онемение.

— Мне нужно вернуться, — пробормотал он невнятно и попытался встать.

— Десять минут ничего не изменят, — она легко удержала его всего одной рукой, а второй пригладила взмокшие волосы. — Мне так жаль, Драко, так жаль...

Он поймал её ладонь и прижал к груди.

— Всё будет хорошо, — неубедительно пообещал Спайк, но матушка лишь покачала головой и виновато опустила взгляд, вероятно, мучимая мыслью, что пусть не она выбрала себе мужа, решившего присоединиться к Тёмному Лорду, но в её силах было отговорить его от этого шага, хотя они оба знали отца слишком хорошо для таких наивных предположений. Уж если ему в голову втемяшится какая «гениальная» идея, остановить его нереально.

Удивительно, но через десять минут Спайк действительно ощутил себя намного бодрее: даже самостоятельно поднялся с кровати, умылся и привёл в порядок причёску. Правда, до камина всё же добрался с трудом, опираясь при этом на заботливо подставленную руку матушки.

В зал «Кабаньей головы» он вывалился практически кубарем, едва не расстался с недавно выпитым зельем — какая же гадость эти волшебные способы перемещения — и до выхода брёл изрядно пошатываясь. Кто-то из посетителей даже отпустил колкость насчёт глупых юнцов, дорвавшихся до взрослых удовольствий, явно приняв его за пьяного.

На свежем воздухе ему вновь немного полегчало, и до «Трёх мётел» Спайк добрался без приключений, хоть и с черепашьей скоростью, но, едва зайдя внутрь, с прежней силой ощутил подступившую к горлу тошноту от множества разнообразных запахов: еды, выпивки, мокрой одежды и пота. Он прислонился к стене и с небрежным видом начал оглядывать зал.

Паркинсон и её подружки уже были здесь, за столиком неподалёку, но Спайк не мог поручиться, что сумеет добраться до них, не выдав своего состояния. К счастью, нужды проверять это не возникло: его заметила Гринграсс и, сладко ему улыбнувшись, ткнула в бок Паркинсон; та оглянулась и нахмурилась, затем что-то тихо сказала подружкам и подошла к нему сама.

— Мерлин, ты выглядишь просто отвратительно, — встревоженно прошептала она, стискивая его в объятиях. — Что случилось?

— Отходняк после слишком долгого Круциатуса, — ответил ей Спайк на ухо, и Паркинсон не сдержала громкого оханья. Осознав свой промах, она закаменела на секунду, но тут же чуть отстранилась и, развернувшись к подружкам, громко провозгласила:

— Ах, девочки, вы представляете: Дракусик приготовил мне какой-то совершенно особенный сюрприз! Простите, но мы вас покинем, — и, залившись очень натуральным смехом, ухватилась за него так, что со стороны казалось, будто это она висит на нём, хотя всё обстояло в точности наоборот.

— Приятно вам провести время! — помахала рукой Буллстроуд и подмигнула. Гринграсс сумела лишь выдавить кривую ухмылку.

— Пока-пока! — пропела Паркинсон и потащила его наружу с удивительной для девчонки её роста и комплекции силой.

Когда они вышли из Хогсмида, она огляделась по сторонам, проверяя, нет ли поблизости лишних глаз, достала палочку и, трансфигурировав торчавший неподалёку на обочине голыми ветками куст в косое подобие стула, усадила на него Спайка, а сама набрала в пригоршню снега из ближайшего сугроба и начала растирать им ему щёки и лоб. В мыслях сразу прояснилось, а тошнота отступила.

— Панс, ты просто золото, а твой будущий муж — счастливчик, — выдохнул он. — Иногда даже немного жаль, что это буду не я.

— А уж мне-то как жаль, — проворчала она с досадой. — Но сердцу не прикажешь.

До замка они ковыляли медленно и осторожно, изо всех сил изображая романтическую прогулку на случай внезапных свидетелей, но всё равно вернулись раньше многих: в коридорах практически никого не было, а гостиную оккупировали сплошь младшекурсники. Паркинсон ни о чём не расспрашивала, но Спайку подумалось, что две головы и свежий взгляд — это именно то, что ему просто необходимо, а в опасные подробности можно и не вдаваться.

Договорившись встретиться с ней у выхода через полчаса, он потратил минут двадцать на контрастный душ, практически вернувший ему человеческий вид, а за оставшееся время спешно перекусил чаем с бутербродами, которые в рекордные сроки настрогала для него Винки, по такому случаю вызванная прямо в спальню.

Когда Спайк вышел в гостиную, Паркинсон уже ждала его и первым делом с ног до головы окинула изучающим взглядом. Похоже, результат осмотра её удовлетворил: она улыбнулась вполне искренне, без прежнего напряжения.

— Тебе явно лучше, — мягко сказала она, когда он подошёл к ней.

— Ага, — кивнул Спайк, протянув руку. — Прогуляемся?

— С удовольствием, — Паркинсон крепко взялась за неё, но чуть ослабила хватку, когда убедилась, что он уже спокойно передвигается сам. — Куда пойдём?

— В тихое и уединённое место.

— Звучит многообещающе.

— Ты себе даже не представляешь… — Спайк невесело улыбнулся.

Он привёл её в заброшенную аудиторию, найденную им в начале года после неприятного разговора со Снейпом, и минуты две накладывал на дверь все известные ему защитные чары, а когда закончил, признался не оборачиваясь:

— Мне до Рождества нужно научиться Империусу.

Паркинсон не стала задавать глупых вопросов вроде «Я здесь в качестве объекта для тренировок?», «Ты собираешься сделать что-то плохое с его помощью?», «Можешь гарантировать, что никто не пострадает?»; и он был ей за это благодарен. Может, она ему верила, может, не особенно беспокоилась на сей счёт, а может, понимала: ответы ей не понравятся. Вместо этого Паркинсон ровно поинтересовалась:

— И в чём проблема?

— Не получается, — он с досадой пнул ни в чём не повинную дверь и обернулся. — Две недели, Панс, и ничего. Ноль.

— Поэтому он… — она поёжилась и нервно сцепила задрожавшие пальцы. Не то запоздалая реакция, не то в принципе при одной мысли о Тёмном Лорде ей становилось нехорошо.

— Да.

— Так странно, что проблемы с Империусом именно у тебя, — она едва улыбнулась одними губами. — Должно быть, обидно.

— Вот уж точно, кто бы мог подумать, — Спайк закатил глаза, совсем как Грейнджер. — Позор для семейной репутации, но некоторые вещи по наследству не передаются.

— Думаешь, я могу помочь? — перешла к сути Паркинсон и тут же усомнилась: — Непростительные не мой конёк.

— Не знаю.

Рассказав ей всё, что знал об Империусе, и поделившись бесславной историей своих неудач в его исполнении, он закончил:

— Как видишь, эксперт тут не поможет, я и сам могу в каком-то смысле им считаться. Мне нужен свежий взгляд на проблему.

Размышляла она минут пять, а потом внезапно выдала:

— Думаю, тебе стоит попробовать на мне.

— Нет, — Спайк категорически не хотел, чтобы Паркинсон напрасно решила, будто он позвал её именно за этим.

— Не глупи, Драко. Пауки не расскажут тебе, получается ли вообще хоть что-то, а у меня есть какой-никакой опыт после четвёртого курса. Так мы сможем понять, в правильном ли направлении ты двигаешься. Может, нужно просто больше практики.

— Куда уж больше…

— Две недели, да, я помню, но отбросить такой вариант без проверки было бы глупо.

— Ты мне настолько доверяешь?

— Конечно, — она смотрела на него достаточно уверенно, хоть и побледнела немного.

Спайк зажмурился и яростно потёр переносицу, достал палочку, помедлил несколько секунд.

— Всё равно не выйдет, — сказал он безнадёжно. — Главное — желание, а я совершенно не хочу тебя подчинять.

— Тогда думай не обо мне, — Паркинсон озорно прищурилась. — Представь на моём месте кого-нибудь другого. Я слышала, мужчины постоянно так делают.

Отсмеявшись, Спайк кивнул и прикрыл глаза. Даже если сейчас не получится, рациональное зерно в её словах всё равно имелось: он раньше не задумывался, как сильно ему мешало понимание того, что это просто пауки, власти над которыми может хотеть только ненормальный. Вот, скажем, Тёмный Лорд — дело уже другое. Получить контроль над ним и приказать самоубиться — ах, какую сладкую картину рисует фантазия… можно даже не самым мучительным способом, эффективность в приоритете — было бы прекрасно.

— Империо! — попробовал Спайк и тут же понял, что не вышло: во-первых, одолевшая его жажда убийства на много порядков превосходила хиленькие ростки стремления к власти; во-вторых, ничуть не получилось забыть о том, что перед ним стояла Паркинсон.

— Ничего. Совсем не похоже на то, что делал с нами тогда Грюм, в смысле Крауч, — разочарованно подтвердила она, и он поспешил её утешить:

— Ну, всё равно мысль полезная.

— Тогда ещё?

— Я пока не достиг нужного контроля над собственным воображением, — признал Спайк, опасавшийся, что если у него таки получится наложить на неё Империус, Паркинсон тут же пустит себе Бомбарду в ухо. — Лучше сначала на паучках.

— Хм, — задумалась она. — А знаешь, я тоже хочу на них попробовать.

— Но тебе-то зачем? — удивился он и собрался уже позвать Винки, чтобы та нашла им парочку подопытных или принесла банку из его сундука, но Паркинсон справилась сама.

— Акцио, пауки, — приказала она, достав свою волшебную палочку, и изо всех углов и щелей помещения к ней потянулись вереницы чёрных телец разных размеров: от совсем крошечных до ненормально больших; они беспорядочно дёргали в полёте лапками и извивались, пытаясь выбраться из невидимой, но крепкой хватки. До этой минуты Спайк был уверен, что не боится пауков, но зрелище получилось немного жутковатым даже по его меркам. Пусть бы себе копошились, но групповые полёты — перебор.

— Оу, немного перестаралась, — мило улыбнулась Паркинсон, выхватив из воздуха довольно крупный и весьма мохнатый экземпляр, и освободила прочих от действия заклинания; те с удивительной скоростью разбежались и вновь попрятались.

— А ты, я смотрю, совсем не боишься пауков. Так не по-девчачьи.

— Да ну, ни капельки, — она удивлённо похлопала глазами. — Они довольно милые: это же не акромантулы; но вот мыши приводят меня в ужас.

— Теперь понятны твои проблемы с трансфигурацией, — фыркнул Спайк. — Хотя бы отчасти.

— Придержи-ка этого милаху, — Паркинсон сунула ему в руки своего паука и прищурилась.

— Странный у тебя вкус, милая. Сначала Уизли, теперь вот это, — не удержался он от подначки, но получил не менее ехидный ответ:

— Ты мне тоже кажешься вполне симпатичным.

— Я не достоин находиться в такой сиятельной компании.

— К счастью, это только мне решать, — прищурилась она и подняла палочку. — Ну…

— Погоди-ка, — Спайк протянул ей свою, поудобнее перехватив мохнатое тельце одной рукой. — Незачем нам вешать на тебя непростительные.

— Я слышала, чужие палочки плохо слушаются, — заколебалась Паркинсон.

— Или так, или никак, — бескомпромиссно отрезал он. — Кто-то из нас должен остаться на свободе, чтобы устроить второму побег.

— Как… предусмотрительно. Ладно, Мерлин с тобой, — они обменялись палочками.

Секунд пять Паркинсон сосредоточенно хмурилась, а потом воскликнула:

— Империо!

Паук забился, беспорядочно суча лапками, а потом затих вообще без движения.

— Ты его случаем не убила? — Спайк потыкал мохнатое пузико — никакого эффекта.

— Да не должна бы… если только ты не забыл мне чего-то рассказать о заклинании. Положи-ка милаху на пол — проверим.

— Если это его новое имя, то я отказываюсь им пользоваться, — он аккуратно опустил паука между ними и следующие несколько секунд с удивлением наблюдал, как тот отплясывал что-то невообразимое.

— Сработало, — Паркинсон аж светилась от удовольствия.

— Ага… Просто уму непостижимо. С первого раза! — Спайк с каждым словом приходил во всё большее возбуждение, вылившееся в гениальную, как ему показалось, идею. — А если наложить Империус на меня и приказать мне наложить Империус на кого-то другого? Как думаешь, Панс, сможешь?

— Ты настолько мне доверяешь? — в её голосе можно было различить лёгкое поддразнивание. — Просто даже я сама себе не настолько доверяю.

— Прекращай. На моей руке метка, ты это знаешь, но я ещё не в Азкабане.

— А если я просто выбираю удобный момент?

На столь очевидную глупость он даже отвечать не стал, только посмотрел на неё выжидательно.

Во второй раз она сделала всё намного быстрее, и Спайка вдруг поглотило удивительное ощущение, словно он воспарил в небо. Никакого беспокойства не было и в помине, только легкое, необъяснимое счастье. Блаженство окатило его волной, и это почему-то показалось ему неправильным, совершенно неестественным; точно назвать причину Спайк не сумел и попытался вспомнить.

Империус слетел с него, точно сухой листик с осенней ветки под порывом ветра.

— Чёрт! Чёрт-чёрт-чёрт! — он аж подпрыгнул на месте от избытка чувств и чуть не раздавил несчастного паука, всё ещё смирно стоявшего неподалёку. Паркинсон едва успела его спасти, в последний момент выдернув из-под ноги при помощи заклинания. — Я просто не помнил, что сопротивляться нельзя, всё само собой получилось. Мы были так близко, Панс!

— Мне вообще показалось, что оно не продержалось и доли секунды, — робко призналась та, немного ошарашенная его вспышкой.

Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, Спайк немного успокоился и начал мыслить более рационально.

— Давай ещё раз. Теперь ты знаешь, чего ожидать. Постарайся удержать хоть немного дольше или успеть отдать приказ.

— Хорошо.

Они пробовали снова и снова, но с каждым разом получалось всё хуже, а на втором десятке он вовсе перестал ощущать какое-либо воздействие и с запоздалым раскаянием уточнил:

— Ты не устала?

— Ни капельки, — покачала головой расстроенная Паркинсон. — Похоже, у тебя выработалась привычка. И всё из-за того, что у меня совершенно нет силы воли.

— Глупости, — уверил он её с ободряющей улыбкой. — Просто моя сильнее. И всё равно никому другому я бы не доверил.

— Что теперь?

— Буду тренироваться на пауках по твоему методу. Ручаюсь, у него есть потенциал.

— Может, — она ненадолго замялась, — лучше на мне? Я не испытываю удовольствия от этой перспективы, но на человеке намного проще, чем на насекомом. Между первой попыткой и всеми последующими была ощутимая разница.

— Даже не знаю… — её идея Спайку не нравилась категорически. Он не хотел больше ничего пробовать на ней, пока не убедится, что точно не навредит. — Я думаю, сейчас это слишком рискованно, может, позже. И как тебе вариант, что самый первый раз был трудным, а дальше ты уже просто знала, как нужно применять заклинание?

— Давай проверим, — искоса глянув на зажатого в ладони паука — тот отмер и принялся шевелить лапками, — Паркинсон наставила на него палочку и сделала небрежное движение. — Империо.

Спайк невольно восхитился лёгкости, с которой она это проделала. Паук вновь застыл неподвижно, а Паркинсон констатировала:

— Тяжелее, как и в первый раз. То ли оно специализированное, но без жёсткой привязки, а ограничение можно перекрыть силой, то ли мозги у вас с ним слишком различаются…

— Да всё равно, если результат один, но я не стану серьёзно тренироваться на тебе без подготовки, договорились?

— Ладно, — Паркинсон недовольно фыркнула, но всерьёз обижаться за отказ немедленно приступать к опасным экспериментам не стала и с чисто женской непосредственностью заявила:

— Как думаешь, Милаха понравится девчонкам?

— Гринграсс сразу в обморок грохнется, — развеселился Спайк, обрадовавшийся смене темы, представив себе эту картину.

— Фи, какой ты грубый и неизысканный. Лишится чувств, — она состроила трагическое лицо, достойное лучших произведений античности. — Надеюсь, не один раз.

— Так достала? — он сочувственно качнул головой.

— Мне кажется, у неё к тебе серьёзно, — вдруг сказала Паркинсон. — Ты не думал…

— Нет!

— Не думал или… — она явно не хотела оставлять малейшей неясности, и Спайк категорично заявил:

— На всё нет! Мне и не нужен никто.

— Кроме Грейнджер? — как бы между прочим уточнила Паркинсон нарочито невинным тоном.

— Это чисто деловой интерес, — тут же открестился он. — Конечно, она красивая, умная, темпераментная, хорошо дерётся и очевидно не в себе, — Спайк осёкся: какая-то девушка-мечта получалась, а не Грейнджер.

— Ах, делово-о-ой…

— Именно, — запахло местью за все его подколки насчёт Уизли. Её срочно нужно было отвлечь. — Кошак Буллстроуд сожрёт твою милаху в первый же вечер.

— Этот привереда, который отказывается лопать, если ему рыбу порежут слишком крупно? — пренебрежительно махнула рукой Паркинсон. — Или на куски не той формы?

— А если инстинкты взыграют? — не хотел сдаваться Спайк.

— Тогда у меня тоже сразу что-нибудь резко взыграет, и Буллстроуд это знает, — на полном серьёзе заявила она с таким хищным выражением лица, что бедному котейке, как и его хозяйке, можно было только посочувствовать.

— Но ты же не собираешь действительно его одомашнить? — уточнил Спайк на всякий случай, заподозрив, что Паркинсон всё-таки не шутит.

— Почему нет? Милаха такой милаха…

— Действительно, — устыдился он. Кто бы вообще говорил о странных пристрастиях. Кроме того, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы снова не требовало её империть. — Но тогда у него должно быть крутое, брутальное имя. Типа Ананси или вроде того.

— А если он девочка? — вдруг обеспокоилась она.

— Ллос? Только я не знаю, как определяется пол у пауков.

Честно говоря, Спайк очень сомневался, что самому пауку — и всем окружающим тем более — не плевать на соответствие его имени и пола.

— Я тоже, — Паркинсон задумалась. — А они вообще разнополые?

— Без понятия, — признался он. — Давай тогда подберём что-то универсальное? Как тебе Ньярлатотеп?

— Язык поломать можно, — сморщила носик Паркинсон. — Арго?

— Не выплывет. Балрог?

— Вот это точно мужское! Дисквалификация. Я и насчёт прошлого сомневалась.

— Поверь, уж тот может и так, и так. Большой затейник, — усмехнулся Спайк, и она замахала на него руками.

— Даже не хочу знать! Тау?

— Да что тебя так на Грецию тянет. А почему не Мю, Пи, Фи, Пси? Ро, наконец?

— Пифипси, точно!

— Похоже на сахарную вату или духи для девочки-подростка!

— Я и есть девочка-подросток!

— Зайдём с козырей: Тзинч.

— Похоже на бздынь, словно кто-то разбил вазу. Слиз?

— Но это же не змея.

Они увлечённо спорили о том, какое имя дать пауку — Спайк в итоге перебрал всех известных ему демонов, — но когда спохватились, что уже скоро отбой, тот всё ещё оставался Милахой.

До гостиной им пришлось фактически бежать, и вернулись они перед самым отбоем, взъерошенные и раскрасневшиеся. Неудивительно, что уже на следующий день вся школа говорила, будто отношения Паркинсон и Малфоя перешли на новый уровень.

Особую пикантность новости придавал тот факт, что в честь сего знаменательного события решивший соригинальничать кавалер преподнёс своей даме гигантского паука в качестве питомца, и сколько бы Спайк ни клялся, что никакого отношения к решению завести Милаху не имел, никто почему-то не верил.

Зато Гринграсс как-то очень резко перехотела становиться миссис Малфой.